Вызовы посткризисного восстановления Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

ВЫЗОВЫ ПОСТКРИЗИСНОГО ВОССТАНОВЛЕНИЯ

Д. Н. ШУЛЬЦ Е. В. ВИХАРЕВА А. А. ГЛАЗУНОВА

Перспективы развития российской экономики в посткризисный период будут наталкиваться на внешние и внутренние ограничители. Так, усиливаются дисбалансы в мировой финансовой системе, можно ожидать нарастания неравенства, социально-политической нестабильности и популизма, геополитической напряженности и торговых войн. Для отечественной экономики негативный внешний фон усугубляется декарбонизацией мировой энергетики. К внутренним ограничителям долгосрочного роста относятся негативные демографические тренды, низкая инвестиционная активность, высокая доля государства в экономике, административные барьеры и неэффективные институты.

Ключевые слова: ковид-кризис, посткризисное восстановление, потенциальный рост.

Прогнозы Министерства экономического развития России и План восстановления экономики придали новый импульс дискуссиям о посткризисном развитии [3]. Согласно прогнозам Министерства [1] после спада в 2020 г. российская экономика вырастет в 2021 г. на 3,2%, в 2022 г. - на 2,9%, в 2023 г. -на 3,1%. Предыдущие долгосрочные прогнозы ведомства1 также предполагали достижение темпов экономического роста выше 3%.

Мы проанализируем те риски, которые, на наш взгляд, могут возникнуть в процессе посткризисного восстановления и мировой, и российской экономики. Но прежде всего кратко рассмотрим возможные масштабы текущего кризиса.

Таблица 1

Прогнозы международных организаций по росту мирового ВВП, в % к предыдущему году

Организация 2020 г. 2021 г.

ОЭСР:

одна волна -6,0 5,2

две волны -7,6 2,8

Всемирный банк -5,2 4,2

МВФ -4,9 5,4

Источник: ОЭСР, Всемирный банк, МВФ.

Масштабы кризиса

Текущий кризис специфичен тем, что характе-ризируется шоками и со стороны предложения (карантинные мероприятия, останавливающие производства и торговлю), и со стороны спроса (сокращение спроса - как внешнего, так и внутреннего), а также спадом на финансовых рынках, хотя и купированным мощным вливанием ликвидности.

В табл. 1 представлены прогнозы международных организаций по темпам роста мировой экономики на ближайшие два года (на большую перспективу строить прогнозы сложно). Видно, что разброс в прогнозах очень большой; кроме того, и сами оценки постоянно меняются, что объясняется множеством неопределенностей. Поэтому мы выделяем ключевые, на наш взгляд, сценарные «развилки». (См. табл. 2.)

Для России и других нефтедобывающих стран новизна нынешнего кризиса заключается и в необходимости сокращения добычи нефти в рамках сделки ОПЕК+. Причем такого масштабного сокращения, которого, по всей видимости, не наблюдалось в РФ с 1994 г.

Для сопоставления текущего кризиса в российской экономике с предыдущими важно

Шульц Дмитрий Николаевич, директор по макроэкономическим исследованиям Центра экономики инфраструктуры, канд. экон. наук (Москва), e-mail: shults@inbox.ru; Вихарева Екатерина Викторовна, ведущий эксперт Центра экономики инфраструктуры (Пермь), e-mail: nilova.ekat@yandex.ru; Глазунова Анастасия Алексеевна, руководитель проектов Центра экономики инфраструктуры (Москва), e-mail: a.glazunova@infraeconomy.com

1 URL: http://economy.gov.ru/minec/about/structure/depmacro/201828113

понимать также и то, насколько большим был разрыв в объемах производства перед началом спада. Напомним, что, например, в 2008 г. наблюдался значительный «перегрев» отечественной экономики [10], проявлявшийся, в частности, в росте запасов [5]. Оценки разрыва в выпуске различными методами показывают схожие результаты - к началу 2020 г. эко-

номика России находилась вблизи равновесного состояния. (См. рис. 1.) [7; 9].

На сегодняшний день наблюдается значительный разброс в прогнозах глубины падения российской экономики. (См. табл. 3.) Так, по оценкам А. Ведева2, спад в 2020 г. может составить 7%, а в 2021-2022 гг. будет происходить медленный восстановительный рост.

Таблица 2

Основные сценарии развития мировой экономики в 2020-2021 гг.

