CC BY
0
Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 91
Tomsk State University Journal of History. 2024. № 91
Научная статья УДК 930.85
doi: 10.17223/19988613/91/5
Воспитание идеального коммуниста: дискурс о партийных собраниях в 1960-е гг.
Тимофей Николаевич Раков
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, [email protected]
Аннотация. Статья посвящена анализу дискурса о партийных собраниях в КПСС в идеологическом контексте 1960-х гг. Собрание рассматривается в его идеализированном варианте, на уровне коммунистической идеологии. В этом аспекте собрание должно было выполнять функцию воспитания рядовых коммунистов. Инструктивные брошюры, адресованные членам первичных организаций партии, концентрировались прежде всего на вопросах трудовой дисциплины. Таким образом, идеальный коммунист в данных идеологических текстах оказывался субъектом, приверженным экономическим директивам правящей коммунистической партии. Ключевые слова: КПСС, идеология, партийные собрания, оттепель, воспитание, трудовая дисциплина
Благодарности: Исследование выполнено при поддержке гранта РНФ № 22-78-00172 «Политические практики советского общества в 1920-е и 1960-е годы: сравнительный аспект».
Для цитирования: Раков Т.Н. Воспитание идеального коммуниста: дискурс о партийных собраниях в 1960-е гг. // Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 91. С. 43-51. doi: 10.17223/19988613/91/5
Original article
The Education of Ideal Communist: Discourse about Party Meetings in 1960's
Timofey N. Rakov
University of Tyumen, Tyumen, Russian Federation, [email protected]
Abstract. The article examines the portrayal of party meetings based on the materials of instructional brochures of the 1960s. These pamphlets were addressed primarily to rank-and-file party members, factory workers or workers on collective farms. It should be noted that the 1960s saw an increase in the publication of such texts covering meetings. It was probably connected with the growth in the number of party members after Stalin's death. The entry of workers and collective farmers into the CPSU, as well as the parallel process of de-Stalinization, required party ideologists to convey to new communists the principles and rules of functioning of party organizations. The textbooks of the brochures did not represent real meetings as much, but rather created an ideal meeting. This was done to give the party's members meeting an educational function. When analyzing the brochures, we can distinguish three main aspects of the construction of such ideal meetings: a description of their basic functions, criticism of certain shortcomings in their organization and conduct, and the educational component itself. The first aspect, a description of the functions of assemblies, largely echoed the party discourse of the Thaw era, that the CPSU had returned to "Leninist norms" of intra-party life and portrayed the assembly as a space of grassroots democracy. The second aspect, criticism of the shortcomings of the assemblies, also lay within the peculiarities of the Soviet political language. Within its framework, criticism was never meant to question the basic aspects of the system, but it was welcome to criticize some of its imperfections or individual party members who deviated from the accepted norms. When addressing the aspect of education in the texts of the brochures, the author of the article came to the conclusion that the main content of the education of a communist is not even the moral character of a Party member, but above all his attitude to labor. Party ideologues sought to influence the workers, and through arguments about what was acceptable to the communists, called on party members to strengthen mutual control over labor discipline at work.
Keywords: CPSU, ideology, party meetings, the Thaw era, education, labor discipline
Acknowledgements: The publication was prepared within the framework of the Russian Foundation grant No 22-7800172 "Political practices of Soviet Society in the 1920s and 1960s: a comparative aspect".
For citation: Rakov, T.N. (2024) The Education of Ideal Communist: Discourse about Party Meetings in 1960's. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya - Tomsk State University Journal of History. 91. pp. 43-51. doi: 10.17223/19988613/91/5
© Т.Н. Раков, 2024
Введение
Партийное собрание как форма организации политической жизни не было, разумеется, изобретением идеологов КПСС. Собрания самых различных организаций были важным явлением в ходе революций 1917 г. Быстрое распространение такой формы политической организации привело к появлению специальных инструкций по проведению собраний [1]. В рамках советской системы собрания сохранились и как форма деятельности многочисленных организаций и советских официальных институтов, и как способ регуляции внутрипартийной жизни. При том, что все партийные уставы [2, 3] признавали общее собрание в качестве руководящего органа первичной организации, мы не найдем определения, что же такое собрание. Кажется, что это должно было быть самоочевидным для членов партии.
Однако попытки рефлексии того, что такое собрание и как оно устроено, время от времени предпринимались партийными публицистами. Так, в 1920-е гг. вышло сразу несколько изданий брошюры П.М. Керженцева под названием «Как вести собрания» [4]. За точку отчета в своих рассуждениях о принципах организации собраний Керженцев брал английский митинг. Для ранней советской эпохи работа Керженцева была чуть ли не единственным изданием о собраниях. Своеобразный расцвет партийной публицистики, посвященной самым разным ипостасям партийных заседаний, приходится на 1960-е и 1970-е гг.
Чем можно объяснить такой рост числа брошюр, освещающих организацию собраний? Отчасти повлиять на потребность в изложении принципов организации партийной жизни и роли коммуниста в ней мог значительный рост партии в конце 1950-х - середине 1960-х гг. К 1965 г. численность партии достигла почти 12 млн человек, показав 70%-ное увеличенине по сравнению с 1953 г. [5. P. 300]. Также на распространение партийной продукции влиял и идеологический фон эпохи, который обещал новый перезапуск идеи коммунизма.
Историография идеологических аспектов эпохи позднего социализма достаточно много внимания уделила дискурсам и практикам, распространенным в различных сегментах советского общества. Часть авторов, в частности И. Каспэ [6], обращает внимание на утопический потенциал культуры 1960-х гг., который подпитывался как научными достижениями и их пропагандой, так и политическими переменами. А.А. Фокин детально рассмотрел образ будущего, тесно связанный с подготовкой III Программы КПСС 1961 г. и ее обсуждением [7]. Особенности советского политического языка эпохи «развитого социализма» были проанализированы во влиятельной работе А. Юрчака [8].
