CC BY
16времени против наших генералов и некоторых высших чинов улик набирается довольно много, и дело беспристрастной истории (если таковая может существовать) вывести миру правдивое заключение. В деле свержения полковника Редрова, по моему мнению, играли роль другие обстоятельства. Уже много лет тому назад в среде русской интеллигенции начался скрытый поход против нашего самодержавия, но чтобы свалить его, надо было сначала дискредитировать, оклеветать, оплевать организацию, охранявшую в России как основы собственно самодержавия, так и вообще уважения к Закону. Таковой организацией был, между прочим, корпус жандармов5.. .<.. .>
Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» ПРИМЕЧАНИЯ
1 Григорович Иван Константинович (1853—1930) — адмирал (1911). На военной службе с 1871 г. Окончил Морское училище (1874) и Артиллерийские курсы (1877). Командир крейсера «Разбойник» (1895), монитора «Броненосец» (1895—1896), минного крейсера «Воевода» (1896). Военно-морской атташе в Англии (1896—1898). Командир эскадренного броненосца «Цесаревич» (1899—1904). Командир порта Порт-Артур (1904). Начальник штаба ЧФ, командир порта Либава, главный командир Кронштадтского порта (1905—1909). Товарищ морского министра и представитель Морского министерства в Государственной думе (1909—1911). Морской министр (1911—1917). С осени 1924 г. за границей, умер во Франции.
2 Так в документе.
3 По всей видимости, речь идёт о министре внутренних дел А.А. Хвостове.
4 В документе несогласованно — «нанёсшему».
5 Далее опущен фрагмент воспоминаний о достойной военной службе А.Д. Ковалинского — сына жандармского офицера.
ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ РУКОПИСЕЙ
Публикация: ДЁМИН Анатолий Анатольевич —
старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники РАН имени С.И.Вавилова, кандидат технических наук (Москва)
А.И. Ковтун-Станкевич
ВЕНГЕРСКИЕ ЗАПИСКИ
26 ноября 1944 г., НП Галга-Хевиз*.
Предпринятая утром атака не ожидалась. Немцы и мадьяры укрепили рубеж перед Асодом основательно. Да и позиция у них выгодная. Между нами протекает речушка. Асод как на ладони. Он на вершине плато, скаты которого спускаются к реке Галга.
Это была наша последняя атака на Асод.
Сегодня получен приказ: дивизия снимается с позиций и уходит в Тисафельдвар в резерв 2-го Украинского фронта, которым командует маршал Малиновский.
Сейчас, пока происходит смена войск, я делаю свои записи. Что нас ожидает в Тисафельдваре — не знает никто, даже наш командир корпуса генерал Сефиулин. Он-то, обязательно бы мне сказал.
Назавтра у меня намечено много дел. Дивизию в новое место поведёт мой заместитель полковник Булыгин, а я должен заехать к Сефиулину, а потом и к командующему нашей армией генералу Шумилову, надо попрощаться. Он очень хорошо относится к дивизии и ко мне лично...
В соседней комнате начальник штаба Преображенский и начальник политотдела Гальперин о чём-то спорят. Слышу, как Гальперин говорит: «Пойдём к комдиву, он разберёт». Мне не хочется, чтобы они застали меня пишущим. Свои записи я скрываю от всех, неудобно как-то. Подумают, что занимаюсь посторонними делами, когда столько серьёзных хлопот по дивизии. Но я не могу не делать записи. С первого дня войны начал вести нечто вроде дневников. Вначале неохотно, а сейчас это превратилось в своеобразную страсть. Погибну, пусть семья читает, для неё это будет воспоминанием обо мне. Никто так не переживает боль утраты, как семья.
Жалко, конечно, погибнуть на исходе войны. Очень жалко. Но «сие от нас не зависит». Только бы не нелепая смерть в тылу. В бою, в жарком бою хотелось бы, если уж суждено, сложить свою голову, и сложить так, чтобы враг это почувствовал на своей шкуре. Пусть узнает, что коммунисты дорого продают свою жизнь...
