CC BY
138
УДК 1(091)
А. А. Златопольская**
«ЕСТЕСТВЕННАЯ» И «ГРАЖДАНСКАЯ» РЕЛИГИЯ Ж.-Ж. РУССО В РУССКОЙ МЫСЛИ НАЧАЛА XX века **
Статья посвящена восприятию и исследованию религиозных воззрений Ж.-Ж. Руссо в русской мысли начала XX в., проблеме соотношения «естественной» и «гражданской» религии у Жан-Жака в интерпретации русских мыслителей. В статье рассматривается центральная для данного периода изучения религиозных воззрений «женевского гражданина» работа А. Г. Вульфиуса «Очерки по истории идеи веротерпимости и религиозной свободы в XVIII веке. Вольтер, Монтескье, Руссо. Критическое исследование», в которой он подробно рассматривает религиозные взгляды «женевского гражданина», сравнивая их с воззрениями Вольтера. Рассмотрение взглядов Руссо тесно связано с проблемами веротерпимости. Русские мыслители подчеркивают те стороны воззрений Руссо, которые позволяют представить его поборником религиозной терпимости, взгляды «женевского гражданина» являются одним из аргументов в ее пользу.
Ключевые слова: Ж.-Ж. Руссо, русская мысль, естественная религия, гражданская религия, веротерпимость, «Исповедание веры савойского викария».
A. A. Zlatopolskaya THE «NATURAL» AND «CIVIL» RELIGION OF J.-J. ROUSSEAU IN THE RUSSIAN THOUGHT EARLY IN THE TWENTIETH CENTURY
The article is devoted to the perception and study of J. — J. Rousseau's religious views in Russian thought at the beginning of the 20th century, and the problem of the correlation of Jean-Jacques's «natural» and «civil» religion in the interpretation of Russian thinkers is under analysis. The article is concerned with the central work «Essays on the history of the idea of tolerance and religious freedom in the 18th Century. Voltaire, Montesquieu, Rousseau. Critical study» by A. G. Wulfius, which appears to be the basic work for the period of studying religious views of the «Geneva citizen». In the article the author thoroughly examines the details of the religious views of the «Geneva citizen», comparing them with Voltaire views. Consideration of Rousseau's views is closely related to the problems of religious tolerance. Russian thinkers
* Златопольская Алла Августовна, кандидат философских наук, старший научный сотрудник, Российская национальная библиотека;, агЫоро18ка1а@та11. ги.
** Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 15-03-00827.
emphasize those aspects of Rousseau's views that allow representing him as an advocate of religious tolerance; the views of the «Geneva citizen» are one of the arguments in its favor.
Key words: J.-J. Rousseau, Russian thought, natural religion, civic religion, religious tolerance, «Confession of faith of the Savoy vicar».
Первые десятилетия XX в. характеризуются всплеском интереса к идеям Ж.-Ж. Руссо, не только политическим, но и религиозным. После более чем восьмидесятилетнего перерыва в 1903 г. «Исповедание веры савойского викария» выходит в свет в издательстве «Посредник» [14] (с начала XIX в. это произведение не пропускала цензура), однако перевод был несовершенен и с большими сокращениями. Другой перевод вышел в 1908 г. под заглавием «О боге» [15]. В составе «Эмиля» «Исповедание веры савойского викария» появляется только в 1911 г. в переводе Первова [16], а затем в 1912 и в 1913 гг. в переводе Энгельгардта [17; 18]. В статье, посвященной двухсотлетию со дня рождения женевского мыслителя, в 1912 г., Д. В. Философов писал: «"Исповедь савойского священника" для нас не момент в истории религиозной мысли, а сегодняшняя, волнующая нас тема» [19, с. 397].
Прежде всего необходимо отметить влияние «Исповедания» на религиозные воззрения Л. Н. Толстого и его последователей. Как уже отмечалось Ю. М. Лотманом, «для Толстого Руссо и Евангелие были явлениями одного рода» [12, с. 603].
Религиозные воззрения Руссо рассматриваются в «Предисловии редакции» к изданию «Исповедания веры савойского викария» в переводе А. А. Русановой, написанном другом и последователем Л. Н. Толстого Павлом Ивановичем Бирюковым [1]. Как раньше Руссо противопоставлялся Вольтеру в качестве отрицателя нравственных ценностей, так он сейчас противопоставляется Бирюковым Ницше и ницшеанству [1, с. 27].
