CC BY
19
УДК 130.2:82-1 ББК 87.8:83.01
«ВЯЧЕСЛАВОЛОГИЯ»: ОПЫТ ВОССОЗДАНИЯ ПОЭТИЧЕСКОГО УНИВЕРСУМА (о монографии С.В. Федотовой «Поэтология Вячеслава Иванова» (Тамбов, 2012))
Н.В. ДЗУЦЕВА Ивановский государственный университет ул. Ермака, д. 37, г. Иваново, 153003, Российская Федерация E-mail: starova@bk.ru
Рассматривается изложенная в рецензируемой монографии идея целостности поэтического универсума одного из крупнейших представителей русского модернизма -Вяч. Иванова. Раскрывается исследуемый автором феномен синтетической универсализации творческого сознания, включающий в себя автобиографические стратегии, метафизический, мифопоэтический и литургический дискурсы поэтического мышления Иванова. Рассматриваются найденные и описанные автором принципы воссоздания целостной поэтологической картины с возможностью экстраполировать их на другие поэтические системы русского модернизма. Проясняется соотнесенность поэтического мышления с фундаментальными основами философского знания, а также влияние русской религиозной философии на эстетические и культурологические проекты Серебряного века. Отмечено значение исследовательского проекта С.В.Федотовой как для дальнейшего изучения творчества Вяч. Иванова, так и для других поэтологических моделей русского модернизма.
Ключевые слова: иванововедение, поэтическая система, религиозно-философская эстетика, Логос, религиозная антропология, метафизический, мифопоэтический, литургический дискурсы, поэтическое мышление, поэтическая индивидуальность.
«VYACHESLAVOLOGIA»: THE EXPERIENCE OF RECREATION OF POETIC UNIVERSE (about the monography of S. Fedotova «The poetics of Vyacheslav Ivanov» (Tambov, 2012))
N.V DZUTSEVA Ivanovo State University 37, Str. Yermak, Ivanovo, 153003, Russian Federation E-mail: starova@bk.ru
The idea of integrity in poetic universe of the main representative in russian modernism Vycheslav Ivanov is considered in this monography. The phenomenon of synthetic universalization in creative way is reveald by author of exploration, which includes autobiographical strategies, metaphysical, mythopoetic and liturgical discourses in Ivanov's poetic thinking. The author found and described the recreative principles of holistic poetologic picture with the ability to extrapolate them to other poetic systems in russian modernism. It makes clearer the poetic thinking corralation with the fundamentals of philosophical knowledge, as well as the influence of russian religious
philosophy on aesthetic and cultural projects of the Silver Age. The significance of the research project is attached by S.V. Fedotova for the further study of V. Ivanov's creativity, and for other poetoliogic models of russian modernism.
Key words: Ivanov stydy, poetic system, religious and philosophical aesthetics, logos, religious anthropology, metaphysics, mythopoetic, liturgical discourses, poetic thinking, poetic personality.
Краткое название этой монографии, как и ее выходные данные1, может ввести в заблуждение неискушенного филолога, готового пропустить очередной научный текст, заявленный столь скромно и неброско. Зато те достаточно редкие представители филологической науки, избравшие объектом своего внимания столь сложную и загадочную поэтическую фигуру, каковой является Вячеслав Иванов, не обойдут своим вниманием эту книгу - они ее ждали. И именно от этого автора: имя С.В. Федотовой в филологическом мире, и прежде всего в иванововедении, как отечественном, так и зарубежном, давно отмечено высшей научной квалификацией, являясь одним из самых авторитетных на путях изучения творческого наследия Вяч. Иванова. С.В. Федотовой принадлежит целый ряд работ, составляющих важный пласт исследования фило-софско-эстетической мысли, так или иначе связанный с избранным ею поэтом-мыслителем.
Творчество Вяч. Иванова, соединившее в себе при необъятной культурологической и филологической эрудиции талант поэта и переводчика, глубочайшую теоретическую и философско-эстетическую рефлексию, усложненную и углубленную мистико-религиозными интуициями, требует от исследователя не просто понимания сверхсложности предпринимаемого научного поиска, но и готовности к нестандартным «вызовам» самого исследуемого текста и, следовательно, к действенному решению обозначившихся проблем.
