CC BY
10
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
А.Л. Катанский
Воспоминания старого профессора (с 1847 по 1913 гг.)
Опубликовано:
Христианское чтение. 1914. № 9. С. 1067-1090.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Воспоминанія стараго профессора
(съ 1847 но 1913 г.).
IV. Въ Московской Духовной Академіи—начало службы
1863-1867 г.г.
»ЗЪ многомятежнаго Петербурга и отъ волненій Петербургской Академіи суждено было мнѣ переселиться въ Троице-Сергіевъ Посадъ, въ тихую обитель пр. Сергія, въ
находившуюся подъ его покровомъ Московскую Акаде-
[ мію. Въ ней витали: духъ Филарета, митрополита Московскаго, громадная ученость, необыкновенная сердечность и отеческая доброта тогдашняго идеальнаго ея ректора, прот. А. В. Горскаго, традиціи знаменитаго ея профессора-философа прот. Ѳ, А Голубинскаго и патріарха академической корпораціи, составлявшаго ея душу, соединявшаго ее во единое братство, первенца І-го ея курса, прот. П. С. Делицына. Словомъ, попалъ я въ совершенно особое царство, нисколько не похожее на ту среду, въ которой провелъ четыре года своего студенчества.
Назначеніе мое въ Московскую Академію представляло весьма рѣдкій, всего второй въ ея исторіи, Филаретовскаго періода, случай, когда посылался въ нее воспитанникъ другой академіи 1). Первый случай—назначеніе, въ 1839 г., на каѳ. словесности, 2-го магистра XIII курса (1839 г.) Петербургской Академіи, Е. В. Амфитеатрова (товарища моего наставника, *)
*) Исключая перехода изъ Петерб. академіи ея воспитанника, Н. А. Сергіевскаго (2 маг. XVIII к. 1849), баккалавра математики, москвича родомъ и родственника митр. Филарета. Н. А. Сергіевскій, согласно его прошенію, переведенъ въ I860 г. на ту же каѳедру въ московскую академію и занималъ ее до 1854 г. f ІІрот. проф. Московскаго университета, основатель и редакторъ—издатель „ІІрав. Обозр.“.
70
К. И. Лучицкаго), родственника митр. кіевскаго Филарета Амфитеатрова. Вызовъ въ 1863 г. изъ Петербургской Академіи двухъ воспитанниковъ въ Московскую для занятія двухъ ея каѳедръ (патристики и церковной археологіи) былъ, вѣроятно, со стороны митр. Филарета (безъ котораго не дѣлалось въ академіи ничего самаго маловажнаго) отплатою Петербургской Академіи за ея вызовъ московскаго воспитанника XXII курса (1860 г., 2-го магистра этого курса), А. М. Иванцова-Платонова, для занятія въ ней каѳедры новой церковной исторіи. А что Московская Академія просила прислать, вмѣсто одного, двухъ воспитанниковъ, это походило на отплату за любезность сугубою любезностью. Митр. Филаретъ, когда хотѣлъ, умѣлъ быть такимъ. Не было ли, однако, у него и какого-нибудь другого умысла? Въ 1861 г. онъ разбиралъ наше октябрьское (4 окт.) дѣло и отнесся къ намъ крайне снисходительно. И вдругъ изъ этого самаго курса октябристовъ (если только онъ не забылъ нашей исторіи) вызываетъ въ свою академію, да еще не одного, а двухъ воспитанниковъ и при томъ безъ всякой настоятельной нужды *).
Охотно ѣхалъ я въ Московскую Академію. Она выдавалась тогда изъ ряда другихъ нашихъ духовныхъ академій своею солидною ученостью. О Кіевской у насъ составилось почему-то представленіе, какъ о неособенно симпатичной, проникнутой іезуитскимъ духомъ, о молодой Казанской, какъ приближающейся по типу къ Петербургской. Московская обрисовывалась какъ строго ученое царство, Филаретовскаго закала, своего рода русскій Оксфордъ, какъ ее называли иностранцы, посѣщавшіе Россію.
Правда, о ней въ Петербургѣ слышались не совсѣмъ пріятные отзывы, какъ о царствѣ, полномъ гордаго сознанія своего превосходства предъ другими академіями и нетерпимости ко всему, что вышло не изъ нея, почему мнѣ прихо- 1
1) Можно было бы подождать окончанія ХХІУ курса Моск. акад., въ 1864 г., для замѣщенія обѣихъ каѳедръ, или по крайней мѣрѣ одной собственными ея воспитанниками. Черезъ полгода послѣ моего пріѣзда въ Посадъ, это и случилось. Изъ означеннаго курса былъ назначенъ на каѳедру патристики 1-й его магистръ, А. А. Смирновъ, родной братъ прот. П. А. Смирнова, бывшаго также баккал. въ этой академіи, по церк. археологіи (f предсѣд. Учеб. Ком. при Св. Синодѣ). А потомъ въ слѣдующемъ 1865 г. на каѳедру философіи избранъ былъ 2-й маг. того же курса однофамилецъ перваго, А. П. Смирновъ.
дилось выслушивать совѣты отказаться отъ назначенія въ нее *). Несмотря, однако, на такіе охлаждающіе отзывы о мѣстѣ моей будущей службы, я нимало не поколебался въ своемъ рѣшеніи отправиться на мѣсто своего назначенія. Слишкомъ сильно было во мнѣ желаніе попробовать свои силы на академической каѳедрѣ. И потому, собравъ свои пожитки, въ томъ числѣ полный академическій постельный приборъ, считавшійся собственностью каждаго студента, получивъ прогоны и, кажется, еще 50 р. на первоначальное обзаведеніе, 4 декабря 1863 г., отправился въ Москву, а оттуда уже по желѣзной, недавно открытой, дорогѣ, въ Троице - Сергіевъ Посадъ. Пріѣхалъ туда утромъ, 6 декабря, въ Николинъ день, остановился въ старой монастырской гостинницѣ и немедленно отправился къ своему земляку, тогдашнему инспектору архим. Михаилу Лузину. О. Михаила никогда прежде не видалъ, а зналъ только по слухамъ, да по сохранившемуся въ нашемъ семействѣ свѣдѣнію, что онъ былъ другомъ одного изъ моихъ дядей, товарища его по семинаріи (Петра Г. Елеонскаго). Не имѣя ни одного знакомаго въ академіи, счелъ за лучшее явиться прежде всего именно къ нему, какъ къ земляку, въ надеждѣ, что онъ поможетъ мнѣ оріентироваться въ совершенно незнакомомъ мѣстѣ и въ новой обстановкѣ. Пришелъ къ нему рано утромъ, около 9 — 10 часовъ. О. Михаилъ, по легкому нездоровью, въ этотъ день не служилъ и былъ очень радъ пріѣхавшему земляку. Среди разговоровъ о Нижнемъ, Петербургѣ и Московской Академіи онъ чуть не съ первыхъ словъ выразилъ сожалѣніе о кончинѣ за нѣсколько дней тому назадъ (30 ноября 1863 г.) старѣйшаго изъ всѣхъ профессоровъ, прот. П. С. Делицына. Вотъ что онъ сказалъ мнѣ. «Вы пріѣхали въ тяжелую для всего нашего академическаго братства годину. Всего три дня тому назадъ мы опустили въ могилу нашего патріарха, человѣка, который соединялъ всѣхъ насо воедино. Мы потеряли душу нашей академической корпораціи. Что будетъ теперь съ нами не знаю. Думаю, что на-
1) Вотъ, напримѣръ, что говорилъ мнѣ проф. А. И. Предтеченскій, котораго, забивъ всѣ прежнія огорченія, посѣтилъ я передъ отъѣздомъ въ Посадъ: „не совѣтую вамъ ѣхать въ эту деревенскую академію. Тамъ свой особый духъ и тамъ не любятъ чужихъ. И имѣйте еще въ виду, что если вы тамъ понравитесь, никогда оттуда васъ не выпустятъ, а если не понравитесь,—выгонятъ“. Къ счастію, онъ оказался плохимъ пророкомъ.
70*
ступитъ раздѣленіе и прежняго единодушія не будетъ». Слова моего достопочтеннаго собесѣдника къ песчастію сбылись!
