CC BY
346
Рецепция французской культуры в России
УДК 1 (091) А. А. Златопольская*
ВОСПРИЯТИЕ ИДЕЙ Ж.-Ж. РУССО В СОВЕТСКОЙ И ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ В СВЕТЕ ТРАДИЦИЙ РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ КОНЦА XIX — НАЧАЛА XX ВЕКА**
В статье исследуется восприятие идей Руссо с конца XIX века по настоящее время и традиции этого восприятия. Показывается, что наряду с преемственностью традиций в восприятии социально-политических и философско-религиозных идей Руссо имеют место идейные разрывы. В частности, если в дореволюционной России изучались как религиозно-философские, так и социально-политические воззрения «женевского гражданина» и были представлены различные точки зрения от консервативных и монархических до либеральных и революционно-демократических, то в советской России постепенно утверждается традиция рассмотрения идей Руссо только марксистской точки зрения, продолжается революционно-демократическая традиция. В постсоветский период и религиозные, и социально-политические воззрения «женевского гражданина» находятся на периферии общественного сознания.
Ключевые слова: Жан-Жак Руссо, французское Просвещение, общественная мысль России, общественный договор, суверенитет народа, общая воля, воля всех.
Alla Zlatopolskaya
Perception of Jean-Jacques Rousseau's ideas in Soviet and post-Soviet Russia and traditions of Russian social thought of late nineteenth — early twentieth centuries
The article considers the reception of Rousseau's ideas since late nineteenth century to the present day and the traditions of this reception. Our analysis shows that continuity in the perception of Rousseau's social, political, philosophical and religious ideas was paralleled by ideological ruptures. Whereas in pre-revolutionary Russia religious and philosophical views of the 'citizen of Geneva' were studied along with his social and political ideas, interpretations ranging from conservative and monarchical to liberal and revolutionary-democratic, Soviet Russia gradually established the tradition of examining Rousseau's thought exclusively from the marxist perspective. In the post-Soviet period, both Rousseau's religious and socio-political views have been brought to the periphery of social thought.
Keywords: Jean-Jacques Rousseau, French Enlightenment, Russian social thought, social contract, sovereignity of people, general will, will of all.
* Златопольская Алла Августовна — кандидат философских наук, старший научный сотрудник Российской национальной библиотеки, [email protected].
** Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 15-0300827 «Ж.-Ж.Руссо в российской философии и общественной мысли: история и современность».
344
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 4
Идеи Жан-Жак Руссо оказали огромное влияние на русскую общественную мысль. Не является исключением и советский период. Более того, многие традиции восприятия идей женевского гражданина в русской мысли конца XI — начала XX века продолжаются и развиваются в советский и постсоветской России.
С 80-х годов XIX века в России начинается углубленное научное историко-философское изучение идей Руссо.
Центральным пунктом социально-политической доктрины Руссо является идея суверенитета народа. Однако концепция народного суверенитета Ж.-Ж. Руссо противоречива. С одной стороны Руссо отталкивается от интересов личности, требует ее освобождения. А с другой, для Руссо добродетель гражданина может возникнуть только при подавлении естественных склонностей, поэтому он требует выполнения следующего условия: «Полное отчуждение каждого из членов ассоциации со всеми его правами в пользу всей общины». [54, с. 161]
Руссо различает «общую волю», выражающую действительные интересы народа, и «волю всех», выступающую лишь суммой частных волеизъявлений и характеризующую только какие-либо настроения толпы. В основе законов лежит общая воля народа. В результате попыток дать критерий различения общей воли и воли всех Руссо приходит к мысли о необходимости для народа законодателя, который сверхъестественным образом видит действительно общую волю народа. И хотя Руссо оговаривает, что принимает законы, в конечном счете, народ-суверен, безусловно, фигура законодателя противоречит концепции народного суверенитета.
У истоков специального историко-философского изучения концепции и идей Руссо стоит В. И. Герье. В своей статье «Понятие о народе у Руссо», напечатанной в журнале «Русская мысль» в 1882 году [16] он рассматривает это понятие как фокус для исследования концепции Руссо в ее целостности и противоречиях.
Для Герье центральным понятием руссоистской концепции народного
суверенитета является понятие «общей воли».
Однако «общая воля», по Герье, понятие противоречивое. Основное противоречие в понятии общей воли, это противоречие между этатизмом и анархизмом [16, с. 350-353]. Народная воля, по Руссо, как отмечает Герье, — это воля низших слоев населения, попытка ее воплощения в жизнь в годы французской революции привела к разрушительным последствиям. Для Герье воплощением народной воли является монарх. Подробно рассматривает проблему народной воли в своих работах другой представитель консервативной мысли — Л. А. Тихомиров. По его мнению, то, что называется общей волей народа, является только волей всех, выражает настроения толпы, которая не может иметь устойчивого, а тем более квалифицированного мнения. Тихомиров критикует парламентаризм, народное представительство и партийную систему, отсылая читателя к «Общественному договору» Руссо:
Руссо, конечно, фантазировал, толкуя о народной воле, которая будто бы едина, всегда хочет только добра и некогда не заблуждается. Но не нужно забывать, что он говорил вовсе не о той народной воле, о какой трактуют наши депутаты,
избиратели и журналисты. Руссо сам вырос в республике и в такие ловушки не попадался. Он заботливо оговаривается, что «часто есть разница между волею всех (Volonté de tous) и общею волей (Volonté générale)». Волю всех, на которой воздвигнут наш либеральный демократизм, Руссо искренно презирал. <.. .>
Так же решительно, так же настойчиво Руссо доказывает, что народная воля не выражается никаким представительством [61, с. 21-23].
