CC BY
121
УДК 8П.Ш.1'28; 811.161.1'373
ВОЗРАСТНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ В ЯЗЫКЕ И КУЛЬТУРЕ ДИАЛЕКТНОГО СОЦИУМА1
© Ирина Викторовна ПОПОВИЧЕВА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры русского языка как иностранного, e-mail: irinapopovicheva@mail.ru
Рассматривается возрастная стратификация детей и подростков, репрезентированная в языке и культуре диалектного социума. Основой исследования послужили материалы словаря В.И. Даля и Словаря русских народных говоров. Диалектные языковые явления рассмотрены в широком этнографическом контексте. В заключительной части сделаны выводы о том, что в диалектном лексиконе, духовной и материальной культуре русских крестьян нашли отражение народные представления о детях разных возрастных групп, а также этапы включения детей в социальную структуру общества. Младенческий возраст отмечен в диалектном словаре и ритуально-обрядовых традициях как важный период в физиологическом развитии ребенка, отрочество - как этап трудовой социализации детей, усвоения ими социокультурной картины мира, традиционной для крестьянского социума, ценностных и мировоззренческих комплексов. Диалектный словарь отражает все сферы жизни крестьянских детей (вещный мир, игры и забавы, детский фольклор, трудовые и обрядовые функции, детские болезни), отмечает их физиологические особенности, поведенческие характеристики, эмоциональные свойства, этапы развития и социализации. Материалы статьи могут быть использованы в работах по русской диалектологии, этнографии, этнопедагогике.
Ключевые слова: крестьянский социум; крестьянские дети; возрастная стратификация; диалектный лексикон.
Основным хранителем традиционной народной культуры и русских диалектов является крестьянский социум. Внутри крестьянского сообщества главными социальными группами, обеспечивающими сохранение, передачу и изменение традиций, опыта во всех сферах жизнедеятельности крестьян, были и остаются семья и деревенское общество; также выделяются родственные и половозрастные объединения [1]. Вплоть до середины ХХ в. социальные характеристики, роли и функции членов крестьянских коллективов регламентировались возрастом, полом, имущественным положением, зависели от нравственно-моральных и физических характеристик человека.
Так, по нормам обычного права и традициям в иерархической структуре крестьянской семьи на первом месте был глава семьи. Последнее место в семейной иерархии занимали дети. Но по мере взросления их статус укреплялся, расширялся круг прав и обязанностей: если малолетние дети имели право
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ проекта проведения научных исследований «Образ ребенка в социокультурной картине мира русских крестьян» (проект № 13-34-01005).
только на еду, одежду, игрушки, то подростки уже включались в трудовую деятельность и имели право на образование, потом на женитьбу (замужество), что знаменовало собой переход молодых людей в другую возрастную группу.
Рассмотрим, как этот участок крестьянской действительности отражен в русских диалектах и традиционной культуре.
В качестве предварительного замечания отметим, что в настоящее время в отечественной социогуманитарной сфере научных знаний создана хорошая база для подобного рода исследований. В работах И.С. Кона определена теоретико-методологическая основа изучения проблем взаимосвязи развития ребенка и социокультурной среды. Историко-этнографический контекст жизни и взросления крестьянских детей русского населения России конца XIX - середины XX в., обряды возрастного символизма, традиции трудовой социализации детей в крестьянском социуме исследованы в трудах М.М. Громыко, Т.А. Бернштам, Т.А. Листовой, И.И. Шанги-ной, А.К. Байбурина, Д.А. Баранова, В.Б. Безгина, В.В. Глотовой, Н.В. Голиковой, З.З. Мухиной и др. Народные представления
о детях, репрезентированные в русской диалектной лингвокультуре, рассмотрены В.Ф. Филатовой, А.О. Коконовой, М.В. Ко-стромичевой, Е.Д. Звуковой, М.М. Угрюмо-вой и др. Данное исследование, безусловно, учитывает положительный опыт, представленный в научной литературе.
Новизна работы определяется ориентированностью на языковой диалектный материал: на предварительном этапе проанализированный словарный корпус составил более 2500 лексических единиц семантического поля «Ребенок», извлеченных из словаря В.И. Даля [2], Словаря русских народных говоров [3], а также из статей, монографий по этнографии, диалектологии и личных экспедиционных записей.
В общепринятом разделении человеческих сообществ на детей, взрослых и стариков к первой возрастной группе, объединяющей субъектов признаком «малолетний», у русских, как и у других народов, традиционно принято относить младенцев, детей и подростков (обычно до 15-17 лет), без четких возрастных границ указанных страт [4, с. 26].
Младенческо-детский возраст в языке и культуре диалектного социума отмечен как этап начала человеческого бытия, биологического становления человека, активного физиологического развития ребенка. Многие диалектные номинации детей этого возраста производны от корней млад-, молод-, род- и эксплицируют семантику «начала бытия», «малости» (мла'ден, младе'н, младён - 'маленький ребенок, младенец'. Волог., Арх., Свердл., Том., Сиб., Пск. [3, вып. 18, с. 180]; молоде'нец - 'младенец'. Курск., Ворон., Калуж., Смол., Пск., Твер., Калин., Яросл., Казан. [3, вып. 18, с. 221]); указывают на признак «недавно родившийся» (нарожде'нец -'новорожденный'. Смол. [3, вып. 20, с. 127]; новорожде'нец, нарождённый [5, с. 38], роди'мчик - 'новорожденный'. Тамб.), вы'плыш - 'маленький ребенок'. Волог. [3, вып. 5, с. 329], ка'га, ка'гинька - 'дитя, младенец, дитятко', 'грудной ребенок, младенец'. Перм., Вят., Сев. Урал, Приурал., Ср. Урал., Челяб. [3, вып. 12, с. 296] (кага - из коми kaga 'новорожденный' [6]); на их физиологические особенности: особый способ питания (грудни'к - 'грудной ребенок'. Урал. [3, вып. 7, с. 161]; дудо'ля - 'ребенок, сосу-
щий грудь, грудной ребенок'. Смол. [3, вып. 8, с. 250]; подсо'с - 'грудной ребенок'. Ряз. [3, вып. 28, с. 222]; смокоту'н - 'грудной ребенок' [3, вып. 38, с. 25]); неумение говорить (кува'тка - 'младенец, новорождённый'. Курск. [3, вып. 15, с. 388] (кува'кать - 'по-младенчески кричать'. Твер. [3, вып. 15, с. 387]); кувя', кувя'чка, писку'ль, писку'лька [5, с. 38]); неумение ходить (по'лзень - 'ребенок, не умеющий ходить, ползунок'. Пск., Твер. [3, вып. 29, с. 66]); отражают связь с определенными предметами детского быта (лю'лечник - 'ребенок, который спит в люльке, младенец'. Пск. [3, вып. 17, с. 245]; рогови'к - 'младенец, которого кормят из рожка'. Яросл., Перм., Сиб. [3, вып. 30, с. 123]).
