CC BY
89Ольга Владимировна СОКОЛОВСКАЯ
Русско-японская война 1904-1905 гг. и её герои в Греции*
О русско-японской войне написано немало научных и научно-популярных книг, особенно в последние годы, когда вновь вырос интерес к истории российского флота1. О героях войны, русских морских офицерах, отдельные работы появились лишь в последнее десятилетие. Так, имя одного из наших героев, М.С. Рощаковского, встречалось ранее лишь в художественной литературе о русско-японской войне, например, в романе А.С. Новикова-Прибоя «Цусима», который сам Ро-щаковский считал примитивным, а также в книге воспоминаний советского писателя Л.Э. Разгона (1908—1999), который оказался в одной камере с Рощаковским в ГУЛАГе2. Воспоминания, написанные Л.Э. Разгоном в очень пожилом возрасте, грешат ошибками, домыслами о царской семье, но, при этом, о самом Рощаковском Разгон пишет с нескрываемым восхищением. В последнее время забытое имя почти одновременно привлекло морских историков. Норвежский историк Бьорн Братбак посвятил ему целую монографию3, в которой впервые были использованы документы из семейных архивов потомков М.С. Рощаковского, проживающих в Норвегии, а в книге писателя-мариниста капитана 1-го ранга В.В. Шигина «Последние герои империи»4, вышедшей в 2013 г., целая глава называется: «Этот неугомонный Рощаковский», но повторяет многие сведения из книги Бьерна Братака. Интересны сведения, которые Шигин приводит о советском периоде жизни нашего героя. Во всех перечисленных работах практически отсутствуют сведения о молодом Рощаковском: они скупы или ошибочны. При этом авторы приводят одни и те же сведения о том, что он обучался
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект 15-01-00145а.
20^ ^^^^^^^ОО^ООООООС^ОООООООСО О.В. Соколовская оооооо<х>ос<><х><х^
в Морском кадетском корпусе с великим князем Кириллом Владимировичем и «поддерживал хорошие отношения с великой княгиней Ольгой, ставшей позднее королевой Греции». Известно, что великие князья обучались дома по программе Морского корпуса, а Ольга Константиновна была на 25 лет старше Рощаковского и в период его учебы в Морском корпусе в 1890-х годах уже 30 лет как была королевой эллинов. Они познакомились в Греции, и с тех пор Рощаковский стал любимцем королевы и последних Романовых. О М.Ю. Гаршине имеются отдельные сведения в наших работах5. В данной статье использованы неизвестные ранее документальные материалы из Российского государственного архива военно-морского флота (далее — РГАВМФ) и Государственного архива Российской Федерации (далее — ГАРФ), которые позволяют пролить свет на неизвестные факты биографии наших героев.
С конца XIX в. основное внимание европейской внешней политики было на время перенесено со Средиземного моря (с Балканского полуострова) на Дальний Восток. Россия собиралась встать твердой ногой на побережье Великого океана, хотя выполнение этой задачи упиралось в неблагоприятные экономические и политические обстоятельства. Главным соперником России становилась все более укреплявшаяся империя Микадо, которая к 1903 г. успешно завершила программу усиления флота и армии. В противовес этому император Николай II утвердил план постепенного усиления Тихоокеанской эскадры; Россия приступила к перестройке Порт-Артура, но в целом страна оказалась слабо подготовленной к неотвратимой войне с Японией. Агрессивную политику Японии в отношении России поддерживали Великобритания (которая исполняла заказы на постройку кораблей и снабжала японцев вооружением и топливом) и Америка, стремившаяся ослабить Российскую империю где бы то ни было; Китай также относился более благожелательно к Японии, чем к России.
Военные действия японцев застигли русскую Тихоокеанскую эскадру врасплох: 24 января 1904 г. Япония объявила о разрыве дипломатических отношений с Россией, в тот же день захватила несколько российских торговых судов, а через два
дня, без формального объявления войны, произвела успешную минную атаку нашей эскадры на Порт-Артурском рейде6. Затем, в ночь с 26 на 27 января 1904 г., японцы напали на крейсеры «Варяг» (командир капитан 1-го ранга В.Д. Руднев) и «Кореец» (командир капитан 2-го ранга Г.П. Беляев), которые находились в Чемульпо в распоряжении российского посланника в Корее в качестве стационеров и не выходили из порта. Несмотря на то, что атака была неожиданной, поскольку связь с Порт-Артуром была прервана (японцами), командиры крейсеров приняли вызов японцев выйти в море и вступили в неравный бой утром 27 января, который продлился всего 20 минут. Он был очень кровопролитным для «Варяга», потерявшего более 500 человек убитыми и ранеными, после чего личный состав принял решение вернуться в гавань и затопил свой корабль. Командир и офицеры «Корейца», поняв, что бой проигран, взорвали свою лодку. Экипажи обоих судов были спасены иностранными стационерами, стоявшими в Чемульпо7. Подвиг «Варяга» и «Корейца» был воспет в стихах и песнях, звучащих до сих пор.
Контр-адмирал С.О. Макаров, назначенный командующий Тихоокеанским флотом, неоднократно предупреждал об опасности пребывания русского флота на открытом рейде Порт-Артура, и его худшие опасения оправдывались. Начавшиеся действия японцев в Порт-Артуре сначала сводились лишь к морским операциям, но летом 1904 г. японские войска на Ляодунском полуострове перешли к длительной осаде русского порта, которая закончилась его капитуляцией, подписанной 20 декабря 1904 г., т. е. после 328 дней героической обороны. Россия потеряла 153 офицера, 6481 нижних чинов убитыми и около 4 тыс. умершими от болезней, а ранеными и без вести пропавшими считались 24 146 человек8.
«У нас в Афинах, — вспоминал 2-й секретарь российской дипломатической миссии Ю. Я. Соловьев, — война проявилась прохождением на Дальний Восток русских военных судов, которые неизменно посещала королева Ольга Константиновна ... Почти половина офицеров, с которыми я познакомился и отчасти подружился в Афинах, погибла в Желтом или Японском
20^ О.В. Соколовская оооооо<х>ос<><х><х>о^^
морях, под Порт-Артуром или Цусимой»9. Новости о начавшейся русско-японской войне в Греции в то время, даже в королевском дворце, узнавали в основном из иностранных газет. «Боже! Как больно и как великолепно дело «Варяга» и «Корейца» в Чемульпо!! Если иностранные вести верны, то они шли в бой двое против 14, расцветившись флагами и играя «Боже Царя храни». Я знаю командиров — оба милые, симпатичные; убитые и раненные мичманы совсем дети!» — писала Ольга Константиновна брату, великому князю Константину Конс-тантиновичу10. Греческая королева опасалась, что ей придется отпустить обратно в Россию главного врача и сестер из недавно построенного в Пирее Русского военно-морского госпиталя. Но врачи остались, а русский госпиталь вскоре принял на лечение раненных моряков, участников и героев русско-японской войны.