Как отмечал П. И. Бирюков, «Исповедание веры савойского викария освежает душу человека, изголодавшуюся в поисках за истиной; оно открываете ему свет истины, ведущей его к Богу, к координированию нашей воли с Его, к подчинению нашего разума, очищенному влечением к Высшему Началу, сердцу» [1, с. 27].
Для начала XX в. характерно также углубленное исследование русскими мыслителями религиозных воззрений Ж.-Ж. Руссо.
В 1911 г. выходит в свет фундаментальная монография А. Г. Вульфиуса, посвященная религиозным воззрениям французских просветителей и проблеме веротерпимости, где он детально исследует религиозные взгляды «женевского гражданина» [2].
Вульфиус продолжает традицию сравнения религиозных взглядов Вольтера и Руссо, противопоставления вольнодумца и безбожника из Фернея и глубоко религиозного «женевского гражданина», традицию, которая характерна для русской мысли, начиная с XVIII в., и в то же время он, можно сказать, разгадывает «загадку Вольтера», загадку восприятия его взглядов как атеистических, причину появления мифа о Вольтере-атеисте.
Деизм Вольтера для Вульфиуса не религиозен, т. к. для Вольтера Бог является только часовщиком мира.
В целом для Вольтера Бог является синонимом закона природы, он только дает толчок миру, который движется по своим собственным законам. Вуль-фиус несколько раз настойчиво подчеркивает парадоксальность понятия Бога и религии у Вольтера:
Его деизм останется совершенно нерелигиозным. Между его Богом и миром не существует никаких постоянных отношений. Раз созданный, мир развивается по неизменным предопределенным из предвечности путям, молитвенные обращения людей к Богу представляют из себя бесполезную трату времени, понятия добра и зла, в сущности, неприложимы к Божеству, а если и ставит вопрос, почему оно допустило зло, как факт страдания одушевленных существ, то оказывается, что оно не имело силы ему воспрепятствовать так же, как оно не может уничтожить действия вечных законов. Божество Вольтера не только детерминирующее, но и детерминированное существо. Логическое развитие этой мысли привело его к концепции Божества, неумолимо исключающей все то, на чем строится религиозное понимание Бога, т. е. постоянные отношения человека к Нему и ощущение нравственной ответственности перед Ним. В таком виде Божество Вольтера не объект убеждения чувства, а философского познания. С точки зрения всех религий его Бог в сущности представляет из себя нуль, ибо является лишь способом объяснения закономерного порядка вселенной, из которого нельзя извлечь никаких особых принципов для построения человеческой жизни [2, с. 43-44].
Однако, как показывает Вульфиус, в противовес этому Вольтер выдвигает другое понятие Бога — Бога, близкого традиционным религиям, Бога карающего и вознаграждающего. И здесь Вульфиус также близок к традициям русской мысли. О социальном аргументе вольтеровского деизма говорил Н. К. Михайловский, который полагает этот аргумент выражением нравственно низкой натуры Вольтера [13, с. 246; 8, с. 21]. О связи русской мысли и «социального аргумента» вольтеровского деизма писал также Рене Помо в своей знаменитой монографии, посвященной религиозным воззрениям Вольтера. Р. Помо видит связь между знаменитым афоризмом Вольтера «Если бы Бога не было, то его следовало бы выдумать» и афоризмом Достоевского «Если бы Бога не было, я Бог... Если он не существует, то все позволено», сводя смысл афоризма Вольтера именно к «социальному аргументу» [20, р. 395].
В то же время Вульфиус рассматривает такую аргументацию не только как выражение вольтеровского цинизма, но и как проявление остатка религиозного чувства у «фернейского патриарха». Бог, связанный с мистическими порывами и остатками религиозного чувства Вольтера, не связан с «философским понятием» Бога в его системе, это два разных представления о Божестве. Исследования Вульфиусом религиозного чувства у Вольтера также связаны с традициями русской мысли. Об остатке религиозного чувства у Вольтера вскользь говорит Н. К. Михайловский в своей статье: «В Руссо чувство играло активную роль и иногда слишком перевешивало деятельность умственного элемента. В Вольтере мы имеем обратное явление, но не следует думать, чтобы его рационализм был чист от всякой примеси элемента сентиментального» [13, с. 247]. Кроме того, можно сказать, что своими представлениями о мистических порывах у Вольтера, о «Боге живом» у него Вульфиус предвосхищает соответствующие рассуждения Р. Помо, однако у Помо Вольтер склоняется
к пантеизму, Помо полагает, что Вольтер предчувствует спинозистский мистицизм [20, р. 407-408].