Выхожу сам к Гальперину и Преображенскому. Разговор у них о месте политотдела в колонне. Гальперин настаивает, чтобы редакция дивизионной газеты и партучёт ехали раньше других, вместе с квартирьерами. Тогда к нашему приходу он успеет развернуть работу. Преображенский возражает: это в какой-то степени свяжет квартирьеров. Спор прекращаю, дав разрешение политотдельцам ехать. Преображенский доволен.
Начальник оперативного отделения Орлов Юра докладывает: смена войск заканчивается. Акты сдачи-приёма готовятся. Для их подписи приедут командир и начальник штаба заступающей дивизии. На фронте спокойно. Это очень хорошо, никаких претензий не будет. По опыту знаю, как тяжело приходится сменять войска в боях. Смену 303-й дивизии под Фёдоровкой у Кировограда никогда не забуду. Занимать рубеж приходилось атакой. Никто не предвидел, что немцы перейдут в наступление, да ещё ночью, и потеснят 303-ю дивизию. К счастью, всё обошлось благополучно, немцев сбили и заняли позиции.
28 ноября, Тисафельдвар.
Дошли до Тисафельдвара без происшествий за две ночи. По приезду явился с докладом к начальнику штаба фронта генералу М.В.Захарову. Он принял рапорт и направил меня к начальнику оперативного управления генералу Н.О.Павловскому. Дивизия поступала в его непосредственное подчинение.
Павловский ввёл меня в круг обязанностей, основной из которых было несение службы по охране штаба фронта. Одновременно дивизия будет укомплектована по штатам военного времени, что крайне необходимо, так как в минувших боях из-за понесённых потерь ряды её основательно поредели.
Вчера мы с начальником политотдела Гальпериным нанесли прощальные визиты командиру корпуса Сефиулину в посёлке Тура и командарму Шумилову в Ясберени. Генерал Шумилов принял исключительно тепло. В моём присутствии он позвонил маршалу Малиновскому и просил, чтобы дивизию не забирали. Что он ответил, не знаю. Но по тому, как Шумилов сказал, что он готов отдать две дивизии, отказ был очевиден.
— Не соглашается командующий оставить дивизию в армии. Что ж поделаешь? Жалко, но приходится расставаться, — сказал он мне после разговора с командующим, — ничего, авось снова придёшь к нам.
Мы простились.
Начальник штаба армии генерал Лукин также тепло простился, предварительно угостив завтраком.
Мне жалко было уходить из этой армии. В ней дивизия имела неплохие успехи. С благословения Шумилова дивизией был совершён глубокий обход противника со взятием Кировограда; был прорван фронт противника и под Мухортовкой, когда основная группировка на главном направлении не смогла пробить оборону. И, наконец, здесь, в Венгрии, дивизия первой форсировала Тису и к подходу армии обеспечила ей плацдарм вот у этой самой Тисафельдвар, а потом пробивала путь к Асоду через Абонь, Надькага...
Да, жалко оставлять армию, в которой дивизия получила и наименование, и ордена.
1 декабря, Тисафельдвар.
Полки начинают принимать пополнение. Разворачивается боевая подготовка. Командиров частей смущает, что среди пополнения много уроженцев Молдавии. Их почему-то считают неважными солдатами — равноценными румынам. Но мне кажется, что боеспособность зависит от тех, кто их обучает, и как они понимают цель войны.
Согласившись с моим мнением, Гальперин развернул большую работу по политическому воспитанию молдаван. Что же касается командиров частей, то с ними тоже пришлось провести «воспитательную» работу, чтобы не дать возможности распространению пессимистических взглядов. Кажется, это помогло. Плохо, что молдаване слабо знают русский язык.
3 декабря, Тисафельдвар.
Основной упор в боевой подготовке делаем на тактические занятия с боевой стрельбой. Хотелось бы в эти занятия втянуть и артиллерию, но нет места. Стреляя из винтовок, автоматов, пулемётов, мы имеем прекрасные пулеуловители в виде дамб по берегам Тисы. Бить туда снарядами мы не могли без риска повредить их, что могло вызвать затопление местности при сравнительно небольшом поднятии уровня воды в реке выше ординара и принести огромное бедствие населению. Бывалые солдаты исправно несут службу по охране, жалоб и нареканий нет. Павловский доволен. Дивизия, которая несла службу до меня, причиняла немало забот и ему, и генералу Захарову. Об этом мне рассказал в дружеской беседе Николай Осипович, как просил называть себя Павловский.
