CC BY
59
References
1. Abdullaev Z.G. Ocherkiposintaksisu darginskogoyazyka. Moskva,1971.
2. Abdullaev Z.G. Sub'ektno-ob'ektnye ipredikativnye kategorii v darginskomyazyke (kprobleme predlozheniya). Mahachkala, 1969.
3. Vinogradov V. V. Izbrannye trudy. Istoriya po russkoj grammatike. Moskva, 1975.
4. Gasanova U.U. Slovar'poslovic i pogovorok darginskogo yazyka. Mahachkala, 2018.
5. Dal' V.I. Poslovicyrusskogonaroda. Moskva, 1957.
Статья поступила в редакцию 02.10.20
УДК 82.0
Dubova M.A., Doctor of Sciences (Philology), Senior Lecturer, Professor, Department of Russian Language and Literature, State Social-Humaniterian University
(Kolomna, Russia), E-mail: [email protected]
Larina N.A., Doctor of Sciences (Philology), Senior Lecturer, Professor, Department of Theory and Practice of Periodicals, Institute of International Law
and Economics n.a. A.S. Griboedova (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]
LANGUAGE PERSONALITY OF A CHARACTER IN THE STORY "IN THE TOWER" BY V. BRYUSOV. The article examines ways of creating the linguistic personality of a character in the story "In the Tower" by V. Bryusov. It is noted that the defining characteristic of the linguistic personality of a character, on whose behalf the story is narrated, is the idea of a double world. The authors focus on the characteristics of the character's perception of the world, which has a conceptual structure, and his mental activity. According to the authors, the linguistic analysis of the hero's linguistic personality makes it possible to reveal the complex of characteristics that make up her pragmaticon and define the thesaurus as a set of keywords that acquire categorical meaning in the text. Analyzing the means of lexical representation of the designated components, the authors analyze the features of the functioning of conceptual lexemes, in particular the lexeme "sleep", which are significant for building an individual picture of the character's world, bearing the imprint of a particular historical era.
Key words: linguistic personality, attitude, mental activity, dual world, sleep, V. Bryusov.
М.А. Дубова, д-р филол. наук доц., проф. ГОУ ВО Московской области «Государственный социально-гуманитарный университет», г. Коломна,
E-mail: [email protected]
Н.А. Ларина, д-р филол. наук доц., проф. Института международного права и экономики имени А.С. Грибоедова, г. Москва,
E-mail: [email protected]
ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ ГЕРОЯ В РАССКАЗЕ В. БРЮСОВА «В БАШНЕ»
В статье рассматриваются способы создания языковой личности героя в рассказе В. Брюсова «В башне». Отмечается, что определяющей характеристикой языковой личности героя, от лица которого и ведется повествование в рассказе, является идея двоемирия. Авторы акцентируют внимание на характеристике мироощущений персонажа, имеющих концептуальное строение, и его мыслительной деятельности. По мысли авторов, лингвистический анализ языковой личности героя позволяет раскрыть комплекс характеристик, составляющих её прагматикон и определяющих тезаурус как набор ключевых слов, приобретающих категориальное значение в тексте. Анализируя средства лексической репрезентации обозначенных компонентов, авторы анализируют особенности функционирования концептуальных лексем, в частности лексемы «сон», значимых для построения индивидуальной картины мира героя, несущей на себе отпечаток конкретной исторической эпохи.
Ключевые слова: языковая личность, мироощущение, мыслительная деятельность, двоемирие, сон, В. Брюсов.
Начало XXI века отмечено исключительным вниманием многочисленных исследователей к малой прозе В.Я. Брюсова, что неудивительно, ибо тонкие нюансы интонации Брюсовских новелл каждый новый исследователь улавливает и интерпретирует по-своему, хотя, вне всякого сомнения, труды Ильева С.П. [1], Гречишкина С.С. [2; 3], Лаврова А. В. [4] и Даниелян Э.С. [5], в центре внимания которых находятся разнообразные аспекты новеллистики писателя, являются незыблемой фундаментальной основой. Исследуя всю малую прозу В.Я. Брюсова, объединенную в два сборника - «Земная ось» (1907 г) и «Дни и ночи» (1913 г), каждый раз открываешь для себя новые грани и оттенки глубоких духовных переживаний автора. В данной статье остановимся на изящной новелле «В башне» (1907 г), входящей в сборник новелл «Земная ось», степень изученности которой в современной филологической науке, на наш взгляд, явно недостаточна.
