CC BY
10
ЯКУТСКАЯ КЛАССИКА В «БОЛЬШОМ» ИСТОРИЧЕСКОМ ВРЕМЕНИ
Среди младописьменных литератур якутская литература и по своему художественному уровню, и по глубине нравственно-философского содержания принадлежит к числу самыгх богатых и самых развитыгх.
Свидетельством возникновения якутской классики явилось наследие основоположников — А. Кулаковского, А. Софронова, Н. Неустроева, П. Ойунского. Сегодня, когда она достигла более высокого уровня в своем развитии, творчество ее представителей получило дополнительную актуальность.
Отношение к классическому наследию, в частности, различное восприятие произведений крупных художников слова современниками и последующими поколениями, всегда находилось в центре внимания историков и теоретиков литературы, а также самих писателей. В связи с этим сложился специальный историко-функциональный подход к литературно-художественным явлениям, задача которого заключается, прежде всего, в определении места и роли классических произведений в современной художественной культуре, духовной жизни народа.
В марксистском литературоведении определяющими критериями в оценке литературных произведений служили, как известно, идеологизированные принципы партийности и классовости. В современной науке, в условиях признания приоритета общечеловеческих ценностей, в качестве главных критериев оценки феноменов культуры имеют в виду их нравственно-философское содержание и художественный уровень.
В зарубежной критике еще в конце XVII в. началась дискуссия о «старой» и «новой» литературе, о классической и современной поэзии, застрельщиками которой выступили француз Ш. Перро (1628—1703) и англичанин Д. Свифт (1667—1745). Оба они оказались по одну сторону баррикад: первый — в серии диалогов «Параллели между древними и новыми поэтами», вто-
рой — в памфлете «Битва книг» безусловный приоритет отдали современным авторам. Но эта полемика затянулась на целое столетие, и только в начале XIX в. романтикам удалось окончательно преодолеть сопротивление эпигонов классицизма.
Вопрос о соотношении классики и современности не раз поднимался и в последующие эпохи, однако при этом между «старым» и «новым» соблюдалась значительная дистанция. Прошлое воспринималось как прошлое, настоящее — как настоящее: классика представлялась как некий стабильный, незыблемый феномен, как элемент завершенного прошлого, как нечто иное по сравнению с текущей, незавершенной современностью.
В первой половине XX в. с легкой руки представителей англо-американской «новой критики» начался очередной виток «переоценки», «пересмотра», «нового прочтения» классического наследия, в процессе которого была выдвинута принципиально новая идея о ретроспективной подвижности прошлого [1, с. 64]. Эту новую теорию традиции инициатор «переоценки» Т.С. Элиот сформулировал следующим образом: «Прошлое испытывает воздействие настоящего в такой же мере, в какой настоящее определяется прошлым» [2, с. 16].
Важнейшая особенность выдающихся художественных явлений состоит в том, что они не только заключают в себе черты времени, которому обязаны своим возникновением, но и вступают в соприкосновение с последующими эпохами. В связи с этим М. Бахтин писал о «жизни» литературы в «большом» историческом времени.
В истории литературы известны примеры различного восприятия как классического наследия прошлого в целом, так и творчества отдельных, в том числе великих, художников слова. Например, в начале XX в. русские футуристы потребовали «сбросить с парохода современности» самого А.С. Пушкина. Примерно тогда же Б. Шоу написал пародию на шекспировскую трагедию
Бурцев Анатолий Алексеевич, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы Якутского государственного университета
© Бурцов А.А., 2009
«Юлий Цезарь» и с присущей ему парадоксальностью пригрозил выкопать Шекспира и побить каменьями.