Среди такихъ разговоровъ прошло часа 2—3, окончилась литургія, и о. Михаилъ напомнилъ мнѣ, что нужно явиться къ начальнику академіи, «высокопочтенному и всѣми нами глубокоуважаемому, нашему общему наставнику и руководителю, о. ректору, прот. А. В. Горскому». Сдѣлать это тѣмъ болѣе удобно теперь же, прибавилъ онъ, что вы застанете у него всю академическую корпорацію и съ нею познакомитесь. У насъ существуетъ обычай посѣщать о. ректора во всѣ праздничные и воскресные дни послѣ литургіи. Устрояется у него по этому случаю нѣкое утѣшеніе братіи—небольшая закуска. Но среди пазговоровъ мы не замѣтили, что пропустили времени болѣе надлежащаго и когда я явился къ о. ректору, оказалось, что всѣ его посѣтители уже разошлись по домамъ и оставался только одинъ, баккалавръ физики Д. Ѳ. Голубинскій, сынъ покойнаго философа Ѳ. А. Голубинскаго. Обладавшій завиднымъ аппетитомъ, онъ доканчивалъ оставшееся отъ предложеннаго на закуску. Болѣе чѣмъ скромно одѣтый и далеко непредставительной наружности этотъ единственный въ тотъ моментъ представитель академической корпораціи заставилъ меня задать себѣ вопросъ: неужели всѣ здѣшніе профессоры такіе оригиналы? О. ректоръ А. В. Горскій, видной наружности, убѣленный сѣдинами старецъ, съ очень симпатичнымъ лицомъ, глубокими, задумчивыми, куда-то вдаль смотрящими глазами, принялъ меня съ распростертыми объятіями, съ свойственною ему сердечностью и предложилъ мнѣ также закусить, при чемъ, наливая рюмку какого-то винограднаго вина, съ милою шутливостью, прибавилъ: «приступите же къ исполненію своихъ обязанностей». Такъ оригинально началъ я службу въ Московской Академіи!
Еще прежде представленія о. ректору, о. Михаилъ простеръ свою любезность ко мнѣ до того, что уговорилъ меня перейти къ нему изъ гостинницы, со всѣмъ моимъ багажемъ,. и временно у него поселиться. Послѣ обѣда, несмотря на легкое нездоровье, онъ повезъ меня вечеромъ на такъ называемый «казенный дворъ» (обычное неофиціальное названіе) или въ «замонастырскій академическій домъ» (офиціальное— см. въ «Истор. акад.» С. К. Смирнова), гдѣ въ принадлежавшихъ академіи двухъ деревянныхъ домахъ занимали квар-
тиры семейные профессоры. Въ большомъ домѣ жили: семейство только что скончавшагося проф. П. С. Делицына, два его сына, уже взрослые и даже служившіе въ Виѳанской семинаріи наставниками (Петръ Петр. 18-й маг. ХУІ к. и Д. П. 14-й маг. XIX к. моск. акад.) и экстраорд. проф. свящ. Ф. А. Сергіевскій. Въ маломъ домѣ: экстраорд. проф. А. Ѳ. Лавровъ (f архіеп. литовскій Алексій) и баккал. П. И. Горскій—холостой (но у него жила его мать). Передъ тѣмъ какъ отправиться туда о. Михаилъ сказалъ мнѣ: «хочу познакомить васъ съ первенцемъ моего академическаго курса, А. Ѳ. Лавровымъ. Онъ человѣкъ семейный. Жена его Марія Николаевна очень симпатичная дама, есть у него и дочка—Саша». Приняли меня очень привѣтливо, но глядѣли на меня, что называется, во всѣ глаза, стараясь распознать, что за-птица прилетѣла къ нимъ изъ Петербурга. Сейчасъ же, какъ только мы явились къ А. Ѳ. Лаврову, къ намъ присоединился его визави по квартирѣ, бакк. П. И. Горскій, однофамилецъ, но но родственникъ А. В. Горскаго, отличавшійся болѣе всѣхъ своихъ сослуживцевъ любопытствомъ, хотя и другіе, въ большей или меньшей степени, не были чужды этого недостатка захолустныхъ провинціальныхъ городовъ и мѣстечекъ. Онъ въ особенности испытующе посматривалъ на меня для того, чтобы на другой день разнести по Посаду вѣсть о новопріѣзжемъ изъ Петербурга баккалаврѣ и подѣлиться своими впечатлѣніями отъ новаго знакомства. Крайняя монотонность жизни академической корпораціи, совершенное отсутствіе разнообразія впечатлѣній въ кругу обыденной жизни дѣлали совершенно естественными и понятными подобныя проявленія житейской любознательности. Въ силу такихъ обстоятельствъ, мнѣ суждено было сдѣлаться, на нѣсколько дней, героемъ, или, какъ теперь выражаются, гвоздемъ декабрьскаго сезона 1863 г. въ Московской Академіи. А встрѣтили меня тамъ вначалѣ, какъ потомъ оказалось, съ большимъ предубѣжденіемъ и подозрѣніемъ. Въ послѣдствіи, когда познакомились поближе, нѣкоторые изъ наиболѣе близкихъ ко мнѣ сослуживцевъ признались, что, питая предубѣжденіе противъ петербуржцевъ, они думали, что въ моемъ лицѣ пріѣхалъ къ нимъ изъ Петербурга «хлыщъ», но теперь въ этомъ разубѣдились. О томъ же предубѣжденіи москвичей противъ петер буржцевъ говорили мнѣ потомъ: прот. Н. А. Сергіевскій, проф. моск. университета и нрот. П. А. Преображенскій,
воспитанники Петерб. Академіи. П. А. Преображенскій сказалъ мнѣ разъ, уже долго спустя, при встрѣчѣ на годичномъ актѣ Петерб. Академіи: «насъ, петербуржцевъ, въ Москвѣ вѣдь не любятъ», и прибавилъ, обращаясь ко мнѣ: «хорошо, что вы поддержали честь нашей Петерб. Академіи».
Вскорѣ водворили меня въ одну изъ квартиръ профессорскаго или, какъ мы называли его, баккалаврскаго корпуса, примыкавшаго къ главному корпусу или «чертогамъ», гдѣ были вверху квартира ректора и залъ собранія, а внизу жилыя комнаты и спальни студентовъ старшаго курса (младшаго— были въ инспекторскомъ корпусѣ). Всѣ баккалаврскія квартиры были почти совершенно одинаковы по размѣрамъ и расположенію комнатъ, различаясь только большею или меньшею уютностью, зависѣвшею, впрочемъ, отъ ихъ обитателей, да еще тѣмъ, на какую сторону выходили ихъ окна: на сѣверную, обращенную къ зданіямъ академической библіотеки и больницы, или южную, выходившую въ академическій садикъ. На сѣверную выходили только двѣ квартиры: та, въ. которой поселили меня,—ближайшая къ главному зданію, и на противоположномъ концѣ корридора — квартира бакк. Е. Е. Голубинскаго. Другія части этой стороны были заняты входною лѣстницею, служительскою комнатою и редакціонною. На южной сторонѣ были лучшія квартиры: противъ моей—бакк. П. М. Хупотскаго, и далѣе но корридору, квартиры— бакк. Н. К. Соколова, бакк. В. Н. Потапова и экстрцорд. проф. Н. И. Субботина. Самыми лучшими были квартиры этихъ послѣднихъ—по обстановкѣ и потому, что были оклеены обоями, а не выкрашены свѣтлоголубою клее-, вою краскою, какъ всѣ остальныя.
Квартира моя состояла изъ трехъ комнатъ и была обставлена въ достаточномъ количествѣ казенною мебелью. Были диванъ, кресла,, стулья, обитыя зеленаго цвѣта клеенкой, столы, письменный и для гостиной, шкафъ для книгъ, желѣзная кровать и даже ширмы для спальни. Всѣ эти предметы, не отличаясь изяществомъ отдѣлки, были сдѣланы прочно и способны были долго служить, переходя отъ одного лица къ другому.
Всѣмъ моимъ коллегамъ счелъ долгомъ сдѣлать, конечно, визиты и прежде всего вышеупомянутымъ моимъ сожителямъ по корридору, а потомъ и другимъ, жившимъ въ разныхъ мѣстахъ: орд. профессорамъ: Е. В. Амфитеатрову—въ своемъ
домѣ, ГІ. С. Казанскому—въ инспекторскомъ корпусѣ (противъ квартиры инспектора архим. Михаила, который называлъ его въ шутку своимъ супостатомъ)*), С. К. Смирнову— въ квартирѣ близъ «казеннаго двора», В. Д. Кудрявцеву—въ домѣ Е. В. Амфитеатрова, экстраорд. проф. Ф. А. Сергіевскому—на «казенномъ дворѣ», бакк. Д. Ѳ. Голубинскому—на квартирѣ вблизи «казеннаго двора». Экстраорд. проф. А. Ѳ. Лаврову и бакк. П. И. Горскому были сдѣланы также визиты, хотя я уже былъ у нихъ въ первый день моего пріѣзда въ Посадъ.
