CC BY
226
5. Wiegold Th. Weltweit einsatzbereit. Focus. 2005; 23: 56 - 59.
6. Helbig G., Schenkel W. Wörterbuch zur Valenz und Distribution deutscher Verben. Leipzig: VEB Bibliographisches Institut Leipzig, 1978.
7. Schayan J. Erinnern als Basis - für die Zukunft in Europa. Deutschland. 1999; 5: 23 - 26.
References
1. Barbashov V.P. Intencional'noe znachenie «istoricheskaya pamyat'» i osobennosti ego yazykovoj aktualizacii v media-diskurse FRG na poroge novoj «holodnoj vojny» kak problema vital'nosti nemeckogo yazyka (na materiale sovremennoj pressy). Zhurnalistyka-2017: stan, prablemy iperspektyvy: mat'eryyaly 19-j Mizhnar. navuk.-prakt. kanf, 16-17 list. 2017 g., Minsk: BDU, 2017: 236 - 239.
2. Dejk T.A. van. Diskurs i vlast': Reprezentaciya dominirovaniya vyazyke ikommunikacii. Moskva: Knizhnyj dom «LIBROKOM»., 2013.
3. Barbashov V.P. Formirovanie intencional'nogo znacheniya vpublicisticheskom tekste kak fragmente media-diskursa (na materiale sovremen-nogo nemeckogo yazyka). Barnaul: KONCEPT, 2013.
4. Schayan J. 2014: Erinnern und Gedenken. Deutschland. 2014; 1: 6.
5. Wiegold Th. Weltweit einsatzbereit. Focus. 2005; 23: 56 - 59.
6. Helbig G., Schenkel W. Wörterbuch zur Valenz und Distribution deutscher Verben. Leipzig: VEB Bibliographisches Institut Leipzig, 1978.
7. Schayan J. Erinnern als Basis - für die Zukunft in Europa. Deutschland. 1999; 5: 23 - 26.
Статья поступила в редакцию 08.01.18
УДК 316
Stankevich M.V., postgraduate, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia),
E-mail: referent@smi.msu.ru
THE IMPACT OF NEW MEDIA ON CULTURE. In the article, the author investigates how the Internet and new media dissolve boundaries between "underground" and "mass culture". When it came to oversaturation mass culture used to address to underground culture that was not overload with wide attention of public. So it was underground that was the base for mainstream. But as we can observe now, culture is becoming available for everyone, social media appears as free publishers and printing presses for everyone, and now it's difficult to define the underground culture.
Key words: social media, new media, mass culture, underground.
М.В. Станкевич, аспирантка второго года обучения, факультет журналистики, Московский государственный
университет имени М.В. Ломоносова, E-mail: referent@smi.msu.ru
ВЛИЯНИЕ НОВЫХ МЕДИА НА КУЛЬТУРУ
В статье автор рассматривает то, как трансформирующаяся повседневность под влиянием новых медиа размывает границы между «массовой культурой» и «андеграундом». Если раньше сталкиваясь с пресыщенностью, массовая культура обращалась за вдохновением к культуре андеграунда, к искусству, необремененному вниманием широкой публики, на основе которого и создаётся новый мейнстрим, то теперь границы бесконечно размыты. В узком смысле андеграунд, как форма бытования культуры в условиях мягкого тоталитаризма, безусловно, исчезает. Теперь, когда каждый человек получил возможность творить публично, социальные медиа превратились в бесплатные издательства и печатные станки для всех и каждого, как отличить андеграунд и действительно качественное искусство от масскульта?
Ключевые слова: социальные медиа, новые медиа, культура, массовая культура, андеграунд, культуриндустрия.