Павловский, насколько я узнал его за эти дни, был обаятельным человеком. Скромный, простой, располагающий к себе, и все вопросы, касавшиеся дивизии, я старался решать только с ним. М.В.Захарова я просто побаивался, хотя знал его больше, чем Павловского. Для меня Захаров был грозным начальником, которому лучше не попадаться на глаза. Но в то же время хотелось бы отметить его справедливость. Это мне было известно по прежней работе начальником оперативного отдела армии. Зря он никогда никого не обижал и не наказывал, хотя порой был и грубоват...
Познакомился я здесь, в штабе фронта, со многими начальниками. Познакомился как-то сразу со всеми на вечеринке, устроенной по случаю женитьбы порученца маршала — Кузьмина, с которым был знаком ещё по Северному Кавказу. Хорошее впечатление произвели на меня генерал Фомин — командующий артиллерией фронта и инженер фронта генерал Цирлин. Они попросту зашли поздравить молодую чету и выпить по стакану вина. Такое отношение старших к младшему, царившее в штабе фронта, мне понравилось.
14 декабря, Тисафельдвар.
Сегодня мы последний день при штабе фронта. Днём вызвал меня Павловский и вручил приказ: дивизии передислоцироваться в район Цеглед — Цегледберцел, где, находясь в резерве фронта, продолжать боевую подготовку.
Части дивизии уже на марше. Час назад они проходили через Сольнок. К утру туда же выедет и штаб дивизии. Мы не знаем, сколько будем там находиться, но у всех почему-то возникла уверенность, что пойдём на Будапешт.
Будапешт — наша мечта. Мечта всех офицеров от мала до велика, мечта всех бывалых солдат. Она не просто возникла, а имеет серьёзное обоснование.
Ещё в октябрьских боях, когда наши войска завязали бои на территории Венгрии, дивизия в направлении Сенташ удачно прорвала фронт, на второй день наступления вышла к Тисе, форсировала её и утром четвёртого дня завязала бои за город Кечкемет, что в восьмидесяти километрах от Будапешта. Это было 11октября. Путь дивизии на Будапешт был открыт. Но случилось непредвиденное. Соседние дивизии и справа, и слева Тису не перешли, и мы оказались одни далеко впереди. Немцы тогда бросили против нас дивизию СС и две мадьярских. Силы оказались неравны, и нас окружили. Но мы пробились, вернули назад город Чонград и удержали за собой плацдарм, который потом передали 3-му Украинскому фронту. Поддержи нас тогда, Будапешт был бы взят ещё в октябре. Генерал Манагаров, командовавший армией, в которую мы входили, тоже страшно ругал меня, почему я не донёс ему, что взял Кечкемет. Но какое я имел право доносить ему?
Мои донесения шли командиру корпуса. Мой разговор по радио с начальником штаба корпуса, который я вёл с НП на аэродроме Кечкемета, был зафиксирован начальником связи армии. Почему этот разговор не был доложен Манагарову — неизвестно. Но факт остаётся фактом: Кечкемет был взят. Его некому было защищать, кроме юнкеров артиллерийского училища, в большинстве словаков. Они сдавались нам, как сдавались и гонведы 2-й мадьярской кавдивизии, рассеявшейся после небольшого боя под Уй-Кечке.
На аэродроме садились гитлеровские самолёты, не зная, что он занят нами. По шоссе Будапешт — Сегед через Кечкемет шли, как ни в чём не бывало, автомашины. В Будапеште никаких регулярных войск не было, кроме полиции и фашистских отрядов.
Мы предвкушали взятие Будапешта, но... к вечеру нам стало ясно, что никаких наших войск ни справа, ни слева нет, что они за Тисой, что через Кишкуйфеледхаза к нам в тыл идут части дивизии СС «полицай», 8-я и 12-я пехотные дивизии мадьяр.