До сегодняшнего дня остается множество открытых вопросов, связанных с этой новеллой, в частности вопросов, касающихся способов и приёмов создания языковой личности героя рассказов цикла.
Напомним, что рассказ «В башне» является частью цикла «Земная ось», поэтому представляется очевидным, что его анализ необходимо осуществлять, учитывая определяющие для всего цикла художественные константы: отсутствие «определенной границы между миром реальным и воображаемым, между «сном» и «явью», «жизнью» и «фантазией»» [6, с. 425], когда «главным сюжетным событием новелл является столкновение двух «реальностей» в сознании человека.., столкновение внутреннего бытия и внешнего существования героя» [7, с. 12 - 13]. Таким образом, пространство реальное противопоставлено пространству вымышленному.
Подзаголовок новеллы - «Записанный сон» - акцентирует идею двоеми-рия. Традиционно в рассказах Брюсова отсутствует специфические черты, позволяющие «привязать» происходящее в рассказе действие к конкретному месту или времени. Обычно его герои существуют и действуют в некоем условном пространстве. В этом смысле новелла «В башне» является своеобразным исключением. Особенно это касается пространства воображаемого. Пространство сновидений - это рыцарский замок, построенный из огромных каменных глыб, берег северного моря, старый сосновый лес... Автор удивительно подробно описывает прибалтийские земли. Также указывается и вполне определенный временной пе-
риод - Средневековье (и косвенно это подтверждается конкретными приметами: рассказчик упоминает рыцарей в железных латах). В то же время В.Я. Брюсов также конкретен в определении родины и национальности героя: он русский. А вот в отношении пространства, казалось бы реального, имеются лишь некие полунамеки, позволяющие понять, что рассказчик и герой новеллы - современник автора. Таким образом, пространство ирреального, пространство воображаемое прописано ярче, конкретнее и детальнее, нежели пространство реальной жизни героя, о которой нам ничего неизвестно.
Двоемирие не только «является константой», но и ориентировано «вертикально», поскольку наличествует в голове героя, словно «плутающего» между мирами. Брюсовский герой как бы постоянно находится «на границе» миров, словно «блуждая» между ними, так как эта граница всегда существует в его сознании. Граница между мирами постепенно истончается, истончается . и преодолеть ее можно незаметно для себя самого в любой момент, что и делает брю-совский герой, неожиданно для себя оказываясь «по ту сторону» ... Безнадежно заблудившись, как в исследуемой новелле «В башне», герой так и не может до конца понять: он, рассказчик, современник автора, которому лишь снится жизнь XIII века, или он и в правду является узником Гуго фон Ризена, и, напротив, это «нынешняя» жизнь и ему только снится.
Двоемирие являет себя в снах. Таким образом, «двойное пространство» мира брюссовской новеллы - это дихотомия яви и сна.
Нельзя не согласиться с замечанием Н.А. Лариной о том, что в рассказе «В башне» герой «балансирует на грани яви и сна. Этот рассказ можно обозначить и как «переходный» от двоемирия сна/бреда/морока ... к одномирию исторических новелл» [8, с. 267].
Таким образом, определяющей характеристикой языковой личности героя, от лица которого и ведется повествование в рассказе, становится идея двоеми-рия, предопределившая причудливое соединение в сознании повествователя окружающей персонажа реальности и существующей в его подсознании ирреальности.
