CC BY
113
УДК 802/809.1. - 52
Л.М. Салимова, канд. филол. наук, ст. преподаватель БГУ, г. Уфа, E-mail: [email protected] Г. Г. Кульсарина, канд. филол. наук, г. Уфа, E-mail: [email protected]
ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА АВТОРА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА (НА ПРИМЕРЕ ПОВЕСТИ МУСТАЯ КАРИМА «ДОЛГОЕ-ДОЛГОЕ ДЕТСТВО»)
В статье наряду с теоретическими обобщениями приводятся результаты анализа языка текста с позиций лингвокультурологии, когнитивной лингвистики, на основании чего предлагается попытка описания языковой картины мира известного башкирского поэта Мустая Карима.
Ключевые слова: языковая картина мира, языковая личность, лингвокультурология, слова с национально-культурным компонентом значения, тезаурус, лингвокультурема, лингвокультурологическое поле, концепт, концептосфера, прецедентные феномены.
Используемые нами лингвокультурологические понятия «языковая картина мира» и «языковая личность» получили широкое освещение в рамках проблемы «Язык и культура», претерпевшей длительную эволюцию в истории мировой философской и лингвистической мысли.
В своей работе, выполненной в рамках лингвокультуро-логии, мы используем термин «языковая картина мира» в его традиционном понимании как выраженную с помощью различных языковых средств, системно упорядоченную, социально значимую модель знаков, содержащую информацию об окружающем мире. Нам близко понимание языковой картины мира как своего рода мировидения через призму языка [1, с. 47].
Языковая картина мира отражает национально-культурную специфику народа-носителя данного языка: «Язык окрашивает через систему своих значений и их ассоциаций концептуальную модель мира в национально-культурные цвета» [2, с. 177].
Национальная языковая картина мира - отражение в языке национально-культурных особенностей того или иного национально-лингво-культурного сообщества, это «...феномен, объединяющий множество языковых микромиров, существование которых обусловлено как полифункциональностью языка, так и целями коммуникации людей в различных сферах их деятельности и существования в целом» [3, с. 40-41].
Индивидуальная, в том числе и авторская, языковая картина мира - видение, восприятие и оценка мира отдельной языковой личностью, выраженные языковыми средствами и являющиеся составной частью национальной языковой картины мира.
Таким образом, языковая картина мира - выраженное с помощью языковых средств видение мира, система знаний человека о действительности, формирующаяся в результате его контактов с окружающей реальностью и имеющая национальный характер.
Описание картины мира языковой личности имеет, как нам представляется, несколько способов своего осуществления. Во-первых, характеристика особенностей индивидуального языка личности как способа закрепления ее опыта познания мира, как отражение лингвокультурной ситуации, в которой жил и творил человек. Наиболее содержательна в этом плане лексическая система языка анализируемой языковой личности. Во-вторых, анализ индивидуального языка на основе изучения текстов, созданных данной языковой личностью. Общие черты языковой картины мира автора присутствуют в каждом созданном им произведении, и на основе одного художественного текста можно описать основные особенности, присущие языковой картине мира его создателя в целом. «Именно в слове воплощается мысль и чувство писателя, его восприятие и оценка мира» [4, с. 4].
Последний из названных способов стал основным в нашей работе, выполненной в рамках описания проблемы «Мус-тай Карим как языковая личность». Следует отметить, что для башкирской литературы Мустай Карим является своего рода знаковой фигурой: он лауреат многочисленных премий (в том числе Ленинской - за повесть «Долгое-долгое детство» и трагедию «Не бросай огня, Прометей!»), Герой Социалистиче-
ского труда, народный поэт Башкортостана, заслуженный деятель искусств РСФСР, Почетный академик Академии наук Республики Башкортостан. Поэтому закономерно предположить, что язык произведений признанного мастера слова предоставит интересный материал для изучения его мировиде-ния, его личности.
