CC BY
71
Новый филологический вестник. 2016. №3(38).
---^тф^тз^-
В.В. Савелов (Москва) Ю.А. СИДОРОВ И АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
Аннотация. В статье рассмотрены литературные и личные отношения двух поэтов: Юрия Сидорова (1887-1909) и Андрея Белого (1880-1934). В творчестве Сидорова отмечен ряд приемов и мотивов, заимствованных из поэзии и прозы Белого, их варьирование (прежде всего в черновике ненаписанной повести «Повествование Сфинкса», а также в лирике). Дано возможное объяснение взаимного интереса Белого (состоявшегося литератора) к личности и творчеству Сидорова (начинающего эпигона). По мнению автора статьи, такой мотивировкой могло послужить вйдение Белым в творчестве молодого поэта потенциального синтеза литературы и жизни, писателя и человека. Статья написана на основе архивных материалов, стихов и прозы двух поэтов, а также воспоминаний их современников.
Ключевые слова: Юрий Сидоров; Андрей Белый; литературные отношения.
V. Savelov (Moscow) Yuriy Sidorov and Andrei Bely
Abstract. The article studies literary and personal relations between Yuriy Sidorov (1887-1909) and Andrei Bely (1880-1934). The article studies borrowing of Bely's artistic features and motives are highlighted in Sidorov's work (mainly in the drafts of his unwritten novel "Povestvovanie Sfinksa" ["The story of the Sphinx"] and in his poetry as well). An attempt is made to explain Bely's interest in Sidorov (an interest of a prominent author towards a beginner). According to the author, Bely's vision of the potential synthesis of literature and life, a writer and a man in young poet's work could be a motivation. The paper uses archival materials, poems, prose and memoires of contemporaries.
Key words: Yuriy Sidorov; Andrei Bely; literary relations.
Имя Андрея Белого впервые появляется в переписке Ю.А. Сидорова с Б.А. Садовским 9 сентября 1907 г. В письме Сидоров, сообщая о деталях своей жизни в Москве, среди прочего упоминает о посещении театра В.Ф. Комиссаржевской (гастроли театра Комиссаржевской проходили в Москве с 30 августа по 11 сентября 1907 г.1): «Я или отвык от театра, или я самый стадный и тупой "декадентик", потому что впечатление от всех вещей громадное. Даже "Балаганчик" (Блока я разлюбил совсем после едких слов Белого) понравился»2. Таким образом, первое из известных нам упоминаний Сидоровым имени Белого вводит его в контекст поисков «истинной» линии символизма. Видимо, именно к этому времени (конец 1907 г.) происходит окончательное разочарование начинающего поэта в идеях «мистического анархизма», с которыми он связывал также и творчество упоминаемого им А.А. Блока. К.Г. Локс вспоминал характерный разговор с Сидоровым о Блоке, который состоялся тогда же, в конце 1907 г.:
«- Блок был бы исключительный поэт, - сказал вдруг он <Сидоров>, - если бы он не был юбочником.
Затем, посмотрев на нас, он добавил: - Я не верю Блоку».3
Творчество Блока периода «антитезы», по всей видимости, к концу 1907 г. начинает восприниматься Сидоровым как профанирование идеалов символизма (такое восприятие сближает его с московскими «младо-символистами»). Отрицая Блока-символиста, Сидоров закономерно обращает внимание на его московского антагониста - Андрея Белого. Именно в нем на ближайшие несколько лет (вплоть до своей смерти) он увидит адепта «истинного» символизма.
С.В. Клейменова сообщает, что в личной библиотеке Сидорова присутствовали две книги Андрея Белого: «Возврат. Третья симфония» (1905) и «Кубок метелей. Четвертая симфония» (1908)1. Подтверждение особого интереса поэта к «симфонической» прозе Белого находим также в письме Сидорова к Садовскому от 31 марта 1908 г., которое содержит восторженный отзыв о «Кубке метелей»:
«Или иначе начинаешь читать теперь Белого, или он изменил манеру свою писательскую. Не обращаешь внимания и не замечаешь отдельных, обычных у него, сверкающих и необычных образов и красок, но зато глубже и проникновеннее вдумываешься во всю архитектонику его произведений; не в отдельные мелодии, а во всю развернутую и единую музыку души. Конечно, 4-ая симф<ония> заворожила и заколдовала меня, но, подобно получившему очень драгоценную вещь, не хочется, пока она еще не в долгом владении, говорить и распространяться о ней»4.