Собственно возрастные термины маркируют годовалый возраст ребенка (годови'к, годови'чка, годову'шечка [5, с. 38]; пого'док -'годовалый ребенок'. Арх., Новосиб. [3, вып. 27, с. 300]).
Стадии физического развития детей в диалектном лексиконе отражены в наименованиях их моторных и вербальных навыков (гу'лькать - 'издавать нечленораздельные звуки, выражая голосом удовольствие, гулить; бодрствовать' (о младенцах). Яросл. [3, вып. 7, с. 219]; загу'ркать - 'начать произносить отдельные звуки, загукать' (о грудных детях). Пск. [3, вып. 10, с. 38]; слиго'за - 'о ползующем, еще не умеющем ходить ребенке'. Олон. [3, вып. 38, с. 279]; ды'ба - 'о ребенке, вставшем на ноги' (начинающем ходить). Калуж. [3, вып. 8, с. 288]; бро'душка -'о ребёнке, который только что начинает ходить'. Твер. [3, вып. 3, с. 192]; в орловских говорах: гукать, агукать, аукать - 'издавать первые звуки'; дякает, немует - 'о ребенке, который произносит первые слова'; разхребался - 'о ребенке, который начал говорить связно, внятно, заговорил'; ползун, поползок, поползуньчик, уползень, сидяка, валух - 'ребенок, который еще не умеет ходить'; дыбочка, дыбочек, дыбушечка - 'ребенок, который поднимается на ноги'; при-топтух. топтух, топченок - 'ребенок, который еще ходит неуверенно'; ходик, ходун, ходунок - 'ребенок научившийся ходить' [7, с. 76-77]).
Особую семантическую группу составляют слова, называющие ребенка, который не может ходить в возрасте, когда другие уже ходят (дику'ля - 'сидень, ребенок, кото-
рый не может ходить в возрасте, когда другие уже ходят'. Пск. [3, вып. 8, с. 64]; кужня' -'ребенок, который долго не начинает ходить'. Олон. [3, вып. 16, с. 22]). На уровне мифологических представлений сидней считали «подменными детьми», т. к. полагали, что неспособность ходить свойственна многим персонажам нечеловеческой природы [8, с. 55].
Факты номинирования новорожденных терминами среднего рода или называния их мужскими именами независимо от пола (оно' -'употребляется вместо слов ребенок, дитя, когда говорят о маленьких детях' (без различия пола). Оно заревело. Вят., Краснодар. [3, вып. 23, с. 216]; богда'н - 'название детей обоего пола до крещения' [без указ. места] [3, вып. 3, с. 47]) исследователи традиционных форм культуры связывают с неоформленностью статуса младенца, который, судя по материалам родинной обрядности восточных славян, не считался «человеком» до тех пор, пока над ним не был совершен ряд ритуальных действий [8, с. 41].
Этап младенчества ярко представлен в обрядовой культуре русских крестьян: это ритуальные действия повитухи с новорожденным, крещение ребенка, празднование родин, крестин, посещение роженицы и новорожденного родственницами и соседками, обычаи, отмечающие этапы развития ребенка (первый зуб, первый шаг, первая стрижка и т. д.) [8-11]. По мнению этнографов, данные обрядовые комплексы складывались на исторической основе древних традиций и генетически связаны с ритуалами благодарственного жертвоприношения, принятия новорожденного в круг «своих», в члены рода, общины [8].
Лексика обрядов, связанных с рождением, крещением, взрослением детей, в русских диалектах не столь богата, как, например, лексика свадебных обрядов (в основном это производные от корней род- (родины), крест- (кре'сьбины, ксти'ны, крёсна и т. п.), зуб- (зубо'к, зуб'ошница) [10, 11], что может быть объяснимо древностью ритуалов, а также традицией табуирования сакральных знаний и факта рождения ребенка до определенного времени.
Главной задачей взрослых (и в первую очередь матери) по отношению к ребенку младенческого возраста было сохранение его
жизни и здоровья. Признак «здоровый» в традиционном сознании русских часто сочетался с физиологическими характеристиками ребенка (весом, внешностью) (опе'стыш -'полный, здоровый, ухоженный ребенок'. Горьк. [3, вып. 23, с. 251]; ка'дочка, оскомё-лок, пестерь - 'о здоровом, полном, крепком ребенке' [12, с. 203-204]) и оценивался как положительный (пузгле'нок - ласк. 'толстенький мальчик, карапуз ребенок'. Волог. [3, вып. 33, с. 113]). Крепкий, здоровый ребенок был гордостью матери. ([Первый у миня' воо' какой бруда'н ради'лси. Так он фсю жы'знь здыравя'к, красавиц. А фтарая, до'чка, ху'динькыя рыдила'сь, ма'линькыя. Ана' и щас фсё така'я - ко'жа ды ко'сти.]; бруда'н - 'толстый, здоровый ребенок'. Тамбовская обл., Бондарский р-н. - Из личных экспедиционных записей).
Худоба, плаксивость ребенка считались следствием плохого здоровья (скри(ы)'па, скуго'ра - 'болезненный, хилый и плаксивый ребенок'. Пск., Твер. [3, вып. 38, с. 138, 173] (скуго'ра от скуго'рить - 'плакать, стонать' (о больных детях) [3, вып. 38, с. 173]).
Наиболее распространенные болезни детей младенческого возраста имели названия младенческая (родимчик), молочник (молочница), щекотун, сущец (собачья старость) (молоде'нец - 'болезнь, сопровождающаяся припадками; родимчик' (обычно у младенцев и беременных женщин). Пск., Смол., Ряз. [3, вып. 18, с. 221]; кочергушка - 'детская болезнь, родимчик'. Енис. [3, вып. 15, с. 126]; моло'чник - 'болезнь молочница' (преимущественно у грудных детей). Пск., Твер. [3, вып. 18, с. 245]; творожо'к - 'заболевание слизистой оболочки рта, молочница' (обычно у грудных детей). Енис. [3, вып. 43, с. 332]; кочерга' - 'детская кожная болезнь-щетинка'. Перм. [3, вып. 15, с. 126]; суше'ц -'детская болезнь, проявляющаяся в исхудании ребенка'. Енис., Астрах. [3, вып. 43, с. 39]; просо'нье - 'золотуха' (у детей). Волог. [3, вып. 32, с. 238]).