В то же время он согласен с Руссо, говоря о неделимости суверенитета, о самодержавии верховной власти [60, с. 26].
Изучение идей «женевского гражданина» ведется, опираясь на достижения зарубежных, прежде всего, французских ученых. Но российские исследователи отнюдь не ученики. Они внесли, начиная с 80-х годов XIX века и до 1917 года, когда многие традиции изучения Руссо в России были прерваны, серьезный вклад в исследование руссоизма. Можно только назвать А. С. Алексеева, который впервые опубликовал первый набросок «Общественного договора» Руссо в оригинале в приложении к своим «Этюдам о Руссо»[1]. Французский ученый Э. Дрейфюс-Бризак сделал это только в 1896 году. Известный французский социолог Жорж Гурвич, занимавшийся изучением Руссо и во Франции, начал изучение политической теории женевского гражданина еще в России. Изучались не только социально-политические, но и философские (В. А. Кожевников, Н. Котляревский) [26, 27, 28, 29, 30], религиозные (С. Котляревский, А. Г. Вульфиус) [31, 13] взгляды Руссо, Руссо как писатель (М. Н. Розанов) [49, 50], педагогические идеи Руссо (Н. Бахтин) [5, 6, 7].
Необходимо отметить, что Руссо и его воззрения — не только предмет научного, академического изучения. Жан-Жак Руссо — одна из ключевых фигур в общественном сознании конца XIX и особенно начала XX века. Произведения Руссо выпускаются для массового читателя, издаются популярные работы о нем, его биографии [63, 64, 14, 56]. Пик интереса к идеям и личности Руссо в общественном сознании совпадает с 200-летием со дня его рождения, очень широко отмечавшемся в русской печати. В библиографии, посвященной юбилейным публикациям, учтено 46 названий, но она не является полной [см. 43].
Свидетельством духовной атмосферы того времени и места в этой атмосфере идей «женевского гражданина» является и гимназическая работа «Значение наук и искусств в диссертации Руссо "О влиянии наук на нравы"» человека совсем другого поколения, будущего философа и историка античной философии А. Ф. Лосева:
Среди всех вопросов, разрешение которых в настоящее время стало потребностью почти каждого мыслящего человека, весьма важное значение принадлежит вопросу о ценности некоторых наших духовных способностей, в частности, о ценности разума, а следовательно и всех его произведений.. .Эти вопросы в наши дни получают особенное значение. Мы, русские, переживаем ту эпоху, которая должна служить гранью между старой жизнью и жизнью новой, эпоху, которая гораздо больше, чем всякая другая, отличается неопределенностью, блужданием по новым, непроторенным путям и жаждою всего нового при полном, или почти таком отрицании прежних идеалов [34, с. 91].
Последователь и биограф Л. Н. Толстого П. И. Бирюков писал в своем предисловии к первому после почти векового перерыва переводу «Исповедания веры савойского викария»:
Исповедание веры савойского викария освежает душу человека, изголодавшуюся в поисках за истиной; оно открывает ему свет истины, ведущей его к Богу, к координированию нашей воли с Его, к подчинению нашего разума, очищенному влечением к Высшему началу, сердцу. [10, с. 4].
Наряду с обсуждением антропологической и религиозной проблематики воззрений Руссо, в конце XIX — начале XX века подчеркивается его демократизм и революционность. Достаточно посмотреть заглавия статей о Руссо «Руссо и демократический идеал жизни», «Руссо — демократ», «Апостол свободы и социальной справедливости» [48, 62, 22]. Подчеркивается современность Руссо [21]. Как предшественник материалистического понимания истории рассматривается Руссо Г. В. Плехановым [45]. Романтический образ Руссо, сложность и противоречивость его натуры подчеркивается, прежде всего, мыслителями, которые придерживались консервативных взглядов (В. В. Розанов, М. Меньшиков) [47, 38], в то время как для демократических публицистов в большей степени характерен позитивистский подход, простое изложение фактов биографии Руссо и подчеркивание демократических сторон его учения. Однако радикальные идеи Руссо излагаются и в романтическом (а отчасти и в ницшеанском) ключе. Под псевдонимом Владимир
Жаботинский писал в статье в форме диалога, названной очень броско «Поджигатель»:
И в самом деле, смотрите: из всех писателей, подготовивших революцию, он был самый популярный и таковым остался, но в результате революции его идеи совершенно не отразились. Францию, а за ней всю Европу перестроил Монтескье, а не Руссо. Но зажег революцию Руссо. Чем? Почему?
— Он был хороший писатель, лучше всех других в ту эпоху, — сказал я, чтобы не промолчать.
— Много вы понимаете, — опять срезал меня пылкий собеседник. — Хороший стилист — да, но хороший писатель? Когда подрастете, попробуйте прочитать «Новую Элоизу». Заснете на пятом письме. «Эмиль» скучен и изобилует прямо глупыми страницами. «Общественный договор» теперь местами невозможно читать без улыбки, без неловкости за автора <.. .>
Тут я взмолился:
— Что вы такое говорите? <.> Начали с того, что он сделал историю, а теперь выходит, что его книги — одно пустое место.