Говоря о представлении Бога живого, Вульфиус говорит в первую очередь о Руссо. У Вульфиуса Руссо, связывающий Бога прежде всего с религиозным чувством, является скорее мистиком, а не философом, говорящим о метафизическом понятии Божества:
Неясность и неопределенность формы, в которую Руссо облекает свои мысли по вопросам религии, объясняется тем, что Руссо во всем, что касается религии, исходит не столько из постулатов разумного мышления, сколько из запросов непосредственного, иррационального чувства, которое невозможно выразить в точных формулах. Чувство всегда остается неадекватно слову. Предпочтение чувства не мешает, однако, Руссо пользоваться при развитии своих религиозных идей и разумом или, вернее говоря, методом дискурсивного мышления. Взаимоотношение разума и чувства, мышления и веры составляет одну из наиболее сложных проблем психологии Руссо, проблем, от разрешения которых зависит вообще правильное понимание его религиозной философии [2, с. 216-217].
Руссо, по Вульфиусу, не отвергает ценности разума, он полагает, что религиозные догматы не должны противоречить законам логики, отвергает «женевский гражданин» и чудеса как сын века Просвещения, чья вера во многом основана на разуме. Чудеса являются нарушением установленных Богом законов природы, и здесь Руссо близок к пониманию законов природы «фернейским мыслителем». По Руссо, считает Вульфиус, основные истины религии не противоречат законам разума, а располагаются как бы вне их. Разум «доказывает» истины религии, но не может их коснуться [2, с. 219]. Здесь явно прослеживается традиция восприятия учения Руссо, идущая от русских масонов ХУШ-начала XIX в., а также косвенное влияние русской философии всеединства. «...Полная уверенность в основных моментах всякой религии, как, напр[имер], существование Бога, является актом иррационального чувства, лишь подкрепленным соображением разумной вероятности», — пишет Вульфиус [2, с. 223]. Для Руссо, в отличие от Вольтера, уверенность в существовании Бога строится не на разуме, а на иррациональном чувстве, лишь подкрепленном разумными соображениями. В то же время, как и у Вольтера, мораль и религия тесно связаны, мораль невозможна без религии, хотя искренне верующий, преисполненный религиозного чувства Руссо отнюдь не повторяет циничные аргументы Вольтера. У Вольтера с его слабостью религиозного чувства религия сливается с моралью, у Руссо, напротив, мораль сливается с религией.
Мы видели, что, с одной стороны, вера в Бога строилась у него на созерцании и чувстве природы, а с другой — на врожденном каждому человеку нравственном принципе. Этот нравственный принцип покоится на комбинации чувства самосохранения с состраданием и любовью к порядку человеческого общежития и вселенной вообще, любовью, переходящей в любовь к Творцу того и другого порядка — Богу, — отмечает исследователь [2, с. 281-282].
Руссо, — писал Вульфиус, — понял, что никакие разумные рассуждения сами по себе ничего не могут дать в деле религии, но очень легко могут запутать и привести к совершенно неожиданным результатам. Философская недоказуемость
религиозных истин была для него совершенно ясна, и, конечно, в этом смысле его нужно назвать скептиком. Однако он им был не по отношению к религии, а к философии [2, с. 286].
Таким образом, построение Бога философов невозможно и для Руссо, и для Вольтера, но по разным основаниям. Для Вольтера Бог философский — это по сути своей не Бог, а закон природы. Бог у Вольтера и у Руссо, основан, по сути дела, не на разуме, не на философских принципах, а на религиозном чувстве (гораздо более сильном у Руссо, чем у Вольтера).