Сценарные Сценарии

предпосылки Пессимистичный Базовый Оптимистичный

Распространение пандемии Отсутствие вакцины. Вторая волна пандемии осенью-зимой 2020 г. и введение новых жестких карантинных мер Постепенная иммунизация населения. Снятие карантина во всех странах к концу 2020 г. Быстрое появление эффективной вакцины,вакцинация

Восстановление мировой экономики L-образное и-образное \/-образное

Нефтяной рынок и цена на нефть (долл./барр. за марку Urals) Добыча нефти восстанавливается медленнее, чем предусмотрено в апрельском соглашении ОПЕК+. Цена на нефть - около 32 Действует апрельское (июньское) соглашение ОПЕК+. Умеренный рост цены на нефть: 39 в 2020 г. и 45 в 2021 г. Быстрое восстановление спроса и цены на нефть: 41 в 2020 г. и 53 в 2021 г.

Геополитический фон и мировая торговля Усиление торговых войн между США и Китаем. Новые санкции против России Выполнение достигнутых торговых соглашений между США и Китаем Ускоренное восстановление мировой торговли

Финансовые рынки Вторая волна падения фондовых рынков. Отток капиталов с развивающихся рынков. Долговой кризис в странах PIGS Проблемы на финансовых рынках купируются регуляторами Стабилизация финансовых рынков с последующим их умеренным ростом

Источник: составлено авторами.

Рис. 1. Оценки разрыва выпуска в российской экономике различными методами, в % ВВП

Фильтр Калмана ---фильтр Кристиано-фицджеральда

Источник: расчеты авторов.

■ Фильтр Бакстера-Кинга

■ Фильтр Ходрика-Прескотта

! URL: https://infraeconomy.com/intervyu-s-alekseem-vedevym

Более сильное снижение экономики РФ в 2020 г. прогнозируется А. Полбиным с соавторами [10] - до 16%.

Исходя из сценарных предпосылок (см. табл. 2) мы провели сценарные расчеты развития российской экономики на основе собственных эконометрических и DSGE-моделей. Полученные результаты в среднем показывают спад по базовому сценарию на 5,3%. Из них также следует, что при базовом сценарии «мягкого кризиса» снижение ВВП в 2020 г. со-

ставит 5,3%. Восстановительный же рост в 2021 и 2022 гг. составит 2,4 и 2,9% соответственно -то есть российская экономика только к концу 2022 г. достигнет предкризисного уровня. (См. рис. 2.)

При оптимистичном сценарии спад ограничится 3,5%. Однако даже при этом сценарии рост ВВП в 2021 г. на 3,4% не позволит полностью преодолеть последствия нынешнего спада. Согласно пессимистичному сценарию падение ВВП в текущем году превысит

Таблица 3

Прогнозы экономического роста ВВП РФ, в % к предыдущему году

Источник прогноза 2020 г. 2021 г. 2022 г. 2023 г.

Банк России -4,0-6,0 2,8-4,8 1,5-3,5

Минэкономразвития России -4,8 3,2 2,9 3,1

Консенсус-прогноз Центра развития НИУ ВШЭ -4,3 3,1 2,3 2,1

Центр развития НИУ ВШЭ -4,0 3,1 2,2 1.7

Внешэкономбанк -3,8-5,3 4-4,8

ИНП РАН -5,3 2,9 2,1 1,9

МВФ -6,6 4,1

ОЭСР:

одна волна -8,0 6,0

две волны -10,0 4,9

Всемирный банк -6,0 2,7

Источник: Банк России, Минэкономразвития России, Центр развития НИУ ВШЭ, Внешэкономбанк, ИНП РАН, МВФ, ОЭСР, Всемирный банк.

Рис. 2. Прогнозы темпов роста индекса физического объема ВВП РФ по сценариям, в % к соответствующему кварталу предыдущего года

-Факт -Пессимистичный Базовый ---Оптимистичный

Источник: Росстат, расчеты авторов.

п О г о

о о

гп

<

гп

I—

о

<

о

>

С СП

о ю о

1Л

Магаданская

Респ. Саха (Якутия)

расноярскии;

шшш

ахалинская обл.

шк

шш

Еврейская авт.обл.

Респ. Адыгея

Более 100,0 98,1 -100,0 96,1 -98,0 95,0 и менее

Источник: расчеты авторов.

Карачаево-Черкесская

Кабардино-Балкарская респЩ Респ. Северная Осетия - Алания^ Респ. Ингушети Чеченская р|

8% и будет слабо компенсировано в 2021 г. (+1,3%).

С помощью комплекса региональных эко-нометрических моделей мы оценили влияние кризиса на экономику регионов. (См. рис. 3.) Наиболее пострадавшими, очевидно, оказываются две группы субъектов РФ. Первая группа - нефтедобывающие регионы, которые испытывают шок от снижения цен на нефть и сокращения ее добычи в рамках сделки ОПЕК+, - в них прогнозируется падение ВРП более чем на 5%. Вторая группа - крупные агломерации с развитой сферой услуг (падение ВРП в среднем на 4%) - пострадает от карантинных мероприятий. Наибольший спад ожидается в Москве (-6,4%) и области (-4,4%). Если говорить об индустриальных центрах, таких как Пермский край, Липецкая, Челябинская, Свердловская, Кировская области и др., то падение ВРП в них может в среднем составить 4,5%.

