CC BY
60
DOI 10.24411/2499-9679-2018-10036 УДК 821.161.1
А. А. Федотова
https://orcid.org/0000-0002-9629-6154
Нарративная организация повести Н. С. Лескова «Полунощники»
Статья посвящена актуальной проблеме изучения особенностей экспериментальной нарративной структуры поздней прозы Н. С. Лескова. Материалом для анализа выступает повесть «Полунощники» (1890), которая рассматривается в контексте творчества писателя в целом. Применяя современные методики текстового анализа, автор статьи исследует соотношение и функции разных типов нарраторов в повести, специфику построения повествовательных уровней, основные способы формирования нарраториальных перспектив, особенно подробно останавливается на идеологической и фразеологической точках зрения нарраторов. В статье анализируются и актуальные вопросы организации Лесковым диалога с читателем, выявляются нарративные и языковые способы активизации читательского внимания. Результатом анализа становится конкретизация представлений о своеобразии сказового нарратива у Лескова (значительное расширение функций эксплицитного наррататора, передача речи персонажей с помощью цитатного дикурса), выяснение роли «остранения» в лесковском повествовании, уточнение причин выбора писателем необычного подзаголовка повести - «пейзаж и жанр». «Полунощники» представляют собой необычный текст, в котором Лесков использует различные нарратологические приемы фактически полного «устранения» прямой нарраториальной оценки. Нарративные особенности «Полунощников» анализируются в соотнесении с проблематикой повести, что позволяет установить закономерности между спецификой повествования и стремлением Лескова на примере образа главной героини популяризовать ряд положений религиозно-нравственного учения Л. Н. Толстого, особый интерес к которому писатель проявлял, начиная с середины 1880-х гг.
Ключевые слова: Русская литература XIX в., Н. С. Лесков, Л. Н. Толстой, нарратив, сказ, «остранение», жанр.
A. A. Fedotova
The Narrative Structure of N. Leskov's Short Novel «The Night Owls»
The article is devoted to the urgent problem of studying the features of the experimental narrative structure of N. Leskov's late prose. The material for the analysis is the short novel «The Night Owls» (1890), which is considered in the context of the writer's work as a whole. Applying modern methods of the text analysis, the author of the article explores the relationship and functions of different types of narrators in the story, the specifics of the construction of narrative levels, the main ways of forming narratorial perspectives, especially dwells on the narrators' ideological and phraseological points of view. The article also analyzes the current issues of Leskov's organization of dialogue with the reader, reveals narrative and linguistic ways of activating readers' attention. The result of the analysis is concretization of the ideas about the peculiarity of Leskov's fantastic narrative (a significant extension of the functions of the explicit narrator, the transmission of the speech of the characters with the help of the quotation diction), clarifying the role of «elimination» in Leskov's narrative, and clarifying the reasons for the writer's choice of the unusual subtitle of the story -«landscape and genre». «Midnight» is an unusual text in which Leskov uses various narratological techniques to virtually completely «eliminate» direct narratorial evaluation. The narrative features of the «Midwives» are analyzed in relation to the problems of the story, which allows us to establish the patterns between the specifics of the narrative and Leskov's aspirations, using the example of the image of the main heroine, to popularize a number of the religious and moral teachings of Leo Tolstoy, a special interest to which the writer had since the middle of 1880-s.
Keywords: Russian literature of the XIX-th century, N. S. Leskov, L. N. Tolstoy, narrative, skaz, «ostranenie», genre.
Повесть Н. С. Лескова «Полунощники» (1890) относится к поздним экспериментальным произведениям писателя (о поэтике позднего Лескова см., в частности, [4]; [18]). Необычность формальной организации текста в полной мере проявляется в ее нарративной структуре. Повесть представляет собой один из примеров реализации любимого писателем приема «рассказа в рассказе», к которому он часто прибегал при работе в сказовой форме (подробнее о специфике сказа у Лескова см. [2]; [3]; [5]; [19]; [22]). Однако в «Полунощни-
ках» первая часть произведения, которая обрамляет вторичный сказовый нарратив, представлена не имплицитным повествованием недиегетического типа (что более свойственно поэтике Лескова и характеризует «Запечатленного ангела», «Очарованного странника», «Пустоплясова» и т. д.), а повествованием диегетическим: нарратор - главный герой.
В позднем творчестве Лескова Я-повествование часто выступает знаком актуализации фигуры автобиографического нарратора
© Федотова А. А., 2018
(«Юдоль», «По поводу „Крейцеровой сонаты"», «Импровизаторы», «Заячий ремиз») (об этой особенности прозы писателя см. [7]). А. Волынский относил к произведениям подобного рода и «По-лунощников», считая, что Лесков действительно посещал Кронштадт и ту «ажидацию», где собирались верующие в чудеса Ивана Кронштадтского. Между тем в «Полунощниках» не выявляется никаких признаков автобиографизма ни на содержательном, ни на формальном уровнях (совмещение двух точек зрения «Я-настоящее» и «Я-прошедшее»), точка зрения нарратора функционирует в тексте главным образом в перцептивном плане. Кажущийся непоследовательным выбор Я-повествования для почти «физиологического» описания «ажидации» обосновывается тем, что оно необходимо Лескову для формирования так называемого внутреннего нарративного фокуса: читатель «видит» только то, что находится в поле зрения нарратора-главного героя. При этом фактически не востребованными остаются ни фразеологический ракурс Я-нарратора (повествование ведется в подчеркнуто нейтральном стиле речи), ни его идеологическая позиция.