Беспокойство и плохой сон ребенка без внешних причин объясняли болезнями, диалектные названия которых производны от корней зар-, кри(ы)к-, ноч(щ)- (зарни'ца -'детская болезнь, характеризующаяся криками и беспокойством ребенка'. Дон. [3, вып. 10, с. 385], кри(ы)'кса - 'детская болезнь, приводящая больного в плаксиво-раздражи-
тельное состояние'. Смол. [3, вып. 15, с. 255], но'щница - 'детская болезнь бессонница'. Арх. [3, вып. 21, с. 307]).
Считалось, что маленькие дети часто болеют по причине их особой незащищенности от «дурного глаза». Поэтому специфику ухода за ними определяли не только рациональные действия, но и в значительной степени опасение возможной порчи и сглаза ребенка. Защитить ребенка от них, по народным представлениям, можно было только «с помощью неукоснительного соблюдения всех правил магической защиты» [9, с. 617]. ([Идёш с ри-бёнкам гуля'ть. Сасе'ди смо'трют на няво', хва'лят. А ты в сто'рыну атайди', языко'м слижы' с яво' лица' и плюнь - зглаз срибёнка сни'миш. Или падо'лам руба'хи нате'льнай лицо' яму' абатриг]. Тамбовская обл., Знаменский р-н. - Из личных экспедиционных записей).
Словарные материалы и этнографические описания детских болезней, средств и способов их лечения репрезентируют область сакральных знаний крестьян (перепека'нье -'способ лечения младенца от болезни «собачья старость»: его сажают на хлебную лепешку на лопату и подносят к устью горячей печи, произнося при этом заговор.' Новг., Перм., Иркут. [3, вып. 26, с. 181]).
Как и сегодня, для детей младенческого возраста в материальной культуре русских крестьян существовал особый вещный мир. Так, в коллекции Государственного этнографического музея (ГЭМ) этап раннего детства крестьянских детей русского населения России конца XIX - середины XX в. представлен предметами для кормления, ухода за детьми, детской мебели и средств передвижения. В основном это рожки, соски, детская посуда, отличающаяся от утвари для взрослых размером и характером украшений, пеленки, свивальники, постельные принадлежности, пологи на колыбель, колыбели, стульчики, столики, тележки, санки для детей. Музейная коллекция, по замечанию И.И. Барановой и Л.Ф. Голяковой, подтверждает мнение Д.К. Зеленина о повсеместном бытовании в среде русского этноса висячих колыбелей, обычно в виде деревянной рамы, овальной корзины или ящика [13].
В повседневном уходе за новорожденными в качестве пеленок крестьянки использовали части поношенных, старых рубах
взрослых. Это было дешевле и для завертывания детей удобнее [14, с. 104]. Кроме того, обычай имел и культурную прагматику ([Тады' бедна жы'ли, пилёнак ны' была, как щас, дите'й зывара'чивыли в руба'хи мужы'чьи, ста'рыи. Эт ищо\ гаваря'ть, для таво', што'бы ате'ц люби'л]. Тамбовская обл., Бондарский р-н. - Из личных экспедиционных записей). Но крестильные пеленки, одеяла, рубашки старались изготовить из добротной ткани и украсить их узорами [13].
После пеленок основной детской одеждой была рубашка, обычно короткая, что стало основанием для шутливых номинаций и высказываний (типа: голопу'з - 'ребенок с оголенным животом'. Астрахань арбузами, а мы голопузами (пословица) [3, вып. 6, с. 324]; [Ма'льчики наси'ли штани'шки на по'мычах с сими' лет. А да э'тава в руба'шках бе'гали, го'лыми п'опами свирка'ли]. Тамбовская обл., Мичуринский р-н. - Из личных экспедиционных записей).
По причине развитой диалектной синонимии названия предметов детского быта, ухода за детьми, их одежды, предметов забав и развлечений многочисленны в русских говорах (детская пеленка: гу'нка. Новг. [3, вып. 7, с. 233]; лоно'шка. Калин. [3, вып. 17, с. 144]; пе'лька. Новг. [3, вып. 25, с. 333]; свивальник: ово'йник. Вят. [3, вып. 22, с. 300]; пелена'льник. Перм. [3, вып. 25, с. 327]; детская соска: до'йло - 'детская соска, рожок'. Арх. [3, вып. 8, с. 96]; дуда' - 'соска-пустышка'. Курск. [3, вып. 8, с. 246]; детская рубашка: бо'ба, бо'ба(о)нька, бо'бушка, бобу'шка. Курск. [3, вып. 3, с. 35, 39]; голошо'ночка - 'распашонка, распашоноч-ка'. Брян. [3, вып. 6, с. 330]; детская шапочка: ка'пка. Пск. [3, вып. 13, с. 53]; пово'йник. Забайкал. [3, вып. 27, с. 255]; подгузник: подгу'зка. Забайкал., Амур., Бурят. АССР, КАССР, Груз. ССР [3, вып. 27, с. 383]; подгу'зочка. Иркут., Арх. [3, вып. 27, с. 383]; люлька: гы'бка. Новг., Волог., Пск. [3, вып. 7, с. 252]; зы'балка, зыба'лка. Пск. [3, вып. 12, с. 27]; колубе'ль. Тул., Арх., Олон., Ворон. [3, вып. 14, с. 199]; лю'ля. Вят. [3, вып. 17, с. 246]; детское одеяльце: накры'вальце. Оренб. [3, вып. 19, с. 351]; опа'шка. Арх., Волог. [3, вып. 23, с. 245]; погремушка: гремо'к. Пенз., Тамб. [3, вып. 7, с. 132]; брязготу'шка Лит. ССР, Латв. ССР [3, вып. 3, с. 228]).
В бытовой и языковой традициях предметы вещного мира маленьких детей отмечены высоким семиотическим статусом. Например, с люлькой, детской одеждой у крестьян было связано много запретов и поверий [15, с. 255-260]. ([Кре'стик сра'зу ни надива'ли, пака' никщо'ный - нильзя'. И в лю'льку сра'зу ни лажы'ли. Пирикстя'т, тады' внача'ли ко'шку в лю'льку пасо'дют, пыкача'ют чудо'к, а пато'м уш рибёнка. Вот ищо' пусту'ю лю'льку кача'ть нильзя', а то рибёнык спать ни бу'дит]. Тамбовская обл., Пичаевский р-н. - Из личных экспедиционных записей). Особое отношение было к вещам, которые использовались при крещении ребенка. Считалось, что они имеют силу магической защиты ([Ис купе'ли вы'нут рибё-нычка и руба'шку ны няво' адива'ють. Нызыва'ють крясти'льныя руба'шка. Э'та руба'шка, гываря'ть, зыщаща'ить чилаве'ка ат бет и бале'зний, иё мать биригёть. А када' дитё забале'ить, ана' яму' иё пыд гало'фку кладёть]. Тамбовская обл., Гаври-ловский р-н. - Из личных экспедиционных записей).