Также можно выделить группу регионов, которая, в случае помощи со стороны федерального бюджета, в меньшей степени ощутит на себе влияние кризиса, - это, например, Республика Крым, республики Адыгея и Дагестан и Чукотский автономный округ.

Внешние риски для посткризисного восстановления

Как известно, после предыдущего мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. во многих странах не произошло возврата на прежнюю траекторию развития. Например, в США новая траектория роста сегодня проходит не просто параллельно предыдущей, но характеризуется меньшими темпами (1,5% против 2,2%). (См. рис. 4.) Переход к меньшим темпам роста получил название новой нормальности (new normal) или вековой стагнации (secular stagnation). Ниже мы рассмотрим некоторые причины возможного очередного замедления роста мировой экономики.

Прежде всего необходимо отметить, что дисбалансы в виде «перегретых» фондовых рынков, накопленных государственных и корпоративных долгов никуда не делись, а только усугубились [4]. Например, капитализация американского фондового рынка3 превышала 100% ВВП перед крахом доткомов в 2000 г. и перед ипотечным кризисом в 2008 г. Но в феврале 2020 г. она достигла максимума в 155%. По данным Всемирного банка4, капитализация в мире в целом превышала 100% глобального ВВП в 1999 г. (116%), в 2007 г. (114%) и в 2017 г. (112%).

Рис. 4. ВВП США на душу населения в постоянных ценах, долл.

80000

30000 -

* 1 *— * * * *— * rsl fNirsIpM N N fM ^ ГМГМГМ

-1991-2007 гг. -2009-2018 гг.

Источник. Всемирный банк, расчеты авторов.

3 URL: https://www.longtermtrends.net/market-cap-to-gdp/

4 URL: https://data.worldbank.org/indicator/CM.MKT.LCAP.GD.ZS

После начала текущего кризиса капитализация фондового рынка США снизилась в марте до 124% ВВП, но после расширения баланса ФРС вновь в июне 2020 г. вернулась к уровням 148%. (См. рис. 5.) И здесь просматривается аналогия с предыдущим финансовым кризисом. В 2008 г., после банкротства Lehman Brothers, власти США и Европы прибегли к количественному смягчению, чтобы не допустить массового ухода с рынка неэффективных финансовых организаций. То есть, вместо структурных реформ по устранению накопившихся дисбалансов, рынки спасаются увеличением денежного предложения, снижением процентных ставок и покупкой ценных бумаг.

Гипертрофированное развитие финансового сектора может являться источником нестабильности. Во-первых, в условиях избыточной ликвидности высоки риски возникновения «финансовых пузырей», т.е. рыночная стоимость активов может сильно отклоняться от фундаментальных уровней. Тогда при изменении конъюнктуры и ожиданий, при публикации неблагоприятной отчетности, изменении рейтингов, появлении новых макроэкономических данных котировки ценных бумаг изменяются кардинально. Во-вторых, в условиях низких процентных ставок инвесторы

вынуждены в поисках источников дохода вкладываться в высокорискованные активы.

Поскольку денежно-кредитная политика неэффективна в ситуации «ликвидной ловушки» и ограниченна в сторону повышения ставок (см. ниже), внимание политиков переключается в направлении регулирования в бюджетной сфере. Однако результатом антикризисных мер в данном направлении во многих странах стал рост государственного долга -так, согласно бюджетному мониторингу МВФ [20] в 2020 г. глобальный долг возрастет с 83 до 96% мирового ВВП. Ожидается, что размер долга превысит ВВП в Канаде (109%), Испании (113%) и во Франции (115%). Еще в трех странах долг уже превышает ВВП: в США он достиг 131%, в Италии - 155%, Японии -252%.

Высокая задолженность повышает нагрузку на бюджет по обслуживанию обязательств и вынуждает сокращать расходы на другие его статьи. Развитые страны могут позволить себе большой объем долга при условии низких ставок и/или эмиссии резервных валют. Тогда как у развивающихся стран более жесткие бюджетные ограничения: у них МВФ прогнозирует рост долга с 53 до 63% ВВП, в странах с низким уровнем развития - рост задолженности с 43 до 47% ВВП и ухудшение условий заимствования.

Рис. 5. Денежная база США, млн. долл.

