CC BY
173
Раздел 1. Методология правоохранительной деятельности
ЛИПИНСКИЙ Д.А., LIPINSKY D.A.,
доктор юридических наук, профессор, Doctor of Legal Sciences, professor,
[email protected] [email protected]
Департамент магистратуры; Graduate Department;
Тольяттинский государственный Tolyatti State University,
университет, Belorusskaya St. 14, Tolyatti, 445020,
445020, г. Тольятти, ул. Белорусская, 14 Russian Federation
ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ КАК ПАРНЫЕ ЮРИДИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ*
Аннотация. В статье исследуются смежные с юридической безответственностью понятия: «правовая аномия», «правовой нигилизм» и «правонарушение». Определяются их общие и отличительные характеристики с целью выявления места юридической безответственности в системе смежных правовых понятий. Рассматриваются различные проявления юридической безответственности, делаются выводы о ее признаках в сравнении с характеристиками юридической ответственности как целостного правового явления, включающего позитивный и негативный аспекты реализации. По мнению автора, юридическая безответственность на институциональном уровне — это состояние отсутствия либо декларативности норм юридической ответственности или иное несовершенство законодательства, исключающее возможность привлечения к юридической ответственности и ее реализацию, а на уровне реализации норм права — состояние общественных отношений, характеризующееся совершением правонарушений, уходом правонарушителя от ответственности, назначением юридического наказания, которое не соответствует характеру и степени общественной опасности правонарушения и личности виновного. Юридическая безответственность связана с такими явлениями, как правонарушение, правовой нигилизм, правовой идеализм, правовая аномия, но не тождественна им. Отсутствие эффективного функционирования правоприменительного процесса может приводить к фактической юридической безответственности правонарушителя. В связи с этим необходимо различать формальную юридическую ответственность и фактическую юридическую безответственность.
Ключевые слова: юридическая ответственность; юридическая безответственность; правонарушение; правомерное поведение; правовая аномия; правовой нигилизм; позитивная юридическая ответственность; негативная юридическая ответственность; нормативность; парность категорий.
LEGAL LIABILITY AND IRRESPONSIBILITY AS PAIRED LEGAL CATEGORIES**
Annotation. The article examines the concepts related to legal irresponsibility: "legal anomie", "legal nihilism" and "offence". The author defines their common and distinctive characteristics in order to identify the place of legal irresponsibility in the system of the related legal concepts. Various manifestations of legal irresponsibility are considered. The conclusions about its features in comparison with the characteristics of legal liability as a holistic legal phenomenon, including the positive and negative aspects of implementation, are made. According to the author's opinion, legal irresponsibility at the institutional level is the lack or declarative character of the norms of legal responsibility or other imperfection of the legislation, that excludes the possibility of bringing to legal responsibility and its implementation. Legal irresponsibility at the level of implementation of the rules of law is the state of public relations, characterized by the commission of offences, avoiding the liability by the offender, the appointment of legal punishment that does not correspond to the nature and degree of social danger of the offence and the personality of the offender. Legal irresponsibility is connected with such phenomena as an offence, legal nihilism, legal idealism, legal anomie, but is not identical to them. The lack of effective law enforcement can lead to actual legal irresponsibility of the offender. In this regard, it is necessary to distinguish between formal legal liability and actual legal irresponsibility.
* Статья подготовлена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), проект N 19-011-00083 А «Юридическая ответственность в механизме обеспечения национальной безопасности».
** The article was supported by the Russian Fundamental Research Fund (RFRF), project No. 19-01100083 A "Legal Liability in the Mechanism of Ensuring National Security".
Keywords: legal liability; legal irresponsibility; offence; lawful behavior; legal anomie; legal nihilism; positive legal liability; negative legal liability; normativity; paired categories.
Прежде чем приступить к исследованию юридической ответственности и безответственности как парных юридических категорий, необходимо разрешить ряд методологически важных вопросов. Во-первых, определить понятия юридической ответственности и безответственности. Во-вторых, проанализировать методологию и алгоритм исследования парных юридических категорий. Кроме того, в самом процессе познания юридической ответственности и безответственности будут дополняться и признаки данных явлений, так как методология парности позволяет глубже вникнуть в сущность исследуемого объекта.
Следует отметить, что проблема понятия юридической ответственности длительное время находится под пристальным вниманием ученых-юристов, но, несмотря на более чем полувековую дискуссию о ней, до настоящего времени не выработано общепризнанное определение данного понятия, нет единства во мнениях и о количестве признаков, формах реализации, наличии или отсутствии позитивного аспекта юридической ответственности. Да и практически любая фундаментальная проблема, связанная с юридической ответственностью, вызывает оживленные дискуссии (в частности, ее основания, цели, принципы, соотношение со смежными правовыми категориями и другие).
Подчеркнем, что сам предмет исследования вполне ясно и недвусмысленно очерчен в названии статьи, а относительно понятия юридической ответственности нами неоднократно высказывалась собственная позиция (Липинский Д.А., 2004; Липинский Д.А., Мусаткина А.А., 2017). В связи с этим многие дискуссионные положения будем использовать как должное, развивая дальше наши воззрения и отвечая на критику о том, что «в исследовании позитивной юридической ответственности ученые не ушли дальше дискуссий о ее понятии».
Однако считаем необходимым отметить ряд важных положений, которые ранее нами были уже разработаны. Во-первых, юридическая ответственность едина, нормативна, институциональна и обла-
дает различными формами (аспектами) реализации - позитивным и негативным. Во-вторых, она основывается на государственном убеждении, принуждении и поощрении, а основанием ее реализации выступает правовое поведение. В-третьих, ее характеристиками являются формальная определенность, четкость, детализирован-ность, а также общеобязательность. Последствиями реализации ответственности являются поощрение, одобрение или наказание [1, с. 47]. Перечисленные признаки характеризуют юридическую ответственность как целостное правовое явление, а те признаки, которые свойственны исключительно той или иной форме (аспекту) ее реализации, будут раскрыты позже при сопоставлении с характеристиками юридической безответственности.
Если проблемам юридической ответственности посвящена обширная общетеоретическая и отраслевая литература, то относительно самого понятия «юридическая безответственность» исследователи находятся еще только на начальном этапе его осмысления. Среди наиболее значимых работ следует назвать монографию А.С. Бондарева [2], а также ряд научных статей [3; 4; 5; 6; 7; 8; 9]. В других работах термин «безответственность» употребляется в контексте характеристики монархической формы правления (Алексеев А.С., 1907) либо в аспекте отсутствия привлечения субъекта к юридической ответственности, без раскрытия самих признаков юридической безответственности. В отличие от юриспруденции в других отраслях научного знания проблема безответственности находится под пристальным вниманием ученых. Так, ее исследуют в философии, социологии, политологии, психологии, этике [10; 11]. Анализ работ показывает, что безответственность определяют с позиции внутреннего отношения субъектов к существующим нормативным предписаниям, их неприятия или безразличного и попустительского к ним отношения. При этом четкого ответа на вопрос о том, что же представляет собой безответственность как социальная и философская категория, в указанных работах не содержится.
В аспекте исследования безответственности интересно понятие «аномия», введенное в научный оборот известным социологом Э. Дюркгеймом и определяемое им как безнормативность. В самом простом виде аномия - это социальное состояние, характеризующееся ослаблением или распадом норм (Дюркгейм Э, 1991). Воззрения Э. Дюркгейма интересны также тем, что аномия исследовалась как с внешней, так и с внутренней стороны. С внутренней стороны она рассматривалась как отношение индивидов к социальным нормам, а с внешней - как отсутствие закона, то есть эталонов и стандартов для сопоставления собственного поведения.
В дальнейшем теория аномии была развита в работах Р. Мертона, которым было введено понятие девиантного (отклоняющегося) поведения. В понятие аномии им включались: расплывчатость, неустойчивость нормативных требований; слабое воздействие, исходящее от социальных норм; полное или частичное отсутствие нормативного регулирования (Мертон Р., 2006). Между тем понятие аномии не тождественно юридической безответственности по ряду оснований. Во-первых, оно раскрывает только одну из ее сторон, отмечая слабость или недостаточность нормативного регулирования. При этом нормативность рассматривается с широких позиций, она представлена совокупностью всех разновидностей социальных норм, а также с учетом того, что сами общественные отношения нормативны. Во-вторых, под аномией, как правило, понимается не единичное явление, а массовые процессы, характеризующие особое состояние общества в переходный для него период.
