Научная статья на тему 'ВОСПОМИНАНИЯ КОНТР-АДМИРАЛА'

ВОСПОМИНАНИЯ КОНТР-АДМИРАЛА Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
62
19
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «ВОСПОМИНАНИЯ КОНТР-АДМИРАЛА»

ВОСПОМИНАНИЯ

КОНТР-АДМИРАЛА

С.В. ЕВДОКИМОВ

Последние испытания

ВО ВРЕМЯ революции по приказанию командующего флотом адмирала [А.В.] Колчака мы, офицеры, должны были посещать митинги, чтобы быть в курсе всех дел. Был образован народный суд, который назывался трибуналом. Председателем трибунала был избран младший писарь моего штаба матрос Шашков, сын священника, довольно приличный митинговый оратор, неглупый, но страшно жестокий зверь. В это время я командовал учебным отрядом Черноморского флота*, в отряде было около трех тысяч человек.

Был суд над контр-адмиралом Н.Г. Львовым, которому вменялось в вину, что он за пьянство посадил два года тому назад матроса в карцер на несколько суток, и этот матрос подал жалобу в трибунал. Вторым слушалось дело старшего лейтенанта Б.В. Вахтина, который плавал на линкоре «Князь Потемкин Таврический». В 1905 году во время бунта команды он был тяжело ранен, но бросился за борт, был спасен экипажем миноносца, позже поправился и продолжал службу. И вот через 12 лет его судил трибунал. Контр-адмирала Львова и старшего лейтенанта Вахтина приговорили к расстрелу. В ту же ночь их расстреляли во дворе севастопольской тюрьмы.

Суд происходил в Морском собрании, было очень много матросов и офицеров, но никто в эти дни убийств не мог ничего сделать, а председатель не давал никому слова.

Началось антирелигиозное течение. У меня в отряде был очень хороший священник, любимый командой, который часто читал лекции на интересующие ее темы. Приехали от Балтийского флота под видом матросов какие-то агитаторы, и началась травля духовенства. Был назначен митинг о вреде священника отряда. Выступали какие-то люди, переодетые в матросское платье. Потом говорил матрос Шашков (сын священника), он просто призывал к убийству нашего батюшки. После него говорил я, потом вновь он, и так по очереди несколько раз.

Команда была затерроризирована, так как уже были случаи убийства матросов. Стоял мороз, и дул довольно сильный ветер от норд-веста. К обеду сильно опоздали, и все замерзли. Видя, что еще не скоро кончится это сумасшествие, где три

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ

Окончание. Начало см.: Воен.-истор. журнал. 2006. № 3-7.

"Назначен командующим учебным отрядом Черноморского флота под брейд-вымпелом и представлен к производству в контрадмиралы 1 марта 1917 г. В августе 1917 г. произведен в контр-адмиралы. 5 ноября 1917 г. сдал командование учебным отрядом.

тысячи человек решают, убить ли священника, и говорят об этом, и спорят, я предложил: «Продолжить митинг завтра, а теперь идти обедать и греться». Все радостно согласились, а ночью я батюшку с надежными матросами отправил в Симферополь, и его дальнейшей судьбы не знаю.

Адмирал Колчак приказал командам всего флота собраться в цирке на митинг, так как война еще продолжалась, а экипаж эскадренного миноносца «Живой» отказался выйти в море, заявив, что их командир лейтенант А.М. Веселаго очень храбрый, и они боятся выходить в море под его командой. Адмирал решил прекратить это позорное поведение «Живого», заставить экипаж подчиниться и вообще поднять дух команд, который сильно пал под влиянием вечной пропаганды за прекращение войны.

Первым на митинге должен был говорить благочинный флота отец Георгий Спасский, большой оратор, глубоко верующий священник. Он хотел рассказать о чуде, которое произошло на фронте на его глазах, когда он служил в армии. Разведка сообщила нам, что было решено убить на этом митинге благочинного и командующего флотом. Все офицеры решили, взяв револьверы, быть поголовно на митинге и «дорого продать» жизни командующего, благочинного и свои. Цирк не смог вместить всего народа, и большая толпа стояла на Новосильцевой площади и около цирка. Весь народ был во взбудораженном состоянии. Отец Георгий несколько раз начинал говорить, но ему не давали, перебивая самыми грубыми выкриками и бранью. Наконец ему дали возможность начать говорить, и он быстро заинтересовал слушателей. Воцарилось глубокое молчание.