Сама королева возглавила сбор вещей для российского Красного Креста и отсылку их в Петербург в Мраморный дворец. «Я все время думаю о моряках и о войске и молюсь — ... как тяжело!!! — писала она. — Столько чувствуешь в себе запаса любви, которую нельзя излить.»11. Русские моряки, служившие в это время на судах в греческих водах, также принимали посильное участие в сборе пожертвований. «Третьего дня мы отправили 50 ящиков в Мраморный для Красного Креста; в одном вещи (теплые) от команды канонерской лодки «Кубанец» — «ангелы» сложились, купили вещи и просили меня послать их, а четыре ящика заключают наше скромное приношение; теперь мы все только вяжем теплые вещи, пока не узнаем из Красного Креста, что именно посылать; я вяжу колпак за колпаком, пот[ому что] они оказались практичными — я получила из Порт-Артура письмо от сигнальщиков штаба наместника12 и благодарности за колпаки»13. Вскоре пришло сообщение из России, что все присланные из Греции вещи для раненых одобрены.
После трагических событий первых месяцев войны отношение греков к единоверной стране резко переменилось. Ольга писала брату, что «здесь относятся сочувственно к России — наконец-то!!!». По всей стране служили молебны о даровании победы России. Греческий Красный Крест передал королеве
17 тыс. драхм для русского Красного Креста, и она закупила и отправила в Петербург много полезных вещей, начав «с полного комплекта для 100 кроватей»14.
Интерес греческой королевы и русской колонии в Афинах к деталям происходящего на Дальнем Востоке не был праздным, ведь они знали большинство морских офицеров, сражавшихся теперь с японцами, еще по их службе в Отдельных отрядах судов Средиземного моря, часто заходивших в греческие порты и неоднократно бывавших в Афинах. «Опять бомбардировка Порт-Артура 26-го февраля и стычка миноносцев; миноносец «Властный», моего экипажа (12-го флотского экипажа ее величества королевы Эллинов. — О. С.), отличился, потопив японский миноносец, а «Сторожевой» погиб; ... уцелевший экипаж взят в плен!!! Боже мой! Как-то японцы обращаются с нашими пленными? Вероятно, хорошо — как ты думаешь? — спрашивала Ольга Константиновна брата. - Нашел ли ты маленького Руднева?15 Если б я только могла видеть его отца и команду «Варяга» и «Корейца», когда они будут в Средиземном море на пути в Россию; подумай, если б государь прислал сюда пожалованные всем им Георгиевские кресты и поручил мне раздать их . Ты знаешь, что «Дмитрий Донской», «Ослябя», «Аврора» и много миноносцев вернулись из Джибути и стоят в Суде — говорят, что они возвращаются в Россию; 3 маленьких миноносца, кажется, останутся здесь — а четвертый — № 221 потонул недалеко от Крита, и слава Богу, что еще удалось спасти всех людей! Эти миноносцы построены не для бурной погоды в открытом море»16.
Королева целыми днями читала газеты и страшно волновалась при описании подвигов русских моряков. «Что они за молодцы, я ими горжусь и благоговею перед их мужеством, и вместе с тем сердце замирает и болит "при каждой новой жертве боя"». Погиб лейтенант Сергеев, которого королева хорошо знала по его службе на броненосце «Император Николай I» в 1903 г. Восхищение вызывали матросы, «которые потопили «Стерегущий», взятый японцами на буксир»: «Вот подвиг! Самим погибнуть такой ужасной смертью, только чтоб не отдать свое судно в руки врага!»17
Отряд судов под командованием контр-адмирала Р.Н. Ви-рена18 ушел на Дальний Восток, а в греческих водах остались миноносцы № 212, № 213 и № 222, которые стояли в разных портах, чтоб не привлекать внимания, особенно, как писала Ольга, «со стороны господ англичан — пакостников»19. В конце ноября 1904 г. Р.Н. Вирен был ранен; после взятия Порт-Артура японцами в декабре 1904 г. он разделил участь его защитников и добровольно пошел с ними в плен, как генерал-лейтенант Смирнов, капитан 1 ранга Н.О. Эссен и многие другие офицеры. В плену он был почти год и вернулся на службу в ноябре 1905 г.
Вскоре пришло известие, потрясшее всех, о гибели броненосца «Петропавловск». Ольга Константиновна писала: «Бедная наша матушка Россия! . Сегодня утром Вилли (король Греции Георг I. — О. С.) получил телеграмму от Минни (вдовствующей императрицы. — О. С.), что погиб Макаров, на которого возлагалось столько надежд, и все, кроме Кирилла20, командира, 6-ти офицеров да матроса и что все более или менее раненые. Их приблизительно 700 человек, спасено 40! Вот ужас!!! Потеря Макарова, право, незаменима! Теперь японцы на время полные хозяева моря. Милый С[тепан] Осип[ович] Макаров — я его очень любила; папа его очень ценил, он был молодец — живой, предприимчивый, работящий и очень симпатичный. Боюсь, что с ним погиб и Молас21, чудный человек и всеми любимый!»22.
По просьбе Ольги Константиновны ей привезли списки офицеров, находившихся в Тихом океане, по которым она отыскивала тех, кто погиб, а кто спасен. «Адмирал Молас, капитан Васильев, много других, лучших наших офицеров — страшно жаль! — сокрушалась королева. — Вот скорбь по всей России!!! Вчера я была на лодке «Кубанец», и мы там отслужили первую панихиду . Я так плакала, что у меня сегодня отвратительная рожа; один офицер, Акимов, потерял брата. Я душевно радуюсь за родителей и Елену23, что Кирилл спасен, но что касается общего дела, России, то потеря Кирилла ничего не значила бы в сравнении с потерей Макарова, Моласа, Васильева и многих других!»24. В следующем письме королева
спрашивала брата: «Не странно ли что Кирилл возвращается [...] А что делают другие, да тяжело раненные? Если б только великие князья понимали, что, им-то именно, не следует пользоваться исключениями ... Маленький мичман (видимо, М.С. Рощаковский. — О. С.) мне говорил, как вообще великие князья усиливают недовольство на Руси своим поведением, начиная с Алексея (великого князя Алексея Александровича, руководившего флотом. — О. С.) [...] это грустно, но я думаю, что он прав»25.
Королева особенно восхищалась поведением на войне матросов. «Вообще — это такой подвиг, какого выше не может быть! И это простые мужики, которые так понимают, так охраняют честь родины! Этим-то наша матушка Россия и сильна! Вчера я читала в «Le Maten» описание всего дела в Чемульпо, описывает его корреспондент со слов наших офицеров с «Australie» и видно, что он сам преисполнен восторга. Воображаю, что у вас деется сегодня при встрече команды «Варяга» и «Корейца» — я всей душой там с вами [...] мне ужасно жаль, что я не могу присутствовать при этой встрече!!! Только бы Ники (Николай II. — О. С.) дал всем офицерам «Корейца» Георгиевские кресты — ведь они не виноваты, что вернулись целы из боя [...] Я не очень люблю слово «герой» — оно иностранное, не сложившееся из русских понятий — русский «герой», прежде всего, исполнитель того, что он считает своим долгом, а что он ставит этот долг очень высоко, это уже прямо свойство русского человека и его совсем особенной любви к родине — стоять за родину, то же, что стоять за Бога — недаром в русских понятиях Бог, Царь и Отечество нераздельны»26. «Не могу описать моей радости, — писала королева, — узнав, что офицеры «Корейца» тоже получили Георгиевские кресты — именно то, что я так желала»27.