Основной функцией применения внутреннего нарративного фокуса в первых главах «Полунощ-ников» является остранение. Местом действия в тексте является Кронштадт, а точнее - гостиница для приезжающих к о. Иоанну Кронштадскому паломников. Главной характеристикой Я-повествователя, необходимой Лескову, становится тот факт, что он никогда прежде не посещал Кроншатдта. Непонимание нарратором «правил» поведения в «ажидации» неоднократно акцентируется писателем: «Мне посоветовали сделать непродолжительную прогулку с целью увидеть новые, непримелькавшиеся лица» [11, с. 117], «я не знал никаких порядков города, куда держал путь, ни нравов людей, с которыми мне там придется встретиться» [11, с. 117], «не зная, как здесь лучше вести себя, я присматривался во всем к другим» [11, с. 124]. Следствием неуверенности нарратора является его отказ от каких бы то ни было обобщающих выводов, что подчеркивается Лесковым постоянными обращениями к вводным конструкциям: «Обе они, по-видимому, благородного происхождения» [11, с. 118], «нынешний солидный возраст обеих дам, кажется, должен бы хранить их от всякого злоязычия» [11, с. 118], «я наскоро напился чаю в „беседной" <...> но, кажется, потревожил кухарку в тальме» [11, с. 124].
Остранение имеет в «Полунощниках» важную содержательную роль, в целом свойственную это-
му повествовательному приему: точка зрения незаинтересованного наблюдателя функционирует как взгляд критический. И в этом плане точка зрения первичного нарратора противопоставлена вторичному ракурсу сказового нарратора основного корпуса текста, которая даст свою, подчеркнуто оценочную, характеристику «ажидации» - но уже с позиции вовлеченного в процесс погони за «духовным лицом» персонажа.
В кажущейся произвольности отбора деталей, которые попадают в поле зрение первичного нар-ратора, есть строгая логика. Посещение «ажида-ции» описано писателем как некое ритуальное действие, этапы которого строго закреплены: «С прихода все ожидатели идут к владычице» [11, с. 118], «затем всех разводят в их номера» [11, с. 119], «прочих ключница берет и ведет в общую» [11, с. 120]. Подобная регламентация сразу же создает атмосферу искусственности ситуации, которую усиливает настойчивый акцент на внешние религиозные атрибуты и «обрядовую» сторону действий паломников («на одной из стен большой образ владычицы и рядом поменьше образ» [11, с. 119], «во всех комнатах есть образа» [11, с. 121], «некоторые из ожидателей не довольствуются огнем лампад и еще прилепливают перед номерными образами восковые свечки» [11, с. 121], «эта комната имеет <...> вид гостиной <...> и имеет большую образницу, в которой много образов» [11, с. 123], «после ранней обедни здесь ежедневно служат молебен» [11, с. 123]). Преувеличенное внимание героев к обрядовой составляющей в религии является распространенным в прозе Лескова мотивом («Запечатленный ангел», «Святительские тени», цикл Остзейских очерков) и становится одним из первых сигналов скрытой иронии писателя по отношению к описываемой ситуации.
Другой «мотив» в описании «пейзажа» повести также весьма показателен. Не давая никаких прямых оценок обитателям «ажидации», Лесков в то же время постоянно характеризует их с «экономической» стороны: «Военный просматривает какие-то записки и что-то выкладывает на маленьких счетах» [11, с. 120], «торговых приспособлений здесь никаких не видно» [11, с. 122], «„риндательша" удаляется от всяких неприятных столкновений в денежном роде» [11, с. 124], «ключница должна прибегать к разным приемам, чтобы все было заплачено» [11, с. 124]. Писатель подчеркивает, что в «ажидации» господствуют товарно-денежные отношения между людьми, и подробно описывает распределение гостей по номерам в зависимости от
их материального состояния: «"Которые первень-кие, но почище", водворяют по усмотрению в свободных номерах первого и второго этажа» [11, с. 120], «это - аристократия необыкновенного дома» [11, с. 120], «номера нижнего этажа <...> все немножечко с грязцой» [11, с. 120]. Таким образом, «остраняющий» взгляд первичного нарратора выявляет основные черты «быта» «Ажидации»: пунктуальное соблюдение религиозных обрядов и сосредоточенность на получении прибыли. Это кажущееся противоречие в повести Лескова - как и в его художественном мире в целом - оборачивается закономерностью: писатель обращается к одной из принципиальных для своего творчества антитез, подмены подлинной, внутренней духовности внешней религиозностью (об этом подробнее см. [6]; [8]; [9]; [12]; [14]; [15]; [25]).
