Устойчивые словесные комплексы, обозначающие начало и конец военных действий, как материал для лексикографирования (по текстам воинских повестей XII-XVII веков) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

PREFIXED POSITIONAL VERBS IN HISTOTIC-ETYMOLOGICAL DICTIONARIES:

PROBLEMS AND SOLUTIONS

L.V. Tabachenko

Using the Old Slavonic dictionary and historical dictionaries of the Russian language as material source the author considers some problems of lexicographic presentation of prefixed positional verbs, among which are 1) differentiation of resultative and more recent actional meanings, 2) differentiation of spatial and non-spatial meanings with the probable obtaining of a new base.

© 2009

Л.А. Гараева

УСТОЙЧИВЫЕ СЛОВЕСНЫЕ КОМПЛЕКСЫ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ НАЧАЛО И КОНЕЦ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ, КАК МАТЕРИАЛ ДЛЯ ЛЕКСИКОГРАФИРОВАНИЯ

(по текстам воинских повестей XII—XVII веков)

Воинская тема занимает важное место в древнерусской литературе XII — начала XVII в., и это не случайно. Становление и развитие Русского государства проходило в постоянной борьбе с внешними врагами, которые нападали на Русь то с востока, то с запада. Более двух с половиной столетий русскому народу пришлось противостоять монголо-татарским завоевателям.

Историческая и культурная ценность воинских повестей обусловлена прежде всего тем, что они создавались «в годы высшего подъема народного самосознания» и поэтому «в наибольшей степени выразили лучшие качества прогрессивной линии развития древнерусской литературы: ее идейную высоту, патриотизм и публицистическую остроту, близость к творчеству трудового народа и художественное мастерство» [Адрианова-Перетц 1949: 115].

Тексты воинских повестей могут служить важнейшим источником изучения древнерусской языковой картины мира, поскольку в военных событиях принимало активное участие подавляющее большинство населения, особенно в эпоху Киевской Руси. «Постоянные междоусобные войны и борьба с внешними врагами определяли быт широких народных масс, вынужденных заниматься военным делом» [Ледяева 1980: 7]. Большую роль в сохранении и передаче культурно значимой информации имеют устойчивые словесные комплексы (УСК), функционирующие в воинских повестях, при этом пока лишь незначительная их часть нашла отражение в словарях древнерусского языка.

УСК, обозначающие начало и конец военных действий, занимают центральное место в семантическом поле 'воевать': они входят в ядро поля. Среди УСК, передающих понятие 'начать/начинать воевать', можно выделить две подгруп-

пы, различающиеся семами 'напасть/нападать': (въ)с£сти на конь, (по)воевати какую-л. землю, (при)идти ратью, (по)идти/приитти на кого-л., трубити въ трубы, (за)играти въ игры, подъятируку противу кого-л., подъемомъ подыматися на кого-л. и др. — всего 13 ед. — и 'начать защищаться/защищаться': исхожда-ти на брань, стати противъ кого-л., на мьсть въздвигнутися, на бой стати, изл£зти на с£чю и др. — всего 7 ед.

Главные компоненты многих УСК данных подгрупп выражены глаголами, не имеющими специального терминологического значения, но обозначающими, как и в свободном употреблении, различные виды перемещений. Терминологическое значение передается с помощью синтаксических конструкций: Г + «на» + С в В.п. или Г + «противъ» + С в Р.п. На данную особенность впервые обратил внимание Ф.П. Сороколетов, который писал, что в древнерусском языке «именно управление создавало условия для реализации строго определенного значения у глаголов перемещения» [Сороколетов 1970: 314]. Ив этом отношении язык воинских повестей XII — начала XVII в. не отличается от языка летописей.

Но, кроме УСК с глаголами перемещения в их прямом значении, в древнерусских воинских повестях ХН—ХУИ вв. нами выявлено немало ярких образных единиц. Напр., УСК (за)трубити въ трубы и его предикативный вариант трубы трубять. Верные замечания о роли обозначений боевой музыки в военных описаниях были сделаны А.С. Орловым: «Звуки боевой музыки — любимый образ боевого описания <...> Этот образ имел разное значение: трубили и т.д. для устрашения неприятелей, при собирании и выступлении войска, при нападении, для выражения радости и т.п.» [Орлов 1902: 24]. В наших примерах эти УСК чаще всего используются для характеристики начала вражеского наступления (9 из 11 употреблений). Напр.: И после той стрелбы пошли турки ко Азову на приступ, и удариша в бубны, и затрубиша в трубы различныя [«Сказочная» повесть об азовском взятии, XVII в.: 93]; И почали у них [у турков] в полках их быти трубли великия в трубы болшие <...> Набаты у них гремят многие и трубы трубят... [Поэтическая повесть об азовском осадном сидении, XVII в.: 61—62].