Атмосфера русского религиозного ренессанса с его поисками Бога, с попытками соединить Бога философов, Бога религиозной метафизики и Бога конкретного человека в его мистическом опыте, явно влияла на воззрения Вульфиуса, на его восприятие религиозных идей Вольтера и Руссо. По мысли А. А. Ермичёва,
теоретическое содержание русской философии Х1Х-ХХ вв. вполне определяется тремя бывшими в его истории попытками сближения истины и справедливости, рефлексивного (теоретического) и мировоззренческого (оценочного) ее содержаний. <.> Однако похоже, что, развиваясь, русская философия «подавляющим большинством голосов» отвергла возможность научной религиозной метафизики. <.> Так, согласно С. Л. Франку, те, кто думает охватить Бога и мир в системе мысли, подобны ораторам кои фальсифицируют реальность ради «красоты стиля и композиции речи». Если основная проблема религиозного сознания — теодицея — рационально неразрешима, то это и значит, что философия единого принципа невозможна. Он говорит о Боге философов и Боге всех верующих — Иисусе Христе. «.Свести их обоих. к одному Богу абсолютно невозможно, по крайней мере рационально» [7, с. 91].
В начале XX в. весьма актуальными являлись вопросы веротерпимости и свободы совести. 17 апреля 1905 г., в разгар Первой русской революции, был издан Указ об укреплении начал веротерпимости. Он разрешал переход из православия в другие христианские или нехристианские исповедания, ранее это было уголовно наказуемым деянием. Были отменены законодательные ограничения в отношении старообрядцев. Русские мыслители внимательно следили и за политикой отделения церкви от государства, проводимой во Франции в 1905 и 1906 гг. Проблемы веротерпимости у Руссо затрагиваются в работах русских философов и правоведов.
Вульфиус говорит о философской терпимости Руссо и о философской нетерпимости Вольтера. Данные рассуждения — одно из наиболее слабых мест в книге Вульфиуса, т. к. он представляет философскую терпимость только как терпимость к историческому христианству, богословская терпимость у него — разновидность философской терпимости, и для него Руссо является философски терпимым человеком, а Вольтер — нет:
Анализ отношения Руссо к христианству позволяет нам разрешить вопрос о его философской терпимости. Многое в историческом христианстве было для Руссо неприемлемо, как, напр[имер], чудеса или противоречащие, по его мнению, логическим законам догматы вроде учения о пресуществлении. Многое вызывало его резкое осуждение, как, напр[имер], нетерпимость и властолюбие
духовенства, особенно католического; сама возвышенная мораль христианства казалась ему несовместимой с прочным и твердо установленным политическим строем, однако все это не мешало ему признать в христианстве несомненного двигателя человечества по пути прогресса; христианство дало языческим народам истинную идею Божества и усовершенствовало их нравственность. С признанием исторических заслуг христианства у Руссо соединяется презрение к циническим и грубым издевательствам над тем, что в нем для него или неприемлемо, или несимпатично. Еще раз повторяем, нигде и никогда полемика Руссо не теряла достойного характера, он был вполне прав, утверждая, что не любит полемики «à la Voltaire». Таким образом, Руссо действительно заслуживает названия философски терпимого человека [2, с. 300-301].
Вольтер же с точки зрения Вульфиуса отнюдь не является философски терпимым человеком ввиду его вражды к христианству. И здесь его точка зрения коренится в традициях русской общественной мысли, но не консервативной (которая осуждает «безбожника» Вольтера за его вражду к христианству, противопоставляя ему зачастую Руссо), а либеральной, мысли, которая понимала ценность веротерпимости. Так, еще в 70-е гг. XIX в. В. И. Герье отмечал:
Вольтер не мог скрыть, что в христианстве есть начала высокой нравственности и гражданственности, но для него эти начала были совершенно затемнены католицизмом, и к католицизму он относился с полной враждой; к католицизму относились и знаменитые его слова «Écrasez l'infâme». В этом очень много фанатического чувства. Итак, мы видим, что во Франции поборник веротерпимости является вместе с тем и представителем нового фанатизма. Он борется против религиозного фанатизма, который в его глазах есть нечто преступное и безумное, но, борясь с ним, он сам вносит в дело полный фанатизм [4, с. 394]
Как мы отмечали, Вульфиус разрушает миф о Вольтере-атеисте и в то же время объясняет происхождение этого мифа, говоря, что деизм Вольтера не религиозен. В тоже время он разрушает еще один миф, который сохранился до сегодняшнего дня: миф о Вольтере как стороннике полной религиозной терпимости. Безусловно, Вульфиус во многом опирается на традицию, которая показывает Вольтера как защитника невинно осужденных по религиозным мотивам. Эта традиция идет от XVIII в., она характерна и для России, и для Франции, и для других стран. Однако, говоря о терпимости Вольтера, Вульфиус показывает, что Вольтер был сторонником вмешательства государства в дела церкви и, в сущности, поддерживал католицизм как государственную религию, Вольтер отнюдь не считает, что протестантов необходимо уравнивать в правах с католиками [2, с. 156-158, 313]. Вульфиус говорит о том, что с точки зрения богословской терпимости Руссо очень терпим, он выступает за терпимость к различным верованиям и даже к атеистам. [2, с. 292].
