CC BY
5DOI 10.47643/1815-1329_2023_11 _250 УДК 340.132.
ЮРИДИЧЕСКАЯ ТЕХНИКА В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ: НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТОЛКОВАНИЯ И РЕАЛИЗАЦИИ LEGAL TECHNIQUE IN CRIMINAL LAW: SOME PROBLEMS OF INTERPRETATION AND IMPLEMENTATION
БОЛДЫРЕВ Сергей Николаевич,
кандидат юридических наук, доцент, начальник кафедры теории государства и права ФГКОУ ВО «Ростовский юридический институт МВД России». 344015, Россия, Ростовская область, г. Ростов-на-Дону, ул. Еременко, д. 83. E-mail: bsn510@mail.ru;
Boldyrev Sergey Nikolaevich,
candidate of law, associate Professor, Chief chair theory and history state and law Rostov Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 83 Eremenko str., Rostov-on-Don, Rostov region, 344015, Russia. E-mail: bsn510@mail.ru
Краткая аннотация: Правильная квалификация преступлений всегда требует использования чётко отработанной терминологии, чтобы она была понятна и наиболее ёмко отражала понятие излагаемого содержания. Также необходимо применение внешних формальных атрибутов, таких официальных реквизитов, как организация структурного характера. В статье отмечается, что такие правила отличаются от правил оформления нормативного акта тем, что они включают в себя определённые процедуры подготовки, оформления не содержимого документа, и его введения в действие.
Abstract: The correct qualification of crimes always requires the use of well-developed terminology so that it is understandable and most succinctly reflects the concept of the content being presented. It is also necessary to use external formal attributes, such official details as the organization of a structural nature. The article notes that such rules differ from the rules for the registration of a regulatory act in that they include certain procedures for the preparation, registration, not the contents of the document, and its entry into force.
Ключевые слова: преступление, толкование права, право, фикция, юридическая техника, норма права, принципы права, правовое регулирование, нормативность права.
Keywords: crime, interpretation of law, law, fiction, legal technique, rule of law, principles of law, legal regulation, normativity of law.
Для цитирования: Болдырев С.Н. Юридическая техника в уголовном праве: некоторые проблемы толкования и реализации // Аграрное и земельное право. 2023. № 11(227). С. 250-252. http://doi.org/10.47643/1815-1329_2023_11_250.
For citation: Boldyrev S.N. Legal technique in criminal law: some problems of interpretation and implementation // Agrarian and Land Law. 2023. No. 11(227). pp. 250-252. http://doi.org/10.47643/1815-1329_2023_11_250.
Статья поступила в редакцию: 26.10.2023
Правильная квалификация преступлений подразумевает различие законодательных и правоприменительных фикций в уголовном
праве.
Под законодательной фикцией следует понимать законодательный прием, в результате которого возникает правовая норма, которая создает заведомо условную, не соответствующую действительности, пропозицию (законодательную формулу).
Правоприменительные фикции имеют иную правовую природу, так как связаны с квалификацией преступлений. Правоприменительная фикция имеет место в случае квалификации оконченных преступлений в качестве неоконченных криминальных актов с отягчающими признаками, которые охватывались умыслом виновного лица. Такого рода фикции дают возможность правоприменителю по своему усмотрению либо расширять реальность, квалифицируя содеянное по правилам совокупности преступлений, либо ее сужать, квалифицируя оконченное убийство в качестве покушения. Такого рода фикции зачастую противоречат фактическим обстоятельствам дела, фигурирующим в следственных и судебных документах. Тем самым правоприменительные фикции отчуждают закон от прав и правомерных интересов потерпевших и их законных представителей. Фикции как таковые создают искусственную правовую среду и не в полной мере соответствуют такой цели наказания, как восстановление социальной справедливости.
К примеру, много вопросов и определенные затруднения вызывает квалификация посягательств на жизнь женщины, при наличии ошибки в состоянии ее беременности, которые, несмотря на старания ученых, до настоящего времени не преодолены. В юридической литературе предлагается четыре варианта квалификации действий лица, причинившего смерть потерпевшей и ошибочно полагавшего, что она находится в состоянии беременности:
1) ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ; 2) ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 или ч. 2 ст. 105 УК РФ; 3) п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ [3]; 4) ч. 1 ст. 105 УК РФ [1].