6000000 5000000 4000000 3000000 2000000 1000000

г

;z in m m

Sis®

1Л 1Л ш

93 in

Источник: URL: https://fred.stlouisfed.org/series/BOGMBASE

Одновременно за последние годы ухудшалось качество долга развивающихся стран [25]. Так, доля облигаций с рейтингом «ВВВ» и ниже выросла у них с 25% в 2008 г. до почти 50% в 2018 г., а средние сроки государственного долга уменьшились с 12 лет в 2007 г. до 10 лет в 2018 г. На этом фоне возможны проблемы с обслуживанием долга в отдельных странах. Особенно сильно этим рискам подвержены страны с непрозрачными и/или проблемными финансовыми системами [21]. В нефтедобывающих странах с фиксированными обменными курсами, кроме бюджетных рисков, высоки и риски девальвации национальных валют.

Ситуация с высоким уровнем корпоративного и государственного долга может быть устойчивой только при условии низких процентных ставок, поскольку центральные банки не могут повысить процентные ставки или сократить объемы количественного смягчения без риска «схлопывания» фондового рынка. Иными словами, денежно-кредитная политика оказывается в таком случае «скованной». С другой стороны, для того чтобы монетарные власти не повышали процентные ставки, необходима низкая инфляция для избежания «выплескивания» вышеупомянутого денежного навеса на потребительский рынок. В противном случае центральные банки встанут перед дилеммой - бороться с инфляцией через ужесточение монетарных условий или допустить крушение финансовых рынков.

То есть если в предыдущие периоды денежные регуляторы многих развитых стран боролись с низкой инфляцией, то теперь низкая инфляция и, соответственно, низкие процентные ставки являются условием стабильности многих компаний и даже правительств. Правда, на сегодняшний день вероятность ускорения инфляции в развитых странах низка [15] (хотя полностью исключить такой вариант развития событий нельзя). Во-

первых, на фоне стагнации в экономиках США и еврозоны инфляционные ожидания остаются низкими [22]. Во-вторых, важным доводом5 в пользу сохранения невысокой инфляции является тренд на снижение доли труда в ВВП [18; 19; 23].

Несмотря на стагнацию доходов домохо-зяйств и низкий уровень потребительской инфляции, растут цены на многие услуги6 (образовательные, коммунальные, медицинские, транспортные), а также на финансовые активы - как результат, возрастает уровень неравенства. Причем проблема неравенства обостряется на фоне пандемии и карантинных мероприятий7. В свою очередь, рост неравенства усиливает риски социально-политической нестабильности, а также риски популизма -как левого, так и правого толка. Для экономики это означает еще большую нагрузку на бюджет, волатильность на финансовых рынках, протекционизм и торговые войны.

Мы уже несколько раз затрагивали вопрос о структурных ограничителях экономического роста. Замедление его темпов (кроме упомянутых выше проблем задолженности, низкой инфляции и ставки процента (дефляционная спираль), неравенства) усиливается и негативными демографическими трендами, исчерпанием возможностей роста человеческого капитала и др. [24]. Эти тренды не являются следствием нынешнего ковид-кризиса, но в результате кризиса они могут обозначиться в еще большей степени.

Многие из названных рисков взаимосвязаны между собой, что усиливает и поддерживает их влияние на общую обстановку. Вместе с тем мировая экономика будет адаптироваться к новым реалиям. Так, например, для финансовых активов нормальные значения мультипликаторов могут быть пересмотрены в сторону повышения. Или, в условиях невозможности применять традиционные инструменты

5 Другие объяснения, почему развитые экономики не могут повысить инфляцию, см.: URL: https://www.brookings.edu/wp-content/uploads/2020/01/Inflation-report_1.29.2020.pdf

6 URL: https://www.technicalpolitics.com/articles/ten-global-insights-into-a-transforming-world/

7 URL: https://econs.online/articles/ekonomika/sotsialnye-posledstviya-pandemii/

денежно-кредитной политики, интенсифицируется поиск новых [14]: приобретения на баланс центральных банков низкорейтинговых долгов и государственных облигаций, тарге-тирования кривой доходности и т.д. Центральные банки вынуждены будут держать на балансе большой объем ценных бумаг и управлять ими адекватно сложившейся обстановке. Сами долги могут быть реструктурированы8 таким образом, чтобы избежать рисков повышения процентной ставки.

Наконец, могут открыться новые возможности для ускорения роста мировой экономики. Мы пока не знаем, что это может быть: экологизация, искусственный интеллект, новые центры роста за пределами нынешних развитых стран (например, Юго-Восточная Азия), развитие фармацевтики и здравоохранения, роботизация промышленности и транспорта и т.д. Но в любом случае реализовывать эти потенциальные возможности придется в условиях отмеченных выше ограничений.

Вызовы посткризисного развития экономики РФ

Внешние

С точки зрения перспектив посткризисного развития экономики РФ к вышеперечисленным рискам, исходящим от мировой экономики и внешнего спроса, необходимо добавить тренд на декарбонизацию мировой энергетики.