Еще в дореволюционной литературе понятие безответственности употреблялось в противовес ответственности и означало отсутствие нормативных оснований юридической ответственности монарха. Так, А.С. Алексеев пишет: «Безответственность монарха вытекает из его суверенитета, который понимается в смысле полноты и неограниченности власти» (Алексеев А.С., 1907). Однако «правонарушитель не перестает быть таковым, если он не привлекается к ответственности; пятно, которое кладет на человека совершенное им беззаконие, не смывается тем, что это беззаконие
остается без возмездия» (Алексеев А.С., 1907). В своем выводе ученый фактически заложил развитое позже в трудах советских юристов положение о возникновении правоотношений юридической ответственности с момента совершения правонарушения, но суть заключается в том, что уже в дореволюционной литературе безответственность противопоставлялась юридической ответственности, хотя о парности категорий речи в тот период развития юридической науки как таковая не было.
Обратимся к анализу немногочисленных исследований, посвященных юридической безответственности. А.С. Бондарев указывает, что «антиподом юридической ответственности является безответственность субъектов права, выражающаяся вовне в неправомерном поведении (правонарушениях). Внутренний "психологический" аспект юридической безответственности субъектов права выражается в незнании либо в недостаточном осознании ими ценности правовых требований, установленных обязывающими и запрещающими нормами права, пренебрежении к ним, а то и в прямой отрицательной правовой установке и волевом направлении своего поведения в противоправное русло» [2, с. 15]. Далее он рассматривает безответственность как правовую антикультуру субъектов общественных отношений, которая обладает двумя сторонами. «Видимая сторона правовой антикультуры -это неправомерное поведение субъектов права, а невидимая ее сторона находится внутри правосознания последних в форме несформированных правовых знаний, правовых предубеждений, мотивирующих и направляющих их неправомерную деятельность» [2, с. 90].
По мнению М.М. Бринчук, «...безответственность имеет очевидные признаки, характеристики, носит юридический характер. Следовательно, об этом феномене можно говорить как о юридической безответственности, являющейся, в частности, обратной стороной юридической ответственности» [6, с. 57]. В своей статье автор не раскрывает признаки безответственности, но из его суждений следует, что она сводится к неисполнению обязанностей и к латентным правонарушениям [6]. В.Н. Бор-ков феномен безответственности видит в
либерализации самой ответственности за экономические правонарушения и уходе от нее коррупционеров [7]. С.Б. Поляков связывает феномен безответственности с отсутствием санкций или механизма их реализации [9, с. 37].
А.В. Маркин полагает, что негативная юридическая ответственность тождественна безответственности [5, с. 82]. В другой работе он отмечает, что «юридическая безответственность - это неправомерное уклонение или правомерное освобождение совершившего правонарушение субъекта от применения к нему мер юридической ответственности» [12, с. 101]. Если не принимать во внимание чрезмерно категорические суждения некоторых ученых (об этом несколько позже), то в них раскрывается отдельная черта или характеристика юридической безответственности. Но проблема усложнена еще и тем, что каждый из авторов неоднозначно определяет саму юридическую ответственность, от чего зависит и обратное суждение о юридической безответственности. Так, по мнению А.В. Маркина, юридическая ответственность во всех ее проявлениях носит позитивный характер ввиду того, что государство закрепляет ее как ценность в правовых нормах [12, с. 95].
Однако, если обратиться к другой стороне правоотношения - правонарушителю, то вряд ли для него негативная юридическая ответственность носит позитивный характер. В противном случае субъекты, воспринимая ее как ценность, сразу после совершения правонарушения обращались бы в правоохранительные органы с заявлением о чистосердечном раскаянии (стремясь получить эту ценность), латентная правонарушаемость в нашей стране была бы нулевой, а раскрываемость преступлений - стопроцентной. Ценность последствий в виде их претерпевания безусловна для общества и государства, но не для правонарушителя. В таких суждениях отчетливо видится логика цивилистиче-ских конструкций, в которых принимается во внимание только одна сторона правоотношения - кредитор или потерпевший и упускается из виду вторая сторона правовой связи либо сам институциональный аспект юридической ответственности. Подобный подход сродни тому, как отрица-
ется в гражданском праве существование карательной функции на том основании, что всегда происходит восстановление имущественной сферы кредитора (потерпевшего); при этом забывается, что сам правонарушитель несет урон, который для последнего выступает как кара.
Противоречивость таких суждений очевидна и потому, что в одной работе автор признает негативную юридическую ответственность тождественной безответственности, а в другой связывает последнюю с «неправомерным уклонением». Из логики парных категорий возникает вопрос о том, может ли быть правомерным уклонение от юридической ответственности. Можно предположить, что автор имел в виду использование различных способов защиты, но защита - не есть уклонение от юридической ответственности. «Правомерное уклонение» от юридической ответственности - это искусственная и ложная конструкция, не согласующаяся с самим механизмом реализации и привлечения к юридической ответственности, который как раз и направлен на кару правонарушителя, восстановление общественных отношений и достижение иных целей. Не согласуется оно и с представлением автора об исключительной позитивности юридической ответственности как ценности и блага. Получается, что правонарушителю предоставляют благо и ценность, а он «правомерными способами» уклоняется от нее. Ввиду этого опять очевидна замкнутость отраслевой методологии, которую пытаются применить к обобщениям, свойственным для теории государства и права, а тем более для философии права.
Вызывает возражения и введение А.В. Маркиным понятия «позитивная безответственность», рассматриваемого им как правомерное освобождение от юридической ответственности, которое предлагается без учета проведенных ранее исследований, отмечающих наличие осуждения как универсального способа порицания правонарушителя. Осуждение содержится в правоприменительном акте, на основе которого субъект освобождается от ответственности, но он также содержит отрицательную оценку деятельности правонарушителя и порицает как личность, так и деяние. Кроме того, осуждение происхо-
дит по нереабилитирующим основаниям. Поэтому о безответственности в полном объеме здесь вряд ли можно утверждать.
Думается, что анализ понятия «безответственность» можно начать с этимологического значения данного слова. В Толковом словаре под редакцией Д.Н. Ушакова отсутствует слово «безответственность», но раскрывается значение слова «безответственный» - «не несущий ответственности; не сдерживаемый сознанием ответственности». Приставка «без. или (бес.)» употребляется при образовании существительных, обозначающих отсутствие или недостаток чего-либо»*. Вполне понятно, что научные понятия не могут формироваться исключительно на основе этимологического значения того или иного слова, но оно должно учитываться при его формулировании. Как из этимологического значения слова, так и из родовых (философских, социологических) значений термина «безответственность» следует ее первая характеристика, заключающаяся в отсутствии юридической ответственности. Причем анализ этого отсутствия должен начинаться не с реализации санкции и не с уклонения от юридической ответственности, а с наличия нормативности. Прежде всего, ответственность нормативна и, если не учитывать понимание нормативности как закона общественного развития, то она выражается в существующей системе юридических норм. Следовательно, первое проявление юридической безответственности - это отсутствие правовых норм, устанавливающих юридическую ответственность. В связи с этим может возникнуть вопрос о тождественности понятий, ответ на который будет дан несколько позже.
Следует отметить, что понятие «аномия» уже используется в таких юридических науках, как криминология и уголовное право, но преимущественно в аспекте объяснения правового нигилизма или маргинального поведения, то есть в аспекте ее внутренней (психологической) стороны. Зарубежный психолог Р. Макайвер отмечает, что «психологическая аномия -это состояние сознания, в котором чувство социальной сплоченности - движущая
* Толковый словарь / под ред. Д.Н. Ушакова. М.: ЭТС, 2006. С. 300.
сила морали индивида - разрушается или совершенно ослабевает. Аномия - это духовная опустошенность, неизбывная тоска, которая толкает или к преступлению, или к алкоголю и наркотикам, или к самоубийству» [цит. по: 13, с. 32]. Тогда и возникает вопрос о возможной тождественности понятий «юридическая безответственность» и «правовая аномия». В классическом виде аномия представляет собой не только статическое состояние (отсутствие тех или иных норм или их разрушение), но и сам процесс, когда значительная часть общества нарушает существующие правила поведения и внутренне не принимает их. В этом смысле понятие аномии расплывчато и вряд ли приемлемо в его традиционном понимании (в западных правовых и социологических учениях) для отечественной юриспруденции, которой свойственны строгие юридические конструкции, вытекающие из принадлежности нашей правовой системы к романо-германской правовой семье.