Одной их таких проблем, непосредственно связанной с ивановским универсализмом, является уникальность поэтического мира Иванова, и выбор этого аспекта вполне закономерен: сам Иванов позиционировал себя в первую очередь как поэта. Нельзя сказать, что в научном сообществе не предпринималось подобных попыток, но все они обозначали тот или иной аспект проблемы, не выходя к целостной системе поэтического мышления Иванова. Для этого требовалась монографически развернутая позиция, предполагающая объемно-аналитический взгляд на сферу творческого миросозерцания Вяч. Иванова. Это, собственно, и демонстрирует монография С. Федотовой, названная столь кратко и столь точно: «Поэтология Вячеслава Иванова». При этом автор ставит перед собой цель систематизировать существующие подходы к пониманию художественного сознания поэта, выявить его базовые поэтологические интуиции и концепции, позволяющие раскрыть своеобразие его поэтологической модели.
О плодотворности поэтологии как филологической науки писал выдающийся русский филолог С.С. Аверинцев2. С.В. Федотова, идя по этому следу,
1 Федотова С.В. Поэтология Вячеслава Иванова. Тамбов, 2012. 293 с. [1].
2 Аверинцев С.С. Ритм как теодицея // Новый мир. 2001. № 2. С. 203-205 [2].
добавляет к этому термину дополнительную смысловую нагрузку - поэтоло-гия выступает не просто как наука о поэте и поэзии, а понимается как философско-религиозная антропология, раскрывающая миссию поэта в Логосе (в христианском значении этого слова). Иными словами, по мнению автора, «речь идет ни больше, ни меньше о религиозной теологии человеческой жизни, представленной в различных формах творчества»3.
Таким образом, С. Федотова смело перекрывает традиционный литературоведческий канон, предлагая оригинальный методологический подход к выявлению смыслового содержания понятия, вынесенного в название монографии, -поэтологии. Автор выводит сугубо филологическую дисциплину на уровень современной Иванову русской философской мысли рубежа Х1Х-ХХ вв. и, в частности, философии наиболее ценимого Ивановым В. Эрна, чье влияние на свое умозрение поэт-мыслитель признавал даже в большей мере, чем влияние Вл. Соловьева. Опираясь на статьи В. Эрна, опубликованные в сборнике «Борьба за Логос» (1911), С. Федотова вводит понятие «поэтология» в русло христианской антропологии и религиозной культурологии, и поэтология предстает как познание и самопознание поэта в Логосе, раскрывающее его поэтическое миросозерцание и понимание человека, присутствующее в его творчестве и в его рефлексии на творчество: в поэзии, философско-эстетической эссеистике, эписто-лярии, дневниковых записях, автобиографии и т.д. Именно так формулирует автор цель своего монографического труда: «Нас интересует поэтология Вяч. Иванова как его художественно-философское самосознание, определяющее основные доминанты его поэзии: любовь к Слову, Богу и Человеку» [1, с. 12].
Согласно поставленной задаче, монография С. Федотовой четко структурирована. Ее основные главы - «Автобиография и поэтология», «Становление поэтического самосознания», «Метафизический дискурс в творчестве Вяч. Иванова», «Мифопоэтический дискурс и поэтология сюжета в "Кормчих звездах" Вяч. Иванова», «Литургический дискурс в поэзии Вяч. Иванова» и, наконец, «Поэтическая антроподицея Вяч. Иванова» - не просто концептуально связаны, а являют собой логику авторского интеллектуального сюжета, остержня-ющего всю книгу. Становится понятным, как из, казалось бы, простейшего пласта сознания - биографической авторефлексии - постепенно вырастает «поражающий масштабом религиозно-художественный проект» [4, 135], своеобразным венцом которого явился глубочайший по своему замыслу взлет ивановской религиозной антропологии - мелопея «Человек» (Париж, 1939).
На наш взгляд, это глубокое и вместе с тем объемное решение проблемы максимально подходит для творческой индивидуальности Иванова, известной своей уникальной синтетичностью в духе Данте и 1ёте. Иванов открыто постулировал свое религиозное понимание искусства, поэтому совершенно очевидно, что его поэтическое самосознание не только может быть истолковано так, как предлагает С. Федотова, но, в сущности, открывает внутренние законы поэтического космоса этого поэта и мыслителя.
3 См.: Федотова С.В. Поэтология Вячеслава Иванова. С. 10 [1].