Декарбонизация проявляется в снижении энергоемкости мировой экономики и росте доли возобновляемых источников энергии (на фоне снижения их стоимости) в глобальном энергетическом балансе. Во многом эта тенденция является следствием усиления внимания к вопросам изменения климата и устойчивого развития, а также ужесточения экологических требований не только в развитых, но и в развивающихся странах.

Среди энергоресурсов наиболее пострадавшим от декарбонизации оказывается уголь. По оценкам British Petroleum [16; 17], доля угля в мировом энергобалансе достигала пика (чуть более 30%) в 2010 г., снизившись к 2019 г. до 27%. По прогнозам, еще докризисным, Международного энергетического агентства9, потребление угля в лучшем случае будет стагнировать и на горизонте до 2024 г., и до 2040 г. В рамках же сценария «устойчивого развития» потребление угля в мире вообще сократится к 2040 г. в 2,5 раза. Аналогично, BP прогнозирует снижение доли угля к 2040 г. до 20%.

Эти прогнозы во многом связаны с планами основных потребителей отказаться от экологически и экономически неэффективного угля. Так, европейские страны (Великобритания, Германия, Нидерланды) планируют полностью отказаться от этого энергоносителя, а ЕС в целом предполагает стать углеродно-нейтральным к 2050 г.10. Азиатские потребители (Южная Корея и Китай) также обсуждают отказ от угольной генерации. С учетом сказанного вызывают вопросы отечественные стратегические документы, предполагающие наращивание добычи угля с нынешних 440 млн. т до 485-668 млн. т к 2035 г. (в зависимости от сценария) [11].

Однако гораздо сильнее в глобальном энергобалансе снижается доля нефти: если, по оценкам BP, в 1970 г. в мировом энергопотреблении она составляла около 50%, то к 2019 г. -снизилась до 33%, а к 2040 г. опустится до 27%. Аналогичные прогнозы дает МЭА11: при инерционном сценарии спрос на нефть перестанет расти после 2030 г., а при сценарии «устойчивого развития» он будет снижаться уже в ближайшее время. Необходимо отметить, что негативный фактор внешнего спроса на нефть дополняется исчерпанием возможностей российской нефтяной отрасли обеспечить

8 Эту возможность подсказал нам финансовый аналитик Адиль Мамажанов.

9 URL: https://www.iea.org/reports/coal-2019

10 URL: https://www.forbes.ru/biznes/398813-nenuzhnyy-ugol-pochemu-ne-udastsya-narastit-ego-eksport

11 URL: https://www.iea.org/reports/world-energy-outlook-2019/oil#outlook-by-scenario

рост добычи. Так, согласно Энергетической стратегии до 2035 г. [13] даже по «верхнему» сценарию не удастся нарастить добычу нефти выше уровня 2018 г. (556 млн. т), а по «нижнему» сценарию добыча снизится к 2035 г. до 490 млн. т.

По прогнозам ВР и МЭА, место угля и нефти в энергетике должны занять возобновляемые источники энергии (ВИЭ) и газ. Доля ВИЭ в 2019 г. впервые в истории достигла 5% и превысила долю атомной энергии (4,3%). Этому способствует сокращение себестоимости альтернативных энергоисточников.

Внутренние

Если перейти от внешних к внутренним вызовам, то существенным ограничителем роста экономики России является негативная демографическая ситуация. Численность населения страны в трудоспособном возрасте прошла пик в 2006 г. (90.1 млн. человек), снизившись к началу 2019 г. до 81.4 млн. Согласно демографическому прогнозу Росстата12 численность населения в трудоспособном возрасте к 2036 г. может вернуться к уровню 90.2 млн. человек только по оптимистичному сценарию. По «низкому» же сценарию даже повышение пенсионного возраста не позволит достичь уровня в 84 млн. человек.

В условиях негативных демографических трендов предпосылкой экономического роста является повышение производительности и фондовооруженности труда. Но для этого нужны доступ к иностранным финансовым ресурсам и технологиям, активизация собственной инвестиционной и инновационной активности. Между тем имеющиеся риски и неэффективные институты ограничивают не только иностранные, но и внутренние инвестиции. Так, инвестиции в основной капитал в последние годы находятся ниже 18% ВВП и, по прогнозу Минэкономразвития России, до 2023 г. не превысят 19% ВВП. Прямые же иностранные инвестиции после 2008 г. ни в одном из

годов не превышали 3% ВВП, а в 2019 г. составили лишь 1,9%.

Важным ограничителем роста инвестиционной активности и наращивания экономической эффективности является неблагоприятная институциональная среда. К ее составляющим можно отнести огосударствление и монополизацию экономики, избыточное регулирование, незащищенность прав собственности, недейственность судебной системы.