В национальной лингвокультуре названия многих детских вещей стали основой возрастных номинаций (зы'бочник - младенец, который еще лежит в зыбке, колыбели. Нижегор. [3, вып. 12, с. 32]), а сами предметы, - «маркером непредметных величин: возраста (зыбочный - 'имеющий такой возраст, когда лежат в люльке'); экономического благосостояния владельцев («Кто богатый - на пружине зыбка, кто бедный - на очепе»)» [16, с. 19].
С раннего детства крестьянский ребенок был включен в фольклорный мир, посредством чего «развивался физически и духовно, овладевал родным языком, осваивал навыки музыкального интонирования, познавал окружающий мир» [17, с. 1]. Укачивая ребенка, матери, бабушки, девочки-няньки пели колыбельные песни, приговаривали потешки, пестушки, прибаутки. В диалектном словаре эта часть мира детства крестьянских детей нашла отражение в названиях игр и забав (бирю'льня - 'игра, забава с маленькими детьми'. Ударяют по губам пальцами и произносят при этом звук, похожий на междометие: бирь, бирь, бирь! Затем быстро отдергивают руку и подносят к ребенку, гово-
ря: «На бирюльню!» - Ребенок смеется». Волог. [3, вып. 2, с. 295]).
До 7-8 лет согласно народным традициям ребенок относился к возрастной группе «маленькие дети» («с рождения до 7-8 лет -малые дети» (нижегородское) - [4, с. 25]). В их диалектных наименованиях много словообразовательных вариантов от корней мал-, мел-, указывающих на такие признаки номинируемого субъекта, как «небольшой, невеликий», «молодой, недоросший» (мальга' -'дитя, ребенок, малыш'. Ряз. [3, вып. 17, с. 343]; малька' - 'дети младшего возраста, малыш'. Ср. Урал. [3, вып. 17, с. 343]; ме'лочь - 'о детях младшего возраста'. Перм.; ме'лошень - собир. 'о маленьких детях'. Казан. [3, вып. 18, с. 102]). Отсутствие терминов, производных от понятий времени, Т.А. Бернштам связывает с представлениями о младенческо-детском возрасте как безвременном («дети с рождения и до 11 лет - без годков» (вологодское) [4, с. 25] (см. также: нево'зраст - 'детский возраст'. Дон. [3, вып. 20, с. 354]).
«Традиционный уклад крестьянской жизни, - как отмечает М.М. Угрюмова, - основанный на коллективном бытовании, обусловил восприятие детей как нечленимого множества, следствием чего являются их обозначения, содержащие сему собирательности: детвора, детва, детура» [16, с. 14] (мелу'зга, мелузга' - собир. 'о маленьких детях'. Нижегор., Волог. [3, вып. 18, с. 103]; меледа' - 'о маленьких детях'. Яросл. [3, вып. 18, с. 96]). Многие слова этой лексической группы характеризуют, по определению Т.А. Бернштам, физическую, умственную неполноценность, стихийность («дикость») детского возраста [4, с. 26] (блазно'та, блазнята' - 'маленькие дети'. Смол., Курск. [3, вып. 3, с. 15] (от блазенъ - 'простофиля, проказник, шутник' [6]); соро'жка - 'маленькие дети'. Бурят. АССР [3, вып. 40, с. 20] (видимо, от сорога - 'плотва' [2, 6]); свино'та -'о шаловливых детях'. Зап.-Брян. [3, вып. 36, с. 286]).
Важными для русского социума были поведенческие особенности детей, на что указывает, например, многочисленность в диалектном словаре лексических групп, характеризующих детей по поведению, эмоциональным свойствам (неспокойный, подвижный ребенок, шалун: броду'ля - 'неусид-
чивый ребёнок'. Арх. [3, вып. 3, с. 191]; ве'ртень - 'озорной, бойкий ребенок'. Перм. [3, вып. 4, с. 151]; отча'юха - 'озорной, шаловливый ребенок'. Сталингр. [3, вып. 24, с. 361]; непослушный ребенок: прене'слух -'очень не послушный ребенок, неслух'. Смол. [3, вып. 31, с. 87]; северьга' - 'непоседливый, непослушный ребенок'. Ряз. [3, вып. 37, с. 103] (северга -пск. 'торопыга, нетерпеливый' [2]); плаксивый, капризный ребенок: слезомо'й - 'плакса' (о ребенке). Р. Урал [3, вып. 38, с. 259]; деря'ба - 'плаксивый ребенок, плакса'. Симб., Нижегор., Твер., Вят., Волог., Свердл., Урал. [3, вып. 8, с. 25] (деряба - 'горлопан, склочник' [6]); неопрятный ребенок, неряха: гады'ш - 'неопрятный, нечистоплотный ребенок'. Волог. [3, вып. 6, с. 92] (от гажавать, гадать - 'марать, пачкать, грязнить' [2]); не'бережь -'неряха, грязнуля' (о ребенке). Том. [3, вып. 20, с. 316]).
Детское озорство, неряшество, чрезмерная подвижность, плаксивость воспринимались взрослыми как естественные свойства маленького человека, формально снисходительное отношение к которым выражается в использовании уменьшительно-ласкательных суффиксов (опёнуш-ЕК, несмышл-ЁНК-а -'несмышленыш' [7, с. 77]), в обращениях и высказываниях с семантикой оценки («[Внуку], Грязненький, иди. Садись вот сюда» [16, с. 10]; Из этого быстряка можно бы сделать хорошего человека. Яросл.; быстря'к -'о резвом, шаловливом мальчике или о ловком, проворном ребенке'. Дон. [3, вып. 3, с. 351]).
Как известно, возраст от 5 до 7 лет во многих культурных традициях считается особым периодом [8, с. 61]. В этом возрасте дети, по народным представлениям, «входят в разум» [18, с. 52], начинают осознавать свою половую принадлежность, постепенно включаются в трудовую жизнь семьи.
С 6-8-летнего возраста крестьяне старались одевать детей с учетом их половозрастных особенностей. Если до этого дети обычно носили рубашки с поясками, то с 6-8 лет «мальчику одевали штаны, а девочке юбку» [14, с. 106], а в зажиточных семьях - и раньше. Так, в собрании РЭМ есть летний будничный костюм трехлетнего мальчика: рубаха, пояс и порты (подштанники). В праздничный костюм 6-7-летнего мальчика, как свидетельствует музейная коллекция, добав-
лялся пиджак, картуз, штаны из дешевого покупного трико, кожаные сапоги. Одежда девочки трех-пяти лет состояла из рубахи и сарафана [13].
