CC BY
109
УСЛОВИЯ ТРУДА и жизни КАК ФАКТОР ПРОТЕСТНОГО ДВИЖЕНИЯ РАБОЧИХ РСФСР В ГОДЫ НЭПА
М.Н. МОСЕЙКИНА
Кафедра истории России Российского университета дружбы народов Москва, 117198, ул. Миклухо-Маклая, 10-1
История труда и рабочего протеста в начальный период советского режима в последние годы привлекает к себе особое внимание отечественных и зарубежных исследователей1. Объектом изучения стали формы и способы открытых конфликтов и так называемого «скрытого сопротивления», борьба в традиционных организациях рабочего класса, влияние цеховых волнений и политического «активизма» на эволюцию партийной политики в годы нэпа и другие проблемы, благодаря чему пересматривается традиционный ограниченный взгляд на рабочий «активизм» 1918-1929 гг." Данная проблема остается весьма актуальной и для современного переходного этапа российской истории, в рамках которого осуществляется реформирование социально-экономических отношений. Происходящие в стране изменения вызвали социальную поляризацию, сохраняющую потенциал для роста напряженности, иными словами в условиях российской действительности рынок пока не выполняет роль интегрирующего фактора в обществе, а скорее, наоборот, усугубляет его конфликтность.
В статье предполагается рассмотреть, каким образом условия труда, характер повседневной жизни занятых на производстве людей оказывали влияние на состояние протестно-го движения в обществе в условиях переходной эпохи.
К концу гражданской войны социальная структура Советского государства оказалась сильно размытой. Значительная часть рабочего класса России за эти годы была деклассированна, оторвана от производства. В 1920 г. в стране насчитывалось 1,7 млн. промышленных рабочих (из них кадровые составляли не более 40 %). В сложившихся условиях лишь крупная промышленность, как считал Ленин, могла стать главной материальной базой для консолидации рабочих и формирования классового пролетарского сознания, что привело, несмотря на переход к нэпу, к дальнейшему расширению государственного сектора в промышленности, чему в значительной мере способствовала и национализация времен «военного коммунизма». В результате к 1923 г., согласно данным Всесоюзной городской переписи, основная масса рабочих, как и в 1920 г., была сосредоточена на государственных предприятиях - 90,8 %, в Центрально-Промышленном районе (ЦПР) -
91,4 %, в Северо-Западном (С-3) районе - 91,0 %. Именно на них в фабрично-заводской промышленности было занято более 60 % квалифицированных и 74 % полуквалифицированных рабочих. В кооперативной промышленности удельный вес сосредоточенных здесь рабочих составлял -3,7 %, в ЦПР - 2,8 %, в С-3 районе - до 5,0 %. В частной промышленности занятость рабочих по сравнению с 1920 г. выросла с 4,6 % до 5,5 %, в ЦПР - до 5,8 %, в С-3 районе - до 4,2 %3.
При этом, согласно отчету к VIII Всесоюзному съезду профсоюзов за 1927-1928 гг., на 100 рабочих приходилось следующее соотношение лиц инженерно-технического персонала (в табл. I)4:
Таблица 1
Отрасли промышленности %
Лица с высшим образованием Лица со средним образованием Практики Всего
каменноугольная 0,47 0,60 0,38 1,45
нефтяная 1,48 1,52 1,64 4,64
металлическая 0,92 0,84 1,32 3,08
текстильная 0,22 0,30 0,51 1,03
химическая 1,97 1,55 2,17 5,69
деревообрабатывающая 1,08 1,19 2,21 4,48
Для сравнения приводились цифры процентного соотношения инженерно-технических работников в Советском Союзе и капиталистических странах:
СССР Германия США
Каменноугольная промышленность 1,45 % 4,25 % 24 %
Химическая промышленность 5,69 % 3 1,3 % -
Металлопромышленность 3,04 % 5,7 % -
Электротехническая промышленность 6,03 % - 19 %
То есть, как справедливо отмечают С.В. Журавлев и М.Ю. Мухин, исследовавшие ситуацию на примере московского Электрозавода, большинство «новых рабочих» не имели элементарных навыков индустриального труда5. В результате в условиях начавшегося в ходе первых пятилеток процесса рационализации производства и капитального переоборудования предприятий дефицит в квалифицированных кадрах испытывали предприятия металлической, химической, каменноугольной, текстильной промышленности.