Он рассказал, что один солдат был тяжело ранен в ногу, причем дал подробные сведения о нем (имя, фамилию, полк, роту и полный адрес, если он уже ушел в запас). Дал эти сведения для того, чтобы любой мог проверить рассказ, написав ему самому и получив от него ответ. У солдата началась гангрена, которой была поражена вся нога. Болезнь быстро прогрессировала. Единственное спасение было в возможно быстрой ампутации ноги. На ампутацию солдат не соглашался, говоря врачам, что если господь захочет сохранить ему ногу и здоровье, чтобы он мог вырастить пятерых малолетних детей, то исцелит его. Врачи были уверены, что спасения нет, и попросили отца Георгия поговорить с раненым и убедить его в необходимости ампутации.

Батюшка рассказывал дальше: «Пришел я к больному, и только начал с ним разговор, как он мне сказал, что об этом не стоит говорить. "Давайте вместе помолимся лучше господу Иисусу Христу, и все будет хорошо", — сказал раненый. Мы с ним вместе горячо помолились, к вечеру он почувствовал себя лучше и очень скоро поправился». Рассказ батюшки произвел глубокое впечатление на всех слушателей. Батюшка кончил рассказывать и предложил пропеть гимн господу богу Иисусу Христу, шла пасхальная неделя. Весь цирк опустился на колени и со слезами на глазах, многие просто плакали, пропел три раза «Христос воскресе». Отца Георгия бе-

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ

режно вынесли из цирка на руках, и после него говорил командующий флотом. Он заклеймил позором поведение «Живого», призвал к подвигам и продолжению войны. Говорил он, как всегда, очень решительно и сильно, под бесконечные крики «ура». Команды попросили его повторить речь на площади около цирка, где стояла большая толпа. Он повторил сказанное в цирке. Под крики «ура» его донесли на руках до автомобиля, и он уехал.

Каждый день, прошедший благополучно для жизни, даже удивлял, что я еще жив. Было горько смотреть на все происходящее — жить не хотелось, сделать ничего было невозможно, все разваливалось.

В один из таких дней я съехал на берег и пришел домой. Вечером — звонок. «Ну, — думаем с женой,— дело кончено». Поцеловал жену и — готов. Входят матросы моего отряда и старший писарь школы Баренков. Баренков, извиняясь, докладывает мне, что они принесли нам с женой подложные паспорта. Я в них значусь как народный учитель учебного отряда, а жена как сестра милосердия, моя сожительница, и что завтра в Одессу идет пароход Русского общества пароходов и торговли «Цесаревич Георгий». На пароходе для нас будет готова каюта, около которой будут располагаться двадцать вооруженных матросов нашего отряда в качестве нашей охраны до Одессы. Мой отряд просит меня уйти из Севастополя, так как завтра меня могут убить, и отряд никак не сможет защитить меня. В списке офицеров-специалистов, подлежащих смерти, по их словам, я значился одним из первых. Сознавая, что сдерживать больше развал на Черноморском флоте и бороться с дикими постановлениями комитетов невозможно, мы с женой решили идти на «Георгии» в Одессу.

Матросы на пароходе делали вид, что меня не знают. Пароход нельзя было узнать, хотя раньше я командовал отрядом минных заградителей, в который входил и «Цесаревич Георгий», переделанный в минный заградитель. Масса вооруженных матросов, солдат, рабочих, и все это шло в Одессу и Николаев. Везде страшная грязь. По палубе ходили, как по ковру из окурков и шелухи от семечек. Почти все были полупьяные. Подходя к Одессе, прошли через минное заграждение, поставленное турками, которое ясно видела Ольга Матвеевна Тухолка, знаменитая ясновидящая.