— Но на котором когда-то горел большой огонь, юноша<.. .>
Идеологические вожди бывают двоякого рода. Одни дают содержание движения, дают ту идею, которую должна будет воплотить в жизнь предстоящая социальная катастрофа <.> Но этого мало. Нужна еще сама революция. Новые идеи лежат, как мертвый горючий материал: нужен поджигатель. Это — второй тип идеологического вождя. Секрет его влияния — не в уме, не в знаниях, не в ясном глазомере, а только в настроении, в темпераменте, во внутреннем огне. Вся повышенная температура эпохи концентрируется в его душе; он горит на глазах современников и заражает их. Тогда они слепнут и уже не замечают его ошибок, его
противоречий, его легкомыслия, невежества, даже шарлатанства: они чувствуют только его огонь, божественный огонь <...>. Понимаете? Согласны?
Нижеподписавшийся промолчал и от ответа воздержался [23, с. 392-394].
Возможно, Жаботинский написал этот небольшой этюд под влиянием высказывания мадам де Сталь о Руссо « Il n'a rien découvert, mais il a tout enflammé» [65, p. 285].
В XX веке представители русского либерализма, такие как Н. И. Кареев, П. И. Новгородцев, М. М. Ковалевский, Г. Д. Гурвич, критикуя руссоистскую концепцию общей воли, стремятся соединить понятие о суверенитете народа и представление о правах личности, либерализм и демократизм (в отличие от русских либералов XIX века, не признающих договора ассоциации). Таким образом, нередко происходит возврат к русской традиции XVIII — первой четверти XIX века, когда идеи Руссо сближаются с концепцией Монтескье.
В частности признает большое значение руссоистского учения о суверенитете народа П. И. Новгородцев [см. 40, с. 505]
В тоже время он показывает ограниченность концепции народного суверенитета в интерпретации Руссо. Понятие неотчуждаемых прав личности противоречит понятию «общей воли», а неотчуждаемые права личности противоречат абсолютному народоправству, общественное мнение есть только путь к образованию справедливого закона, общая воля может воплотиться только в маленьких патриархальных государствах. По сути дела Новгородцев скептически относится к идее непогрешимой общей воли. Уже идеологи французской революции сочетают принципы Руссо и принципы Монтескье. Как полагает Новгородцев,
Мысль о непогрешимом единстве общей воли должна быть оставлена, как вовсе неосуществимая. Она должна уступить место идеалу свободного образования и выражения отдельных воль, взаимодействие которых служит лучшей порукой их стремления к истине. Центр тяжести переносится таким образом с общественной гармонии на личную свободу [41, с. 517-518].
Проводит сравнение теории Монтескье и Руссо в своих «Основах конституционного права» В. М. Гессен [17]. Вывод В. М. Гессена близок к выводу П. И. Новгородцева: «Из элементов учения Монтескье и Руссо революционная эпоха создает современную теорию народного представительства» [17, с. 100].
Особенный интерес проблема общей воли и воли всех вызывает в связи с революционными событиями 1917 года, когда мыслители видят на практике неоднозначные последствия реализации воли народа.
Статья Н. А. Бердяева не случайно названная «Об истинной и ложной народной воле» является спором с Руссо. Для Бердяева народная воля является только волей всех, общая воля народа не может быть выражена самим народом, не может быть выражена и Учредительным собранием. Как и представители консервативной мысли, Бердяев резко критикует парламентаризм и формальную демократию:
В отвлеченном демократизме и конституционализме есть какая-то не-правда<.. .> Принцип формальной демократии потому уже не может быть самым высшим принципом общественной жизни, что демократия может быть разной,
может быть высокой и низкой, может быть вдохновлена правдой и одержима ложью. А это значит, что демократия нуждается в воспитании и духовном облагораживании, в подчинении высшим ценностям [8, с. 266-267].
Однако в отличие от такого представителя консервативной мысли, как Тихомиров, Бердяев не приемлет проводившийся Руссо сам принцип самодержавия [8, с. 267].
Не случайно Бердяев говорит не об общей воле, а о высокой народной воле [8, с. 272].
Не сводит общую волю к большинству голосов и Г. Д. Гурвич. Он не считает, что общая воля заменяет естественное право, что она подавляет личность. Чтобы доказать это, Гурвич вводит разграничение инстинктивного естественного права и разумного естественного права. При этом он опирается на первоначальный вариант «Общественного договора» Руссо, опубликованный А. С. Алексеевым.
Оказывается, Руссо различает два понятия естественного права: «droit naturel raisonné» — разумное естественное право и «droit naturel proprement dit» — естественное право инстинктивное, основанное на естественном побуждении. Разумное естественное право приобретает обязательную силу, приложимость к людям только через посредство социального договора [19, с. 31]
Таким образом, по Гурвичу, коренное противоречие во взглядах Руссо между естественными правами человека и его правами в обществе, между естественным человеком, который подчиняется только себе и общественным человеком, который подчиняется общей воле, оказывается мнимым.
Общая воля тесно связана не только и не столько с разумом, а с совестью «conscience». Здесь Руссо, по Гурвичу, является предшественником Канта и Фихте, так как он открыл самостоятельное этическое начало. [19, с. 47-48].