Можно попытаться количественно оценить потенциальные темпы роста после посткризисного восстановления, опираясь на динамику ВВП до 2020 г. Так, Н. Орлова и Н. Лаврова [8] представили обзор различных оценок потенциального роста, которые в основном находятся в интервале 1,3-1,8%. По их собственным оценкам, потенциальный рост находится в интервале 0,7-1,3%. В недавнем исследовании А. Полбина [9] сделан вывод о замедлении потенциальных темпов роста с 4% в первой половине 2000-х годов до 2% после кризиса 2008 г. и до 1% в 2019 г.

Для оценки потенциальных темпов роста мы использовали два подхода: фильтр Калма-на и аппарат производственных функций.

Например, для фильтра Калмана мы использовали следующую спецификацию: разложение ВВП на потенциальный ВВП и циклическую компоненту:

1п СЭР1 = СВРр + дар1 , (1)

где 1пСДР( - логарифм дефлированного ВВП с устраненной сезонностью; ОБРр - потенциальный ВВП; дар{ -разрыв выпуска.

Циклическая компонента дар{ описывается авторегрессионной моделью первого порядка:

9аР1 = адаР— + е, , (2)

где а1 - оцениваемый параметр авторегрессионной модели; е{ -остатки модели (2).

В свою очередь, потенциальный ВВП (СБРр) описывается моделью случайного блуждания

12 Ш1_: https://www.gks.ru/folder/12781

со сносом (дрейфом), отражающим потенциальный темп роста grt:

GDPp = GDP— + grt /4 + ut , (3) где ut -остатки модели (3).

Для того чтобы учесть, что потенциальный рост grt не является константой, а может меняться со временем, опишем его моделью случайного блуждания:

grt = grt-y + и , (4)

где и -остатки модели (4).

Согласно полученным оценкам с помощью фильтра Калмана потенциальные темпы роста составили на начало 2020 г. 1,2%. (См. рис. 6.)

Для оценки потенциального ВВП на основе производственных функций эластичность выпуска по труду, как правило, оценивается либо на основе аналогичных оценок для развитых стран, либо на основе доли фонда оплаты труда в ВВП [12]. Мы попробовали применить эко-нометрическое оценивание параметров производственных функций, исключая влияние цен на нефть.

И здесь важно сделать оговорку. По методике МВФ цены на нефть относятся к циклическим факторам, в то время как Банком России они «рассматриваются также и как фундаментальный фактор, ограничивающий рост потен-

циального выпуска» [2, с. 21]. На наш взгляд, в отличие от трудовых ресурсов и человеческого капитала, уровня развития инфраструктуры и запаса основного капитала, цены на нефть относятся к циклическим переменным и не могут считаться составляющей потенциального выпуска. При этом невозможно отрицать, что, например, через инвестиционную активность конъюнктурные факторы могут оказывать косвенное влияние на потенциальный выпуск. Но если это влияние уже учтено в запасе основного капитала, то нет необходимости еще раз включать в потенциальный выпуск цены на нефть.

С учетом сказанного для оценки потенциального ВВП мы использовали следующую спецификацию (линеаризованную производственную функцию Кобба-Дугласа):

lnGDPt =д + a1lnLt + (1-al)lnKt + a2lnPt,(5)

потенциальный ВВП

где lnGDPt - логарифм реального ВВП в ценах 2016 г.; lnLt - логарифм занятых; lnKt - логарифм стоимости основных фондов; lnPt - логарифм цены на нефть марки Brent.

Согласно полученным оценкам к концу 2019 г. темпы роста потенциального ВВП снизились до 0,3%. (См. рис. 6.)

Таким образом, даже без коронавирусного кризиса и негативного внешнего фона, о кото-

Рис. 6. Оценка потенциальных темпов роста ВВП на основе производственных функций и фильтра Калмана, в % к предыдущему году

12

-Факт Производственная функция

Источник: Росстат, расчеты авторов.

Годы

---фильтр Калмана

ром мы говорили выше, сложно было бы ожидать долгосрочных темпов роста выше 2%.

Заключение

Как известно, «кризис» в китайском языке означает еще и «возможность». И текущий кризис, по всей видимости, во-первых, придаст импульс ускоренному развитию здравоохранения, фармацевтики, производства медицинского оборудования. Во-вторых, можно ожидать ускорения развития цифровых технологий, электронной торговли, онлайн-образова-ния, телемедицины, а также роботизации и автоматизации производства и транспорта. Россия все еще обладает потенциалом в этих областях, и его реализация может компенсировать охарактеризованные выше угрозы.