Отметим, что замечания Сидорова почти текстуально совпадают с теми рекомендациями, которые Белый дал читателю в предисловии к своей симфонии: «Смысл символов ее становится прозрачней от понимания структуры ее. <...> Без внимательного отношения к моим приемам письма "Симфония" покажется скучной, растянутой, написанной ради красочных тонов некоторых отдельных ее сцен»5. Сидорову, по всей видимости, было важно подчеркнуть, что он смог понять текст Белого именно так, как задумал его автор или близко к этому.
Влияние двух последних симфоний Белого (в особенности четвертой) легко обнаруживается в творчестве Сидорова. Наиболее любопытным в этом отношении нам кажется черновик ненаписанной повести под условным названием «Повествование Сфинкса», над которым поэт работал в январе 1909 г. (т.е. за месяц до смерти).
В небольшой, принадлежащей Сидорову, самодельной тетради, содержащей этот черновик, а также дневник и некоторые другие записи, присутствует следующая выписка из «Кубка метелей»: «Документ состояния сознания современной души, б<ыть> мож<ет> любопытный для будущего психолога. (А<ндрей> Б<елый IV симф<ония>)»6. Возможно, эти слова Сидоров хотел взять эпиграфом к повести, подчеркнув тем самым ее генетическую связь с симфонией Белого. Действительно, в «Повествовании
Новый филологический вестник. 2016. №3(38).
---^тф^тз^-
Сфинкса», судя по имеющемуся черновику, Сидоров предполагал использовать некоторые технические приемы, почерпнутые им у Белого. Так, в раме, повествующей о явлении нарратору чудесной птицы Ба (одно из воплощений Мировой Души), действие, как и в «Возврате» или «Кубке метелей», происходит одновременно в двух энантиоморфных реальностях7, «зеркальность» которых Сидоров подчеркивает при помощи омонимии:
«Странную птицу, навестившую опять меня сегодня, впервые увидел я семилетним ребенком. На раннем рассвете очнулся я после необычайного и странного сна. Усевшись <зачеркнуто сидя> на железной перекладине детской кроватки, она внимательно смотрела на меня яркими желтыми <зачеркнуто большими золотыми> глазами своими. Изумился я, не испугался ничуть и спросил птицу об имени.
- Ба, ба, ба! Ты уже проснулся, - воскликнул добрым басом пробудившийся <зачеркнуто проснувшийся> папа в это время.
Мгновенно исчезла птица, но успела, мнилось мне, произнести с нежной усмешкой
- Зови меня Ба.
И уже в окне блеснуло первыми лучами чудное утро»8.
Ср. в четвертой симфонии Белого:
«".. .Пора открыть ей глаза, что она стоит уже на черте, переходит границу, непокорная времени".
- "Увезите ее за границу".
Так говорили полковник и муж»9.
Подобно Белому, Сидоров обращается к звукоподражанию, открывая для нарратора возможность расслышать за шумом обыденной реальности сигналы иного бытия:
«Мое сердце занялось легким восторгом, когда Ба окончила.
- Кто же ты, кто? О странная дорогая птица? - воскликнул я, - кем послана ты, кто ты.
- Я-я,- протянула она <зачеркнуто>
- Ку-ку-ку-ку-ку-ку, - стенные закуковали часы.»11.
Ср. у Белого:
«Раздавались призывы: 'Ввы... Ввы...
Увввы...'»;12
«Кругом громыхали пролетки: 'Рое-рое-рое-.
Старое: все то же'»13 и др.
