CC BY
87
130
ВЕСНІК МДПУ імя І. П. ШАМЯКІНА
УДК 81’42
ЯЗЫКОВЫЕ МАРКЕРЫ КОММУНИКАТИВНЫХ НЕУДАЧ В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОМ ДИСКУРСЕ
О. Р. Русецкая
старший преподаватель кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации УО «ГрГУ им. Я. Купалы»
В данной статье рассмотрены вопросы неуспешной коммуникации в рамках институционального общения на примере политического и судебного дискурсов. Проведен анализ языковых средств, выступающих в роли маркеров (сигналов) коммуникативных неудач в официальном диалоге, в результате которого выявлены особенности маркирования сбоев в общении, характерные для диалогов политических дебатов и судебного допроса. Исследование проведено на материале русского и английского языков.
Введение
Вопросы достижения успешности коммуникации интересовали лингвистов на протяжении многих веков. В рамках успешного общения рассматривались стратегии и тактики, используемые коммуникантами для достижения своих коммуникативных целей, а также проводились исследования факторов, влияющих на успех в коммуникации. Неуспешная или проблемная коммуникация стала предметом исследований всего несколько десятилетий назад. Данным вопросам посвящены работы E. А. Земской [1], М. Н. Смирновой [2], А. А. Потемкина [3], Б. Ю. Городецкого [4], Е. К. Тепляковой [5], Н. К. Къневой [6], Е. М. Мартыновой [7], Л. Л. Славовой [8], а также работы таких зарубежных исследователей, как P. Mirecki [9],
P. Drew [10], E. A. Schegloff [11] и др. Для обозначения различного рода сбоев и недоразумений в ходе речевого общения чаще всего в исследованиях перечисленных выше лингвистов используется термин «коммуникативная неудача», под которым понимается полное или частичное непонимание высказывания партнером по коммуникации, т. е. неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего [1], [3], [4]. К коммуникативным неудачам, согласно концепции Е. А. Земской и О. П. Ермаковой, относится также и «возникающий в процессе общения, не предусмотренный говорящим нежелательный эмоциональный эффект: обида, раздражение, изумление» [1], в котором, по мнению авторов, и выражается взаимное непонимание речевых партнеров. Ученые в области проблемного дискурса занимаются классификацией коммуникативных неудач, выявлением причин их возникновения, а также изучением способов преодоления сбоев в коммуникации в различных типах дискурса.
С позиции участников общения (социолингвистический подход) все виды дискурса распадаются на личностно-ориентированный и институциональный. Рассмотрев отличия между данными типами дискурса, мы вслед за М. Л. Макаровым отмечаем, что институциональный дискурс обладает такими свойствами, как более жесткая структурализация при максимуме речевых ограничений, фиксированная мена коммуникативных ролей, меньшая обусловленность контекстом, ограниченное количество глобально определенных целей и др. [12, 176].
По мнению М. Ю. Олешкова, институциональный дискурс - «специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социального института» [13, 111]. Институциональное общение строится по определенному трафарету, где цель общения определяет тематику и тональность дискурса. Именно трафаретность общения является определяющим фактором институционального общения и отличает его от персонального. Следует также отметить тот факт, что большинство работ, посвященных исследованию коммуникативных неудач, основаны на изучении неофициального или личностно-ориентированного диалогического общения. Это связано в первую очередь с тем, что неофициальный диалог обладает такими характеристиками как спонтанность и нерегламентированность, что и приводит к возникновению большего количества коммуникативных сбоев.
ФШАЛАГГЧНЫЯ НАВУКІ
131
В данной работе мы проводим анализ коммуникативных неудач в диалогах институционального типа. Несмотря на трафаретность и клишированность, институциональное общение также не лишено сбоев в общении, так как коммуникант, общаясь в рамках статусноролевых отношений, не перестает быть личностью со своим характером, темпераментом и другими особенностями, что и обусловливает непредвиденные спонтанные реакции на услышанную реплику, выход чувств и т. д.
Целью нашей работы является анализ тех средств, при помощи которых коммуниканты сигнализируют о том, что произошел сбой в общении. Такие сигналы в нашей работе мы называем маркерами коммуникативных неудач.
Минимальной единицей нашего исследования является случай коммуникативной неудачи, который условно можно разделить на два этапа:
1) обнаружение или сигнал (маркер) произошедшего сбоя в коммуникации;
2) непосредственно корректировка и преодоление/непреодоление коммуникативной неудачи.