Одним из просчетов русского правительства накануне войны был отказ от покупки военных судов в Аргентине или Чили, которые успели заказать и построить новейшие корабли, но после подписания между ними мирного соглашения, решили от них избавиться и делали выгодные предложения России. Ю.Я. Соловьев рассказывал в своих «Воспоминаниях дипло-
21^ О.В. Соколовская 000000<х>0с<><х><х>0^^
мата» о «необыкновенной афере, затеянной из Петербурга в Греции», связанной с флотом. «Во время войны как японцы, так и мы старались пополнить свои силы покупкой военных судов за границей. Японцы купили два крейсера в Аргентине, а мы в свою очередь делали всё возможное, чтобы приобрести несколько судов в Чили. Зимой 1904—1905 г. в Афинах появились два секретных агента: морского министерства и Главного управления по делам торгового мореплавания и портов. В то время во главе морского ведомства стоял великий князь Алексей Александрович, а во главе Главного управления по делам торгового мореплавания и портов — великий князь Александр Михайлович. Оба старались склонить греческое правительство, притом путем подкупа отдельных лиц, к предоставлению греческого флага купленному нами у чилийцев флоту, так как после объявления войны Греция не сделала заявления о нейтралитете. Комбинация состояла в том, чтобы чилийские суда после покупки их нами перешли бы временно под греческий флаг и лишь затем были включены в состав нашего флота». Они хотели разрешить эту сложную комбинацию путем секретных переговоров с королем Георгом I или с главой его кабинета, «но окружавшим обоих "морских" великих князей дельцам подобный подход не сулил бы никаких выгод». Поэтому был выбран окольный путь через секретных агентов. Миссии в Афинах была прислана телеграмма, из которой было понятно, что никто в Петербурге не хотел противодействовать великим князьям, но «предлагали содействовать обеим группам дельцов, но скрывая их переговоры друг от друга». «Как ни серьезно было само по себе задание, — пишет Соловьев, — но манера его выполнения носила характер настоящего фарса». Между прочим, главным действующим лицом в Афинах стал некий греческий банкир Георгиадис. Он вел переговоры с обеими группами, обещая им даже смену министерства. Это будто бы должно было облегчить осуществление шаткого плана «покупки греческого флага». Положение миссии в этом деле было двусмысленно. Соловьев вспоминал: «У нас не было инструкции из Петербурга взять дело в свои руки, мы должны были оставаться лишь передатчиками фантастических шифрованных телеграмм, посылаемых
великокняжескими агентами. Последние давали грекам совершенно необыкновенные обещания, например, уступали им находившийся еще в международной оккупации Крит и даже Македонию». Соловьеву запомнился его разговор на площади перед королевским дворцом с помощником российского морского агента в Константинополе, прибывшим на подмогу секретным агентам. «Указывая на стоявшую перед дворцом карету первого министра Т. Делияниса, он выражал надежду на то, что декрет о предоставлении флага будет подписан, и телеграмма об этом пойдет в Сантьяго (столицу Чили) своевременно. Это было-де необходимо, так как в этот день распускалась палата, а без нее продажа флота не могла состояться. Наш моряк учитывал даже и то обстоятельство, что в Афинах в этот момент было одиннадцать часов утра, а в Сантьяго — только три часа пополуночи. Дело, конечно, кончилось ничем, но на нем нажилось несколько человек, в том числе и упомянутый выше банкир Георгиадис. Я встретил его на пароходе при моем отъезде из Афин в Черногорию, и он признался мне, что ему было выплачено предварительно за будущие услуги 400 тысяч драхм. Как бы то ни было, греки не пошли на эту фантастическую комбинацию, но они соблюдали в течение всей войны благоприятный для нас нейтралитет. Вернее говоря, они для нашего удобства не сохраняли никакого нейтралитета. Русские военные суда стояли в Пирее без ограничения времени. Это было облегчено полным отсутствием дипломатических сношений между Японией и Грецией, где в то время дальневосточные страны вовсе не были представлены»28.
Стратегической ошибкой русского командования впоследствии было признано и то, что перед войной с Японией флот оказался сосредоточен не в Тихом океане, а разбросан29. Но постепенно военно-морские суда, в том числе стоявшие в Греции и на Крите, были перенаправлены на Дальний Восток. Многие моряки добровольно уходили со службы в теплых и спокойных морях на войну. Одним из них был командир миноносца № 222, стоявшего в критских водах, А.М. Веселаго, который отправлялся на войну флагманским штурманом. Ольга описывала трогательную сцену прощания: «Мы долго разго-
варивали, конечно, всё только о том, что делается на Дальнем Востоке, потом я сказала ему: «Вот вам маленький образок», но я не знаю, слышал ли он это, пот[ому что] в ту же минуту он стал на колени и сказал: «Благословите меня», что я и сделала этим образочком; я страшно волновалась; уходя он еще раз оглянулся и сказал «До свиданья!», и это меня так и кольнуло в сердце; я ответила: «До свиданья, до свиданья, храни вас Бог!» и горько расплакалась, когда он ушел»30.
После очередного боя в Порт-Артуре 18 апреля 1904 г. Ольга послала за русским военным агентом И.А. Хольмсеном31, который по картам объяснял ей все военные действия, более или менее вероятный план компании и т. д., но вскоре и он уехал на войну32. С замиранием сердца в эти дни в Афинах читали приходящие телеграммы, поскольку все были в ожидании большого сражения. Даже старший сын королевы переживал за русские крейсеры. Так, «Богатырь» встал на мель, а на нем служил сын самой близкой подруги Ольги В.В. Бутаковой — Александр (Сашик) Бутаков, а командиром — Афанасий Стеман, также хороший знакомый королевы33. Переживали за контр-адмирала В.К. Витгефта, который, по словам Ольги, был «милый, добрый, хороший человек, нечаянно очутился там начальником в такое трудное время». Это были издержки закона о морском цензе, когда даже морским чиновникам для получения пенсии необходимо было какое-то время послужить на боевом корабле. Писала Ольга и о Н.Л. Кладо34, который также был отправлен на войну; и, хотя она не сомневалась, что он там будет полезен, «потому что он не Кладо, а Клад», но все-таки считала, что «такими людьми жалко рисковать»35, ведь Николай Лаврентьевич Кладо был выдающимся теоретиком русского флота, профессором Морского корпуса, Николаевской морской и Инженерной академий, да еще моряком-писателем.