Однако возникает вопрос: является ли такая концепция поэтологии универсальной сама по себе, каждого ли художника можно рассматривать в том смысловом поле, которое стоит за предлагаемым понятием поэтологии, вбирающем в себя разнообразные значения Логоса, вплоть до его платоновского и христианского понимания? Логоцентризм стал объектом критики постмодернистов, породившей методологические стратегии логомахии и логотомии, суть которых заключается в радикальном разрыве с классической традицией осмысления бытия, нахождения во всем высшего и/или имманентного смысла, некой глубинной логики, оправдания мира и человека. Таким образом, поэто-логический подход С. Федотовой оказывается гетерономным по отношению ко многим современным художникам, рассматривающим истину только как метанаррацию. Однако тот факт, что «вертикальное», метафизическое измерение человеческой жизни и творчества является наиболее адекватным для русского модернизма вообще и особенно для Вяч. Иванова, не только лишает предлагаемую концепцию налета анахронизма, но и, наоборот, убеждает в ее актуальности и продуктивности. В частности, она вносит веские аргументы в историко-литературный проблемный вопрос о противопоставлении модернизма и постмодернизма XX в.: поэтология Вяч. Иванова относится к модернистской парадигме, актуализирующей платоновскую модель мироустройства (ло-гократию), принципиальной альтернативой которой выступает постмодернистская «деконструкция Логоса» (Деррида)4.
С. Федотова прекрасно ориентируется в современных литературоведческих процессах и теориях, она отлично знает научную литературу по выбранной тематике. Так, сформулировав вышеприведенное определение поэтологии, она считает нужным дать еще одну дефиницию и переходит на уровень дискурсивных стратегий художественных и теоретических высказываний. Автор показывает и доказывает всем ходом исследования, что поэтологию Вячеслава Иванова можно рассмотреть как совокупность разных дискурсов, необходимых для представления о поэтической личности художника и самоотрефлексированной им телеологии творчества, которые присутствуют в его автобиографических, поэтических, философских, литературно-критических, научных, мемуарных, дневниковых и других текстах. К ведущим дискурсам в творчестве поэта С. Федотова относит метафизический, мифопоэтический и литургический. Их рассмотрение определяет центральную часть исследования (соответственно, третью, четвертую и пятую главы); обрамляют это ядро введение, две первые и последняя главы. Таким образом, перед нами различные аспекты поэтологии в их концептуальной взаимосвязи: от автобиографического - до антропологического, от понимания себя и автобиографических высказываний о себе - до художественного высказывания о человеке в одноименном произведении Вяч. Иванова. В результате задается вектор отличительных черт ивановской поэтоло-гии, соединяющий поэтическое «я» с умозрением Человека и Бога.
4 См.: Вайнштейн О.Б. Деррида и Платон: деконструкция Логоса // Arbor Mundi. 1991. №2. С. 50-73 [3].
Несомненной научной новизной отличается глава «Становление художественного самосознания Вяч. Иванова»5, которая последовательно и основательно рассматривает вопросы генезиса ивановской поэтологии в контексте русского модернизма. Здесь впервые вводятся в научный оборот важнейшие архивные материалы, что придает монографии С. Федотовой повышенную ценность. Неизвестные тексты Иванова дают возможность автору детально проанализировать приводимые архивные тексты в контексте становления мировоззренческих и художественных идеалов молодого Иванова. Эти страницы написаны с настоящим азартом первооткрывателя, увлеченного Ивановым, даже его ранними, незрелыми опытами, в стремлении реконструировать интеллектуально-эстетический метатекст внутреннего мира поэта, начиная с юношеских лет. Это позволяет С.В. Федотовой совершенно по-новому взглянуть на различные аспекты его творчества, восстановить историю создания отдельных произведений, проследить развитие магистральных тем и образов Вяч. Иванова.
С оригинальных точек зрения автор подходит и к давно известным аспектам творчества Иванова: влияние Вл. Соловьева, Ф. Ницше и А. Шопенгауэра на русский модернизм, неоднозначное отношение модернистов к нравственным идеалам (аскетизму) и рационализму (науке)6. Все эти сопоставления проводятся с привлечением огромного контекстного материала, со смелыми наблюдениями и выводами, со скрупулезной работой с текстами и герменевтическими открытиями.