Таким образом, идея двоемирия оказывается ключевой в характеристике важного компонента языковой личности героя - мироощущения, согласно толковому словарю представляющему «отношение человека к окружающей дей-
ствительности, обнаруживающееся в его настроениях, чувствах, действиях» [9, с. 304]. Данное понятие имеет концептуальное строение, поскольку включает в себя набор денотативных смыслов, репрезентируемых в тексте рассказа рядом языковых единиц. Базовой языковой частью концепта «мироощущение» выступает глагольная парадигма «чувствовать», «чувствовать себя», «почувствовать»: «Я смутно чувствовал себя каким-то пришельцем в этом мире» [10, с. 67]; «Я почувствовал, что я - русский, ...» [10, с. 68]; эквивалентные глагольные единицы при наличии их синтагматической связи с субстантивными словами, имеющими значения чувств: «делало жизнь мою счастием и восторгом» [10, с. 67]; «... наполняла мою душу блаженством» [10, с. 67]; «Неодолимое мужество ощутил я в своей душе» [10, с. 69]; «... не будет - ни опасности, ни скорби» [10, с. 69] и т.д. А также существительное «чувство» с уточняющей местоименной словоформой: «Порою это чувство обострялось» [10, с. 67]; «Но едва эти чувства наполнили мою душу, ...» [10, с. 69]; «Трудно объяснить, какое меня тогда охватило чувство» [10, с. 68].
Периферийную часть концепта «мироощущение» составляют различные языковые единицы:
1) глагольные единицы, обозначающие различные проявления чувств: «любить», «смеяться», «жаждать», «радоваться» и под.: «Я жаждал иного, . оружия» [10, с. 67]; «Я предвкушал иное знание, ...» [10, с. 67]; «я любил!» [10, с. 67]; «Я её полюбил нежно и страстно» [10, с. 67]; «Каждая встреча уже наполняла мою душу блаженством» [10, с. 67]; «Я изведал, я пережил истинное счастье» [10, с. 68]; «И вдруг мне захотелось рассмеяться ...» [10, с. 69]; «Радуюсь, что ...» [10, с. 69];
2) имена прилагательные в атрибутивной и предикативной функции («утонченный», «стройная», «высокая», «счастливый», «гордый», страшный», «не прав» и др.): «возможность иного, более утонченного существования» [10, с. 67]; «я предвкушал иное знание, более глубокое, более совершенное, более свободное» [10, с. 67]; «у него была дочь Матильда, стройная, высокая, светлоокая» [10, с. 67]; «мы мечтали о счастливом будущем» [10, с. 68]; «был мрачен и гневен» [10 , 1983, с. 68]; «ты сам знаешь, что не прав» [10, с. 69]; «я сплю и вижу дурной сон» [10, с. 70]; «я отвечал гордым отказом» [10, с. 70]; «но странная и страшная мысль тихо подымается» [10, с. 70];
3) наречия: «... я полюбил её нежно и страстно»[10, с. 67]; «он сказал мне сурово» [10, с. 68];
4) имена существительные, характеризующие мироощущение героя («счастье», «восторг», «любовь», «блаженство», «вражда», «горесть», «жертва», «опасность», «скорбь», «мужество», «страдание», «мука» и др.): «но было одно, что наполняло мою жизнь счастием и восторгом» [10, с. 67]; «каждая встреча уже наполняла мою душу блаженством» [10, с. 67]; «между нами пропасть народной вражды» [10, с. 68]; «я пережил истинное счастье» [10, с. 68]; «любовь к родине» [10, с. 68]; «любовь к женщине я должен принести в жертву любви к родине» [10, с. 68]; «с горестью осознал, что счастье,.» [10, с. 68]; «мои страдания...» [10, с. 70]; «переносить все муки» [10, с. 70].
Перечисленные языковые средства выражают целую палитру чувств, переживаемых героем во время сна: это счастье и блаженство разделенной любви; гордость и любовь к своей родине, которую герой сравнивает с любовью к матери, в жертву которой он вынужден принести свою любовь к Матильде; это и мужество противостояния врагам, и радость за принадлежность к русской нации.