Применение принципа остранения имеет и другие важные следствия. Необычность первой, экспозиционной, части повести определяется тем, что она выполняет не традиционную роль предварительной характеристики героев и места действия, а, наоборот, интригует читателя. Остране-ние в начальных главах повести призвано активизировать читательское восприятие. Первые главы «Полунощников» представляют собой бытописание распорядка жизни «ажидации». Между тем буквально с первого абзаца бросается в глаза важное отличие «Полунощников» от распространенных в реалистической литературе бытописательных очерков разного рода: перечисляя многочисленные детали интерьера и быта, писатель не называет главного - что же составляет предмет его описания. Даже - больше - Лесков поступает ровным счетом наоборот. Фрагмент текста, который заменяет название подробно описываемого места действия, показателен: «Учреждение это не отель и не гостиница, а оно совершенно частный дом, приспособленный сообразно вкусу и надобностям здешних посетителей, и называется он -„Ажидация"» [11, с. 117]. Определения «от противного» («не отель и не гостиница»), неопределенное упоминание о так и не названных в тексте напрямую «надобностях здешних посетителей», наконец, лесковский окказионализм «ажидация» (который, кстати, писатель первоначально намеревался вынести в заглавие повести) - каждая фраза в этом предложении не проясняет читателю, о каком, собственно, месте идет речь, а задает все новые и новые вопросы. К лексеме «ажидация» Лесков добавляет и необычное подстраничное «примечание автора»: «Слово „Ажидация" здесь употребляется в двух смыслах: а) как название
учреждения, где „ожидают", и б) как самое действие ожидания. В одном случае оно пишется с прописной буквы, а в другом - со строчной» [11, с. 117]. Это «этимологическое» пояснение замечательно тем, что оно в очередной раз подменяет второстепенными подробностями название места действия и разъяснение причин приезда в него многочисленных посетителей.
В первых главах «Полунощников» Лесков применяет и другие способы поддержания читательского интереса. Так, для характеристики обитателей «ажидации» используются различные намеки, которые не получают разъяснений в дальнейшей части повести («Друг другу они улыбались как друзья, но в глазах их, казалось, светились какие-то иные чувства, совсем не схожие с искренней дружбой. Наблюдательный человек мог подумать, что этих женщин связывает как будто какое-то взаимное опасение» [11, с. 118]), описываются «непонятные» действия персонажей без указания на их цель («военный просматривает какие-то записки и что-то выкладывает на маленьких счетах» [11, с. 120], «перед мальчиком куча вскрытых конвертов, с которых он смачивает слюнями марки и переклеивает их в тетрадь» [11, с. 120]).
Интригу поддерживают и постоянные отсылки к «чужому» слову (об этой особенности поэтики писателя см. [21]; [24]), подчеркнутые кавычками. Как это часто бывает у Лескова, «чужие» слова относятся к ограниченной сфере употребления: неологизмы, диалектизмы, просторечия. Объединяет эти лексемы то, что все они многозначны, а смысл их в тексте (во всяком случае, в его начальных главах) никак не конкретизируется: «Это сразу определяет проницательное око очень бойкой женщины, которую называют „риндательша"» [11, с. 1217], «Воин этот - человек солидного века и несомненно очень твердого характера. Прислуга дала ему прозвание „балык"» [11, с. 120], «как к ним „привалит" публика, или, как ее называют, -„толпучка"» [11, с. 118]. Атрибуция этих выражений как жаргонизмов (лексем, чье употребление ограничивается «ажидацией») вновь отсылает читателя к традиции бытописательного очерка, однако главная роль введения лексики ограниченного употребления заключается в поддержке активного восприятия читателем текста.
Во второй, основной, части повести Лесков обращается к более свойственному для его прозы приему «нейтрализации» авторских оценок - сказу. Необычность сказовой наррации в повести заключается в том, что основной ее формой высту-
пает не монолог, а диалог. «Жанр» строится как воспроизведение «подслушанных» первичным нарратором разговоров обитателей соседних номеров. Сказовая форма, свойственная основному корпусу текста, позволяет автору и дальше соблюдать «маскировку», предоставляя возможность делать необходимые выводы самому читателю.
Основная часть повести (рассказ приживалки Марьи Мартыновны о семействе купцов Степене-вых) обладает всеми характерными чертами сказового вида наррации: о событиях повествует непрофессиональная рассказчица, чья точка зрения принципиально отделена от авторской и подчеркнуто субъективна, а ее текст представляет собой имитацию неподготовленного устного рассказа, для которого свойственны любовно воспроизводимые Лесковым черты разговорного стиля речи. Между тем сказ в «Полунощниках» имеет и специфические, собственно лесковские особенности. Первая яркая черта - значительное расширение функций эксплицитного наррататора. Ориентация на слушателя является неотъемлемым признаком сказа, присутствие фигуры эксплицитного читателя в этом виде наррации также не является нововведением писателя. Роль первичного нарра-тора, который обычно является и эксплицитным, у Лескова чаще всего заключается в характеристике сказового нарратора, в связи с чем эта фигура востребована в экспозиции и развязке произведения (вспомним «Запечатленного ангела», «Очарованного странника», «На краю света»).