В обоснование данного тезиса приведем следующие доводы. Во-первых, сами исследователи аномии признают отсутствие ее четкого определения и в большей степени пишут о ее проявлениях. Так, отмечается, что в течение двадцати лет едва ли не половина статей в журнале «СОЦИС» «.затрагивала проблему аномии той или иной социокультурной общности в России, но даже само понятие, обозначающее это явление, почти не применяется» [14, с. 5]. Автор приведенной цитаты, посвятивший аномии монографию, предпочел не формулировать определение ее понятия, а сконцентрировался на ее проявлениях без указания существенных признаков. Тогда логично возникает вопрос о том, как можно рассматривать различные проявления того или иного явления, не зная его точного понятия.
Д.И. Геращенко, подготовивший по правовой аномии кандидатскую диссертацию (по социологическим наукам), отмечает, что им «конкретизировано понятие правовой аномии как состояния российской общественной жизни, характеризующееся рассогласованностью правовых норм» [15, с. 9]. Далее он пишет: «...правовая аномия характеризует состояние рассогласованности поведения индивидов с
нормами права в условиях нестабильности и неэффективности правовой системы, отклонения правомерного поведения под влиянием традиционных или социально эффектных образцов» [15, с. 12]. Из выводов исследователя логично возникает вопрос о том, чем рассогласованность правовых норм отличается от отсутствия их системности или несовершенства, коллизий и противоречий между существующими правовыми нормами. Ответа на данный вопрос автор не предлагает, поскольку для этого необходимо обладать как минимум профессиональным правосознанием и как максимум научным. Любое научное понятие имеет право на существование, если четко определить не только признаки, но и характеристики, отличающие его от смежных категорий. Остается неясным, чем «рассогласованность поведения индивидов с нормами права» отличается от правонарушаемости, злоупотребления правом, неисполнения обязанностей или несоблюдения запретов.
Отсутствует и четкость терминологии. Так, Д.И. Геращенко отмечает, что существует «отклонение правомерного поведения». Если мы утверждаем об отклонении поведения от эталонов, закрепленных в нормах права, то такое поведение уже не является правомерным. Можно предположить, что автор имел в виду маргинальное правомерное поведение как пограничную форму с правонарушающей деятельностью, но оно все равно является правомерным, а с внешней стороны не рассматривается как противоправное. Допустим, что это обусловлено различным пониманием маргинального поведения в социологии и юриспруденции. Такая методология, возможно, свойственна и приемлема для философии и социологии, но не для юриспруденции.
Далее, при характеристике аномии в философии и социологии акцент делается на внутренней (психологической) стороне проблемы. В связи с этим уместно напомнить известное изречение так критикуемого в настоящее время классика: «помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом» (К. Маркс). Однако не следует отвергать все тезисы о правовой аномии, наработанные другими науками. Речь
идет только о том, что в своем «чистом» виде они не могут быть экстраполированы в теорию государства и права, и тем более в отраслевые юридические науки.
На наш взгляд, признаки юридической безответственности целесообразно разделить на несколько групп:
- институциональные;
- правореализационные;
- находящиеся в сфере индивидуального и коллективного правосознания;
- обусловленные правонарушением или злоупотреблением правом.
Среди институциональных признаков юридической безответственности следует отметить: отсутствие норм, предусматривающих юридическую ответственность при существовании деяний, которые представляют общественную опасность; правовое декларирование юридической ответственности, которая не снабжена механизмами реализации; избыточность нормативности, представляющую собой зарегламентиро-ванность юридического процесса, фактически исключающую реальное привлечение к юридической ответственности; явное несоответствие санкций характеру и степени общественной опасности правонарушения; закрепление в правовых нормах легальных возможностей избежать юридической ответственности; формализацию в правовых нормах ценностей, чуждых нашему обществу, которые заранее обречены на массовое неприятие.
Как это ни парадоксально, избыточная нормативность также может порождать юридическую безответственность, но, с другой стороны, сама избыточность правовых норм - это результат безответственности (сознательной или ошибочной) нормотворцев различных уровней. В.А. Толстик верно указывает, что «правовой тоталитаризм - это понятие, охватывающее своим объемом все формы чрезмерного, избыточного правового регулирования общественных отношений» [16, с. 760]. Автором называются такие его проявления, как «необоснованное расширение предмета правового регулирования; избыточное многообразие типичных нормативных правовых актов; излишне детальная регламентация общественных отношений; частая смена правил, бесконечное внесение изменений в действую-
щее законодательство; свобода вышестоящего чиновника не исполнять закон, избирательное правосудие» [16, с. 762-763]. Остановимся только на некоторых проявлениях правового тоталитаризма, который является безответственностью чиновников всех уровней и, как следствие, приводит к формальной безответственности обычных адресатов правовых норм. Все закономерно - безответственность одних субъектов, пусть и искусственно, но порождает безответственность других субъектов общественных отношений.
В обоснование данного тезиса остановимся только на некоторых из проявлений правового тоталитаризма - излишней регламентации общественных отношений с их ненужной, часто доходящей до абсурда, с чрезмерно детальной конкретизацией. Например, сферу высшего образования буквально «захлестнула» волна бесконечной смены ФГОС. Не успели образовательные организации привыкнуть к стандартам третьего поколения, как начали принимать ФГОС «3+», а по некоторым направлениям подготовки - ФГОС «3++». Официальный принцип всех реформ в сфере высшего образования - больше свободы вузам в формировании образовательных программ, а в реальности - жесткая регламентация, буквальное толкование и детализация. В частности, в ФГОС-3 направления подготовки «Юриспруденция» (уровень магистратуры) предусмотрена таблица, носящая название «Структура ОПОП магистратуры». Таблица содержит следующие колонки: учебные циклы; трудоемкость; перечень дисциплин для разработки; коды формируемых компетенций.
В общенаучном цикле указана обязательная дисциплина «философия права» и коды общекультурных компетенций с ОК-1 по ОК-5 включительно, которые должны быть реализованы в рамках общенаучного цикла. Иначе говоря, все они должны быть реализованы в рамках преподавания дисциплины «Философия права», в том числе и ОК-4 (способность свободно пользоваться русским и иностранными языками как средством делового общения). Остается только догадываться, как в рамках философии права учить иностранному языку. Или обратимся к другой компетенции - ОК-5 (способность компетентно ис-
пользовать на практике умения и навыки в организации исследовательских работ и управлении коллективом). Можно согласиться с «привязкой» философии права к исследовательским работам, но связать философию права с управлением коллективом нельзя.
Любой ученый-юрист (руководитель программы магистратуры) и заведующий кафедрой, руководствуясь здравым смыслом, составляя учебный план и проставляя компетенции для каждой дисциплины, не будут указывать, что в процессе изучения дисциплины «Философия права» необходимо научиться общаться на иностранном языке и принимать управленческие решения. Однако специалисты Рособрнадзора при проверке будут исходить из буквального толкования стандарта и сделают соответствующие замечания. Автор данной статьи несколько лет преподавал философию права и не прививал магистрантам компетенции по иностранному языку и управлению коллективом. Таким образом, фактически преподаватель нарушает ФГОС, то есть ведет себя безответствен -но, руководствуясь здравым смыслом и предназначением дисциплины. Однако такое положение создается Минобрнауки России непродуманным, необоснованным, а точнее, безответственным решением в виде «шедевра» педагогико-чиновничьей мысли, который носит название ФГОС по направлению подготовки «Юриспруденция» (уровень магистратуры). При этом формулировка «педагогико-чиновничьей мысли» не случайна, так как разработчиками ГОС-2 по специальности «Юриспруденция» являлись ученые-юристы, о чем свидетельствуют их подписи в заключительной части. Напротив, авторы ФГОС-3 - чиновники, сущность подзаконного нормотворчества которых заключается не в предоставлении свободы для творчества и инициативы, а в ее ограничении.
