CC BY
83
Новый филологический вестник. 2017. №1(40).
---
В.В. Савелов (Москва) Ю.А. СИДОРОВ И В.Я. БРЮСОВ
Аннотация. В статье рассмотрена рецепция Ю.А. Сидоровым (1887-1909) творчества и личности В.Я. Брюсова (1873-1924). Делается вывод о том, что творчество Брюсова было для Сидоров объектом не подражания, а переосмысления. Историко-мифологические и урбанистические темы, заимствованные у Брюсова, Сидоров в своем творчестве развивал в духе младосимволистов-теургов. Также исследуется рецепция Брюсовым творчества Сидорова. В рецензии Брюсова на посмертную книгу стихов Сидорова автор отмечает полемику с некрологом Белого памяти Сидорова. Если Белый увидел в творчестве и личности Сидорова синтез «писателя» и «человека», то Брюсов принципиально подчеркнул исключительно книжную, литературную природу творчества рано умершего поэта.
Ключевые слова: Юрий Сидоров; Валерий Брюсов; Андрей Белый; литературные отношения; литературная полемика.
V. Savelov (Moscow) Yu. Sidorov and V. Bryusov
Abstract. The article studies Yu. Sidorov's reception of V. Bryusov's works and personality. We come to the conclusion that Bryusov's works were not an object of imitation to Sidorov, but rethinking. Bryusov's historical-mythological and urban themes where inherited and developed by Sidorov in the manner of the Symbolists-theurgists. Bryusov's reception of Sidorov's works is studies as well. In his review of Sidorov's posthumous poetic book wee see Bryusov's polemic against Bely's obituary of Sidorov. In Sidorov's works and personality Bely saw a synthesis of "a writer" and "a man" whereas Bryusov emphasized primarily bookisch, literary nature of the early deceased poet's works.
Key words: Yuriy Sidorov; Valery Bryusov; Andrei Bely; literary relations; literary polemics.
С Валерием Брюсовым, в отличие от Андрея Белого, Юрий Сидоров, по всей видимости, лично знаком не был. Он мог видеть «мэтра» лишь издали на заседаниях «Литературно-художественного кружка», о чем сообщил Б.А. Садовскому в письме от 31 марта 1908 г., где среди прочего писал: «.. .Валерия Бр<юсова> я боюсь. В его присутствии если случается быть, то я дрожу и пугаюсь»1. Чем был вызван этот страх, Сидоров не пояснил. Предположим, что причиной его мог стать внешний «мефистофелевский» облик самого Брюсова того времени, который часто вводил в замешательство начинающих поэтов. (Садовской, например, вспоминал: «Один поэтик в редакции "Весов" вздумал вмешаться в разговор Брюсова с Белым. Брюсов посмотрел на него, помолчал и продолжал свою речь. Но как все это было проделано! Поэтик сразу превратился в маков цвет. В другой раз какой-то пришлый студент развязно вступил с Брюсовым в прения. Тот произнес два слова, и студент мгновенно умолк: "заткнулся" в полном смысле слова. Руки беспомощно взмахнули и опустились, рот
раскрылся. Можно было подумать, что дерзновенному студиозусу влетела в рот пуля»2. Садовской, много общавшийся с Сидоровым, мог рассказывать ему эти и подобные случаи из «весовского» быта, формирующие определенный образ Брюсова-человека.) Также можно предположить, что Сидоров, стремившийся в духовных своих исканиях подражать Белому, усвоил и его миф о Брюсове - «черном маге», грозном «старинном враге» символиста-теурга, его антагонисте. Второе, впрочем, отнюдь не отменяет первого.
Антагонизм между Брюсовым и Белым неожиданно коснулся творчества Сидорова уже после его смерти.
В октябрьском номере журнала «Русская мысль» за 1910 г. Брюсов опубликовал рецензию, в которой рассмотрел книги «Стихотворений» двух авторов: Ю.А. Сидорова и В.Л. Полякова (1877-1905), мотивируя такое соединение тем, что «оба они умерли еще юношами, едва начав литературную деятельность»3. Рассуждения Брюсова построены на сопоставлении творчества двух поэтов: «Нам представляется, что в Ю. Сидорове как поэте было более широты, в В. Полякове - более остроты. Сидоров был более художник, Поляков - более человек»4.