Конечно, никто не чувствовал так тонко морского человека, как королева Ольга. Вот пример. «Вчера я видела одного из офицеров «Корейца» лейтенанта Левицкого, присланного сюда командовать миноносцем № 222; я была очень взволнована и радовалась непомерно, что наконец увижу одного из молодцов боя Чемульпо; он у меня сидел чуть ли не два часа и мно-
го рассказывал, и очень красноречиво говорил. [...] Высокий, красивый, но чем более я вспоминаю его рассказы и вообще наш разговор, тем более мне становится ясно, что мне все время слышалась какая-то нотка, которая мне приходилась не по душе; он не тот тип простого моряка, как я люблю, - он делает впечатление салонного моряка, хотя он самый боевой, т. к. до Чемульпо он уже воевал в Китае и получил ордена и медали. Нет, но то, что мне было прямо неприятно, - это его отзывы о команде. На мой вопрос о матросах, т. к. я хотела слышать о них, в полной уверенности, что он будет мне с умилением о них рассказывать, он мне сказал, что глядя на них во время боя, он подумал: «Вот они какие, я их до сих пор не знал!» Потом они пришли в Сайгон и там, проникнувшись сознанием (!) своего «героизма», избалованные приемом, лаской и угощениями французов, они стали пьянствовать и безобразничать! Тут он подумал: «Нет, вот теперь они такие, какие есть, а во время боя они мне втирали очки!» Я возмущалась, но ничего не возражала, хотя внутренне сознавала всю исковерканность его умозаключений. Матросы пьют, буянят, безобразничают, пот[ому что] такие люди, как Л[евицкий] не умеют с ними обращаться, не умеют заслужить их доверия, чтоб повлиять на них, воспитать их настолько, чтоб они поняли, что так вести себя не хорошо; но отчего те же люди идут в бой, не моргнув, не щадят своей жизни и проливают кровь свою до последней капли за то, что есть самое отвлеченное, самое возвышенное и святое - за свой долг, за Бога, царя и родину — и кто им внушает это? Уже, вероятно, не Л[евицкий] и не такие, как он. Офицеры очень храбры, но у иных, по моему пониманию, храбрость выработанная, воспитанная, сознательная, а у солдат и матросов она стихийная; это такое чувство, которое с ними рождается на свет и которое вытекает из многих веков народного существования (как бы «атавизм»), — русская мощь! «Будь верен даже до смерти и дам тебе венец жизни.» — вот что воплощает наш народ, а что он пьет и буянит, это, конечно, нехорошо [...] Господин Л[евицкий] со своей благовоспитанностью, геройством, орденами, вероятно, никогда не думал, что он может чему-нибудь научиться от этих «серых» и часто пьяных матросов. [...] Впро-
чем, всё это не умаляет личного достоинства [Левицкого] (пока он не трогает моих «ангелов»)»36.
Узнав о гибели «Полтавы» и других русских кораблей, Ольга Константиновна писала: «Милые, милые эти суда, кот[орые] больше не существуют. [...] Я их всех знала, все они были у нас, о каждом хорошие воспоминания»37.
Королева очень волновалась за своего любимца, лейтенанта М.С. Рощаковского, с которым познакомилась в госпитале в Афинах в 1899 г. и помогла ему вылечиться от туберкулеза. Она поддерживала постоянную переписку с ним и знала, что накануне войны его бросила невеста. «Он такой несчастный и рад будет смерти — я уверена, что он будет находиться в самых опасных местах»38. Ольга Константиновна не ошибалась: на войне он проявил неподдельный героизм. В трагический для русского флота день — 31 марта (13 апреля) 1904 г., когда недалеко от Порт-Артура взорвался эскадренный броненосец «Петропавловск», на котором погибла большая часть команды и 55-летний командующий флотом вице-адмирал С.О. Макаров (который незадолго до этого отметил храбрость и ум молодого офицера), именно М. Рощаковский, командуя гребным катером, вытащил из воды и спас 18 моряков с броненосца, в том числе великого князя Кирилла Владимировича, когда тот уже захлебывался. Рощаковский нашел и поднял шинель Макарова. Но свой главный подвиг он совершил, командуя миноносцем «Решительный» Порт-Артурской эскадры (за свою юркость миноноски называли «ласточками войны»). По указанию контрадмирала В.К. Витгефта39, который стал командующим Тихоокеанской эскадрой после гибели С.О. Макарова, он должен был прорвать японскую блокаду, прибыть в китайский порт Чифу, доставить секретную депешу русскому консулу, а затем разоружиться. Всё было проделано по плану. Но японцы, поправ все морские законы, ночью атаковали в нейтральном порту разоруженное китайцами судно. Поняв обман, Рощаковский отдал приказ команде вступить в рукопашный бой и взорвать миноносец. Силы были неравны, и вскоре все оказались в воде и еле доплыли до берега. Рощаковский пытался безуспешно спастись на китайской джонке, но ему, раненному в бедро, при-
шлось вплавь добираться до берега. Из 57 человек команды не досчитались лишь двоих. Никто из них не знал, что к этому моменту корабли нашей эскадры так и не прорвались во Владивосток, а посылавший Рощаковского в Чифу контр-адмирал Витгефт погиб. Европейцы, проживавшие в Чифу, восхищались храбростью русского командира миноносца и его команды и сделали его всемирно известным героем, который повернул общественное мнение Европы в сторону России. Едва залечив рану, Рощаковский через Америку вернулся в Россию, где его весьма холодно встретил вице-адмирал А.А. Бирилёв, ставший к этому времени морским министром (с 29 июня 1905 г. по 11 января 1907 г.). Он придрался к тому, что Рощаковский нарушил международное правило, по которому, будучи интернированным на территории нейтрального государства, он должен был оставаться там до конца войны. Но после захвата «Решительного» свое обязательство не воевать с японцами Рощаковский посчитал недействительным и еще с дороги подал рапорт морскому министру о зачислении в 3-ю Тихоокеанскую эскадру адмирала Н.И. Небогатова, которая готовилась к отправке на Дальний Восток, вдогонку 2-й эскадры З.П. Рожественского40. Зато Николай II встретил лейтенанта замечательно и разрешил ему снова отправиться на войну, неся службу на броненосце «Адмирал Сенявин», входившем в состав 3-й эскадры.