Семантически значим подзаголовок рассказа «записанный сон», который не только обозначает художественную действительность произведения как мир сна, грезы, но и акцентирует значимую в поэтике текста концептуальную лексему «сон» - согласно второму словарному значению «то, что снится, грезится спящему, сновидение» [9, с. 649], концептуальное поле которой играет важную роль в характеристике языковой личности героя. Эта номинация насчитывает в рассказе 8 словоупотреблений, что свидетельствует о её важности в развитии авторского замысла: «Но все события этого сна ...» [10, с. 66]; «...отличается сон от яви,...» [10, с. 66]; «.во сне,...» [10, с. 67]; «В самом последовательном сне ...» [10, с. 68]; «.... а наяву или во сне ...» [10, с. 68]; «...я сплю и вижу дурной сон» [10, с. 70]; «На этом мой сон прерывается» [10, с. 70]. Примечательно, что атрибутов, характеризующих сон с позиций личностного отношения к нему героя, за редким исключением нет. Мы узнаем лишь, что сон - мой, этот, последовательный, осмысленный и дурной. В качестве синонима сна 2 раза употребляется автором лексема «греза» - «мечта [первонач.: призрачное видение, сон]» [9, с. 124]: «... в какие времена унесла меня греза» [10, с. 66]; «... я понял, что я сплю, что все - ... - лишь греза» [10, с. 69]. В итоге сон и греза соединяются в восприятии героя в единое целое: «если я сплю и грежу теперь и вдруг проснусь на соломе в подземелье ...» [10, с. 70].
Однако сон наполнен героями, событиями и очень правдоподобен, его пространство заполнено, в нём герой переживает сильные чувства любви к Матильде, гордости за свою Родину, ненависти к её врагам. Он живет во сне, и в какой-то
Библиографический список
момент перестает осознавать грань между жизнью реальной и вымышленной, приснившейся ему, понимать, где он настоящий. Подзаголовок рассказа в конденсированной форме выражает основную тему и определяет сюжетную линию текста.
Действие рассказа разворачивается в воспоминаниях героя, который на протяжении всего произведения пытается понять: произошедшее с ним относится к миру реальному или ирреальному? Причем примечателен тот факт, что в начале произведения герой абсолютно убежден, что он спит, и все события, о которых он якобы вспоминает, ему только снятся: « Нет сомнения, что все это мне снилось, снилось сегодня ночью» [10, с. 66], а в конце рассказа от этой уверенности не остается и следа: «Что если я сплю и грежу теперь и вдруг проснусь на соломе в подземелье ...» [10, с. 70].
Таким образом, основным видом деятельности героя является мыслительная, которая выступает важным звеном в характеристике его языковой личности. Репрезентативная структура концепта «мыслительная деятельность» представлена лексико-семантическими средствами, к числу которых относятся мыслительные глаголы думать, знать, вспоминать, понимать в общем количестве 14 лексем.
Повествование произведения заключено в форму воспоминания, вследствие чего основу мыслительного процесса героя составляет глагол «вспомнить» и его корневые дериваты - вспоминать, вспоминая, воспоминания, вспоминается, для которых общим лексическим значением является «возобновить в своей памяти» [9, с. 90]: «Вспоминая теперь ...» [10, с. 66]; «... что говорят мне воспоминания» [10, с. 67]; «... не можешь вспомнить» [10, с. 67]; «... чтобы что-то вспомнить,...» [10, с. 67]; «Мне вспоминается ...» [10, с. 68]; «... когда я вспоминаю...» [10, с. 68]; «Тут вспомнился мне...» [10, с. 69]. Какие же события, факты, действия составляют основу воспоминаний героя? Это в первую очередь «рыцарский замок где-то на берегу моря» [10, с. 66]. Примечательно, что в рассказе не упоминается его точное местонахождение, хотя сама жизнь в замке автором воссоздана детально. Его привлекают мельчайшие нюансы: образ жизни, мировоззрение его обитателей, природа. Что касается временного континуума, он определен гораздо более точно: «это была страшная, строгая, еще полудикая, еще полная неукротимых порывов жизнь средневековья» [10, с. 67]. Невольно возникает вопрос, почему именно средневековье привлекает внимание автора? И здесь в первую очередь, как отмечали многие исследователи, большое значение имело настойчивое желание писателя «расширить круг тем, связанных с современностью, включая сюда . проблему истории мировой культуры» [11, с. 64]. «Художника переходного времени, историка по образованию», В. Брю-сова, по справедливому замечанию Б. Пуришева [11, с. 64 ], влекла история народов с «критическими ситуациями в их судьбах» [12, с. 328 ]. Именно такой и является эпоха, воссозданная в рассказе.