В нашей работе мы рассматриваем только первый этап, который представляет собой
начало развертывания проблемного дискурса. Маркеры коммуникативных неудач или, другими словами, инициация корректировки представляет собой обнаружение одним из коммуникантов коммуникативной неудачи в предшествующем участке дискурса и сигнализирование о ней партнеру по общению. Н. К. Кънева отмечает, что «процесс распознания коммуникативной неудачи в диалогическом общении взаимосвязан с выявлением способов выражения непонимания. В качестве сигналов коммуникативной неудачи рассматриваются реплики партнера по коммуникации» [6, 5]. Сигнал о том, что произошел сбой в развертывании дискурса, может быть как со стороны адресанта, так и со стороны адресата.
Соглашаясь с этим положением, мы выделяем наличие сигналов для выражения сбоя в общении в качестве релевантной характеристики коммуникативной неудачи и важного этапа в процессе их преодоления.
Основную часть коммуникативных контекстов, содержащих коммуникативные неудачи, составили такие типы дискурса, как политический и судебный. Наше внимание было сконцентрировано именно на данных типах институционального общения по причине того, что в них признаки институциональности, официальности и формальности значительно выше, чем в других, например, медицинском или педагогическом дискурсах.
Результаты исследования и их обсуждение
Коммуникативные неудачи присущи диалогическому общению, ввиду этого остановимся на политических дебатах как диалогически направленном жанре политической коммуникации и на допросе в зале суда как жанре судебного дискурса.
Как форма поиска и обоснования истины, защиты собственных позиций и позиций своей партии, а также критики и обвинения оппозиции, дебаты обладают всеми качествами, присущими диалогу. Особенно наглядно этот факт демонстрируют ситуации вокруг выкриков с места, промежуточных вопросов, общения с президиумом, отличающиеся реплицированием, неподготовленностью высказываний, мгновенной реакцией на изменение речевой ситуации, а также сменой ролей, когда выступающий становится то адресатом, то адресантом.
Наиболее частым маркером коммуникативной неудачи в политических дебатах является утверждение ложности предполагаемой информации. Это объясняется тем, что одной из целей дебатов является дискредитация соперника, уличение его во лжи и некомпетентности. Рассмотрим следующую коммуникативную ситуацию:
Presenter. Do you support the policy of the president on the war in Iraq?
Obama. Clinton said that I wasn’t opposed to the war up from the start that is simply not true. ... Clinton asserts that I said that Republicans had had very economic policy since 1980. This is not the case.
Clinton...It’s sometimes difficult to understand what Obama has said because as soon as he’s
confronted on it he says that’s not what he meant. The facts are he has said that he really liked the ideas of the republicans over the last 10 to 15 years. And we can give you the exact quote...
132
ВЕСНІК МДПУ імя І. П. ШАМЯКІНА
В приведенном выше фрагменте Барак Обама не отвечает на заданный ему вопрос. Он уклоняется от ответа, утверждая, что Хиллари Клинтон обвиняет его в том, что он не сразу выступил против войны, и фактически говорит о том, что его оппонент лжет. Ведущий дебатов не достигает своей цели: не получает ответ на свой вопрос, т. е. не осуществляется коммуникативная цель. Маркером коммуникативной неудачи являются высказывания «that is simply not true», «this is not the case», где используется стилистический прием литоты, при котором говорящий нарочито смягчает выражение путем замены слова, содержащего утверждение какого-то признака, выражением, отрицающим противоположный признак. Здесь же сенатор Обама указывает на то, что Хиллари неверно поняла и другое его заявление об экономической политике республиканцев. Госпожа Клинтон, в свою очередь, используя тот же стилистический прием литоты «that’s not what he meant», заявляет, что Обаму иногда сложно понять, так как когда ему начинают возражать, он сообщает, что имел в виду совсем другое.