Совесть является синтезом внутреннего чувства и разума. Общая воля есть совесть «conscience», направленная на общежитие. В связи с этим общая воля связана с волей большинства, но эта связь далеко не всегда имеет место. И здесь Гурвич, как и Бердяев, близок к воззрениям русских консерваторов Герье и Тихомирова.
Полемизируя с Гурвичем, Новгородцев отмечает,
Значит ли это, что учение Руссо не исключает, а напротив, утверждает неотчуждаемые права личности? Этого второго своего вывода автору не удалось доказать по этой простой причине, что его и нельзя доказать.. .Конечно, это не абсолютизм произвола, а абсолютизм права, но все же абсолютизм. Это — абсолютизм правового государства, поглощающего неотчуждаемые права и воздвигающего
над ними власть безусловной и отвлеченной правовой нормы. [42, с. 562-563].
* * *
В первые годы после Октябрьской революции сосуществовало несколько направлений в интерпретации облика и идей Руссо.
Продолжается романтическая традиция (и здесь прямо воспевается Руссо-ницшеанец), но она вытесняется классовым подходом.
В то же время подчеркивается всемирный характер учения Руссо. Подчеркивается (и здесь используются определенные стороны учения Руссо), что любой народ может обрести свободу. Здесь, безусловно, явный отзвук идей мировой революции и идей всечеловеческой свободы, равенства и братства. И. Л. Попов-Ленский, профессор истории Института Маркса и Энгельса, пишет в своей статье, так и названной «Жан-Жак Руссо — космополит»:
Современники не чувствовали Жан-Жака националиста, но тем сильнее они проникались духом Руссо-космополита. <. ..>Космополитизм был симптомом века, кончившегося революцией; он меньше всего представлял собою логическую систему идей, будучи своеобразным психологическим настроением человеческой личности, громко заявившей о своих правах человека и гражданина. Она хотела творить историю по своему образу и подобию, и для этого ей нужна была свобода; для своего нравственного оправдания она добивалась одинакового, геометрически равного счастья для всех земнородных; отсюда понятны ее стремления к равенству и братству<.. .> До таких высот духа не поднялся вслед до Руссо ни один из философов, если не считать Канта и Фихте, но ученики Руссо революционеры-космополиты попытались претворить эти высокие предначертания в жизнь. Кто осудит их за то, что идеал им казался гораздо ближе, чем то бывает в действительности? Чистая вера не подлежит логическому суду категорий. [46, с. 157].
В советское время канонизируется образ Руссо-демократа, предшественника якобинизма. Статьи о Руссо должны быть написаны с позиций марксизма. Создается некий синтез позитивистского изложения жизни Руссо с демократи-ческо-якобинской окраской и классового подхода. Романтизм, подчеркивание сложности и противоречивости личности Руссо зачастую отнюдь не приветствуется, хотя и имеет место. В частности, статья Л. Войтоловского, написанная с марксистских позиций, но рисующая романтический образ Руссо, и в тоже время отдающая дань своеобразному ницшеанству, не вышла в свет (она планировалась к публикации в «Известиях»). Рукопись этой статьи хранится в Российском государственном архиве литературы и искуства (РГАЛИ) [12]. В своей статье, рисуя образ «женевского гражданина», Войтоловский пишет:
Точно также под его «любовью к природному и натуральному» надо понимать все ту же веру в свою сверхчеловеческую гениальность; а эта гордая вера в свое собственное сверхмогущество знаменует собою первое появление «белокурой бестии» Ницше на берегах Женевского озера. Оттого-то «природа» и носит у Руссо такой неясный и хаотический характер: то психологический (человек должен прислушиваться к голосу своего сердца и оставаться самим собою), то церковно-религиозный (в человеке отсутствует небесная величественная простота, запечатленная в нем его создателем), и только изредка естественнонаучный. Обоготворяя «природу» Руссо стремился к обожествлению своего гения <...> Внутренний мир Руссо, воодушевляемый порывами, толчками восторженного чувства, экстазами, — постоянно рвался наружу. [12, л. 7].
И здесь же на фирменном бланке отзыв редактора «Известий» И. И. Сквор-цова-Степанова, старого большевика, переводчика «Капитала» Маркса:
Автор совершенно эмансипировался от классового подхода к истории и от исторического материализма вообще [12, л. 1].
В результате статья не появилась, и была отправлена в архив.
Хотя отзвуки романтического восприятия личности Руссо было отчасти характерны и в дальнейшем, например для А. М. Горького, назвавшего Руссо блаженным Августином XVIII столетия [18, с. 4].
Но прежде всего в Советском Союзе исследовались политические идеи Руссо, его теория суверенитета народа, соотношение общей воли и воли всех.
В трактовке соотношения общей воли и воли всех российскими марксистами до Октября можно выделить два весьма различных и даже противоположных подхода. Так, например, В. И. Засулич пишет, что «Руссо брал выражение "общая воля" в его точном, буквальном смысле воли всех (или большинства)» [25, с. 93-94].
Другой точки зрения придерживается С. А. Суворов, российский социал-демократ и марксист. С. А. Суворов в рецензии на издания «Общественного договора» полагает, что различие между «общей волей» и «волей всех» характерно для руссоистского государства мелкой буржуазии, с победой пролетариата это различие ликвидируется. [59, с. 6-7].