Мотивы и образы «Кубка метелей» Сидоров использовал также в своем поэтическом творчестве. Отметим, например, важнейший для четвер-
той симфонии мотив метели в его характерном амбивалентном звучании (ср. у Белого: «Тема метелей - это смутно зовущий порыв... куда? К жизни или смерти? К безумию или мудрости?»14). В лирике Сидорова метель, с одной стороны, не без подсказки А.С. Пушкина, предстает как начало демоническое («Только вихри, метели и вьюги / По пустынным, по снежным полям. / <...> Злое сталось с отчизной моею, / Не видать ни земли, ни небес, / Вьюга, вьюга несется над нею / И смеется, и плачет как бес»),15 а также как характеристика отвернувшейся, забывшей лирического героя Софии («Чутким ухом потом в неизвестном / Ту же жуткую вьюгу ловлю, / Только знаменьем, знаменьем крестным / Осенился, и жду, и терплю»)16. С другой стороны - как начало небесное, представляющее собой одно из физических воплощений самой Софии («Сребролунными метелями / Ты плывешь, / И фиалкою под елями / Зацветешь»)17 или ее окружения («Архангелы, призыв тревог трубя // Слетятся снежным, серебристым роем - / Сияющим, лучистым, колким строем / Алмазных копий охранить тебя»)18.
Топосом посвященных Белому стихотворений Сидорова «В церкви» и «Всенощная» выступает внутреннее пространство православного храма, в котором лирическому герою является София. И если первое в большей степени ассоциируется с визионерской поэзией В.С. Соловьева, главным образом с его поэмой «Три свидания» (отметим, что в наборном макете стихотворений Сидорова, предполагаемых для публикации в издательстве «Альциона», посвящение Белому перед стихотворением «В церкви» отсутствовало. Оно вписано туда рукой редактора - С.М. Соловьева?)19, то во втором действительно ощутимо «воспоминание» поэта о «метельных обеднях» из четвертой симфонии Белого:
Кто там в блещущем, розовом, новом, Парчевом одеяньи застыл, И его омофором снеговым Узкий облак, клубясь, перевил?
Кто там в ризы сии облекаем? Раем благоухающий миг. И поет нам невидимый лик: «Разве Бога иного не знаем»20.
Стихотворения Сидорова обнаруживают также знакомство их автора с поэтическими текстами Белого (они могли быть известны ему по публикациям в «Весах» и в других периодических изданиях символистов21). Так, в стилизованных и «ретроспективных» стихотворениях Сидорова слышатся отзвуки поэтического цикла Белого «Прежде и теперь» («Золото в лазури», 1904):
Ю.А. Сидоров Андрей Белый
Им не страшен полдень жаркий, Не нужна им, видно тень, Занят спелых ягод варкой Трудовой, веселый день. У плетня, где вбиты колья, Щепок груда и таган. Раскаленные уголья Красят щеки в цвет румян22. («Идиллия») Девица клубнику варила средь летнего жара. Их лица омыло струею душистого пара. <...> В жаровне искрилась, дымя, головешка23. («Сельская картина»)
Вьются лакомые мошки, Но ревнив хозяйский глаз, И стучат большие ложки О блестящий медный таз24. («Идиллия») Звенящие, желтые осы кружились над стынущим тазом25. («Сельская картина»)
«Как ваш несносный старый сплин?» - Благодарю, кузина. <...> И робости сказав своей Последнее проклятье, Алину томную скорей Он заключил в объятья26. («История») «Я вас обожаю, кузина! Извольте цветок сей принять.» Смеются под звук клавесина И хочет кузину обнять27. («Объяснение в любви»)
Она его, сорвавши лист, Приветствовала звонко; В руках сжимал он тонкий хлыст, Она - несла котенка28. («История») Затянута туго корсетом, в кисейном девица в ладоши забила <...> «Ах, котик!..» И к котику клонит свой носик и ротик.29 («Полунощницы»)
Опубликованное Садовским в книге «Ледоход» (1916) пародийное стихотворение Сидорова «Бродяга» (Садовской датирует его декабрем 1908 г.30) говорит о знакомстве молодого поэта с теми стихотворениями Белого, которые вошли позднее в книги «Пепел» (1909) и «Урна» (1910).
Новый филологический вестник. 2016. №3(38).
---^тф^тз^-
В пародии иронически-сниженно изображен герой будущих циклов «Пепла» «Безумие» и «Горемыки», превращенный в бродягу без паспорта, скрывающегося в степи и трепещущего перед приближением исправничьей тройки:
Без паспорта бродяга я Бреду знакомой знойной степью И рада вся душа моя Ее земному благолепью.
Вот вижу я, - огонь живой Вдруг пробежал по старым жилам, Там по дороге столбовой, Там пыль пылит и пышет пылом.
И словно некий странный страх Покрыл чело мне хладным потом, Гляжу, как придорожный прах Клубится, вьется легким летом.