В диалектном словаре названия комплексов и предметов одежды, обуви детей этого возраста единичны и явно свидетельствуют о позднем появлении номинируемых реалий в жизни крестьян (венге'рка - 'мужской и детский костюм'. Дон. [3, вып. 4, с. 111]; капо'т - 'детское платье'. Новг. [3, вып. 13, с. 56]; мисионе'рка - 'детский головной убор (капор)'. Астрах. [3, вып. 18, с. 176]).
Основным занятием маленьких детей была игра. Игрушки (бо'бушки. Арх. [3, вып. 3, с. 35], начу'шки. Калуж. [3, вып. 20, с. 292]; поте'шачки. Твер. [3, вып. 30, с. 280]) активно входили в мир ребенка с младенческого возраста. Это были самодельные и покупные волчки, гуделки, куклы, деревянные и глиняные игрушки-животные (козю'лька -'маленькая рогатая игрушка'. Твер., Пск. [3, вып. 14, с. 80]; гуде'лка - 'детская игрушка, гудок'. Тул., Иссык-Кульск. [3, вып. 7, с. 200]; дзы'га - 'детская игрушка: юла, волчок'. Южн., Кубан. [СРНГ, 8, с. 46]; беренде'йка -'резная фигурная игрушка'. Влад. [3, вып. 2, с. 255]; брунча'лка - 'детская самодельная игрушка из дощечки или кости на нитке, шнурке, которая при верчении ею издаёт гудящий звук'. Пенз., Дон. [3, вып. 3, с. 203]). Собрание народных игрушек в ГЭМ насчитывает около пяти тысяч предметов [13].
Как и другие детские вещи, игрушки были маркером материального благосостояния крестьян ([Игру'шки каки'я бы'ли? Никаки'я. Чо-нибуть зде'лаим вон ис па'лки, како'й-нить клюк, чаво' ли, а бо'льши не' была никаки'х игру'шкаф. Эт щас, ма'и дараги'и де'тища, ста'ла фсё, а тада' ничаво' не' бы'ла, вот]. - Пензенская обл., Белинский р-н. - Из личных экспедиционных записей). Игровые традиции дети 3-6 лет осваивали, участвуя в играх детей постарше.
Огромное влияние на развитее ребенка в этом возрасте оказывали фольклорные произведения взрослых для детей и детская субкультура [17], посредством которых подрастающим поколением усваивались представления о природе, социальном пространстве, системе ценностей, мифологические образы, социально значимые оппозиции «свое-
чужое», «можно-нельзя», «добро-зло», «хорошо-плохо» и т. п. В диалектном лексиконе эта часть жизни крестьянских детей репрезентирована в группах названий мифологических существ, которыми пугали маленьких детей (бирю'к - 'страшилище, которым пугают маленьких детей, бука'. Самар., Казан., Сарат., Дон. [3, вып. 2, с. 294]); произведений детского фольклора (ба'йка - 'колыбельная песня'. Арх., Ленингр., Свердл. [3, вып. 2, с. 55]); персонажей детских игр, забав, фольклорных произведений (заяц-месяц -'обращение в детской песне' «Заяц-месяц, Иде был? - У лесе». Смол. [3, вып. 11, с. 203]; квач - 'в детской игре: один из играющих, которому завязывают глаза и он ловит остальных'. Дон., Курск., Орл., Зап.-Брян. [3, вып. 13, с. 162]).
Крестьянские дети с самого раннего возраста приучались к труду. По свидетельству этнографов [4; 9; 15] и воспоминаниям самих крестьян, ребенок уже с 3-х лет мог выполнять разовые поручения, а с 5-6-и лет втягивался в систематическую трудовую жизнь крестьянской семьи. Мальчики вместе с детьми постарше помогали в работах по хозяйству. Девочки постепенно обучались женским занятиям. Обычно с 5-7-и лет девочки начинали осваивать навыки прядения. Отец или местные мастера делали для них специальные детские прялочки [13].
Начало трудовой жизни нередко сопровождалось посвятительными обрядами (де'вка - 'девочка дет пяти-шести, которую, соблюдая определенный обряд, посвятили в работницы'. Когда девочка выпрядет первую нитку и смотает ее на клубочек, ядром которого служит большой хлопок, нарочно приготовленный, берут у девочки пряжу и сжигают ее с хлопком, оставшуюся золицу новопоставленная прядильщица должна выпить и закусить хлебцем; тогда над нею смеются: - «Это съеси - будешь хорошая пряха». Смол. [3, вып. 7, с. 317]).
В этом возрасте начиналось религиозное воспитание детей: с раннего возраста детей приучали к постам, они участвовали в церковных богослужениях. С 7-и лет перед причастием их начинали исповедовать [15, с. 371-373].
Подростковый возраст для крестьянских детей был периодом активного включения в социально-трудовую жизнь общины. О нача-
ле их общественного бытия свидетельствуют, как отмечают этнографы, «названия, производные от природных и временных понятий и явлений» [4, с. 26] (наподро'сток -'подросток'. Казаки-некрасовцы [3, вып. 20, с. 84]; недоро'сле(и)нка - 'девочка-подросток'. Арх. [3, вып. 21, с. 29]; недокунок (севернорусское) - мальчик 7-8 лет (недокунок -'недошлая куница или иной пушной зверь, молодой, не в полной шерсти', 'мальчик, девочка, недоросль, невзрослый' [2]); кобы-лёха - о девочке-подростке или девушке. Яросл. [3, вып. 14, с. 18]). «Животные термины», по мнению Т.А. Бернштам, объединяют подростковую терминологию с детской и подчеркивают биологическую близость этой стадии к природному миру [4, с. 26-27]. Производные от корней мал-, мол-, дет- (малец, малолеток, малок, малолет, детище) указывают на отнесенность субъектов этого возраста к общевозрастной группе «дети» ([Ку'кал шы'ли, са'ми, да, шы'ли, ага', и с рука'ми, и с нага'ми шы'ли ку'кал, из энти'х вот из тря'пкаф, тряпи'чныи, вот. Вот так вот, маё де'тище]; словом де'тище информант обращается к девушке-студентке. -Пензенская обл., Белинский р-н. - Из личных экспедиционных записей).
Вместе с тем по отношению к маленьким детям подростки считались уже «матёрень-кими» (матёренький - 'довольно взрослый, довольно большой; большенький' (о детях, молодых животных). Влад., Новг., Самар. [3, вып. 18, с. 22]), что отражено в их номинациях с корнем бол- (большу'н - 'подросток, мальчик высокого роста'. Курск., Ворон., Южн.-Сиб. [3, вып. 3, с. 93]; большу'нья -'о девочке-подростке'. Обоян., Курск. [3, вып. 3, с. 93]).