Рассмотрим каждый вариант доктринальной квалификации.
Первый вариант: содеянное квалифицируется как покушение на квалифицированное убийство по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ. С помощью данной фикции делается попытка связать юридический факт (совершение убийства) с юридическим вымыслом (признание содеянного покушением). Между тем любое покушение предполагает сохранность жизни, даже при наличии тяжкого вреда здоровью. Предложенный вариант квалификации противоречит реальным фактам и признает существующим покушение, которое в действительности отсутствует.
Обращает на себя внимание реакция родственников потерпевшей, когда при оглашении приговора суд в соответствии с фиктивным
Уголовно-правовые науки
подходом должен констатировать, что совершено покушение на убийство беременной женщины. Такое решение носители обыденного правосознания воспринимают как констатацию сохранности жизни потерпевшей, в то время как в действительности потерпевшей причинена смерть. К тому же, отрицательное восприятие у близких потерпевшей вызывает публичное оглашение приговора, в соответствии с которым потерпевшая признается беременной, не являясь фактически таковой.
Второй вариант: действия виновного квалифицируются по правилам совокупности преступлений по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 ст. 105 УК РФ. Такой вариант квалификации свидетельствует о наличии двух потерпевших: беременной женщины, на жизнь которой совершено покушение, и другой женщины, которой причинена смерть. При этом в качестве одной из потерпевших возникает некое виртуальное, фиктивное лицо. На наш взгляд, данную совокупность следует считать фиктивной совокупностью преступлений, в основе которой лежит двойная или сложная фикция. С помощью этой фикции сторонники рассмотренного подхода пытаются связать в единое целое направленность умысла и фактические последствия. Однако такая квалификация Президиумом Верховного Суда РФ признана необоснованной [4].
Третий вариант: лицо признается виновным в совершении убийства с отягчающим признаком по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Такого рода квалификация отрывает уголовно-правовую оценку содеянного от фактических обстоятельств. Квалификация смерти потерпевшей по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ при наличии ошибки в ее биологических свойствах подпадает под признаки убийства с отягчающими обстоятельствами формально, а не по существу. Искусственное использование отягчающего признака ради того, чтобы учесть направленность умысла на совершение убийства беременной женщины, не решает правовую ситуацию, а только запутывает ее. Фиктивность применения данной нормы состоит в том, что правоприменителю предлагается признать существующим отсутствующее отягчающее обстоятельство - наличие беременности у потерпевшей. Такое предложение создает ситуацию, которая воплощает в себе несоответствие между фактическими обстоятельствами и их юридическим выражением.
Четвертый вариант: лицу вменяется в вину простое убийство по ч. 1 ст. 105 УК РФ. В таком подходе фикционизм правоприменения сведен к минимуму. Применение данной нормы носителями массового правосознания воспринимается как более точное, так как в наибольшей степени соответствует фактическим обстоятельствам дела. Вполне закономерно, что Президиум Верховного Суда РФ в подобной ситуации переквалифицировал действие виновного с ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 ст. 105 УК РФ на ч. 1 ст. 105 УК РФ и аргументировал свою позицию тем, что виновный полностью реализовал свой умысел на лишение жизни потерпевшей.
Вышеприведенный спектр доктринальных взглядов показывает, что одни исследователи актуализируют направленность и содержание умысла и предлагают квалифицировать содеянное как покушение на убийство с отягчающим признаком либо как оконченное квалифицированное убийство.
Такой подход в квалификационной записи отражает заблуждение виновного в свойствах потерпевшей как заведомое знание о наличии беременности. Вместе с тем эта заведомость имеет весьма неоднозначный характер. При установлении признака заведомости возникают вопросы: заведомое знание о беременности следует из внешних признаков женщины, сообщения самой потерпевшей или других лиц либо заключения специалиста? Причем потерпевшая, сообщая о своем состоянии, может либо намерена ввести окружающих в заблуждение.