Главным поводом для критики массовой культуры и обыденного сознания во все времена выступала пошлость. Ш. Бодлер, Ф. Ницше, П. Валери, Г. Маркузе, Х. Ортега-и-Гассет - все они обличали полость культурного выбора масс, критиковали массовые стереотипы, исчезновение ауры у предметов искусства и считали поточное производство предметов культуры подделками. Интересно, что профанация духовного производства, в отличие от демократизации общества, вызывает такой активный негативный резонанс. Если инфляция социальных эталонов, внедрение всеобщего избирательного права рассматривается как фактор прогресса цивилизации, то культуриндустрия (в терминах Т. Адорно и М. Хоркхаймера) не может представлять собой даже частичного прогресса. Чем же доступная культура отличается от доступного жилья? Интересны на этот счёт рассуждения А. Секацкого, который даже задаётся вопросом относительно самой формы доступности: «А что, если принцип демократичности обнаруживает здесь свою невидимую доселе сторону?» [1. с. 10]. Можно ли упрекать культуру за её излишнюю доступность и как внятно сформулировать отличие массовой культуры от элитарной в век информационных технологий?
По словам А. Секацкого, культура изначально заключает в себе иерархию ценностей и не дистанцирована от пространства повседневности. Именно поэтому чрезмерная доступность культуры означает понижение статуса духовности. Упразднение дистанции с повседневностью (или по-другому «опошление») означает проникновение товарной формы в духовное производство. Сокровенность и выстраданность не терпит «доставки на дом» с помощью медиапосредников. «Культура с доставкой на дом не сохраняет важнейших кондиций собственной изначальной определённости» [1. с. 13]. При этом А. Секацкий утверждает, что так дело обстоит не только с явлениями культуры. По его словам, демократия и общедоступные гражданские права при отсутствии встречного усилия субъекта также влекут за собой
гиподинамию, и в итоге, демократия превращается в политкор-ректность. В результате иерархия ценностей превращается в свалку атрибутов, которыми никто не дорожит, а принадлежность к континууму обеспечивается предъявлением денег (при этом их количество не играет значимой роли). А. Секацкий заявляет, что на смену иерархической духовности приходит новое единство: «массовая культура (культуриндустрия) - доступная массам истина (позитивизм) - общедоступная обесцененная демократия (политкорректность). Это единство философ называет Пространство Субъектным Континуумом (сокращённо ПСК).
Помимо существующей во все времена денежной мотивации, сегодня у нас появляется ещё одна - информационная бу-лимия или императив свежих новостей. Сегодня мы не можем представить себе день, в который бы ничего не происходило -мир сегодня постоянно передаёт непрекращающийся репортаж о самом себе. При этом ему уже больше не нужны посредники в виде традиционных масс-медиа. Лучшее тому доказательство - тот факт, что Оксфордский словарь выбрал слово «жШе» (фотографию самого человека, сделанную на смартфон) словом 2013 года. Впервые неологизм появился в 2002 году на одном из австралийских форумов. Редакторы словаря, исследовавшие тексты в социальных медиа, выяснили, что за год частота употребления «селфи» увеличилась на 17 000%.
Принимая во внимание тезис А. Секацкого о том, что «философская критика массовой культуры при всей её изощрённости... принципиально ущербна без самокритики критикующего, которому следовало бы по крайней мере признать, что философствовать о культуре и критиковать массовую культуру есть практически одно и то же» [1, с. 68], и тот факт, что ценностные суждения всецело зависят от системы отсчёта, довольно сложно оценивать и интерпретировать отношения индивидов, органично вписанных в континуум современности.
Для описания нового типа человека А. Секацкий использует термин «хуматон», введённый Джейком Хорли и описывающий людей Матрицы. Хуматон отличается от классического субъекта как изнутри - редуцированной психологией и упрощённой процедурой становления, но и снаружи (ведь упрощённая модель сборки не имеет непреодолимых границ между внешним и внутренним). Многие исследователи современности описывают типаж нового человека, как «механический» и «бездушный», но А. Секаций заявляет, что эта бездушность на поверку может оказаться куда более щадящей, чем душевность, за которую мы все так боремся. А отношение хуматонов к человеку, как к вещи, может оказаться «хорошим отношением». Правда, эта дружелюбность нового человека не имеет характера волевого акта, поэтому не засчитывается самому себе в заслугу. А сравнивая новый проект человека с хайдеггеровским Dasein, Секацкий находит совпадающие параметры: зов совести (при отсутствии угрызений), забота (в форме озабоченности), которая, правда, чаще всего связана с «режимом подзарядки», с возобновлением ресурсов (денег, новостей и проч.). При этом в новом проекте полностью отсутствует заброшенность Dasein. Поскольку заброшенность представляет собой отклик на подозрительность, у хуматона она напрочь отсутствует. Не выявлена также сфера болтовни ("Gerede"), поскольку внутри континуума ей нечего противопоставить.