Ошвартовались в Одесском порту, нужно было съезжать на берег и ехать на Садовую улицу, где у меня были дальние родственники. В порту и городе со всех сторон была слышна беспорядочная стрельба из винтовок и пулеметов. Почти нигде не было видно людей. Порт и город вымерли, не было никаких средств сообщения. Города мы совсем не знали. Наконец после долгих поисков мне удалось найти огромную платформу, запряженную белой лошадью, которая едва двигалась от истощения и тяжести. На козлах сидел мальчишка лет пятнадцати, который за большую сумму согласился довезти нас с нашими вещами. Поехали, со всех сторон свистят пули, лошадь едва идет. Оказывается,

гайдамаки, петлюровцы, махновцы ведут бой. Поминутно нас останавливают какие-то разъезды, патрули, часто в экзотических формах, опрашивают, требуют паспорта. Многие не умеют читать, и держат документы вверх ногами. Отпуская нас, часто приказывают поворачивать в противоположную сторону от нашего пути. Проехав так очень долго мы наконец попали на Садовую улицу к родственникам, которые оказались живы и даже не ранены. Господь опять сберег.

На другой день начался обстрел Одессы эскадренным броненосцем «Ростислав» и крейсером «Алмаз». Несколько дней мы не выходили из дома. Какие-то люди вместе с командой «Алмаза» зверствовали, убивали и мучили, особенно офицеров. Через несколько дней обстрел прекратился, и мы с женой решили выйти на улицу. На улице встретили трех матросов. Разойдясь с ними, я оглянулся и увидел, что матросы остановились и разговаривают между собой. «Ну все,— думаю, — узнали, пропал». Один из них быстро нагнал нас и, проходя мимо, сказал, чтобы мы шли домой, поскольку и в рогожке нас узнают. Я думал, что очень изменился, сбрив длинные усы и перестав брить голову. Пошли домой, надолго потеряв охоту гулять.

Отрядом транспортов командовал в Одессе капитан 1 ранга князь Ширинский-Шихматов. У него был флаг-офицер прапорщик Лотоц-кий, который, будучи прапорщиком армии, выдал себя за прапорщика по морской части. Капитан 1 ранга князь Ширинский-Шихматов получил бумагу от командующего армией, в которой просили арестовать прапорщика Ло-тоцкого и препроводить в его армию как подлежащего преданию полевому суду за мародерство и ограбление раненых и убитых. Очевидно, Лотоцкого об этом кто-то предупредил, так как до ареста он исчез.

Через некоторое время я получаю бумагу от украинского морского министра, который просит меня приехать в Киев для переговоров. Не зная совершенно, в чем дело, решаю ехать. По приезду застаю в морском штабе Украины нескольких морских офицеров, моих знакомых по делам суда чести, в котором лет десять я был членом суда и председателем. У начальника штаба капитана 2 ранга Семена Федоровича Овода спрашиваю морского министра. Он мне говорит, что товарищ морского министра прапорщик Лотоцкий просит меня раньше повидать его.

Иду к Лотоцкому. Он не предлагает мне даже сесть. Сажусь. Говорит мне: «Черноморский флот — украинский, и мы решили все броненосцы и крейсера переделать в торговые суда, так как нам нужен только подводный флот, а все суда будут возить грузы». Из этого разговора я сразу понял, что он осел, который ни о чем не имеет понятия. Он в свою очередь сразу понял, что мне все известно о нем. Так мы познакомились. Я его спросил, неужели меня пригласили из Одессы в Киев, чтобы слушать такую ерунду. Он сказал, что меня хочет видеть морской министр. Иду к морскому министру, который мне

МОЛОДЕЖНЫЙ ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ

Л

честно говорит: «Я подполковник пограничной стражи Жуковский и волею судеб попал в морские министры, но в морском деле я ничего не понимаю. Собрав о вас сведения, гетман и я решили просить вас быть у нас морским министром». Я сказал, что я как русский офицер не признаю отдельной Украины, а потому не считаю возможным принять предложение. Он пытался меня уговорить остаться у них служить на Украине начальником генерального штаба или кем я хочу. Но я от всех предложений отказался, повторив, что я русский офицер. Я ему все рассказал о Лотоцком: что он даже не по морской части прапорщик и, конечно, никуда не годится, а, кроме того, подлежит суду.

Приехал в Киев утром, дивная была погода, солнечная. Сказочная красота города и Днепра произвела на меня глубокое впечатление. Вечером уехал обратно в Одессу, так как чувствовал, что после разговоров с Лотоцким Киев мне не безопасен. По возвращении в Одессу ко мне пришел командир одесского порта капитан 2 ранга Василий Мануилович Озеров и показал мне две телеграммы, одна из которых с предложением выдать мне суточные и прогонные деньги была получена им от Жуковского. Вторая телеграмма была от Лотоц-кого. В ней он предлагал по моему возвращению арестовать меня и отправить на станцию Знаменка, где в это время всех офицеров расстреливали Петлюра и Муравьев. С Озеровым мы решили, что я некоторое время не буду выходить из дома, а он сообщит, что я не возвратился в Одессу.