Нечто подобное происходило и с первыми якутскими писателями, на долю которыгх выпала очень сложная судьба. Действительно, «история отношения к наследию классиков стала историей «взлетов» и «падений» национального самосознания, ибо чувство ментальной цельности, духовной защищенности народа во многом зависит от осмысления вклада в становление национальной духовности его ярких личностей» [3, с. 3]. Острые споры о литературном наследстве в определенной степени объяснялись особым статусом словесного искусства в якутской культуре. Именно литература долгое время оставалась единственной трибуной, единственным средством выражения общественной позиции и защиты достоинства человека.
В настоящее время остро стоит вопрос не только о новом восприятии классического наследия, но и о разграничении классики и беллетристики. По-прежнему актуальной остается проблема выявления отличительных черт классики, обуславливающих ее длительное историческое существование.
В литературной классике, в том числе в произведениях первых якутских писателей, обнаруживаются такие качества, как трактовка вечных вопросов, бесконечная глубина нравственно-философского содержания, высота эстетических достоинств, оригинальность и сложность поэтики на всех ее уровнях.
Творчество первых якутских писателей сформировалось в атмосфере сложных жизненных и идейных исканий начала XX в. Классики якутской литературы были не только заинтересованными свидетелями, но и участниками многих важнейших собыггий первый десятилетий прошлого столетия, поэтому их произведения передают дух того времени и помогают нашим современникам ориентироваться в сегодняшней крайне сложной, переломной эпохе. Произведения пер-выгх якутских писателей проникнуты предчувствием неизбежности грядущих перемен, пафосом преобразования и прогресса, идеями демократии и гуманизма. Все это созвучно современной эпохе.
С другой стороны, от той эпохи нас отделяют не только годы, но и перемены, которые произошли как в мире, так и в стране. Поражает глубокий пророческий дар классиков якутской
литературы, прежде всего А. Кулаковского, который не только задумывался, но и предлагал свои варианты решения глобальных проблем человеческой цивилизации.
Для А. Кулаковского, как поэта философского склада, характерно выраженное пророческое начало. Эта устремленность вперед, пафос будущего сближает его с классической русской литературой. Как в свое время заметил Н. Бердяев, русская литература — самая профетическая в мире, она полна предчувствий и предсказаний, ей свойственна тревога о надвигающейся катастрофе.
В поэме «Сновидение шамана», самом про-фетическом произведении якутской литературы, Кулаковский создал впечатляющую футурологическую картину грядущих мировых катаклизмов. «Закат мира» будет сопровождаться, по его мысли, войнами, кризисом производства, стихийными бедствиями и невиданным голодом.
Параллельно с русскими мыслителями, создателями философии всеединства, якутский поэт пришел к осознанию нерушимой целостности всей земной и космической сферы. Фактически Ку-лаковский предвосхитил то, что сегодня получило название «нового мышления», а именно тесную взаимосвязь микрокосма человека и макрокосма мира, материального и духовного факторов, экономики, политики, культуры и нравственности, прошлого, настоящего и будущего.
По мнению А. Кулаковского, нарушен некий «баланс» между «естественностью» и развитием современной цивилизации. Ответственность за это поэт возложил на «большие» народы. Их отношение к природе связано исключительно с борьбой и подчинением. Сама природа воспринимается как чужая, враждебная человеку стихия. Все сводится к беспощадному использованию природных ресурсов. Результатом такого «прометеевского» отношения не может не стать нарушение «правильного пути», конфликт с «естественным» природным началом внутри себя, внутренняя опустошенность.
Негативной установке по отношению к природе, характерной для современной цивилизации, А. Кулаковский противопоставил просветительскую в своей основе философию природы, ориентированную не на борьбу, а на гармонию, не на подчинение, а на сотрудничество, не на утилитарное потребление, а на раскрытие в человеке «естественныгх» природных добродетелей.
Настоящий гимн «естественной» стихии — прекрасную симфонию, соединившую воедино природную «ноту» с человеческой «нотой», Ку-лаковский создал в поэме «Наступление лета», которая вместе со «Сновидением шамана» составляет единую художественно-философскую дилогию.