Отразив полком второго эшелона попытки фашистов перерезать нам пути отхода у стыка дорог Сегед — Будапешт и Чонград, мы были вынуждены отводить дивизию на Чонград, уже занятый немцами. Свыше тысячи пленных затрудняли наше движение.
Сутки дрались мы, пробиваясь к Чонграду, навстречу брошенному Манагаровым в бой запасному полку... Взяв обратно Чонград, мы закрепились на плацдарме. Захват Будапешта с хода был возможен, и не удался он не по нашей вине.
Итак, дивизия слишком выдвинулась вперед. Восемьдесят километров отделяло нас от штаба корпуса. Видимо, не случайно Манагаров тогда серьёзно говорил, что для глубокого рейда одной стрелковой дивизии недостаточно, хотя она и была посажена на повозки... Так что наша мечта попасть под Будапешт вновь становилась реальной.
16 декабря, Цеглед.
Дивизия в районе Цегледа. Полк полковника Следь расквартировался в немецкой деревне Цегледберцел, остальные — в городе и его окрестностях.
Странное впечатление производят деревни, гжде живут представители иной национальности, расположенные среди основного населения страны. Вот и Цегледберцел. Она как бы застыла в своём развитии. Это видно даже по фасону одежды, особенно у женщин. Они носят платья конца ХVШвека, а может быть, и ещё более старинные. Ну точь-в-точь как рисуют немецких бюргеров времён наполеоновских войн. От их быта также веет стариной. Всё же — чем это вызвано? Стремлением сохранить свою национальную самобытность и противостоять ассимиляции? Аналогичное наблюдали мы и в районе Жэмбок, где жили остатки какой-то национальности, но только не немцы. И это в радиусе сотни километров от Будапешта. Велико же у людей стремление сохранить национальные черты...
Офицеры штаба разыскали между Цегледом и Цегледберцелом во владениях, кажется, Эстергази, прекрасное место для тактических занятий с боевой стрельбой и привлечением миномётов и артиллерии. Мы проводим всё светлое время в поле, учим солдат подниматься в атаку с началом артиллерийского огня, под прикрытием которого подбираться к переднему краю противника, а не ожидать окончания артподготовки. Это новшество я вводил в дивизии, чтобы избежать укоренившегося шаблона — вначале
артподготовка, а потом атака. Успех атаки, по моему методу, зависел от умения артиллеристов вовремя перенести огонь.
Командующий артиллерией дивизии полковник Косихин отлично справлялся с этим. Это был прекрасный человек, по образованию инженер, ставший артиллеристом по призванию. Но его губил алкоголь. Стоило большого труда удерживать его от этой пагубной страсти.
Раз заговорил об одном, надо охарактеризовать и дивизию в целом, главным образом её офицерский состав.
Наша дивизия своеобразная. Формировалась она в числе так называемых послеочерёдных. В своём большинстве офицерский состав был из числа тех, кто длительное время имел отсрочку. Среди офицеров немалое количество лиц, связанных с искусством, с кино. Командир полка Баскин, например, инженер-химик и музыкант, окончивший Московскую консерваторию. Его начальник штаба — кинооператор Прозоровский. Командир другого полка Комиссаров — учитель; на батальонах, ротах и батареях — учителя, артисты театра «Ромен», Московской оперетты и Ленинградского джаза Скоморовского. Есть юристы и адвокаты. Из таких же лиц состоит и политотдел во главе с Гальпериным, работавшим в Ленинградском горкоме комсомола.
Словом, офицерский состав никак нельзя отнести к кадровому, за исключением небольшого числа, влившегося при формировании дивизии из дальневосточной бригады.
К слову, сам я призван в армию в сороковом году, не имея военного образования.
Возможно, что «дилетантский» состав офицеров и позволяет нам сравнительно легко отказываться от шаблона и избегать рутины. Хорошо, что начальство не докучало проверками хода боевой подготовки.
21 декабря, Цеглед.