Бросается в глаза расхождение в оценке Сидорова Брюсовым с оценкой, данной преждевременно ушедшему поэту Андреем Белым. Если Белый в своем некрологе говорит о Сидорове как о литераторе, гармонично соединившем в себе ипостаси «писателя» и «человека», то Брюсов, как кажется, во многом в пику Белому, чей некролог он обильно цитирует, подчеркивает в творчестве Сидорова исключительно литературную, книжную природу, видит в нем лишь «писателя» (в отличие от Полякова, который, по его мнению, был «более человек»).
Со свойственным ему педантизмом Брюсов перечисляет влияния, которые обнаруживают себя в книге молодого поэта: «В выработке миросозерцания Ю. Сидорова участвовали самые разнообразные силы; идеи Вл. Соловьева и Д. Мережковского причудливо переплетались здесь со страстным изучением французского ХУШ века, Вальтер-Скотта <так!>, Генсборо <так!>; он любил Византию, творения отцов Восточной церкви, увлекался Бердсли и Сомовым (слова С.М. Соловьева в характеристике Ю. Сидорова)...»5. В своем экземпляре «Стихотворений» Брюсов также отметил имена нескольких современников, чье творчество, по его мнению, отразилось в художественных поисках Сидорова. Так, напротив стихотворения «Идиллия» рукой Брюсова написано: «Отзвуки А. Белого и других»6, а рядом со стихотворением «Псалом офитов» отмечено: «Вяч<еслав> Ив<анов>»7. Подчеркивая книжность лирики Сидорова, Брюсов сделал особый акцент на подражательности его творчества: «В стихах Сидорова много подражаний, но сами эти подражания свидетельствуют об исканиях, о желании учиться своему делу. То там, то здесь среди строф и стихов, сделанных по чужому образцу, мелькают приемы самостоятельные, видны попытки создать свой язык». Наконец, свое представление об исключительной литературности поэтической продукции Сидорова Брюсов подкрепил цитатой: «.и сам он <Сидоров> признается, что
Новый филологический вестник. 2017. №1(40).
----
он не любил природы:
Близки мне были боле
Папирусов полупрозрачные листы.. ,»8
Таким образом, рецензию Брюсова можно рассматривать в том числе и как полемический выпад против того образа Сидорова, который дал в своем некрологе Белый. Как уже было отмечено нами9, некролог Белого «Дорогой памяти Ю.А. Сидорова» развивает идеи его более ранней статьи «Литератор прежде и теперь». Образ «современного писателя» из этой статьи - книжника, оторванного от жизни, не в последнюю очередь метил в Брюсова10. И если Белый увидел в личности Сидорова возможность соединения «литератора прежде» и «литератора теперь», «человека» и «писателя», словом, новый тип художника, который должен прийти на смену мастеру формы, отмеченному, однако, «роковой печатью мертвенности», то Брюсов подчеркнуто отказал творчеству юного поэта в таком синтезе.
Отметим, что в целом оценка Брюсовым поэтической книги Сидорова (равно как и книги В. Полякова) осталась весьма сдержанной, свою рецензию он закончил следующими словами: «Две новых книжки "Стихотворений"», подписанные этими двумя именами, - нелишние в библиотеке новой поэзии. Но мы сомневаемся, чтобы была надобность издавать когда-либо "Полное собрание сочинений", о котором мечтают издатели как стихов В. Полякова, так и Ю. Сидорова»11.
Рецензию из «Русской мысли» Брюсов позднее включил в свою книгу «Далекие и близкие»12 (1912) и, по всей видимости, никогда уже больше не возвращался к творчеству Сидорова.
Как же, в свою очередь, воспринимал творчество Брюсова Сидоров? Был ли начинающий поэт, подобно многим своим современникам, увлечен поэзией «мэтра» московского символизма?
К.Г. Локс сохранил высказывания Сидорова, свидетельствующие о его интересе к творчеству своего старшего современника. В дневниковой рукописи 1917-1921 гг., озаглавленной «Образы и воспоминания», зафиксированы следующие слова поэта: «.Брюсов - прямая палка <...>, то есть растущий все вперед и вперед»13. В «Повести об одном десятилетии» этот разговор воспроизведен более подробно и в несколько иной модификации:
«- Ну, а Брюсов? - спросил я.