Следующ им по частоте употребления маркером коммуникативных неудач в политических дебатах, согласно полученным результатам, является непредсказуемая (в большинстве случаев негативная) эмоциональная реакция одного из коммуникантов. Политические дебаты -это официальная коммуникация со своими правилами и регламентом, но, несмотря на это, коммуниканты очень часто переходят на личности. Из исследования видно, что собеседники теряют контроль над своими эмоциями и чувствами по причине личностных оскорблений. Самым сильным раздражителем выступают высказывания в адрес некомпетентности и несостоятельности человека как личности, а не как профессионала. Негативные эмоции проявляются в виде повышения тона разговора, перехода на крик, ответных оскорблений с использованием нецензурной лексики и т. д. Очень часто политики вызывают отрицательные эмоции у собеседника намеренно с целью его дискредитации, но они не стремятся к прекращению диалога. Таким образом, коммуникативной неудачей в подобных случаях мы считаем только те ситуации, в которых коммуникация обрывается. Это можно продемонстрировать на следующем примере:
А. Шуршев. Вопрос движению Наши: вот мне непонятно, откуда у движения Наши берутся такие вопросы, когда руководитель петербургских нашистов, и в подтверждение этому есть кадры видео...
Наши. я прошу не употреблять слово «нашисты». Мы будем воспринимать это как прямое оскорбление.
А. Шуршев. Так вот, мне не понятно откуда вообще такие вопросы, когда лидер петербургских нашистов открыто...
Наши. Еще раз вы произносите это слово и подобную риторику, и мы прекращаем дебаты... немедленно!
Ведущий. Друзья мои, давайте успокоимся. Не будем ставить таких жестких условий. Мы согласились на дебаты, так проведем их до конца.
Наши. Если будет продолжаться та риторика, которая будет прямо оскорблять нас, мы собираемся и уходим.
Данная ситуация отображает случай коммуникативной неудачи, где адресат отказывается от дальнейшего разговора, так как А. Шуршев, сыграв на схожести звучания слов «нашисты» и «фашисты», наносит оскорбление представителю партии «Наши». В первой ответной реплике: «я прошу не употреблять слово «нашисты». Мы будем воспринимать это как прямое оскорбление» коммуникант придерживается принципа вежливости, здесь звучит просьба. Далее негативный эмоциональный эффект от повторного употребления слова «нашисты» усиливается, раздражение и оскорбление коммуниканта выливается в выдвижение условия продолжения диалога, побудительное предложение трансформируется в условное: «еще раз вы произносите это слово и подобную риторику, и мы прекращаем дебаты... немедленно!». Здесь мы уже слышим угрозу, тон говорящего становится более резким и категоричным, назревает конфликт. Речь оскорбленного участника дебатов прерывается паузами негодования, во многих подобных случаях наблюдается парцелляция информации. Не вызывает сомнения тот факт, что А. Шуршев, употребляя оскорбительное слово в адрес представителя движения «Наши», рассчитывал на возникновение у последнего негативной эмоциональной реакции, но никак не намеревался прекратить диалог.
ФШАЛАГГЧНЫЯ НАВУКІ
133
Маркеры коммуникативных неудач данного типа представлены в виде эллиптических предложений, незаконченных фраз, восклицаний, употребляется экспрессивная лексика, в синтаксисе доминируют простые назывные предложения, очень часто происходит нарушение правила смены ролей «говорящий-слушающий».
Особое внимание следует также обратить на такой тип маркеров коммуникативных неудач в политических дебатах, как переспрос и предложение своей интерпретации смысла высказывания. Сюда относятся высказывания типа: «с кем-с кем?», «что-что?», «excuse me?», «I’m sorry?», «to whom?», «what... ?», «слово ... следует понимать
как... ?», «you meant ... when you told ...?» и т. д. Рассмотрим следующий случай коммуникативной неудачи:
Moderator. Governor, we’ll go to the Supreme Court question in a moment, but make sure I understand your position on RU-486. If you’re elected president, you won't support legislation to overturn this?
Bush. I don’t think a president can unilaterally overturn it. The FDA has made its decision.
Moderator. That means you wouldn't, through appointments, to the FDA and ask them to ...
Bush. I think once a decision has been made, it’s been made unless it’s proven to be unsafe to women.
Что касается данного контекста, то маркером неудачи является повествовательная по форме, но вопросительная по коммуникативной цели реплика: «That means you wouldn’t...», в которой предлагается своя интерпретация смысла услышанной информации.
Переспросы в подобных ситуациях, как правило, имеют форму эллиптических вопросительных предложений, эхо-вопросов, когда переспрос включает в себя часть предыдущего высказывания. Очень часто в эмоциональной речи вопрос-переспрос дублируется: «какой-какой?», «с кем-с кем?». Анализ других примеров показал, что очень часто в подобных ситуациях употребляются лексические единицы с семой «понимать»: «mean», «значит» и др.