Что касается изучения тематики позднесоветских собраний, то здесь исследователи в основном обращают внимание на язык партийной документации, в частности протоколов. Т. Воронина и А. Соколова в своем анализе сельских партсобраний продолжают идеи Юр-чака о тавтологичности позднесоветского дискурса и показывают те формулировки в протоколах, которые
позволяли избегать осуществления каких-либо решений собраний [9]. В то же время они отмечают и важную продуктивную функцию собраний как такого места, где рядовые коммунисты могли озвучить свои повседневные проблемы. О.В. Хархордин в одной из своих работ затрагивает особенности процедуры собраний, в том числе и советских, в сравнении с американскими и делает вывод, что советское собрание выполняло и такую важную функцию, как воспитание коммуниста [10]. Последней проблеме посвящено исследование Э. Кона, в котором анализируется ряд моральных вопросов (например, пьянство) в послевоенной истории партии и прослеживается трансформация представлений о них от позднего сталинизма к оттепели [11].
В настоящей статье я обращаюсь к репрезентации собрания и вопросу о воспитании коммуниста, анализируя ряд брошюр инструктивного характера, призванных сформулировать некоторую идеальную модель собрания. Идеальное здесь понимается в том значении, которое в него вкладывал Гегель, т.е. как философская категория [12]. Собрание, существовавшее в дискурсе, вбирало в себя совокупные черты конкретных собраний, но не сводилось к ним. В свою очередь, каждое реальное партийное собрание содержало в себе пространство для критики и самокритики и выявления недостатков.
У инструктивных брошюр как типа источников есть существенное ограничение. Являясь продуктом партийной идеологии, они отражают воображаемую реальность, в которой все собрания приводят к поднятию уровня сознательности членов партии, проходят активно, с вовлечением коммунистов. Тем не менее такой тип материалов позволяет увидеть, как «идеологический аппарат» (здесь я отсылаю к идее Л. Альтюс-сера про идеологические аппараты государства [13]) партии вынужден работать с реальностью. Такую реальность сквозь ее идеологическое преломление можно обнаружить в риторике о недостатках в партийной работе. В самом деле, если бы реальное положение дел в партии было безоблачным, то не требовалось бы воспитывать ее членов и производить такое количество инструкций.
Функции идеальных собраний
В коллективной брошюре «Собрания коммунистов», опубликованной в Челябинске в 1966 г., можно прочесть о функциях партийного собрания. Вот те, что перечисляют авторы издания: «главный орган коллективного руководства», «трибуной передового опыта», «средством развития активности партийных масс», «школой воспитания коммунистов, политической закалки их» [14. С. 6]. В этом перечислении, на мой взгляд, отражено идеальное собрание, - вряд ли каждое конкретное собрание всегда выполняло каждую из этих функций или же все одновременно. Идеальное, обобщенное же собрание должно было, разумеется, отражать все перечисленные аспекты.
Другой пример идеального собрания можно найти в брошюре за авторством Н. Бонарева. Здесь собрание
описывается так: «Одной из главных форм повышения творческой активности и самодеятельности коммунистов, могучим средством воспитания и приобщения их к общественно-политической жизни является партийное собрание... Партийное собрание недаром называют школой большевистского воспитания коммунистов. В процессе активного и делового обсуждения вопросов повестки дня члены и кандидаты учатся партийному подходу к явлениям повседневной жизни, познают, как иногда казалось бы незначительные, обыденные вопросы поднимаются на большую принципиальную высоту, получают политическое звучание» [15. С. 4-5]. В приведенной цитате опять-таки речь ведется не о каждом реально проходящем собрании, а о его идеальном бытовании. Это идеальное становится пространством, в котором члены партии становятся коммунистами и обретают классовое сознание, позволяющее им соотносить даже «обыденные вопросы» с политической повесткой. Это умение выражалось в способности риторически «сшить» вместе нужды конкретной партийной ячейки с постановлениями последнего пленума ЦК.
Авторы пособий для партийцев могли использовать риторику об идеальном, упоминая не только функции некоторых абстрактных собраний, но и ссылаясь как будто на опыт реальных организаций КПСС. В упоминавшейся выше брошюре из Челябинска подобный переход выглядел таким образом: «Челябинский, Магнитогорский, Златоустовский, Копейский горкомы партии, Центральный, Ленинский райкомы г. Челябинска осуществляют повседневный контроль за планами работы, регулярностью проведения партийных собраний и их содержанием, активно влияют на характер выносимых для обсуждения вопросов» [14. С. 9]. Читателю не представлены особенности проведения какого-либо собрания, он видит лишь идеологизированные утверждения о том, что партийная работа в области ведется в русле идеального функционирования партийных собраний. Можно даже предположить, что перед нами своего рода инверсия формулы В.И. Ленина про конкретный анализ конкретной ситуации -примеры в данном случае нужны лишь для повторения формул о регулярности собраний и активном влиянии партийных организаций.
Можно заметить, что идеализация собрания при этом коррелировала с сиюминутными временными обстоятельствами, как правило, с очередным партийным съездом. Риторически это могло быть оформлено так: «Еще выше поднимается значение партийных собраний в наши дни, в период развернутого строительства коммунизма. Это обусловливается новыми грандиозными планами, намеченными в решениях XXII съезда партии и последующих пленумов ЦК КПСС» [16. С. 12]. Новый съезд партии снова стимулировал повышение роли собраний: «Еще выше поднимается значение партийных собраний в наши дни, в период развернутого строительства коммунизма. Это обусловливается новыми грандиозными планами, намеченными в решениях XXIII съезда партии и Пленумов ЦК КПСС» [17. С. 4]. Вероятно, партийный агитатор из Хабаровска не стал изобретать новые формулировки, а воспользовался, согласно А. Юрчаку, тавтологичностью позднесоветско-
го дискурса и лишь поменял нумерацию съездов и счел, что собрания ЦК заслуживают прописной буквы.
Стоит обратить внимание, что партийному собранию приписывается авторами пособий воспитательная роль; зачастую это даже фиксируется в названиях изданий. Мною выявлено шесть брошюр с разного рода вариациями на тему связи собрания и воспитания в названиях. Замечу, что ранее, с конца 1930-х гг. и до середины 1950-х, воспитание это было не коммунистическим, а большевистским. Возможно, перемена от большевистского к коммунистическому произошла под влиянием курса на построение коммунизма, провозглашенного в эпоху оттепели.