Тут Ю<рий> А<наньевич> прищурился и внимательно
посмотрел на меня. <.>
- Брюсов растет и растет, - ответил он. Потом, помолчав:
- На днях один мой знакомый сказал: "Как интересен будет
Брюсов стариком".
Помню, мы принялись гадать.»14
Наиболее полно представление Сидорова о Брюсове, его творчестве и личности, как нам кажется, отразила пародия, написанная поэтом в де-
кабре 1908 г. (впервые опубликована Б.А. Садовским в книге «Ледоход» в 1916 г., Садовскому же принадлежит ее датировка):
Весь город в ярком шумном блеске, А страж культуры вековой Стоишь на людном перекрестке Ты - монумент городовой.
И при случайном беспорядке, Когда Хаос разинет пасть, Твои шаги разумно кратки, Являя нам, смятенным, власть.
Да, я тебя в веках заметил И с топором в пучке ветвей, Как ликтор, Цезаря ты встретил, Казнивший Брута сыновей.
Ты воин и не знаешь страха, И над привычностью лица Сверкает золотая бляха, Как отблеск царского венца15.
Пародия говорит о глубоком знании творчества объекта пародирования. Некоторые ее строки ассоциируются с узнаваемыми поэтическими текстами Брюсова16 (здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, ссылки на стихотворения В.Я. Брюсова даются по указанному изданию с обозначением тома и страницы после цитат):
Ю.А. Сидоров В.Я. Брюсов
Весь город в ярком шумном блеске Весь город в серебряном блеске («Летучая мышь», 1895; I, 82)
Да, я тебя в веках заметил И с топором <...> По глухим тропам столетий Ты проходишь с топором <.> («Хвала человеку», 1906; I, 518)
И над привычностью лица <.> отблеск царского венца17 В блеске царского венца, -Пред стрелою не укрою Я спокойного лица! («Ахиллес у алтаря», 1905; I, 391)
Пародия содержит некоторые слова из брюсовского поэтического словаря: хаос с характерным ударением на втором слоге (ср. «Я за бездною открытой / Вижу солнечный хаос», I, 42; «А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает мечты в разноцветный хаос», I, 59) или ликторы (ср. «Вы, ликторы, закройте форум», I, 425), имена воскрешаемых Брюсовым исторических персонажей (Цезарь, Брут), а также слова, ассоциирующи-
еся с самим Брюсовым, его литературной позицией и обликом: культура («страж культуры вековой»), разумность («твои шаги разумно кратки»), власть («являя нам, смятенным, власть»). Так, с одной стороны, объектом пародирования здесь выступает тематика творчества Брюсова: урбанизм («Весь город в ярком шумном блеске») и историко-мифологические мотивы (городовой с бляхой над головой, заменившей венец, - сниженное изображение героя из галереи брюсовских «любимцев веков»), а также язык поэта. С другой - в чертах Городового - носителя власти и разумности, «стража культуры вековой», противника Хаоса, беспорядка и волнений, «воина, не знающего страха», угадываются черты самого Брюсова, каким он мог видеться Сидорову в начале 1908 г., - противника «гуннских воззрений на искусство», «усмирителя от литературы».
Для Сидорова Брюсов, однако, был не только участником литературной полемики, главой «литературных москвичей». Как уже отмечалось выше, пародия говорит о хорошем знании начинающим поэтом творчества «мэтра».
Влияние Брюсова обнаруживается во многих поэтических текстах Сидорова (начиная с дебютных «Новых варваров»)18. Вызывает удивление тот факт, что, отмечая в своей рецензии те воздействия, которые, по его мнению, испытал Сидоров, Брюсов в их числе не называет собственную лирику.
На тематическом уровне влияние Брюсова с наибольшей отчетливостью обнаруживает себя в историко-мифологических и урбанистических стихотворениях.
Историко-мифологические стихотворения Сидорова напоминают о галерее брюсовских «любимцев веков», в них лирический герой также становится непосредственным участником событий прошлого.