И чрез пушистую ковыль Лечу, как вспугнутая сойка: По тракту там, взметая пыль, Катит исправничая тройка31.
Ср. у Белого в стихотворении «Изгнанник»:
Покинув город, мглой объятый, Пугаюсь шума я и грохота. Еще вдали гремят раскаты Насмешливого, злого хохота.
<...>
Бегу во ржи, межой, по кочкам -Необозримыми равнинами. Перед лазурным василечком Ударюсь в землю я сединами32.
Кроме тематики, объектом пародирования здесь выступают также некоторые формальные особенности поэтических текстов Белого, прежде всего, обилие аллитераций («пыль пылит и пышет пылом» и др.), отсылающее к его поэтическому циклу «Стансы», который был опубликован в майском выпуске «Весов» 1908 г. Ср., например, стихотворение «Смерть» из этого цикла (позднее вошло в книгу стихов «Урна»):
Кругом крутые кручи.
Смеется ветром смерть.
<...>
Лег ризой снег. Зари
Краснеет красный край.
<...>
Броня из крепких льдин.
Их хрупкий, хрупкий хруст33.
Поэзия будущих «Пепла» и «Урны» подвергалась, однако, Сидоровым не только ироническому переосмыслению. Именно под влиянием «некрасовских» интонаций, проникших в лирику Белого к 1907 г., в творчестве молодого поэта раскрывается новый лик Софии - Россия. Стихотворение Сидорова «Мчатся бесы», посвященное Белому и варьирующее ряд мотивов еще формирующегося тогда «Пепла», заканчивается проникновенными словами, посвященными родной стране:
Будь, что будет, но я не почию
И любовь свою вновь сторожу,
Как люблю, как любил я Россию,
Никогда никому не скажу34.
Рецензия Сидорова на книгу Г.И. Чулкова «Покрывало Изиды», в которой он безжалостно расправился со своим прежним увлечением - идеями «мистического анархизма», говорит о знании теоретических выкладок Белого, безоговорочном согласии к 1909 г. с его вариантом теории символизма35. Таким образом, можно утверждать, что именно в лице Белого Сидоров смог найти того «настоящего» символиста, в теории которого он поверил и на образцах которого стал учиться мастерству.
Большой жизненной удачей стало для начинающего поэта личное знакомство с автором «Кубка метелей» (оно, по всей видимости, состоялось осенью 1907 г.36 и произошло не без помощи Бориса Садовского). Из переписки с Садовским видно, что Сидоров был весьма рад этому знакомству, но, вместе с тем, считал себя в некотором роде недостойным его, что, думается, показывает, сколь высоко он оценивал творчество и саму личность Белого. 28 декабря 1907 г. Садовской сообщал Сидорову: «Тебя мне очень хвалил Белый перед отъездом моим, в 'Весах'»37. Сидоров в ответном письме от 9 января 1908 г. отвечал: «Конечно, не скрою, то, что ты написал мне об отношении и отзыве Белого обо мне, мне было узнать очень приятно. Но вот самоуничижая посмотрю сейчас на себя, такой я. глупый и бесцветный, что. что даже говорить не хочется»38.
Особенно часто имя Белого появляется в переписке Сидорова и его дневнике в январе 1909 г. (время работы над «Повествованием Сфинкса»). 30 декабря 1908 г. Садовской сообщал Сидорову: «Борис Николаевич заболел от нервных волнений. Я его навестил 22-ого»39. В ответном письме от 2 января 1909 г. Сидоров расспрашивал Садовского: «Что с Борисом
Николаевичем? Ты вскользь упомянул о своем посещении. Расскажи подробнее. Что с его здоровьем? Жалею и соболезную искренно»40. В черновике письма к С.М. Соловьеву, написанном в январе 1909 г., Сидоров сообщал: «За здравие дорогого Бориса Ник<олаевича> сколь могу по лености и нерадению моему молюсь Всевышнему. Пишите об душевном состоянии его, не сумею выразить как оно тревожит меня и волнует»41. Особенно интересна дневниковая запись от 4/5 января: «На елку у сумасшедших. Сначала тяжело, а потом легко, когда деревенские пронзительные песни запели. <...> Удалось прогнать тоску после письма Сер<гея> Мих<айловича> о болезни Б<ориса> Ник<олаевича>. А доктора у сум<асшедших> кличут Орлов»42. Фамилия доктора психиатрической лечебницы (там, по всей видимости, работала одна из родственниц Сидорова) Орлова, как нам кажется, вовсе не случайно упоминается Сидоровым сразу после имени Белого. Фамилию Орлов носит герой третьей симфонии Белого «Возврат» - также врач-психиатр. Это «соответствие», очевидно, позволяет Сидорову сопоставить «нервную» болезнь Белого с болезнью Хандрикова. Так, в последний месяц своей жизни Сидоров продолжал видеть в Белом «истинного» символиста, чье творчество не отделено от жизни и представляет собой подлинный путь из Безвременья в Вечность.