В единичных случаях встречаются такие виды маркеров, как констатация бессмысленности высказывания, например, «ну, это не вопрос!», «that’s not an answer!»:
Н. ■■■ В связи с этим, вопрос: у многих людей есть ощущение, что вас, например, ну ваших коллег... ваш ближайший соратник вообще был главой исполнительной власти при Путине.... А есть ощущение, что вас вообще не устроит никакая демократия, кроме той, при которой вы гоняете с мигалкой сами и живете в Барвихе сами. И как только вас соответственно оттуда турнули, (аплодисменты) демократии не хватать стало
(аплодисменты).
Х ну, это не вопрос! Вы, по-моему, перепутали роль! Вы уже не оппонируете...
Н нет, я оппонирую...
Х мало того, вы уже персонально оскорбляете, подтасовывая факты!
Н хорошо, скажите...
Формально такая констатация бессмысленности высказывания представлена отрицательными назывными предложениями.
Коммуникативные неудачи в судебном дискурсе бывают как истинными (возникшими спонтанно), так и ложными (запланированными). Как показало исследование, большинство случаев представлено ложными коммуникативными неудачами. Но этот факт никак не отражается на характере маркеров или сигналов о произошедшем коммуникативном сбое: истинные и ложные коммуникативные неудачи содержат одинаковые маркеры. В данном типе дискурса доминирует такой маркер коммуникативных неудач, как констатация непонимания, выражаемая различными способами. В первую очередь, это прямое заявление о том, что высказывание не было понятным или недостаточно ясным. Сюда относятся маркеры типа «I don’t understand», «не понял вопроса», «мне непонятно», «it was not clear to me». Например:
The Court. I don't understand. They appear to be the same form. Is that what you 're saying?
The witness. Yes, they are the same forms.
The Сourt. That’s different.
134
ВЕСНІК МДПУ імя І. П. ШАМЯКІНА
Приведенный пример содержит сигнал о том, что высказывание было непонятным. В большинстве подобных случаев языковым маркером выступают отрицательные предложения, содержащие лексическую единицу с семой «понимать».
О непонимании также сигнализирует просьба повторить коммуникативную единицу, вызвавшую затруднение в понимании. Рассмотрим следующие коммуникативные ситуации:
1) Q. Okay. Did you think about trying to do a ground school instruction to the defendant?
A. Would you say that once again, please?
Q. Okay. Ground school. Do you teach ground school?
A-1 was going to teach him ground school.
2) Трепашкин. Вы сказали: она не помещалась под заднее сиденье и в карман...
Курский. Вы меня что спросили?
Трепашкин. В какие места помещалась?
Курский. Она помещалась под заднее водительское сиденье, когда сиденье не фиксировалось, не закрывалось. Вот. То есть под заднее пассажирское сиденье и в карман заднего..., в задний карман за водительским сиденьем.
Трепашкин. И там помещалась, нет?
Просьба повторить сказанное ранее выражается либо предложением в сослагательном наклонении, как это видно в примере 1: «Would you say that once again, please?», либо вопросом о том, что было сказано: «Вы меня что спросили?». Пример 1 содержит вежливую просьбу, где употреблен модальный глагол «would». В ряде подобных случаев встречаются глаголы «could», «will». В русскоязычном материале просьба повторить может быть также выражена в форме сослагательного наклонения. В подобных просьбах часто встречаются глаголы со значением «повторить», такие как «repeat», «say again». В примере 2 просьба выражена косвенно: вопросом о смысле сказанного адресат вынуждает адресанта выразить свою мысль еще раз.
Вопрос с целью уточнения смысла коммуникативной единицы, приведшей к коммуникативной неудаче, также выступает в качестве выражения непонимания:
A. Because it wasn’t his apartment.
Q. «His» being whose?
A. It was not Mr. al-Attas's apartment.
Q. Whose apartment was it?
A. It was Mukram Ali's.
Данный пример содержит коммуникативные неудачи, вызванные проблемой акта референции. Маркерами или сигналами непонимания, приведшего к сбою в коммуникации, является вопрос: «His» being whose? В подобных случаях в вопросах содержится та лексическая единица, смысл которой вызвал затруднение в понимании, в данном случае это his. Следует отметить, что наиболее типичной формой маркеров данного типа, согласно результатам исследования, является эллиптическая конструкция вопроса.