Более ранние случаи употребления УСК трубити въ трубы и трубы трубять зафиксированы нами в «Слове о полку Игореве» и в памятниках Куликовского цикла, где только два раза УСК трубы трубять используется для обозначения выхода русичей на бой: Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыев£. Трубы трубять въ Нов£град£, стоять стязи въ Путивл£ [Слово о полку Игореве, XII: 64]; На Москв£ кони ржут, зв£нит слава по всей земли Руской, трубы трубят на Коломн£ <...> стоят стязи у Дону великого на брез£ [Задонщина, конец XIV в.: 160]. При этом следует учесть, что «Задонщина» испытала сильнейшее влияние «Слова о полку Игореве», и скорее всего УСК трубы трубять механически использовано автором по отношению к русскому войску. Вторая функция рассматриваемого УСК в данных контекстах — прославление мужества и военной мощи русского войска.

В «Задонщине» встречается также вариант УСК трубы трубять с отрицанием не, где он используется для описания поражения грозного неприятеля: Уже поганые оружия своя повергоша <...> И трубы их не трубят, иуныша гласи их [Задонщина: 166].

Частое употребление УСК с компонентом трубы приводит к появлению синонимичной единицы — (за)играти въ игры. Данный УСК трижды встречается в «Сказании» Авраамия Палицына (XVII в.), всегда обозначая начало вражеского наступления. Напр.: В нощи же той на первом часу множество п^ших людей, литовских и русских изм^нниковь, устремишася к монастырю со вс^х стран <...> и, заиграша во многим игры, начаша приступати ко граду [Сказание..: 396].

Необходимо отметить, что УСК (за)трубити въ трубы и (за)играти въ игры выявлены нами только в воинских повестях, являющихся самостоятельными художественными произведениями и относящихся к жанрам сказания и лиро-эпической песни. Вероятно, отсутствие данных единиц в летописных повестях можно объяснить тем, что рассматриваемые УСК не являются военными терминами, а лишь символически обозначают начало военных действий.

Символизм подобного рода относится к ярким отличительным признакам древнерусских воинских повестей. Символические военные УСК создаются на основе метонимии, когда какое-либо характерное действие, сопровождающее обозначаемый устойчивым словесным комплексом процесс, становится символом данного процесса. По верному наблюдению Д.С. Лихачева, «в средние века метонимичность военного языка — почти правило» [Лихачев 1987: 190].

Такой способ формирования значения характерен, напр., для УСК (въ)с^сти на конь/комонь, въступити въ стремень, стати противъ кого-л., на-ступити на кого-л., подъятируку противу кого-л. и др.

Среди УСК, выражающих понятие 'закончить воевать', можно выделить три подгруппы единиц, в значении которых основная сема осложнена дополнительными смысловыми оттенками: 1) 'закончить военные действия с победой (победу сътворити, подъ мечь подъклонити кого-л., стати/стояти на кост^хъ, възвратитися съ победою — 4 ед.); 2) 'закончить военные действия с ущербом для себя, потерпеть поражение' (оружие повьргнути, главы подъклонити подъ мечи — 2 ед.); 3) 'закончить военные действия с миром' (миръ сътворити, подати руку кому-л., възяти перемирие — 3 ед.).

Всего в древнерусских воинских повестях нами выявлено 9 УСК, обозначающих окончание военных действий, — в два с лишним раза меньше, чем в семантической группе 'начать воевать' (20 ед.). Вероятно, этому можно найти объяснение: те места воинских повестей, где рассказывается о начале военных событий, отмечены большей эмоциональностью, экспрессией. Описывая начало битвы, авторы стремились к нагнетанию тревожной атмосферы и использовали многочисленные УСК, очень часто обладающие метафорическим значением.

Обращает на себя внимание тот факт, что в состав групп 'начать воевать' и 'закончить воевать' входят четыре УСК со словами, обозначающими части человеческого тела: подъяти руку противу кого-л., плечь попытати, главы подъклонити подъ мечи, подати руку кому-л. Здесь проявляется антропоморфизм и антропоцентризм древнерусской фразеологии и средневекового мировоззрения в целом. По словам Д.С. Лихачева, в Х1—Х111 вв. «доминантой нового художественного отношения человека к окружающей природе явилось открытие значительности человека и человечества в окружающем его мире <...> Отныне стало аксиомой, что человек — центр вселенной и именно в нем смысл существования мира» [Лихачев 1978: 70].

По средневековым представлениям, строение человеческого тела отражает строение окружающего мира. Как верно заметила А.А. Уфимцева, «названия частей тела выступают в роли центра переосмысления, образования переносных значений, часто интерпретации логико-предметного содержания этих своеобразных предметных имен» [Уфимцева 1988: 129].

Сложным символическим значением обладают УСК с компонентом мечь: подъ мечь подъклонити/приклонити кого-л., главы подъклонити подъ мечи. По наблюдениям Д.С. Лихачева, «с мечом в древнерусской жизни был связан целый круг понятий. Меч был прежде всего символом войны <...> С другой стороны, меч был эмблемой княжеской власти <...> Меч и оружие были вместе с тем и символами независимости» [Лихачев 1978: 169].