Непонимание противоречивости принципа народного суверенитета, идеализация народной воли приводит к тому, что неявно опираясь на этот принцип (даже не обращаясь к идеям Руссо прямо) марксистские теоретики в сущности воспроизводят руссоистское противоречие между этатизмом и анархизмом. Это видно в ленинской дилемме «диктатура пролетариата — отмирание государства», а высказывание Ленина «решительно никакого принципиального противоречия между советским (т. е. социалистическим) демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет» [33, с. 199] заставляет вспомнить представление о законодателе в «Общественном договоре», законодателе, который выражает общую волю народа и в тоже время стоит над народом. О связи идей Ленина и Руссо писал в эмиграции известный русский правовед Н. Н. Алексеев [2, с. 39].
Этому способствовало и то, что одной из идейных основ советской власти был радикальный руссоизм в его якобинской интерпретации. «Общественный договор Руссо в 1938 году печатался массовым тиражом, без указания переводчика, как своего рода сакральный текст [52] (хотя печатался дореволюционный перевод Неманова) [51, см. об этом 15].
В двадцатые годы продолжается исследование проблемы, выдвинутой Руссо, проблемы общественного договора, суверенитета народа и связанным с этим вопроса о соотношении общей воли и воли всех. Статья исследователя якобинского этапа Великой Французской революции Я. В. Старосельского «Руссо и якобинская диктатура» является одной из работ сформировавших интерпретацию идей Руссо в Советской России.
Я. В. Старосельский, с одной стороны, подчеркивает демократизм Руссо, для него Руссо является представителем интересов трудящихся, крестьянских масс, мелкой буржуазии, Говоря о демократизме Руссо исследователь продолжает традицию, характерную для второй половины XIX — начала XX века. С другой стороны, Я. В. Старосельский развивает марксистскую интерпретацию руссоистской теории народного суверенитета и общей воли, подчеркивая ее классовый характер. И здесь он продолжает марксистскую традицию, однако,
не традицию, идущую от Веры Засулич. Он спорит с ее интерпретацией идей Руссо.
Говоря о соотношении воли всех и общей воли в теории Руссо, Старосельский, модернизируя эту теорию, видит в теории Руссо, в его рассуждении о законодателе прообраз учения о партии:
Во-первых, учение Руссо, это «наиболее демократическое учение XVIII в.» вовсе не означает только наиболее формально-демократического учения; напротив «истинная демократия» Руссо во многом прямо противоположна формальной демократии. И, во-вторых, политическое учение Руссо вовсе не исключает сильной власти и партийного руководства политикой класса; оно, наоборот, их предполагает <...>
Из изложенного уже ясно, что «обсуждения народа» для того, чтобы выявить общую волю, нуждаются в партийном руководстве. В самом деле, если «народ сам по себе хотя и всегда хочет блага, но не всегда его сам видит», то «нужно заставить его видеть вещи такими, каковы они на самом деле, — а иногда такими, какими они должны ему казаться, — надо показать ему добрый путь, который он ищет, обезопасить его от соблазна частных воль. уравновесить притягательную силу близких и ощутимых выгод опасностью отдаленных и скрытых зол <.> Вот откуда происходит необходимость законодателя»». [58, с. 40, 41]
Для Старосельского диктатура пролетариата, говоря терминологией Руссо, правление аристократическое и партия составляет аристократию. Демократия, а не аристократия возможна только в бесклассовом обществе, и здесь Старосельский использует традицию, идущую от С. А. Суворова, хотя, очевидно, не знаком с его небольшой рецензией. Для Старосельского главное в учении Руссо — это учение о диктатуре, его статья фактически представляет собой гимн диктатуре и неограниченному, не связанному правовыми рамками насилию. Здесь исследователь опирается на В. И. Ленина и цитирует его, однако он полностью игнорирует ленинское учение об отмирании государства.
В 30-е годы Руссо был канонизирован как революционный демократ, сторонник народовластия [9, 44]. На размышления о противоречиях теории народного суверенитета был наложен негласный запрет. Не исследуется учение Руссо о законодателе. В то же время Руссо рассматривается в духе Старосельского как предшественник якобинцев и сторонник диктатуры, один из провозвестников диктатуры пролетариата.
Однако последствия сталинского изоляционизма начинают сказываться на качестве научных исследований. Резко сокращается количество ссылок на иностранных авторов, исследователи, занимающиеся идеями Руссо, зачастую плохо владеют иностранными языками. Сама действительность не способствовала выяснению противоречий концепции народного суверенитета. К этой теме возможно стало вернуться только в 70-е годы.
В СССР религиозная цензура заменяется цензурой атеистической, публикация «Исповедания веры савойского викария» (переиздание дореволюционного перевода П. Первова) [55] появляется только в 1981 году [53].
Хотя все же академические исследования ведутся. В частности, в 1932 году публикуется статья К. Н. Державина, посвященная исследованию помет Вольтера на «Исповедании веры савойского викария»[20].
В 60-80 годы возрождается интерес к личности и учению Руссо во всей их многогранности. Прежде всего необходимо назвать работы Ю. М. Лотмана, В. С. Алексеева-Попова, И. Верцмана [35, 36, 3, 11]. Были изданы основные социально-политические произведения «женевского гражданина» [54].
