CC BY
172 Согласно реестру лекарственных вещей, положенных к отпуску в аптеки военных госпиталей, в 1816г. числились следующие предметы довольствия: уксус пивной или хлебный, спирт хлебный, водка французская, клюква зрелая или виноград, барбарис, вишня, смородина, лимоны или лимонный сок, масло коровье русское, отруби пшеничные, мёд, яйца куриные и тому подобное. См.: Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА).Ф. 498. Оп. 1. Д. 240. Л. 24— 26.
3 Ремонтирование лошадей — способ комплектования конского состава армии покупкой лошадей по рыночной цене.
4 Полевая армия (действующая) — часть военно-сухопутных сил, используемая во время войны непосредственно для ведения военных действий, обычно под руководством главнокомандующего или другого военачальника.
5 См.: «Учреждение для управления большой действующей армией». Полное собрание законов Российской империи с 1649года. Т.ХХХП (1812—1815). СПб., 1831. С. 27—157. В то же время, в этом отношении интересны и другие документы, такие как «Инструкция полковнику и земскому комиссару» 1724г. и сборник «Комиссариатские провиантские регулы» 1758г., в которых обобщался уже имевшийся опыт снабжения войск, а также вводились новые положения по материальному обеспечению и порядку заготовок продовольствия, вещевого имущества и др.
6 Так, во время Итальянского похода А.В.Суворова в армии пришлось организовать выпечку хлеба из ржаной муки, которую для этих целей пришлось доставлять из России.
7 Воинские требования — удовлетворение местным населением потребностей войск в различных материально-технических средствах.
8 История тыла и снабжения русской армии. Калинин, 1955. С.101, 102.
Из неопубликованных рукописей Публикация: ДЁМИН Анатолий Анатольевич —
старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники ран имени С.И.Вавилова, кандидат технических наук (Москва)
А.И. Ковтун-Станкевич
ВЕНГЕРСКИЕ ЗАПИСКИ
21 января, Будаэрш.
Вчера был очень тяжёлый день. Мы не предполагали, что на переправе может что-нибудь случиться, так как она считалась тыловой. Но к нашему подходу считать её находящейся в армейском тылу было нельзя. По переправе противник уже вёл артиллерийский огонь. До нас доносилась пулемётная стрельба. С правого берега на наш переправились тыловые подразделения 46-й армии. Переправилась и канцелярия военного совета.
Как водится, тыловые части всё представляли в мрачном свете. Если принимать их слова на веру, там уже всё потеряно. Таково уж свойство тыла — всё преувеличивать: и хорошее и плохое.
Афонин ожидал нас на переправе, и, как только подошёл полк Дрогана, мы заняли паромы. Залетавшие снаряды пока вреда не приносили.
Посланный с первым паромом на тот берег мой заместитель полковник Булыгин донёс, что бой слышен всё ближе и ближе, да и мы сами более отчётливо стали различать пулемётную стрельбу. Пришлось полку Дрогана вместо движения на Будаэрш занять оборону на юго-западной окраине Эрчи. Кто знает, что там происходит? Вдруг прорвутся несколько танков к переправе, и тогда начнётся чёрт знает что.
Афонин одобрил принятые меры и уехал. Его вызвал к аппарату маршал.
Переправа заняла весь день, и только в десятом часу вечера мы тронулись к Будаэршу. Немцы продолжали обстрел переправы, но их атаки на Эрчи были отбиты, и полк Дрогана смог спокойно присоединиться к дивизии.
Всю дорогу к Будаэршу авиация противника не давала покоя. Хорошо, что ночь, и бомбы сыпались в стороне от дороги. На полпути навстречу нам ехал Афонин. Он, оказывается, был в штабе 46-й армии. Узнав, что вся дивизия переправилась и находится на марше, он остался доволен и только торопил, чтобы к рассвету мы все укрепились в своём районе. Попрощавшись, он тронул шофёра, и тот включил подфарники. Мы попросили его выключить свет. Афонин улыбнулся и сказал, что бояться нечего. На этом мы и расстались. Прошло минут 10—15, как до нас донеслись звуки разрывов авиабомб. Никто не обратил на это внимания.
Сегодня мы узнали, что Афонин попал под бомбёжку и тяжело ранен. Немцы бомбили, увидев свет автомашины. Вот вам и «бояться нечего».