Другой пример. В пункте 2 приказа Минобрнауки России от 29 июня 2015 г. N 636 «Об утверждении Порядка проведения государственной итоговой аттестации по образовательным программам высшего образования - программам бакалавриата, программам специалитета и программам магистратуры» указано: «государственная итоговая аттестация проводится государ-
ственными экзаменационными комиссиями в целях определения соответствия результатов освоения обучающимися основных образовательных программ требованиям федерального государственного образовательного стандарта или образовательного стандарта»*. Данный пункт положения был истолкован Рособрнадзо-ром так, что в процессе государственной аттестации должны быть проверены все компетенции, в том числе и относящиеся к физической культуре, иностранному языку, философии и другим общим навыкам и умениям. При этом программа государственного экзамена должна содержать все компетенции, а фонд оценочных средств, соответственно, предусматривать задания по их проверке.
Одновременно с этим не принимается во внимание п. 11 настоящего приказа, устанавливающий, что «государственный экзамен проводится по одной или нескольким дисциплинам и (или) модулям образовательной программы, результаты освоения которых имеют определяющее значение для профессиональной деятельности выпускников». Если следовать этой логике, то в рамках нескольких предметов необходимо дать все компетенции, а затем их проверить и оценить.
При этом за все время существования ФГОС Минобрнауки России не были приняты официальные акты их толкования. Видимо, проще и целесообразнее проверять требования ФГОС, находя безответственность в деятельности профессорско-преподавательского состава и руководства высших образовательных организаций, которые во многом обусловлены зарегламентированностью и двояким толкованием.
В своей статье М.С. Бороздина фактически ставит знак равенства между правовым нигилизмом и аномией, отмечая, что нигилизм в России обладает глубокими историческими корнями [17, с. 121]. При этом сама идея не нова, о ней писалось и ранее, но мы все чаще сталкиваемся с ситуацией искусственного порождения правонарушений ведомственным нормотворчеством. В правовом государ-
* См.: Официальный интернет-портал правовой информации. 11К1_: http://www.pravo.gov.ru
стве должно существовать верховенство справедливого закона, а не подзаконного акта.
Как указано выше, данная статья выполнена при поддержке РФФИ в рамках проекта «Юридическая ответственность в механизме обеспечения национальной безопасности». В связи с этим может возникнуть вопрос о том, какое отношение образовательная деятельность и все требования, которые к ней предъявляются, имеют к тематике проекта. В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 г. N 683, наука, технологии и образование выделены в качестве приоритетов**. Однако в реальности качество образования превратилось в качество документации, что не согласуется с потребностями в подготовке специалистов. Зарегламентированностью на корню можно изжить творческое и рациональное, превратив все в обычный формализм, лишенный социальной полезности.
Для российского менталитета характерен не только правовой нигилизм (это следует признать фактом), в нем всегда существовало разумное сочетание формальных требований с социальной полезностью, а его ломка под западные «эталоны» не приносит пользы, а только разрушает существующую систему. Можно продекларировать образование и науку стратегическим направлением в обеспечении национальной безопасности, но не принимать во внимание, что центральными фигурами в образовательном процессе являются преподаватель и студент, а первому, прежде всего, необходимо качественно готовиться к занятиям и проводить научные исследования, а не заполнять бесчисленные отчетные формы, рабочие программы дисциплин, фонды оценочных средств и иную документацию, которая только отнимает время и снижает реальное качество образования.
Так или иначе все названные признаки юридической безответственности связа-
** О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации: указ Президента Российской Федерации от 31 дек. 2015 г. N 683 // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2016. N 1 (ч. II). Ст. 212.
ны с институтом юридической ответственности, представленным в системе права как совокупность (система) юридических норм, и его несовершенством, которое может быть обусловлено как умышленными, так и ошибочными действиями. Институциональные характеристики юридической безответственности можно объединить в рамках общего признака нормативности, который понимается в данном случае не только как наличие системы норм (некоторые их них могут и отсутствовать), но и как закон общественного развития, то есть своеобразный двигатель общественного прогресса, заключающийся в самой необходимости нормативного регулирования. Должного правового регулирования может и не быть, но сама необходимость в этом будет сохраняться. Данное положение вытекает и из тезиса о первичности общественных отношений и выполнении правом по отношению к ним регламентирующей, упорядочивающей и развивающей роли. Деяния, носящие общественно опасный характер, осуждаются обществом, то есть действуют другие виды социальной ответственности, которые необходимо облечь в правовую форму и перевести из неправовых видов в тот или иной вид юридической ответственности, но при условии наличия соответствующей необходимости и возможности регламентации общественных отношений.
В немногочисленной литературе, посвященной юридической безответственности, правонарушение называют одной из форм ее проявления [2, с. 180]. Общеизвестно, что признаком правонарушения является формальное наличие (предусмо-тренность) юридической ответственности или, по терминологии других авторов, наказуемость. В связи с этим возникает противоречие, выражающееся в том, что правонарушение, признаком которого является наказуемость, называют формой проявления безответственности. С общесоциальной стороны это, безусловно, акт безответственного поведения, но нас интересует юридическая сторона вопроса и понимание юридической безответственности, а не общесоциальной. Можно ли утверждать о существовании юридической безответственности в том случае, если за правонарушение предусмотрена ответ-
ственность, и ставить знак равенства между безответственностью и актом правонарушения?
Правонарушение и юридическая безответственность различны по своим характеристикам. Категорически утверждать о тождественности правонарушения и юридической безответственности недопустимо. Правонарушение разрывает (нарушает) нормальную неконфликтную социальную связь, в которой реализовывалась позитивная юридическая ответственность. С такой позиции юридическую безответственность можно рассматривать во взаимосвязи с правонарушением, которая не означает их тождества. При этом сама позитивная ответственность закреплена в правовых нормах, и в таких суждениях мы начинаем рассматривать переход от институционального аспекта к поведенческому (деятельностному). Необходимо учитывать и тот факт, что разрыв или нарушение одной социальной связи не означает исчезновение других регулятивных правоотношений, в которых реализуется позитивная юридическая ответственность. Следовательно, на уровне правонарушения о юридической безответственности можно утверждать только применительно к конкретному противоправному акту. Кроме того, если правонарушитель несет наказание или добровольно возмещает причиненный вред уже после совершения правонарушения, то его действия не имеют безответственного характера. Напротив, они направлены на восстановление позитивной юридической ответственности субъекта.
Юридическая безответственность не тождественна правонарушению и по другим основаниям. Так, признаком правонарушения выступает вина, под которой понимается психическое отношение субъекта к деянию и последствиям, а центральное место в ее определении занимает психическое отношение. Именно в психическом отношении проявляется отрицательная оценка субъектом существующих ценностей (жизни, здоровья, свободы, собственности и т.д.), которые формализованы в правовых нормах. Такое отношение со стороны общества и государства вызывает упрек, именно оно и носит юридически безответственный характер. Психическое
отношение проявляется в поведенческом акте субъекта. Вина правонарушителя -это одна из характеристик юридической безответственности, находящаяся в сфере правосознания. В данном случае, когда употребляется термин «юридически безответственное поведение», то подразумевается прежде всего внутренний (психолого-юридический) аспект.
Взаимосвязь правонарушения и юридической безответственности имеет сложный и неоднозначный характер, и методологически неверно по линейной схеме утверждать об их тождественности. Институциональный уровень соотношения правонарушения и безответственности не подчеркивает их тождество, скорее наоборот, правонарушение как формальная конструкция, закрепленная в законе, предусматривает наказание, которое, в свою очередь, является составной частью юридической ответственности. Если мы рассматриваем правонарушение как юридический факт (то есть переводим его с институционального уровня в плоскость конфликтного общественного отношения), то с его внутренней стороны это безответственное отношение к закрепленным ценностям, но это не означает полную потерю юридической ответственности, которая, по сути, была бы тождественна разрыву всех правоотношений и социальных связей. Субъект обретает юридическую ответственность с момента достижения возраста правосубъектности, а ее прекращение может быть обусловлено только его смертью либо утратой по различным основаниям деликтоспособности.