Термины «языковая картина мира» и «языковая личность» соотносятся с некоторыми понятиями когнитивной лингвистики, связанными со знаниями и представлениями человека, - «когнитивная база», «башкирское культурное пространство», «коллективное когнитивное пространство», «индивидуальное когнитивное пространство», поскольку, по словам И.А. Зимней, «языковое сознание - это форма существования индивидуального, когнитивного сознания человека разумного, человека говорящего, человека общающегося, человека как социального существа, как личности» [5, с. 23].
Обращение к анализу языка повести Мустая Карима неслучайно. Нам представляется, что «Долгое-долгое детство», произведение с трудно определимым жанром, напоминающее произведения с так называемой «ящичной» композицией [6, с.
123], своеобразный «волшебный клубок», по выражению Р.Н. Баимова [7, с. 193], в концентрированном виде отражает душу автора, его отношение к жизни, мировоззрение, иными словами - индивидуальную картину мира, «частичку» национальной картины мира. По замечанию М.Н. Ломуновой, «... в «Долгом-долгом детстве» Мустай Карим в одной судьбе, в одной жизни отразил «историю» своего современника, своего поколения» [6, с. 166]. В данной работе мы взяли на себя смелость обратиться к тексту повести Мустая Карима в переводе Ильгиза Каримова, который, по мнению авторитетных литературоведов, в том числе профессора Р.Н. Баимова, « . удался. В нем чувствуется большое доверие к внутреннему ритму и стилевым тональностям оригинала. Читая русский текст, порою можно и забыть, что это перевод, от него так и веет самобытностью оригинала.» [6, с. 128].
В результате изучения языковой картины мира автора в повести «Долгое-долгое детство» можно сказать следующее.
Данная в общих чертах модель языковой личности Ю.Н. Караулова в процессе описания Мустая Карима как башкирской языковой личности наполнялась практическим содержанием. При анализе трехуровневой структуры языковой личности применяются терминология и достижения в области лингвистики, когнитивной науки, психолингвистики, лингвокуль-турологии, философии, литературоведения, так как в самой теории языковой личности заложены возможности для универсального синтеза гуманитарных наук.
Лингвокультурологические методы исследования, наиболее соответствуют, на наш взгляд, диахроническому аспекту описания языковой личности. В связи с этим термины, используемые Ю.Н. Карауловым для характеристики модели языковой личности, мы дополняем понятием лингвокультурной ситуации, лингвокультуремы и лингвокультурологического поля, концепта и концептосферы, прецедентного феномена.
На уровне лексикона языковой личности в качестве единиц анализа выступили слова. Исследование показало, что лингвокультурная ситуация Башкортостана первой половины XX в., воспринятая и переработанная языковым сознанием
поэта, нашла отражение в его языковой картине мира. На фоне лексических единиц, функционирующих в языке того времени, ярким, значимым для понимания языковой картины мира автора произведения становится употребление слов, отражающих лингвокультурную ситуацию: русизмов, получивших фонетическое переосмысление (синнай - ценный, капи-ратиф - кооперативная лавка, маладис - молодец), слов с коннотативным оттенком значения (Пупок - прозвище мальчика, который сопровождает повитуху - Старшую мать, хлебный сундук - рот, черная бумага - бумага, сообщающая о смерти родственника, «похоронка», кровник - кровный враг), лингвокультурем, отражающих менталитет, традиционные и мусульманские представления башкирского народа («У всего душа есть - у деревьев, у камня, у каждой травинки...» -древние башкиры наделяли свойствами живых существ все, что их окружало; «...Есть у нас и прозвище родовое - Журавль» - у башкир было трепетное отношение к журавлям: по свидетельству путешественника X века Ахмеда ибн-Фад-лана, их «почитали за то, что в одной из битв журавли своим криком обратили врагов в бегство» [9, с. 211]; «А может, его еще в колыбели нечистая сила подменила? Черт, говорят, маленьких детей крадет, а своих чертенят подкладывает» -против этого были направлены различные действия, входившие в состав древних родильных обрядов; «А за каждый грех в аду жечь будут - это когда умрешь» - представление о неминуемом наказании на том свете связано с принятием мусульманских канонов).