Поэтому сразу же возникает вопрос: а может, это и не сон, и не воспоминание, а мечта, греза? Получается, что вспоминается герою его сон. И все его события мучат память: «... мучить мою память...» [10, с. 67].
В качестве периферийных компонентов концепта «мыслительная деятельность» выступают другие группы глаголов:
1) «думать» в 1-м словарном значении «направлять мысли на кого-что-н., размышлять» [9, с. 156]: «... не думал, что сон ...» [10, с. 66];
2) «знать», «зная» в значении «иметь сведения о ком-чем-н.» [9, с. 201]: «... так как я уже знал, что ...» [10, с. 69]; «зная, что ...» [10, с. 70];
3) «понимать», понимая, понял в значении «обладать понимание кого-че-го-н.» [9, с. 484]: «... я с ясностью понимаю, ... [10, с. 66]; ...не было этого понимания эпохи» [10, с. 67]; «... я понял, что я сплю..» [10, с. 69].
Объектами мыслей героя являются события сна, а именно: особенности жизни в башне средневекового замка, любовь к дочери его владельца Матильде.
Мыслительная деятельность героя проходит довольно активно, языковые средства, её характеризующие, имеют основную целевую установку - показать особенности внутреннего мира героя, его личностные качества.
Таким образом, считаем возможным сделать вывод о том, что текст рассказа В. Брюсова «В башне» представлен поликонцептуальной структурой, включающей, в частности, концепты «мироощущение», «желание», «мыслительная деятельность», которые служат средством репрезентации художественного образа и построения индивидуальной авторской картины мира.
Лингвистический анализ языковой личности героя, от лица которого и ведется повествование в рассказе, позволяет раскрыть комплекс её характеристик (отношение к действительности, к людям, эмоциональный и оценочный статус, интересы), составляющих её прагматикон и определяющих тезаурус как набор ключевых слов, приобретающих категориальное значение в тексте. Каждый из проанализированных концептов представлен индивидуальными средствами выражения, создающими в итоге неповторимое своеобразие языковой личности героя, ключевой характеристикой которой является его пограничное существование между явью и сном.
1. Ильев С.П. Книга В. Брюсова «Земная ось» как циклическое единство. Брюсоеские чтения 1973 года. Ереван: Советакан грох, 1976: 87 - 115.
2. Гречишкин С.С. Новеллистика Брюсова 1900-ых годов (сборник рассказов и драматических сцен «Земная ось»). Русская литература. 1981; №4: 150 - 160.
3. Гречишкин С.С., Лавров А.В. Брюсов-новеллист. Символисты вблизи. Очерки и публикации. Санкт-Петербург: Скифия, ИД «ТАЛАС», 2004: 78 - 95.
4. Лавров А.В. Проза поэта. Брюсов. В.Я. Избранная проза. Москва: Современник, 1989: 5 - 20.
5. Даниелян Э.С. Валерий Брюсов. Проблемы творчества. Ереван: Лингва, 2002.
6. Дубова М.А., Ларина Н.А. Пространственные параметры модели мира в рассказе В.Я. Брюсова «Бемоль». Мир науки, культуры, образования. 2019; № 1 (74): 425 - 427.
7. Осипова О.И. Жанровое своеобразие прозы В. Брюсова 1900-х годов. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Владивосток, 2009.
8. Ларина Н.А. Миромоделирующие универсалии в малой прозе Леонида Андреева и Валерия Брюсова. Москва: ИМПЭ имени А.С. Грибоедова, 2018.
9. Ожегов С.И. Словарь русского языка: около57 000 слов. Под редакцией Н.Ю. Шведовой. Москва: Русский язык, 1986.
10. Брюсов В.Я. Повести и рассказы. Составители, вступительная статья и примечания С.С. Гречишкина и А.В. Лаврова. Москва: Советская Россия, 1983: 66 - 72.