Авторы статей часто по-прежнему связывают учение Руссо и якобинскую диктатуру. Однако акценты расставляются по-другому.
Так В. С. Алексеев-Попов говорит об опасностях неограниченной диктатуры, о «проницательности» автора «Общественного договора», предупреждавшего об обоюдоостром характере этого грозного оружия [3, с. 552]. Он подчеркивает не насильственную компоненту диктатуры у Руссо, а ее просветительный, воспитательный характер [3, с. 551].
В 70-е годы в советской марксистской традиции учение Руссо связывается с марксистско-ленинским учением об отмирании государства, в частности такой точки зрения придерживается В. В. Лазарев [32, с. 261-262].
Противоречия учения Руссо о народном суверенитете впервые после долгого перерыва исследуются в статье Э. Ю. Соловьева «Теория общественного договора и кантовское моральное обоснование права». По Э. Ю. Соловьеву, «Воля народа ставится Руссо выше всякой законности и неожиданно начинает описываться в тех самых выражениях, которые Гоббс использовал для характеристики монархического произвола.» [57, с. 199].
Если для Старосельского выход за пределы правового поля и диктатура у Руссо является проявлением высшей формы демократии, то Э. Ю. Соловьев, также находясь в рамках марксистской парадигмы, однако, учитывая уроки XX века, полагает, что здесь Руссо отнюдь не демократичен, считает, что не может быть демократии без соблюдения правовых норм и прав личности.
В посткоммунистической России продолжается изучение творчества «женевского гражданина», многие работы посвящены Руссо как писателю, его влиянию на литературный процесс, рассматриваются противоречия в воззрениях Руссо как политического мыслителя и социолога. Однако в целом демократические идеи Руссо, в отличие от традиции конца XIX — начала XX века, находятся на далекой периферии общественного сознания. Часто Руссо рассматривается как предшественник тоталитаризма [4, с. 162172; 37, с. 14]. Характерно, что уже никого не интересуют всемирные идеи свободы равенства и братства, не интересны всечеловеческие идеи Руссо. Руссо начинает рассматриваться как националист.
Таким он предстает в статье В. М. Живова [24]. Живов говорит о Руссо как об отце европейского национализма [24, с. 118]. И здесь вспоминаются удивительно точные слова Попова-Ленского:
Современники не чувствовали Жан-Жака националиста, но тем сильнее они проникались духом Руссо — космополита <...> Жан-Жак националист пришел позже. когда догорели огни революционного идеализма и на жертвенниках, воздвигнутых разуму, дотлевал остывающий пепел разочарования [46, с. 157].
Хотя в самое последнее время возрождается интерес к социально-политическим идеям Руссо в их демократической трактовке.
В частности, известный специалист по истории философии и общественной мысли Н. В. Мотрошилова отмечает:
Можно согласиться с тем, что за годы и века после Руссо значимость учета мнений и прав различных меньшинств возрастала. Но нельзя сбрасывать со счетов и то, что история, в том числе сугубо современная показала: подавление прав большинства и «умение» властей предержащих игнорировать — как будто все шире объективируемые — мнения огромных масс людей остается больной социально-исторической проблемой. Об этом редко прочитаешь в псевдолиберальных западных и отечественных сочинениях; в них также не принято достаточно четко выводить на свет божий глубокие противоречия и трудности современной демократии. А вскрывать все это необходимо, хотя сначала надо — вслед за Руссо — признать защиту демократических ценностей альфой и омегой социально-политического мышления, которое затребовано историей [39, с. 171-172].
Думается, нужно прислушаться к этим словам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеев А. С. Этюды о Ж. Ж. Руссо. Т. 1-2. — М., А. Л. Васильев,1887
2. Алексеев Н. Н. Государственный строй // Право Советской России. Сборник статей, составленных профессорами русского юридического факультета в Праге Н. Н. Алексеевым, С. В. Завадским, А. В. Маклецовым, Н. С. Тимашевым. — Вып. 1. — Прага, 1925. — С. 29-120.
3. Алексеев-Попов В. С. О социальных и политических идеях Жан-Жака Руссо. // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. — М., 1969. С. 487-554.
4. Алюшин А. Л. Тоталитарное государство в модели и в реальности. От Руссо к сталинизму // Тоталитаризм как исторический феномен. — М., 1989. — С. 162-172.
5. Бахтин Н. Н. Руссо и его «Эмиль» // Педагогическое обозрение. 1912. — № 6. — С. 63-64.
6. Бахтин Н. Н. Руссо и его педагогические воззрения // Русская школа. 1912. — № 9. С. 75-89; — № 10. С. 134-150; — № 11. С. 119-133; — № 12. С. 86-121.
7. Бахтин Н. Н. Руссо и его педагогические воззрения. — СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1913.
8. Бердяев Н. А. Об истинной и ложной народной воле // Бердяев Н. А. Духовные основы русской революции. Опыты 1917-1918 гг. — СПб., 1999. — С. 264-274.
9. Бернадинер Б. М. Социально-политическая философия Жан-Жака Руссо. — [Воронеж], 1940
10. Бирюков П. И. Предисловие редакции / П. Б. // Руссо Ж.-Ж. Исповедание веры савойского викария. — М., 1903. — С. 3-6.