Если собрания - это школа воспитания, то какой ориентир в этом воспитании задается в пособиях? Для риторики анализируемых мной материалов характерно использование таких оборотов, как «ленинский стиль в работе» [14. С. 10; 18. С. 5], порой «ленинские нормы партийной жизни» противопоставляются культу личности [15. С. 5; 16. С. 7] или же фигурируют в связке с «внутрипартийной демократией» [19. С. 3], порой говорилось о ленинских принципах коллективного руководства [20. С. 4]. Подобная риторика воспроизводит черты политического культа В.И. Ленина и создает впечатление, что текущий момент партийной жизни -это возвращение к партийной демократии 1920-х гг.
Риторика про демократию была связана, конечно, не только с ленинским культом. Вариации подчеркивания соблюдения партийной демократии можно проследить в том числе на примере вопроса о частоте проведения собраний. Устав партии, принятый на XXII съезде КПСС в 1961 г., устанавливал в п. 55, что собрания в первичных организациях проводятся не реже раза в месяц [3]. Предыдущая редакция партийного устава никак не регламентировала частоту собраний первичек [21]. Соответственно, такое важное изменение в требованиях к первичным организациям находило отражение и в риторике описания собраний.
Вопрос о регулярности мог подаваться как директивно, в духе того, что партийные собрания действительно проходят регулярно, так и через описание нарушений этой нормы. В одной из инструктивных брошюр это было сделано путем цитирования материалов с мест: «А между тем напоминать приходится, потому что кое-где забывают о самых элементарных вещах. Вот что писал в газете "Знамя труда" (орган Егорьевского ГК КПСС и исполкома городского Совета депутатов трудящихся) член КПСС И. Елисеев: "У нас в ано-хинском отделении совхоза "Починковский" партийные собрания проводятся от случая к случаю. В 1968 году было всего два собрания." К сожалению, такие факты не единичны, и проходить мимо, не замечать их нельзя» [18. С. 8]. В приведенном примере видно, что автор брошюры выбирает стратегию включения «голоса» другого партийца, а затем предлагает оценку через констатацию того, что это не единичный факт, т.е. явление заслуживает внимания со стороны потенциальных читателей издания.
Пример критики нарушения регулярности собраний можно найти в брошюре за авторством Л. Пише-ниной: «Ничем не оправдана практика подмены общих
партийных собраний заседаниями партбюро, парткома, пусть даже расширенных, или же совещаниями актива» [16. С. 15]. Идеальное проведение собраний могло описываться в разрезе его темпоральности в русле не только частотности проведения, но и длительности подготовки: «Почти за месяц до собрания на заседании партийного бюро утвердили повестку дня», «обычно партийное бюро и его секретарь... задолго до собрания поручают группе коммунистов всесторонне изучить и подготовить вопрос, включенный в повестку дня» [15. С. 11, 12]. В такой перспективе собрание приобретало длительность, выходящую за пределы рамок его проведения.
Еще один аспект идеализации собрания в дискурсе брошюр - изображение его как пространства, в котором возможно воплощение демократической дискуссии. Хотя формально дискуссии в партии всегда обозначались как легитимная опция, даже в процессе десталинизации руководство КПСС не ослабляло контроля за общественным мнением, в том числе и внутри партии [22]. В анализируемых мной материалах их авторы подчеркивали как раз желательность свободы высказываний на собраниях: «Нельзя забывать, что член партии имеет право свободно обсуждать на партийных собраниях все вопросы политики и практической деятельности партии, вносить предложения, открыто высказывать и отстаивать свое мнение» [15. С. 26]. Или же другие примеры постулируемой демократичности собраний: «Партийное собрание - высокая и доступная всем коммунистам трибуна для свободного высказывания своих суждений, взглядов и предложений.» [16. С. 11]; «На партийных собраниях коммунист свободно обсуждает вопросы политики и деятельности всей партии, решает местные вопросы, вносит предложения, открыто высказывает и отстаивает свое мнение» [19. С. 4]. Возможно, такой упор именно на свободу дискуссии на собрании был своеобразной реакцией на реальную практику регулирования спектра допустимых высказываний.
Некое партийное собрание приближалось к идеальному через наделение его рядом характеристик, включавших активную подготовку (видимо, согласно некоторым авторам, первичной ячейке следовало потратить на это месячный интервал между собраниями), свободу высказываний, соблюдение «ленинских норм» партийной жизни, обсуждение вопросов, волнующих партийную организацию. В целом авторы брошюр описывали эти черты собраний, скорее, как отражающие должный ход собрания, его идеальное воплощение. Разумеется, сами они не проговаривали возникающий вопрос о том, в какой мере конкретные собрания многомиллионной партии приближаются к такому идеалу, а насколько он остается лишь абстракцией. Тем не менее на основе разбираемых брошюр можно реконструировать некоторую рефлексию о соотношении идеального и конкретного.
Недостатки собраний в дискурсе брошюр
Партийный дискурс о собраниях предполагал не только постулирование идеальной картины их органи-
зации или проведения. Также в брошюрах можно выделить пласт риторики, который я бы предложил понимать как критику собраний. При этом нужно сразу оговориться, что эта критика не затрагивает структуру собрания или процедуры его проведения. Данная риторика ближе к тому, что можно охарактеризовать как довольно типичную для позднесоветского политического языка критику «отдельных недостатков». В рамках такой риторики авторы брошюр, как правило, стремятся показать в своих текстах, что преодоление отмечаемых ими недостатков позволит собранию достичь еще большей продуктивности и приблизиться к идеальному варианту.
В ходе анализа брошюр можно заметить, что критика проведения собрания во многом следует тем же основным моментам, которые описаны выше в разделе про идеализацию. Один из блоков критики - обсуждение недостатков в реализации демократичности собраний. В рамках партийных организаций могло быть два варианта проведения собраний: открытое и закрытое. Второй вариант предполагал неучастие беспартийных работников предприятия, на котором функционировала первичная партийная организация (ШЮ), и использовался для обсуждения исключительно политических проблем. Однако закрытый формат мог подвергаться критике. Так, в брошюре Н. Бонарева критиковалась НПО Московского завода тугоплавких металлов за проведение закрытого собрания без причины: «.был вынесен вопрос "О состоянии трудовой дисциплины". Почему этот вопрос стал предметом обсуждения на партийном собрании? Дело в том, что за последнее время в коллективе завода ослабла трудовая и технологическая дисциплина, участились случаи появления отдельных работников на заводе в нетрезвом виде, ряд рабочих уволен за прогулы и др.» [15. С. 8]. В приведенной цитате элементы риторики об отдельных недостатках прослеживаются через фигуры неопределенности: «за последнее время», «отдельных работников», «ряд рабочих», - невозможно из такого рода описания понять, когда же именно участились прогулы и сколько рабочих приходят на завод нетрезвыми.