Эскадра Небогатова появилась 28 февраля 1905 г. перед входом в Судскую бухту на Крите совершенно неожиданно для всех, и даже для всеведущих поставщиков угля — греков. «Стройно, в отличном порядке вошел и стал на рейде отряд, видом своим произведя самое хорошее впечатление не только на наши суда, бывшие в Суде, но и на иностранцев», — писал в своем строевом рапорте командир эскадренного броненосца «Адмирал Ушаков». При отряде находились небольшой буксирный пароход «Свирь» и транспорты: «Курония», «Ливония», «Ксения» и «Герман Лерхе», а на Крите к ним еще присоединились огромный водоналивной пароход «Граф Строганов» и оборудованный в Одессе под госпиталь пароход Добровольного флота «Кострома». В рапорте сообщалось также, что «королева Эллинов Ольга Константиновна, желая проститься с уходящи-
21^ ^^^^^^^ООООООООООС^ОООООООС.0 О.В. Соколовская оооооо<х>ос<><х><хх^
ми на войну моряками, прибыла на Крит и посетила все корабли, благословив каждый из них иконою»41. Греческая королева описывала это событие так: «Сегодня еду в Суду прощаться с тремя броненосцами-адмиралами и завтра с остальными. На эскадре, кроме Рощаковского, кот[орому] я телеграфировала, никто не знал, что я приеду и что я нахожусь на входящем в гавань пароходе; мы ушли из Пирея в час ночи, а в Суде были в 4 % дня. Суда грузят уголь повсюду, где он может поместиться, чуть ли даже не в карманы, так что я пока у них не была». И далее: «Я там держала себя исправно и не ревела; на каждое судно привезла по образу — довольно большому, с Афона, с греческими надписями — других у меня не было; команду собирали, я их благословляла и говорила несколько слов, приблизительно так, но очень нескладно: "Счастливого пути, ребята, храни вас Господь, вернитесь здравыми, невредимыми и победоносными!". Храни их Бог, милых, родных!» Единственным огорчением для Ольги было то, что ее сын, принц Георг, верховный комиссар четырех держав на Крите, «приезжал к ним напутствовать их, но так, что потом офицеры, а потом и даже матросы говорили: "И к чему он приезжал?" — так он был холоден и безучастен»42.
На броненосце «Император Николай I», после обедни, королева беседовала с капитаном 1-го ранга Николаем Оттовичем Эссеном43, «чудо-богатырем», который отличился, командуя крейсером «Новик», а потом броненосцем «Севастополь», когда он вывел его на внешний рейд и дрался с японскими миноносцами, уничтожив несколько из них. «Я разревелась, когда увидала его, — вид порт-артурцев так действует на меня, — писала Ольга брату. — Ты не можешь себе представить, до чего он скромен, настоящий богатырь. После обедни был большой завтрак, я сидела между адмиралом Небогатовым и командиром «Адмирала Ушакова» Миклухой44, кот[орый] мне ужасно понравился — он настоящий, старый морской волк и страшно любит море и свою службу; он с умилением вспоминает папа45, кот[орый] так ценил его брата. ... После завтрака было прощание с офицерами и командой, а потом и на крейсере «Владимир Мономах», на котором очень симпатичная кают-компания, и моя большая симпатия лейтенант Нозиков (о котором его
командир когда-то сказал мне, что он — святой — такой он хороший). Нозиков показывал мне новые оптические прицелы, которых не имела порт-артурская эскадра, а японцы имели — чтоб им пусто было. На крейсере «Владимир Мономах» команда опустилась на колени, когда я передавала икону. Я крепилась все время и держала себя хорошо от страха навести на них тоску. [...] Потом мы еще осматривали госпитальное судно «Кострома», на котором 9 сестер, премилых; там мне с благодарностью показывали белье из склада Мраморного дворца. Вечером я обедала на броненосце «Адмирал Синявин», на кот[ором] находится молодец Рощаковский; большое счастье, что приехал Эссен, знающий его и его службу». Адмирал Н.О. Эссен отрекомендовал М.С. Рощаковского адмиралу Небогатому как выдающегося офицера46.
Даже в далекой Греции были видны ошибки и просчеты морского руководства России. Было непонятно, почему Ро-жественский не мог дождаться у Мадагаскара 3-й эскадры Небогатого. «Куда же он пошел? Ведь теперь, после Порт-Артура, и спешить нечего, как мне кажется [...]». Ольга, соглашаясь со статьями Кладо, который осуждал деятельность Морского министерства, «благодарила Бога, что Папа не дожил до нашего времени, чтоб видеть, что сделали и делают с его флотом и его моряками [.,.]»47.
На борту «Адмирала Сенявина» М.С. Рощаковскому довелось принять участие в Цусимском бою, где он снова отличился, стоя на башне миноноски с биноклем в руках и командуя ее огнем, что было практически самоубийством. «Я уверена, — писала Ольга Константиновна, — что мой бедный Рощаковс-кий погиб [...] а если он попал в плен, то и это ужасно; он мне несколько раз говорил: «Только бы не попасть в руки японцам — они меня повесят из-за происшествия на мин[оносце] "Решительный"»48. Он и правда вторично попал в плен, а конце войны Рощаковского вместе с другими военнопленными освободили, и он вернулся домой в Петербург, где его заслуги в войне были отмечены орденами. Однако вскоре великий князь Алексей Александрович, оскорбленный запиской, составленной Рощаковским в плену, в которой делались выводы о причинах
22^ О.В. Соколовская оооооо<х>ос<><х><х>о^^
поражения России в войне с Японией и говорилось о бездарности руководителей флота и лично великого князя, отправил героя в отставку. Николай II, желая выручить Рощаковского, предложил ему стать дипломатом по особым поручениям, и он был отправлен, по просьбе греческой королевы, в Афины. Ольга убедила императора, что Рощаковский — «выдающийся по уму и образованию человек»49. В Афинах он пробыл в должности 2-го секретаря российской миссии до Второй Балканской войны, а после убийства греческого короля Георга I в марте 1913 г. был переведен на должность 1-го секретаря дипломатической миссии в Дармштадте, где и встретил Первую мировую войну.
Удивительный факт: в феврале 1905 г. греческая королева получила из Японии письмо от моряков, находившихся уже полгода в плену: «Ваше Королевское Величество! Спасенная команда крейсера 1-го ранга «Рюрик», находящаяся в плену у Японии, поздравляет Ваше Королевское Величество с Новым годом и посылает свой горячий привет! Япония, г. Химиджи, 16 декабря 1904 г. Писал машинный держатель Константин Ли-сиченко»50.
В Афинах произошла еще одна встреча с порт-артурцами, когда на несколько часов в Пирей зашел по пути в Одессу пароход РОПиТ 51. Королева Ольга вспоминала, что на нем было человек 30 или 40 порт-артурцев, а один из них — капитан 2-го ранга Е.В. Клюпфель 52 — даже приехал во дворец по ее просьбе. 18 июня 1904 г. Клюпфель был награжден правительством России «за чрезвычайно энергичную и плодотворную деятельность по установке орудий на берегу и организацию обороны» Порт-Артура. «Он долго и до самого конца командовал рядом фортов, на которых были морские орудия; были форты, оставленные стрелками, в них засели моряки. Генерал Кондратенко53 (как он выражался, «душа всей обороны») говорил ему: "Ваших матросов клещами не вытащишь оттуда!". Клюпфелю надо было спешить обратно на пароход, а я, от волнения и половины не спросила того, что хотела», — вспоминала Ольга Константи-новна54. В мае королева писала брату: «Так страшно и больно. Сколько у меня там милых, хороших приятелей! — Др. Косин-ский, флаг-офицер бедного старика фон Фёлькерзама, который
был так болен и умер до сражения; у него, т. е. у Косинского, молодая жена и двое крошек. А милый маленький Нозиков — артиллерист на крейсере «Владимир Мономах» — моя большая симпатия, добрый, милый, благочестивый. Я ему и некоторым другим написала из Крита, и это меня теперь радует; где они родные? Может быть, Господь уже воздал им за их самопожертвование и верность долгу, и им теперь очень хорошо?»55.
