CC BY
17
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2012. № 6
НАШИ УЧИТЕЛЯ
воспоминания о профессоре Александре Николаевиче васильеве
(к 110-летию со дня рождения)
Александр Николаевич васильев... При произнесении этого имени перед глазами сразу встает образ сильного, волевого, целеустремленного человека с прямой, гордой осанкой, с высоким чувством собственного достоинства, с красивой мужской сединой. В его голосе, манере говорить, общаться в деловой или дружеской обстановке чувствовались ум, особая энергия, личное обаяние. Все это притягивало, завораживало. Это был человек высокого ума, высокого интеллекта. Это был мудрый человек. Личность — в полном смысле этого слова! Взгляд его был всегда тверд: в нем была особая прозорливость, ясность ума, гибкость и острота мышления. Казалось, а может быть, и не казалось — наверное, все так и было: он видел в каждом, с кем общался, прежде всего не недостатки и слабости, а достоинства и тем самым как бы побуждал быть лучше, быть на уровне его видения, на уровне той высоты, которую достиг.
Александр Николаевич долгие годы проработал на следствии в прокуратуре — на самых высоких руководящих постах. В его характере проявлялась некая властность, привычка подчинять себе других: он всегда держал нужную дистанцию в общении. Но я не припомню случая, чтобы он с кем-то обращался именно как с подчиненным. Он мог требовать надлежащего выполнения каких-либо обязанностей, мог быть резким в общении, мог повысить голос — но он никогда не позволял себе кричать на кого-либо и унижать человека. Высокое
чувство собственного достоинства он переносил и на других. С ним можно было спорить и даже не соглашаться с его позицией, но его доводы всегда были убедительны, он умел аргументированно и очень мудро отстаивать свою точку зрения. Не только меня, но, как я заметил, и других привлекала его принципиальность, высокая требовательность к качественному выполнению своего долга. Планка его требований была всегда достаточно высокой. Ему несвойственны были формализм, слабодушие, но тем не менее он мог быть терпеливым и умел прощать слабости и недостатки других.
Вспоминается его участие как члена Ученого Совета на защитах докторских и кандидатских диссертаций. Он без каких-либо затруднений схватывал суть обсуждаемой проблемы, видел слабые места проведенного исследования. Вопросы, которые он ставил, я бы сказал, в непривычно резкой, обвинительной манере, нередко приводили диссертантов не только в смущение, но прямо-таки в какое-то замешательство. наверное, как я себе тогда представлял, у них складывалось впечатление, что это — все! Конец благополучной защите! Все пропало, полный провал! И приходилось Александру Николаевичу, когда было видно, что диссертанту совсем уж невмоготу, подниматься, выступать, давать свою оценку, поддерживая диссертанта. И те ощущения провала и замирания сердца, которые, очевидно, возникали при задаваемых им вопросах, сменялись особой радостью благополучного конца защиты.
Воспоминания, воспоминания.... Впервые я близко познакомился с Александром Николаевичем Васильевым сорок лет назад (в 1972 г.), когда готовился к защите своей кандидатской диссертации «Личность потерпевших и особенности их допроса по делам о половых преступлениях». Моя научная руководительница (я ее называл «шефиня») профессор Лидия Михайловна Карнеева работала раньше на следствии в Московской городской прокуратуре под началом Александра Николаевича. Потом, когда он стал заниматься научной деятельностью, они вместе разрабатывали проблему допроса. Итогом этой работы стала публикация в 1970 г. их совместной интересной, содержательной монографии «Тактика допроса при расследовании преступлений». Тема моего исследования была близка научным интересам профессора А.Н. Васильева, и он согласился стать официальным оппонентом на моей защите.