В «Полунощниках» ситуация принципиально иная. Функция первоначального знакомства читателя со сказовым нарратором в повести, как отмечалось выше, передана первичному нарратору и принципиально ограничена: «Они говорили тихо и так мирно и обстоятельно, что я сразу мог понять даже, как они теперь размещены в своей комнате и как друг к другу относятся» [11, с. 128]. Замечания, вопросы и пояснения слушательницы Марьи Мартыновны Аички (второго эксплицитного читателя) постоянно перебивает монолог рассказчицы. Главный результат организации нар-рации в подобной форме - взаимодействие двух ракурсов на описываемые события. Последнее вступает в противоречие с одной из важнейших особенностей сказа, с воспроизведением ограниченной точки зрения рассказчика, чей субъективный взгляд на мир никак не корректируется и должен быть опознан читателем, несмотря на всю убедительность «логики» нарратора. Постоянные разрывы в речи героини «Полунощников» создают существенное препятствие для формирования
подобного рода фигуры. И, более того, ряд реплик Аички напрямую направлен на то, чтобы дискредитировать образ рассказчицы:
«В людях жить трудно.
- Ничего, у меня характер хороший: меня все любят.
- Ну, это вы только хвалитесь.
- Нет! Правда.
- А ведь вот вы долго у Степеневых жили, а они вас за что-то выгнали.
- Извините, Аичка, меня никто и ниоткуда не выгонял.
- Ну, отпустили. Ведь это только так, для вежливости говорится, а все равно - выгон» [37, с. 136].
Лесков «помещает рассказчицу в несвойственное сказовому нарративу положение спора с эксплицитным читателем (сказ обычно ориентирует нарратора на «понимающего» слушателя). В словах Аички опровергаются притязания рассказчицы на авторитет: как идеологический («это вы только хвалитесь»), так и фразеологический («ведь это только так, для вежливости говорится»). Эксплицитный читатель - фигура, представляющая в тексте специфическую проекцию читателя реального, поэтому сомнения первого в возможности «доверия» нарратору закономерно передаются последнему. Однако ограничить роль эксплицитного читателя в сказовой части «Полу-нощников» дискредитацией нарратора нельзя. Несмотря на то, что диалог героинь полон очевидных противоречий и споров, их взгляд на мир схож, что становится видно по ходу развития сюжета повести и по мере приближению к развязке, когда споры Аички и Марьи Мартыновны оборачиваются полным согласием.
Помимо активизации роли эксплицитного читателя, второй важной чертой сказового нарратива в «Полунощниках» является передача нарратором слов других персонажей в форме цитатного дискурса (с помощью прямой, а не косвенной речи). Тем самым господствующая точка зрения нарра-тора и дополняющая ее позиция эксплицитного читателя корректируются ракурсами еще нескольких центральных персонажей повести: Клавдинь-ки, ее дяди Николая Ивановича Степенева, остающегося безымянным одного «духовного лица». Каждый из героев обладает тщательно прописанной речевой «партией», а диалоги между ними, которые поясняет сказовый нарратор, составляют значительную роль произведения.
Обе названные особенности сказа не дают господствовать в наррации единой точке зрения - точ-
ке зрения рассказчицы, что вновь вступает в противоречие с традиционной сказовой формой. Эти оо-сбенности позволяют Лескову представить позиции других героев (хотя и не в полной мере - а только через прямую речь). Последнее для писателя принципиально, так как в образе одного из персонажей рассказа Марьи Мартыновны - Клавдинь-ки - Лесков воплощает ряд основных положений нравственно-религиозного учения Толстого. Повесть «Полунощники», бесспорно, является одним из самых значительных «толстовских» художественных произведений писателя (подробнее о диалоге позднего Лескова с Толстым см. [10]; [23]). В ней писатель наиболее полно отразил практическую сторону «проповеди» «яснополянского мудреца» в том виде, в котором она сложилось к началу 1890-х гг. (о содержательных и стилистических особенностях религиозно-нравственного учения Толстого см. [16]; [17]). Клавдинька «разделяет» такие характерно толстовские убеждения, как отказ от светских развлечений, отрицание смертной казни и клятвы, осознание необходимости деятельной помощи людям, наконец, настороженное отношение к супружеской жизни (об этой стороне «Полу-нощников» см., в частности, [1]; [13]). Речь героини большей частью представляет собой аллюзии и цитаты к трактатам Толстого 1880-х годов (преимущественно «Так что же нам делать?» и «В чем моя вера?»).
В «Полунощниках» толстовский монолог растворяется в речевом изобилии, «exuberance» лес-ковского текста. Он попадает на пересечение многочисленных точек зрения, среди которых - и близкие ему (евангельский текст), и принципиально отделенные (позиции Марьи Мартыновны, одного «духовного лица»). Функция итоговой оценки принадлежит в тексте читателю, активизации которого способствуют многочисленные приемы, к которым прибегает автор. Выбранная писателем сказовая форма повествования представляет толстовский текст в двойном ракурсе: он реализуется в словах и поступках героини, а оценку получает из уст недоброжелательно настроенной по отношению к ней рассказчицы. Возможность адекватного воспроизведения толстовского слова и предопределяется теми ограничениями, которые писатель накладывает на нарратора: помимо традиционных для сказа «оговорок», которые выявляют его субъективность, Лесков расширяет функции эксплицитного читателя до собеседника рассказчицы, а также применяет цитатный дискурс для воспроизведения речи героев. Главным следствием смены организации композиции точек
зрения становится исчезновение в повести проповеднической интонации. Место всезнающего нарратора, свойственного трактатам Толстого, несмотря на их перволичную повествовательную форму, у Лескова фактически остается свободным. Основной особенностью нарративной организации «Полунощников» является стремление писателя максимально избегать авторских оценок.