Выводы
Проведенное исследование случаев коммуникативных неудач в политическом и судебном дискурсах позволяет сделать вывод о том, что языковые маркеры коммуникативных неудач в институциональном дискурсе зависят от типа дискурса и его целей. Так, для политического дискурса, в частности политических дебатов, где основной целью является борьба за власть, характерны следующие сигналы (маркеры):
1. утверждение ложности предполагаемой информации, связанное с намеренным сбоем нормального хода развертывания диалога, в результате которого адресант теряет нить разговора, сбивается и выступает в глазах публики нечестным и некомпетентным политиком;
2. неадекватная (в большинстве случаев негативная) эмоциональная реакция, приводящая к коммуникативному конфликту или прекращению диалога;
3. переспрос и предложение своей интерпретации смысла высказывания;
4. констатация бессмысленности высказывания.
ФШАЛАГГЧНЫЯ НАВУКІ
135
Что касается маркеров коммуникативных неудач в судебном допросе, то здесь необходимо выделить различные способы выражения непонимания независимо от того, была коммуникативная неудача запланированной или истинной:
1. прямое заявление о том, что высказывание не было понятным или недостаточно ясным;
2. просьба повторить коммуникативную единицу, вызвавшую затруднение в понимании;
3. вопрос с целью уточнения смысла коммуникативной единицы, приведшей к коммуникативной неудаче.
Литература
1. Земская, Е. А. К построению типологии коммуникативных неудач / Е. А. Земская, О. П. Ермакова // Русский язык в его функционировании: коммуникативно-прагматический аспект : сб. ст. / МГУ ; под ред. Е. А. Земской. - М., 1993. - С. 36-64.
2. Смирнова, М. Н. Коммуникативные неудачи в неофициальном диалоге : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 / М. Н. Смирнова. - М., 2003. - 165 л.
3. Потемкин, А. А. Коммуникативные неудачи при идентификации референта : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / А. А. Потемкин. - М., 1994. - 160 л.
4. Городецкий, Б. Ю. Компьютерная лингвистика: моделирование языкового общения
/ Б. Ю. Городецкий // Прогресс : сб. науч. тр. - М., 1989. - Вып. XXIV : Новое в зарубежной лингвистике: Компьютерная лингвистика. - С. 5-31.
5. Теплякова, Е. К. Коммуникативные неудачи при реализации речевых актов побуждения в диалогическом дискурсе (на материале современного немецкого языка) : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 / Е. К. Теплякова. - Тамбов, 1998. - 158 л.
6. Кънева, Н. К. Интегральный подход к проблеме коммуникативных неудач : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / Н. К. Кънева. - Тверь, 2005. - 196 л.
7. Мартынова, Е. М. Типология явлений коммуникативного дискомфорта в ситуациях диалога : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19 / Е. М. Мартынова. - Орел, 2000. - 229 л.
8. Славова, Л. Л. Типолопя комушкативних невдач (на матеріалі сучасного англійського мовлення) : автореф. дис. ... канд. филол. наук : 10.02.04 / Л. Л. Славова ; Киев. гос. ун-т. - Киев, 2000. - 18 с.
9. Mirecki, P. Defining and classifying misunderstandings - two approaches / Р. Mirecki // Ihe Twelfth Annual PASE Conference, Miedzeszyn, 24-26 April 2003 / University of Warsaw ; еd. E. Mioduszewska. -Miedzeszyn, 2003. - Р. 23-56.
10. Drew, P. Open «class repair» initiators in response to sequential sources of troubles in conversation / Р. Drew // Journal of Pragmatics. - 1997. - Vol. 28, № 1. - P. 69-103.
11. Schegloff, E. A. Third turn repair / Е. А. Schegloff // Towards a social science of language: Social interaction and discourse structure. - Amsterdam, Philadelphia, 1997. - Vol. 2. - P. 31-40.
12. Макаров, М. Л. Основы теории дискурса / М. Л. Макаров. - М. : Гнозис, 2003. - 280 с.
13. Олешков, М. Ю. Основы функциональной лингвистики: дискурсивный аспект / М. Ю. Олешков. - Нижний Тагил : Нижнетагил. гос. соц.-пед. акад., 2006. - 146 с.
Summary
This article deals with the problems of successful communication on the basis of political and judicial discourse. The results of the analysis of linguistic means functioning as signals of communicative breakdowns in the official dialogue show the peculiarities of marking failures in political and judicial communication. The research has been carried out on Russian and English materials.
Поступила в редакцию 05.06.12.