Вспоминаю его доброжелательность при встречах со мной — при передаче диссертации для ознакомления и при получении на нее отзыва. Да и отзыв был вполне корректным, доброжелательным. Правда, на защите не обошлось без курьеза. Александр Николаевич упрекнул меня за то, что я рекомендовал в некоторых ситуациях проводить повторный допрос потерпевших. А я в пику этому замечанию привел выдержку из его монографии, где он как раз пишет именно о подобной возможности. Такой пассаж с моей стороны, разумеется, вызвал
улыбку и оживление в зале. В те времена защиты диссертаций проходили не так, как сейчас — в полупустых небольших аудиториях, а в большом зале на 250—300 человек, в котором и свободных мест-то обычно оставалось мало. Участие в обсуждении корифеев юридической науки А.Н. Васильева, Л.М. Карнеевой, А.Р. Ратинова, Н.А. Селиванова, Г.М. Миньковского, А.А. Эйсмана и многих-многих других всегда было интересным и привлекало внимание. Неофициальным оппонентом выступил доктор юридических наук профессор Генрих Михайлович Миньковский, который заметил, что находится в более выгодном положении по сравнению с официальным оппонентом профессором А.Н. Васильевым, поскольку «диссертант не сможет, потому что не успеет оспорить сделанные мной замечания, сославшись на мои публикации». Сейчас я понимаю, что на защите тон моего выступления в этой части был не вполне корректным, и будь кто-либо другой на месте А.Н. Васильева, то обязательно бы на меня обиделся. Но Александр Николаевич был выше всех этих мелочей, никчемной людской суеты. Он хорошо разбирался в людях, всегда правильно оценивал ситуацию и несколько лет спустя в 1976 г., можно сказать, «за руку» привел меня на кафедру. И я благодарен судьбе, что именно так случилось: мне повезло и несколько лет я работал рядом с ним, под началом этого большого удивительного человека.
Блистательный «генерал» на поприще борьбы с преступностью, талантливый ученый, великолепный оратор, любящий студентов и любимый ими педагог — он всегда был впереди, побуждая других к творчеству!
Это был своеобразный человек, парадоксального ума, неожиданных поступков, уверенный, твердый в своих решениях. Сейчас представления о дактилоскопии и получении кем-либо из правоохранительных органов наших пальцевых отпечатков в определенной мере детерминированы существованием Закона о дактилоскопической регистрации. Но раньше-то пальцевые отпечатки отбирали только у преступников в целях уголовной регистрации. Официальный взгляд, общественное сознание до недавнего времени соотносили любые дактилоскопические манипуляции только с преследованием в уголовном порядке. В бытность свою, работая в Генеральной Прокуратуре СССр, Александр Николаевич выступал в качестве Государственного обвинителя от СССР на Токийском процессе. Япония в то время была зоной, подконтрольной американской администрации, и чтобы иметь возможность свободного передвижения по стране, надо было получить соответствующий пропуск. Американцы обусловливали его выдачу сдачей пальцевых отпечатков. Как вспоминал Александр Николаевич, даже ему, официальному представителю СССР, никаких скидок не могло быть сделано. Он понимал, что если американцам нужны будут его пальцевые отпечатки, то они легко могут их заполучить по следам, остающимся на бокалах и посуде во время встреч и приемов. Да и во-
преки официальному мнению он не видел в такой процедуре ничего предосудительного. Пропуск был получен и дал возможность А.Н. Васильеву более обстоятельно познакомиться с этой загадочной восточной страной.
Не без влияния Александра Николаевича сложилась и моя позиция по вопросу о дактилоскопической регистрации, которая, как показывали мой опыт и виктимологические исследования, должна была бы применяться более широко, а не только в качестве уголовной регистрации преступников. В мае 1994 г. в Московском Институте МВД России на научно-практической конференции, посвященной проблемам теории и практики борьбы с организованной преступностью в России, я выступил именно с таким предложением. Я говорил: «Большие территориальные пространства России, многочисленное население, интенсивные миграционные процессы, широкое распространение преступлений, совершаемых гастролерами, особые способы сокрытия убийств путем обезображивания трупов, их расчленения и т.п. убеждают в том, что процесс установления личности погибших может быть значительно облегчен при наличии более полного дактилоскопического учета». В моем выступлении обращалось внимание на крайнюю необходимость введения добровольной дактилоскопической регистрации населения и важность проведения мероприятий по убеждению граждан в ее целесообразности. Предлагалось также ввести обязательную регистрацию лиц, чья профессия связана с определенным риском: работников правоохранительных органов, спецподразделений, охранных отделений частных фирм, военных, лиц, получающих или получивших разрешение на ношение огнестрельного и газового оружия, а также пассажиров авиатранспорта. Проводить обязательную дактилоскопическую регистрацию предлагалось и в отношении бродяг, нищих, проституток, лиц, не имеющих постоянного местожительства, нелегально въехавших на территорию России, мигрантов и т.п.1 Мои предложения были внесены в проект президентской программы борьбы с организованной преступностью и в основном были учтены при разработке в соответствии с этой программой закона «О государственной дактилоскопической регистрации в Российской Федерации»2. Данный закон лично я воспринимаю как отражение взглядов А.Н. Васильева. Именно его мысли по данному вопросу послужили своеобразным толчком для моих предложений.