Однако т. к. для Руссо главной является внутренняя вера в Бога, то он достаточно равнодушно относится к религиозному культу, для него граждане именно как граждане должны подчиняться культу данной страны, ведь главное не культ, а внутреннее религиозное чувство.
Таким образом, граждане обязаны: во-первых, выражать веру в догматах, необходимых для морали; во-вторых, участвовать в установленном государством
культе и, в-третьих, подчиняться вообще всякому вмешательству власти в культ и не придерживаться того, который властью воспрещен. Другими словами, граждане, в сущности, имеют право лишь внутренне верить во что угодно, но внешним образом свою веру им позволено выражать лишь в границах, устанавливаемых властью, — пишет Вульфиус [2, с. 311].
И Руссо, и Вольтер считают, что граждане государства должны подчиняться ему в вопросах культа. Но если для Вольтера это связано со слабостью его религиозного чувства, с признанием чисто отвлеченной идеи Божества, то для Руссо подчинение государству в вопросах культа и внешней стороны религии связано, наоборот, со слишком сильным религиозным чувством, для которого внешние проявления религии и религиозный культ не являются главными, существенными: «Очевидно, ошибка Руссо состоит в том, что он, как и Вольтер, пролагает резкую грань между культом и верою, не понимая, что такой грани на самом деле не существует, и что культ неразрывно и органически связывается с актом веры и не только в народной массе, но даже и среди философов» [2, с. 303]. «Идея единства власти, положенная Вольтером в основу его понимания отношений государства и церкви, признается в полной мере и Руссо», — отмечает Вульфиус [2, с. 317]. Парадоксально, по Вульфиусу, именно философская терпимость помешала Руссо оценить значение терпимости гражданской [2, с. 315].
Исследование Вульфиуса вызвало живые отклики и критику (см.: [9; 10; 5; 3]). В частности в своей рецензии Э. Д. Гримм, полагал, что неверно рассмотрение Вульфиусом богословской терпимости как разновидности терпимости философской, а также отметил, что недостатком книги Вульфиуса является малое внимание к политическим аспектам понятия веротерпимости. «В результате, нельзя не признать, что отсутствие детального разбора политических взглядов Вольтера, Монтескье и Руссо, — в частности, вопроса о компетенции государства, — лишило автора одного из существенных элементов для полного выяснения их вглядов на веротерпимость и религиозную свободу», — отмечает рецензент [5, с. 374].
Как недостаток книги рассматривает малое внимание к политическим взглядам мыслителей Просвещения в связи с понятием веротерпимости и Н. И. Кареев:
Особая точка зрения, с какой автор «Очерков по истории идей веротерпимости и религиозной свободы в XVIII в. » предпринял свое «критическое исследование», заключается в признании необходимости изучения этой идеи в связи исключительно с религиозными воззрениями самих ее провозвестников. Такую постановку вопроса нельзя не признать правильною, но в то же время и одностороннею. Кроме религиозного момента, в этом вопросе есть и вопрос политический. Вот эту последнюю сторону А. Г. Вульфиус и не вводит в свои общие соображения [9, с. 463].
Рассуждения Вульфиуса о проблеме терпимости у Руссо связано с рассмотрением этого вопроса в русской мысли. Для русской мысли характерно подчеркивание мотива подчинения у Руссо «человека» «гражданину», это подчеркивается с положительным или отрицательным знаком. Однако в XX в.