На святкахъ о. ректоръ повезъ меня въ Москву для представленія митр. Филарету. Условились встрѣтиться у пр. Саввы (Тихомирова) * 2), бывшаго, предъ А. В. Горскимъ,, ректора Московской Академіи, а въ то время московскаго викарія, жившаго въ одномъ изъ московскихъ монастырей, чтобы оттуда отправиться къ митрополиту. Былъ какой-то праздничный день, пр. Савва служилъ и послѣ литургіи я явился въ его покои. Здѣсь меня, непривыкшаго къ церемоніалу московскихъ архіерейскихъ пріемовъ, поразила торжественность пріема посѣтителей московскимъ викаріемъ. Въ Петербургѣ викарные епископы держали себя гораздо проще. Отъ пр. Саввы мы съ о. ректоромъ отправились къ митр. Филарету. Принялъ онъ меня благосклонно, задавъ обычные вопросы и выразивъ также обычныя пожеланія и надежду относительно успѣшности предстоявшей моей службы. Ничего особеннаго онъ не сказалъ, но таково было обаяніе этой необыкновенной личности, что все сказанное имъ казалось очень умнымъ. Какъ въ началѣ, такъ и въ заключеніе представленія послѣдовалъ нашъ общій съ о. ректоромъ земной поклонъ владыкѣ. Такъ обычно кланялись ему тогда въ
*) Переводъ франц. слова „визави“ и двойной намекъ какъ на это обстоятельство, такъ и на принятіе о. Михаиломъ монашества, которымъ онъ былъ обязанъ П. С. К—му. Расказывали, что проф. Казанскій доставилъ студента М. И. Лузина (о. Михаила) въ академію начальству, въ очень нетрезвомъ видѣ, вслѣдствіе чего оканчивающему уже курсъ студенту было предложено принять монашество съ оставленіемъ при академіи баккалавромъ. »
2) Іером. Савва Тихомировъ, владим., 10-й маг. XVII к. (1850 г.) моск. акад., изъ вдовыхъ священниковъ, 1850—1859 ризничій моск. синодальной ризницы, 1859—рект. москов. сем., 1861—рект. моск. акад., 1862—еи. можайскій, вик. моск., 1866—еп. полоцкій, 1874—архіеп. харьковскій, t архіен. тверской.
Москвѣ всѣ, не только духовныя, но и свѣтскія лица. Когда митр. Филаретъ пріѣзжалъ въ Сергіевъ Посадъ и представлялась ему академическая корпорація, всѣ поголовно падали предъ нимъ ницъ, въ началѣ и въ концѣ представленія.
Во время моего пріѣзда въ академію. 6 декабря, чтеніе лекцій прекратилось, наступили рождественскіе экзамены. Лекціи начались послѣ святокъ. Когда наступило это время, А. В. Горскій самъ ввелъ меня въ аудиторію старшаго (XXIV к. I860—1864) курса и по этому случаю сказалъ небольшую рѣчь. Помнится, онъ рекомендовалъ моимъ будущимъ слушателямъ быть внимательными къ изученію православнаго богослуженія, которое представляетъ «цвѣтъ и плодъ» древа жизни церкви Христовой. Сказавъ эту рѣчь, онъ оставилъ классъ и на первой моей лекціи не присутствовалъ.
Началъ я чтенія по церковной археологіи съ общаго обозрѣнія исторіи развитія христіанскаго богослуженія, затѣмъ перешелъ къ краткому обозрѣнію литературы предмета, оживляя свои чтенія и восполняя естественную ихъ сухость и отрывочность общими церковно-историческими обозрѣніями. Потомъ перешелъ къ чтеніямъ объ обрядовой сторонѣ важнѣйшихъ церковныхъ священнодѣйствій, семи церковныхъ таинствъ, согласно совѣту, данному мнѣ моимъ бывшимъ профессоромъ В. И. Долоцкимъ. Въ этого рода чтеніяхъ я слѣдовалъ, на первыхъ порахъ, манерѣ своего бывшаго наставника, не задаваясь трудно исполнимою задачею (какою задался въ слѣдующіе годы)—прослѣдить исторію постепеннаго образованія чинопослѣдованія таинствъ. Пришлось мнѣ читать лекціи оканчивающимъ XXIV курсъ (1860— 1864 гг.) студентамъ, въ послѣднее полугодіе ихъ ученья въ академіи *).
Кромѣ церковной археологіи, мнѣ пришлось читать еще гомилетику, или «церковное краснорѣчіе», какъ этотъ предметъ назывался въ Московской Академіи. А. Ѳ. Лавровъ
О Къ этому курсу принадлежали: А. А. Смирновъ (1-й маг., съ 1864 г. бакк. патристики), А. II. Смирновъ (2-й маг., съ 1865 г. бакк. психологіи и нравств. философіи), Д. Ѳ. Касицынъ (3-й маг., съ 1867 г. бакк. новой церк. исторіи), П. И. Казанскій (4-й маг., съ 1867 г. бакк. педагогики), Н. Я. Фортинскій (7-й маг., съ 1864 г. бакк. матем.), И. Кратировъ (9-й маг., послѣ службы въ волгод. сем., секретарь правл. моск. акад. послѣ 1869 г., препод., а потом ректоръ харьк. сем., викарій харьк. епарх., ректоръ спбург. акад., еп. саратовскій, f на покоѣ).
(f архіеп. литовскій Алексій) признался мнѣ, что это онъ наградилъ меня этимъ предметомъ, который былъ до тѣхъ поръ соединенъ съ «церковнымъ законовѣдѣніемъ» и который ему былъ не по душѣ, въ особенности потому, что приходилось читать студенческія проповѣди,—занятіе далеко не изъ интересныхъ. Въ первое полугодіе моей службы къ чтеніямъ по этому предмету я не приступалъ, отложивъ ихъ на одинъ изъ слѣдующихъ двухъ лѣтъ курса ХХѴ-го.
Мои сослуживцы на первыхъ же порахъ сообщили мнѣ, что у нихъ въ академіи лекціи не пользуются вниманіемъ студентовъ, не то, что, какъ они слышали, въ петербургской, поэтому совѣтовали не особенно заботиться о составленіи и отдѣлкѣ лекцій, а изучать предметъ для себя. Кромѣ того, грозили мнѣ такъ называемымъ «первымъ выстрѣломъ», на публичномъ экзаменѣ, отъ митрополита Филарета, который имѣлъ обычай смирять гордость молодыхъ баккалавровъ, немилосердо обрывая ихъ и раздавая имъ очень нелестные комплименты, до дурака включительно *). Изъ слышанныхъ мною разсказовъ оказалось, однако, что подобныхъ комплиментовъ, по временамъ, удостоивались отъ владыки даже и старшіе заслуженные профессоры, вродѣ прот. Ѳ. А. Голубинскаго 1 2).
1) Изъ разсказовъ этого рода помнится одинъ, именно—какъ митр. Филаретъ отнесся, на первомъ публичномъ экзаменѣ, къ одному изъ ближайшихъ моихъ предшественниковъ по каѳедрѣ церковной археологіи, бакк. П. А. Смирнову (f прот. ГІредсѣд. Учебн. Комит. при Св. Синодѣ). Этотъ молодой баккалавръ вздумалъ выдать къ публичному экзамену лекціи по катакомбной символической живописи. Митр. Филаретъ, незнакомый съ этою тогдашнею новинкою, напалъ на молодого преподавателя и сильно разбранилъ его. Окончился, однако, этотъ инцидентъ тѣмъ, что когда, послѣ уже экзамена, митрополиту разъяснили (кажется, А. В. Горскій) важность открытій западныхъ археологовъ для церковной исторіи и археологіи, митр. Филаретъ смягчился и даже косвенно извинился за свою рѣзкость, а потомъ далъ П. А. Смирнову хорошее священническое мѣсто въ Москвѣ. Подробный разсказъ объ этомъ случаѣ пришлось мнѣ слышать изъ устъ самого прот. П. А. уже въ Петербургѣ, лѣтъ 25—30 тому назадъ.
2) Разсказывали тогда о слѣдующей забавной сценѣ. Разъ какъ-то, Ѳ. А. Голубинскій, крайне огорченный подобнымъ обращеніемъ съ нимъ митр. Филарета, сидитъ пригорюнясь на крыльцѣ своего дома. Къ нему подходитъ также старѣйшій сослуживецъ, товарищъ его по студенчеству и сожитель по замонастырскому академическому дому, Л. С. Делицынъ, и спрашиваетъ: „что вы, Ѳ. Ал., такъ пригорюнились?“ „Да какъ же не
Пророчество о «первомъ выстрѣлѣ» не сбылось. Ни перваго и никакого выстрѣла отъ митр. Филарета мнѣ не послѣдовало. На публичныхъ экзаменахъ по моему предмету ни въ этотъ первый, ни въ послѣдующіе годы онъ не присутствовалъ. Публичные экзамены въ Московской Академіи продолжались два дня; первый день назначался для главныхъ предметовъ, второй—для второстепенныхъ, къ числу которыхъ относились церковная археологія съ церковнымъ краснорѣчіемъ, церковное законовѣдѣніе и нѣк. друг. На первомъ экзаменѣ всегда присутствовалъ самъ митрополитъ, на второмъ, въ мое время, его викарій, пр. Савва. Въ виду возраженій митр. Филарета, на публичные экзамены избирались трактаты съ большимъ разборомъ и осторожностью, по большей части бывшіе уже не разъ на испытаніи. И по моему предмету студенты откопали гдѣ-то тетрадки старыхъ временъ. Были извѣстны по преданію и возраженія, какія обыкновенно дѣлалъ митрополитъ.