И еще. О А.Н. Васильеве складывались легенды. Можно сказать, Александр Николаевич был легендарной личностью. Одна из баек, которую рассказывали близко знавшие его люди, касалась обстоятельств
1 Актуальные проблемы теории и практики борьбы с организованной преступностью в России. Материалы науч.-практ. конф. (17-18 мая 1994 г.). Вып. 1. М., 1994. С. 157-161.
2 Собрание законодательства РФ. 1998. № 31. Ст. 3806.
его освобождения с поста Прокурора г. Москвы. Кто-то из недругов Васильева, подхалимов-карьеристов, «нашептал» главе государства Н.С.Хрущеву, сообщив ему о том, что у Александра Николаевича третья жена. Тогдашняя партийная идеология относилась к таким фактам резко отрицательно. И вот на очередном, традиционном докладе Прокурора г. Москвы о состоянии и мерах борьбы с преступностью Н.С.Хрущев неожиданно прерывает А.Н. Васильева и спрашивает его: «Скажите, а правда ли, что у Вас третья жена?». Естественно, за таким вопросом последовали и соответствующие, как принято тогда было говорить, «оргвыводы».
Это всего лишь один эпизод из жизни Александра Николаевича — эпизод, о котором он сам никогда не рассказывал. Как-то в одной из бесед с ним зашла речь о Н.С. Хрущеве, но он ушел от этой темы. По его короткой, уводящей в сторону от разговора реплике я понял, что он не хотел об этом вспоминать.
А дальше, после того как он ушел с практической работы, в его жизни были наука, руководство научно-исследовательскими коллективами, заведование кафедрой криминалистики юридического факультета МГУ, были мы — преподаватели и сотрудники кафедры, были его многочисленные ученики и аспиранты. В круг его общения вошли и те, с кем он раньше работал. Так сложилось, что многие из тех, кто был под его началом в прокуратуре, тоже стали заниматься научными исследованиями (А.Р. Ратинов, Л.М. Карнеева и др.). Выбрав научную стезю, Александр Николаевич большое внимание уделял развитию теоретических положений криминалистической науки, работе кафедры, подготовке кафедральных учебников и практикума.
Когда заглядываешь в прошлое, оно кажется окруженным неким романтическим ореолом, чуть-чуть завуалированным дымкой воспоминаний. И вот получается, что смотришь как бы со стороны, издалека. А при взгляде издалека все прошедшее видится все-таки не так, как оно представлялось раньше. Уходит наносное, второстепенное и чаще вспоминается хорошее..
Отмечая 110-летие со дня рождения А.Н. Васильева, вглядываясь в то время, когда он был с нами, перечитывая его труды, понимаешь, что он прожил большую и содержательную жизнь, он внес весомый вклад в развитие криминалистической науки.
Как говорят психологи, каждый человек — это целый мир, мир чувств, надежд, переживаний, свершенного и несостоявшегося, горьких дней и счастливых мгновений. И этот мир уходит, когда уходит человек. Нам остается от него лишь самая малость в виде книг, писем, фотографий и воспоминаний.
Память об Александре Николаевиче Васильеве в его многочисленных публикациях и монографиях о теории криминалистики, следственной тактике, планировании и следственных версиях, допросе,
воспроизведении показаний на месте, методике расследования преступлений. Память о А.Н. Васильеве — в воспоминаниях его соратников, коллег по работе, учеников и друзей. Память о нем в том образе, который сохранился у каждого из нас. Память об Александре Николаевиче в том, что мы помним о нем и не забываем то время, когда он был с нами!
Е.Е. Центров, доктор юридических наук, профессор кафедры криминалистики юридического факультета МГУ