Ср., например, стихотворение «Disjecta membra», написанное от имени растерзанного Осириса:
Разбросаны члены мои по речным и болотным лагунам, И руку обвил окровавленной бронзовой цепью браслет19.
Или стихотворение «Из Гомера», лирический герой которого, словно оказавшись внутри Третьей песни гомеровской «Илиады», с благоговейным трепетом созерцает проходящую мимо Прекрасную Елену:
Проходишь ты мимо и светишь, Ты светишь и старцам, и мне, Но знаю, меня не заметишь В холщевой и бедной броне20.
Однако, в отличие от Брюсова, которому свойственно было релятивистское стремление охватить в своем творчестве всю историю целиком, отразив «все бездны и все гавани» ее, Сидоров выбирает для своих стихов только определенные сюжеты. В текстах, включенных в «Стихотворения»
(1910), все мифологемы и исторические образы так или иначе связаны с центральным мифом (младосимволистским по своей природе) - мифом о плененной материей Мировой душе и ее избавителе - поэте. Мифологемы, к которым обращается Сидоров, не случайны, они так или иначе отражают грани этого мифа, в котором существует мужской персонаж - страдающее божество-спаситель (Осирис, Дионис, Христос) и женский - плененная материей, ждущая своего избавителя, Мировая душа, изображенная, как правило, в двух амбивалентных ипостасях (Изида / Нефтида, Елена Прекрасная / Елена блудница и, хотя и не названная напрямую, София / Аха-мот). Тем самым Осирис и Елена не являются случайными персонажами, важными поэту только в свете переменчивого «мига», но высвечивают грани магистрального для его поэзии мифа. Таким образом, от брюсов-ских «любимцев веков» Сидоров заимствовал лишь общую форму, развив ее скорее в духе исканий младосимволистов.
То же можно сказать и о разработке урбанистической темы. Влияние Брюсова здесь очевидно. Так, образы из начала брюсовской поэмы «Конь блед» становятся своего рода трафаретом, пользуясь которым Сидоров в своем стихотворении «На автомобиле» создает декорации города:
Кипящее и городское море. По узким улицам качусь с моей Подругою на небольшом моторе Средь бурных волн людей и лошадей.
<...>
И пестрые цветы реклам бумажных, Как некие уродливые сны, С громад домов многоэтажных Слились в одно <.>21 .
Ср. у Брюсова в поэме «Конь блед»:
Улица была - как буря. Толпы проходили, Словно их преследовал неотвратимый Рок. Мчались омнибусы, кебы и автомобили, Был неисчерпаем яростный людской поток. Вывески, вертясь, сверкали переменным оком, С неба, с страшной высоты тридцатых этажей; В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком Выкрики газетчиков и щелканье бичей (I, 442).
Однако восприятие города у двух поэтов различно. У Сидорова нельзя найти того декадентского любования, той очарованности городом, которая свойственна Брюсову, Сидоров - антиурбанист. Городу он с одной стороны противопоставляет пасторальную идиллию: особую роль в его стихах играет мир сельской природы, который говорит с поэтом, воплощая черты все той же Мировой души («Кто в темной зелени аллей / Зовет меня, стеня, рыдает.»)22. Картина пробуждения природы на фоне городского
пейзажа, нарисованная в стихотворении «Утро» (его в своем экземпляре «Стихотворений» отметил Брюсов)23 - скорее исключение для этого поэта. С другой стороны, город как воплощение современности для Сидорова противоположен его пассеистическому идеалу. Так, в процитированном выше стихотворении «На автомобиле» «уродливым снам» городской жизни противопоставляются лица лирического героя и его возлюбленной, наполненные «старинной красотою»: «.Но мнится мне, полны // Старинной красотою наши лица»24. Город в лирике Сидорова выступает как место обмана, лжи («Жребий уныл, незавиден, / Город меня обманул»)25 -место власти демонических сил. Изображение города у Сидорова хотя и находится под ощутимым влиянием Брюсова (прежде всего - с внешней, формальной стороны), скорее заставляет вспомнить о дебютных книгах московских младосимволистов: «Золоте в лазури» (1904) Андрея Белого или «Цветах и ладане» (1907) С.М. Соловьева.