Повесть «Полунощники» имеет необычный подзаголовок - «пейзаж и жанр». Почему же писатель проводит параллель с живописью для обозначения жанра произведения, насыщенного звуковыми «эффектами», большая часть которого представляет подслушанный нарратором диалог двух так и остающихся бесплотными до конца текста собеседниц? С одной стороны, подзаголовок соотносится с двухчастной композицией повести: подробное описание «ажидации» в первой главе напоминает жанр городского пейзажа, а комические похождения Марьи Мартыновны, которым посвящена остальная часть произведения, не противоречат требованиям жанровой живописи, в центре внимания которой - изображение повседневной жизни и быта.
Между тем сделанный анализ показывает, что живописная параллель может быть обоснована и с учетом повествовательной организации произведения. «Полунощники» представляют собой необычный текст, в котором Лесков использует различные нарратологические приемы фактически полного «устранения» прямой нарраториальной оценки. Повествовательный ракурс в этом случае приближается к живописному: «взгляд» (или «слух») наблюдателя фиксирует многочисленные детали (интерьера, речи, сюжета и т. д.), однако полностью отказывается от какого-либо их идеологического комментария.
Библиографический список
1. Dlugolecka-Pietrzak, М. Swiat wartosci w tworczosci N. Leskova [Текст] M. Dlugolecka-Pietrzak // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Üstav slavistiky FF MU, 2017. - S. 29-51.
2. Ingham, N. W. The Case of the Unreliable Narrator: Leskov's «White Eagle» [Текст] / N. W. Ingham // Studies in Russian literature in honor of V. Setchkarev. Slavica Publishers, 1986. - P. 153-165.
3. Kucherskaya, M. А. Journalist, Reader And Writer: Investigating Leskov's Creative Method [Текст] / M. Kucherskaya // Scando-Slavica. - Т. 62. - 2016. -№ 1. - P. 234-242.
4. Pospisil, I. Jazyk, narace, zanr a kultura v literarnich dilech N. S. Leskova [Текст] / I. Pospisil // Jazykoveda v pohybe. Bratislava: FF UK, Katedra
slovenského jazyka, Studia Academia Slovaca, 2012. -S. 17-27.
5. Sperrle, I. Ch. The Organic Worldview of Nikolai Leskov [Текст] / I. Ch. Sperrle. - Evanston, Illinois: Northwestern University Press, Studies of the Harriman Institute, 2002. - 288 p.
6. Андреева, В. Г. О национальном своеобразии русского романа второй половины XIX века [Текст] / В. Г. Андреева. - Кострома : Изд-во КГУ 2016. - 492 с.
7. Выскочков, Л. Николай Первый и его эпоха в произведениях Н. С. Лескова [Текст] // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 191-199.
8. Головко, В. М. Философская повесть Н. С. Лескова 70-х гг. [Текст] / В. М. Головко. - Ставрополь : Северо-Кавказский федеральный ун-т, 2016. - 250 с.
9. Ильинская, Т. Б. Старообрядческий брак в интерпретации Н. С. Лескова: соотношение художественного и публицистического образа [Текст] / Т. Б. Ильинская // Ярославский педагогический вестник. - 2017. - №2. - С. 308-312.
10. Ильинская, Т. Б. Художественная семантика ритуальной пищи в творчестве Н. С. Лескова (от православного поста к вегетарианству) Лескова [Текст] / Т. Б. Ильинская // Ярославский педагогический вестник. - 2016. - №3. - С. 269-275.
11. Лесков, Н. С. Собрание сочинений [Текст] : в 11 т. - Т. 9 / Н. С. Лесков. - М. : ГИХЛ, 1958. - 652 с.
12. Лукашевич, М. Исследование религиозной проблематики в творчестве Николая Лескова : вопросы методологии [Текст] // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 105-115.
13. Лукашевич, М. Христианские ценности и предубеждения в повести Николая Лескова «Полу-нощники» [Текст] / М. Лукашевич // Zlomová období ruské kultury z pohledu literatury (Karamzin, Leskov, Merezkovskij, Babel). - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 77-87.
14. Лукашевич, М. Церковная проблематика в ранней публицистике Н. С. Лескова [Текст] / М. Лукашевич // Церковь. Богословие. История : Материалы III Международной научно-богословской конференции. - Екатеринбург, 2015. - С. 335-342.
15. Лукьянчикова, Н. В. Художественное воплощение этического идеала в произведениях Н. С. Лескова о духовенстве [Текст] / Н. В. Лукьянчикова // Культура. Литература. Язык. : материалы конференции «Чтения Ушинского». - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2012. - С. 185-196.
16. Лученецкая-Бурдина, И. Ю. Евангельский текст в изложении Л. Н. Толстого [Текст] / И. Ю. Лученецкая-Бурдина // Культура. Литература. Язык. : материалы конференции «Чтения Ушинского». - Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2015. - С. 130-139.