Вот почему УСК оружие повьргнути означает 'признать себя побежденным'. В воинских повестях XII—XVII вв. употребление УСК с компонентом мечь демонстрирует все перечисленные выше символические значения данного слова. Напр.: Уже поганые оружия своя повергоша, а главы своя подклониша под мечи руские» [Задонщина, конец XIV в.: 394]; [Цареградские богатыри] <...> хотят К^евъ город наш ити взятии <...> а удалых богатырей <...> под мечь вс^хъ при-клонити... [Сказание о киевских богатырях, начало XVII в.: 130]; И тот атаман Михайло Иванов со всем великим Донским Войском <...> кликнуша вси равно усты своими о милости божии, чтобы <...> Азов град однолично взятии <...> а живущих в нем людей поганскаго языка бусурманския веры под меч подклонити... [«Историческая» повесть об азовском взятии, начало XVII в.: 50.].

Таким образом, подъ мечь подъклонити кого-л. — это значит подчинить кого-л. своей власти, а не только одержать военную победу; главы подъклонити подъ мечи - быть ранеными и признать чью-либо власть. Следовательно, в значении УСК с компонентом мечь можно выделить дополнительные семы 'подчинить кого-л. своей власти — подчиниться чьей-л. власти'. Данные единицы являются очень древними: Д.С. Лихачев отмечает использование УСК главы подъ мечь подъклонити уже в «Слове о полку Игореве» [1978: 168], — а в наших материалах впервые названный УСК встречается в памятнике конца XIV в. «За-донщина», — вероятно, не без влияния «Слова о полку Игореве». Интересно, что УСК со словом мечь активно функционируют и в воинских повестях начала XVII в., хотя тогда меч уже не использовался русскими воинами в качестве оружия: это показывает, что данные единицы стали подлинными фразеологизмами с образным, метафорическим значением.

Таким образом, УСК, обозначающие начало и конец военных действий, играют большую роль в текстах воинских повестей XII—XVII вв., и они сохранили для нас важные элементы древнерусской языковой картины мира, а потому должны быть адекватно отражены в лексикографических трудах.

ЛИТЕРАТУРА

Адрианова-Перетц В.П. Послесловие // Воинские повести Древней Руси / под ред. В.П. Адриановой-Перетц. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. - С. 115-118.

Ледяева С.Д. Из истории формирования русской военной лексики XI-XIII вв. // Ледяева С.Д. Очерк по исторической лексикологии русского языка. - Кишинев: Шти-инца, 1980. - С. 7-58.

Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. — Л.: Худож. лит., 1978.

Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» как художественное целое // Лихачев Д.С. Избранные работы: в 3 т. — Л.: Худож. лит., 1987. — Т. 3. — С. 170—198.

Орлов А.С. Об особенностях формы русских воинских повестей (кончая XVII в.). — М.: Изд-во МГУ, 1902.

Словарь Х1—Х1У: Словарь древнерусского языка (Х!—Х^ вв.): в 10 т./ РАН. Ин-т рус. яз. — Т. 1—8. — М.: Рус. яз.; Азбуковник, 1988—2008 (изд. продолжается).

Словарь Х1—ХУ11: Словарь русского языка XI—XVII вв. Вып. 1—28. — М.: Наука, 1975—2008 (изд. продолжается).

Словарь XVIII: Словарь русского языка XVIII вв. — (Л.) СПб.: Наука, 1984—2007. — Вып. 1—17 (изд. продолжается).

Сороколетов Ф.П. История военной лексики в русском языке (XI—XVII вв.) — Л.: Наука,1970.

Уфимцева А.А. Роль лексики в познании человеком действительности и в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. - М.: Наука, 1988. - С. 108-141.

FIXED PHRASES DENOTING START AND CESSATION OF HOSTILITIES AS LEXICOGRAPHIC MATERIAL (BASED ON 12th - 17th CC. WAR STORIES)

L.A. Garayeva

The article deals with semantic and structural features of fixed phrases denoting hostilities start and cessation, and their functions in Old Russian war stories of 12 — 17th cc. These units display important features of linguistic world-image of ancient Rusiches. Only very few of these phrases found their way into Old Russian dictionaries.

© 2009

М.А. Коротенко

УСТОЙЧИВЫЕ СЛОВЕСНЫЕ КОМПЛЕКСЫ-НАИМЕНОВАНИЯ ВИДОВ ПРЕСТУПЛЕНИЙ КАК МАТЕРИАЛ ДЛЯ СЛОВАРЯ ЯЗЫКА РАСКОЛОУЧИТЕЛЕЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVII в.

Триада «преступление-суд-наказание» занимает одно из центральных мест в текстах раскольников. Первая часть этой триады объективирована многочисленными устойчивыми словесными комплексами (УСК) в памятниках эпохи раскола.

Под преступлением в Соборном Уложении 1649 г. — основном источнике права XVII в. — понималось всякое сопротивление царской воле, нарушение предписания и правопорядка, установленного государством. Объектами пре-