Оба дня публичныхъ экзаменовъ заканчивались обѣдами для всѣхъ служащихъ въ академіи лицъ, въ первый день у митрополита, во второй—у ректора. На эти обѣды приглашались и начальство и преподаватели виѳанской семинаріи, въ свою очередь приглашавшіе и насъ^ академическихъ преподавателей, также на свои обѣды, но случаю публичныхъ экзаменовъ въ семинаріи. Эти празднества вносили немалое оживленіе въ нашу монотонную жизнь. Митр. Филаретъ на своихъ обѣдахъ держалъ себя довольно привѣтливо съ акаде-иическою братіею и не стѣснялъ насъ своимъ присутствіемъ, по крайней мѣрѣ мы, молодежь, порядочно шумѣли на своемъ концѣ стола. У ректора на обѣдѣ онъ не присутствовалъ. Въ виѳанской семинаріи проводили время еще пріятнѣе, гуляли въ Платоновскихъ рощахъ и около Виѳанскихъ прудовъ и заходили послѣ обѣда къ тогдашнимъ виоанскимъ преподавателямъ, изъ которыхъ особенно выдавались: М. И. Карин-скій, впослѣдствіи долголѣтній мой сослуживецъ по ІІетер-
горевать мнѣ; вѣдь вы слышали, какъ назвалъ меня владыка“. „Такъ-то, такъ. Но, Ѳ. Ал., если хорошо поразмыслить, да взвѣсить, то окажется, что тутъ нѣтъ достаточнаго основанія обижаться и огорчаться. Вѣдь владыка—такой великій, необыкновенный умъ, что, по правдѣ сказать, всѣ мы предъ нимъ въ сущности оказываемся дураками“. „А вѣдь и то правда“, будто бы отвѣтилъ Ѳ. Ал. и совершенно успокоился и повеселѣлъ.
бургской Академіи, братья Делицыны, Петръ и Димитрій Петровичи, и С. Линьковъ (6-й маг. XXIII к. 1862 г. москов. акад. f Симеонъ, еп. минскій). Первые трое отличались общительностью и гостепріимствомъ. Всего чаще собирались у М. И. Каринскаго.
На лѣтніе каникулы 1864 г. на родину не ѣздилъ, въ видахъ приготовленія за это время къ лекціямъ слѣдующаго учебнаго года, 1864—1865 г.
50-ти-лѣтній юбилей Московской Академіи—1 октября 1864 г. Немного не заставъ 50-ти-лѣтній юбилей Петербургской Академіи, праздновавшійся (17 февр. 1859 г.) за 6 мѣсяцевъ до моего въ нее поступленія (въ августѣ того же 1859 г.), я имѣлъ зато рѣдкое счастье участвовать въ юбилейномъ торжествѣ Московской Академіи, 1 октября 1864 года.
Въ памяти осталось, однако, немногое. Какъ теперь вижу двухъ преклонныхъ старцевъ, нодруку вступающихъ въ академическій залъ для торжественнаго засѣданія. Это были: митрополитъ Филаретъ и, какъ тогда говорили, его учитель, архіепископъ Евгеній Казанцевъ, бывшій ярославскій, а въ то время управлявшій московскимъ Донскимъ монастыремъ 1). Онъ былъ тогда слѣпецъ и потому-то митрополитъ Филаретъ велъ его подруку. Помню рѣчь ректора А. В. Горскаго и чтеніе исторической записки проф. С. К. Смирнова. Изъ привѣтствій очень живо помнится рѣчь ректора Московскаго Университета С. И. Баршева, бывшаго воспитанника Московской Академіи2), произнесенная чрезвычайно громкимъ, высокаго тембра голосомъ. Нѣсколько словъ произнесъ также отъ себя и знаменитый нашъ историкъ С. М. Соловьевъ, бывшій въ составѣ депутаціи отъ Московскаго Университета, поражавшій своимъ цвѣтущимъ здоровьемъ, несмотря на усиленные труды * *)
х) Евгеній Казанцевъ, 1800 г.—изъ Троице-Лаврской сем., 1804— постриженъ, 1809—инсп. петерб. акад., 1810—рект. троицкой сем., 1814— московск. сем., 1817—архим. Донского мон., 1818—еп. курскій, 1822— архіец, псковской, 1825—тобольскій, 1831—рязанскій, 1837—ярославскій,. 1853—на покоѣ, управл. Донск. мон. съ зван. Члена Св. Синода, f 1876 г. 27 іюля.
*) Былъ въ составѣ VII к. (1830) моск. акад., товарищъ по студенчеству архіеп. Филарета Гумилевскаго, но пробылъ въ академіи только 3 года, на четвертомъ былъ вызванъ въ Петербургъ для изученія права подъ руководствомъ гр. М. М. Сперанскаго, а потомъ посланъ заграницу
и выпускъ ежегодно но одному тому исторіи. По поводу этихъ выпусковъ тогда острили, что у С. М. каждый годъ, вмѣстѣ съ очереднымъ томомъ исторіи, появляется на свѣтъ и новый, также очередной членъ семейства. Изъ остальныхъ рѣчей и привѣтствій помнятся: привѣтствія настоятеля московскаго, тогда каѳедральнаго Архангельскаго собора (нынѣ придворный), прот. П. Е. Покровскаго (f главн. свящ. арміи и флотовъ) *) и делегата отъ С.-Петербургскаго Университета проф. прот. В. П. Полисадова * 2). Характерныя фигуры ихъ обращали на себя вниманіе, а о. прот. В. П. ІІолисадовъ, кромѣ того, выдавался еще своею живостью, общительностью и говорливостью. Замѣтно было, что за П. Е. Покровскимъ ухаживали нѣсколько болѣе, чѣмъ за другими членами московскаго духовенства. Тогда говорили о какомъ-то значительномъ денежномъ пожертвованіи, изъ его ли личныхъ средствъ или изъ суммъ, собранныхъ имъ у московскаго духовенства, Наконецъ, помнятся, хотя и пе такъ живо: тов. Оберъ-Прокурора Св. Синода кн. С. Н. Урусовъ, съ его невзрачною фигурою, и затѣмъ—М. Н. Катковъ, И. С. Аксаковъ и Н. II. Гиляровъ-Платоновъ.
Здѣсь же, на актѣ, были объявлены, по случаю юбилея, и награды профессорамъ и бакалаврамъ академіи. Денежныя—профессорамъ П. С. Казанскому и В. Д. Кудрявцеву (по 500 р.), С. К. Смирнову и экстраординарному профессору священнику Ф. А. Сергіевскому (по 429 р.), баккалаврамъ — П. И. Горскому-Платонову, Н. К. Соколову, Евг. Евс. Голубинскому и П. М. Хупотскому (по 214 р.). Другого рода награды получили: баккалавры—Дм. Ѳед. Голубинскій — званіе ординарнаго профессора, В. Н. Потаповъ—экстраординарнаго профессора, бакк. іеромом. Іоаннъ Митропольскій — званіе соборнаго іеромонаха московскаго Донского монастыря, бакк, А. Л. Катанскій—благословеніе Св. Синода, вмѣстѣ съ
*) Петръ Евдокимовичъ Покровскій, москв., 8-й маг. VI к. (1828) моск. акад., 1828—преп. виѳан. сем., 1834—свящ. Параскіев. ц., 1855—-настоят. Лрханг. соб., 1871—глав. свящ. арм. и флотовъ.
2) Василій Петровичъ ІІолисадовъ, костром., 5-й маг. XIII к. (1842) моск. акад., товар. по студ. Іоанна Соколова (f еп. смолен.) и проф. П. С. Казанскаго; 1842—препод. спб. сем., 1845—свящ., 1847—въ Женевѣ въ Швейцаріи, 1848—1854 причисленъ къ миссіи въ Парижѣ, 1854—настоят. посольской ц. въ Берлинѣ, 1858—проф. богословія въ спб. универс. и настоят. Петропавловскаго собора, 1871 —1874—при Исакіевск. соб., f 1878 г.
экономомъ академіи іером. Геронтіемъ и внѣшними членами конференціи (числомъ 6). Въ списокъ награжденныхъ не вошли: ректоръ А. В. Горскій инспекторъ архим. Михаилъ, орд. проф. Е. В. Амфитеатровъ и экстраординарные профес-соры Н. И. Субботинъ и А. Ѳ. Лавровъ. Всѣ эти лица, за исключеніемъ Е. В. Амфитеатрова, не оказались въ числѣ награжденныхъ, вѣроятно, потому, что въ предшествовавшіе два года получили тѣ или другія награды и для нихъ не наступилъ еще срокъ (трехлѣтій) полученія слѣдующей очередной награды *). Оказался обойденнымъ одинъ, старѣйшій послѣ ректора, профессоръ Е. В. Амфитеатровъ. Но это произошло по совершенно независѣвшимъ отъ учебнаго и вообще духовнаго начальства причинамъ * 2).