В Афинах продолжали принимать русских моряков, возвращавшихся из японского плена, которые нуждались в серьезном лечении и даже операциях. «Здесь стоит, по пути в Россию, крейсер «Диана», кот[орый] 16 месяцев провел в Сайгоне после боя 28 июля 1904 г. Командир крейсера светлейший князь Ли-вен 56 очень болен, и ему предстоит операция (придется вырезать желчный пузырь), он свезен в русскую больницу в Пирее . Его жена должна прибыть на днях — она оставалась в Порт-Артуре сестрой милосердия. Она была на госпитальном судне «Монголия», кот[орое] следовало за эскадрой 28 июля, присутствовала при сражении, в котором ее муж принимал участие и, не зная ничего об участи своего мужа, вернулась с эскадрой в Порт-Артур; через неделю, или 10 дней, она узнала, что муж невредим, но потом до падения Порт-Артура они ничего больше друг о друге не слышали»57.
Ольга Константиновна, не изменяя своим привычкам, 15 декабря 1905 г. провожала крейсер «Диану», стоя на маяке в бухте Фемистокль, пригласив туда раненных офицеров и сестер милосердия из Русского госпиталя, а также других. «После этого, — пишет Ольга, — я полезла на гору, за Фемистоклем, где находится сиротский дом; я должна все время соблюдать дипломатию, чтоб нельзя было придраться, что я рус[скую] больницу навещаю чаще греческих заведений; это утомительно, но необходимо; вот сегодня утром я была в военном госпитале, после завтрака в моем, Благовещенском, завтра утром опять в последнем на дамском комитете, а после завтрака поеду к раненым и к моим матросикам»58.
Особым вниманием, естественно, были окружены тяжело-раненные порт-артурцы, которыми так восхищалась королева Ольга. В январе 1906 г. по пути в Россию в Русский госпиталь
22^ О.В. Соколовская оооооо<х>ос<><х><х>о^^
был направлен раненный в голову 24-летний мичман М.Ю. Гар-шин. Королева сообщала брату Константину Константиновичу: «В четверг у меня был маленький мичман Гаршин (родной племянник писателя Всеволода Гаршина), которого надо развлекать и наводить на другие мысли — он так страдает от тяжелой раны на голове и очень бывает грустный. В годовщину Порт-Артура у него был опять один из обычных припадков, когда он часами лежит без памяти; к этой годовщине прибавилось еще то, что его обошли производством и произвели за отличие других, младше его; а Гаршин отличился не меньше и во всяком случае вынес все ужасные 11 месяцев Порт-Артурского ада»59. С этого времени королева почти в каждом письме к брату рассказывала о «маленьком мичмане» Гаршине, который стал ее любимцем и настоящим другом на всю оставшуюся жизнь, как и М.С. Рощаковский.
Михаил Юрьевич Гаршин родился 23 сентября 1882 г. в семье потомственных дворян Харьковской губернии. Он был воспитанником Морского кадетского корпуса, который окончил в 1903 г. накануне русско-японской войны, когда и получил свое боевое крещение. Так, 19 апреля 1904 г., находясь на сигнальном катере с эскадренного броненосца «Севастополь», он участвовал в сражении с японскими заградителями в Порт-Артуре, затем в охране флангов отступавших русских войск с 10 по 23 мая 1904 г. находился на передовых позициях Порт-Артура и 13 мая после боя при Цзын-Чжоу участвовал в охранении флангов отступающих русских войск. Вскоре он оказался на передовых позициях Порт-Артура и 10 июня 1904 г., находясь на эскадренном броненосце «Севастополь», которым командовал контр-адмирал Эссен, в ночном бою с неприятельскими миноносцами, при взрыве мины под эскадренным броненосцем был ранен в голову. Согласно условиям капитуляции крепости Порт-Артура и при потоплении броненосца «Севастополь» он лишился всего своего имущества. Позже «за храбрость, проявленную в сражениях», молодой Гаршин был награжден орденом Св. Анны 4-й степени и другими наградами. Ольга Константиновна горячо привязалась к молодому моряку, который к тому же был очень похож на ее любимого поэта М.Ю. Лермонтова. Гаршин на всю
оставшуюся жизнь стал для нее еще одним сыном (у нее было пятеро сыновей и две дочери). «Подумай, — писала она брату, — его так искалечили в Порт-Артуре за нас, сидящих дома, за нашу беззаветно любимую общую родину. Он для меня святыня и что-то такое удивительно близкое, родное»60. После операций на голове, которые Гаршину были сделаны в Афинах в ее присутствии, Ольга каждый день дважды навещала его, часто беря с собой младшего сына принца Христофора. Гаршин рассказывал о войне и учебе в Морском кадетском корпусе. Хрис-то болтал с раненными офицерами и Гаршиным по-русски. В январе 1906 г. Гаршин, не без ходатайства греческой королевы, был произведен в лейтенанты «за отличие», о чем королеве лично сообщил морской министр А.А. Бирилёв. Ольга писала брату: «Ну, слава тебе Господи! Я повезла ему в тот же день копию телеграммы, и он в самом деле бодрее с тех пор; бедный маленький!»61. В июне 1906 г. М.Ю. Гаршин отправился обратно в Россию62, где был определен на службу на миноносец № 212, на Балтийский флот; затем некоторое время служил на канонерской лодке «Кореец II»63 под командованием весьма строгого капитана 2-го ранга Римского-Корсакова. Службу свою он нес с честью до 1908 г. Когда здоровье его сильно ухудшилось, он был переведен во «второй флотский ее величества королевы эллинов» экипаж. Ольга переживала, что Гаршин мог лишиться службы на флоте, а, значит, и средств к существованию, и через три года после их знакомства выхлопотала ему должность ее личного секретаря (штаб-офицера морского министерства). В сентябре 1909 г. старший лейтенант М.Ю. Гаршин по высочайшему приказу по Морскому ведомству за № 380/937 был назначен секретарем при ее величестве королеве эллинов Ольге Константиновне. Произошло это к великому неудовольствию греческого короля, многих родственников и друзей королевы, которые считали, что нельзя помогать всем несчастным. Сам Гаршин был чрезвычайно привязан к королеве, которая, по его собственному признанию, заменила ему рано умершую мать. Вскоре М.Ю. Гаршин женился, и греческая королева крестила двух его сыновей: Юрия — 14 мая 1912 г. и Кирилла — 29 ноября 1913 г.64. Известно, что их потомки живут и поныне. Гаршин
22^ О.В. Соколовская оооооо<х>ос<><х><х>о^^
был кавалером многих орденов, в том числе св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом; итальянской серебряной медали в память спасения жителей Мессины (в 1908 г.)65, греческого Спасителя кавалерского креста (14 сентября 1910 г.).