Другой момент критики, также связанный с идеализацией, проходил по линии подготовки собрания и активности участия в нем партийцев. Предполагалось, что на хорошо подготовленном собрании коммунисты активно выступают, а на плохом - отмалчиваются. «Кончился доклад, пора начинать прения. Председательствующий задает присутствующим вопрос: "Итак, товарищи, кто желает выступить?" Тягостное молчание. Наконец один встает и направляется к трибуне. По залу прокатывается вздох облегчения.» [15. С. 1415]. Н. Бонарев даже предлагает объяснение, почему возможно такое неактивное течение собраний: они проводятся для отчетности. Т. Воронина и А. Соколова выявили схожие случаи в анализируемых ими протоколах, когда одна и та же тематика собраний повторялась дословно; они предполагают, что документы собрания были скопированы именно для отчетности перед райкомом [9].
Связанным с активностью коммунистов на собраниях выступает и другой элемент критики в риторике
брошюр - проблема одних и тех же выступающих, или, как их называют в одном из текстов, «штатных ораторов» [23. С. 18]. Авторы указанной брошюры характеризовали их так: «.при любом случае выходили на трибуну, хотя им совершенно не о чем было сказать». Связь здесь прослеживается, на мой взгляд, зеркальная: как есть партийцы, которые не выступают, так есть и те партийцы, которые выступают всегда, и оба варианта проблематичны с точки зрения должного течения собрания. Можно предположить, что эти два варианта поведения партийцев могут восприниматься как признак имитации собраний, чего нельзя было допустить.
Еще один элемент критики вокруг активности собраний - осуждение того, что в текстах брошюр названо их регулированием. Под регулированием имелось в виду стремление руководства первичек либо давать слово «неудобным» коммунистам в конце заседаний, либо же подбирать для выступлений ораторов с заранее согласованной с руководством позицией. Такая ситуация также виделась как нарушение внутрипартийной демократии, которая в идеале должна была быть главным принципом функционирования партийных организаций.
Порой в текстах брошюр критиковались некоторые элементы внутрипартийной политической культуры, которые к 1960-м гг. можно причислять к ритуалам проведения собраний. В работе А.Е. Матвеева негативно оценивается избрание в президиумы собраний ППО представителей вышестоящих партийных организаций, которые превращают «рабочие президиумы в почетные» [19. С. 23]. Сложно назвать точную дату появления в практике проведения большевистских собраний ритуала избрания почетного президиума. Так, Л.Д. Троцкий в своих воспоминаниях реконструирует это так: «.. .со времен Октября повелось. что на бесчисленных собраниях в почетный президиум выбирались Ленин и Троцкий. Теперь в президиум стали включать всех членов Политбюро. Потом стали размещать их по алфавиту. Затем алфавитный порядок был нарушен в пользу новой иерархии вождей» [24. С. 148]. Здесь важно то, что почетные президиумы с самого первого момента их появления носили ритуальный характер, подчеркивая символический статус партийных вождей и их положение в партийной иерархии. В 1960-е гг. этот ритуал мог принимать своего рода упрощенный характер. Например, на одной из конференций партийной организации Выборгского района Ленинграда в 1960 г. в почетный президиум был избран весь текущий состав Президиума ЦК КПСС, причем даже голосование за такое решение не требовалось, оно заменялось в стенограмме «продолжительными аплодисментами» [25. Л. 68].
Критика могла не только затрагивать вопросы проведения собраний в партийной организации, но и касаться критики отдельных членов партии или даже руководителей низовых организаций. Авторы одной из инструктивных брошюр описывают, как в одном из отделений совхоза в Чебаркульском районе Челябинской области возник конфликт вокруг фигуры управляющего отделением и члена партийного бюро некоего И.Я. Лохова. Лохов обвинялся в довольно типичном перечне проступков. Он появлялся на работе в нетрез-
вом виде, стал «грубить подчиненным, нарушать партийные обязанности» [14. С. 11]. Не проясняется, в чем именно заключались грубость и нарушение партийных норм, но собрание партийного бюро настояло на снятии Лохова с занимаемой должности и назначении другого члена первички вместо него. Через какое-то время Лохов «прочувствовал, как далеко завели его собственные заблуждения», переоценил свое «я» и «признал свои ошибки». Позднее Лохов был восстановлен в должности.
История с Лоховым, не суть важно, правдивая или нет, показывает предел возможной степени критики коммуниста и собраний в риторике анализируемых мной брошюр. Этот случай демонстрирует, что активное вовлечение в партийную жизнь подразумевало, что партийная организация может коллективно воздействовать на своих членов и наказывать их исключением. В то же время история Лохова заканчивается на позитивной ноте: он преодолел свои недостатки и вновь вернулся в партийную организацию.
Критика поведения, регулирования собраний, снятия неудобных докладчиков или проведения собрания формально - все это должно было служить определенной цели. Лежала она, как представляется, в плоскости понимания внутрипартийной демократии не просто как политического механизма, предполагающего равенство субъектов политики; она наделяла эту демократию функцией воспитания члена партии. Через показ идеальных черт, критику недостатков авторы инструктивных пособий стремились выйти на уровень воспитательного синтеза. Такой синтез не мог осуществляться безлично, и потому представляется релевантным, следуя за авторами брошюр, проанализировать, каким они видели члена партии, воспитанного собранием.
Воспитание коммуниста и преодоление недостатков
Одной из важнейших тем, встречающихся в инструктивных текстах, разбираемых в статье, является собственно вопрос о наделении партийного собрания воспитательной задачей. Как мыслилось такое воспитание коммуниста и в каком контексте оно функционировало? Для ответа на этот вопрос стоит учесть, какая роль отводилась воспитанию вообще в дискурсе 1960-х гг. В частности, Н.С. Хрущев, выступая с отчетным докладом ЦК на XXII съезде КПСС, так обозначил одну из проблем воспитания в коллективе: «Подбор и расстановка руководящих кадров, воспитание их в духе коммунистической идейности, высокой ответственности перед партией и народом за порученное дело - центральная задача организационной работы партии, ее местных органов и первичных организаций» [26. С. 285].