Ч Ректоръ црот. А. В. Горскій въ декабрѣ 1862 г. награжденъ митрою, инсп. архим. Михаилъ получилъ въ 1863 г. званіе ордин. проф., а А. Ѳ. Лавровъ, въ томъ же 1863 г., зкстраорд. проф., Н. И. Субботинъ—орд. св. Анны 3-й ст.
2) Онъ оказался тогда состоявшимъ нѣкоторымъ образомъ подъ судомъ, по слѣдующему случаю. Разсказывали, что вскорѣ по открытіи участка желѣзпой дороги отъ Посада ди Москвы, находясь у кассы III кл для полученія билета въ Москву, онъ оттолкнулъ жандарма, недопускавшаго его до кассы внѣ очереди, при многочисленпомъ стеченіи пассажировъ. Почему Е. В. Ам—въ дозволилъ себѣ такой поступокъ или, какъ теперь любятъ выражаться, „жестъ“, объясняли такъ. Старѣйшій въ академіи, заслуженный профессоръ, считавшій себя первымъ, послѣ ректора и намѣстника Лавры, лицемъ въ Посадѣ, ктому же человѣкъ довольно гордаго характера, онъ возмущенъ былъ непочтительнымъ къ себѣ отношеніемъ жандармскаго унтеръ-офицера и притомъ гдѣ же?—въ вокзалѣ строившемся на глазахъ Е. В., почти возлѣ его дома, какъ бы въ области его владѣній. Таковъ, какъ тогда говорили, былъ источникъ, изъ котораго возникъ у него конфликтъ съ жандармомъ. Жандармъ до_ несъ о поступкѣ профессора своему ближайшему начальству, а то—въ Петербургъ, въ III тогдашнее отдѣленіе, шефу жандармовъ, всесильному тогда, гр. Петру Андр. Шувалову; 111-е же отдѣленіе сообщило объ этомъ происшествіи духовному начальству. Словомъ, возникло очень непріятное дѣло о нанесеніи оскорбленія нижнему чину, при исполненіи имъ обязанностей но службѣ. Какъ шло это дѣло, ве могу сказать; возникла, конечно, переписка, потребовано было отъ Е. В. объясненіе и т. д. На-нѣрное могу сказать только одно, что долго, вѣроятно до 1867 или даже до 1869 г., тяготѣло надъ Е. В. обвиненіе въ его поступкѣ съ жандармомъ, пока мой тесть, прот. I. В. Васильевъ, сдѣлавшійся въ 1867 г. предсѣдателемъ Учеб. Комит. при Св. Синодѣ, не упросилъ гр. П. А Шувалова, большого своего почитателя, замять это дѣло и возстановить почтеннаго, уважаемаго профессора, ктому же земляка (орловца), во всѣхъ его правахъ по части наградъ. Объ исходѣ этого дѣла слышалъ отъ самого прот. I. В. Васильева, уже въ Петербургѣ, слѣд. не ранѣе 1867 года.
Юбилейный обѣдъ былъ, сколько помнится, въ помѣщеніи конференціи, гдѣ находится монументальная, изъ старинныхъ изразцовъ, печь (вѣроятно она сохранилась донынѣ). Рѣчей не помню.
Два учебныхъ года 186*/ъ—186ъ/в были годами усиленныхъ моихъ трудовъ по изученію предметовъ преподаванія, въ особенности церковной археологіи.
Громадную пользу при этомъ принесли мнѣ указанія незабвеннымъ о. А. В. Горскимъ источниковъ и пособій для изученія разныхъ отдѣловъ этой науки. При началѣ каждаго новаго отдѣла я неизмѣнно отправлялся къ многоученому своему ректору, который съ видимымъ удовольствіемъ принималъ эти мои посѣщенія. Встрѣчая меня сначала съ нѣко-рою напускною, не свойственною ему, ректорскою важностью, затѣмъ, когда заходила рѣчь о книгахъ, совершенно преображался, видимо забывалъ, что онъ ректоръ, а передъ нимъ младшій изъ баккалавровъ, лазилъ подъ диваны и кресла, доставая оттуда нужныя книги и нагружалъ меня ими, обыкновенно въ большомъ количествѣ. При чемъ никогда, однако, не указывалъ, гдѣ что взять и въ какомъ именно отношеніи важно то или другое сочиненіе, предоставляя мнѣ самому разбираться въ грудѣ полученныхъ книгъ. Въ одномъ только можно было быть увѣреннымъ, что уносишь съ собою все, что въ тогдашней литературѣ было самаго лучшаго, важнаго и новѣйшаго. Считаю нелишнимъ еще прибавить, что библіотека Московской Академіи была чрезвычайно богата (гораздо богаче, чѣмъ библіотека Петербургской) книгами по церковной исторіи вообще и церковной археологіи въ частности, да, кажется, и по другимъ предметамъ академическаго курса. Здѣсь сказалось также вліяніе проф. А. В. Горскаго, въ его 20*ти лѣтнее библіотекарство (1842—1862 г.).
Началъ и на сей разъ съ церковныхъ таинствъ, но при этомъ задался другою, несравненно болѣе трудною, чѣмъ въ первое полугодіе (съ января 1864 г.), задачею, именно—прослѣдить исторію постепеннаго образованія литургической стороны семи церковныхъ таинствъ въ нашей православной восточной церкви. Трудность выполненія такой задачи обусловливалась какъ отсутствіемъ въ литературѣ пособій, преслѣдовавшихъ эту цѣль, такъ и крайнею отрывочностью съ одной стороны и скудостью матеріала съ другой—для связнаго и послѣдовательнаго изображенія исторической судьбы каждаго изъ чино-
послѣдованій церковныхъ таинствъ. Для первыхъ IV—V вѣковъ имѣлось* правда, достаточно матеріала въ трудахъ западныхъ протестантскихъ а римско-католическихъ литургистовъ (Бингама, Августи и Бинтерима)*), но этотъ матеріалъ былъ сырой, разбитый на рубрики и требовалось немало труда и искусства, чтобы изъ этой мозаики составить мѣсто цѣльное, а для исторіи православнаго восточнаго обряда, начиная съ V—VI вѣковъ, не оказывалось и такого матеріала, и тутъ уже приходилось по крупицамъ самому собирать историческія данныя, сюда относящіяся. Въ томъ и другомъ отношеніяхъ, особенно въ послѣднемъ, незамѣнимую помощь оказалъ А. В. Горскій рекомендаціей различныхъ ученыхъ трудовъ. Такъ, для исторіи литургіи и другихъ важнѣйшихъ священнодѣйствій усиленно рекомендовалъ трудъ Гоара (Евхо-логіонъ), и въ частности для выясненія схемы литургіи, въ первоначальной стадіи ея развитія, сочиненіе Бунзена—Нур-> politus und seine Zeit—и трудъ Людольфа (Historia Aetiopica— XVII в.,—она также была у меня въ рукахъ), на которомъ этотъ ученый (Бунзенъ) построилъ свою гипотезу о древнѣйшей 'схемѣ литургіи, затѣмъ труды Ренодота (Liturgiarum orientalium collectio) и Даніеля (Codex liturgicus—важный для сравненія всѣхъ литургій, восточныхъ и западныхъ, древнихъ и новыхъ) и нѣсколько другихъ сочиненій, менѣе капитальныхъ. Для исторіи литургической стороны таинствъ въ послѣдующее, съ У—VI в., время огромное значеніе имѣлъ для меня послѣдній томъ «Описанія рукописей Московской Синодальной библіотеки», данный мнѣ незабвеннымъ А. В. Горскимъ—въ корректурныхъ листахъ (тогда этотъ томъ только еще нечатался). Этотъ томъ содержалъ по истинѣ богатую сокровищницу драгоцѣнныхъ указаній на то, что въ православномъ восточномъ обрядѣ явилось съ XI—XII вѣковъ и чего не было до того времени. Правда, имъ не восполнялась огромная пустота, недостатокъ историческихъ данныхъ для промежуточнаго періода между V, VI и XI и XII вѣками. Тутъ уже цриходилось прибѣгать по большей части къ догадкамъ, вѣроятнымъ предположеніямъ, пробавляясь ;тѣми крупицами фактовъ, которыя можно было находить или въ тво-
х) Bingam—Origines eccles., Augusti—Denkwürdigkeiten aus der chistl. Archeologie, Binterim—Die vorzüglichsten Denkwürdigkeiten der christl. Kirche.