Несмотря на существенные расхождения во взглядах ученых, Верховный Суд РФ не предпринял мер для решения данной проблемы. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» от 27 января 1999 г. не содержится никаких рекомендаций по применению п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Однако в последующем в Обзоре судебной практики за II квартал 2004 г. Президиум Верховного Суда РФ признал, что одни и те же действия виновного необоснованно квалифицированы по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 ст. 105 УК РФ, и мотивировал тем, что квалификация действий виновного как покушения является излишней [5].
Для того чтобы дать правильную квалификацию преступлений, необходимо различать законодательные и правоприменительные фикции в уголовном праве.
Под законодательной фикцией следует понимать законодательный прием, в результате которого возникает правовая норма, которая создает заведомо условную, не соответствующую действительности, пропозицию (законодательную формулу). Например, создание организованного преступного сообщества, банды законодатель признает оконченными преступлениями, которые, по существу, являются приготовительными действиями, направленными на совершение последующих преступлений. Законодательные фикции вполне оправданны, их наличие в уголовном законе необходимо, так как они усиливают предупредительный потенциал уголовно-правовых норм.
Правоприменительные фикции имеют иную правовую природу, так как связаны с квалификацией преступлений. Правоприменительная фикция имеет место в случае квалификации оконченных преступлений в качестве неоконченных криминальных актов с отягчающими признаками, которые охватывались умыслом виновного лица. Такого рода фикции дают возможность правоприменителю по своему усмотрению либо расширять реальность, квалифицируя содеянное по правилам совокупности преступлений, либо ее сужать, квалифицируя оконченное убийство в качестве покушения. Такого рода фикции зачастую противоречат фактическим обстоятельствам дела, фигурирующим в следственных и судебных документах. Тем самым правоприменительные фикции отчуждают закон от прав и правомерных интересов потерпевших и их законных представителей. Фикции как таковые создают искусственную правовую среду и не в полной мере соответствуют такой цели наказания, как восстановление социальной справедливости.
Позиция ученых, предложивших квалификацию содеянного по ч. 1 ст. 105 УК РФ, поддержанная Президиумом Верховного Суда РФ, наиболее адекватно отражает фактические обстоятельства дела и тем самым не противопоставляет применение уголовно-правовых норм здравому смыслу.
Применение рассмотренных фикций, несмотря на их внутреннюю противоречивость, обусловлено тем, что исследователи актуализируют в виде отягчающего обстоятельства убийства содержание и направленность умысла и тем самым пытаются зафиксировать в квалификационной записи заблуждение виновного в свойствах потерпевшей как заведомое знание о наличии беременности. Причем потерпевшая, сообщая о своем состоянии, может ошибаться. Тем не менее, псевдобеременность в таких случаях ложится в основу квалификации содеянного в качестве квалифицированного убийства.
Вместе с тем в большинстве случаев главным для виновного является стремление не столько убить беременную, сколько конкретную женщину, т.е. женщину как таковую. В таких случаях субъект убивает женщину не по признаку беременности, а в силу умысла лишить жизни другого человека. В связи с изложенным представляется необходимым исключить признак заведомости из п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Это позволит квалифицировать посягательство на жизнь женщины как с прямым, так и с косвенным умыслом. Прямой умысел будет иметь место при отсутствии ошибки в свойствах потерпевшей, косвенный при наличии ошибки. При этом учитываются две ситуации, связанные с ошибками в свойствах потерпевшей: первая - субъект, ошибочно полагавший, что потерпевшая беременна, убивает небеременную; вторая - субъект, полагавший, что потерпевшая не беременна, причиняет смерть беременной.
В первом случае действия виновного надлежит квалифицировать по ч. 1 ст. 105 УК РФ, во втором - по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Косвенный умысел при посягательстве на жизнь женщины при наличии ошибки может выражаться в сознательном допущении наличия беременности в силу биологической природы женщины, а в случае игнорирования состояния беременности косвенный умысел заключается в безразличном отношении к возможному наличию беременности. Признание возможности посягательства с косвенным умыслом позволит обеспечить однородность квалификации при ошибке в свойствах потерпевшей и адекватно отразить фактические обстоятельства посредством закона [7].