В «Сновидении шамана» А. Кулаковский выразил солидарность с идеей самоценности каждой нации, ее культуры и языка, высказанной еще И. Гердером в работе «Идеи к философской истории человечества» [4]. Вслед за немецким мыслителем он приходит к осознанию индивидуальной специфики, неповторимого своеобразия каждого народа и его исторической судьбы.
Проблема возрождения и сохранения национальных культур и языков приобретает особую актуальность в наше время. Угроза исчезновения по-прежнему висит над малочисленными народами. О возможных духовныгх потерях для человечества, вызванных этим процессом, отметил в своей Нобелевской речи в 1970 г. А. Солженицын: «Исчезновение наций обеднило бы нас не меньше, чем, если бы все люди уподобились в один характер, в одно лицо. Нации — это богатство человечества, это обобщенные личности его...». Кулаковский задумывался над этой проблемой уже в начале XX в.
Наследие первыгх якутских писателей — Ку-лаковского, Софронова, Неустроева, Ойунского — в полной мере подтверждает тезис о том, что классические произведения обнаруживают способность открыться новыми гранями в новых исторических условиях и принять живое участие в современной общественной и культурной жизни. Творчество якутских классиков наглядно свидетельствует о том, что литературные произведения приобретают статус классических не только в силу своего гуманистического пафоса и высоких эстетических достоинств, но и наличия глубокого нравственно-философского содержания, рассчитанного на историческое функционирование в «большом» времени.
Л. Толстой говорил, что время «просеивает» литературу. Перефразируя слова мэтра русской литературы, можно сказать: «Просейте якутскую литературу, останутся А. Кулаковский, А. Софронов, Н. Неустроев, П. Ойунский. Просейте их творчество, останутся «Сновидение шамана», лирика А. Софронова, новеллы Н. Неустроева, «Красныш шаман» и «Кудангса Великий» П. Ойунского.
Современность этих вершинных явлений якутского словесного искусства определяется присущим им качеством широких философских обобщений и социального прогнозирования. Произведения классиков якутской литературы, в частности поэма-концепция А. Кулаковского «Сновидение шамана», олонхо-тойук «Красный шаман» и повесть-предание «Кудангса Великий» П. Ойунского [5], способствуют глубокому осмыслению исторических закономерностей, выявлению сложной диалектики развития современного общества, раскрытию связей судеб отдельных личностей с судьбой народа.
«Красный шаман» по своему общему пафосу, трагической глубине конфликта, усложненной характерологии в типологическом плане близок к шекспировскому «Гамлету». Для героя Ойун-ского тоже характерно экзистенциальное сомнение в том, сможет ли он:
Открыть глаза угнетенным,
Незрячих заставить прозреть,
Зажечь в сердцах свободы пламя?.. ...Волшебным словом Помочь к лучшему изменить Жизнь всех несчастных людей,
Полную бедствий, горя и мук?!
(Пер. с якутского Е. Сидорова)
В повести «Кудангса Великий» тоже присутствует надсюжетное содержание. Герой Ойун-ского поражает своей сложностью и противоречивостью. С одной стороны, он, опираясь на свой многочисленный род и несметное богатство, возомнил, что «предназначен быть главой всех саха». Но, с другой стороны, в нем присутствует прометеевское, тираноборческое начало; он заставляет шамана Чачыгыр Таас разрубить звезду Чол-бон и тем самым спасает народ от гибели. Когда нагрянула новая беда — вспыхнула эпидемия, Кудангса снова прибегнул к крайней мере: решив породниться с небожителями, погубил лучших людей своего рода, в том числе собственных детей. В результате народ проклял его, и он влачил жалкое существование до тех пор, пока не умолил шамана Чачыгыр Таас достать ему выкованный мифическим кузнецом Кытай Бахсы «волшебный острый меч-кылыс, который сам рубил бы, одержимый сверхъестественной силой». И от этого «кровожадного, сверкающего огнем» меча он сам погибает. Поистине, «кто с мечом придет,
от меча и погибнет». Иными словами, объективный смысл повести П. Ойунского, участника революции, ставшего свидетелем братоубийственной Гражданской войны и позднее погибшего в результате репрессий, выходит за рамки его собственных политических взглядов и заключается в осуждении «большевизма» и тоталитаризма. Такой вывод соответствует пафосу русской классической литературы и близок к герценовской идее обреченности любой революции, прибегнувшей к насилию и призвавшей «к топору». В данном случае, если воспользоваться словами немецкого поэта Г. Гейне «перо гения оказалось сильнее самого гения», то Ойунский, как писатель, оказался выше себя самого как идеолога.