К 1926 г. общее число государственных заведений в СССР составляло 6618 (2 млн. 144 тыс. рабочих; 232 тыс. служащих), число кооперативных заведений - 870 (соответственно -58 тыс. рабочих, 8558 служащих), число частных заведений - 1028 (рабочих на них - 58173 чел., служащих - 7366 чел.). Основная часть приходилась на РСФСР: 4890 госпредприятий, 677 -кооперативных, 723 - частных. Соответственно в Европейской России, по данным В.Б. Жиром-ской, на государственных промышленных предприятиях с числом рабочих 501 и более было занято 64,3 % рабочих, на средних предприятиях (с числом от 51 до 500) - 29,5 % и только
6.2 % рабочих было занято в мелкой промышленности. Напротив, в кооперативной промышленности почти половина рабочих была занята на мелких предприятиях и более 40 % - на средних. В частной промышленности подавляющая часть рабочих трудилась на мелких предприятиях - 77,1 %, еще 20,1 % были связаны со средними предприятиями. В частной промышленности на крупных предприятиях работало всего 2,8 %, а в кооперативной - около 6 % рабочих6.
Условия труда и жизни рабочих, занятых на различного типа предприятиях, менялись под влиянием социально-экономических преобразований периода нэпа, однако в целом этот процесс носил довольно противоречивый характер.
Одним из важных завоеваний послереволюционного периода можно считать сокращение средней продолжительности рабочего дня фабрично-заводских рабочих. Так, если в 1904 г. он составлял 10,5 час., в 1913 г. - 9,6 час, то к 1924 г. этот показатель снизился до
7,6 час. (без сверхурочных работ). К 10-летию Октября было обнародовано постановление о введении 7-часового рабочего дня. В 1928/29 гг. около 20 % рабочих в крупной промышленности работали в условиях 7-часового рабочего дня, в 1929/30 гг. - 33,5 %. Этому соответствовало общее сокращение продолжительности рабочего дня с 7,5 час. в 1926/27 г. до
7.3 час. в 1929/30 г.7
Однако в условиях нехватки рабочих рук в первые годы восстановительного периода широко применялись сверхурочные работы, а также труд в праздничные дни. В начале
1920 г. в промышленности свыше 107 тыс. человек работало по 10 часов в день, около 45
тыс. человек - по 12 часов в сутки, а на отдельных предприятиях практиковался и более длинный рабочий день (например, на московской фабрике «Гознак» рабочие работали по
16,6 часа в день)8. В 1922 г. средний процент рабочих, работавших сверхурочно, составлял
20,4 %, в 1923 г. он поднялся до уровня 23,1 %. В дальнейшем наметилось сокращение использования сверхурочных работ по всей фабрично-заводской промышленности: в 1924 г. этот показатель был равен 18,8 %, в 1925 г. - 16,7 % работающих9.
По производствам наибольший процент сверхурочных работ в 1922 г. приходился: на писчебумажные предприятия (53,4 % работающих), предприятия коммунального хозяйства (45,6 %), сахарной промышленности (33 %), металлической (27,2 %), пищевой и химической (26 и 23 % занятых соответственно). В 1923-1924 гг. подобная динамика в использовании сверхурочных работ сохранилась, но к вышеуказанным отраслям добавились предприятия горной и горнозаводской промышленности (36,6 % работающих - в 1923 г., 31,8 % - в 1924 г.), по обработке металлов (27,7 % - в 1923 г., 21,2 % - в 1924 г.), машиностроения (24,6 % - в
1923 г., 18,5 % - в 1924 г.). Хотя ни в Кодексе законов о труде, ни в тарифных положениях не предусматривались такого рода нормы, люди часто сознательно во имя идей социалистического строительства шли на подобные жертвы. Кроме того, как пишет И.Б. Орлов, «новые рабочие не имели критериев для сравнения, а у кадровых рабочих срабатывало постепенное «привыкание» к «уплотнению»10. В результате вопросы рабочего времени достаточно редко в 1920-е гг. выдвигались в качестве причины забастовочного движения на предприятиях.