реніяхъ отцевъ и писателей церкви или въ трудахъ римско-католическихъ ученыхъ, вродѣ Бинтерима, въ тѣхъ случаяхъ, когда нашъ православный восточный обрядъ совпадалъ съ средневѣковымъ римскимъ. Изъ нашей отечественной литературы очень полезными были труды архіеп. Филарета (Гумилевскаго) по патрологіи («Историч. ученіе объ отцахъ церкви»), въ особенности же —«Историческій обзоръ пѣснопѣвцевъ и пѣснопѣній греческой церкви» и изданіе СГІБ. Академіи—«Писанія св. отцевъ и учителей церкви, относящіяся къ истолкованію православнаго богослуженія». О характерѣ моихъ чтеній по этому отдѣлу церковной археологіи можно судить по напечатаннымъ мною впослѣдствіи статьямъ: «Очеркъ исторіи ли-
тургіи нашей православной церкви» («Христ. Чтен.» 1868 г.), «Къ исторіи литургической стороны таинства брака» («Христ. Чтен.» 1880 г.) и «Очеркъ исторіи обрядовой стороны таинства елеосвященія» («Христ. Чтен.» 1880 г.). Въ основѣ этихъ статей лежатъ прежнія, московскія мои лекціи, правда съ значительною ихъ переработкою и дополненіемъ.
Ту же задачу преслѣдовалъ и того же въ сущности метода держался въ своихъ чтеніяхъ и по другимъ отдѣламъ литургики, т. е. стремился представить историческій очеркъ постепеннаго развитія различныхъ частей и сторонъ православнаго восточнаго богослужебнаго обряда, какъ ни трудно было подчасъ удовлетворить такого рода цѣлямъ и задачамъ. Вдобавокъ, всегда по возможности старался проводить параллель между восточнымъ и западнымъ (римскимъ, англиканскимъ п лютеранскимъ) обрядами, по большей части въ окончательно уже сложившемся ихъ видѣ, по временамъ только входя въ изслѣдованіе исторической судьбы нѣкоторыхъ частностей западнаго обряда.
Покончивъ съ отдѣломъ о семи церковныхъ таинствахъ, перешелъ къ отдѣлу о храмѣ, какъ мѣстѣ общественнаго богослуженія, разсматривая его съ двухъ сторонъ: со стороны внѣшняго его вида — архитектурной и со стороны внутренняго его устройства, расположенія и назначенія его частей.
Въ первомъ отношеніи, — послѣ трактата о домашнихъ церквахъ и катакомбахъ первыхъ христіанъ и древнихъ базиликахъ,—долженъ былъ пуститься въ область архитектуры, изучать различные ея стили, начиная съ ассирійско-вавилонскаго, египетскаго, древне-греческаго и древне-римскаго, продолжая византійскимъ, переходнымъ къ готическому (ломбардо-
флорентійскимъ), средневѣковымъ готическимъ, романскимъ и оканчивая древнерусскимъ, постройками деревянныхъ церквей въ древней Россіи и каменныхъ, разныхъ смѣшанныхъ стилей, церквей на Руси—въ Кіевѣ, Новгородѣ, Владимірѣ на Клязьмѣ, Москвѣ и другихъ городахъ. При этомъ, подъ руками оказалось, благодаря конечно тому же А. В. Горскому, все, что было тогда самаго лучшаго и даже рѣдкаго и дорогого по этой части. Для изученія базиликъ было сочиненіе Дестер-мана—Die antiquen lind christl. Basiliken, для изученія стилей ассиро-вавилонскаго и египетскаго—рѣдкое и очень дорогое изданіе наполеоновской экспедиціи въ Египетъ — Description de l’Egypte (t. 1—26) *), для древне-греческаго, римскаго, готическаго и романскаго стилей—нѣсколько руководствъ по церковной археологіи на французскомъ языкѣ (подъ церковной археологіей у французовъ разумѣлась исключительно архитектурная археологія), для византійскаго стиля—Зальцен-берга—Altchristliclie Baudenkmale von Constantinopel YI—XII Jahrh.), для русскихъ храмовъ—труды гр. Строганова («Дмитріевскій соборъ во Владимірѣ»), Снегирева («Москва», «Памятники московскихъ древностей»), Мартынова («Памятники московскихъ древностей»), сборники матеріаловъ Севастьянова и нѣкотор. друг.
По исторіи внутренняго расположенія частей храма находились данныя отчасти въ западныхъ археологическихъ трудахъ Бингама, Августи, Бинтерима и др., отчасти въ нашихъ отечественныхъ изслѣдованіяхъ. Изъ послѣднихъ въ особенности важную услугу оказало соч. Филимонова—«Церковь св. Николая на Линнѣ», для рѣшенія вопроса объ алтарныхъ преградахъ, русскомъ иконостасѣ.
Отдѣлъ о церковной иконографіи началъ съ катакомбныхъ символическихъ изображеній, пользуясь, главнымъ образомъ, трудомъ Ажинкура (Histoire de l’art) и отчасти Мартиньи (Dictionnaire d’antiqu. ehret.) и статьями русскихъ духовныхъ журналовъ («Христ. Чтен.» 1864—«Катакомбы», Дух. Вѣсти.» 1864, іюнь и др.), потомъ перешелъ къ византійскому иконо-
J) Замѣчательно, что это по истинѣ драгоцѣнное роскошное и многотомное изданіе пріобрѣтено московскою академіею дешевле, чѣмъ за грошъ,—только за 50 р. (?!!), по смерти архіеп. тобольскаго Аѳанасія, а имъ куплено за 1.000 р. ассигнаціями (?!). См. С. К. Смирнова—Истор. моск. дух. акад. 1814—1870 г., стр. 286.
писанію, при немъ имѣлъ подъ руками «Менологій имп. Василія Македонянина» (какое-то очень старинное изданіе) и Дидро—объ аѳонскихъ иконописцахъ XII в. (Didrot—Manuel d’iconographie greque et latin *). Для ознакомленія съ русскимъ иконописаніемъ пользовался трудами Ѳ. И. Буслаева («О русскомъ иконописномъ подлинникѣ» — въ очеркахъ, «Общія понятія о русскомъ иконописаніи»—въ «Сборн. общ. древне-русск. искус.»), И. ГІ. Сахарова («О русскомъ иконописаніи»—! и 2 вып.), «Древности и символика Кіево-Софійскаго Собора» (Твор. св. отп. 1859) и др. Въ концѣ этого отдѣла представилъ характеристику византійской религіозной живописи, нашей древнерусской иконописи, съ ея различными тколдмщ до суздальской включительно, наконецъ, зіападной итальянской, оказавшей вліяніе чрезъ Новгородъ и Псковъ и на старую московскую живопись (въ XVI в.—дѣло дьяка Вцсковатаго). Въ заключеніе, воспользованшись очень интересной статьей въ одномъ нѣмецкомъ сочиненіи, далъ очеркъ развитія всей вообще западной живописи не только религіозной, но и свѣтской, въ связи съ возвышеніемъ или упадкомъ религіозности или возвышавшейся до недосягаемой высоты (вѣкъ Рафаеля, Микель-Анджело и др.), или постепенно падавшей до очень низкаго уровня, какъ и въ переживаемое нами время.
Въ отдѣлѣ о свящ. одеждахъ и сосудахъ прежде всего рѣшался вопросъ: были ли богослужебныя одежды первыхъ вѣковъ христіанства вообще отличны отъ обыкновенныхъ одеждъ и не были ли онѣ заимствованы отъ одеждъ, употреблявшихся въ ветхозавѣтной церкви. Для рѣшенія этого вопроса пользовался очень хорошею статьею Гефеле (въ Beitrage zur Kirchengesch., Archeol. und Liturgik 1864), затѣмъ, въ частности, трактовалъ объ одеждахъ діаконскихъ, священническихъ и архіерейскихъ—съ опредѣленіемъ сравнительной ихъ древности. Окончательный результатъ: древнѣйшія свящ. одежды: подризникъ съ его видоизмѣненіемъ стихаремъ, фелонь, орарь съ епитрахилью и омофоръ. Изъ позднѣйшихъ ранѣе другихъ явилась митра, позднѣе—саккосъ, палица, панагія и, наконецъ, набедренникъ (особенность нал щей русской церкви)., Кромѣ западныхъ археологическихъ трудовъ пользовался, между прочимъ, «Обозрѣніемъ москов-
: *) Былъ у меня въ рукахъ и трудъ Ципера—описаніе берлинскаго музея (т. 1). Но тогда вышелъ только первый томъ, своимъ содержаніемъ не представлявшій для меня интереса.
ской патріаршей ризницы»'—пр. Саввы, гдѣ встрѣчается, немало цѣнныхъ,историческихъ.и археологическихъ замѣчаній.:— Въ отдѣлѣ о священныхъ сосудахъ трактовалось прежде всего о сосудахъ, употребляемыхъ при совершеніи таинства Евхаристіи: потирѣ («Древности» въ Тр.уд. моск. археол. общ. 1865), . дискосѣ, звѣздицѣ, лжицѣ, г копьѣ, дарохранительницѣ, а потомъ и о другихъ свящ. сосудахъ и принадлежностяхъ богослуженія. Пособія были тѣ же, что и для трактата о свящ. одеждахъ. Въ заключеніе трактата о свящ. одеждахъ и сосудахъ проводилась параллель между тѣмъ, что сохранено отъ древнихъ временъ нашею православною церковью и что есть въ римской церкви и осталось въ англиканствѣ и лютеранствѣ.