Через некоторое время я был назначен начальником штаба вице-адмирала [А.Г.] Покровского, а позже, придя в штаб, узнал, что вице-адмирал Покровский признает Украину. Я сейчас же доложил ему, что не считаю себя начальником его штаба и больше не приду на службу.

В декабре 1918 года на улице встретил Ольгу Матвеевну Тухолку. Она меня спросила, что я делаю. Я ответил, что ничего не делаю, и рассказал о моем положении. Она мне сказала: «Через несколько дней вы получите письмо из Севастополя от командующего флотом, который будет вам предлагать хорошее адмиральское место. Соглашайтесь и поезжайте в Севастополь, все будет хорошо». Через несколько дней я действительно получил письмо от командующего флотом вице-адмирала [В.А.] Ка-нина, который мне предложил приехать в Севастополь и занять адмиральское место начальника службы связи Черного и Азовского морей. Я уехал в Севастополь. Это было в январе 1919 года. Через год генерал [П.Н.] Врангель вступил в командование Русской армией. Я остался начальником службы связи Черного и Азовского морей, штаб которой размещался на транспорте «Рион». После взрыва на «Рионе» бомбы, подложенной коммунистами, было много убитых и раненых. Затем мы пошли в Новороссийск. Через некоторое время возвратились в Севастополь.

В марте 1920 года я был назначен помощником начальника морского управления (товарищ морского министра).

Командуя флотом, вице-адмирал М.П. Саб-лин принужден был готовить флот к эвакуации. Много бессонных ночей провел он, составляя план эвакуации и распределяя людей со всего Крыма по судам флота и транспортам. Я был ближайшим помощником его и контр-адмирала В.В. Николя, начальника его штаба. Все мы трое работали очень много, чтобы суда были в состоянии ходить и были укомплектованы и снабжены всем необходимым. Очень трудно было с личным составом: специалистов не хватало, а добровольцы были очень неопытны. Обмундирования тоже не хватало. В это горячее время умер, перед самой эвакуацией, вице-адмирал М.П. Саблин, и мне пришлось вступить в командование флотом, что продолжалось очень недолго, так как на Черном море появился контр-адмирал М.А. Кедров, вслед за которым с помощью А.В. Криво-шеина пошли всякие интриги.

Утром, идя на службу, начальник штаба контрадмирал В.В. Николя и я узнали, что мы сняты с должностей, а назначены М.А. Кедров и контрадмирал К.А. Тихменев, а эскадрой командует контр-адмирал Михаил Андреевич Беренс. Новые начальники не были подготовлены сами. Кедров вступил в командование флотом, а я был 14 октября 1920 года назначен в распоряжение главнокомандующего Русской армией. У Кедрова не хватило мужества и в Цусиме на крейсере «Урал» вести себя прилично, и, будучи флигель-адъютантом его величества, он бросил царя. В Париже в первый день Пасхи на взаимных поздравлениях он просто сказал: «Если Сталин позовет, я пойду». Теперь одним из первых взял советский паспорт, но господь судил иначе и не допустил позора императорскому флоту — Кедров умер, не успев послужить [И.В.] Сталину.

20 октября 1920 года началась эвакуация, во время которой мы видели много ошибок, которых не было бы при вице-адмирале Саблине. Многие суда были перегружены людьми, а многие имели свободные места, и все расчеты покойного Саблина не были выполнены. Не бросил бы он миноносец «Живой» в такую свежую погоду на буксире без конвоя и охраны. Не судьба была эвакуировать Крым в порядке, разработанном им. Пришли новые люди, вступили в командование, не зная ни состояния судов, ни снабжения их, ни личного состава.