В образе Кудангсы Великого присутствует также донкихотовское начало в том смысле, что он боролся со злом неверным способом, как это делал герой Сервантеса — рыцарь Печального образа. Его цель, а именно защита «родного племени-народа», сама по себе прекрасна и благородна, но результатом его усилий стали распри и вражда между людьми, «непримиримый спор-раздор меж рабом и господином, меж бедным и богатым, меж прошлым и настоящим». Наконец, Кудангса Великий, фигура во всех отношениях трагическая, приобретает черты экзистенциального героя, обреченного на фатальное одиночество. Не случайно по велению Юрюнг Аар Тойона «грозное небо низвергло девять великих огненных смерчей на вихревых крыльях, все три дня и три ночи тело Кудангсы Великого крутили, мололи нещадно» и «разбросали-развеяли по родной земле, по всему миру прах его». В авторском примечании указано, что «неприкаянная плоть Кудангсы Великого, превратившись в кровожадный дух Иблис, бродит, одержимая сверхъестественной силой».
Xудожественная проза П. Ойунского тоже содержит идеи, имеющие непосредственное отношение к современности. В рассказе «Александр Македонский» на историческом материале рассматриваются проблемы власти и славы, роли личности в истории, проникнутые актуальным смыслом. Рассказ быш написан в 1935 г., когда сложные процессы происходили как на международной арене, так и внутри страны. В Европе поднимал голову фашизм, у нас утверждался культ личности и начались репрессии. В этих условиях якутский писатель недвусмысленно осудил тиранию и жестокость. Его герой, покорив-
ший многие страны и народы, приходит к осознанию эфемерности славы великого завоевателя и создателя мировой империи. Он сравнивает свою славу, добытую огнем и мечом, с «каплей воды, упавшей в песок». Причем негативная оценка авторитарного режима была вынесена автором синхронно с первыми опытами порицания тоталитаризма в зарубежной литературе — романами Г. Манна «Верноподданный» [6], А. Кёстлера «Слепящая тьма» [7], Д. Оруэлла «1984» [8]. В другом рассказе «Соломон Мудрый» Ойунский использовал библейскую образность для проповеди радости жизни, земного счастья и любви, что тоже косвенно свидетельствовало о его оппозиции антидемократическому, античеловеческому режиму.
Генетическая связь с устным народным творчеством обусловила характерную для П. Ойун-ского обобщенность художественного мышления. В своих программных произведениях — философской драме-концепции «Красный шаман» и повести-предании «Кудангса Великий» — якутский поэт попытался в поэтической форме осмыслить современную ему эпоху вселенских катаклизмов, объять национальное бытие в целом и включить его в «макрокосм» истории. Это привело его, как и А. Кулаковского, не просто к сложному синтезу национальных и общечеловеческих проблем, но и к некой новой эстетической структуре, а именно к принципу «космовидения» (Г.А. Белая), позволившему соединить локальное и универсальное в новое художественное единство. Таким образом, в художественном плане якутская литература в лице А. Кулаков-ского и П. Ойунского предвосхитила опыт ряда «молодых» литератур стран Латинской Америки и Африки, а в философском плане поднялась на новый, «ноосферный» уровень понимания бытия человека и человечества, характерный для разви-тыгх литератур Запада.