11. Дубова М.А. Пути развития модернистского романа в культуре русского порубежья XIX- XX вв. (Творчество В. Брюсова и Ф. Сологуба): монография. Коломна: КГПИ, 2005.
12. Пуришев Б.И. Брюсов и немецкая культура XVI века. Собрание сочинений: в 7 т. Москва, 1974; Т. 4. References
1. Il'ev S.P. Kniga V. Bryusova «Zemnaya os'» kak ciklicheskoe edinstvo. Bryusovskie chteniya 1973 goda. Erevan: Sovetakan groh, 1976: 87 - 115.
2. Grechishkin S.S. Novellistika Bryusova 1900-yh godov (sbornik rasskazov i dramaticheskih scen «Zemnaya os'»). Russkaya literatura. 1981; №4: 150 - 160.
3. Grechishkin S.S., Lavrov A.V. Bryusov-novellist. Simvolisty vblizi. Ocherkiipublikacii. Sankt-Peterburg: Skifiya, ID «TALAS», 2004: 78 - 95.
4. Lavrov A.V. Proza po'eta. Bryusov. V.Ya. Izbrannaya proza. Moskva: Sovremennik, 1989: 5 - 20.
5. Danielyan 'E.S. Valerij Bryusov. Problemy tvorchestva. Erevan: Lingva, 2002.
6. Dubova M.A., Larina N.A. Prostranstvennye parametry modeli mira v rasskaze V.Ya. Bryusova «Bemol'». Mirnauki, kultury, obrazovaniya. 2019; № 1 (74): 425 - 427.
7. Osipova O.I. Zhanrovoe svoeobrazieprozy V. Bryusova 1900-h godov. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Vladivostok, 2009.
8. Larina N.A. Miromodeliruyuschie universalii v maloj proze Leonida Andreeva i Valeriya Bryusova. Moskva: IMP'E imeni A.S. Griboedova, 2018.
9. Ozhegov S.I. Slovar'russkogo yazyka: okolo57000 slov. Pod redakciej N.Yu. Shvedovoj. Moskva: Russkij yazyk, 1986.
10. Bryusov V.Ya. Povestiirasskazy. Sostaviteli, vstupitel'naya stat'ya i primechaniya S.S. Grechishkina i A.V. Lavrova. Moskva: Sovetskaya Rossiya, 1983: 66 - 72.
11. Dubova M.A. Puti razvitiya modernistskogo romana v kul'ture russkogo porubezh'ya XIX- XX vv. (Tvorchestvo V. Bryusova i F. Sologuba): monografiya. Kolomna: KGPI, 2005.
12. Purishev B.I. Bryusov i nemeckaya kul'tura XVI veka. Sobranie sochinenij: v 7 t. Moskva, 1974; T. 4.
Статья поступила в редакцию 29.09.20
УДК 81^42+811.161.1
Lukyanova N.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia), E-mail: [email protected]
Fedorova I.V., senior teacher, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia), E-mail: [email protected]
FEATURES OF A CHILD'S UNDERSTANDING OF A LITERARY TEXT. The article deals with the problem of primary school children's understanding of a literary text. It is believed that the majority of children have a predominant reproductive level of text perception. However, the authors believe that the prevailing stereotypes unreasonably deny younger students the understanding of the conceptual meaning of the text, which the child is able to reach through the emotional understanding of a literary text. They describe the emotional, associative and semantic features of children's understanding of the text, which allow the young reader to reach the semantic dominants of the work of art. This phenomenon of readers' understanding of a literary text is considered in the interpretation of Marina Tsvetaeva's memoirs and is supported by a linguistic experiment conducted with modern primary school children.
Key words: primary school student, understanding, perception, artistic text, semantic dominant, conceptual meanings.