Политотдел, пользуясь передышкой, устроил смотр самодеятельности. Сегодня третий день Цегледский театр, где солдаты, сержанты и офицеры на сцене показывают свое искусство, полон народа. Двери сюда открыты для всех. Население города, страны, находящейся в состоянии войны с нами, особенно молодёжь, с утра толпится у театров, и как только открываются двери, вливается в зал.
Глядя на них, с неподдельным интересом смотрящих и изучающих нас, невольно забываешь, что это враги. Да и враги ли они? Нет, народ Венгрии не враг. Враг где-то там, в верхах, в правительстве. Эстергази, Хорти, Салар — это наши враги. Они враги и венгерского народа. Белла Илеш, Матэ Залка, произведения которых я читал до войны, умели показать, что из себя представлял венгерский народ, и к нему я знал подход.
Венгерская Советская республика, просуществовавшая недолго и, погибшая под штыками интервентов, показывала, что народ не забыл свою власть, власть рабоче-крестьянскую.
Тяга к нам изумительная. И не удивительно: фашистская пропаганда разрисовывала нас кровожадными, не знающими пощады. Кое-где на стенах домов до сего дня сохранились
обрывки красочных плакатов, при взгляде на которые чувство омерзения охватывает каждого из нас. Этой дрянью пичкали народ Венгрии.
Но пришли мы, и от пропаганды ничего не осталось. Жители Цегледа в частых беседах говорят, что такой тишины, такого порядка в городе ещё ни разу не было за время войны. Это великая заслуга нашей партии, учившей нас, как вести себя среди народа, пусть даже той страны, которая находится с нами в состоянии войны.
25 декабря 1944 г. Цеглед.
Наша передышка окончена. Сегодня из штаба фронта привезён приказ. Дивизия выступает под Будапешт. Конечный пункт — Монор, там мы поступаем в подчинение 18-го корпуса генерала Афонина.
Желание наше осуществилось, мы будем драться за столицу Венгрии. Мы знаем, что Будапештская группировка противника окружена, но этого мало — нужно уничтожить врага.
Как хорошо, что за период отдыха провели несколько учений по борьбе в городах. Бойцы и командиры знают основы боя в населённых пунктах. В этом помог опыт борьбы в Севастополе, Одессе, Кировограде.
Роли штабных офицеров распределены. Создана оперативная группа, которая постоянно будет при командире дивизии. В группу входят офицеры оперативного отдела, разведки, связи, артиллеристы, начальник политотдела, дивизионный врач и охрана. Сделано всё с расчётом возможности принятия мер на месте. Словом, проделана вся подготовительная работа. Марш рассчитан на ночь, а к утру мы будем на месте. Жалко, что часто меняются корпуса и армии. Другие дивизии всё время в одном корпусе и почти всегда в одной армии, а мы действительно какая-то «рейдирующая» дивизия, как назвал нас командарм 53-й Манагаров. Долго не засиживались ни в корпусе, ни в армии.
27 декабря, Монор.
Сегодня представлялся командиру корпуса генералу Афонину. Мы с ним немного знакомы. В 1940году он принимал 25-ю Чапаевскую дивизию в состав Одесского военного округа. Я в то время был начальником 4-го отделения штаба дивизии.
Узнав меня, Афонин был удивлён:
— Интересно, как ты командуешь дивизией. Вот никогда бы не подумал, что из «дивизионного писаря» можно стать командиром дивизии, — полушутя, полусерьёзно сказал он.
Его начальник штаба генерал Соседов в ответ на это заметил:
— Звонили из штаба фронта и предупредили, что они считают дивизию одной из лучших. Афонин скептически улыбнулся:
— Посмотрим, посмотрим. В бою видно будет...
Переговорив обо всём, я уехал с тяжёлым осадком. Сколько раз приходилось молча переносить недоверие старших начальников, стоит им только узнать, что я с 1927года до сорокового был на гражданской службе, к тому же не имел военного образования. Как будто аттестат об окончании военного училища определяет качества командира.
30 декабря, Ракошерестур.