В приведенной цитате как раз партийным организациям отводится функция воспитания, хотя идеи Хрущева о самоконтроле общества распространялись значительно дальше рамок партии и должны были охватить всю разветвленную сеть общественных организаций [27. С. 389-397]. В контексте партийной идеологии отдельно выделялся аспект воспитания новых
членов партии или молодых коммунистов, свидетельством чему выступает существование отдельного пласта инструктивных текстов, анализ которых выходит за рамки данной статьи.
Проблема моральных ценностей членов партии сильно волновала руководителей СССР и нашла свое выражение в известном Моральном кодексе строителя коммунизма. В то же время, как верно отмечает в своей монографии А.А. Фокин [7. C. 66-68], его 12 принципов были весьма абстрактными, не являлись неким непреложным сводом и вряд ли могли ли быть руководством по морали. Однако и само принятие Кодекса, и появление ряда инструкций по воспитанию новых и молодых членов партии указывают на существовавший фрейм воспитания и морали.
Значимость Кодекса в партийной риторике подкреплялась в том числе и в текстах брошюр. В частности, в работе Н. Ключарева был целый раздел «Выполнять требования морального кодекса» [20. С. 13-19]. В нем дана картина нескольких собраний, одно из которых, в совхозе «Чапаевский», якобы специально обсуждало вопросы коммунистической морали. Обращает на себя внимание, что было проведено обследование партийной организации, а затем спектр обсуждения на собрании затрагивал вопросы отношения к труду, в том числе и в разрезе воспитания привычки к нему. При этом докладчики на собрании отметили, что «почти все члены нашей организации» относились к труду должным образом, по-коммунистически. Совершенно в духе дискурса об отдельных недостатках были указаны несколько человек, которые либо трудились не должным образом сами, либо не воспитывали любовь к труду в детях [20. С. 13-15]. Приведенная история подтверждает тезис А.А. Фокина о том, что во главу моральных ценностей партия ставила именно трудовую дисциплину [7. C. 66-68].
Другой пример идеологической кампании, посвященной вопросу отношения к труду и нашедший отражение в анализируемых текстах, был связан с обсуждением письма Н.Г. Заглады под заглавием «Дорожите честью хлебороба», опубликованного в ряде советских изданий, в том числе и на первой полосе в центральной «Правде» [28. 1962. 25 авг.]. Затем последовала довольно типичная волна публикаций писем трудящихся в поддержку Заглады в самой «Правде» [28. 1962. 31 авг.], а также отчетов с обсуждением письма, в том числе в региональных газетах [29. 1962. 8 сент.].
Достигла эта кампания и страниц инструктивных брошюр. Так, в цитированной выше книге Н. Ключа-рева содержался отчет об обсуждении письма Заглады в одном из колхозов. Структура обсуждения воспроизводила ту же, что и на упоминавшемся ранее собрании, посвященном вопросам трудовой дисциплины. Сначала секретарь парторганизации колхоза резюмировал, что план колхоз выполняет и многие трудятся по-коммунистически, а далее перешел к части критики отдельных недостатков, а точнее, отдельных коммунистов. Такая критика опять же преследовала цель воспитания, общественного воздействия и усиления контроля за трудом на уровне самого колхоза. Причины проблемы в области труда выносились в такой рито-
рике в область моральных оценок: «Может, эти люди не умеют работать? Нет, просто не чувствуют ответственности за общее дело» [20. С. 17].
Еще один пример влияния фрейма морали на повестку собраний можно встретить в брошюре Л. Пише-ниной, в которой она упоминает о проведении в одной из партийных первичек собрания на тему «О воспитании честности в труде» [16. С. 30]. При описании этого собрания воспроизводилась все та же «тавтологическая» схема: колхоз в целом выполняет план, почти все коммунисты трудятся достойно, но есть отдельные колхозники, которые «нерадиво» выполняют свою работу. Опять же к ним предлагалось применить общественное воздействие: «Коммунисты находятся рядом с этими людьми, но отмалчиваются вместо того, чтобы направить общественное мнение против лодырей, рвачей, бракоделов, окружить их общественным презрением...» [16. С. 31].
Экономическая реформа 1965 г. опиралась не только на стимулирование хозрасчета на уровне предприятий, но и на дискурс о трудовой дисциплине. При этом реформа, направленная в том числе на стимулирование личной заинтересованности работников, также побуждала авторов инструкций давать советы, направленные на личность коммуниста: «В условиях реформы очень важно развивать у людей самостоятельность, повышать их ответственность за порученное дело, строго спрашивать с тех, кто нарушает производственную и партийную дисциплину» [30. С. 25]. Интересно, что автор брошюры в конце приведенной цитаты ставит вперед производственную дисциплину, за которой уже следует партийная. Но личность в данном случае не противопоставляется коллективу, а должна находиться как раз под его контролем в вопросах труда. Чуть дальше А. Ширяев помимо инструкций приводит и пример конкретного собрания, которое разбирало вопросы увеличения брака на одном из производств и вновь использовало моральное воздействие: «Стыдно, ох как стыдно перед коллективом» [30. С. 36]. Перенесение ответственности за качество труда на личностный уровень могло быть сформулировано и посредством описания работ специальных комиссий, создаваемых при партийных организациях: «В ходе деятельности комиссии, с учетом разработанных ею предложений администрацией были осуществлены меры по ликвидации обезличенного брака, повышению персональной ответственности станочников за качество изделий.» [14. С. 16]. Здесь личное выступало и через риторику про повышение персональной ответственности, в своего рода поощряющем духе, и в качестве негативного стимула - борьбы с браком, который также возлагался на конкретного рабочего.