Ж. Бодрийяр [2] писал о том, что одна из характерных черт общества потребления по части профессионального знания - это культурная переподготовка. Действительно, если профессионал не хочет быть дисквалифицирован, ему необходимо постоянно обновлять багаж своих знаний. С одной стороны «переподготовка» связана с непрерывным прогрессом знаний. С другой стороны, термин неотвратимо наводит на мысли о «цикле» моды, где каждый должен в соответствии с каждым новым сезоном переодеваться/менять автомобили/предметы быта и проч. Здесь не идет речь ни о каком непрерывном прогрессе - мода хаотична и произвольна, тем не менее, она имеет характер принуждения. Бодрийяр задаётся вопросом, «не скрывает ли переподготовка знаний под научным прикрытием тот же тип ускоренной, вынужденной, произвольной реконверсии, что и мода, и не приводит ли она в действие на уровне знания и личностей то же «управляемое устаревание», какое цикл производства и моды налагает на материальные предметы» [2, с. 92]. Получается, что мы имеем такой же нерациональный процесс потребления, как и в случае с материальными объектами. Она становится объектом потребления в том же смысле, в котором она становится заменимой другими объектами и гомогенной им, она начинает подчиняться конкурентному спросу в той же степени, в которой и всякая другая категория объектов рождается благодаря этому спросу.
Сегодняшнее общество представляет собой своеобразную структуру - сакральное без трансцендентного. А. Секацкий описывает [1] интересную тенденцию - начиная с 70ых годов специальные комиссии ЮНЕСКО «чистили» детскую литературу на предмет политкорректности, налегая в основном на сказки. На тот момент, в условиях доминирования классического субъекта, полностью задачу решить не удалось и негодование наследников Просвещения по поводу скрытого расизма, фаллоцентризма и чрезмерной жестокости главных героев осталось ни с чем. Но как только измерения ПСК становятся реальными, в сфере детской литературы происходят далеко идущие перемены. «Речь идёт о перемене тенденции, которая в качестве константы культурной трансляции были сформулированы ещё Роланом Бартом: произведения, создаваемые для взрослых и, как правило, имеющие у них успех, в скором времени (не превышающим двух поколений) опускаются в детскую литературу, где уже ведут стабильное, законсервированное существование... Экстраполируя очередную тенденцию дрейфа актуальной литературы своего времени в сферу гораздо более стабильного подросткового чтения, можно было предположить, что и тексты, всё ещё находящиеся под грифом «outrageous», тоже спустятся со временем в любознательным подросткам. Этого не случилось. То есть нельзя сказать, что дрейф прекратился вообще, но он был перекрыт куда более мощной контртенденцией прогрессирующего интереса взрослых. к детскому чтению и в особенности к детскому и подростковому видеоряду» [1. с. 135 - 136]. Наблюдая возросшую инфантильность взрослых, мы присутствуем при первых шагах готовящегося переворота - Джоан Роулинг - это всего лишь первая ласточка культурного преобразования. Сегодняшний пантеон героев «без задней мысли» совсем не сидит где-то в недосягаемости, его легко можно увидеть с любой точки ПСК, что ещё раз подчеркивает отсутствие трансцендентного.