Особо следует сказать о лексике с национально-культурным компонентом значения, представленной в тексте повести следующими единицами: безэквивалентными словами (бытовые реалии: чак-чак, кумыс, самовар, тюбетейка, кумыс; наименование человека по его поступкам: иблис, кяфыр, афа-рин), в том числе историзмами (колхоз), словами с собственно национально-культурным компонентом значения, отражающими специфику лингвокультурной ситуации описываемого периода (погребальная молитва, хоровод, лампа-трехлинейка, тальянка, мирские деньги, красные галстуки, мировая революция, «помочь» в значении существительного помощь), ономастическими единицами, имеющими историческую отнесенность («Германская война»), фразеологизмами («лясы не точила», «пить до смерти хочется», «веселись, играй, сколько душеньке угодно», «чтоб руки у них отсохли», «сына такой уважаемой матери и ногтем не коснусь»), пословицами и поговорками башкирского народа, переведенными на русский язык («.будто белый утенок, вылупившийся в гнезде у черной курицы», «Бога не боишься - людей постыдись», «пес лает -волк гуляет», «мясо, сало себе возьми, кости, шкуру нам оставь» - наказ учителю родителей, приводивших детей в школу), невербальными средствами общения, единицами языка, закрепленными за жестами, мимикой, позами («.взор влюбленных не в травяную тлю упирается, а в небо, к беркуту рвется», «. устремил взгляд в синее небо», «поднял
лицо к небу» - как символ свободы, своеобразного «полета» души; «...сложили кукиши...» - как показатель негативного отношения к кому- или чему-нибудь), лексикой фольклорных образов (гифрит - мифический чудовищный великан, батыр
- герой, храбрец). Поэт пользуется набором устоявшихся единиц, которые предоставлял ему язык того времени, своеобразно преломляя их в образной системе повести. Особенностью отразившейся в тексте лингвокультурной ситуации можно назвать употребление как башкирских, так и русских лексических единиц с национально-культурным компонентом значения.
На уровне тезауруса мы описали лингвокультуремы и их систематизированные совокупности - лингвокультурологические поля - в индивидуальном когнитивном пространстве Мустая Карима. Лингвокультурологические поля (ЛКП) -иерархические системы единиц, обладающих общим языковым значением и отражающих в себе систему соответствующих понятий культуры (В.В. Воробьев) - пронизывают все культурное пространство художественного текста, выступая своеобразными маркерами лингвокультурной ситуации опи-
сываемого периода и языковой личности автора произведения.
В тексте «Долгого-долгого детства», в этом своеобразном литературном памятнике культуры Башкортостана первой половины XX века, можно выявить несколько лингвокультурологических макрополей («Жизнь», «Смерть»), с одной стороны, взаимосвязанных друг с другом и, с другой, -состоящих из отдельных микрополей («Человек», «Культура», «Природа», «Абстрактные категории»).
Лингвокультурологическое поле «Жизнь» пронизывает всю языковую ткань повести, тесно переплетаясь с полем «Смерть». Сам автор указывал на это: «. Может показаться, что многовато в этой книге говорится о смерти. И жизнь, и смерть в равных правах. Но когда говоришь о второй, утверждается ценность, смысл и отрада первой» [10, с. 5]. Многогранно представлены эти два важнейших понятия в тексте: жизнь и в физическом понимании как существование («И потом, всю мою жизнь, тепло и сила этих рук будут оберегать и защищать меня»), и в духовно-нравственном - как наличие духовных сил («И несколько крупных слез ее упали мне на лицо. Эта влага словно оживила меня, взбодрила дух»); утверждение жизни как достойного пути человека («После этой вести две мысли начали подтачивать мой дух. Одна боль -страшная, такая нежданная и быстрая - смерть друга -ровесника, другая - собственная моя целость-сохранность, мысль, что жив остался, - лишили покоя»); отношение к рождению и смерти человека, отражающее менталитет народа («.Когда безгрешная душа где-то рядом со мной, и женщины, кажется, легче рожают», «На этом свете, брат, все на веревке держится. Не будь веревки - весь мир бы развалился», «Ты не умрешь... По тебе уже раз погребальную отпели. Теперь пусть подождут», «Настанет время - каждого туда пригласят, туда проводят»); национальные традиции, сопровождающие эти два сакраментальных акта («Покуда повитуха с суюнче - радостной вестью - не придет, ему положено терпеливо ждать», «За добрую весть, мать, тебе одну овцу. Нет, две овцы», «Что с мира взято - в мир и вернуться должно... Хоть пуговицу подарю, за верблюда сочтите», « «На погребальную молитву!..» Самый страшный клич для меня - этот»).