Утверждением признака половой принадлежности и перехода в новую возрастную группу были половозрастные термины (мальчи'шечко - 'подросток, мальчик'. Перм. [3, вып. 17, с. 345]; мальчи'ще - 'подросток, мальчик'. Новг. [3, вып. 17, с. 345]; девчу'жка - 'девочка, девчушка'. Влад. [3, вып. 7, с. 321]; девчо'шко - 'девчонка'. Онеж., Арх., Перм. [3, вып. 7, с. 321]), а также смена прически и одежды детей. «Прическа подростков, - пишет в своем исследовании И.И. Шангина, - более напоминала прическу парней и девушек: мальчикам стригли волосы «под горшок», оставляя от-
крытыми уши, девочкам заплетали косу. Костюм также в основных своих чертах повторял костюм молодежи, но включал в себя меньшее количество предметов <...> и почти не декорировался» [18, с. 53]. Внешнему виду девочки мать старалась уделять больше внимания (ср.: ку'ночка - 'хорошо одетая девочка'. Пск., Твер. [3, вып. 16, с. 94]; ка'мочка, камо'чка - 'хорошо одетая деревенская девочка'. Яросл. [3, вып. 13, с. 28], но соплю'н - пренебр. 'о хорошо одетом мальчике'. Волог. [3, вып. 38, с. 339]).
В период отрочества дети становились объектом воспитания и трудового обучения. Девочка 10-11 лет начинала осваивать полевые работы, приучалась прясть, ткать, шить, помогала ухаживать за домашними животными и птицей, готовить еду, заботилась о младших детях в семье. Мальчики помогали отцу в уходе за лошадью, в заготовке дров, в промысловой деятельности, учились плести лапти, корзины. Однако самым главным считалось приобщение мальчиков к сельскохозяйственному труду: обработка земли была одной из важнейших обязанностей мужчины-хозяина, «так как входила в круг деятельности, направленной на прокормление семьи»; в крестьянской традиции занятие землепашеством определяло основу полноценного мужского статуса [15, с. 23].
Обычно мальчики, а нередко и девочки участвовали в унавоживании, бороновании поля, в уборке сена. Помогая взрослым, дети и подростки использовали имеющиеся в хозяйстве орудия труда, но существовали и специальные орудия для детского труда: корзинки-сеялки для сева, серпы для жатвы, цепы для обмолота зерновых. Они отличались от обычных меньшим размером и, соответственно, весом [13].
Номинации детей, образованные от названий традиционно выполняемых подростками работ, закрепились в диалектном лексиконе и как возрастные (борончу'к - 'ребёнок мужского пола'. Алт., Том., Азерб. ССР. 'Мальчик лет 10-15, подросток'. Ставроп., Самар. [3, вып. 3, с. 118]; захле'бенница - «В избах, во время полевых работ, остаются старики и старухи, чтобы присмотреть за детьми, - для этого иногда нарочно держат девочек-подростков лет 10 или 12, которые называются пестуньями - им за это никакой платы не дается, а только поят и кормят их, и
потому их зовут захлебенницами». Арх., Козлов. [3, вып. 11, с. 149]; зы'бник - 'мальчик лет семи-восьми, который качает колыбель (зыбку), когда старшие члены семьи уходят в поле'. Волог. [3, вып. 12, с. 31]).
К трудовому обучению в этом возрасте добавлялось изучение детьми основ православия, грамоты, народных знаний о мире, старинных преданий и легенд, сказок, былин [15].
Подростки активно включались в обрядовую жизнь деревенского социума, главным образом это были обходные обряды или окказиональные. Дети и подростки участвовали в рождественских обходах домов, обрядах Егорьева дня, ходили с пением по дворам на Средокрестие, Масленицу, Пасху, в день Святой Троицы. Считалось, что действия и благопожелания детей имеют особую магическую силу. К представлениям о чистоте, невинности, безгрешности, богоугодности восходят обрядовые роли детей (чаще мальчиков) как закликателей, вестников, начиналь-щиков, зачинщиков [4, с. 166-169; 15, с. 73]).
Свободное время подростки проводили в играх. Игры крестьянских детей нельзя считать бесполезным времяпрепровождением. Через игры дети развивались физически, «проживали» стандартные жизненные ситуации. Так, девочки преимущественно играли в ролевые игры, имитирующие взрослую жизнь (сва'ха - 'детская игра в сватовство'. Ворон. [3, вып. 36, с. 221-222]; обе'дки -'детская игра в угощение'. Липецк., Ворон. Зап.-Брян. [3, вып. 22, с. 23]). В играх часто использовались куклы, которые дети делали сами.
Мальчики предпочитали игры, в которых от участников требовались быстрота движений, физическая сила, ловкость, смекалка, выносливость, выдумка, находчивость [15, с. 136] (верхово'й - 'название игры в мяч или в деревянный шарик'. Челяб. [3, вып. 4, с. 166]; клёк - 'детская игра': кто скорее собьет на колышке палочку с сучком и скорее поставит ее - положит обратно на колышек. Пенз. [3, вып. 13, с. 275]).
В диалектном лексиконе разнообразны не только названия детских игр, но наименования предметов, предназначенных для игр (например, в оренбургских говорах: опука, баль - мяч; шабалка, лапта - палка для битья по мячу [19, с. 219], глаголы, которые
обозначают действия во время игры (зач-кать - ударить кого-нибудь мячом во время игры; кондылять - кидать палку во время игры в клеек [19, с. 219]), ролевые имена участников игр (алабуга, дегеляй, дик - водящий во время игры [19, с. 219]).
Информацию о социальном ободрении / неодобрении дети усваивали преимущественно через языковой код. Прозвища, ругательные и уничижительные слова, социально-оценочная лексика имели большую силу воздействия в усвоении ребенком норм и правил, принятых в сельском социуме (пёха -'в детском языке прозвище неповоротливого, недогадливого ребенка'. Ряз. [3, вып. 26, с. 338]; зырма'н - 'детское прозвище: плохой товарищ'. Новгор. [3, вып. 12, с. 39]; де'вочник -'мальчик-подросток, играющий с девочками' [3, вып. 7, с. 319]; непряха, непрядоха - 'плохая пряха, неумеющая или ленивая' [2]).
Отношение взрослых членов семьи, общины к подросткам было достаточно строгое, а степень послушания младших была очень высокой [20, с. 22].