Благодаря повсеместному развитию Интернета сегодня довольно сложно говорить о культуре андеграунда в прежнем ключе. В узком смысле андеграунд, как форма бытования культуры в условиях мягкого тоталитаризма, безусловно, исчезает. Теперь, когда каждый человек получил возможность творить публично, социальные медиа превратились в бесплатные издательства и печатные станки для всех и каждого, с одной стороны культура андеграунда трансформируется и превращается в подпитку для массовой культуры, мейнстрима. Сама культура мейнстрима также перестаёт быть цельной, и в результате мы имеем андер-поп или овер-граунд. Если раньше сталкиваясь с пресыщенностью, массовая культура обращалась за вдохновением к культуре андеграунда, к искусству, необремененному вниманием широкой публики, на основе которого и создаётся новый мейнстрим, то теперь границы бесконечно размыты - как отличить андеграунд и действительно качественное искусство от масскульта?
Андеграундная культура или андеграунд (в переводе с англ. - подполье) представляет собой совокупность творческих направлений в культуре, которая противопоставляет себя массовой, популярной культуре, официальному искусству. История самого термина неразрывно связана с противодействием сильному государственному строю и цензуре, борьба за справедливость, истину. В принципе можно сказать, что в культуре так называемый академический андеграунд был двигателем прогресса привычного искусства. Но с появлением массовой культуры, общества потребления и растиражированного искусства культура андеграунда стала позиционироваться как противоположность мейнстрима. Мейнстрим (от англ. - главный поток) представляет собой подавляющее большинство, довольное потребительскими ценностями, не обременённое больше ничем, кроме как желанием простого человеческого комфорта. Ярким примером подобного явления в его зачаточном виде может служить движение хипстеров и битников в 50-х в США.
Одним из самых ярких примеров подпольной культуры может служить деятельность непримиримой оппозиции ГДР Из-за жёсткой цензуры и большого влияния церкви оппозиционная культура не могла распространяться на большие аудитории и территориальные пространства. А для обнародования некоторых произведений искусств, некоторым приходилось прибегать к покровительству церкви. В качестве примера печатной подпольной печати можно назвать журнал «Und», который на протяжении двух лет (с 1982 по 1984 год) выходил в Дрездене каждые 4 - 6 недель. Вторым примером подпольной культуры в ГДР может стать явление мейларта (которое уходит корнями в 1960-е гг. в США): организатор выставки направлял по почте приглашения некоторой группе художников, приглашая их поучаствовать и направить готовые почтовые открытки с неким интернациональным месседжем. На организаторе лежала ответственность за организацию выставки, а художники трудились бесплатно, главное здесь было - донести месседж до аудитории. Ну, и конечно, оставалось только надеяться, что почту не вскроют.
Когда в конце 50-х годов в США была введена цензура на рисунки эротического характера с изображениями сцен насилия, большинство художников ушло в подполье. Они стали рисовать нарочито неаккуратные комиксы в упрощённо-психоделическом стиле о похождениях хулиганов и битников. Это кардинально отличалось от того, что создавали DC Comics и Marvel с их похождениями разнообразных спасателей-сверхгероев. Но именно в тот период Роберт Крамб придумывает серию комиксов о сексуальных похождениях «Кота Фрица», которая и завоевала любовь широкой публики и принесла автору мировую славу. Ещё один известный деятель андеграунда, Арт Шпигельман, в 70-х годах рисует серию антифашистских комиксов «Maus», где нацисты-коты и помогающие им в этом свиньи-поляки охотятся на мышей-евреев. В результате комикс превращается в полноценное искусство, а Шпигельман получает Пулитцеровскую премию.
Сегодня культуру андеграунда довольно сложно детектировать, поскольку в своём классическом видео она не является медиапригодной. Как только андеграунд попадает в медиасреду, он теряет свою изначальную причастность. Тем не менее, в каком-то смысле она имеет тенденцию к усилию. Поскольку медиа-среда вносит транспарацию во все медиа процессы, символические потоки и в вектор общего повышения скоростей, андеграунд сегодня представляет собой реакцию на все эти процессы. Можно сказать, что предельным основанием сегодняшнего андеграунда является сама человеческая экзистенция, которая основана на сопротивлении любому универсализму [3 - 6].