Какие еще функции собрания указаны в инструктивных брошюрах? Один из способов - это указание на то, что некие рядовые коммунисты активно вовлекаются в работу по организации собрания: «Собрание готовила группа коммунистов, в частности В. Холо-денкова, Л. Комолова, В. Силкина, Л. Иванова и ряд других. Они беседовали с другими членами партии, выясняя, какую агитационно-пропагандистскую работу они выполняют, как работают над повышением сво-
его идейно-политического уровня, являются ли примером для окружающих в труде и в быту и др. Партийное собрание прошло активно, интересно, явилось настоящей школой коммунистического воспитания» [15. С. 12]. Стоит обратить внимание, что в приведенной цитате описание подготовки коммунистами собрания сразу же задается в координатах воспитания коммунистов: готовящие заседание члены партии направляют других через вопросы о повышении идейного уровня, о том, выступают ли те примером для беспартийных. В изложении автора брошюры опрос проводится не с целью понять состояние партийной организации, а с целью усилить моральный контроль за коммунистами, воспитать их.
Выступление на собрании с докладом также могло быть способом воспитания коммуниста. Н. Бонарев приводит ряд примеров того, как поручение доклада превращает «застенчивого» члена партии в активного. Проблема активности не исчезала с годами. Так, в брошюре А. Ширяева о собраниях партийных групп на предприятиях вновь описывались похожие истории: «.активность коммунистов тоже не приходит сама по себе. Ее надо воспитывать. Боевитость, зрелость партийной группы слагается из активности и принципиальности каждого члена партии. Поэтому ничего страшного нет в том, что партгруппорг поименно попросит высказаться тех, кто привык отмалчиваться» [30. С. 38]. В данном примере мы видим прямое указание организатору группы на то, как нужно провести собрание, чтобы активность коммунистов воспитывалась в его рамках.
Воспитательное воздействие собрания, согласно ряду брошюр, должно было преодолевать собственные временные рамки и длиться после своего окончания. Так, Н. Бонарев выделил в своей работе последний раздел, озаглавленный «После собрания» [15. С. 30]. В этом фрагменте риторика выстраивалась вокруг изображения активности коммунистов в деле проведения решения собрания в жизнь. Бонарев предлагает своим читателям для осуществления решений модель, в которой ответственность за них возлагается на партийное бюро. При этом, рассматривая примеры реализации решений, Бонарев излагает их с «политической» точки зрения, для их воплощения бюро инициирует проведение более широких собраний беспартийных. Бонарев не называет механизм прямо, но, по сути, он предлагает коммунистам ориентироваться на делегирование -принцип, по которому партия функционировала, пожалуй, еще с дореволюционных времен.
В некоторых брошюрах могла критиковаться иная, по всей видимости, тоже достаточно распространенная практика - принятие своего рода декларативных решений, которые описывались так: «.принимают беззубые решения, состоящие из общих указаний, различных призывов, деклараций» [14. С. 77]. Хотя авторы указанной работы анализируют партийные организации Челябинской области, здесь они не стали указывать на конкретные коллективы, такое практикующие, а ограничились тоже своего рода «декларацией». Критиковались декларативность и неконкретность и в книге Л. Пишениной, при этом в противовес ею предлагалась
разновидность делегирования, но не бюро, а путем назначения конкретных ответственных. Причем, судя по приведенным примерам, сфера решений выходила за рамки ППО и распространялась на функционирование всего предприятия или колхоза, к которому относилась первичка. Отчасти в этом можно усмотреть своего рода лукавство, когда осуществление производственных задач, скажем колхоза, поручается лицам, играющим ключевые роли в функционировании колхоза в силу своей профессии, а не принадлежности к партии, - бригадиру, главному зоотехнику и ветеринару, главному агроному [16. С. 60]. Подобные случаи встречались и в последующем, в 1970-е гг., что отмечают в своей статье Т. Воронина и А. Соколова [9].
Дискурс воспитания в проанализированных текстах брошюр в основном строился вокруг коммунистической морали. Как и Кодекс, проанализированные работы не дают своим читателям четких директив, что является достойным поведением для члена партии, а что нет. Поскольку инструкции о проведении собраний были по большей части нацелены на представителей ППО, то во многом вопрос о морали превращался в вопрос о трудовой дисциплине. Здесь мы также не встречаем однозначных указаний, а только довольно расплывчатые формулировки об ответственности коммунистов за качество продукции и выполнение планов пятилеток. При этом авторы брошюр обращали свои воспитательные интенции не только на отдельного коммуниста, но и на коллектив первички в целом. Видимо, самоконтроль и контроль со стороны партийной организации должны были дополнять и усиливать друг друга. Собрание в таком ключе было ключевым мероприятием в жизни и коммуниста, и коллектива, к которому он принадлежал, поскольку именно на нем происходило своеобразное дисциплинирование коммунистов.
Заключение
Идеология может успешно функционировать лишь при условии, если субъекты ее воздействия готовы принимать ее постулаты и действовать в соответствии с ними. Проанализированные брошюры в этом отношении хоть и не обращены к конкретным субъектам, однако можно реконструировать некоторые черты этого абстрактного коммунистического субъекта даже посредством таких зачастую тавтологичных текстов. Собрание в риторике брошюр становится прежде всего основным пространством принятия субъектами партийной идеологии.
Партийное собрание, как оно предстает в проанализированных в данной статье текстах, вбирает в себя сразу несколько важных значений для КПСС в 1960-е гг. Оно должно быть пространством реализации внутрипартийной демократии, «ленинских норм». Эта часть риторики отражает своеобразную попытку перечеркнуть опыт сталинизма и совершить возврат к 1920-м гг., которые, соответственно, идеализируются как некоторая правильная эпоха в истории партии. Через риторику «ленинских норм» проступает связанная с ней другая политическая функция собрания. Партийный аппарат,
отказавшись от репрессий, в условиях нового роста партии в эпоху оттепели вынужден был переносить функции контроля за рядовыми членами партии в первичные организации. Даже в таких идеологизированных источниках, как инструктивные брошюры, приводятся случаи отставок коммунистов с их должностей за проступки. Реальные или нет, эти примеры были призваны стимулировать рядовых партийцев к тому, чтобы они активнее осуществляли свою функцию контроля друг за другом. С этой же целью авторы брошюр много внимания уделяют критике нарушений в частотности проведения собраний, пишут о подборе удобных для партийного руководства ораторов. Такое построение текстов брошюр следовало общей идеологеме о демократии и в то же время предлагало в рамках подобной идеологии возможность членам ППО реализовывать низовой контроль на предприятии или в колхозе.