мотив философской и богословской терпимости Руссо прослеживается у многих русских мыслителей. Так, С. А. Котляревский, признавая тоталитарные, говоря нынешним языком, тенденции в «гражданской религии» Руссо, считает, что имеется большой «потенциал терпимости» в естественной религии Руссо, которая в идеале совпадает с гражданской религией:
Напомним, что для Руссо гражданская религия требуется как гарантия необходимого морального единства и необходимой моральной энергии в данном обществе, которое не может существовать одним механизмом учреждений. Государству не нужно даже убеждаться, что граждане действительно верят так; оно удовлетворяется, если все они, дав требуемое обещание, поступят так, как если бы они верили. Мы как будто здесь подходим к беспощадному утилитаризму Гоббса. Но ведь для Руссо гражданская религия есть в то же время естественная религия; ее не нужно фабриковать, не нужно навязывать как нечто чуждое человеческому разуму и человеческому сердцу. Истины, которые в «Contrat social» предлагаются гражданам как их своеобразные политические обязательства, — эти самые истины мудрый воспитатель Эмиля раскроет своему питомцу, когда для этого наступит время [11, с. 610].
Для Котляревского важны те страницы произведений «женевского гражданина», которые призывают к веротерпимости. «А поскольку разрушаются все устои якобинского миросозерцания, производящего себя от "Contrat social", постольку мы больше и больше ценим другие страницы Руссо, которые призывают прежде всего к терпимости и не приносят "человека" в жертву "гражданину"», — пишет Котляревский [11, с. 614].
Опровергает мнение о тотальной подчиненности «человека» «гражданину» у Руссо и Г. Д. Гурвич. По Гурвичу, Руссо отнюдь не противопоставляет права человека правам гражданина. Руссо, считает Гурвич, утверждает неотъемлемые права личности. Чтобы доказать это, Гурвич вводит разграничение инстинктивного естественного права и разумного естественного права:
Заключая социальный договор, индивид как бы навсегда отрекается от своих страстей и инстинктов и всецело подчиняет себя власти разумного естественного права. <...> Таким образом, выставленное Руссо требование отчуждения всех «прав» индивида в пользу общественного целого, будучи правильно понято, как отказ от инстинктивного естественного права в пользу разумного, меньше всего противоречит велениям разумного естественного права, к вящему утверждению коего такое отречение служит [6, с. 33-34].
В свете такой интерпретации учения Руссо Гурвич рассматривает и гражданскую религию «женевского гражданина». Для него Руссо является сторонником веротерпимости, и его гражданская религия ограничивает свободу веры во имя «вящего утверждения веротерпимости» [6, с. 84]. По Гурвичу, т. к. Руссо полагает, что условием господства общей воли является моральное воспитание граждан, теснейшим образом связанное с религией, «женевский гражданин» вынужден внести ограничения в принцип веротерпимости [6, с. 86]. Учение Руссо о гражданской религии, по Гурвичу, является приложением его идеала к реальной обстановке, к эмпирическим условиям, и находится на переферии его воззрений.
Хорошо сознавая, что для проведения в жизнь всякого идеала невозможно не считаться с реальной обстановкой, с людскими страстями и наклонностями, Руссо стремится в своих построениях принимать в расчет эмпирические условия. Однако воззрения Руссо на эмпирические условия реализации его идеалов, как уже приходилось упоминать, самая слабая сторона его доктрины, к счастью, составляющая только ее периферию. И также, как неправильны все его эмпирические соображения, также явно неудачны и несостоятельны те выводы, которые Руссо на них основывал, в частности учение о гражданской религии. — Умозаключая от необходимости морального воспитания граждан к установлению государственной религии, Руссо совершает двоякую ошибку: с одной стороны, он недопустимым образом смешивает право и мораль, устанавливая для граждан юридическую обязанность быть моральными; с другой, произвольно суживает условия морального воспитания религиозными рамками, которые к тому же толкует весьма ограничительно, навязывая гражданам ряд чисто догматических положений. В конечном итоге, учение о гражданской религии, является несомненным нарушением принципа веротерпимости, вторжением в свободу индивида. Однако отвергая это учение как явно несостоятельное, необходимо твердо помнить, что оно не относится к первоосновам системы Руссо, а составляет лишь эмпирическое дополнение к ней, — пишет исследователь [6, с. 87].