Важно отметить, что личность и творчество Сидорова вызвали у Белого взаимный интерес. В берлинской редакции своей мемуарной книги «Начало века» (1923) он вспоминал о Сидорове как о поэте, «которого так мы любили и на которого так мы надеялись»43 («мы» - это Белый и С.М. Соловьев).
Итоги своему знакомству с Сидоровым Белый подвел в некрологе «Дорогой памяти Ю.А. Сидорова» где сообщал: «Я познакомился с Ю<рием> А<наньевичем> всего за год до его кончины; говорил и встречался с ним мало, но каждая встреча запечатлелась надолго в моей памяти, каждый разговор на многое, мне доселе неясное раскрывал глаза.»44. Что же могло заинтересовать Белого в начинающем поэте? Почему это знакомство было для него - состоявшегося известного литератора - важным?
В некрологе памяти Сидорова Белый развил мысли, озвученные им ранее в статье «Литератор прежде и теперь» (1908) - высказывании на тему «литература и жизнь». Писатель «прежде», согласно статье Белого, был «человеком», он «часто глубоко занимателен в жизни и неинтересен в книге», современный же писатель - его антипод, он «весь в книге, в жизни он - марионетка, манекен»45. В творчестве Сидорова и самой его личности Белый, как следует из его некролога, увидел возможность чаемого им синтеза литературы и жизни, писателя и человека: «Ю.А. Сидоров был создан держать знамя; для этого мало быть интересным писателем: надо быть замечательным человеком; и он им был»46; «.о, я знаю, он был бы большим поэтом: его юношеские опыты свидетельствуют о таланте <...> Но Сидоров не был только поэтом, - большим, несравненно большим он был для меня»47. Заканчивает некролог Белый утверждением, что именно в творчестве таких литераторов, как Сидоров (не только «писателей», но и «людей»), заключено спасение переживающей кризис русской лите-
ратуры: «Пока среди хаоса современности, среди брожений неокрепшей мысли, истерических поступков и пустых фейерверков слов существуют люди, подобные Сидорову, не талантливые только, но и нравственно мудрые, чего нам бояться, ибо с нами Бог!»48
Памяти своего рано угасшего подражателя Белый посвятил (вернее переадресовал, первоначально оно было посвящено М.О. Гершензону)49 стихотворение «Жизнь» («Проносится над тайной жизни.»), в котором быстротечная бренная жизнь предстает как преддверие Вечности, ее предчувствие и предвестие:
И все же в суетности бренной Нас вещие смущают сны, Когда стоим перед вселенной Углублены, потрясены, -
И отверзается над нами Недостижимый край родной Открытою над облаками Лазоревою глубиной50.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Летопись литературных событий в России конца XIX - начала ХХ века. Вып. 2. Ч. 2. 1905-1907. М., 2002. С. 384.
2 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.
3 Локс К.Г. Повесть об одном десятилетии // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 15. М.; СПб., 1994. С. 32.
4 Клейменова С.В. Книги из собрания Юрия Сидорова в фонде ЗНБ СГУ // Библиотека вуза: вчера, сегодня, завтра. Вып. 7. Саратов, 2007. С. 75.
5 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.
6 Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. М., 1908. С. 3.
7 РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 19, об.; Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. М., 1908. С. 1.
8 Минц З.Г., Мельникова Е.Г. Симметрия-асимметрия в композиции «III симфонии» Андрея Белого // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб., 2004. С. 132.
9 РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 20, об.
10 Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. М., 1908. С.158.
11 РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 19.
12 Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. М., 1908. С. 15.
13 Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. М., 1908. С. 162.