Лирика А. Софронова и проза Н. Неустроева носят современный характер потому, что глубоко раскрывают национальную ментальность и специфику национального характера, то есть, говоря словами Л. Леонова, «объясняют сокровенные микропроцессы в тайниках человеческой души» и тем самым дают «нравственную ориентацию» современному человеку.
Сегодня можно по-новому расценить удельный вес отдельных жанров в творческом наследии Софронова. Его драмы, естественно, сохра-
няют свое значение как художественная энциклопедия дореволюционной якутской действительности. Но в них, как и в рассказах, приоритет отдавался в основном социальной проблематике и характерологии, то есть, как бы ни были значительны его достижения в жанре драмы и новеллы, наибольший вклад он внес, на наш взгляд, в поэзию. Именно в лирике в большей степени, чем в драматургии и прозе, воплотились его самые сокровенные мысли и чувства. Г. Гейне как-то сказал, что через сердце поэта проходит великая трещина мира, а А. Фет добавил, что он словно на ладони протягивает людям свое сердце. В субъективных переживаниях якутского поэта глубже и тоньше, чем в прямом, непосредственном изображении социальные коллизий, выразились идейно-философские и нравственно-психологические коллизии и симптомы переломной фазы общественно-исторического развития. Со-фронова не раз упрекали в «ограниченности» масштаба, «камерности» поэзии. Действительно, у него нет громких, зажигательных строк, он никогда не быш трибуном, «агитатором, горланом-главарем». Но именно он, как никто другой, сумел передать смятение и взволнованность человека при виде ломки вековых устоев, коренных изменений общественный отношений. Именно в его поэзии наше время высветило такие оттенки мыслей и чувств, которыгх не раскрыша вчерашняя эпоха.
Что касается Н. Неустроева, то в своих рассказах он сделал то же, что и А. Софронов в лирике — изобразил состояние целого народа и его отдельных представителей в переломную эпоху. В его рассказах фактически нет развернутых, детализированных объективно-нейтральных описаний социальной действительности, а речь идет о так назытаемыгх «вечный» вопросах — нравственно-философских и морально-психологических, — так или иначе связанных с феноменом личности.
Представление о человеке как «мере всех вещей» позволило писателю глубже и тоньше, чем в непосредственном изображении социальных коллизий, раскрыть состояние общества. В самом деле, в новеллистике Н. Неустроева нарастает драматическое начало. Его рассказам присуще обостренное чувство трагизма и катастрофичности современного этапа общественного развития. Не случайно во многих из них появляется герой, находящийся в кризисном положении. Сквозной становится тема упадка, разложения,
смерти. Она воплощена, в частности, в рассказах «Рыбак Платон», «Прокаженные», «Презрение».
Сегодня, когда возникает необходимосты осветить некоторые симптомы1 нравственной болезни современного общества с духовных высот классика якутской литературы, оказываются востребованными комедии Н. Неустроева «Голова Ку-каакы», «Злой дух», «Тар», «Жестокая судьба» [14]. Пьеса «Жестокая судьба», обозначенная автором как «романтическая драма» и снабженная эпиграфом из А. Островского — «Жестокие нравы, сударь!», стоит особняком не только в творчестве автора, но и в целом в якутской драматургии того времени. В жанровом отношении она не укладывается целиком в рамки комедии, а в тематическом плане не ограничивается постановкой проблемы общественного и личностного статуса женщины. В ней обнаруживаются черты так называемой «новой драмы», возникшей в западноевропейской (Г. Ибсен, Б. Шоу, А. Стринд-берг) и русской (А. Чехов, М. Горький) литературе в конце XIX — начале XX веков. В идейносодержательном отношении речь идет о пафосе надвигающихся перемен, о нежелании героев смириться с существующим положением. В художественном плане признаками «новой драмы» являются усиление роли диалога с элементами дискуссии, авторские ремарки о состоянии природы («лето», «березовая роща», «гроза с громом и молнией», «ветер»), «открытый» финал пьесы.