Правореализационные характеристики юридической безответственности тесно взаимодействуют с институциональными признаками, но обладают своими особенностями, которые и позволяют выделить их в отдельную группу. Известно, что формами реализации права выступают соблюдение, исполнение, использование и применение. Если рассматривать первые три формы реализации права, то нарушение запретов, неисполнение обязанностей и злоупотребление правом с их внутренней стороны - это проявление безответственного психического отношения субъекта к правовым предписаниям, а с внешней - конфликт с существующей системой ценностей. Как
уже указывалось, за нарушение запретов, злоупотребление правом или неисполнение обязанностей может наступать юридическая ответственность. Однако ее реальное воздействие возможно только в случае эффективного правоприменения. Правоприменительный процесс, в рамках которого реализуется юридическая ответственность, носит сложный характер и включает в себя множество стадий. Он направлен на выявление правонарушителя, получение доказательств, вынесение справедливого решения по делу и так далее. Отсутствие эффективного функционирования правоприменительного процесса может приводить к фактической юридической безответственности правонарушителя. В связи с этим необходимо различать формальную юридическую ответственность и фактическую юридическую безответственность.
Причины, по которым субъект не привлекается к юридической ответственности, разнообразны. Так, юридическая безответственность правонарушителя может быть обусловлена и преступлениями со стороны управомоченного субъекта, варьирующимися от халатности до получения взятки и иных злоупотреблений. Таким образом, юридическая безответственность одного субъекта порождает безответственность другого. Юридическая безответственность может быть обусловлена и преступным «профессионализмом», который сильно затрудняет выявление правонарушения или изобличение виновного лица. С другой стороны, недостаточный уровень профессиональной подготовки сотрудников правоохранительных органов может привести к фактическому уходу субъекта от юридической ответственности. Следствием коррупционных действий должностных лиц выступает как фактический уход от ответственности виновного,так и назначение ему наказания, которое не соответствует общественной опасности правонарушения и личности правонарушителя.
На основании изложенного можно дать следующее определение понятия юридической безответственности. Юридическая безответственность на институциональном уровне - это состояние отсутствия либо декларативности норм юридической ответственности или иное несовершенство законодательства, исключающее возмож-
ность привлечения к юридической ответственности и ее реализацию, а на уровне реализации норм права - состояние общественных отношений, характеризующееся совершением правонарушений, уходом от ответственности правонарушителя, назначением юридического наказания, которое не соответствует характеру и степени общественной опасности правонарушения и личности виновного. Рассматривая понятие юридической безответственности, необходимо отграничивать его от таких явлений, как правонарушение, правовой нигилизм, правовая аномия. Кроме того, следует учитывать, что в любом определении, в том числе и в определении понятия юридической безответственности, невозможно отразить все признаки и характеристики, иначе оно получится чрезмерно громоздким и трудным для восприятия.
Определив понятие и признаки юридической безответственности, необходимо указать сам алгоритм и методологию исследования парных юридических категорий. Прежде всего следует провести анализ правовых явлений, обосновав их самостоятельность. Далее необходимо провести сравнение противоположностей, определив их общие и отличительные признаки. Методология исследования парных юридических категорий предполагает также определение единства явлений. Следующий этап в исследовании логически вытекает из предыдущих и основывается на определении воздействия одной противоположности на другую, их взаимном влиянии с использованием философского закона отрицания отрицания [18, с. 86]. Следует «представить раскрытое взаимодействие как источник самодвижения, функционирования и развития, чем будет установлена внутренняя связь данной пары, взаимосвязь между указанными явлениями, их элементами (видами)» [18, с. 86]. Завершающий исследование парных категорий этап заключается в выявлении количественных и качественных неравноценностей [18, с. 86].
В.В. Нырковым в принципе верно указаны основные этапы исследования парных юридических категорий, но одновременно необходимо признать условность ряда стадий и отсутствие строгой последовательности. Так, определяя един-
ство, можно рассматривать и различия с противоположностями. Или анализировать тот или иной признак юридической ответственности можно сразу в сравнении с признаками юридической безответственности. Кроме того, исследование парных юридических категорий характеризуется выявлением взаимных переходов из одного состояния в другое, а также существованием пограничных форм. Сложность исследования парных юридических категорий обусловлена еще и тем, что такие понятия, как «единство», «взаимодействие», «противоречия», не столько юридические, сколько философские, а в философской литературе указывается на их тесную взаимосвязь. Например, когда единство выступает в качестве элемента взаимодействия. Следует указать и позицию А.В. Малько, отмечающего такой признак парности юридических категорий, как двоичность информации, выражающуюся в существовании противоположностей в виде: «+» и «-» или «0» и «1» [19, с. 88], то есть «разрешено» или «запрещено»; «наказуемо» либо «поощряемо». Двоичность информации вполне применима и к такой юридической паре, как ответственность и безответственность, причем в различных их проявлениях. В частности, правомерное поведение разрешено, а правонарушение запрещено; позитивная юридическая ответственность поощряема, а правонарушение наказуемо; юридическая ответственность разрешена, тогда как безответственность носит запрещенный характер.
В определенной степени часть исследования уже выполнена, когда определены признаки юридической ответственности и характеристики юридической безответственности на основе анализа каждой из категорий, самостоятельность которых не вызывает сомнения.
Нормативность является общим признаком как юридической ответственности, так и юридической безответственности. Она как интегрирующий признак не рассматривается нами по линейной схеме. В классическом виде одно из проявлений безответственности заключается в отсутствии правовых норм, предусматривающих юридическую ответственность, при наличии деяний, которые должны быть запрещены и, соответственно, являться
наказуемыми. Однако, если рассмотреть нормативность в широком смысле, определяя ее как закон общественного развития, то он указывает на саму необходимость наличия норм юридической ответственности. В этом смысле и отсутствие юридической ответственности носит нормативный характер и может выражаться также не в юридической, а в общесоциальной нормативности. Кроме того, отсутствие юридической ответственности на институциональном уровне - это только одно из проявлений юридической безответственности. Напомним, что ее проявлениями выступают: декларирование юридической ответственности; усложненность процедуры привлечения к ответственности (фактически исключающая привлечение к ней); низкий размер или предел наказания. Все указанные явления правовой действительности нормативны, так как предусмотрены в системе юридических норм, а также в различных законоположениях. По указанным выше основаниям формальная определенность является признаком как юридической ответственности, так и безответственности.
Причем в признаках формальной определенности, четкости и детализиро-ванности проявляется не только общность двух указанных пар, но и состояние перехода от одного явления к другому. Так, с одной стороны, применительно к такой характеристике юридической безответственности, как отсутствие правовых норм, ее предусматривающих, формальная определенность, четкость и детализирован-ность будут отсутствовать ввиду того, что нет правовой нормы, но необходимость в ее наличии существует. В таком аспекте указанные признаки выступают прямой противоположностью характеристик юридической ответственности.
С другой стороны, учитывая, что проявления юридической безответственности могут существовать и при наличии формальной определенности с четкостью и детализированностью, а в ряде случаев и излишней, данные признаки на институциональном уровне характеризуют единство и борьбу противоположностей двух взаимоисключающих явлений. Одновременно они показывают и переходы от одного состояния к другому, которые условно мож-
но выразить по следующей схеме: отсутствие предусматривающих юридическую ответственность норм - наличие указанных норм (с присущими им признаками формальной определенности, четкости и детализированности) - наличие крайнего формализма, излишней регламентации, в том числе и чрезмерно усложняющей сам процесс привлечения к юридической ответственности. Таким образом, приходим к выводу, что одинаковые по внешней форме выражения признаки могут характеризовать как общность юридической ответственности и юридической безответственности, так и их противоположности с взаимными переходами. В этом находят свое проявление такие законы диалектики, как единство и борьба противоположностей, а также отрицания отрицания.
Взаимные переходы от одного состояния к другому разнообразны. Можно определить и несколько иные схемы, которые в конечном итоге приводят к безответственности, порождаемой самим государством. Например, наличие норм, предусматривающих юридическую ответственность, - многочисленные изменения посредством законодательной деятельности - очередные изменения, которые не обусловлены потребностями общественных отношений в их упорядочении. Такое частое «совершенствование» правовых норм ведет к потере их восприятия соответствующими адресатами, а также их истинного целевого предназначения. Следствием бессистемного и не обусловленного потребностями социального развития изменения правовых норм выступает их рассогласованность, утрата связей координации и субординации. В конечном итоге такая работа «законодательного принтера» может приводить к тому, что субъектам правоотношений сложно, а иногда практически невозможно будет определить цели правовых норм, механизм их действия, те ценности, которые в них заложены, а также само правило поведения. Могут возникать ситуации, когда, соблюдая одну норму, субъект нарушает другую. В особенности это характерно для подзаконного нормотворчества, которое часто искажает смысл закона. Избыточность правового регламентирования и бесконечная смена правил взаимодействия субъек-
тов порождают коллизионные ситуации, следствием которых может выступать и юридическая безответственность.