К утру дивизия сосредоточилась в Будаэрше. Пока есть время приказал срочно мыться всем, менять белье. Кто знает, что будет завтра.
Встретил офицеров штаба 59-й дивизии Карамышева. Дивизия ведёт бой фронтом на юго-запад. В Буде дерётся 37-й корпус. Вот и все новости о положении на фронте.
23 января, Будакеси.
Корпусом временно командует начальник штаба генерал Соседов. Вчера он был у нас, и по его приказу мы передислоцировались в район Будакеси. Отсюда начнём штурм Буды. Дивизия снова в центре. Её задача — вбивать клин в оборону. Дело привычное. Для штурма создаётся будапештская группа во главе с генералом Манагаровым. Для Соседова не ясна роль штаба 18-го корпуса. Он как будто бы превращается в штаб Будапештской группы.
24 января приезжает Манагаров, и всё станет на свои места. Пока для дивизии полоса нарезана. Острие клина направлено на дворец Хорти. Войска сегодня становятся в исходное положение. К утру они сменят находящиеся впереди части, день — на рекогносцировку, а там и на штурм. Дивизию пополнили. Это около 800штыков. Завтра выезжаем на НП — домик с бельведером на окраине города. Там и устроим наблюдательный пункт.
24 января, НП на окраине Буды.
Манагаров принял группу, и завтра с утра начинаем штурм. Днём с Манагаровым с бельведера рассматривали Буду — она имеет выгодное местоположение для обороняющегося противника. Старая крепость, построенная ещё в ХПвеке, расположенная на правом берегу Дуная на ряде высот, выросшая потом в большой город, вынуждена была служить опорой для осаждённых. Здесь нет таких прямоугольных кварталов, как в Пеште. Рядом с многоэтажными домами виллы будапештской знати, особняки послов с садами и парками. Улицы не всегда прямолинейны, много переулков.
На время штурма Буды дивизия вошла в состав 37-го корпуса генерала Колчука. Его я знал ещё командиром дивизии, когда она входила в 46-ю армию. Вместе с ним мы проводили операцию под деревней возле Днепропетровска. Ушли от меня сработавшиеся артиллеристы, и дивизию теперь поддерживает артиллерийский корпус Гугарова, носящего на груди орден типа Мальтийского креста.
На сердце тревожно: как начнутся бои здесь, в этом лабиринтe улиц, проулков, особняков с садами и парками? Возвратившиеся из полков офицеры оперативной группы докладывают, что к штурму всё готово. Гальперин говорит о бодром настроении личного состава. Надеемся, что всё будет хорошо, но какая-то тревога сдавливает грудь.
25 января, НП.
Начало штурма удачное. Долго пришлось рвать оборону, а всё же добились этого и очистили несколько кварталов.
Да, здесь сопротивление ещё жёстче, чем в Пеште. И не удивительно: дальше отходить врагу некуда. Один путь — в сторону Дуная. Почти все раненые фашисты попадают к нам. Их не успевают подбирать санитары противника. А может быть, у них санитаров больше нет? Все они в строю?
Здесь, в Буде, все улицы забаррикадированы, подступы к ним ограждены проволокой и заминированы. Но и это не помогло. Солдаты дивизии умеют пробивать дорогу.
26 января.
Штурм начали в 6 часов утра, когда на дворе было ещё темно. Шаг за шагом продвигаемся вперёд. Ни танки, ни бронетранспортёры, ни минные поля и заграждения не останавливают бойцов. Особенно напористо действовал Следь со своим полком, ему я объявил благодарность.
Сколько примеров личной храбрости наблюдаешь в полках. Вот, например, поступок солдата — комсомольца Андрея Солнцева из полка Баскина. Его роте дорогу преградил танк. Солнцев пробирается в дом, возле которого стояли танки, и закидывает их гранатами со второго этажа. Но в этом же доме были и немцы, этажом выше. Уничтожив танки, Солнцев был вынужден драться и с немцами в доме. К нему на помощь бросился солдат Гончарук с гранатами. Они вместе
уничтожили 6 фашистов, двоих взяли в плен. Вечером Манагаров лично прикрепил к груди Солнцева орден Красного Знамени.
Клин вбивается. Острие клина начинает вырисовываться. Всё более отчётливее. Это уже хорошо. Прекрасно, что у солдат и офицеров есть уверенность в своих силах. С кем бы ни говорил, а разговаривать приходится каждый день, все утверждают, что с Будой покончат так же, как и с Пештом.