Реконструкция мифопоэтического сюжета в первой книге лирики Иванова7 покоряет теоретической дерзостью автора, дифференцирующего структуру бахтинского хронотопа с помощью двух понятий - «кайротоп» и «эонотоп», более адекватных, по мнению С. Федотовой, для времени-пространства лирики. Можно было бы, пожалуй, упрекнуть автора в необоснованном увеличении терминов, если бы в работе не было убедительности и стройной доказательности предлагаемой дифференциации.
Несомненной научной ценностью является обоснование литургического дискурса как ведущего в творчестве Иванова8. Однако представляется, что здесь только затронута важнейшая тема, рассмотрены отдельные моменты (библейские названия, эпиграфы) в поэзии Иванова, и вся глубина вопроса открывается лишь в его потенциале. Но кто не знает, что иногда постановка проблемы не менее важна, чем ее решение, - здесь именно тот случай.
При внимательном чтении книги С. Федотовой трудно выделить что-то наиболее значимое из открывшихся смыслов исследовательского сюжета: вся работа построена на органичном сочетании тщательного анализа текстов, архивных трудов прочтения и дешифровки, а также размаха философско-рели-
5 См.: Федотова С.В. Поэтология Вячеслава Иванова. С. 59-118.
6 Там же. С. 119-177.
7 Там же. С. 178-211.
8 Там же. С. 212-235.
гиозных интуиций, близких, как видится, самому Иванову. Одним из ярких примеров результативности такого научного стиля является проникновение в замысел, историю создания и жанровые загадки мелопеи «Человек», представляющей собой сердцевину творчества Иванова9.
Нельзя не заметить, что столь глубокое и оригинальное видение творческого универсума Вяч. Иванова, каким оно предстает в монографии, обеспечено собственно философской эрудицией автора, вхождением в широкий контекст религиозно-философских эстетик, свободным и точным владением соответствующим этому ряду научным аппаратом. При этом исследование написано прекрасным, ясным и точным языком, иногда, правда, слегка утяжеленным бесконечными придаточными предложениями: автор словно не может остановиться и, стремясь уточнить свою мысль, вводит какие-то ее новые аспекты. При этом постоянно слышится живой, заинтересованный голос автора, готового отстаивать свои новации, но и открытого к диалогу с другими исследователями.
Именно к диалогу призывает то чувство повышенного интеллектуально-творческого настроя, который вызывает книга у заинтересованного читателя, вовлеченного с насыщенную разнообразием открытий и находок атмосферу книги.
Прежде всего, хотелось бы обратить внимание на сам термин, точнее, на то, как он порой понимается автором, а именно: всегда ли оправдан расширительный смысл самого понятия «поэтология». Его трактовка в монографическом поле исследования представляется адекватной его замыслу. Но насколько терминологически корректно выглядят частные вариации этого понятия - «поэтология жанра», «поэтология сюжета», «поэтология формы»?
То же относится и к заключительному определению сути поэтологии Иванова как поэтической тео-антроподицеи. С одной стороны, исследование убеждает, что поэтологию Иванова отличают устойчивые и целенаправленные стратегии поэта на оправдание в поэзии (и поэзией) мира, человека и Бога. С другой - представляется, что далеко не всегда необходимо давать целостному поэтическому творчеству какое-то одно определение, некий «ярлык», ограничивающий его силой свой внутренней логики. Доказательством тому может служить «выпадение» из строго продуманной системной картины поэтического творчества Иванова лирико-психологического аспекта ивановского голосоведения, отмеченного тончайшей аналитикой самовыражения особенно в позднем творчестве. Это, конечно же, не перекрывает «пророческую» миссию поэта и имеет непосредственное отношение к рассматриваемым в монографии ведущим дискурсам в творчестве поэта - метафизическому, мифопоэтическому и литургическому, и в то же время нельзя не видеть лирико-психологической пульсации дискурса «частного бытия» в «Римском дневнике 1944 года», без которого трудно представить целостную картину ивановской поэзии.
В том же ключе можно было бы отметить невнимание автора к существенному фактору ивановской поэтологии - мистико-романтическому влия-
9 Там же. С. 236-287.
нию йенской школы, что связано, прежде всего, с присутствием в творческом сознании Иванова Новалиса, фигуры, не менее для него дорогой, чем Данте и 1ёте. Очевидное «отчуждение» мистико-поэтического дискурса оговорено в работе неубедительно.