С другой стороны, следствием сверхурочных работ являлся рост заболеваний либо сознательные прогулы работников. Представленная в статистическом справочнике тех лет диаграмма «Прогулы и неявки по уважительным причинам в крупной промышленности (число дней в год на рабочего)» за 1920-1935 гг. свидетельствует о том, что наибольшее количество потерянных человеко-дней в результате прогулов по неуважительной причине приходилось на 1920 г. и составляло свыше 25 дней в год на рабочего. В последующие годы (вплоть до 1932 г.) тенденция сохранялась (исключение лишь 1921 г.)., после чего произошло резкое падение прогулов до одного дня, в то время как столбик неявки по уважительной причине поднимался до максимальной отметки в 3 дня". Максимальное количество прогулов (по неуважительным причинам) наблюдалось как раз на тех производствах, где в большей степени применялся сверхурочный труд, в частности, у горнорабочих и металлистов. Следствием этой проблемы стала текучесть кадров. Число принятых на работу в 1920-е - середине 30-х гг. практически было близко к количеству выбывших: в 1923 г. это соотношение равнялось 110,8 % к среднесписочному числу против 101,9%, в 1926 г. - 104.3 против 101,2 %, в 1929 г. - 122,4 против 115,2 %. В целом, коэффициент сменности в рассматриваемый период возрастал, составляя в 1928 г. 1,50, в 1929 г. - 1,53, 1930 г. - 1,55, 1931 г. - 1,63, 1932 г. - 1,73, 1933 г. - 1,7012.
Текучесть кадров была связана также и с неудовлетворенностью уровнем заработной платы на производстве. В 1917 г. средний годовой денежный заработок рабочих крупной промышленности составлял (в ценах 1913 г.) 18 руб. 30 коп. в месяц (для сравнения: в 1913 г. -23, 6 руб.). За следующие три-четыре года выраженный в совзнаках средний заработок рабочего увеличивался быстрыми темпами и в условиях безудержной инфляции исчислялся в миллионах и миллиардах рублей, хотя реальное значение этих сумм было весьма скромным и не превышало в 1918 г. 4 руб. 73 коп., в 1919 г. - 1 р. 40 коп., в 1920 г. этот показатель упал до 49 коп. в месяц. При этом стоимость натуральной выплаты (до ее официальной отмены в октябре 1921 г.), включавшей продовольствие, спецодежду, коммунальные услуги, составляла соответственно: в 1918 г. - 1,47 руб., в 1919 г. ■- 2,42 руб., в 1920 г. - 2,62 руб., в 1921 г. -2,85 руб., в 1922 г. - 3,25 руб. (с учетом выдачи предметами широкого потребления)'3.
Вещевое довольствие за счет государства до 1922 г. выдавалось рабочим главным образом в порядке обеспечения их бесплатной спецодеждой (средний размер выдачи на одного члена профсоюза в месяц определялся в сумме 34 коп., в 1921 г. - 65 коп.). Помимо спецодежды рабочий получал мануфактуры, мыла, табака и др. вещей еще на сумму в 97 коп. в месяц в
1920 г., 29 коп. - в 1921 г. Вместе со спецодеждой (для 1920 г. - 1 руб. 31 коп., для 1921 г. -94 коп.) данная сумма была более значительной по сравнению с денежной долей заработной платы в рассматриваемый период. Однако, если принять уровень заработка индустриального рабочего в 1913 г. за 100 % (23,6 руб.), то в послереволюционные годы он вплоть до 1922/23 гг. не поднимался выше 13,56 руб. (что соответствовало 55 % от уровня 1913 г.). Ввиду того, как пишет академик С.Г. Струмилин, что рабочий получал заработок 15-го и 30-го числа каждого месяца, то расходовал он его первую половину от 15-го до 30-го числа, а следующую - от 30-го до 15-го числа следующего месяца, т.е. до новой получки. Однако часто заработок выплачивался со значительным опозданием против установленных сроков, чем сильно снижалось реальное значение его денежной доли при падающем рубле. А с учетом того, что рабочий проживал за эти годы больше, чем зарабатывал, то становилось ясно, сколь трудно ему было в условиях скудных сбережений выдержать продолжительную забастовку в 3-4 недели14.
Значение заработка снижалось также инфляцией, которая продолжилась в первые годы нэпа. В 1922 г. 100 тыс. рублей совзнаками стоили 1 довоенную копейку. Денежная реформа, проводимая в стране, привела к тому, что в обращении были деньги двух видов: старые совзнаки, которые все более обесценивались, и новые, имевшие твердый курс (только в 1924 г. совзнаки вышли из обращения). Даже в первые годы новой экономической политики, до появления в обороте твердого червонца, реальный заработок рабочих находился на очень низком уровне. Моментом минимального уровня денежной платы считается начало
1921 г., когда во втором квартале месячный заработок советского рабочего составлял только 16 коп. Первый резкий скачок до 2 руб. 85 коп. в месяц произошел в четвертом квартале
1921 г. - первого года организованного планирования в СССР. Но лишь с 1922 г. наметился подъем реальной заработной платы, хотя денежная оплата в годы нэпа не сразу вытеснила из обихода натуральную, при этом номенклатура последней еще более обогатилась против прежних лет и включала до 185 названий (где, например, наряду с овсом, икрой, сандалиями выдавались чугунные отливы, хомуты и проч. товары).