Конечно, нужно отметить высокий уровень финансовой стабильности, достигнутый в России, на фоне волатильности внешних рынков. Такие факторы, как накопленные резервы, бюджетное правило, низкий уровень государственного долга, вкупе с высокой доходностью российских ценных бумаг и их не-дооцененностью, относительной стабильностью рубля, могут привлечь иностранные инвестиции и стимулировать внутренние. Но важным условием реализации этой возмож-

ности является отсутствие новых геополитических рисков.

Низкая и стабильная инфляция в России открывает перспективу повышения монетизации экономики. А новые инструменты монетарной политики могут быть использованы для активизации кредитования, в том числе бюджетного. Этот ресурс может быть направлен на развитие человеческого потенциала и инфраструктуры, на проведение структурных реформ.

Также для этого возможно наращивание государственного долга. Этот инструмент важен не только как источник финансирования бюджетных расходов, но и в качестве источника прибыли для банковского сектора. В условиях стагнирующей экономики и низких процентных ставок важно обеспечить коммерческие банки надежными финансовыми инструментами. Предпочтительнее, чтобы эти ценные бумаги носили целевой характер и использовались для финансирования долгосрочных инвестиционных и инфраструктурных проектов.

Наконец, Россия не должна остаться в стороне от перестройки мировой торговли. Сжатие глобальных цепочек добавленной стоимости, регионализация мировой торговли открывают возможность занять ей свою нишу в новом мироустройстве. ■

Литература

1. Базанова Е., Червонная А., Стеркин Ф. Чиновники улучшили прогноз падения экономики в 2020 году. URL: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2020/06/17/832854-chinovniki-uluchshili-prognoz

2. Банк России. Доклад о денежно-кредитной политике. 2013. № 4.

3. Долженков А. Протокол выхода из кризиса // Экспорт. 2020. № 24. С. 32—35.

4. Ершов М.В. Десять лет после глобального кризиса: риски и перспективы // Вопросы экономики. 2019. № 1. С. 37-53.

5. Замараев Б.А., Назарова А.Г. Управление запасами в российской экономике: кризисная и посткризисная коррекция // Вопросы экономики. 2013. № 3. С. 50-69.

6. Замулин О. Три сценария для экономического развития России // Будущее российской экономики. — М.: Эксмо, 2020.

7. Орлова Е.А., Белоусов Д.Р., Галимов Д.И. О модели потенциального ВВП и разрыва выпуска для российской экономики // Проблемы прогнозирования. 2020. № 2. С. 60—71.

8. Орлова Н.А. Лаврова Н.В. Потенциальный рост как отражение перспектив российской экономики // Вопросы экономики. 2019. № 4. С. 5—20.

9. Полбин А. Оценка траектории темпов трендового роста ВВП России в ARX-модели с ценами на нефть // Экономическая политика. 2020. Т. 15. № 1. С. 40—63.

10. Полбин А.В., Синельников-Мурылев С.Г., Трунин П.В. Экономический кризис 2020 г.: причины и меры по его преодолению и дальнейшему развитию России // Вопросы экономики. 2020. № 6. С. 5— 21.

11. Программа развития угольной промышленности России на период до 2035 года.

12. Синельников-Мурылев С. и др. Декомпозиция темпов роста ВВП России. - М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2015.

13. Энергетическая стратегия Российской Федерации на период до 2035 года.

14. Bernanke B. The New Tools of Monetary Policy. American Economic Association Presidential Address. URL: https://www.brookings.edu/wp-content/uploads/2019/12/Bernanke_ASSA_lecture.pdf

15. Blanchard O. Is there deflation or inflation in our future? URL: https://voxeu.org/article/there-deflation-or-inflation-our-future

16. BP. Energy outlook 2019.

17. BP. Statistical Review of World Energy 2020.

18. Cette G., etc. Labor Shares in Some Advanced Economies. URL: http://www.nber.org/papers/w26136

19. Karabarbounis L., Neiman B. The Global Decline of the Labor Share. URL: https://www.nber.org/papers/ w19136.pdf

20. IMF. Fiscal Monitor. 2020 April. URL: https://www.imf.org/en/Publications/FM/Issues/2020/04/06/ fiscal-monitor-april-2020

21. IMF. Global financial stability report. 2020 April.

22. Lilley A., Rogoff K. Negative interest rate policy in the post COVID-19 world. URL: https://voxeu.org/ article/negative-interest-rate-policy-post-covid-19-world

23. Manyika J., etc. A new look at the declining labor share of income in the United States. URL: https:// www.mckinsey.com/featured-insights/employment-and-growth/a-new-look-at-the-declining-labor-share-of-income-in-the-united-states

24. Secular Stagnation: Facts, Causes and Cures / Ed. by Coen Teulings and Richard Baldwin.

25. Ruch F.U. Prospects, Risks, and Vulnerabilities in Emerging and Developing Economies. Lessons from the Past Decade // World Bank Policy Research Working Paper. 9181.