Н.Н. Лукьянова, канд. филол. наук, доц., Алтайский государственный педагогический университет, г. Барнаул, E-mail: [email protected]
И.В. Федорова, ст. преп., Алтайский государственный педагогический университет, Барнаул, E-mail: [email protected]
ОСОБЕННОСТИ ПОНИМАНИЯ РЕБЕНКОМ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
В статье рассматривается проблема понимания младшими школьниками художественного текста. Считается, что у большинства детей преобладает репродуктивный уровень его восприятия. Однако авторы полагают, что сложившиеся стереотипы необоснованно отказывают младшим школьникам в понимании концептуального смысла текста, на который ребенок способен выйти через эмоциональное осмысление художественного текста. Они описывают эмоциональные, ассоциативные и семантические особенности понимания детьми текста, которые позволяют маленькому читателю выйти на смысловые доминанты художественного произведения. Данный феномен читательского понимания художественного текста рассмотрен при интерпретации воспоминаний Марины Цветаевой и подкреплен лингвистическим экспериментом, проведенным с современными младшими школьниками.
Ключевые слова: младший школьник, понимание, восприятие, художественный текст, смысловая доминанта, концептуальные смыслы.
Проблема понимания художественного текста школьниками рассматривалась литературоведами и языковедами, психологами [1] и философами, методистами и практикующими учителями. Общая цель данных исследований - выявить особенности восприятия и понимания художественного текста разными реципиентами. Так, В.А. Пищальникова отмечает, что понимание - это «сложный ментальный процесс, который управляется смысловыми доминантами - актуальными для реципиента смыслами данного речевого произведения, возникающими на базе всего предыдущего опыта субъекта» [2, с. 290 - 281].
Традиционно принято считать, что незнание лексического значения слов приводит к неполному пониманию текста читателями. Наблюдения и эксперименты ученых [3] показывают, что в процессе восприятия бывают «сбои», причиной которых является непонимание сигналов текста: слов, словосочетаний, предложений и связей между ними. Непонимание этих сигналов искажает общий концептуальный смысл прочитанного, но это происходит не всегда. Такой феномен восприятия был исследован Г.Г Граник и Л.А. Концевой. Предметом их рассмотрения явилось детское восприятие М. Цветаевой стихотворения А.С. Пушкина «К няне».
Рассмотрим эмоциональные, ассоциативные и семантические особенности восприятия и понимания языковой личностью пушкинского текста. Обратимся к отрывку из книги Марины Цветаевой «Мой Пушкин», в котором поэтесса вспоминает о знакомстве со стихотворением «К няне». Это вспоминание о своей первой встрече со стихотворением позволяет увидеть процесс восприятия поэтического текста ребенком изнутри.
Первая строка, поразившая ребенка Марину Цветаеву, - «Подруга дней моих суровых - Голубка дряхлая моя!» [4, с. 43]. Непонимание значения слова голубка заставляет ребенка - Цветаеву - обратится к детскому эмоциональному опыту, в котором это слово звучало как обращение отца к матери. Контекстуально-ситуативное значение слова позволяет понять, что оно может быть употреблено как обращение к любимому и дорогому человеку. Это помогло шести - семилетней девочке вычитать эмоциональную коннотацию текста и сделать важное заключение: «старую женщину - потому что родная - можно любить больше, чем молодую - потому что молодая и даже потому что - любимая» [4, с. 43].
Марину Цветаеву поразила употребление слова подруга, потому что в ее речевом опыте это слово отсутствовало. И это слово - «самое любовное из всех - впервые прозвучало... обращенное к старухе» [4, с. 44]. Таким образом, в эмоциональном опыте маленького читателя произошло сближение семантики этих слов: то и другое может быть обращено только к очень дорогому и любимому человеку.
Значение второго слова, дряхлая, М. Цветаева связала с «маминой котиковой муфтой». Не до конца понятое значение слова дряхлая заставляет детское воображение нарисовать образ того человека, которому принадлежит этот предмет. Таким образом слова голубка и дряхлая Марина Цветаева объединила в одно смысловое поле, соединив их семой «мать». В памяти Марины Цветаевой устанавливаются ассоциативные связи смыслов: голубка - мать - подруга; голубка - дряхлая - котиковая муфта - мамина котиковая муфта. Это позволяет поэтессе сделать вывод: «. пушистая, пышная, почти меховая голубка, почти