Одновременно с переходом к нэпу рабочие в новых условиях рынка оказались ущемлены в своем материальном статусе, что сохраняло социальную напряженность и порождало явное недовольство на местах. Подтверждением подобных настроений служат рассуждения одного старого рабочего: «Я думал: вот добьем последних сволочей, и тогда жить станет по-новому. И когда добили их, когда начали пускать фабрики, я увидел - прежние слуги хозяйские опять вернулись на фабрику. Опять они начали нами командовать, опять появились кровопивцы - лавочники, пооткрыли они магазины с деликатесами, опять они начали обжираться да деньгу заколачивать, а мы, рабочие, остались ни при чем. ... И я говорил тогда коммунистам: К чему же вы нас, сукины дети, привели?»15
Недовольство рабочих было вызвано также сохранявшейся дифференциацией зарплаты в отраслях, между столицей и провинцией (здесь разница составляла обычно 30-35 %). Свою роль в активизации протестного движения сыграла и кампания по проведению «режима экономии» 1926 г., которая сопровождалась сокращением штатов и зарплаты16, что в свою очередь вело к росту безработицы. Лишь к сентябрю 1925 г. реальная заработная плата приблизилась к довоенному уровню, оставаясь ниже его только в горной и металлической промышленности. Если в среднем по всей промышленности в октябре 1922 г. рабочие получали 37,8 % довоенного уровня, то в сентябре 1925 г. их заработок составлял уже 98,9 % довоенного.
Фактором производственной повседневности в рассматриваемый и последующий периоды стал жилищный вопрос. Вскоре после окончания гражданской войны была ликвидирована бесплатность квартир и других коммунальных услуг, а условия предоставляемых предприятиями помещений своим работникам оговаривались в специальных коллективных договорах, что нередко также служило причиной трудовых конфликтов.
Дело в том, что на протяжении всего послереволюционного десятилетия продолжал увеличиваться приток пришлых рабочих (в первую очередь, деревенских жителей) в промышленность в индустриальные центры из различных мест, что вело к снижению средней площади. приходящейся на душу городского населения. Наиболее высоким приток рабочих
был в центрах тяжелой индустрии (в частности, в каменноугольной, рудной, металлургической и деревообделочной промышленности), что отразилось на переуплотнении городов. В этих отраслях промышленности рабочие имели наиболее низкую среднюю жилую площадь. Иными словами, в результате притока рабочей силы в основные отрасли промышленности ухудшились жилищные условия рабочих этих отраслей. Вновь прибывающие вселялись в дома предприятий и дома комхозов, где уже проживали рабочие семьи, тем самым происходило снижение средней площади на душу рабочего населения. По жилищной анкете 1928 г. процент семей, занимающих часть комнаты, равнялся у рабочих, живущих:
- в собственных домах 5,2 %
- домах жилищно-строительной кооперации 7,4 %
- домах жилтовариществ и комхозов 8,2 %
- домах фабрик и предприятий 11,5 %
- домах частных лиц 13,9 %'7
То есть именно семьи рабочих, жившие в домах частных лиц, а также строениях фабрик и предприятий, давали наибольший процент семей, расселенных в комнате совместно с посторонними. При этом рабочие нередко занимали подвальные и полуподвальные помещения, что составляло 4,4 % - у частных лиц, 1,6 % - в домах предприятий и заводов и 3,8 % - в домах жилтовариществ и комхозов. Общий процент семей рабочих, занимавших часть комнаты, составлял в 1925 г. - 10, 5 %, в 1926 г. и 1927 г. - 11,7 %, в 1928 г. - 9,9 % соответственно.