Другой наиболее важной задачей, которую можно выделить, является придание партийному собранию воспитательной функции. Это также связано с ростом
партии, приемом новых членов, которые как раз через ППО в колхозах, совхозах и на заводах приобщались к политической жизни. Важнейшей частью такого воспитания становился вопрос об отношении к трудовой дисциплине. Для советского руководства 1960-х гг. были характерны своего рода культ труда и представление о том, что образцовый советский человек обязан трудиться и любить труд. Коммунист как совершенный вариант советского субъекта тем более должен был быть на передовой борьбы за труд. Упоминаемые мной брошюры как раз постулировали в отношении к труду важность контроля за качеством, борьбы с браком. Экономические реформы первых десятилетий брежневской эпохи призваны были стимулировать личную заинтересованность работников в качестве, потому и тексты брошюр обращали внимание на персональную мотивацию. В целом же воспитание в отношении к труду также несло функцию взаимного контроля членов пер-вичек друг за другом, а также использование морального воздействия на тех, кто нарушал трудовые нормы.
Список источников
1. Львов М. Народные собрания, как их устраивать и вести. М. : Кооперативное изд-во, 1917. 30 с.
2. Устав ВКП(б) 1926 г. // Всесоюзная коммунистическая партия (б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-
1935). 5-е изд. М. : Политиздат, 1936. Ч. II: 1925-1935. С. 82-91.
3. Устав КПСС 1961 г. URL: https://www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Ustav_KPSS.html (дата обращения: 14.04.2024).
4. Керженцев П.М. Как вести собрания. 5-е изд. Петроград : Прибой, 1924. 40 с.
5. Rigby Th.H. Communist Party membership in the U.S.S.R., 1917-1967. Princeton : Princeton University Press, 1968. 573 p.
6. Каспэ И.М. В союзе с утопией: смысловые рубежи позднесоветской культуры. М. : Новое литературное обозрение, 2018. 431 с.
7. Фокин А.А. «Коммунизм не за горами»: образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950-1960-х годов. М. : РОССПЭН, 2017.
221 с.
8. Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось: последнее советское поколение. М. : Новое литературное обозрение, 2014. 661 с.
9. Воронина Т., Соколова А. Протоколы сельских партсобраний и режим официальной публичности в «эпоху развитого социализма» // Несо-
вершенная публичная сфера: история режимов публичности в России : сб. ст. / сост. Т. Атнашев и др. М. : Новое литературное обозрение, 2021. С. 372-415.
10. Хархордин О.В. Прошлое и будущее русского публичного языка // Синдром публичной немоты: история и современные практики публичных дебатов в России : сб. / отв. ред. Н.Б. Вахтин, Б.М. Фирсов. М. : Новое литературное обозрение, 2017. С. 348-419.
11. Cohn E. The High Title of a Communist: Postwar Party Discipline and the Values of the Soviet Regime. DeKalb, Il : Northern Illinois University Press, 2015. 268 p.
12. Ильенков Э.В. Проблема идеального // Вопросы философии. 1979. № 6. С. 128-140.
13. Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства // Неприкосновенный запас. 2011. № 3. C. 14-58.
14. Горшенев Н., Фомиченко К., Полупанов Я., Бабайлов Ю. Собрания коммунистов. Челябинск : Южно-Урал. кн. изд-во, 1966. 91 с.
15. Бонарев Н.П. Партийное собрание. М. : Моск. рабочий, 1962. 32 с.
16. Пишенина Л.Е. Партийные собрания. М. : Госполитиздат, 1963. 63 с.
17. Дубков А.Е. Партийное собрание - школа воспитания коммунистов. Хабаровск : Хабаров. кн. изд-во, 1969. 56 с.
18. Ширяев А. В. Каким должно быть партийное собрание. М. : Моск. рабочий, 1969. 48 с.
19. Матвеев А.Е. Партийное собрание. Каким ему быть : заметки партработника. Ижевск : Удмуртия, 1967. 45 с.
20. Ключарев Н.П. Партийное собрание - школа воспитания коммунистов. Саратов : Кн. изд-во, 1963. 38 с.
21. Устав ВКП(б) в редакции XVII съезда ВКП(б). URL: https://www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Programma_i_ustav_VKPb.htm#u08 (дата обращения: 14.04.2024).
22. Jones P. From the Secret Speech to the burial of Stalin: real and ideal responses to de-Stalinization // The Dilemmas of de-Stalinization: negotiating cultural and social change in the Khrushchev era / ed. by P. Jones. London ; New York : Routledge, 2007. P. 41-64.
23. Партийные собрания. Донецк : Донбасс, 1969. 88 с.
24. Троцкий Л.Д. Моя жизнь : опыт автобиографии. М. : Терра, 1991. Т. 2. 343 с.
25. Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга. Ф. 2 (Выборгский районный комитет КПСС). Оп. 24. Д. 1.
26. Материалы XXII съезда КПСС. М. : Госполитиздат, 1961. 464 с.
27. Хархордин О.В. Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности. 2-е изд. СПб. : Изд-во Европейского ун-та в С.-Петербурге, 2016. 507 с.
28. Правда : официальный орган ЦК КПСС.
29. Красный Север : орган ОК ВКП(б) Ямало-Ненецкого автономного округа.
30. Ширяев А.В. Как провести собрание. М. : Моск. рабочий, 1968. 47 с.
References
1. Lvov, M. (1917) Narodnye sobraniya, kak ikh ustraivat' i vesti [People's Assemblies, How to Organize and Conduct Them]. Moscow: Kooperativnoe
izd-vo.
2. USSR. (1936) Ustav VKP(b) 1926 g. [Charter of the All-Union Communist Party (Bolsheviks), 1926]. In: Vsesoyuznaya kommunisticheskayapartiya
(b) v rezolyutsiyakh i resheniyakh s"ezdov, konferentsiy i plenumov TsK (1898—1935) [The All-Union Communist Party (Bolsheviks) in Resolutions and Decisions of Congresses, Conferences, and Plenums of the Central Committee (1898-1935)]. 5th ed. Vol. 2. Moscow: Politizdat. pp. 82-91.