Как показало исследование Т.А. Бернш-там, в конце (или в цикле) подросткового возраста дети получали «полувзрослые» именования, схожие с молодежными номинациями: мальчиков называли парнёк, парнюга, парнишок, а девочек - середны, поде-вье, самым распространенным в России названием подростка любого пола, близкого к совершеннолетию, было подлеток [4, с. 2728]. К общим подростковым и молодежным мужским терминам относятся также слова малый (малец), детина (детюк), юнош(а) (вьюнош), отрок, хлопец [4, с. 27-28].
Вместе с тем противопоставление подростков молодежи, как группе взрослых, хорошо осознавалось, что отражено, например, в контекстном примере к слову раб (раб -'подросток, ребенок'. Он раб иль уже парень? Р. Урал. [3, вып. 33, с. 237]).
В номинациях детей старшего подросткового возраста активны наименования, содержащие сему «пол» (мальчо'ночка - 'паренек, молодой человек'. Ворон. [3, вып. 17, с. 345]; мальчу'женька - ласк. 'паренек, молодой человек'. Симб. [3, вып. 17, с. 345]; девчену'шка - 'девчоночка'. Волог., Дон. Ой, девченушка размилая! С кем, девчоночка, ночку гуляла? Терек. [3, вып. 7, с. 321]; девчи'нушка - 'девчоночка'. Ты, девчинуш-
ка, радость моя, Я на тебе не женюся. Волог. [3, вып. 7, с. 321]), аффиксальное оформление которых выражает не только размер, но семантику положительной оценки.
К концу подросткового возраста заканчивалось трудовое обучение крестьянских детей. Обычно к 15 годам девочка могла выполнять все традиционные женские работы. Трудовое обучение мальчиков заканчивалось позже: мужские крестьянские работы требовали не только специальных знаний и навыков, но и соответствующей физической силы. Так, самым сложным видом сельскохозяйственных работ считалась пахота, требовавшая от пахаря больших физических усилий. Обычно мальчик-подросток осваивал пахоту к 14-15 годам [15, с. 24]. Поэтому менялось и его возрастное наименование: мальчика этого возраста уже называли не бороноволок, а пахолок, паорок, подорок [там же] (от орать - орывать землю, пахать. Сев.; подо-рок - 'парнишка, постарше бороноволока, помощник при орбе, пахоте' [2]). Мальчики-подростки начинали принимать участие и в косьбе хлеба [20, с. 19].
Подростков 14-15 лет определяли как полуработников, а с 16-17 лет считали полноценными работниками: в этом возрасте мальчик-подросток перенимал все трудовые навыки, необходимые мужчине-крестьянину для ведения хозяйства и прокормления семьи, считался пригодным для всякой работы, при необходимости нанимался в работники за плату, равную взрослому мужчине [15, с. 23-24].
По мере взросления детей возрастала не только их социальная роль в жизни семьи и общины, но и расширялась область «разрешаемого»: например, «они могли появляться на собрании совершеннолетней молодежи, занимая там пока еще худшие места, или около хороводов, но без активного участия в них и т. п.» [4, с. 59].
В преддверии брачного возраста подростки начинали уделять больше внимания внешности, одежде, в которую уже входили взрослые элементы, девочки готовили приданое. Но распределение общих доходов в семье часто не предусматривало расходы на одежду подросткам [9, с. 629]. Поэтому подростки старались иметь свой заработок [4, с. 59].
Таким образом, в диалектном лексиконе, духовной и материальной культуре русских
крестьян нашли отражение народные представления о детях разных возрастных групп, а также этапы включения детей в социальную структуру общества. Младенческий возраст отмечен в диалектном словаре и ритуально-обрядовых традициях как важный период в физиологическом развитии ребенка. Номинации детей подросткового возраста, традиционный образ жизни сельских подростков, овладение ими набором социальных ролей (старший брат / старшая сестра (по отношению к младшим детям в семье), помощник, работник, ученик, участник и т. п.), гендерная идентификация свидетельствуют о начале их общественного бытия. В подготовке крестьянских детей к будущей взрослой жизни главное место занимала трудовая социализация и усвоение детьми социокультурной картины мира, традиционной для крестьянского социума, ценностных и мировоззренческих комплексов. Номинации детей, как субъектов возрастной группы, противопоставленной взрослым и старикам, маркированы семантикой «начала бытия», «невзрослости», «малости», репрезентированной в многочисленных производных от корней млад-, мал-, мел-.
Диалектный лексикон отражает все сферы жизни крестьянских детей (вещный мир, игры и забавы, детский фольклор, трудовые и обрядовые функции, детские болезни), отмечает их физиологические особенности, поведенческие характеристики, эмоциональные свойства, этапы развития и социализации.
1. Верняев И.И. Крестьянский социум Псковского края, вторая половина XIX - первая четверть ХХ в.: Историко-этнографическое исследование: автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1999.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Санкт-Петербург; Москва, 1882.
3. Словарь русских народных говоров / под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сороколетова. Москва; Ленинград, 1965-2010. Вып. 1-43.
4. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни общины XIX - начала XX в.: половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988.
5. Угрюмова М.М. Возраст ребенка в номинативных единицах: лингвокультурологический аспект (на материале говоров Среднего При-обья) // Вестник Томского государственного университета. 2014. Вып. 384. С. 37-41.
6. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. URL: http://enc-dic.com/fasmer/ (дата обращения: 01.06.2015).
7. Костромичева М.В. Этапы становления ребенка: особенности именования в говорах // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2008. Вып. 1. С. 76-78.
8. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993.
9. Листова Т.А. Обряды и обычаи, связанные с рождением и воспитанием детей // Русский Север. Этническая история и народная культура XII-XX вв. М., 2004. С. 575-660.
10. Бунина М.А., Поповичева И.В. Традиционная культура Тамбовского края: региональная специфика обрядов родильного цикла // Молодой ученый. Казань, 2013. Вып. 12 (59). С. 739-743.
11. Поповичева И.В. Социализирующая функция крестьянских обрядов родильно-крестильного цикла (на материале тамбовских традиций) // Вестник Тамбовского университета. Серия Гуманитарные науки. Тамбов, 2014. Вып. 8 (136). С. 82-91.
12. Зверева Ю.В. Наименования детей, образованные с помощью метафорического переноса, в пермских говорах // Лексический атлас русских народных говоров: материалы и исследования. СПб., 2013. С. 203-212.
13. Баранова И.И., Голякова Л.Ф. Материалы по детству и воспитанию в коллекции ГЭМ народов СССР по русской этнографии // «Мир детства» в традиционной культуре народов СССР / отв. ред. А.Б. Островский. Л., 1991. Ч. 2. С. 5-23.
14. Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX - начала XX в. М., 1984.