Типичной была картина тех лет, описанная в очерках рабкора, посетившего жилища рабочих одной из ткацких фабрик. По описанию, это было трехэтажное здание казармы, состоявшее из отдельных «каморок» (каждая в десять сажень), в одной из которых, например, жили девять человек (четверо взрослых и пятеро детей), в другой - старик с женой, дочь с мужем, сын с женой и шесть человек детей. В таких условиях обычно вверху, под потолком, полкомнаты занимали «палати», где спали взрослые дети и мужики, женщины с маленькими детьми располагались внизу, на кроватях. Типичной была и такая картина, когда, например, в каморку одинокой женщины, вдовы с тремя детьми, потерявшей на фронте мужа и 25 лет проработавшей на фабрике, подселяли семейного рабочего - к тому же «матершинника и драчуна»18. Чаще всего и санитарные условия в таких домах не соответствовали норме: душные комнаты, мокрые стены, и конечно, тараканы, которые, по рассказу одного из рабочих, «ползают по ногам и рукам, а спать ляжешь - под рубаху забираются»19. По жилищной анкете 1928/29 гг. процент семей, живших в квартирах с санитарными дефектами, достигал 35,4 %20. Становится понятно, сколь остро на протяжении 1920-х, да и 30-х гг. стояла задача увеличения вложений в жилищное строительство самими предприятиями, что могло служить гарантией улучшения показателей по санитарному состоянию и коммунальному обслуживанию занятых на производстве людей.
Таким образом, как видно из представленного материала, несмотря на изменения в социально-экономическом положении рабочих в годы нэпа, оставалось немало проблем и социальных противоречий, которые служили факторами протестного движения рабочих различных отраслей. Среди требований рабочих встречались как традиционные - условия труда, найма и увольнения, так и новые - нормы выработки, нехватка предметов первой необходимости, отношение с фабрично-заводской администрацией и др. При этом следует говорить и о неоднородности протестного движения. Так, Д.О. Чураков выделяет его три модели: «московскую, петроградскую и уральскую» (Урал и Центрально-Промышленный район), отмечая что для последней «было характерно сильное крестьянское, традиционалистское влияние на облик рабочих»21
Действительно, к концу 20-х гг. численность рабочего класса возросла в пять раз и в основном за счет сельского населения. Потребность в трудовых ресурсах вызвала необходимость привлекать рабочую силу из деревни. Это вело к размыванию пролетарского сознания, чего так опасались руководители большевистского государства всех уровней. В ре-
зультате, как пишет А.К. Соколов, на производстве в рассматриваемый период преоблад&а «серенький малообразованный тип рабочего, не умевшего как следует постоять за свои права и неспособного к рабочей демократии»““.
Показателем недостаточной политической сознательности рабочих был в те годы и такой критерий, как отношение рабочих к украшению стен своих жилищ. Если в столице к концу 20-х годов, по официальным данным, ровно вдвое сократился процент рабочих семей, имевших в квартире иконы, и соответственно в два раза вырос процент семей, украшавших стены домов портретами вождей революции, то в провинции политическое развитие рабочих шло гораздо более медленными темпами. По различным отраслям производства распределение семей по «характеру украшения ими стен» выглядело следующим образом'3:
Таблица 2
Отрасли производства % семей, украшающих стены помещения
иконами портретами вождей
металлическая 49,6 66,5
текстильная 65,9 73,2
горная (без нефтяной) 39,8 60,4
полиграфическая 31,0 55,4
Все прочие 48,0 37,7
Как видно из табл. 2, наиболее «политически сознательными» оказались печатники, хотя они не дали самого высокого процента семей, украшавших стены портретами вождей. В этом смысле наиболее приглядно с точки зрения большевиков выглядели металлисты и горняки. В целом же по стране процент семей рабочих, украшавших стены помещения иконами, находился к концу периода нэпа на уровне 50,6 %, в провинциальных городах - 56,2 %, в Москве и Ленинграде - по 38 %. Хотя в той же среде у беспартийных этот процент составлял соответственно 60,7 %, 66,7 %, 51,2 % (в Москве).
Подтверждением состояния менталитета значительной части рабочих 20-х гг, являются сведения, представленные в материалах обследования рабочих текстильной промышленности Центрально-Промышленной области, проведенного профорганизацией союза текстильщиков в 1929 г. В них речь идет о поведении в конфликтах и во взаимоотношениях с администрацией группы индустриальных рабочих, «не порвавших с сельским хозяйством». Отмечалось, что «рабочий, живший в деревне и имевший крестьянское хозяйство с большим терпением переносит те или другие неприятности в производстве, реже идет на конфликт или столкновение с администрацией». «Если во взаимоотношениях с администрацией рабочий-пролетарий прям, откровенен, подчас резок и груб и обычно настойчив, - отмечалось в одной из бесед с техническими руководителями производства и профработниками, - то деревенский прежде чем войти в кабинет посмотрит в дверь, а работница в замочную скважину, учтет обстановку, если никого нет в кабинете, войдет, помнется около двери и не совсем твердо изложит существо просьбы. Конечно, эта группа рабочих в теперешней обстановке все более и более усваивает привычки и взгляды на вещи, свойственные рабочим пролетариям, но все же я и теперь с первого взгляда сумею определить кто вошел в кабинет, пролетарий или деревенский»24.