11. Верцман И. Жан-Жак Руссо / 2-е изд. перераб. и доп. — М.: Худож. лит., 1976
12. Войтоловский Л. Литературные беседы о Жан-Жаке Руссо: К 150-летию со дня смерти (1778 — июль 1928) // РГАЛИ. Ф. 1305. Оп. 1. Д. 14. Л. 2-9.
13. Вульфиус А. Г. Религиозные идеи и терпимость Ж. Ж. Руссо. 1. Религиозное миросозерцание Руссо // Журнал Министерства народного просвещения. 1910. — Ч. XXX, ноябрь. — Отд. 2. С. 98-145; декабрь. Отд. 2. С. 225-289.
14. Гансберг Ф. Человек, будь человечен. Слова Жан Жака Руссо 1712-1912 г. / Выбрал из произведений великого воспитателя [«Эмиль» и «Новая Элоиза» и снабдил
предисл.] Ф. Гансберг / Пер. М. А. Энгельгардта. — СПб.: Школа и жизнь, 1912. (Беспл. прил. к № 25 газ. «Школа и жизнь» за 1912 г., посвященному памяти Жан Жака Руссо).
15. Герман Л. Памятник революционно-политической мысли XVIII века // Книга и пролетарская революция. 1938. — № 10-11. — С. 94-100. // Рец. на: Жан-Жак Руссо. Об общественном договоре, или принципах политического права. — М.: Соцэкгиз, 1938. — 124 с.
16. Герье В. И. Понятие о народе у Руссо // Русская мысль. 1882. — № 5. — С. 104-157; № 6. С. 195 — 225. Цит по: Герье В. И. Понятие о народе у Руссо // Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. Идеи Жан-Жака Руссо в восприятии и оценке русских мыслителей и исследователей. — СПб., 2005. — С. 281-362
17. Гессен В. М. Основы конституционного права. Изд.2-е. — Пг.,1918. — С. 88-101
18. Горький М. Предисловие // Шатобриан Р. Ренэ. Констан Б. Адольф. — М., 1932. — С. 3-14.
19. Гурвич Г. Д. Руссо и Декларация прав. Идея неотъемлемых прав индивида в политической доктрине Руссо. — Пг., Тип. Б. М. Вольфа, 1918.
20. Державин К. Н. Вольтер — читатель «Эмиля» Руссо // Известия АН СССР. VII серия. Отделение общ. наук. — Л., 1932. — № 4. — С. 317-339.
21. Дивильковский А. Наш 200-летний современник: (Ж. Ж. Руссо) // Современный мир. 1912. — № 9. — С. 234-245.
22. Евгеньев-Максимов В. Апостол свободы и социальной справедливости // Жизнь для всех. 1912. — № 8. — Стб. 1199-1211; —№ 9. — Стб.1393-1401
23. Жаботинский В. Поджигатель: (Разговор о Жан-Жаке) / Altalena // Одесские новости. 1912. 15 июня. — № 9738. Перепечатано: Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. — С. 390-394.
24. Живов В. Чувствительный национализм: Карамзин, Ростопчин, национальный суверенитет и поиски национальной идентичности // Новое литературное обозрение. — 2008. — № 91. — С. 114-140.
25. Засулич В. И. Жан Жак Руссо: Опыт характеристики его общественных идей / В. Засулич [М.]: Новая Москва, 1923.
26. Кожевников В. А. Подготовка и общее культурно-историческое значение философии чувства // Кожевников В. А. Философия чувства и веры в ее отношениях к литературе и рационализму XVIII века и критическая философия. — Ч. I. — М., 1897. — С. 9-42.
27. Котляревский Н. А. Руссо // Котляревский Н. А. История романтического настроения в Европе XIX в.: Романтическое настроение во Франции: Чтения Н. Котляревского. В 2 ч. — М., 1893. — Ч. 1. [Гл] II. — С. 11-25.
28. Котляревский Н. А. Руссо // Котляревский Н. Мировая скорбь в конце прошлого и в начале нашего века. — СПб., 1898. — С. 1-42.
29. Котляревский Н. А. Сентиментальная проповедь // Котляревский Н. Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX века. Ее основные этические и социальные мотивы и их отражение в художественном творчестве / 2-е испр. изд. — СПб., 1910. — С. 1-50.
30. Котляревский Н. А. Сентиментальная проповедь // Котляревский Н. Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX века. Ее основные этические и социальные мотивы и их отражение в художественном творчестве / 3-е испр. изд. — СПб., 1914. — С. 1-50.
31. Котляревский С. Гражданская религия у Руссо // Вопросы философии и психологии. 1910. — Кн. 102. — С. 180-197
32. Лазарев В. В. Руссо // История диалектики XIV-XVIII вв. — М., 1974. — С. 245-264
33. Ленин В. И. Очередные задачи Советской власти // Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 36. — М., 1974. — С. 167-208.
34. Лосев А. Ф. Значение наук и искусств в диссертации Руссо «О влиянии наук на нравы» // Человек,1995 — № 1. — С. 91-104.
35. Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII века // Из истории международных связей русской литературы. — Л., 1967. — С. 208-281.
36. Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII—начала XIX века // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. — М., 1969. — С. 555-604.
37. Медушевский А. Н. Демократия и тирания в новое и новейшее время // Вопросы философии. — 1993. — № 10. — С. 3-23.