Ранее уже указывалось, что юридическая ответственность характеризуется такими признаками, как убеждение, принуждение и поощрение. Если продолжать рассматривать институциональный уровень юридической ответственности и безответственности, то в крайней форме юридической безответственности (отсутствии ответственности на институциональном уровне) нет убеждения, принуждения и (или) поощрения. Может существовать только сама потребность в их наличии. В иных характеристиках юридической безответствен -ности в том или ином виде могут присутствовать все три вида государственно-правового воздействия. Причем в тех же крайних диапазонах, от наличия обычного декларирования до избыточности, которая сдерживает инициативу и созидательную правовую активность. В случаях преобладания одного государственного принуждения, исключающего возможность сочетания с поощрением при регламентации общественных отношений, которые не требуют жесткой регламентации, необходимо ставить вопрос о юридической безответственности и непродуманности решений со стороны самого законодателя.
Еще в 1994 году Н.И. Матузов писал о войне законов как об одной из форм правового нигилизма. Им отмечалось «издание противоречивых, параллельных или даже взаимоисключающих актов, которые как бы нейтрализуют друг друга, растрачивая понапрасну свою силу. Нередко подзаконные акты становятся надзакон-ными» [20, с. 42]. С момента выхода статьи Н.И. Матузова прошло уже 25 лет, но правовые реалии не изменились. В самих нормативных правовых актах закладывается будущая безответственность субъектов общественных отношений. И, как это ни парадоксально, она - нормативная, общеобязательная и обеспечена государственным принуждением, так как опосредована властью и исходит от государства. Юридическая ответственность и безответственность - два диалектически связанных между собой явления, характеризующихся взаимными переходами и отрицанием одного явления другим.
В связи со сказанным выше может возникать вопрос о тождественности правового нигилизма и юридической безответственности. Полагаем, что данные явления взаимосвязаны, но не равнозначны. В противном случае отпала бы сама необходимость в понятии «юридическая безответственность». Как отмечается в литературе, «правовой нигилизм - это разновидность социального нигилизма как родового понятия. Сущность его - в общем негативно-отрицательном, неуважительном отношении к праву, законам, нормативному порядку, а с точки зрения корней, причин - в юридическом невежестве, косности, отсталости, правовой невоспитанности основной массы населения» [20, с. 43]. «Характерным признаком нигилизма является не объект отрицания, который может быть лишь определителем конкретного вида, а степень, интенсивность, категоричность этого отрицания - с преобладанием субъективного, точнее индивидуального начала» [20, с. 43].
Правовой нигилизм и юридическая безответственность - явления взаимосвязанные, но не тождественные ввиду многообразия их проявлений. Так, если рассматривается юридическая безответственность на институциональном уровне в виде отсутствия состояния урегулирован-ности общественных отношений, то отсутствует как таковой сам объект отрицания, то есть конкретное правило поведения, закрепленное в правовой норме. Нельзя утверждать о правовом нигилизме и на институциональном уровне в виде декларирования юридической ответственности, усложненности процедур привлечения к ответственности, наличия пробелов и коллизий, которые позволяют законными и полузаконными способами уходить от юридической ответственности. В будущем такое состояние нормативно-правовой базы может приводить к нигилистическим проявлениям - различным правонарушениям, наличию атмосферы безнаказанности. В таком аспекте юридическая безответственность - это одно из условий или причин правового нигилизма. Крайне сложно формирование позитивного отношения к праву у обычного субъекта, когда отсутствует ясность, как его соблюдать, исполнять и использовать.
Избыточность нормативного регулирования, декларированность, нормативная «загроможденность», финансовая необеспеченность законов (в тех случаях, когда для их реализации необходимы финансовые ресурсы) близки по своим характеристикам к правовому идеализму, оборотной стороне правового нигилизма. Если при правовом нигилизме «...законы откровенно не уважаются, игнорируются, нарушаются; во втором, напротив, им придается значение некой чудодейственной силы, способной одним махом разрешить все наболевшие проблемы» [20, с. 46]. Это еще одна причина, по которой между юридической безответственностью и правовым нигилизмом нельзя поставить знак равенства. В особенности опасен правовой идеализм на уровне подзаконных актов, а бесконечное желание «улучшить», «регламентировать», «детализировать» не только не учитывает реальных общественных отношений, но и порождает в конечном итоге для обычных граждан непреодолимые преграды и препоны в реализации прав, что провоцирует их на поиск иных, нередко незаконных способов достижения собственных целей. Иными словами, правовой идеализм негативен, как и правовой нигилизм, приводя в результате к безответственности субъектов общественных отношений. Здесь приходится возвратиться к тезису о том, что безответственность одних субъектов порождает безответственность других. Принятие нормативных актов, которые не обусловлены общественными отношениями, - это явление безответственности за принятие решений со стороны законодателя.
Ранее в различных работах неоднократно отмечалось, что как позитивная, так и негативная юридическая ответственность характеризуются статическим и динамическим состоянием. В статическом состоянии позитивная ответственность предстает в виде обязанности по выполнению требований, изложенных в предписаниях правовых норм либо в предоставленном правомочии, реализуя которые субъект должен не злоупотреблять ими. В динамическом состоянии она выражается в правомерном поведении, а факультативно -и в применении мер поощрения [1, с. 47]. Негативная юридическая ответственность в
своем статическом состоянии заключается в обязанности правонарушителя подвергнуться осуждению и претерпеть право-ограничения, которые предусмотрены в санкции правовой нормы, а также состояние наказанности. В динамической стадии она, соответственно, выражается в реализации обязанности [1, с. 48].
Сравним характеристики юридической безответственности и позитивной юридической ответственности. В случае самой крайней формы юридической безответственности юридическая обязанность действовать правомерно отсутствует как таковая. Возможно только существование обязанности, предусмотренной другими социальными нормами, что может являться своеобразным «сигналом» к действию законодателю по «переводу» обязанности в разряд юридических, то есть ее формализации.
На первый взгляд, может сложиться впечатление, что неисполнение обязанности, нарушение запретов и злоупотребление правами есть проявление безответственности, но, как уже отмечалось ранее, сложно утверждать о безответственности с внешней стороны, если за данные деяния предусмотрена юридическая ответственность. Только в плоскости позитивной ответственности совершение правонарушения означает разрыв социальной связи и возникновение конфликтного общественного отношения. Акт правонарушения является юридически безответственным по отношению к позитивной юридической ответственности. И здесь существуют совершенно противоположные признаки, характеризующие позитивную юридическую ответственность и юридическую безответственность, а именно: исполнение обязанностей (позитивная юридическая ответственность) - нарушение обязанностей (юридическая безответственность); соблюдение запретов (позитивная ответственность) - нарушение запретов (юридическая безответственность); реализация права - злоупотребление правом.
В правосознании субъекта в случае совершения правонарушения происходит трансформация субъективных признаков, свойственных позитивной юридической ответственности, в признаки правонарушения. Как отмечалось, «субъективное
содержание позитивной юридической ответственности и правоотношений, в которых она реализуется, характеризуется следующими признаками: во-первых, отсутствием вины (отрицательный признак) и наличием позитивного психического отношения; во-вторых, мотивами, целью, эмоциональным состоянием субъекта. Раздельное выделение указанных признаков носит достаточно условный характер, так как позитивное психическое отношение - это интегративный элемент, который включает в себя указанные составляющие» [1, с. 237]. С внутренней стороны признаки позитивной юридической ответственности противостоят в качестве противоположностей признакам, характеризующим юридическую безответственность, а именно: позитивное психическое отношение - вина субъекта, то есть негативное отношение к социальным ценностям; социально одобряемые мотивы и цели - мотивы и цели негативного, эгоистического или иного характера. При этом данные схемы носят весьма условный характер и возможно существование пограничных форм, что только подчеркивает взаимные переходы от одного состояния к другому и свидетельствует о парности рассматриваемых юридических категорий. Так, в соответствии с различными разновидностями правомерного поведения нами ранее выделялись социально активная, привычная, конформистская форма позитивного психического отношения, а также маргинальная форма, которая выступает как пограничная с виной и негативным психическим отношением [1, с. 240]. Аналогичное можно отметить и о мотивах субъекта, так как и в правомерном поведении он может руководствоваться эгоистическими мотивами, что характерно, как правило, для маргинального правомерного поведения субъекта.