Афонин поставил дивизию на правый фланг корпуса. Правее нас румынские части. С ними у нас связи ещё нет. Полки сегодня сменяют стоящие впереди войска. К утру всё будет готово. Завтра короткий зимний день на рекогносцировку, а там ждать приказа о наступлении.
Солдаты и офицеры рвутся в бой. Этому в немалой степени способствовала и звериная расправа фашистов с нашими парламентёрами. Сегодня днём к немцам штабом фронта были направлены парламентёры с предложением о капитуляции. Но фашисты, в нарушение всяких соглашений и международных конвенций, злодейски их убили. Гитлеровские изверги ещё раз показали всему миру, что для них никакие законы не писаны.
Весть об этом убийстве с быстротой молнии разнеслась по войскам. На стихийно возникавших митингах надо было видеть скорбь и гнев, чтобы понять стремление солдат быстрее уничтожить фашистскую гадину.
31 декабря, Ракошерестур.
Смена войск прошла хорошо. Офицеры и солдаты задачу поняли прекрасно. Завтра, 1 января 1945 года в 11 часов 30 минут дивизия переходит в наступление. Как поведут себя молодые солдаты? В боях ещё не были, а подготовка по установившимся традициям по времени явно недостаточна.
Со своего наблюдательного пункта, расположенного в холле мадьярского офицерского госпиталя, где сапёры Лисянского соорудили высокий помост к верхнему венецианскому окну, даже без бинокля смотрю на Будапешт...
Он лежит перед нами в грохоте разрывов, в пороховом дыму, превращённый фашистами в огромное поле битвы. Вот она, столица Венгрии, один из красивейших городов Европы с полуторамиллионным населением. Неужели и ему суждено превратиться в развалины? Пожалуй, ни один крупный город Европы не таит в себе такой обособленности эпохи феодализма и капитализма. Буда, возникшая в ХШвеке во времена короля БелаГУ и особенно развившаяся в конце ХУстолетия, — город типично феодальной аристократии — административный центр страны.
Пешт — молодой город, родившийся в эпоху капитализма. Это торговый и промышленный центр. Расширяясь, оба города объединились в один, в последующем столицу Венгрии Будапешт.
В Будапеште сосредоточено более двух третей венгерской промышленности, в том числе и военной. С точки зрения оперативной Будапешт был своеобразными воротами в Братиславу и Вену.
Таково было новое поле боя...
На НП сбегалось довольно много представителей штаба фронта и корпуса. Разговор шёл о порядке артиллерийского обеспечения атаки. Приучив своих солдат подниматься в атаку одновременно с началом артиллерийской подготовки, мы были озабочены тем, что длительность подготовки может нарушить привычное движение. Поэтому мы настаивали перед командующим артиллерией фронта генерал-полковником Фоминым, чтобы на участке дивизии произвести только один артиллерийский налёт в течение десяти минут.
— Пусть, — говорили мы, — артподготовка по всему фронту начинается вовремя и длится столько, сколько утверждено, но на участке дивизии артналёт просим дать только один раз и в последние десять минут.
И Фомин, и его заместитель генерал Кумелан, и заместитель командира корпуса генерал Орель долго не соглашались с таким предложением, и только вмешательство командующего фронтом маршала Малиновского решило спор в нашу пользу. Но какая ответственность ложилась на нас!
Завтра — Новый год. Хотелось созвать командиров полков и дружной семьёй за столом встретить сорок пятый год, четвёртый год войны. Но этого делать нельзя. Все сейчас в войсках, а тут ещё противник что-то учуял, и его самолёты начинают бомбить, правда, их мало, но это ничего не значит. Бомбы ложатся в селении, где, к счастью, войск нет, кроме полковых обозов.
По телефону поздравили друг друга, и на этом встреча закончилась. Да иначе и быть не могло. С утра — бой, голова должна быть свежей.
(Продолжение следует)
* «Венгерские записки» являются продолжением серии публикаций А.И. Ковтуна-Станкевича «Румынские записки». См.: Воен.-истор. журнал. 2008. № 7, 9, 10.
Публикация: ПОДОЛЬСКАЯ Алла Константиновна — пенсионер (Москва)
А.И. Подольский
Военный парад в Куйбышеве