Достаточно тонким комментарием к такого рода сомнениям могут служить слова Ф. Шлегеля из его работы «Фрагменты»: «Для духа одинаково убийственно обладать системой, как и не иметь ее вовсе. Поэтому он, вероятно, должен будет решиться соединить то и другое» [5, с. 292]. На наш взгляд, это суждение оттеняет своеобразие поэтологической позиции Иванова в модернистском контексте.
Говоря о том значительном вкладе в научное постижение феномена ивановского творчества, каким, несомненно, является рецензируемая монография, нельзя не отметить, что интерес к творчеству Вяч. Иванова за последние годы заметно вырос, о чем свидетельствуют международные конференции и круглые столы, а также общее увеличение количества публикаций, рассматривающих различные аспекты творчества поэта. Однако состояние современного иванововедения напоминает не мощное течение, а, скорее, бурление разнообразных ручейков, иногда пересекающихся между собой, но чаще торопливо бегущих в своем направлении. За этой метафорой стоит серьезная литературоведческая проблема, которую С. Федотова формулирует как необходимость целостного изучения поэтологии Вячеслава Иванова. Именно эта проблема, давно витающая в воздухе, определяет актуальность и новизну рецензируемой монографии, вызывая уважение к ее автору, не побоявшемуся «замахнуться» на такой глобальный проект.
В связи с этим вряд ли покажется преувеличением мысль о том, что исследование С. Федотовой в известном смысле свидетельствует о завершении целого этапа в развитии иванововедения, как бы сводя «ручейки» в общее системное русло и в то же время открывая новые перспективы изучения творческого наследия Вяч. Иванова. И не только его, но и литературы русского модернизма в целом. Во всяком случае, можно без сомнения утверждать, что исследование творческой системы Иванова, как и других модернистских поэто-логических моделей, теперь невозможно без учета того исследовательского проекта, который блестяще реализован в монографии С. Федотовой.
В заключение хотелось бы обратить внимание на одну из замечательных цитат, приведенных в книге, - на дневниковую запись одной из бесед с поэтом его биографа и ближайшего друга О.А. Шор: «Говорили о Вячеславологии» [1, с. 11].
Светлана Федотова написала книгу о «Вячеславологии», раскрыв ее по-этологические доминанты и тем самым приблизив «Вячеслава Великолепного» к заинтересованному читателю и исследователю XXI века.
Список литературы
1. Федотова С.В. Поэтология Вячеслава Иванова. Тамбов, 2012. 293 с.
2. Аверинцев С.С. Ритм как теодицея // Новый мир. 2001. № 2. С. 203-205.
3. Вайнштейн О.Б. Деррида и Платон: деконструкция Логоса // Arbor Mundi. 1991. № 2. С. 50-73.
4. Лаппо-Данилевский К.Ю. Вяч. Иванов о наследии Ульриха фон Виламовица-Мёл-лендорфа // Античность и русская культура Серебряного века. XII Лосевские чтения: к 85-летию А.А. Тахо-Годи. М., 2010. C. 132-138.
5. Шлегель Фридрих. Фрагменты // Эстетика. Философия. Критика. В 2 т. Т. I. М., 1983. С. 290-316.
References
1. Fedotova, S.V Poetologiya Vyacheslava Ivanova [Poetologiya of Vyacheslav Ivanov: Monograph], Tambov, 2012, 293 p.
2. Averintsev, S.S. Ritm kak teoditseya [Rhythm as theodicy], in Novyy mir, 2001, no. 2, pp. 203-205.
3. Vaynshteyn, O.B. Derrida i Platon: dekonstruktsiya Logosa [Derrida and Plato: deconstruction Logos], in Arbor Mundi, 1991, no. 2, pp. 50-73.
4. Lappo-Danilevskiy, K.Yu. Vyach. Ivanov o nasledii Ul'rikha fon Vilamovitsa-Mellendorfa [Vyach. Ivanov the legacy of Ulrich von fon Vilamovits-Mellendorf], in Antichnost' i russkaya kul'tura Serebryanogo veka. XII Losevskie chteniya: k 85-letiyu A.A. Takho-Godi [Antiquity and the Russian culture of the Silver age, XII Moscow forum: the 85 th anniversary of A.A. Tahoe-Godi], Moscow, 2010, pp. 132-138.
5. Shlegel' Fridrikh. Fragmenty [Fragments], in Estetika. Filosofiya. Kritika, v21., 1.1 [Aesthetics. Philosophy. The criticism, in 2 vol., vol. 1], Moscow, 1983, pp. 290-316.