17. Лученецкая-Бурдина, И. Ю. Трактат Л. Н. Толстого «Так что же нам делать?»: поэтика социологического дискурса [Текст] / И. Ю. Лученецкая-Бурдина // Верхневолжский филологический вестник. - 2015. - № 1. - С. 118-123.
18. Поспишил, И. Насущные вопросы лесковове-дения, Лесков в чешской среде [Текст] / И. Поспишил // Zlomová období ruské kultury z pohledu literatury (Karamzin, Leskov, Merezkovskij, Babel). -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 87-99.
19. Поспишил, И. Чешский Лесков и его моравский переводчик [Текст] / И. Поспишил // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 145-157.
20. Русские писатели о литературном труде [Текст] : в 4 т. Т. 3. А. Н. Островский, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, Н. С. Лесков, В. М. Гаршин, Г. И. Успенский, А. П. Чехов, Л. Н. Толстой, В. Г. Короленко / Русские писатели о литературном труде. -Л. : Советский писатель, 1955. - 716 с.
21. Старыгина, Н. Контекстуальная поэтика творчестве Н. С. Лескова [Текст] / Н. Старыгина // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 171-181.
22. Федотова, А. А. Эквивалентность персонажей в сказе Н. С. Лескова [Текст] / А. А. Федотова // Верхневолжский филологический вестник. - 2016. - №2. -С. 142-148.
23. Федотова, А. А. Л. Н. Толстой и Н. С. Лесков в полемике вокруг «страшного вопроса» 1891 года [Текст] / А. А. Федотова // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. -2016. - №5. - С. 135-140.
24. Червинская, О. Реминисцентная ризоматич-ность литературного письма: лесковский текст «Зимний день (пейзаж и жанр)» [Текст] / О. Червинская // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 13-29.
25. Шелаева, А. Люди и куклы Н. С. Лескова в свете мифологических представлений Платона о Боге и человеке [Текст] / А. Шелаева // Лесков и вокруг. Контексты творчества и состояние современного лескововедения. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. -S. 181-191.
Bibliograficheskij spisok
1. Dlugolecka-Pietrzak, M. Swiat wartosci w twórczosci N. Leskova [Tekst] M. Dlugolecka-Pietrzak // Leskov i vokrug. Konteksty tvorchestva i sostojanie sov-remennogo leskovovedenija. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 29-51.
2. Ingham, N. W. The Case of the Unreliable Narrator: Leskov's «White Eagle» [Tekst] / N. W. Ingham // Studies in Russian literature in honor of V. Setchkarev. Slavica Publishers, 1986. - P. 153-165.
3. Kucherskaya, M. A. Journalist, Reader And Writer:
Investigating Leskov's Creative Method [Tekst] / M. Kucherskaya // Scando-Slavica. - T. 62. - 2016. -№ 1. - P. 234-242.
4. Pospisil, I. Jazyk, narace, zanr a kultura v literarnich dilech N. S. Leskova [Tekst] / I. Pospisil // Jazykoveda v pohybe. Bratislava: FF UK, Katedra slovenskeho jazyka, Studia Academia Slovaca, 2012. - S. 17-27.
5. Sperrle, I. Ch. The Organic Worldview of Nikolai Leskov [Tekst] / I. Ch. Sperrle. - Evanston, Illinois: Northwestern University Press, Studies of the Harriman Institute, 2002. - 288 p.
6. Andreeva, V. G. O nacional'nom svoeobrazii russ-kogo romana vtoroj poloviny XIX veka [Tekst] / V. G. Andreeva. - Kostroma : Izd-vo KGU, 2016. - 492 s.
7. Vyskochkov, L. Nikolaj Pervyj i ego jepoha v pro-izvedenijah N. S. Leskova [Tekst] // Leskov i vo-krug. Konteksty tvorchestva i sostojanie sovremennogo leskovovedenija. - Brno : Ustav slavistiky FF MU, 2017. - S. 191-199.
8. Golovko, V M. Filosofskaja povest' N. S. Leskova 70-h gg. [Tekst] / V M. Golovko. - Stavropol' : Severo-Kavkazskij federal'nyj un-t, 2016. - 250 s.
9. Il'inskaja, T. B. Staroobrjadcheskij brak v interpretacii N. S. Leskova: sootnoshenie hudozhestvennogo i publicisticheskogo obraza [Tekst] / T. B. Il'inskaja // Jaroslavskij pedagogicheskij vestnik. -2017. - №2. - S. 308-312.
10. Il'inskaja, T. B. Hudozhestvennaja semantika ritual'noj pishhi v tvorchestve N. S. Leskova (ot pravoslavnogo posta k vegetarianstvu) Leskova [Tekst] / T. B. Il'inskaja // Jaroslavskij pedagogicheskij vestnik. -
2016. - №3. - S. 269-275.
11. Leskov, N. S. Sobranie sochinenij [Tekst] : v 11 t. - T. 9 / N. S. Leskov. - M. : GIHL, 1958. - 652 s.
12. Lukashevich, M. Issledovanie religioznoj prob-lematiki v tvorchestve Nikolaja Leskova : voprosy metodologii [Tekst] // Leskov i vokrug. Konteksty tvor-chestva i sostojanie sovremennogo leskovovedenija. -Brno : Ustav slavistiky FF MU, 2017. - S. 105-115.