Возможные пути структурирования лингвокультуроги-ческого поля мы показали на примере поля «Любовь». Исходя из анализа лексического материала текста, можно сказать, что концепт «Любовь», как и одноименный сценарий, является важнейшим по значимости в концептосфере внутреннего мира Мустая Карима и потому охватывает почти все уровни языка. Можно сказать, что поэт создал полный образ любви: в зародыше, становлении, завершении, в разнообразных формах. По наблюдениям Ю.С.Степанова, внутренняя, языковая, форма русского концепта «Любовь» складывается из трех компонентов: а) «взаимное подобие двух людей», б) «установление, или вызывание, этого подобия действием», в) осуществление этого действия, или цикла действий, по «круговой модели», в которой «адресантом» и «адресатом» попеременно выступают оба участника [11, с. 284]. Подобными признаками характеризуется концепт «Любовь» и в башкирской языковой картине мира. Проявления названного концепта целомудренно не обсуждаются - таковы национальные традиции башкирского народа («Мы разными половинками оказались - вот и вся премудрость»). Однако языковая ткань художественного произведения позволяет описать отдельные признаки концепта «Любовь» в рамках реконструкции лингвокультурологического поля.
Любовь как «интимное и глубокое чувство, устремленное на другую личность» [12, с. 328] является доминантой, идеей одноименного поля: «Всяк человек своей правдой живет. Но есть правда, на всех единая, каждому на всю жизнь опора, от всех бед-напастей ограда. Это правда - любовь». Ядро рассматриваемого поля составляют лингвокультуремы с общим значением «любовь как эмоциональное состояние, глубокое эмоциональное влечение, сильное сердечное чувство», которое пронизывает душу всех героев повести, прохо-
дит через их судьбы: «...В ту ночь впервые догадался, почему взор влюбленных не в травяную тлю упирается, а в небо к беркуту рвется», «Mm с тобой и на земле хорошо. Что мы на этой звезде оставили? Я и так свое имя не люблю. Только тебя люблю», «. Из-за этой любви-то он и сложил голову. Настоящий мужчина, если влюбится, так уж любит через край, белое-черное не различает, о страхе забывает», «Да, ее убили Вы. Любовью своей погубили». При описании лингво-культурем, составляющих периферийную область поля, мы обнаружили, что границы поля «Любовь» условны и нечетки: так, песня любви - мелодия, которую наигрывает на гармони Mарагим, и спустя годы слышится герою: «Взмывая и опускаясь, как полет ласточки, оставляя светящийся след за собою, летит она с Нижнего конца улицы на Верхний». Любовь пересекает, пронизывает почти все выделенные нами в тексте лингвокультурологические поля (внутри ЛКП «Человек» микрополе «Ненависть», а также «Семья и родственные отношения» и «Образ жизни человека»; в составе ЛКП «Культура» микрополя «Mифология», «Обычаи, обряды и приметы башкирского народа», «Mатериальная культура»; ЛКП «Башкирская природа»), от нее зависят сюжетные ходы и композиция повести, по отношению к ней можно точно охарактеризовать главных героев.
Концепт «Любовь», определяемый отношением к человеку как объекту и признаваемый базовым концептом чувственной сферы внутреннего мира человека, то есть концепто-сферы «Внутренний мир человека» [13], выступает в повести «Долгое-долгое детство» и в концептосфере Myw^ Карима как объемное ментальное образование, охватывающее все уровни языка. Он вмещает в себя инварианты значений репрезентирующего его слова, бытующие как в национальной языковой картине мира башкирского народа, так и в индивидуальной - самого поэта.