Сегодня появились мадьярские подразделения, изъявившие желание вместе с нами уничтожать фашистов. Это первые формирования мадьярской революционной армии. Не знаю, возможно, что есть где-то ещё такие, но у нас в Будапеште это действительно первые. Обратились с просьбой снабдить их автоматами нашего образца, которые значительно удобнее немецких.
28 января, НП в районе госпиталя.
Вчера вечером сменили НП. Войска вклиниваются в оборону противника, очищая квартал за кварталом. На новое НП с утра приехал Манагаров и Колчук, и мы из пролома крыши госпиталя стараемся рассмотреть исход боя. Но разве увидишь что-нибудь, если впереди тебя дома и только кое-где какая-то часть улицы? Манагаров недоволен, ему необходим обзор. Где его найти? Итак, до линии боя метров пятьсот, местами и меньше.
Здесь же, на НП, Манагаров даёт приказ на завтра. Я прошу командира корпуса Колчука попросить Манагарова перенести начало штурма с 6ч на 8ч, когда станет светло. Манагаров, услышав об этом, разнервничался и в довольно грубом тоне оборвал меня. До этого со мной ещё никто так не поступал. С моим мнением считались, а сейчас... Но не стоит об этом писать.
Рассматривая «поле боя», Манагаров резко спросил, почему это «мои» солдаты без толку болтаются на улице, указывая на беспорядочную группу, до которой было метров семьсот.
Меня это взволновало. Беру бинокль, смотрю.
— Но это же немцы, — говорю ему. — Смотрите, они отходят.
Удостоверившись, что это немцы, Манагаров молча уходит и с лестницы кричит, что время штурма остаётся прежним.
Вечером позвонил Соседов и спросил, что за инцидент вышел у меня с Манагаровым. Этот разговор подействовал крайне неприятно. Все силы кладёшь на то, чтобы быстрее вбивать клин, но тобой недовольны.
A тут ещё приехал генерал из штаба фронта. Вижу его в первый раз. Он даже не генерал штаба фронта, а из Москвы: то ли из Ставки, то ли из Академии. Побыл около часа, поговорил и уехал в штаб к Манагарову. Я так и не понял, зачем он приезжал. При случае спрошу Соседова.
С Афониным у нас были какие-то иные отношения. Мы, кажется, понимали друг друга. Главное, что Афонин верил в дивизию, верил, что она способна решать наиболее трудные задачи. Почему нет этой веры у Манагарова? Или он не может простить нам Кечкеметскую историю?
Видимо, маршал Малиновский действительно давал ему хорошую проборку за Кечкемет. Ну ничего, дивизия своими действиями заставит и Манагарова уважать её.
29 января, НП, особняк.
Утром сменили НП. Теперь от нас до переднего края метров двести, не больше. На первом этаже НП командира полка, а на втором — наше. Из окна видим, как вдоль трамвайной линии пробираются бойцы. У окон опасно стоять. Солдаты знают, что здесь мы, и трудно даже понять, как они стараются вырваться вперед, чтобы вывести наш дом из-под обстрела.
Звонил Манагаров. Узнал, где НП и снова недоволен: зачем так близко.
— Вы что от меня удираете, — слышу голос в трубке.
— Вы вчера были недовольны, что ничего не видно, вот я и перевёл НП, чтобы всё было видно. Могу доложить, как идёт бой на улице Биро, как продвигаются вдоль трамвайной линии, — отвечаю ему.
Во время разговора пулемётной очередью в доме разнесены все стены. Прошу Манагарова обождать несколько минут, пока телефон переносят в тыльную комнату, так как сюда залетают пули. Он кладёт трубку и разговор прекращается. К вечеру немцев потеснили здорово. Полки вышли к проспекту Кристины, подошли к зданию Министерства почты и телеграфа, за которым была огромная площадь. НП больше не находилось в сфере ружейно-пулемётного огня.
Такое продвижение не могло не взволновать немцев. Начались контратаки одна за другой. Противник бросал в бой танки и бронетранспортёры. Напрасно. Контратаки отбивались, но и мы больше не могли продвинуться. «Перепрыгнуть» через проспект Кристины не удалось, как не удалось и захватить Министерство. Нас разделяет широкая магистраль проспекта. На той стороне, в домах, — немцы, они сидят на всех этажах.