Чтенія по церковной археологіи заканчивались обширнымъ отдѣломъ о временахъ богослуженія въ кругѣ годичномъ, седмичномъ и суточномъ. Начиналъ съ круга годичнаго, продолжалъ — седмичнымъ. и оканчивалъ суточнымъ. Въ годичномъ кругѣ, около великихъ праздниковъ Пасхи, Пятидесятницы и Богоявленія Господня, съ Рождествомъ Христовымъ, какъ около трехъ центровъ, группируются всѣ праздники и посты года, а потому и разсматривались они, какъ части трехъ цикловъ: Пасхи, Пятидесятницы и Рождества Христова. Начиналъ съ цикла пасхальнаго, переходилъ къ циклу Пятидесятницы и заканчивалъ цикломъ Рождества Христова. Вмѣстѣ съ исторіею .праздниковъ и постовъ, группировавшихся около этихъ центровъ, занимался исторіею пасхаліи, календаря, мѣсячной минеи, и тріоди постной, и цвѣтной. Что касается круга седмичнаго богослуженія,, то послѣ рѣшенія вопроса о томъ, откуда и когда явилось дѣленіе рода не только на мѣсяцы, но и на недѣли, .трактовалось о характерныхъ чертахъ и особенностяхъ богослуженія въ различные дни недѣли. Въ связи съ этимъ трактатомъ сообщались свѣдѣнія объ октоихѣ. Суточное богослуженіе сформировалось въ окончательномъ видѣ въ древнихъ восточныхъ монастыряхъ, а потому вмѣстѣ съ трактатомъ о различныхъ частяхъ его (повечеріи, вечернѣ, полунощницѣ, утренѣ, всенощномъ, часахъ и литургіи), сообщались свѣдѣнія о трудахъ по этой части Василія Вел. и объ уставахъ іерусалимскомъ и студійскомъ. Этотъ, важный отдѣлъ литургики (разумѣемъ весь отдѣлъ о временахъ богослуженія и различныхъ церк. службахъ и богосл. книгахъ) былъ тогда очень мало разработанъ въ нашей литературѣ. Разработка его весьма значительно подвинулась впередъ впо-
71*
слѣдствіи, благодаря солиднымъ трудамъ профессоровъ: И. Д. Мансветова (моего преемника по каѳедрѣ церк. археологіи), А. А. Дмитріевскаго (кіевск. проф.) и Н. Ѳ. Красносельцева (казан. проф.-І-проф. новороссійскаго унив.). Приходилось по частямъ отвеюду собирать историческія данныя, относящіяся къ указаннымъ предметамъ и вопросамъ. Много помогало извѣстное сочиненіе прот. Дебольскаго—«Дни богослуженія», но далеко не удовлетворяло всѣмъ научнымъ запросамъ по части историческихъ свѣдѣній. Для исторіи праздниковъ находились пособія въ отечественной литературѣ, въ статьяхъ «Твор. св. отд.» (1857 г. ХУІ—праздн. Пятидесятницы, 1858 г. XVII— праздн. Вознесенія Господня). Для исторіи праздника Рождества Христова было въ рукахъ весьма хорошее сочиненіе берлинскаго проф. Касселя—Weihnächten, Ursprung, Brauche und Aberglauben 1856. Для исторіи постовъ—диссертація, изданная при Моск. Акад. (точнаго заглавія не помню). Для исторіи пасхаліи, календарей, началѣ новаго года и т. п.— трудъ Араго, посвященный изложенію популярной астрономіи.
Вообще для всѣхъ моихъ лекцій по церк. археологіи старался собирать данныя отвеюду, не только изъ духовныхъ журналовъ, но и изъ свѣтскихъ. Чего изъ всѣхъ моихъ предположеній осуществить мнѣ не удалось, это составить очеркъ исторіи церковнаго пѣнія вообще и у насъ, въ нашей отечественной церкви, въ частности. Въ этомъ случаѣ помѣшало мнѣ совершенное отсутствіе музыкальнаго образованія и даже природная къ нему неспособность и потому пришлось ограничиться только краткими замѣчаніями по этому предмету, хотя подъ руками были уже нѣкоторые матеріалы для болѣе обстоятельнаго очерка исторіи церковнаго пѣнія *).
Соединенному съ церковною археологіей предмету—гомилетикѣ или (какъ она называлась въ Моск. Акад.) «церковному краснорѣчію» посвящалъ гораздо менѣе вниманія, удѣляя этому предмету не болѣе V* всего двухгодичнаго курса, читалъ гомилетику въ теченіе одной половины года, въ первую его треть, до Рождества Христова. Этого рода чтенія
*) В. М. Уидольскаго—„Замѣчанія для исторіи церк. пѣнія въ Россіи“ („Чтен. въ общ. истор. и древн. 1846—1847), Безсонова—„Судьба нотныхъ пѣвческихъ книгъ“ („Ирав. Обозр.“ 1864 г., май), Сахарова—„Изслѣдов. о русск. церковн. пѣсноп“. („Журн. Мин. Нар. ІІросв.“ 1849 г.) и даже труды извѣстнаго знатока русскаго церк. пѣнія, прот. Разумовскаго, о нашихъ крюковыхъ нотахъ и напѣвахъ.
имѣли также характеръ историческій, а не теоретическій. Они состояли изъ очерковъ исторіи церковной проповѣди, начиная съ первыхъ вѣковъ христіанства. Для исторіи древнѣйшаго ея періода, до У в., прекраснымъ пособіемъ былъ извѣстный трудъ Пани ля — Pragmat. Gesch. der Christi. Bereds. Для очерковъ дальнѣйшихъ періодовъ—съ У по X в., средневѣковаго и на протестантскомъ и римско-католическомъ Западѣ (о знаменитыхъ французскихъ проповѣдникахъ — Боссюэтѣ, Бѵрдалу, Фенелонѣ и Массильонѣ)—различныя менѣе выдающіяся пособія. Впрочемъ, нужно признаться, эти очерки имѣли довольно общій, поверхностный характеръ. Исторіи же нашей очественной проповѣди не коснулся вовсе, спѣша перейти къ любимымъ своимъ занятіямъ по церковной археологіи. Лекціи по гомилетикѣ читалъ только одинъ разъ за все время службы въ Моск. Академіи, ХХУ ея курсу (1862—1866 г.).
Лекціи свои читалъ, а не говорилъ, не надѣясь на небогатый свой даръ слова и опасаясь природной застѣнчивости и конфузливости.
Мои идеалы академическаго профессора совершенно расходились съ идеалами сослуживцевъ, которые, какъ замѣчено уже выше, совѣтовали больше всего заниматься изученіемъ предмота для себя и обращать поменьше вниманія на составленіе лекцій, не посѣщаемыхъ студентами. Мнѣ же хотѣлось, вмѣстѣ съ серьезнымъ изученіемъ церк. археологіи, имѣть у себя поболѣе и внимательныхъ слушателей и въ концѣ концовъ мнѣ удалось до нѣкоторой степени достигнуть желаемаго. Студенты посѣщали мои лекціи, правда, въ умѣренномъ количествѣ, но во всякомъ случаѣ моя аудиторія никогда не была пуста. Всего болѣе бывало слушателей при началѣ каждаго отдѣла и постепенно уменьшалось къ его концу. Мои слушатели замѣтили мое усердіе и даже однажды поручили одному изъ своихъ товарищей, посѣщавшему меня, сказать мнѣ: «зачѣмъ вы такъ усердно занимаетесь составленіемъ лекцій, онѣ у насъ мало посѣщаются и цѣнятся. Вѣдь, если бы Ангелъ пришелъ къ намъ съ неба и началъ читать намъ лекціи, на первыхъ порахъ мы бы конечно его послушали, сказали бы, что его лекціи прекрасны, а потомъ... все-таки перестали бы ходить къ нему». Но на меня не особенно подѣйствовало и это предупрежденіе студентовъ и я продолжалъ вести свое дѣло попрежнему. Результатомъ было крайнее мое переутомленіе въ двухлѣтній учебный курсъ 1864-—
1866 гг., но зато моя репутація, какъ хорошаго лектора, прочно утвердилась между студентами, что и выразилось разъ въ лестныхъ по моему адресу надписяхъ въ классномъ журналѣ *) и апплодисментами на одной изъ лекцій * 2).