Страшно тяжелы были потери императорского флота России в русско-японской войне, и в афинском дворце составили перечень погибших кораблей, которые бывали в разное время в Греции, а моряки с которых встречались с греческой королевой. Неполный список включал более 20 различных военно-морских судов.
В феврале 1909 г. в России был обнародован рескрипт Николая II о решении построить в центре Санкт-Петербурга памятник воинам, погибшим в русско-японской войне. Им стал уникальный храм-памятник Спаса-на-Водах, освященный в 1911 г. Греческая королева Ольга, дочь великого князя Константина Николаевича, кому принадлежала заслуга возрождения флота после Крымской войны, известная своей любовью к императорскому флоту и морякам без разделения на звания, стала почетным председателем «Особого комитета для повсеместного в России сбора пожертвований на постройку храма в память русских моряков, погибших в Цусимском и других боях». Ольга очень ответственно отнеслась к своим обязанностям: она обратилась к морякам, находившимся в греческих водах, а бывший в то время 3-м секретарем афинской дипломатической миссии М.С. Рощаковский начал подписку на постройку памятника от ее имени среди русской колонии в Афинах и быстро собрал около 700 драхм66.
Храм строили и расписывали лучшие архитекторы и художники своего времени; греческая королева активно участвовала в утверждении присылаемых в Афины эскизов и проектов, вникая во все детали. Иконы для церкви «приносили команды всех приходящих в порт русских кораблей». Начало традиции положила сама Ольга Константиновна, пожертвовав храму те образа, что подносились моряками лично ей. А таковых собралось немало67. Храм-памятник был очень популярен в народе, но его ждала печальная участь, как и многие другие русские храмы: весной 1932 г. храм Спаса-на-Водах — неотъемлемая часть
истории российского военно-морского флота — был взорван, священнослужители и часть прихожан были репрессированы как контрреволюционеры-заговорщики68.
Греческая королева, несмотря на все тяготы ее личной судьбы, сохранила до конца жизни любовь к флоту. Над постелью умиравшей в 1926 г. в Риме Ольги Константиновны висели фотографии моряков и кораблей.
Катастрофическая для русского флота русско-японская война (когда был фактически уничтожен Балтийский и Тихоокеанский флоты) была названа русскими военными «Маньчжурским уроком», который заставил российское руководство всерьез заняться улучшением состояния вооруженных сил — армии и флота. Военно-морские реформы укрепили вооруженные силы России накануне более грозного столкновения с Германией. Как свидетельствовал генерал А.И. Деникин, «не будь тяжелого маньчжурского урока, Россия была бы раздавлена в первые же месяцы Первой мировой войны»69.
Примечания
1 Бельков В.А. Сильнее смерти. Итоги русско-японской войны 1904-1905 гг. и судьба храма-памятника морякам Спаса-на-Водах. СПб., 2007; История российского флота. М., 2015; Скрицкий Н.В. Адмиралы России. Гордость императорского флота. Ростов-на-Дону, 2013; и др.
2 РазгонЛ.Э. Плен в своем отечестве. Сборник. М., 1994. Глава «Рощаковский». С. 129-166.
3 Бьорн Братбак - норвежский писатель-историк. Родился в 1937 г. Получил военное образование, после службы в армии работал в государственных и коммерческих предприятиях Норвегии, связанных с нефтедобывающей индустрией. После ухода на пенсию целиком посвятил себя журналистике и историческим исследованиям // Братбак Б. Герой Порт-Артура и узник ГУЛАГа: капитан I ранга Михаил Сергеевич Рощаковский. Перевод с норвежского Елены Гончаровой. ИНрУДЬ: com/h¡story/personal¡t¡es/roschakovsky/.
4 Шигин В.В. Последние герои империи. М., 2013.
5 Соколовская О.В. Греческая королева Ольга - «Под молотом судьбы». СПб., 2011.
6 История российского флота. С. 460-461.
7 Там же. С. 645.
8 Там же. С. 528.
9 Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата. М., 1959. С. 136.
10 Письма греческой королевы Ольги, великой княжны Ольги Константиновны Романовой, к брату великому князю Константину Константиновичу, как незаменимый источник по истории российского флота, легли в основу данной статьи. Хранятся в ГАРФ в фонде великого князя Константина Константиновича (Ф. 660. Оп. 2).
22^ О.В. Соколовская ^ж^л^х^*^^^
11 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 7. Афины. 16 (29) февраля 1904 г.
12 Имеется в виду штаб Наместника его императорского величества на Дальнем Востоке генерал-адъютанта Е.И. Алексеева, облеченного правами главнокомандующего армией и флотом.
13 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 8. Афины. 23 февраля (7марта) 1904 г.
14 Там же. № 13. Афины. 1 (14) апреля 1904 г.
15 Сына хорошего знакомого королевы, героя русско-японской войны Всеволода Федоровича Руднева (1855-1913), контр-адмирала Российского императорского флота, командира знаменитого крейсера «Варяг», который под его командованием принял неравный бой у Чемульпо.
16 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 9. Афины. 1 (14) марта 1904 г.
17 Там же. № 12. Афины. 22 марта (4 апреля) 1904 г.
18 Вирен Роберт Николаевич (1857-1917) - российский адмирал (с 1 марта 1915 г.). Убит революционными матросами во время Февральской революции 1 марта 1917 г. (заколот штыками на Якорной площади Кронштадта).
19 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 12. Афины. 22 марта (4 апреля) 1904 г.
20 Великий князь Кирилл Владимирович (1876-1938, Париж) - второй сын великого князя Владимира Александровича, третьего сына императора Александра II, и великой княгини Марии Павловны; двоюродный брат Николая II. Закончил Морской кадетский корпус и Николаевскую морскую академию, с 1 января 1904 г. -начальник военно-морского отдела штаба командующего флотом в Тихом океане вице-адмирала Макарова. Прибыл в Порт-Артур 3 марта 1904 г. Служебными обязанностями фактически не занимался. Отличился пьянством (вместе с другим великим князем, Борисом Владимировичем) и хамством по отношению к офицерам эскадры.
21 Молас Михаил Павлович (1852-1904), контр-адмирал. В начале русско-японской войны был начальником штаба у адмирала С.О. Макарова на броненосце «Петропавловск», погиб вместе с художником В.В. Верещагиным и адмиралом Макаровым при взрыве броненосца «Петропавловск» в марте 1904 г.
22 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 13. Афины. 1 (14) апреля 1904 г.
23 Имеется в виду сестра великого князя Кирилла Владимировича Елена Владимировна (1882-1957), великая княгиня, в замужестве принцесса Греческая и Датская, супруга греческого принца Николая, невестка королевы эллинов Ольги.
24 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 13. Афины. 1 (14) апреля 1904 г.
25 Там же. № 14. Афины. 7 (20) апреля 1904 г.