Классики якутской литературы в первую очередь быши озабочены судьбой родного народа, но в то же время им была присуща характерная для великой русской литературы «всемирная отзывчивость». С одной стороны, в их творчестве не могли так или иначе не отразиться многовековой духовный опыт и историческая память народа, имеющего уникальную судьбу и прошедшего через сложные испытания. С другой стороны, для произведений якутских писателей характерны общечеловеческий пафос, идея общности людей и единства их планетарной судьбы. Тем самым материал якутской литературы подтверждает общее правило: классика выгходит за рамки национальной культуры и становится достоянием общечеловеческого масштаба.
Еще одним убедительным подтверждением этой истины стало признание ЮНЕСКО якутского олонхо «шедевром устного нематериального наследия человечества» («А Masterpiece of Oral and Intangible Heritage of Humanity»). В этом отно-
шении приоритетная заслуга введения олонхо и в целом фольклора в широкий культурный обиход тоже принадлежала классикам национальной литературы, в первую очередь, А. Кулаковскому и П. Ойунскому.
Якутская культура долго носила литературоцентрический характер, так как другие виды художественной деятельности получили развитие позже, чем устное и письменное словесное искусство. В связи с этим уместно предположить, что своими успехами современная якутская культура, прежде всего театр, балет, изобразительное искусство, в немалой степени обязана именно литературе. Благодаря посредничеству литературы якутская культура сохранила связи с фольклором, мифологией, даже с таким уникальным феноменом, как шаманизм, и это придает ей внутреннюю энергию, свежесть и самобытность1.
ЛИТЕРАТУРА
I. Урнов Д.М. Литературное произведение в оценке англо-американской «новой критики». — М., 1982.
2. Eliot T.S. Selected Essays. — London, 1953.
3. Литература Якутии XX века (Историко-литературные очерки). — Якутск, 2005.
4. Гердер И. Избранные произведения. — М.; Л., 1959.
5. Ойунский П. Кудангса Великий. Александр Македонский. — Якутск, 2002.
6. Манн Г. Сочинения. В 8 т. Т. 3. — М., 1958.
7. Кестлер А. Слепящая тьма // Нева. — 1988. — № 7—8.
8. Оруэлл Д. Роман. Сказка. Эссе. — Л., 1990.
9. Кулаковский А. Песня якута.— М., 1977.
10. Кулаковский А. Ырыа-хоЬоон.— Дбокуускай, 1986.
12. Ойунский П. Стихотворения.— Л., 1978.
11. Ойунский П. Айымньылар: 7 томнаах. — Дьо-куускай, 1986.
13. Неустроев Н. Святая искра: Рассказы, очерки, документы. — Якутск, 1995.
14. Неустроев Н. Талыллыбыт айымньылар. — Якутскай, 1985.
Ключевые слова: классическое наследие, жанры, нравственно-философское содержание, художественный уровень, восприятие, демократия, гуманизм, национальное бытие, общечеловеческий масштаб.
Key words: classical heritage, genres, moral and philosophical content, artistic level, perception, democracy, humanism, national existence, world scale.
Anatoly A. Burtsev
YAKUT CLASSICS DURING THE «GREAT» HISTORICAL PERIOD
In the article from new methodological positions the artistic heritage of Yakut literature classics is being observed, modern sounding of their creations is coming to light. In accordance with world culture integrity conception works of the first Yakut writers — A. Kulakovsky, A. Sofronov, N. Neustroev, P. Oyunsky — is represented in the context of Russian and foreign literature.
1 В более развернутом виде художественное наследие классиков якутской литературы и, в частности, современное звучание их произведений, рассматривается в нашей работе «Якутская классическая литература и современность» (Якутск: Бичик, 2007. — 160 с.)