Исходя из сюжета повести «Долгое-долгое детство» и описания концепта «Любовь» мы попытались составить одноименный сценарий. Под сценарием имеется в виду разновидность структуры сознания (репрезентации), которая вырабатывается в результате интерпретации текста, когда ключевые слова и идеи текста создают тематические («сценарные») структуры, извлекаемые из памяти на основе стандартных, стереотипных значений [14, с. 181].
В тексте повести представлено несколько вариантов стереотипной ситуации «Любовь».
Сценарий «Любовь»
Первая встреча
Влюбленность (взаимная / неразделенная)
Первое признание (обычно со стороны мужчины)
Любовные переживания
Отказ / согласие
Развязка (счастливая / несчастная)
В тексте повести представлено несколько вариантов стереотипной ситуации «Любовь». В рамках настоящей работы мы кратко опишем только один из них, отметив при этом особую целомудренность башкирского народа, не позволяющую открыто выказывать свои чувства.
Вариант сценария «Любовь» в повести «Долгое-долгое детство»
(A.к-Йондоз - Mарагuм)
Первая встреча
Еще в тот год встретились, когда наши в верховья Де-мы на жатву нанимались. Поэтому Aк-Йондоз за Хамзу и согласилась выйти. Она, говорят, так и сказала: «Не то что за Хамзу, в ад прямиком пойду, лишь бы раз еще Mарагuма увидеть». Или подумала так.
Влюбленность
Вот тогда-то донеслась с нижнего конца улицы мелодия гармони. Поначалу она ласково, протяжно окликнула кого-то, затем горячо, захлебываясь, стала рассказывать о тайных сердечных болях своих, потом рассказ перешел в мольбу, в жаркие заклинания, и вдруг на полуслове мольба оборвалась в неутешном плаче. . Немного передохнула она и страстно,
высоко, на весь ночной мир, запела о своих мечтах, о будущих радостях...
Первое признание
- Любишь? - мужским голосом спросила одна голова гифрита.
- Люблю... люблю... - ответила нежным женским голосом другая голова.
- Очень-очень? - допытывалась первая.
- Если бы не очень-очень, как бы я ради этой щепотки счастья такую ношу страданий несла? Все равно не каюсь. Я свой золотничок счастья, который вот здесь, у тебя на груди, на золотые горы не променяю.
Любовные переживания
Но я вижу, как они, то в надежде, то в печали, перекидываются взглядами... И кажется, не вынесет Ак-Йондоз этого плача гармони, вот-вот вспыхнет, займется пламенем.
Как и прежде, она спокойна и приветлива. Но улыбка, от которой щемило сердце, ушла куда-то.
Отказ / согласие
В любых событиях я их, Ак-Йондоз и Марагима, рядом друг с другом ставлю. В моем сознании они давно уже одним целым стали. Эх, думаю, если бы они и в жизни, как в моих мечтах, нераздельны были!... Наяву же Ак-Йондоз и Мара-гима рядом, вместе, я еще только два раза видел.
Развязка
Двадцать четвертого июня 1941 года они расстались. ... Уже порядком отъехав, Марагим остановил коня и, вывернувшись в седле, посмотрел назад. И тогда Ак-Йондоз, словно косуля, сорвалась с места и понеслась к нему...
- О господи! - горько вскрикнула Ак-Йондоз. - Если уж такая любовь от гибели спасти не смогла! Чему уж верить тогда, на что опереться? А как я верила!..
Очевидно, что при построении стереотипного сценария «Любовь» в анализируемой повести необходимо учитывать своеобразие одноименного концепта в башкирской языковой картине мира, его имплицитный характер и возможность реконструкции только с позиции стороннего наблюдателя. В целом анализ языковой ткани произведения свидетельствует: все пространство «Долгого-долгого детства» занято любовью, пронизано ее, и повесть в том виде, в каком ее полюбили читатели, была создана благодаря наличию устоявшегося концепта «Любовь» в языковой картине мира башкирского народа и в языковом сознании Мустая Карима.
Особое, а некоторых случаях - исключительное, в тезаурусе писателя занимают имена собственные, употребление которых в первую очередь связано с проблемой понимания художественного текста читателями. Внимательное и вдумчивое чтение художественного произведения можно представить как попытку реципиента расшифровать его содержание и приблизиться к авторскому видению мира, в чем ему поможет знание имен собственных, употребленных в тексте.