3. USSR. (n.d.) Ustav KPSS 1961 g. [Charter of the CPSU, 1961]. [Online] Available from: https://www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/
Ustav_KPSS.html (Accessed: 14th April 2024).
4. Kerzhentsev, P.M. (1924) Kak vesti sobraniya [How to Conduct Meetings]. 5th ed. Petrograd: Priboy.
5. Rigby, Th.H. (1968) Communist Party membership in the U.S.S.R., 1917—1967. Princeton: Princeton University Press.
6. Kaspe, I.M. (2018) V soyuze s utopiey: smyslovye rubezhi pozdnesovetskoy kul'tury [In the union with utopia: Semantic boundaries of late Soviet
culture]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie.
7. Fokin, A.A. (2017) "Kommunizm ne za gorami": obrazy budushchego u vlasti i naseleniya SSSR na rubezhe 1950-1960-kh godov ["Communism
is just around the corner": Images of the future in power and the population of the USSR at the turn of the 1960s]. Moscow: ROSSPEN.
8. Yurchak, A. (2014) Eto bylo navsegda, poka ne konchilos': poslednee sovetskoe pokolenie [It had been forever, until it ended: the last Soviet genera-
tion]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie.
9. Voronina, T. & Sokolova, A. (2021) Protokoly sel'skikh partsobraniy i rezhim ofitsial'noy publichnosti v "epokhu razvitogo sotsializma" [Minutes
of Rural Party Meetings and the Regime of Official Publicity in the "Era of Developed Socialism"]. In: Atnashev, T. et al. (eds) Nesovershennaya publichnaya sfera: istoriya rezhimov publichnosti v Rossii [Imperfect Public Sphere: History of Publicity Regimes in Russia]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie. pp. 372-415.
10. Kharkhordin, O.V. (2017) Proshloe i budushchee russkogo publichnogo yazyka [The Past and Future of Russian Public Language]. In: Vakhtin, N.B. & Firsov, B.M. (eds) Sindrom publichnoy nemoty: istoriya i sovremennyepraktiki publichnykh debatov v Rossii [Public Muteness Syndrome: History and Modern Practices of Public Debates in Russia]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie. pp. 348-419.
11. Cohn, E. (2015) The High Title of a Communist: Postwar Party Discipline and the Values of the Soviet Regime. DeKalb, Il: Northern Illinois University Press.
12. Ilienkov, E.V. (1979) Problema ideal'nogo [The Problem of the Ideal]. Voprosy filosofii. 6. pp. 128-140.
13. Althusser, L. (2011) Ideologiya i ideologicheskie apparaty gosudarstva [Ideology and ideological apparatuses of the state]. Neprikosnovennyy zapas. 3. pp. 14-58.
14. Gorshenev, N., Fomichenko, K., Polupanov, Ya. & Babaylov, Yu. (1962) Sobraniya kommunistov [Meetings of Communists]. Chelyabinsk: Yuzhno-Ural. kn. izd-vo.
15. Bonarev, N.P. (1962) Partiynoe sobranie [Party Meeting]. Moscow: Mosk. Rabochiy.
16. Pishenina, L.E. (1963) Partiynye sobraniya [Party Meetings]. Moscow: Gospolitizdat.
17. Dubkov, A.E. (1969) Partiynoe sobranie — shkola vospitaniya kommunistov [Party meetings - a school for educating communists]. Khabarovsk: Khabarov. kn. izd-vo.
18. Shiryaev, A.V. (1969) Kakim dolzhno byt'partiynoe sobranie [What a party meeting should be like]. Moscow: Mosk. Rabochiy.
19. Matveev, A.E. (1967) Partiynoe sobranie. Kakim emu byt': zametkipartrabotnika [A party meeting. What it should be like: Notes of a party worker]. Izhevsk: Udmurtiya.
20. Klyucharev, N.P. (1963) Partiynoe sobranie — shkola vospitaniya kommunistov [Party meetings - a school for educating communists]. Saratov: Kn. izd-vo.
21. USSR. (n.d.) Ustav VKP(b) v redaktsii XVII s"ezda VKP(b) [Charter of the All-Union Communist Party (Bolsheviks) as amended by the 17th Congress of the All-Union Communist Party (Bolsheviks)]. [Online] Available from: https://www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Programma_ i_ustav_VKPb.htm#u08 (Accessed: 14th April 2024).
22. Jones, P. (2007) From the Secret Speech to the burial of Stalin: real and ideal responses to de-Stalinization. In: Jones, P. (ed.) The Dilemmas of De-Stalinization: Negotiating Cultural and Social Change in the Khrushchev Era. London; New York: Routledge. pp. 41-64.
23. Anon. (1969) Partiynye sobraniya [Party Meetings]. Donetsk: Donbass.
24. Trotskiy, L.D. (1991)Moya zhizn': opyt avtobiografii [My Life: An Autobiographical Experience]. Vol. 2. Moscow: Terra.
25. The Central State Archive of Historical and Political Documents of St. Petersburg. Fund 2 (The Vyborg District Committee of the CPSU). List 24. File 1.
26. CPSU. (1961)Materialy XXII s"ezda KPSS [Materials of the 22nd Congress of the CPSU]. Moscow: Gospolitizdat.
27. Kharkhordin, O.V. (2016) Oblichat' i litsemerit': genealogiya rossiyskoy lichnosti [To expose and to be hypocritical: the genealogy of the Russian personality]. 2nd ed. St. Petersburg: European University in St. Petersburg.
28. Pravda. The official media of the Central Committee of the CPSU.
29. Krasnyy Sever. The VKP(b) of the Yamalo-Nenets Autonomous Okrug.
30. Shiryaev, A.V. (1968) Kakprovesti sobranie [How to hold a meeting]. Moscow: Mosk. Rabochiy. Сведения об авторе:
Раков Тимофей Николаевич - кандидат исторических наук, доцент Школы исследований окружающей среды и общества Тюменского государственного университета (Тюмень, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Rakov Timofey N. - Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, School for Environmental and Social Studies, University of Tyumen (Tyumen, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 15.04.2024; принята к публикации 12.09.2024 The article was submitted 15.04.2024; accepted for publication 12.09.2024