Таким образом, в начале XX в. растет интерес исследователей к религиозным идеям Руссо, взгляды Руссо являются одним из аргументов в пользу утверждения веротерпимости.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бирюков П. И. Предисловие редакции // Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. Идеи Ж.-Ж. Руссо в восприятии и оценке русских мыслителей и исследователей (XX-XXI век) / сост., вступ. статья, коммент. А. А. Златопольской. — СПб., 2016. — С. 27-29.
2. Вульфиус А. Г. Очерки по истории идеи веротерпимости и религиозной свободы в XVIII веке. Вольтер, Монтескье, Руссо. Критическое исследование. — СПб.: тип. М. А. Александрова, 1911. (Зап. ист.-филол. ф-та С.-Петерб. ун-та; ч. 103).
3. Вульфиус А. Г. Ответ Э. Д. Гримму // Журнал Министерства народного просвещения. — 1912, нов. серия. — Ч. XXXIX, № 5, май. — Отд. 2. — С. 165-176.
4. Герье В. И. История XVIII века // Вольтер: pro et contra. Личность и идеи Вольтера в оценке русских мыслителей и исследователей / сост., вступ. статья, коммент. А. А. Златопольской. — СПб., 2013. — С. 392-394.
5. Гримм Э. Д. [Рецензия] // Журнал Министерства народного просвещения. — 1912, нов. серия. — Ч. XXXVII, № 2., февр. — Отд. 2. — С. 357-384.
6. Гурвич Г. Д. Руссо и Декларация прав. Идея неотъемлемых прав индивида в политической доктрине Руссо. — Пг.: Тип. Б. М. Вольфа, 1918.
7. Ермичёв А. А. О философии в России: исследования, полемика, заметки. — СПб.: Изд-во СПБГУ, 1998.
8. Златопольская А. А. Идейное наследие Вольтера в России (XVIII — XXI век) // Вольтер: pro et contra. Личность и идеи Вольтера в оценке русских мыслителей и исследователей / сост., вступ. статья, коммент. А. А. Златопольской. — СПб., 2013. — С. 7-28.
9. Кареев Н. И. Отношения между политикой и религией у философов XVIII века (По поводу одной новой книги) // Вольтер: pro et contra. Личность и идеи Вольтера
в оценке русских мыслителей и исследователей / сост., вступ. статья, коммент. А. А. Зла-топольской. — СПб., 2013. — С. 461-479.
10. Кареев Н. И. Три новые русские книги по французской истории XVIII века // Вестник Европы. — 1911. — Кн. 10. — С. 329-333.
11. Котляревский С. А. Гражданская религия у Руссо // Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. — М., 2005. — С. 600-614.
12. Лотман Ю. М. Руссо и русская культура XVIII — начала XIX века // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. — М., 1969. — С. 555-604.
13. Михайловский Н. К. Вольтер-человек и Вольтер-мыслитель // Вольтер: pro et contra. Личность и идеи Вольтера в оценке русских мыслителей и исследователей / сост., вступ. статья, коммент. А. А. Златопольской. СПб., 2013. — С. 222-290.
14. Руссо Ж.-Ж. Исповедание веры савойского викария / пер. А. Русановой. — М.: Посредник, 1903.
15. Руссо Ж.-Ж. О боге / пер. с фр. Л. Н. — СПб.: Сенат. тип., 1908
16. Руссо Ж.-Ж. Эмиль или о воспитании / пер. П. Первова. — М.: Книгоиздательство К. И. Тихомирова, 1911.
17. Руссо Ж.-Ж. Эмиль или о воспитании / пер. с франц. М. А. Энгельгардта. — СПб.: Изд-во газеты «Школа и жизнь», 1912.
18. Руссо Ж.-Ж. Эмиль или о воспитании / пер. с франц. М. А. Энгельгардта. — СПб.: Изд-во газеты «Школа и жизнь», 1913.
19. Философов Д. В. Жан-Жак Руссо (К двухсотлетию со дня рождения) // Ж.-Ж. Руссо: pro et contra. — СПб., 2005. — С. 395-398.
20. Pomeau R. La religion de Voltaire: Thèse pour le doctorat ès lettres; Univ. de Paris. Faculté des lettres. — Paris: Libr. Nizet, 1956.