В повести «Долгое-долгое детство» представлены следующие группы имен собственных: 1) имена героев и персонажей, большинство из которых тюркского происхождения, в некоторых случаях образованные аналитическим способом: Ак-Йондоз («Даже имя ее, дотоле никогда никем не слыханное, - Ак-Йондоз - Белая звездочка, Ясная звездочка, Полуденная звездочка»), Салиса, Ильяс («И среди них - я, моя сестренка Салиса, братишка Ильяс») и т.д.; 2) имена-прозвища героев и персонажей: Пупок («Но в один прекрасный день превратился я ... в Пупка»), Старшая Мать («Мою Старшую Мать все зовут повивальной бабкой»), Рыжий Комар («... меня Рыжим Комаром прозвали, это по масти и за язык»), Круглый Талип («Разговаривали сейчас мой отец и Круглый Талип») и др.; 3) имена, связанные с исламом и религиозными праздниками мусульман: Рамазан («Это Рамазан - сын Шай-хи») и др.; 4) имена образов мифологического происхождения: Афродита («О милосердная Афродита улицы Серсе!»), Акбу-зат («И в озере том ни рыбы, ни какой другой живности -один только золотогривый, с серебряными копытами конь Акбузат»); 5) имена, имеющие отношение к искусству: «Джоконда», Леонардо да Винчи («А во второй - бессмертная
«Джоконда» Леонардо да Винчи, вечная Mона Лиза, улыбнется - и душу мою в небо вскинет, а потом бросит в бездну.»); б) личное окружение M. Карима: Рауза («A Раузе сказать - ни у кого сердца не хватает»); 7) топонимы: Акманай («Купание лошадей на Aкманае - это само по себе целый праздник»), Сталинград («Ночью мы приехали в Сталинград»), Европа («Скажу попутно: лет через сорок в самых славных городах Европы немало встречал я фасонистых парней в полосатых красных штанах»), Урал («... A за этим горизонтом стоит высокая-высокая гора, Урал называется») и т. п.
Значение имени собственного «...имеет по преимуществу не внутриязыковой, а экстралингвистический характер» [15, с.
124], следовательно, рассматривать его следует в тесной связи с национальной культурой. Анализ имен собственных в повести «Долгое-долгое детство» показал, что их идеографическая классификация отражает национальный менталитет, культуру и быт народа.
На уровне прагматикона ярко проявляется индивидуальность языковой личности. На первый план выступают ее коммуникативно-деятельностные потребности, мировоззрение, жизненные ценности, а также желание высказаться, поделиться дополнительной информацией с читателем, показать свое отношение к кому-либо или чему-либо. Одна из характерных черт этого уровня - готовность и умение языковой личности оперировать разными типами прецедентных феноменов, под которыми понимаются феномены лингвистической и экстралингвистической природы, хорошо известные всем представителям национально-лингво-культурного сообщества («имеющие сверхличностный характер»), актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане и обращение к которым постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национально-лингво-культурного сообщества [5, с. 51-52]. По нашим наблюдениям, в повести, хотя и в неравном количестве, представлены четыре типа прецедентных феноменов (В.В. Красных, Д.Б. Гудков, И.В. Захаренко, Д.В. Багаева): прецедентная ситуация (сабантуй - праздник плуга, знаменующий окончание весенних посевных работ, сопровождающийся разнообразными национальными играми и состязаниями; тебеневка - характерная для древнебашкирского хозяйствования ситуация, когда в холодное время года лошади сами добывали себе пропитание; завернутый в бумагу уголек - ситуация отказа в любви, ворота дегтем мазать -выражение осуждения, позора); прецедентный текст (Коран -«Крошку на землю уронишь - грех. A за каждый грех в аду жечь будут - это когда умрешь», «Aшкадар» - «Пела она «Aшкадар» - протяжная народная песня, относится к музыкально-поэтической классике башкир); прецедентное имя (Aкбузат - мифический крылатый конь, Ллпамыша - герой-богатырь из одноименного эпоса тюркоязычных народов,
Библиографический список
Джоконда, Леонардо да Винчи); прецедентное высказывание («На охоту он ушел, пропал бесследно, С юных лет меня оставил одиноко...» - текст башкирской народной песни «Аш-кадар», которую поет жена, потерявшая на охоте любимого мужа). Следовательно, представление о языковой картине мира автора будет полным только в том случае, если прецедентные феномены, упомянутые в тексте, станут предметом отдельного изучения.