References

1. Bazanova E., Chervonnaya A., Sterkin F. Officials Have Improved Forecast for Economic Decline in 2020. URL: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2020/06/17/832854-chinovniki-uluchshili-prognoz

2. Bank of Russia. Report on Monetary Policy. 2013. No. 4.

3. Dolzhenkov A. Protocol for the Exit from the Crisis // Export. 2020. No. 24. Pp. 32-35.

4. Ershov M.V. Ten Years after the Global Crisis: Risks and Prospects // Voprosy Ekonomiki. 2019. No. 1. Pp. 37-53.

5. Zamaraev B.A., Nazarova A.G. Inventory Management in Russian Economy: Crisis and Post-Crisis Adjustment // Voprosy Ekonomiki. 2013. No. 3. Pp. 50-69.

6. Zamulin O. Three scenarios for Russian Economic Development // Future of Russian Economy. - Moscow: Eksmo, 2020.

7. Orlova E.A., Belousov D.R., Galimov D.I. On the Model of Potential GDP and Output Gap for Russian Economy // Problemy Prognozirovania. 2020. No. 2. Pp. 60-71.

8. Orlova N.A., Lavrova N.V. Potential Output as a Reflection of Russian Economy Perspectives // Voprosy Ekonomiki. 2019. No. 4. Pp. 5-20.

9. Polbin A. Estimating Time-Varying Long-Run Growth Rate of Russian GDP in the ARX Model with Oil Prices // Ekonomichaskaya Politika. 2020. Vol. 15. No. 1. Pp. 40-63.

10. Polbin A.V., Sinelnikov-Murylev S.G., Trunin P.V. The Economic Crisis of 2020: Reasons, Policies to Deal with and Further Development of Russian Economy // Voprosy Ekonomiki. 2020. No. 6. Pp. 5-21.

11. Program for the development of the coal industry of Russia for the period till 2035.

12. Sinelnikov-Murylev S. et al. Decomposition of Russian GDP Growth rates. - Moscow: Gaidar Institute Publishers, 2015.

13. Energy Strategy of the Russian Federation for the period till 2035.

14. Bernanke B. The New Tools of Monetary Policy. American Economic Association Presidential Address. URL: https://www.brookings.edu/wp-content/uploads/2019/12/Bernanke_ASSA_lecture.pdf

15. Blanchard O. Is there deflation or inflation in our future? URL: https://voxeu.org/article/there-deflation-or-inflation-our-future

16. BP. Energy outlook 2019.

17. BP. Statistical Review of World Energy 2020.

18. Cette G., etc. Labor Shares in Some Advanced Economies. URL: http://www.nber.org/papers/w26136

19. Karabarbounis L., Neiman B. The Global Decline of the Labor Share. URL: https://www.nber.org/papers/ w19136.pdf

20. IMF. Fiscal Monitor. 2020 April. URL: https://www.imf.org/en/Publications/FM/Issues/2020/04/06/ fiscal-monitor-april-2020

21. IMF. Global financial stability report. 2020 April.

22. Lilley A., Rogoff K. Negative interest rate policy in the post COVID-19 world. URL: https://voxeu.org/ article/negative-interest-rate-policy-post-covid-19-world

23. Manyika J., etc. A new look at the declining labor share of income in the United States. URL: https:// www.mckinsey.com/featured-insights/employment-and-growth/a-new-look-at-the-declining-labor-share-of-income-in-the-united-states

24. Secular Stagnation: Facts, Causes and Cures / Ed. by Coen Teulings and Richard Baldwin.

25. Ruch F.U. Prospects, Risks, and Vulnerabilities in Emerging and Developing Economies. Lessons from the Past Decade // World Bank Policy Research Working Paper. 9181.

Obstacles to Post-Crisis Recovery

Dmitriy N. Shults - Macroeconomic Research Director of the Infrastructure Economics Centre, PhD in Economics (Moscow, Russia). E-mail: shults@inbox.ru

Ekaterina V. Vikhareva - Lead Expert of the Infrastructure Economics Centre (Perm, Russia). E-mail: nilova.ekat@yandex.ru

Anastasia A. Glazunova — Project Manager of the Infrastructure Economics Centre (Moscow, Russia). E-mail: a.glazunova@infraeconomy.com

Prospects of Russian economic development will face both internal and external constraints. For example, imbalances in the global financial system are getting momentum, one can expect rise in inequality, social and political instability and populism, geopolitical tensions and trade wars. In case of Russian economy, the negative external context is exacerbated by green global energy. Among internal constraints for the long-term growth are adverse demographic trends, low investment activity, high proportion of the state in the economy, administrative barriers and inefficient institutions.

Key words: covid-crisis, post-crisis recovery, potential growth.