13. Lukashevich, M. Hristianskie cennosti i predubezhdenija v povesti Nikolaja Leskova «Polunoshh-niki» [Tekst] / M. Lukashevich // Zlomova obdobi ruske kultury z pohledu literatury (Karamzin, Leskov, Merezkovskij, Babel). - Brno : Ustav slavistiky FF MU,
2017. - S. 77-87.
14. Lukashevich, M. Cerkovnaja problematika v ran-nej publicistike N. S. Leskova [Tekst] / M. Lukashevich // Cerkov'. Bogoslovie. Istorija : Materialy III Mezhdu-narodnoj nauchno-bogoslovskoj konferencii. - Ekaterinburg, 2015. - S. 335-342.
15. Luk'janchikova, N. V. Hudozhestvennoe voploshhenie jeticheskogo ideala v proizvedenijah N. S. Leskova o duhovenstve [Tekst] / N. V. Luk'janchikova // Kul'tura. Literatura. Jazyk. : mate-rialy konferencii «Chtenija Ushinskogo». - Jaroslavl' : Izd-vo JaGPU, 2012. - S. 185-196.
16. Lucheneckaja-Burdina, I. Ju. Evangel'skij tekst v izlozhenii L. N. Tolstogo [Tekst] / I. Ju. Lucheneckaja-
Burdina // Kul'tura. Literatura. Jazyk. : materialy konferencii «Chtenija Ushinskogo». - Jaroslavl' : Izd-vo JaGPU, 2015. - S. 130-139.
17. Lucheneckaja-Burdina, I. Ju. Traktat L. N. Tolstogo «Tak chto zhe nam delat'?»: pojetika socio-logicheskogo diskursa [Tekst] / I. Ju. Lucheneckaja-Burdina // Verhnevolzhskij filologicheskij vestnik. -
2015. - № 1. - S. 118-123.
18. Pospishil, I. Nasushhnye voprosy leskovovedenija, Leskov v cheshskoj srede [Tekst] / I. Pospishil // Zlo-mová období ruské kultury z pohledu literatury (Karamzin, Leskov, Merezkovskij, Babel). - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 87-99.
19. Pospishil, I. Cheshskij Leskov i ego morav-skij perevodchik [Tekst] / I. Pospishil // Leskov i vokrug. Konteksty tvorchestva i sostojanie sovremen-nogo leskovovedenija. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 145-157.
20. Russkie pisateli o literaturnom trude [Tekst] : v 4 t. T. 3. A. N. Ostrovskij, I. A. Goncharov,
F. M. Dostoevskij, N. S. Leskov, V M. Garshin,
G. I. Uspenskij, A. P. Chehov, L. N. Tolstoj, V. G. Korolen-ko / Russkie pisateli o literaturnom trude. -L. : Sovetskij pisatel', 1955. - 716 s.
21. Starygina, N. Kontekstual'naja pojetika tvorchestve N. S. Leskova [Tekst] / N. Starygina // Leskov i vokrug. Konteksty tvorchestva i sostojanie sovre-mennogo leskovovedenija. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 171-181.
22. Fedotova, A. A. Jekvivalentnost' personazhej v skaze N. S. Leskova [Tekst] / A. A. Fedotova // Verh-nevolzhskij filologicheskij vestnik. - 2016. - №2. -S. 142-148.
23. Fedotova, A. A. L. N. Tolstoj i N. S. Leskov v polemike vokrug «strashnogo voprosa» 1891 goda [Tekst] / A. A. Fedotova // Vestnik Kostromskogo go-sudarstvennogo universiteta im. N. A. Nekrasova. -
2016. - № 5. - S. 135-140.
24. Chervinskaja, O. Reminiscentnaja rizomatichnost' literaturnogo pis'ma: leskovskij tekst «Zimnij den' (pejzazh i zhanr)» [Tekst] / O. Chervinskaja // Leskov i vokrug. Konteksty tvorchestva i sostojanie sovremennogo leskovovedenija. -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 13-29.
25. Shelaeva, A. Ljudi i kukly N. S. Leskova v svete mifologicheskih predstavlenij Platona o Boge i cheloveke [Tekst] / A. Shelaeva // Leskov i vokrug. Konteksty tvorchestva i sostojanie sovremennogo leskovovedenija. -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 181-191.
Reference List
1. Dlugolecka-Pietrzak M. Swiat wartogci w twór-czosci N. Leskova M. Dlugolecka-Pietrzak // Leskov and around. Contexts of creativity and condition of a modern study on Leskov. - Brno : Ústav slavistiky FF MU,
2017. - S. 29-51.
2. Ingham N. W. The Case of the Unreliable Narrator: Leskov's «White Eagle» / N. W. Ingham // Studies in Rus-
sian literature in honor of V Setchkarev. Slavica Publishers, 1986. - P. 153-165.
3. Kucherskaya M. A. Journalist, Reader and Writer: Investigating Leskov's Creative Method / M. Kucherskaya // Scando-Slavica. - V. 62. - 2016. - № 1. - P. 234-242.
4. Pospísil, I. Jazyk, narace, zánr a kultura v literárních dílech N. S. Leskov / I. Pospísil // Jazykoveda v pohybe. Bratislava: FF UK, Katedra slovenského jazyka, Studia Academia Slovaca, 2012. - S. 17-27.