«Художественная ткань произведения соткана из таких сложных переплетений различных начал: два полюса жизни, история и сегодняшний день, детская непосредственность и зрелость, эмоциональность и аналитичность, лиризм и эпичность представляют здесь единое целое, складываются в художественную историю событий и раздумий, характеров и судеб» [2, с. 193], но для нас важно то, что лирико-философская повесть «Долгое-долгое детство» отражает важный момент картины мира поэта, а именно - постоянное ощущение личности автора, самого Ыустая Карима, связь с его внутренним миром, жизненным опытом. О чем или о ком ни писал бы Ыустай Карим в повести, на чем бы ни останавливалось его внимание - всюду чувствуется присутствие языковой личности автора, его знаний, его отношения к кому- или чему-либо. Лексические единицы, вошедшие в состав описанного нами тезауруса, позволяют реконструировать идеографическую структуру художественного произведения, иначе - лингвокультурную ситуацию, панораму жизни Башкортостана на фоне исторических и личных событий на протяжении XX века, описанных в повести «Долгое-долгое детство». «Но, удивительное дело, при всем том, что национальный колорит очень ощутим, он не довлеет. Внимание читателя привлекает духовный мир героев, самодвижение характеров. И в то же время мы постигаем национальный характер целого народа, его душу, его обычаи, пословицы, поговорки» [8, с. 179]. Лин-гвокультуремы и лингвокультурологические поля, выявляемые в тексте, могут стать основой для описания концепто-сферы башкирского народа, индивидуального когнитивного пространства отдельного его представителя - Ыустая Карима. Лингвистические наблюдения над особенностями выражения в тексте разнообразных концептов, значимых для языковой картины мира автора, помогут воссоздать более полный образ личности создателя художественного произведения. Использование же в дискурсе прецедентных феноменов требует от языковой личности не только знания башкирской, русской и мировой культуры, но и умения обращаться к ним в соответствующем контексте.
Таким образом, изучение художественного текста в лингвокультурологическом аспекте может стать, по нашему мнению, своеобразным «ключом» к пониманию языковой личности его автора, а также к построению индивидуальной и шире - национальной - языковой картины мира.
1. Баимов, Р.Н. Истоки и устья. Заметки о башкирской литературе. - Уфа, 1993.
2. Баимов, Р.Н. Поискам нет конца. Современная башкирская проза. - М., 1980.
3. Бикбулатов, Н.В. Башкиры: Этническая история и традиционная культура / Н.В.Бикбулатов, Р.М. Юсупов, С.Н. Шитова, Ф.Ф. Фатыхова. -
Уфа, 2002.
4. Верещагин, Е.М. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. - М., 1973.
5. Карим, М. Долгое-долгое детство: Повесть. - Уфа, 2008.
6. Красных, В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация). - М., 1998.
7. Кубрякова, Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина. под общей ред. Е.С. Кубряковой. - М., 1996.
8. Ломунова, М. Н. Мустай Карим: Очерк творчества. - М.,1988.
9. Поцепня, Д. М. Образ мира в слове писателя. - СПб., 1997.
10. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б. А. Серебренников. - М., 1988.
11. Степанов, Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М., 1997.
12. Убийко, В.И. Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке: Функционально-когнитивный словарь. - Уфа, 1998.
13. Философский энциклопедический словарь. - М., 1989.
14. Хайруллина, Р.Х. Картина мира в русской фразеологии (в сопоставлении с башкирскими параллелями). - М., 1996.
15. Яковлева, Е.С. К описанию русской языковой картины мира // Русский язык за рубежом. - 1996. - № 1-2-3.
Статья поступила в редакцию 25.06.09