Отметим также, что для создания декораций города в стихотворении «На автомобиле» Сидоров использует образы именно из поэмы «Конь блед», несколько нехарактерной для Брюсова, выделяющейся из его творчества апокалипсичностью и антиурбанизмом, близким младо-символистам. (Ср. известное воспоминание Брюсова: «А. Белый и юный С.М. Соловьев, когда я им его <т.е. «Конь блед»> прочел, повскакали со стульев»)26. На восприятие Сидоровым этой поэмы в связи с исканиями младосимволистов-теургов указывает черновик его письма к С.М. Соловьеву из самодельной тетради января 1909 г. Черновик письма наполнен апокалипсической образностью, вызванной известиями о крупном землетрясении в Мессине 28 декабря 1908 г. Сидоров пытается осмыслить этот природный катаклизм, исходя из представлений о «пришествии Антихриста» и скором «конце мира», предсказанном В.С. Соловьевым: «Мнится, предвестием и знамением является оно <землетрясение> человечеству»27. Зачеркнутая цитата из поэмы «Конь блед» «Люди, вы не узнаете Божией десницы?» (атрибутирована А.В. Лавровым)28, которая пришла в голову поэту во время его работы над черновиком письма, красноречиво говорит о том контексте, в котором он воспринимал эту поэму Брюсова.
К.Г. Локс в своих воспоминаниях отметил, что искания Сидорова были во многом противоположны брюсовским, однако «как поэта он <Сидоров> ценил его <Брюсова> высоко, во всяком случае мог понимать и противоположное себе, не отворачиваясь с истерическим криком»29.
По всей видимости, Сидоров действительно ценил Брюсова как поэта. И не только ценил, но и учился у него. С.В. Клейменова сообщает, что в библиотеке Сидорова присутствовала книга стихов Брюсова «Me euem esse»30 - книга заветов и наставлений, адресованных «продолжателю», «будущему другу»31.
Брюсов был важен для Сидорова не только как ключевой участник внутрисимволистской полемики, но и как «мэтр» символизма. Вместе с тем, царящий в околовесовском кружке «культ Брюсова» был ему, скорее всего, чужд. Пародия, рассмотренная нами выше, видится в том числе ироническим переосмыслением созданного уже к 1908 г. (год написания
пародии) «канона» хвалебно-панегирических стихотворных посланий, посвящаемых Брюсову начинающими поэтами (В.В. Гофман «Валерию Брю-сову», 1902; Андрей Белый «Маг», 1903; А.А. Койранский «В. Брюсов», 1903; Б.А. Садовской «Валерию Брюсову», 1903; С.М. Соловьев «Валерию Брюсову», 1905-1906; Эллис «Поэту наших дней», 1907; М.А. Куз-мин «Акростих», 1908 и др.)32. Очевидны текстуальные совпадения пародии Сидорова со стихотворным посланием Виктора Гофмана - зачинателя этого «канона»:
Могучий, властный, величавый, Еще не понятый мудрец, Тебе в веках нетленной славы Готов сверкающий венец!33
Ироническое и, вместе с тем, благоговейно-опасливое отношение к самому «мэтру» символизма сочеталось у Сидорова с переосмыслением ряда его поэтических тем (прежде всего урбанистической и историко-ми-фологической). Темы эти начинающий поэт стремился наполнить содержанием, в большей степени свойственным младосимволистам-теургам, духовные и художественные искания которых были ему явно значительно ближе.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 191.
2 Садовской Б.А. «Весы». Воспоминания сотрудника // Минувшее: исторический альманах. № 13. М.; СПб., 1993. С. 24.
3 Русская мысль. 1910. № 10. С. 321.
4 Русская мысль. 1910. № 10. С. 322.
5 Русская мысль. 1910. № 10. С. 322.
6 НИОР РГБ. Ф. 386. В.Я. Брюсов библиотека. Ед. хр. 114. Л. 16.
7 НИОР РГБ. Ф. 386. В.Я. Брюсов библиотека. Ед. хр. 114. Л. 27, об.
8 Русская мысль. 1910. № 10. С. 322.