После очень бурного перехода из Севастополя в Константинополь вошли в Босфор, где застали полный штиль. Люди были потрясены красотой пролива и его берегов с белоснежными дворцами и домами, зеленью и лазурью вод пролива. После осмотра и карантина было разрешено съезжать на берег и устраиваться по способности. Но у нас с женой не было никакой валюты и вообще никаких денег, мы несколько дней не могли съехать на берег, но милейший Александр Драгомирович Черногорчиевич предложил мне сорок турецких лир взаимообразно, на которые нам удалось съехать с нашими визами и снять комнату.

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ

Состоя в распоряжении главнокомандующего, я был назначен директором полуказенного общества «Шхуна». В обществе было семь па-русно-моторных шхун, которые хорошо работали, перевозя грузы по побережью. Я был назначен от флота, а в обществе был еще директор, инженер А. Кокорев, который вел все дела общества до моего назначения. Вступив в исполнение обязанностей, я решил проверить кассу, отчетность и все дела общества. Накануне проверки инженер Кокорев скрылся со всей отчетностью и кассой. Потом мы узнали, что он уехал в Сербию, где на деньги общества создал кирпичный завод, который хорошо работал впоследствии.

Несмотря на все принятые меры, Кокорев не мог быть ни задержан, ни арестован, и наши юристы оказались бессильны. Правление общества осталось без копейки денег, при неуплаченном жаловании командам, при невозможности кормить матросов и покупать горючее. Положение было безвыходное, и главнокомандующий приказал ликвидировать общество, расплатившись со всеми. Пришлось продать шхуны с молотка за бесценок, так как греки и армяне, явившись на торги, устроили стачку, и мы едва-едва могли расплатиться.

При эвакуации удалось кое-что вывезти из вещей и, продавая эти пустяки, мы поселились на Бебеке у очень симпатичного турка, морского офицера Сеид-Капитана. Несмотря на то что французы были наши союзники, мы во Франции встретили самое неприязненное отношение к нам, русским вообще и беглым в особенности. Редко что-нибудь хорошее и сердечное удавалось услышать. Их хлеб, конечно, никто не ел, так как мы все очень тяжело работали.

В Турции, с которой мы были постоянно в войнах, мы встретили самое теплое к нам отношение народа, постоянное желание помочь нам и полное сочувствие. Когда я уходил от Сеид-Капитана, он мне сказал: «Если тебе будет плохо там, помни, мой дом — твой дом, и если вернешься, буду рад всегда».

Трогательно простившись с нашим хозяином, мы погрузились в Константинополе на пароход, снялись с якоря и пошли на Лемнос, в Гал-липоли и в Салоники, где перегрузились в теплушки и продолжали путь уже по сербской железной дороге. Разместились мы очень удобно, места было много.

Летом 1921 года со штабом главнокомандующего приехали в Сербию, в Сремские Карлов-цы. Поместили нас временно в городскую больницу, которая в это время пустовала после ремонта — больных в ней не было. Мы с женой нашли вскоре комнату в одной очень зажиточной сербской семье у Перо Клисарича, который ни за что не хотел брать с руссов денег за квартиру, что нас очень стесняло. Во дворе стоял маленький домик. Перо привел его в порядок и поселил в нем нас. Прожив некоторое время у него, мы решили переехать в платную комнату, так как не хотели жить даром. Вскоре нашли комнату у гробовщика Перо Лицидера.

Будучи беременной на седьмом месяце, жена простудилась и заболела воспалением легких и плевритом в очень тяжелой форме. Доктора — наш русский П.А. Плиценко, гинеколог, и сербский Масимович решили, чтобы спасти мать, пожертвовать ребенком и сделать искусственные роды. Девять суток жена была без сознания, когда же пришла в себя и узнала об этом , то и слышать ничего не хотела и решила или умереть вместе с ребенком, или вместе с ним жить. Господь милосердный услышал наши молитвы, спас ее и сына Михаила, который теперь — опора нам в нашем преклонном возрасте.

В Сремских Карловцах не было госпиталя, не было опытной акушерки и удобных условий для рождения ребенка. Пришлось переехать на время родов в Панчево, где был хорошо оборудованный госпиталь и грамотный медицинский персонал. Зинуша, придя в сознание, захотела исповедаться и причаститься. Я пригласил штабного священника отца Василия Виноградова, который ее исповедал и причастил. Очень горячо мы помолились, и произошло чудо — она больше не теряла сознание и начала поправляться. Врачи были удивлены такой переменой в течении ее болезни, но мы, верующие, отлично знали, что спаситель услышал ее и наши искренние молитвы.