15. Русские дети: Основы народной педагогики. Иллюстрированная энциклопедия / Д.А. Баранов, О.Г. Баранова, Т.А. Зимина и др. СПб., 2006.
16. Угрюмова М.М. Лингвокультурологический портрет ребенка в говорах Среднего Приобья: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Томск, 2014.
17. Подчередниченко Н.А. Отражение картины мира ребенка в детском музыкальном фольклоре: автореф. дис. ... канд. культурологии. Челябинск, 2014.
18. Шангина И.И. Русские дети и их игры. СПб., 2000.
19. Якимов П.А., Кирина М.М. Концепт «Ребенок» в оренбургской диалектной картине мира // Мир науки, культуры, образования. 2014. Вып. 1 (44). С. 218-220.
20. Некрылова А.Ф., Головин В.В. Роль отца в традиционной народной педагогике // Мир детства и традиционная культура: сборник научных трудов и материалов / сост. С.Г. Айвазян. М., 1994. С. 7-26.
1. Vernyaev I.I. Krest'yanskiy sotsium Pskov-skogo kraya, vtoraya polovina XIX - pervaya chetvert' XX v.: Istoriko-etnograficheskoe issledovanie: avtoref. dis. ... kand. ist. nauk. SPb., 1999.
2. Dal' V.I. Tolkovyy slovar' zhivogo veliko-russkogo yazyka: v 4 t. Sankt-Peterburg; Moskva, 1882.
3. Slovar' russkikh narodnykh govorov / pod red. F.P. Filina, F.P. Sorokoletova. Moskva; Leningrad, 1965-2010. Vyp. 1-43.
4. Bernshtam T.A. Molodezh' v obryadovoy zhizni obshchiny XIX - nachala XX v.: polovozrastnoy aspekt traditsionnoy kul'tury. L., 1988.
5. Ugryumova M.M. Vozrast rebenka v nomi-nativnykh edinitsakh: lingvokul'turo-logicheskiy aspekt (na materiale govorov Srednego Priob'ya) // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2014. Vyp. 384. S. 37-41.
6. Fasmer M. Etimologicheskiy slovar' russkogo yazyka. URL: http://enc-dic.com/fasmer/ (data obrashcheniya: 01.06.2015).
7. Kostromicheva M.V. Etapy stanovleniya rebenka: osobennosti imenovaniya v govorakh // Uchenye zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. 2008. Vyp. 1. S. 76-78.
8. Bayburin A.K. Ritual v traditsionnoy kul'ture. Strukturno-semanticheskiy analiz vostochnos-lavyanskikh obryadov. SPb., 1993.
9. Listova T.A. Obryady i obychai, svyazannye s rozhdeniem i vospitaniem detey // Russkiy Sever. Etnicheskaya istoriya i narodnaya kul'tura XII-XX vv. M., 2004. S. 575-660.
10. Bunina M.A., Popovicheva I.V. Traditsionnaya kul'tura Tambovskogo kraya: regional'naya
spetsifika obryadov rodil'nogo tsikla // Molodoy uchenyy. Kazan', 2013. Vyp. 12 (59). S. 739-743.
11. Popovicheva I.V. Sotsializiruyushchaya funktsiya krest'yanskikh obryadov rodil'no-krestil'nogo tsikla (na materiale tambovskikh traditsiy) // Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriya Gumanitarnye nauki. Tambov, 2014. Vyp. 8 (136). S. 82-91.
12. Zvereva Yu.V. Naimenovaniya detey, obrazovannye s pomoshch'yu metaforicheskogo perenosa, v permskikh govorakh // Leksicheskiy atlas russkikh narodnykh govorov: materialy i issledovaniya. SPb., 2013. S. 203-212.
13. Baranova I.I., Golyakova L.F. Materialy po detstvu i vospitaniyu v kollektsii GEM na-rodov SSSR po russkoy etnografii // "Mir detstva" v traditsionnoy kul'ture narodov SSSR / otv. red. A.B. Ostrovskiy. L., 1991. Ch. 2. S. 5-23.
14. Maslova G.S. Narodnaya odezhda v vostochno-slavyanskikh traditsionnykh obychayakh i obryadakh XIX - nachala XX v. M., 1984.
15. Russkie deti: Osnovy narodnoy pedagogiki. Illyustrirovannaya entsiklopediya / D.A. Baranov, O.G. Baranova, T.A. Zimina i dr. SPb., 2006.
16. Ugryumova M.M.Lingvokul'turologicheskiy portret rebenka v govorakh Srednego Priob'ya: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. Tomsk, 2014.
17. Podcherednichenko N.A. Otrazhenie kartiny mira rebenka v detskom muzykal'nom fol'klore: avtoref. dis. ... kand. kul'turologii. Chelyabinsk, 2014.
18. Shangina I.I. Russkie deti i ikh igry. SPb., 2000.
19. Yakimov P.A., Kirina M.M. Kontsept "Rebenok" v orenburgskoy dialektnoy kartine mira // Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2014. Vyp. 1 (44). S. 218-220.
20. Nekrylova A.F., Golovin V.V. Rol' ottsa v traditsionnoy narodnoy pedagogike // Mir detstva i traditsionnaya kul'tura: sbornik nauchnykh trudov i materialov / sost. S.G. Ayvazyan. M., 1994. S. 7-26.
Поступила в редакцию 13.06.2015 г.
UDC 811.161.1'28; 811.161.1'373
AGE STRATIFICATION OF CHILDREN AND TEENAGERS IN THE CULTURE OF DIALECT SOCIETY Irina Viktorovna POPOVICHEVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Candidate of Philology, Associate Professor, Associate Professor of Russian Language as of Foreign Department, e-mail: irinapopovicheva@mail.ru
Age stratification of children and teenagers, which is represented in the language and culture of dialect society is reviewed. The basis of the research is materials by V.I. Dal vocabulary and Vocabulary of Russian public dialects. Dialect linguistic phenomenon is shown in wide ethnographic context. The conclusion part is represented by withdrawal, concerning dialect lexicon, spiritual and material culture of peasants, which describe public ideas about children in different age group, also periods of children insertion in social structure of society. Little age is found in dialect vocabulary and in riot traditions as the main period in physiological development of child, boyhood as the phase of work socialization of children, their adaptation of social and cultural picture of world, which is traditional for peasant society, some values and world comprehension complexes. Dialect vocabulary reflects all spheres of peasant children life (world of things, games and entertainment, child folklore, labor and riot functions, child illnesses), it marks its physiological peculiarities, behavior characteristics, emotional qualities, stages of development and socialization. Materials of article can be used in the works, concerning Russian dialectology, ethnography, ethnopedagogics.
Key words: peasant society; peasant children; age stratification; dialect lexicon.