38. Меньшиков М. Письма к ближним: (Оторванный атом. Евангелие детства) // Новое время. 1912. 15 июля. — № 13055. Перепечатано: Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. С. 407-414.
39. Мотрошилова Н. В. Предисловие главного редактора Ежегодника // Историко-философский ежегодник 2012. / Ин-т философии РАН. М., 2013. — С. 168-172. (К 300-летию со дня рождения Ж.-Ж. Руссо).
40. Новгородцев П. И. Введение в философию права. Кризис современного правосознания // Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. Идеи Жан-Жака Руссо в восприятии и оценке русских мыслителей и исследователей. — СПб., 2005. — С. 479-513.
41. Новгородцев П. И. Об общественном идеале // Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. Идеи Жан-Жака Руссо в восприятии и оценке русских мыслителей и исследователей. — СПб., 2005. — С. 514-518.
42. Новгородцев П. И. [Рецензия] // Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. Идеи Жан-Жака Руссо в восприятии и оценке русских мыслителей и исследователей. — СПб., 2005. — С. 562-563.
43. Окуньков Б. Н. Литература о Руссо по поводу 200-летнего юбилея // Известия Одесского библиографического общества. 1912. — Т. 1. — Вып. 9. — С. 377-378
44. Петров Е. Н. Политические идеи Руссо и французская революция 1789-1794 гг. // Учен. зап. Ленинград. ун-та. — Л., 1940. Серия ист. наук. — Вып. 6. — № 52. — С. 71-100.
45. Плеханов Г. В. Жан-Жак Руссо и его учение о происхождении неравенства между людьми // Современник. 1912. — Кн. 9. — С. 237-270.
46. Попов-Ленский И. Л. Жан Жак Руссо — космополит: (Из истории идейного движения в XVIII веке) / Иннокентий Попов // Из далекого и близкого прошлого: Сб. этюдов из всеобщей истории в честь 50-летия научной жизни Н. И. Кареева. — Пг. — М., 1923. — С. 156-166.
47. Розанов В. Руссо // Новое время. 1912. 10 июля. — № 13048. Перепечатано: Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. — С. 399-406.
48. Розанов М. Н. Ж.-Ж. Руссо и демократический идеал жизни // Русское богатство. 1912. — № 10. — С. 47-55.
49. Розанов М. Н. Руссо // Розанов М. Н. Французская литература эпохи «Просвещения»: Записки слушательниц по лекциям М. Н. Розанова, читанных на В [ысших] Ж [енских] К [урсах]. — М., 1910. [Ч. 2]. — С. 95-163.
50. Розанов М. Н. Руссо и литературное движение конца XVIII в. и начала XIX в. Очерки по истории руссоизма на Западе и в России. — Т. I. — М., 1910. — 559 с.
51. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Начала политического права / Пер. Л. Неманова под ред. Д. Е. Жуковского. — СПб.: Изд-во Д. Е. Жуковского, 1907.
52. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического права / Пер. с франц. [Л. Неманова]. — М.: Соцэкгиз, 1938.
53. Руссо Ж.-Ж. Педагогические сочинения: В 2 т. / Под ред. Г. Н. Джибладзе. — Т. 1. — М.: Педагогика, 1981.
54. Руссо Ж.-Ж. Трактаты / Подг. В. С. Алексеев-Попов, Ю. М. Лотман, Н. А. Полторацкий и А. Д. Хаютин; коммент. В. С. Алексеева-Попова и Л. В. Борщевского. — М.: Наука, 1969.
55. Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или О воспитании / Пер. с франц. П. Первова, изд. 2-е. — М., К. И. Тихомиров, 1911.
56. Руссо об естественном состоянии / [Сост. и предисл. Арк. Пресса]. СПб.: Издание П. П. Сойкина, 1904. (Общедоступная философия в изложении Аркадия Пресса).
57. Соловьев Э. Ю. Теория «общественного договора» и кантовское моральное обоснование права // Философия Канта и современность. — М., 1974. — С. 186-235.
58. Старосельский Я. В. Руссо и якобинская диктатура // Революция права. 1928. — № 2. Март — апрель. — С. 21-56.
59. Суворов С. [Рецензия на переводы «Общественного договора»] // Новая книга. 1907. — № 11. — С. 6-7.
60. Тихомиров Л. А. Единоличная власть как принцип государственного строения. — М.: Университетская типография, 1897.
61. Тихомиров Л. Социальные миражи современности // Тихомиров Л. Демократия либеральная и социальная. — М., 1896. — С. 9-102.
62. Щепкин Е. Н. Руссо — демократ // Южная мысль. 1912. 15 июня. — № 130.
63. Южаков С. Н. Детство и молодость Жан-Жака Руссо. Отрывок из биографии // Мир Божий. 1894. — № 1. — С. 76-104.
64. Южаков С. Н. Жан Жак Руссо. Его жизнь и литературная деятельность. — СПб.: тип. т-ва «Общественная польза», 1894.
65. Staël-Holstein Anne Louise Germaine de. De la litérature considérée dans ses rapports avec les institutions sociales // Staël-Holstein Anne Louise Germaine de. Oeuvres complètes de Madame la baronne de Staël-Holstein. — Т. 1. — Paris, 1838. — P. 196-334.