Юридическая безответственность многообразна, ее признаки противопоставляются не только позитивной ответственности, но и негативной. Так, общепризнано, что правонарушение - это юридический факт, который порождает правоотношение юридической ответственности. Одним из центральных элементов данного правоотношения является обязанность правонарушителя претерпеть право-ограничения, указанные в санкции нормы
права. Указанная обязанность возникает в момент совершения правонарушения, а у компетентных органов, соответственно, появляется право и обязанность привлечь субъекта к юридической ответственности [1, с. 440]. Различные обстоятельства могут приводить к тому, что обязанность не переводится из плоскости необходимости в реальную действительность. В идеальном варианте должна происходить реализация обязанности, что зависит от деятельности правоохранительных органов. В случае безответственности субъекта на уровне применения признаки противопоставляются следующим образом: реализация обязанности в полном объеме - отсутствие реализации обязанности правонарушителя. Можно продолжить противопоставлять признаки юридической ответственности и юридической безответственности на уровне их реализации: осуждение правонарушителя - отсутствие осуждения; наличие акта реализации юридической ответственности - отсутствие такового; динамика правоотношений ответственности - нахождение правоотношения в статическом состоянии как модели; изменение правового статуса - фактическое нахождение в прежнем статусе.
Как уже отмечалось, фактической безответственностью субъектов является реализация юридической ответственности в виде правоограничений, которые не соответствуют характеру и степени общественной опасности совершенного правонарушения. Таким образом, в данном аспекте могут противопоставляться следующие признаки: претерпевание правоо-граничений - правоограничения, которые не несут существенной кары для правонарушителя. Естественно, эффективным образом не реализуются и функции юридической ответственности, а также не достигаются ее цели. В связи с этим возможны следующие противоположные признаки: реализация функций - проявление дисфункций; достижение целей - отсутствие достижения целей. В случае несения субъектом юридической ответственности не в полном объеме ярко проявляются также признаки, характеризующие количественную и качественную неравноценность, поскольку качественная характеристика меры юридической ответственности и их
количественная составляющая могут не соответствовать той объективной необходимости, которая требуется для достижения целей юридической ответственности. Кроме того, если обратиться к понятию «неравноценность», то в своей крайней отрицающей точке оно будет означать и отсутствие ценности для общества. Юридическая безответственность - это прямая противоположность, так как не обладает ценностью для общества, а, напротив, наносит вред существующей системе общественных отношений.
Выводы:
1. Юридическая безответственность на институциональном уровне - это состояние отсутствия либо декларативности норм юридической ответственности или иное несовершенство законодательства, исключающее возможность привлечения к юридической ответственности и ее реализацию, а на уровне реализации норм права - состояние общественных отношений, характеризующееся совершением правонарушений, уходом правонарушителя от ответственности, назначением юридического наказания, которое не соответствует характеру и степени общественной опасности правонарушения и личности виновного. Юридическая безответственность связана с такими явлениями, как правонарушение, правовой нигилизм, правовой идеализм, правовая аномия, но не тождественна им. Отсутствие эффективного функционирования правоприменительного процесса может приводить к фактической юридической безответственности правонарушителя. В связи с этим необходимо различать формальную юридическую ответственность и фактическую юридическую безответственность.
2. Признаки юридической безответственности целесообразно разделить на несколько групп: институциональные; правореализационные; находящиеся в сфере индивидуального и коллективного правосознания; обусловленные правонарушением или злоупотреблением правом. К институциональным признакам юридической безответственности необходимо отнести: отсутствие норм, предусматривающих юридическую ответственность, при существовании деяний, которые представляют общественную опасность; правовое
декларирование юридической ответственности; избыточность нормативности, представляющую собой зарегламентирован-ность юридического процесса, фактически исключающую реальное привлечение к юридической ответственности; явное несоответствие санкций характеру и степени общественной опасности правонарушения; закрепление в правовых нормах легальных возможностей избежать юридической ответственности; формализация в правовых нормах ценностей, чуждых нашему обществу, которые заранее обречены на их массовое неприятие.
3. Взаимосвязь правонарушения и юридической безответственности носит сложный и неоднозначный характер. Институциональный уровень соотношения правонарушения и безответственности не подчеркивает их тождество, скорее, наоборот, правонарушение как формальная конструкция, закрепленная в законе, предусматривает наказание, которое, в свою очередь, является составной частью юридической ответственности. Правонарушение и юридическая безответственность различны по своим характеристикам, недопустимо категорически утверждать о тождественности правонарушения и юридической безответственности. Правонарушение разрывает (нарушает) нормальную неконфликтную социальную связь, в которой реализовывалась позитивная юридическая ответственность. На уровне правонарушения о юридической безответственности можно утверждать только применительно к конкретному противоправному акту.
4. Если определять правонарушение как юридический факт, то с его внутренней стороны - это безответственное отношение к закрепленным ценностям, но не полная утрата юридической ответственности, которая, по сути, означала бы разрыв всех правоотношений, всех социальных связей. Субъект обретает юридическую ответственность с момента достижения возраста правосубъектности, а ее прекращение может быть обусловлено только его смертью либо утратой по различным основаниям деликтоспособности.
5. Нормативность является общим признаком как юридической ответственности, так и юридической безответствен-
ности, но ее недопустимо рассматривать в линейной схеме. Одно из проявлений безответственности заключается в отсутствии правовых норм, предусматривающих юридическую ответственность, но при определении нормативности с широких позиций - это закон общественного развития, который указывает на саму необходимость наличия норм юридической ответственности. В этом смысле и отсутствие юридической ответственности носит нормативный характер. Формальная определенность является признаком как юридической ответственности, так и безответственности.
6. В признаках формальной определенности, четкости и детализированности проявляется не только общность двух указанных пар, но и состояние перехода от одного явления к другому. Одинаковые по внешней форме выражения признаки (но не по содержанию) могут характеризовать как общность юридической ответственности и юридической безответственности, так и их противоположности с взаимными переходами. В этом находят свое проявление такие законы диалектики, как единство и борьба противоположностей, а также отрицания отрицания.
7. В крайней форме юридической безответственности (отсутствии ответственности на институциональном уровне) нет убеждения, принуждения и (или) поощрения. Может существовать только сама потребность в их наличии. В иных характеристиках юридической безответственности в том или ином виде могут присутствовать все три вида государственно-правового воздействия, причем в тех же крайних диапазонах - от наличия обычного декларирования до избыточности. В самих нормативных правовых актах может закладываться будущая безответственность субъектов общественных отношений. И, как это ни парадоксально, она - нормативная, общеобязательная и обеспеченная государственным принуждением, так как опосредована властью и исходит от госу-
дарства. Юридическая ответственность и безответственность - два диалектически связанных между собой явления, характеризующиеся взаимными переходами и отрицанием одного явления другим.
8. Юридически безответственным акт правонарушения является по отношению к позитивной юридической ответственности. И здесь существуют совершенно противоположные признаки, характеризующие позитивную юридическую ответственность и юридическую безответственность, а именно: исполнение обязанностей (позитивная юридическая ответственность) - нарушение обязанностей (юридическая безответственность); соблюдение запретов (позитивная ответственность) - нарушение запретов (юридическая безответственность); реализация права - злоупотребление правом. С внутренней стороны признакам позитивной юридической ответственности противостоят признаки, характеризующие юридическую безответственность, а именно: позитивное психическое отношение -вина субъекта, то есть негативное отношение к внутренним ценностям; социально одобряемые мотивы и цели - мотивы и цели негативного, эгоистического или иного характера.
9. Противопоставление признаков юридической ответственности и юридической безответственности на уровне ее реализации: осуждение правонарушителя - отсутствие осуждения; наличие акта реализации юридической ответственности
- отсутствие такового; динамика правоотношений ответственности - нахождение правоотношения в статическом состоянии как модели; изменение правового статуса - фактическое нахождение в прежнем статусе; претерпевание правоограничений
- правоограничения, которые не несут существенной кары для правонарушителя; реализация функций - проявление дисфункций; достижение целей - отсутствие достижения целей или достижение не в полной мере.