Когда началось улучшение, доктора предписали усиленное питание, и вот этот дивной души человек, доктор Масимович, сказал об этом сербам, и нас начали буквально заваливать всякими продуктами: готовыми блюдами, жареной птицей, компотами и вареньями. Если отказывались, то обижались. Я просто не знал, куда девать все, что присылали и приносили, и по возможности тайно раздавал нашим наиболее нуждающимся. Когда жене стало значительно легче, я пошел всех благодарить и хотел заплатить в аптеке за лекарства, которые брал, и доктору Масимовичу. От всех услышал одно и то же, что они счастливы, что «ад-миралица оздравила», а доктор и аптекарь не взяли денег. Доктору мы сделали подарок.

Приехав в Панчево, мы нашли комнату, где в первый же день нас заели клопы, но другого помещения найти было невозможно. Через два дня вечером Зинуша моя родная почувствовала приближение родов, а жили мы довольно далеко от госпиталя, не имея никакого сообщения, кроме пешеходного. Пошли пешком, пережили массу волнений, так как по дороге уже почти начались роды. По прибытии в госпиталь, приблизительно через полчаса, сестра милосердия сообщила мне, что бог дал сына и что все благополучно. Я от радости чуть не задохнулся, наверное, чувствовал, какой родной друг будет наш сын. Вскоре Зину выписали из госпиталя, и мы поехали в Сремские Карловцы.

Приехали благополучно в Сремские Карлов-цы. Нас очень трогательно встретили, причем Миша получил в подарок от сербов полное приданое — от коляски до корыта и все необходимое белье и всякое обмундирование. Из-за того что, будучи в положении, жена перенесла такую тяжелую болезнь и была при смерти, сын родился слабым, малого веса и был подвержен всяким заболеваниям. Когда мы переехали во Францию,

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ

он уже подрос и был очень бойким мальчиком. У него совершенно отсутствовало чувство самосохранения, страха и осторожности. Из-за таких качеств он много серьезно болел, много раз был ранен: то он попадал ногой под косилку, то ему лошадь наступала на ногу, то он падал с дерева, то чуть не падал в колодец, то решал, что умеет уже плавать, и на байдарке уходил в море, не умея плавать. Вообще — обожал море. Это была его стихия. Он также участвовал во многих драках и был очень храбр.

Из-за частых и иногда очень серьезных его заболеваний и ранений жена никогда не была спокойна, всегда вылечивала его, выхаживала, проводя одному богу известно сколько бессонных ночей у кроватки больного сына, не щадя себя.

До 1925 года я состоял в штабе главнокомандующего Русской армией генерала П.Н. Врангеля. По расформировании штаба я уехал с семьей из Югославии в Париж. Имея хорошие аттестации и рекомендации, рассчитывал поступить во французский флот, но во Франции встретил самое неприязненное отношение к иностранцам вообще и к белым русским в частности. Поступить на флот мне не удалось. Зная малярное и столярное дело, я начал работать маляром, затем поступил на завод Ситроена столяром, но потом потребовали, чтобы столяр имел свои инструменты. Не имея возможности их купить, перешел на работу ночным сторожем в гараж. В свободное время стал готовиться к экзамену на шофера такси.

Экзамен на шофера такси довольно трудный, нужно знать тысячу улиц — от какой какая начинается, где кончается, все площади, госпитали, дома умалишенных, церкви, театры, гостиницы, кабаре, кафешантаны и кратчайшие пути, откуда бы такси ни взяли. Все свободное время, когда удавалось, я зубрил. Кроме того, надо было знать все правила езды и управления машиной. Экзамен я выдержал, но города совершенно не знал, так как на работу ездил на метро под землей, а в городе за неимением времени почти не бывал и на первый взгляд ничего не знал. Если не удавалось заранее на углу прочесть название улицы, то я не мог повернуть вовремя в толпе машин. Конечно, клиенты довольно резко выражали свое неудовольствие, а я глубоко чувствовал свою беспомощность и решал каждый день бросить такси, а завтра отправляться искать работу электротехника, маляра или столяра. Но абсолютно не имея денег, с женой и малолетним сыном на руках, к утру я решал, что нельзя терять время на поиски работы, и так мучаясь, я постепенно привык к ругани клиентов и полиции. Вначале очень мало зарабатывал, так как отказывался от чаевых. Но потом увидел, что без них нельзя окупить расходы по машине и что-то заработать. Вскоре я был рад каждому заработанному сантиму. Итак, перенеся много тяжелого и неприятного, я стал настоящим извозчиком, проработав в парижском такси 12 лет.