Нельзя сказать, чтобы студенты мало занимались. Они много читали серьезныхъ научныхъ книгъ; но особенно много времени употребляли на составленіе сочиненій. Замѣчательно, какъ они держали1 себя на экзаменахъ; Съ поразительнымъ спокойствіемъ, нимало не безпокоясь относительно удовлетворительнаго отвѣта на вопросы. Кто мало зналъ, тотъ прямо такъ и заявлялъ, что онъ не можетъ ничего сказать на извѣстный билетъ (экзамены производились по билетамъ, какъ и въ петербургской академіи), а когда къ нему приставали, что не можетъ быть, чтобы онъ не зналъ того или другого изъ общеизвѣстныхъ фактовъ, неохотно отвѣчалъ кое-что, повторяя въ заключеніе, что въ сущности онъ все-таки ничего не знаетъ. Вообще, отъ студенческихъ отвѣтовъ получалось такое впечатлѣніе, какъ будто, присутствуя на экзаменахъ, студенты дѣлаютъ нѣкоторое одолженіе экзаменаторамъ, проявляютъ нѣкую къ нимъ ^робезность. Происходило это отъ того, что экзаменскимъ отвѣтамъ придавалось въ Московской Академіи, еще меньшее значеніе, чѣмъ въ Пе-
*) Разъ студенты дозволили себѣ одну очень дерзкую выходку; испещрили классный журналъ замѣчаніями относительно достоинства лекцій преподавателей и вообще краткими характеристиками личностей профессоровъ и баккалавровъ. По большей части эти замѣчанія были •очень грубыми и неблагопріятными для тогдашняго состава академической корпораціи; исключеніе составляли очень немногія надписи, въ томъ числѣ, противъ бакк. А. К—то надпись: „достоивъ профессора“. Эта дерзкая выходка студентовъ довольно благополучно сошла имъ съ рукъ. Виновные не найдены.
2) Прервавъ свои лекціи по археологіи, я вздумалъ однажды посвятить одву лекцію гбмилетикѣ, съ цѣлію подѣлиться своими впечатлѣніями отъ чтенія студенческихъ проповѣдей, о чемъ, въ концѣ предг шествующей лекціи, и сообщилъ своимъ слушателямъ. Въ назначенный день собрался весь курсъ, аудиторія была полна, какъ никогда. И хотя мои слушатели услышали отъ меня весьма мало для себя лестнаго, такъ какъ со всею откровенностью я высказалъ довольно безотрадныя впечатлѣнія, вынесенныя изъ чтенія ихъ произведеній, они однако сочли нужнымъ наградить меня въ концѣ лекціи громкими апплодисментами. Потомъ сообщили мнѣ, что о. ректоръ А. В. Гор., которому ежедневно приносили классный журналъ съ записями о содержаніи лекцій, спрашивалъ дежурнаго, что именно говорилъ я о студенческихъ проповѣ-яхъ. Со мною объ этомъ предметѣ разговора у него не было.
тербургской, можно сказать, почти никакого. Кстати, экзамены по церковной археологіи и гомилётйкѣ соединялись съ экі по канононйческ'ому праву, такѣ'что А. Ѳ. Лавровъ (f Алексій, архіеп. литовскій) и А. К—кій были одййъ у другого ассистентами, а студенты отвѣчали одинъ по одному предмету, другой—по другому. Предсѣдательствовалъ на этихъ экзаме-нахъ ректоръ, А. В. Горскій. Жутко было мнѣ, такому, такъ сказать, пигмею выступать съ результатами своихъ чтеній предъ такимъ колоссомъ науки богословской вообще и церковноисторической властности,' какъ А. В. Горскій, но о. ректоръ по своей деликатности и такту ниразу не далъ мнѣ почувствовать громадной между Нами разницы и не дѣлалъ никакихъ возраженій по поводу моихъ тезисовъ; по крайней мѣрѣ ничего подобнаго не припоминается.
Студенты Московской Академіи, какъ уже замѣчено выше, были мало похожи на насъ петербуржцевъ. ОнИ держали себя съ большимъ сознаніемъ своего достоинства' такъ какъ составляли единственную интеллигенцію Посада и не видѣли ничего выше себя. Вели себя очень свободно и по отношенію къ своимъ наставникамъ. Нисколько не стѣсняясь ихъ, едва удостоивая на улицѣ раскланиваться съ ними, преспокойно продолжали ухаживать за мѣстными дамами и барышнями, такъ что мы, по крайней мѣрѣ молодые баккалавры, болѣе стѣснялись ихъ, чѣмъ они насъ. Иногда они задавали концерты, играя на скрипкахъ, віолончеляхъ и флейтахъ въ студенческихъ комнатахъ съ открытыми окнами, между тѣмъ какъ вѣ академическомъ садикѣ, предъ жилыми студенческими комнатами, прогуливалась посадская публика, наслаждаюсь Музыкою академическихъ артистовъ. Впрочемъ, послѣ нѣсколькихъ такихъ концертовъ они прекратились, вслѣдствіе протеста лаврскихъ монастырскихъ властей. И послѣ того, однако, этогь студенческій оркестръ не разъ игралъ, но уже не публично, а въ квартирахъ академическихъ профессоровъ, напр. у С. К. Смирнова, Ф. А. Сергіевскаго и, кажется, у А. Ѳ. Лаврова, когда собирались у нихъ гости. Разъ, помнится, былъ такой вечеръ у Ф. А. Сергіевскаго и на немъ между прочимъ присутствовалъ родной его братъ Н. А. Сергіевскій *) (одНо-
*) Ник. Ал. Сергіевскій, 3-й маг. XX к. (1856 г.) моск. акад., 1856— 1858 бакк. библ. исторій и греческаго языка, 1858—чин. особ. поруч.'при Оберъ-Прок. Св. Синода, 1861—чин. особ. пор. при мин. Нар. Просв., 1862—оберъ-секретарь канц. Св. Синода, 1864—инсп. акад. komm, наукъ,
именникъ проф. Моск. унив., прот. Н. А. С.), бывшій въ то время инспекторомъ московской практической академіи коммерческихъ наукъ, замѣчательный типъ необыкновенно холоднаго, выдержаннаго бюрократа. Былъ онъ со своею супругою, москвичкою, изъ купеческаго рода. Солидные люди играли въ карты, а мы молодежь танцовали, подъ музыку студенческаго оркестра. Особенно много такихъ вечеровъ провели мы у проф. С. К. Смирнова, у котораго было много дочерей подростковъ. Студенческій оркестръ составляли: С. И. Миропольскій (извѣстный потомъ педагогъ, f вице-дир. Синод. канцеляріи), Н. Н. Корсунскій (шуринъ А. Ѳ. Лаврова), М. Свѣтовидовъ и др.
Наиболѣе даровитыми въ этомъ ХХУ курсѣ студентами были: С. И. Миропольскій, В. II. Сланскій (| на служ. въ Госуд. Контролѣ), Д. Извѣковъ (преп. Спб. сем.), А. Кудрявцевъ (f прот. проф. одного изъ университетовъ, одесскаго или харьковскаго), вдовый свящ.. Петръ Леонтьевичъ Лосевъ (і опископъ пермскій), II. Ѳ. Комаровъ (и. д. бакк. въ спб. акад., потомъ библіотекарь ея, наконецъ свящ.) * 2).
__________ А. Катанскій.
1866—директоръ канц. Оберъ-Прок. Св. Синода, 1869—попечитель вилен-скаго учѳбн. округа.
2) Изъ нихъ: С. И. Митропольскій, воронеж., 8-й маг., В. П. Сланскій, вонеж. 9-й маг., Д. Извѣковъ, калуж. 1-й маг., А. Кудрявцевъ, виѳан., 2-й маг., свящ. П. Лосевъ рязан., 5-й маг., П. Ѳ. Комаровъ не получилъ никакой степени, хотя стоялъ въ спискахъ подъ № 1. Правда, какъ теперь помню, при составленіи списка въ теченіе курса на вопросъ, кого ставить подъ № 1, обыкновенно отвѣчали: „не кого", „ну, такъ поставимъ Комарова“, замѣчалъ А. В. Гор. Зависѣло это отъ того, что даровитѣйшіе студенты (Миропольскій и Сланскій) не удовлетворяли требованіямъ или дисциплины или аккуратнаго исполненія учебныхъ студенческихъ обязанностей, а Комаровъ, не выдаваясь особенно своею даровитостью, казался подходящимъ для занятія этого мѣста. Судьба П. Ѳ. Комарова, вызваннаго пр. Іоанномъ (смоленскимъ, тогда ректоромъ спб. акад.) для занятія каѳедры нравств. бог. въ спб. академіи, въ надеждѣ, что онъ приметъ монашество, оказалась довольно необыкновенною: монашества онъ не принялъ, диссертаціи не представилъ и хотя прослужилъ, не имѣя никакой ученой степени, баккалавромъ съ 1866 до 1869 г., но съ уставомъ 1869 г. долженъ былъ оставить каѳедру, сдѣланъ былъ библіотекаремъ, а затѣмъ принялъ священство и былъ гдѣ-то въ калужск. епархіи священникомъ. Въ этомъ курсѣ были еще довольно замѣчательныя личности, люди не безъ способностей, но хромавшіе относительно поведенія: С. Раевскій, тульск., 42 канд., и М. Семеновскій, владим., 43 канд. (f прот. цѳр. Лазенковскаго дворца въ Варшавѣ). О нихъ говорили тогда, что они „составляютъ больное мѣсто инспектора о. Михаила“.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