Список литературы
1. Хачатуров Р.Л., Липинский Д.А. Общая теория юридической ответственности. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2007. 910 с.
2. Бондарев А.С. Юридическая ответственность и безответственность - стороны правовой культуры и антикультуры субъектов права. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2008. 187 с.
3. Хачатуров Р.Л. О правонарушаемости, юридической ответственности и безответственности // Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. 2008. N 2. С. 88-89.
4. Маркин А.В. Позитивная безответственность // Вектор науки Тольяттинского государственного университета. Серия: Юридические науки. 2010. N 1. С. 50-52.
5. Маркин А.В. Фатальная природа безответственности // Вектор науки Тольяттинского государственного университета. Серия: Юридические науки. 2011. N 1 (4). С. 80-83.
6. Бринчук М.М. Безответственность в современном экологическом праве // Государство и право. 2010. N 11. С. 56-66.
7. Борков В.Н. Право на безответственность // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2011. N 1 (26). С. 220-221.
8. Рябова В.Е. Безответственность или незнание, правовой нигилизм или менталитет // Охрана и экономика труда. 2013. N 4. С. 53-56.
9. Поляков С.Б. Антизаконодательство как результат безответственности судебной власти // Вектор науки Тольяттинского государственного университета. Серия: Юридические науки. 2017. N 3. С. 34-37.
10. Виттенберг Е.Я. От социальной безответственности к социальной ответственности // Россия и современный мир. 2009. N 1. С. 85-104.
11. Воронин А.А. Ответственность человека и безответственность техники // Философия и культура. 2011. N 1. С. 92-100.
12. Маркин А.В. Логика юридической ответственности. М.: Nota Bene, 2010. 218 с.
13. Феофанов К.А. Социальная аномия: обзор подходов американской социологии // СОЦИС. 1992. N 5. С. 30-41.
14. Кара-Мурза С.Г. Аномия в России: причины и проявления. М.: Научный эксперт, 2013. 264 с.
15. Геращенко Д.И. Правовая аномия в российском обществе: структурно-деятельностное измерение: дис. ... канд. социолог. наук. Ростов н/Д., 2011. 148 с.
16. Толстик В.А. Правовой тоталитаризм: стратегия правотворчества или движение по инерции // Юридическая техника. 2015. N 9. С. 760-763.
17. Бороздина М.С. Институты юридической аномии и правового нигилизма в либерально-демократической модернизации российской государственности // Философия права. 2009. N 3. С. 121-124.
18. Нырков В.В. Поощрение и наказание как парные юридические категории. Саратов: СГАП, 2006. 144 с.
19. Малько А.В. Стимулы и ограничения в праве. М.: Юристъ, 2004. 250 с.
20. Матузов Н.И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны одной медали // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 1994. N 2. С. 40-49.
References
1. Hachaturov R.L., Lipinskiy D.A. Obshchaya teoriya yuridicheskoy otvetstvennosti [General theory of legal liability]. St. Petersburg, Yurid. tsentr Press Publ., 2007. 910 p.
2. Bondarev A.S. Yuridicheskaya otvetstvennost' i bezotvetstvennost' - storony pravovoy kul'tury i antikul'tury sub"ektov prava [Legal responsibility and irresponsibility are the sides of legal culture and anti-culture of legal entities]. St. Petersburg, Yurid. tsentr Press Publ., 2008. 187 p.
3. Hachaturov R.L. O pravonarushaemosti, yuridicheskoy otvetstvennosti i bezotvetstvennosti [On offense, legal liability and irresponsibility]. Vestnik Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Novye gumanitarnye issledovaniya - Bulletin of Orel State University. Series: New Humanitarian Research, 2008, no. 2, pp. 88-89.
4. Markin A.V. Pozitivnaya bezotvetstvennost' [Positive Irresponsibility]. Vektor nauki Tol'yattinskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Yuridicheskie nauki - Vector Science of Togliatti State University. Series: Jurisprudence, 2010, no. 1, pp. 50-52.
5. Markin A.V. Fatal'naya priroda bezotvetstvennosti [The fatal nature of irresponsibility]. Vektor nauki Tol'yattinskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Yuridicheskie nauki - Vector science of Togliatti State University. Series: Jurisprudence, 2011, no. 1 (4), pp. 80-83.
6. Brinchuk M.M. Bezotvetstvennost' v sovremennom ekologicheskom prave [Irresponsibility in modern environmental law]. Gosudarstvo i parvo - State and law, 2010, no. 11, pp. 56-66.
7. Borkov V.N. Pravo na bezotvetstvennost' [The right to irresponsibility]. Vestnik Omskogo universiteta. Seriya: Pravo - Bulletin of Omsk University. Series: Right, 2011, no. 1 (26), pp. 220-221.
8. Ryabova V.E. Bezotvetstvennost' ili neznanie, pravovoy nigilizm ili mentalitet [Irresponsibility or ignorance, legal nihilism or mentality. Ohrana i ekonomika truda - Protection and labor economics, 2013, no. 4, pp. 53-56.
9. Polyakov S.B. Antizakonodatel'stvo kak rezul'tat bezotvetstvennosti sudebnoy vlasti [Anti-law as a result of the irresponsibility of the judiciary]. Vektor nauki Tol'yattinskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Yuridicheskie nauki - Vector science of Togliatti State University. Series: Jurisprudence, 2017, no. 3, pp. 34-37.
10. Vittenberg E.Ya. Ot sotsial'noy bezotvetstvennosti k sotsial'noy otvetstvennosti [From social irresponsibility to social responsibility]. Rossiya i sovremenniy mir - Russia and the modern world, 2009, no. 1, pp. 85-104.
11. Voronin A.A. Otvetstvennost' cheloveka i bezotvetstvennost' tehniki [Responsibility of a person and irresponsibility of technology]. Filosofiya i kul'tura - Philosophy and Culture, 2011, no. 1, pp. 92-100.
12. Markin A.V. Logika yuridicheskoy otvetstvennosti [The logic of legal liability]. Moscow, Nota Bene Publ., 2010. 218 p.
13. Feofanov K.A. Sotsial'naya anomiya: obzor podhodov amerikanskoy sotsiologii [Social anomie: a review of the approaches of American sociology]. SOTSIS, 1992, no. 5, pp. 30-41.
14. Kara-Murza S.G. Anomiya v Rossii: prichiny i proyavleniya [Anomie in Russia: causes and manifestations]. Moscow, Nauchniy ekspert Publ., 2013. 264 p.
15. Gerashchenko D.I. Pravovaya anomiya v rossiyskom obshchestve: strukturno-deyatel'nostnoe izmerenie. Kand. Diss. [Legal anomie in Russian society: structural and activity dimension. Cand. Diss.]. Rostov-on-Don, 2011. 148 p.
16. Tolstik V.A. Pravovoy totalitarizm: strategiya pravotvorchestva ili dvizhenie po inertsii [Legal totalitarianism: the strategy of law-making or the inertial movement]. Yuridicheskaya tehnika - Legal Engineering, 2015, no. 9, pp. 760-763.
17. Borozdina M.S. Instituty yuridicheskoy anomii i pravovogo nigilizma v liberal'no-demokraticheskoy modernizatsii rossiyskoy gosudarstvennosti [Institutions of legal anomie and legal nihilism in the liberal-democratic modernization of Russian statehood]. Filosofiya prava - Philosophy of Law, 2009, no. 3, pp. 121-124.
18. Nyrkov V.V. Pooshchrenie i nakazanie kak parnye yuridicheskie kategorii [Encouragement and punishment as paired legal categories]. Saratov, 2006. 144 p.
19. Mal'ko A.V. Stimuly i ogranicheniya v prave [Incentives and restrictions in law]. Moscow, Yurist Publ., 2004.
250 p.
20. Matuzov N.I. Pravovoy nigilizm i pravovoy idealizm kak dve storony odnoy medali [Legal nihilism and legal idealism as two sides of the same coin]. Izvestiya vysshih uchebnyh zavedeniy. Pravovedenie - News of higher educational institutions. Jurisprudence, 1994, no. 2, pp. 40-49.