Публикация В.А. ГУРКОВСКОГО

•НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ИНФОРМАЦИЯ

НОВЫЙ УРОВЕНЬ ВОЕННО-МЕМОРИАЛЬНОЙ РАБОТЫ

В СООТВЕТСТВИИ с Указом Президента РФ от 22 января 2006 года «Вопросы увековечения памяти погибших при защите Отечества» и решениями ХХ и XXI заседаний РОК «Победа» в Министерстве обороны России развернута соответствующая работа.

Для информирования СМИ о проводимой работе начальник Тыла Вооруженных сил РФ — заместитель министра обороны РФ генерал армии В.И. Исаков провел брифинг по вопросам активизации военно-мемориальной работы в России и за рубежом. В ходе его были представлены документы, цифровые данные и проекты электронных версий архивов, характеризующие состояние и перспективы поисковой и военно-мемориальной работы.

Как подчеркнул генерал армии В.И. Исаков, для успешной реализации указа под эгидой Комитета Государственной думы по делам ветеранов создана межведомственная рабочая группа, в состав которой вошли депутаты Государственной думы, представители федеральных органов исполнительной власти и общественных организаций. Первым результатом совместной деятельности стал проект «Народная память», являющийся продолжением интернет-сайта «Победители.ру». Автором идеи создания проекта нового сайта «Народная память» является депутат Государственной думы О.Ю. Селиверстова.

Подготовлен также проект закона РФ «О внесении изменений в статью 10 Закона Российской Федерации "Об увековечении памяти погибших при защите Отечества"». Изменения заключаются в наделении Президента РФ полномочиями по руководству работой по увековечению памяти погибших при защите Отечества (ранее работой руководило Правительство РФ). Кроме того, подготовлены проекты нормативных актов по созданию представительств Минобороны России в иностранных государствах для организации и ведения военно-мемориальной работы. Вопрос об их открытии нашел поддержку как в МИДе России, так и у послов России в Китае, ФРГ, Литве, Латвии, Чехии, Словакии, Венгрии, Польше, а также одобрен на очередном заседании рабочей группы РОК «Победа».

В целях успешного решения задач поисковой работы в Минобороны РФ ведется формирование отдельного специального поискового батальона численностью 300 человек за счет частей Московского и Ленинградского военных округов: место дислокации — поселок Мга Ленинградской области; район полевых работ — Невский «пятачок» и Синявинские высоты. Решается вопрос об участии в специальной подготовке батальона представителей из аналогичной структуры Минобороны Республики Беларусь.

В настоящее время Военно-мемориальным центром (ВМЦ) ВС РФ развернута активная работа по созданию обобщенного компьютерного банка данных, содержащего информацию о погибших и пропавших без вести защитниках Отечества периода Великой Отечественной войны и послевоенных конфликтов. Общий объем документов, находящихся на хранении Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ) — свыше 31 700 дел, в каждом из которых содержится информация на 2—2,5 тыс. лиц. В ЦАМО РФ создана рабочая группа, которая осуществляет ввод информации из боевых донесений о потерях. На сегодняшний день в банк внесено более 20 тыс. записей с персональной информацией о погибших военнослужащих, так называемых карточек погибших воинов.

В целях уточнения имен погибших воинов в стране и за рубежом организована паспортизация воинских захоронений. ВМЦ начата работа по вводу в банк информации из картотеки паспортов современных мест захоронений (общий объем свыше 30 тыс. современных мест захоронений и списков захороненных в них порядка 7 млн. человек). Прорабатывается возможность привлечения для проведения этой работы специализированных организаций, имеющих возможность автоматизированного ввода информации, например таких, как корпорация «Электронный архив».

Для предоставления возможности широкого доступа общественности к банку данных совместно с Комитетом по делам ветеранов Государственной думы ведется работа по наполнению информацией проекта сайта «Народная память», представленного присутствовавшим на брифинге.

Полковник А.В. КОЛПАКОВ

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.