5. Sperrle I. Ch. The Organic Worldview of Nikolai Leskov / I. Ch. Sperrle. - Evanston, Illinois: Northwestern University Press, Studies of the Harriman Institute, 2002. - 288 p.
6. Andreeva V. G. On national originality of the Russian novel of the second half of the 19th century / V. G. Andreeva. - Kostroma: KSU Publishing House, 2016. - 492 pages.
7. Vyskochkov L. Nikolay the First and his era in N. S. Leskov's works // Leskov and around. Contexts of creativity and condition of a modern study on Leskov. -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 191-199.
8. Golovko V M. Philosophical story by N. S. Leskov of the 70-s / V M. Golovko. - Stavropol : North Caucasian Federal University, 2016. - 250 pages.
9. Ilyinskaya T. B. Old Belief marriage in N. S. Leskov's interpretation: ratio of an artistic and publicis-tic image / T. B. Ilyinskaya // Yaroslavl Pedagogical Bulletin. - 2017. - No. 2. - Page 308-312.
10. Ilyinskaya T. B. Art semantics of ritual food in N. S. Leskov's creativity (from an orthodox lent to vegetarianism) / T. B. Ilyinskaya // Yaroslavl Pedagogical Bulletin. - 2016. - No. 3. - Page 269-275.
11. Leskov N. S. Complete works : in 11 v. -V 9 / N. S. Leskov. - M. : GIHL, 1958. - 652 pages.
12. Lukashevich M. Research of a religious perspective in Nikolay Leskov's creativity: questions of methodology // Leskov and around. Contexts of creativity and condition of a modern study of Leskov. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 105-115.
13. Lukashevich M. Christian values and prejudices in the story by Nikolay Leskov «Polunoshchniki» / M. Lukashevich // Zlomová období ruské kultury z pohledu literatury (Karamzin, Leskov, Merechkovskij, Babel). -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 77-87.
14. Lukashevich M. A church perspective in early journalism of N. S. Leskov / M. Lukashevich // Church. Divinity. History: Materials of the III International scientific and theological conference. - Ekaterinburg, 2015. -Page 335-342.
15. Lukyanchikova N. V. Artistic realization of an ethical ideal in works by N. S. Leskov about clergy / N. V. Lukyanchikova // Culture. Literature. Language. :
materials of Ushinsky's Readings conference. - Yaroslavl : YSPU Publishing House, 2012. - Page 185-196.
16. Luchenetskaya-Burdina I. Yu. The evangelical text in L. N. Tolstoy's interpretation / I. Yu. Luchenetskaya-Burdina // Culture. Literature. Language.: materials of Ushinsky's Readings conference. - Yaroslavl : YSPU Publishing House, 2015. - Page 130-139.
17. Luchenetskaya-Burdina I. Yu. L. N. Tolstoy's Traktate «So what should we do?» : poetics of a sociological discourse / I. Yu. Luchenetskaya-Burdina // Verkhnevolzhsky Philological Bulletin. - 2015. - No. 1. - Page 118-123.
18. Pospeshil I. The vital issues of study on Leskov, Leskov in the Czech environment / I. Pospishil // Zlomo-vá období ruské kultury z pohledu literatury (Karamzin, Leskov, Merechkovskij, Babel). - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 87-99.
19. Pospeshil I. Chekhov Leskov and his Moravian translator / I. Pospishil // Leskov and around. Contexts of creativity and condition of a modern study on Leskov. -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 145-157.
20. The Russian writers about literary work : in 4 v. V. 3. A. N. Ostrovsky, I. A. Goncharov, F. M. Dostoevsky, N. S. Leskov, V M. Garshin, G I. Uspensky, A. P. Chekhov, L. N. Tolstoy, V G Korolenko / Russians writers about literary work. - L. : Sovetsky Pisatel, 1955. - 716 pages.
21. Starygina N. Contextual poetics creativity of N. S. Leskov / N. Starygina // Leskov and around. Contexts of creativity and condition of a modern study on Leskov. -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 171-181.
22. Fedotova A. A. Equivalence of characters in N. S. Leskov's narration / A. A. Fedotov // Verkhnevolzhsky Philological Bulletin. - 2016. - No. 2. - Page 142-148.
23. Fedotova A. A. L. N. Tolstoy and N. S. Leskov in polemic around «a terrible question» of 1891 / A. A. Fedotova // the Bulletin of Kostroma State University named after N. A. Nekrasov. - 2016. - No. 5. - Page 135140.
24. Chervinskaya O. Reminiscential risomania of the literary letter: Leskov's text «Winter day (landscape and genre)» / O. Chervinskaya // Leskov and around. Contexts of creativity and condition of a modern study on Leskov. -Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 13-29.
25. Shelaeva A. People and N. S. Leskov's dolls in the light of mythological ideas of Platon about God and the person / A. Shelaeva // Leskov and around. Contexts of creativity and condition of a modern study on Leskov. - Brno : Ústav slavistiky FF MU, 2017. - S. 181191.
Дата поступления статьи в редакцию: 20.02.2018 Дата принятия статьи к печати: 16.05.2018