За ночь подтянем артиллерию в дом и через окна будем вести огонь. Дело привычное. С утра пойду к Баскину, и от него начнём форсировать проспект и брать Министерство. Не может быть, чтобы мы не перебрались через проспект. Булыгин уйдет к Дрогану, а здесь, на НП, останется Орлов. Он будет следить за Следем. Ну, в Следе можно быть уверенным. Гальперин настаивает, чтобы оставался здесь я. Его аргумент — Манагаров. Попутно Гальперин говорит о поступке рядовых Владимира Любовь и Леонида Клячина, о лейтенанте Павлове и капитане Ващенко, проявивших исключительною храбрость во время боя.
Поздно вечером вновь звонил Манагаров и обещал утром приехать. Я доложил, что с утра буду в полках и спросил, можно ли сходить, не ожидая его. Он согласился, только уточнил, кто останется. Я назвал Гальперина и Орлова.
9 февраля, Будакеси.
Врачи разрешили мне сидеть. Этим разрешением я воспользовался, когда все улеглись, — сел и пишу. Долго не писал: не мог. Сейчас ночь. Все спят, только часовой мерно ходит у дома.
О чем же писать? Что произошло за эти десять дней, пока я не брал в руки дневника? Я ранен. Ранен тяжело. Немецкий снайпер всадил две пули: одну — в живот, другую — в руку. Это было на проспекте Кристины.
Утром тридцатого января я ушёл в 1059-й полк к Баскину. При мне втащили пару пушек в дом и через окна открыли огонь по зданию Министерства, потом атака — и здание захватили. Вышли на площадь за зданием. На той стороне немцы. Они ведут огонь по нам. Мы укрылись где-то под землёй. Говорят, что здесь начинали строить метро. Со мной Баскин и командир батальона Тарасов. Показываю, как и откуда начать выбивать немцев с площади. Оставив Тарасова,
пробираемся дальше. Идем дворами и домами. Теперь нас от противника разделяют 30—40м. В проломе окна стоит пушка, а за стеной, укрывшись, артиллерист.
— Почему не ведёте огонь?
Он молча указывает пальцем на убитых солдат расчёта. Иду к пролому, солдат хватает за руку и кричит:
— Нельзя! Там снайпер, он выбил весь расчёт.
Выглядываю, и надо мной впивается в стену пуля. Отхожу в сторону, к стене. Идущий со мной командир роты разведчиков, приближается к пролому, и вдруг крик:
— Я ранен!
Невольно бросаюсь к нему. В это время чувствую удар в живот и руку. Хватает силы отойти. Здесь кто-то подхватывает меня и выводит во двор. Начинают делать перевязку, и только тогда чувствую слабость. Медсестра батальона укладывает меня на шинель. Кто-то срывает дверь, и на ней вместо носилок выносят на улицу, появляется чья-то машина. Подходит Булыгин. Оказывается, что здесь уже полк Дрогана. Успеваю сказать Булыгину, чтобы он вступал в командование, и меня увозят в медсанбат 18-й дивизии. Со мной командир разведроты, он ранен в обе руки.
В медсанбате делают операцию, и вот я в Будакеси. Лежу, выздоравливаю.
С 5 февраля мне ежедневно докладывают о ходе штурма. Я по-прежнему командую дивизией. Знаю, что в день ранения проспект форсировали, что ежедневно оборона подвергается атакам, что ещё день-два и начнётся последний штурм, штурм дворца Хорти, штурм горы Геллерт, и мы — у Дуная.
Вечерами приезжают с докладами командиры полков. Дроган ранен. Полк принял Комиссаров, убит Криворученко, замполит у Следя. Убит Алёхин — командир артдивизиона. Да, тяжело достаётся нам Буда. Погиб Николаев — заместитель Баскина по строевой части. Тают полки, но штурм продолжается. Он близится к концу.
Врачи разрешили пользоваться телефоном, и теперь Орлов докладывает с НП и днём и ночью. Последние бои в Буде характеризуются яростными контратаками немцев. Вот и сегодня с самого утра они ведут сильный артиллерийский огонь, направляют на нас танки, бронетранспортёры, пехоту. Мы успеваем отражать неистовый натиск.
С особой силой бой идёт на железнодорожной станции, которая несколько раз переходила из рук в руки, и, в конце концов осталась за нами. Чувствуется, что противник хочет прорваться. Больше ему ничего не остается делать. Приближается кульминационная точка сражения.