При этом основной причиной возможности подобного усматривается несовершенство юридической фикции вины, не отражающей мотивы и цели преступного поведения, что закрывает конструктивные пути и направления развития науки, законодательства и правоприменительной практики в рассматриваемой сфере. Совершенно прав Ч.С. Пирс, указывающий на то, что многие полагают, что в настоящее время универсум уже получил описание во всех своих основных чертах [6].
Проведенные исследования показывают, что рост преступлений и злоупотреблений в уголовно-правовой сфере взаимосвязаны, и основная причина усматривается в исторически сложившихся формах умысла и неосторожности, закрепляющих конструктивно не определенную юридическую и несовершенную юридическую фикцию виновного отношения субъекта к преступным последствиям, не ориентированную на преступные мотивы и цели. При этом неосторожные формы виновности, лишенные признака осознания (а у небрежности - и признака предвидения) возможности наступления общественно опасных последствий и игнорирующие причинно-следственную связь между поведением субъекта по причине их неосознания лицом и наступившим преступным вредом, следует признать криминологически не обусловленными, подлежащими исключению из уголовного законодательства. В пользу данного утверждения свидетельствуют и цели наказания.
Правоприменительные фикции имеют иную правовую природу, так как связаны с квалификацией преступлений. Правоприменительная фикция имеет место в случае квалификации оконченных преступлений в качестве неоконченных криминальных актов с отягчающими признаками, которые охватывались умыслом виновного лица. Такого рода фикции дают возможность правоприменителю по своему усмотрению либо расширять реальность, квалифицируя содеянное по правилам совокупности преступлений, либо ее сужать, квалифицируя оконченное убийство в качестве покушения. Такого рода фикции зачастую противоречат фактическим обстоятельствам дела, фигурирующим в следственных и судебных документах. Тем самым правоприменительные фикции отчуждают закон от прав и правомерных интересов потерпевших и их законных представителей. Фикции как таковые создают искусственную правовую среду и не в полной мере соответствуют такой цели наказания, как восстановление социальной справедливости.
Библиография:
1. Аббасов А., Гусев В. Освобождение от наказания по болезни: обратной дороги нет // Законность. 2008. № 12.
2. Андреева Л.А. Квалификация убийств, совершенных при отягчающих обстоятельствах. СПб., 1998. С. 15.
3. Бородин С.В. Преступления против жизни. СПб., 2003. С. 137-138; Комментарий к УК РФ / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой. М., 1998. С. 232.
4. Попов А.Н. Убийства при отягчающих обстоятельствах. СПб., 2003. С. 344-345; Наумов А.В. Практика применения Уголовного кодекса РФ: Комментарий судебной практики и доктринальное толкование. М., 2005. С. 217-218; Комментарий к УК РФ / Под ред. В.М. Лебедева. М., 2005.
5. Постановление Президиума ВС РФ № 361 п04пр по делу Кайсина // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. № 1. С. 21.
6. Пирс Ч.С. Принципы философии. СПб., 2001. Т. 1. С. 101.
7. Ситникова А.И. Правоприменительные фикции при ошибке в свойствах потерпевшей // Юридический мир. 2007. № 4.
References:
1. Abbasov A., Gusev V. Exemption from punishment due to illness: there is no turning back // Legality. 2008. No. 12.
2. Andreeva L.A. Qualification of murders committed under aggravating circumstances. St. Petersburg, 1998. p. 15.
3. Borodin S.V. Crimes against life. St. Petersburg, 2003. pp. 137-138; Commentary to the Criminal Code of the Russian Federation / Edited by N.F. Kuznetsova. M.,
1998. p. 232.
4. Popov A.N. Aggravated murders. St. Petersburg, 2003. pp. 344-345; Naumov A.V. The practice of applying the Criminal Code of the Russian Federation: a commentary on judicial practice and doctrinal interpretation. M., 2005. pp. 217-218; Commentary on the Criminal Code of the Russian Federation / Edited by V.M. Lebedev. M., 2005.
5 Resolution of the Presidium of the Supreme Court of the Russian Federation No. 361 p04pr on the Kaisin case // Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation. 2005. No. 1. p. 21.
6. Pierce C.S. Principles of philosophy. St. Petersburg., 2001. Vol. 1. P. 101.
7. Sitnikova A.I. Law enforcement fictions in case of error in the properties of the victim // Legal world. 2007. No. 4.