9 Савелов В.В. Ю.А. Сидоров и Андрей Белый // Новый филологический вестник. 2016. № 3 (38). С. 103-104.
10 Пустыгина Н.Г. «Трагедия творчества» (А. Блок и роман А. Белого «Серебряный голубь») // Блоковский сборник. Вып. XII. Тарту, 1993. С. 86.
11 Русская мысль. 1910. № 10. С. 323.
12 Брюсов В. Далекие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней. М., 1912. С. 178-180.
13 НИОР РГБ. Ф. 646. К. 3. Ед. хр. 1. Л. 23.
14 Локс К.Г. Повесть об одном десятилетии // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 15. М.; СПб, 1994. С. 33.
15 Садовской Б. Ледоход. Пг., 1916. С. 164.
16 Брюсов В.Я. Собрание сочинений: в 7 т. М., 1973-1975.
17 Садовской Б. Ледоход. Пг., 1916. С. 164.
18 Хризопрас. М., 1906-1907. С. 27-28.
19 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 57.
20 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 69.
21 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 41.
22 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 28.
23 НИОР РГБ. Ф. 386. В.Я. Брюсов библиотека. Ед. хр. 114. Л. 33, об.
24 Сидоров Ю. Стихотворения. М., 1910. С. 41.
25 НИОР РГБ. Ф. 190. К. 42. Ед. хр. 1. Л. 6.
26 Письма Брюсова П.П. Перцову. 1903-1910 // Печать и революция. 1926. № 7. С. 42.
27 РГАЛИ. Ф. 103. Оп. 2. Ед. хр. 148. Л. 21.
28 Лавров А.В. Юрий Сидоров: на подступах к литературному творчеству // Лавров А.В. Символисты и другие. М., 2015. С. 225.
29 НИОР РГБ. Ф. 646. К. 3. Ед. хр. 1. Л. 23, об.
30 Клейменова С.В. Книги из собрания Юрия Сидорова в фонде ЗНБ СГУ // Библиотека вуза: вчера, сегодня, завтра. Саратов, 2007. № 7. С. 75.
31 Брюсов В.Я. Me eum esse. Новая книга стихов. М., 1897. С. 7.
32 Венок Брюсову: Валерий Брюсов в поэзии его современников / сост., предисловие и прим. В. Молодякова. М., 2013.
33 Северные цветы. Альманах третий. М., 1903. С. 122.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Savelov V.V. Yu.A. Sidorov i Andrey Belyy [Yuriy Sidorov and Andrei Bely]. Novyyfilologicheskiy vestnik, 2016, no. 3 (38), pp. 103-104. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Pustygina N.G. "Tragediya tvorchestva" (A. Blok i roman A. Belogo "Serebry-anyy golub") ["Tragedy of creativity" (A. Blok and Bely's novel "Silver Dove"]. Blo-kovskiy sbornik [Collection Blok]. Vol. 12. Tartu, 1993, p. 86. (In Russian).
3. Yuriy Sidorov: na podstupakh k literaturnomu tvorchestvu [Yurij Sidorov: On the Approaches to the Literary Life]. LavrovA.V. Simvolisty i drugie [The Simbolysts and Others]. Moscow, 2015, p. 225. (In Russian).
4. Kleymenova S.V. Knigi iz sobraniya Yuriya Sidorova v fonde ZNB SGU [Sidorov's Books Collection in ZNB SGU]. Biblioteka vuza: vchera, segodnya, zavtra [University Library: Yesterday, Today, Tomorrow]. Vol. 7. Saratov, 2007, p. 75. (In Russian).
Вячеслав Витальевич Савелов - специалист по учебно-методической работе кафедры истории русской классической литературы Института филологии и истории Российского государственного гуманитарного университета.
Научные интересы: русская литература и культура рубежа XIX-XX вв.; поэзия и проза русского символизма.
E-mail: [email protected].
Vyacheslav Savelov - specialist in teaching methods at the Department of History of Russian Classical Literature, Institute for Philology and History, Russian State University for the Humanities.
Researcher interests: Russian literature and culture at the turn of the 19-20 centuries; poetry and prose of Russian Symbolism.
E-mail: [email protected].