14 Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. М., 1908. С. 4.
15 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 63.
16 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 63.
17 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 79.
18 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 77.
19 НИОР РГБ. Ф. 119. Карт. 42. Ед. хр. 1. Л. 16.
20 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 89.
21 Клейменова С.В. Книги из собрания Юрия Сидорова в фонде ЗНБ СГУ // Библиотека вуза: вчера, сегодня, завтра. Вып. 7. Саратов, 2007. С. 73-74.
22 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 29.
23 Белый А. Золото в лазури. М., 1904. С. 82.
24 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 29.
25 Белый А. Золото в лазури. М., 1904. С. 83.
26 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 39-40.
27 Белый А. Золото в лазури. М., 1904. С. 67.
28 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 39.
29 Белый А. Золото в лазури. М., 1904. С. 72.
30 Садовской Б. Ледоход. Пг., 1916. С. 163.
31 Садовской Б. Ледоход. Пг., 1916. С. 163.
32 Белый А. Пепел. Стихи. СПб., 1909. С. 223-224.
33 Весы. 1908. № 5. С. 18.
34 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 63.
35 Сидоров Ю. Г. Чулков. Покрывало Изиды. Критические очерки. Издание журнала «Золотое руно». М., 1909 г. Ц. 1 р. // Русская Мысль. 1909. № 1. Отд. III. С. 6-8.
36 Лавров А.В. Юрий Сидоров: на подступах к литературной жизни // Лавров А.В. Символисты и другие. М., 2015. С. 212.
37 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 40. Л. 16, об.
38 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.
39 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 40. Л. 39, об.
40 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.
41 РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21, об.
42 РГАЛИ. Ф. 1303. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 22.
43 Белый А. Начало века. Берлинская редакция. СПб, 2014. С. 507.
44 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 12.
45 Весы. 1906. № 10. С. 47.
46 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 10-11.
47 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 12.
48 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 12.
49 Белый А. Стихотворения и поэмы. Т. 1 / вступ. статьи, сост., подгот. текста и примеч. А.В. Лаврова и Джона Малмстада. СПб.; М., 2006. С. 602.
50 Белый А. Урна. Стихотворения. М., 1909. С. 108.
References
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
1. Kleymenova S.V. Knigi iz sobraniya Yuriya Sidorova v fonde ZNB SGU [Sidorov's Books Collection in ZNB SGU]. Biblioteka vuza: vchera, segodnya, zavtra [University Library: Yesterday, Today, Tomorrow]. Saratov, 2007, vol. 7, p. 75. (In Russian).
2. Mints Z.G., Mel'nikova E.G. Simmetriya-asimmetriya v kompozitsii
"III simfonii" Andreya Belogo [Symmetry-asymmetry in Bely's "3rd Symphony" Composition]. Mints Z.G. Poetika russkogo simvolizma [The Poetics of Russian Symbolism]. Saint-Petersburg, 2004, p. 132. (In Russian).
3. Kleymenova S.V. Knigi iz sobraniya Yuriya Sidorova v fonde ZNB SGU [Sidorov's Books Collection in ZNB SGU]. Biblioteka vuza: vchera, segodnya, zavtra [University Library: Yesterday, Today, Tomorrow]. Saratov, 2007, vol. 7, pp. 73-74. (In Russian).
4. Lavrov A.V. Yuriy Sidorov: na podstupakh k literaturnoy zhizni [Yurij Sidorov: On the Approaches to the Literary Life]. Lavrov A.V Simvolisty i drugie [The Symbolists and the Others]. Moscow, 2015, p. 212. (In Russian).
Вячеслав Витальевич Савелов - соискатель кафедры Русской литературы XX века Московского государственного областного университета; специалист по учебно-методической работе кафедры истории русской классической литературы Института филологии и истории Российского государственного университета.
Научные интересы: русская литература и культура рубежа XIX-XX вв.; поэзия и проза русского символизма.
E-mail: [email protected]
Vyacheslav Savelov - applicant at the Department of Russian literature of the 20th century at Moscow Region State University; specialist in teaching methods at the Department of History of Russian Classical Literature, Institute for Philology and History, Russian State University for the Humanities.
Researcher interests: Russian literature and culture at the turn of the 19-20 centuries; poetry and prose of Russian symbolism.
E-mail: [email protected]