11 февраля, Будакеси.
В Будакеси разместился штаб 46-й армии. Об этом сказали офицеры штаба — бывшие мои подчинённые, они пришли меня проведать. Но почему-то сегодня вечером штаб внезапно снялся и ушёл в другое место. Возможно, уход связан с нарастающими событиями в Буде.
Днём звонил Орлов и сказал, что наблюдается сосредоточение немцев в направлении на Будакеси. Не думают ли они прорваться здесь и выйти из Буды? В этом нет ничего удивительного.
Здесь местность такая, что позволяет в случае прорыва рассыпаться по перелескам и группами пробиваться к Эстергому или Бичке и горам Вертехедьеш.
Все тыловые подразделения дивизии приведены в боевую готовность, даже медсанбат. Приехал Гальперин. Он тоже того мнения, что сегодня или завтра ночью надо ожидать отчаянной попытки немцев вырваться из кольца.
Поздно вечером у соседа слева — 180-й дивизии — группа немцев прорвала оборону, наскочила на медсанбат и устроила резню. Группу ликвидировали. Об этом сообщил Орлов. С наступлением темноты всё затихло. Тишина подозрительная. Обычно немцы ведут себя шумно.
12 февраля, Будакеси.
Всё началось на рассвете. Огромные силы противника двинулись в бой. Где-то на стыке с 180-й дивизией прорвались и повернули на дорогу на Будакеси. Завязался бой с тылом полка Баскина, со штабом дивизии. Батальон связи преграждает путь. Бой идёт за Центральную телефонную станцию. В бою участвуют все, вплоть до телефонисток. Телефонистка Зоя Васильченко уничтожила из автомата до 15фашистов. Батальон захватил пленных больше, чем имел личного состава. Фашисты были отброшены. Попытка прорваться по улице Будакеси тоже пресечена. Фашисты пытаются обойти улицу справа, прикрываясь оврагом, но и здесь их встречают огнём. Враг отходит.
Ещё [одна] попытка прорваться через сады, где размещёно оперативное отделение, но офицеры отделения во главе с капитаном Прозоровским и комендантский взвод буквально расстреливают атакующих. До двухсот трупов лежит вокруг особняка.
В бою участвуют все. Рота химической защиты, отбив атаку, контратакует. Немцы укрываются в подвалах домов. Их забрасывают гранатами. Из окна дома, где нахожусь я, видно, как среди деревьев то здесь, то там появляются группы немцев и как наши солдаты уничтожают их.
Бои везде — впереди, где силы рвутся к Дунаю, и полк Баскина уже находится во дворце Хорти; и в тылу, где штабы уничтожают прорывающиеся группы.
Для осаждённого противника это бесцельный бой. Что хочет враг добиться этим сражением? Прорыв явно не удался. На участке химической роты из дома, в котором засели немцы, появляется плакат, написанный по-русски: «Согласны сдаться при условии, что капитуляцию будет принимать русский офицер в чине не ниже майора». Таким оказался майор Скрипкин — начальник химслужбы дивизии. В свою очередь он написал плакат: «Сдавайтесь. Расстреливать не будем. Иначе через пять минут начнём штурм дома. Русский майор». Немцы вывесили белую простыню. Скрипкин приказал выходить без оружия. Вышло 118человек. Среди сдавшихся оказался командующий группировкой генерал-полковник Пфеффер и начальник штаба подполковник Линденау. Пфеффер в солдатской форме, как и все офицеры его штаба.
Так вот почему здесь шли безумные контратаки. Несколько тысяч фашистов погибло, пытаясь пробить дорогу своему командующему. Не вышло. Как жаль, что мне не пришлось увидеть его и допросить. Гальперин на своей машине отправил Пфеффера в штаб к Манагарову.
Приехал командир медсанбата Крутилёв и с гордостью вручил мне «боевое» донесение. Оказывается, что и медсанбат сегодня вёл бой, в результате которого 49 убитых немцев, 56 —
взято в плен. В бою участвовали все, вплоть до раненых, способных вести огонь. Даже аптекарь, пожилая женщина, и та стреляла из пистолета.
— Первое «боевое» донесение медсанбата за всю войну, — взволнованно докладывает Крутилёв.
К ночи полки вышли к Дунаю. Теперь занимаются вылавливанием спрятавшихся.