26 Там же. № 16. Афины. 25 апреля (7мая) 1904 г.
27 Там же. № 17. 30 апреля (12 мая) 1904 г.
28 Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата. С. 136-138.
29 История российского флота. С. 668.
30 Там же.
31 Хольмсен Иван Алексеевич (1865-1941, Осло) - русский генерал норвежского происхождения, участник Первой мировой войны. В 1901-1906 гг. - военный агент в Афинах.
32 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 17. Татой. 4 (17) мая 1904 г.
33 Там же. № 18. Татой. 10 (23) мая 1904 г.
34 Кладо Николай Лаврентьевич (1862-1919) - историк, теоретик русского флота, писатель, генерал-майор по Адмиралтейству.
35 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 19. Татой. 17 (30) мая 1904 г.
36 Там же. № 21. Татой. 1 (14) июня 1904 г.
37 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 245. № 21. Татой. 1 (14) июня 1904 г.
38 Там же. № 7. Афины. 16 (29) февраля 1904 г.
39 Витгефт Вильгельм Карлович (1847-28 июля (10 августа) 1904, Желтое море, на борту броненосца «Цесаревич»).
40 См.: Шигин В.В. Последние герои империи. С. 129.
41 См.: Дмитриев Н.Н. Броненосец «Адмирал Ушаков» (Его путь и гибель) // Корабли и сражения. Вып. VII. СПб., 1997.
42 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 234. № 10. Крит. Халепа. 5 (18) марта 1905 г.
43 Эссен Николай Оттович (1860-1915), адмирал, герой обороны Порт-Артура, выдающийся морской деятель. В марте 1905 г. вернулся из плена в Петербург // Скрицкий Н.В. Адмиралы России. Гордость императорского флота. С. 227-237; Зуев Г.И. Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925. М.-СПб., 2005. С. 340.
44 Миклуха Владимир Николаевич (1853-1905), капитан 1-го ранга.
45 Имеется в виду великий князь Константин Николаевич, долгие годы руководивший императорским флотом и сделавший много для его возрождения после Крымской войны.
46 ГАРФ.Ф. 660. Оп. 2. Д. 234. № 11. Халепа. 12 (25) марта 1905 г.
47 Там же. № 3. Афины. 18 (31) января 1905 г.
48 Там же. № 21. Татой. 22 мая (5 июня) 1905 г.
49 Там же. № 8. Афины. 12 (25) февраля 1908 г.
50 Там же. № 5. Афины. 1 (14) февраля 1905 г.
51 Российское общество пароходства и торговли (РОПиТ), созданное в 1867 г.
52 Клюпфель Евгений Владиславович (1860-1934) - русский контр-адмирал (с 1913 г.).
53 Кондратенко Роман Исидорович(1857 - 2 (15) декабря 1904 г., Порт-Артур), русский генерал-лейтенант (посмертно), военный инженер, герой обороны Порт-Артура.
54 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 234. № 8. Афины. 22 февраля (7 марта) 1905 г.
55 Там же. № 21. Татой. 22 мая (5 июня) 1905 г. Позже из Петербурга сообщили, что Рощаковский и Нозиков живы, но находятся в плену // ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 234. № 22. Татой. 27 мая (19 июня) 1905 г.
56 Светлейший князь Александр Александрович Ливен (1860-1914) - вице-адмирал Российского императорского флота. В русско-японскую войну командовал минной обороной Порт-Артура, затем дивизионом миноносцев, канонерской лодкой «Бобр», крейсером I ранга «Диана». За отличие в боях награжден золотым оружием с надписью «За храбрость». В 1905 г. произведен в чин капитана 1-го ранга. В 1906 г. командовал крейсером I ранга «Память Азова».
57 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 234. № 25. Афины. 6 (19) декабря 1905 г.
58 Там же. № 27. Афины. 19 декабря (1 января) 1905 г.
59 ГАРФ. Д. 660. Оп. 2. Д. 235. № 1. Афины. 5 (18) января 1906 г.
60 Там же. № 18. Афины. 30 апреля (13 мая) 1906 г.
61 Там же. № 3. Афины. 17 (30) января 1906 г.
62 Там же. № 21. Татой. 22 мая (4 июня) 1906 г.
63 «Кореец II» - канонерская лодка Балтийского флота, названная так в честь своей героической предшественницы, канонерской лодки «Кореец».
64 Подробнее см.: Соколовская О.В. Греческая королева Ольга - «Под молотом судьбы». С. 155-161.
228 <*>с>о<х>ооо<х>с>ос^^
65 В декабре 1908 г. случилось небывалой силы землетрясение на о. Сицилия в г. Мессина. Гаршин оказался свидетелем и участником спасения мирных жителей. 15 декабря 1908 г. эскадра контр-адмирала В.И. Литвинова в составе броненосцев «Слава» и «Цесаревич», крейсеров «Богатырь» и «Адмирал Макаров» принимала уголь в порту Аугуста на Сицилии. Внезапно адмиралу сообщили о сильном землетрясении в городах Мессина и Реджо-де-Калабрия. Литвинов приказал прекратить погрузку и идти в Мессину. На рейде разрушенного города русские моряки увидели стоявший на якоре британский крейсер «Сетлей», команда которого, опасаясь эпидемий, лишь наблюдала за происходившим на берегу. Со стороны моря открывалась страшная картина. Город лежал в руинах. Во многих местах бушевали пожары. Набережная была заполнена толпами обезумевших от страха людей. Немедленно с русских кораблей была отправлена спасательная группа. Вскоре в Мессину пришли канонерские лодки «Гиляк» и «Кореец», экипажи которых тоже высадились в разрушенный город. Русские моряки, первыми пришедшие на помощь, извлекали пострадавших мессинцев из-под обломков, оказывали раненым первую помощь и доставляли их на медицинские пункты, оборудованные на набережной. Многих пострадавших жителей и детей, оставшихся сиротами, на русских кораблях перевезли в Неаполь. Вслед за русской эскадрой на помощь мессинцам пришли корабли итальянского флота и другие. Как пишет в книге воспоминаний контр-адмирал Г.К. Граф (тогда лейтенант на крейсере «Адмирал Макаров»), «для русского имени этот случай сыграл большую роль, так как русский авторитет после Японской войны и революционных вспышек был сильно поколеблен в Европе». См.: Граф Г.К. Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906-1914 гг. М., 2013. С. 190-191; Буркин В.В. Русские моряки-герои Мессины. М., 2009.
66 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 238. № 26. Мраморный дворец. 26 июня (9 июля) 1909 г.
67 Гришин Д.Б. Великий князь Константин. Пред вечной красотой. М., 2008. С. 110-111.
68 Бельков В.А. Сильнее смерти. Итоги русско-японской войны 1904-1905 гг. и судьба храма-памятника морякам Спаса-на-Водах. С. 39.
69 https://www.rusempire.ru/rossijskaya-imperiya/vojny-rossijskoj-imperii.html; Шефов Н.А. Самые знаменитые войны и битвы России. М., 2000.