Звонил Баскин. Он разместился в штабе Пфеффера в комфортабельном кабинете с радиолой, на которой была оставлена написанная по-русски записка: «Моему преемнику».
Полк Следя захватил банк с золотыми монетами, общим весом свыше шестидесяти килограммов.
Утихла стрельба. Кругом стало тихо-тихо. Окончилась одна из величайших битв в истории войны
— Будапештская. Много испытаний прошла дивизия в сражении за Будапешт и выдержала, стойко выдержала их. Роль клина ей удалась. Можно гордиться, что ты её командир.
13 февраля, Будакеси.
Оставшиеся немцы капитулировали. Колоннами сдаются в плен. По улице Будакеси, особенно в районе трамвайного парка, горы трупов. Запоздалые морозы сковали их.
Булыгин назначен комендантом Буды. Его первое распоряжение — убрать трупы, и десятки машин свозят их на кладбище. Уже перевезли что-то около двух тысяч, а их всё ещё полным-полно.
Приехавший маршал Тимошенко сделал смотр полку Баскина. Увидев, как мало в полку людей, маршал удивился:
— Действительно орлы, — сказал он, вынося благодарность солдатам.
В 20 ч съехались ко мне все командиры частей. Мы подводим итог борьбы за Будапешт. 18дней дрались в Пеште, 19дней — в Буде. 9210 убитых, 23370 пленных немецких солдат и офицеров, 5генералов во главе с командующим группировкой Пфеффером.
Из включённого радиоприёмника в 21ч слышим приказ Ставки о взятии Будапешта. Вот и наша дивизия в числе отличившихся. В радиоприёмник доносятся и звуки 24 залпов из 324орудий.
Тысячи героев шли на штурм вражеской группировки. И дивизия может гордиться, что она воспитала таких воинов, как Андрей Солнцев, Станислав Ходкевич, Борис Колесников и многих других.
Эту историческую битву, в которой так героически вместе с другими соединениями сражалась наша дивизия, будут не только изучать военные историки. Она будет незримо жить в сердцах всех, кто там, далеко в России, трудясь в тылу для фронта, для победы, душой своей был всегда с нами, в Будапеште. Наши потомки с чувством глубокого уважения будут вспоминать её.
Будапешт взят. Всего два слова. Но сколько в них безмерной отваги, великих подвигов и истинно русского героизма. Много воинов погибло за Будапешт. Мы всегда будем помнить о них. Они сражались за победу.
15 февраля, Будакеси.
Запомню этот день. Сегодня врачи разрешили мне выехать на машине в город. Так хочется своими глазами увидеть путь дивизии в Буде. Шофёр осторожно ведёт машину по улицам. Вот и проспект Кристины, вот и место, где я [был] ранен.
Город начинает жить. Очищаются от камня улицы, извлекаются из-под развалин трупы. Вот дом, в верхний этаж которого врезался подбитый самолёт врага. Хвост самолёта торчит наружу.
Заезжаю в полки. Выходить из машины не могу. Солдаты окружают машину. Дорогие, хочется обнять всех.
У Баскина перед моим приездом был своеобразный дипломатический приём. К нему пришли служащие посольств, не эвакуировавшихся из Будапешта. Пришёл и кардинал Миндсенти. Все просят какие-то охранные грамоты. У них переводчик. Говорят по-английски. Среди пришедших дама из испанского посольства, объявившая, что она родственница Черчилля.
С переводчиком получилась неувязка. Он не мог перевести всего, что говорили пришедшие, и тогда Баскин на отличном английском языке сказал им, что, быть может, он обойдётся без переводчика. Его реплика была потрясающей. Ведь они даже здесь, в разговоре, употребляли слова «русские варвары». Баскин заверил их, они могут быть спокойны. Советские солдаты не чета фашистам. Они никого не грабят и не насилуют. Это была достойная отповедь.
Дивизия отдыхает. Приводит себя в порядок. Это необходимо. Но надолго ли?
Окончание. Начало см.: Воен.-истор. журнал. 2008. № 10, 11.
ПО СТРАНИЦАМ РЕДКИХ ИЗДАНИЙ
Публикация: ОСТРОВСКИЙ Александр Васильевич —
ведущий научный редактор редакции «Военно-исторического журнала» (Москва) А.Г. БРИКНЕР Смерть Павла I
Происхождение кризиса