Отчасти это объяснялось и слабостью профсоюзного движения 20-х гг., особенно на периферии, несмотря на общий численный рост его рядов: 693, 3 тыс. чел - в 1917 г., 6430,6 тыс. - в
1924 г., 8303 тыс. - в 1926 г. Как видим, число членов профсоюзов за периоде 1917 по 1925 гг. выросло более чем в И раз; снижение наблюдалось только в период с 1921 по первую половину 1923 г. в связи со значительным сокращением государственного аппарата и отказом от обязательного членства. С 1923 г. происходит новый беспрерывный рост числа членов профсоюза в связи с восстановлением народного хозяйства. В результате значительная часть рабочих и служащих по отдельным категориям труда (промышленность, транспорт и связь, сельское хозяйство, работники государственных, затем и частных предприятий и учреждений) была охвачена деятельностью профсоюзных организаций. Государство в целях
защиты интересов рабочих, нередко вопреки воле предпринимателей, распространяло социальное страхование и деятельность профсоюзов также на частные предприятия.
В конце 1920 г. в партии развернулась дискуссия о профсоюзах, в ходе которой В. Ленин, Г. Зиновьев и др. выступали за сохранение за профсоюзами функции защиты интересов рабочего класса (а, следовательно, права рабочих на забастовки). В то же время их оппоненты (в частности, Л. Троцкий и другие) считали, что отношение к государству как к договаривающейся стороне в новых исторических условиях представляло собой тред-юнионистский уклон, и что в рабочем государстве эта функция сходит «на нет». В результате дискуссии в документах XI партийного съезда и в решениях V Всероссийского съезда профсоюзов в 1922 г. право на забастовки было признано, хотя с определенными ограничениями (речь шла только о рабочих частного сектора). Однако в условиях достаточно еще сильных позиций профсоюзного руководства и органов рабочего управления забастовочное движение в 1920-е гг. развивалось и на государственных предприятиях. Но поскольку профсоюзам в сложившихся политических условиях так и не удалось выработать четкого механизма воздействия на государственные органы, поэтому нередки были случаи протест-ного движения на предприятиях без их ведома и участия.
С 1918 г. правительство через отдел статистики Наркомата труда, а затем через Центральное Бюро Статистики Труда (индустриального и неиндустриального типа) организовало учет забастовок. Однако процесс этот шел довольно медленно, в результате чего данные за 1918-1921 гг. носили случайный, неполный характер. На предприятиях профсоюзными ячейками - фабзавкомом или месткомом - заполнялся специальный забастовочный бланк, копии которого пересылались в центральный комитет союза или в Центральное Бюро. Учету подлежали все забастовки, независимо от их продолжительности (хотя бы последняя измерялась одним часом), а учетной единицей при этом являлся случай забастовки, независимо от числа охваченных предприятий (число бастовавших принималось наибольшее за день).
Начиная с 1922 г., проводилось различие между активно и пассивно бастующими. При этом, согласно официальной статистике, выделялись конфликты, сопровождавшиеся приостановкой работ, то есть забастовки, а также конфликты, не сопровождавшиеся приостановкой работ. В экономическом конфликте на основании КЗОТ РСФСР 1922 г. стороной в споре выступал уже не только единоличный рабочий или небольшая группа, а профсоюз в целом в лице его местных или центральных органов25. В соответствии с трудовым законодательством разрешением подобной конфликтной ситуации занимались расценочноконфликтные комиссии (РКК), создававшиеся из представителей администрации и профсоюза на предприятиях и учреждениях, независимо от форм собственности. В случае, если стороны не приходили к соглашению, то вопрос выносился на рассмотрение в примирительные камеры либо в третейском суде. С 1918 г. по август 1927 г. в Петрограде действовала Центральная примирительная камера, которая занималась разрешением трудовых конфликтов. В марте 1923 г. конфликтные комиссии отделов труда заменяются трудовыми сессиями при народных судах. В середине 1922 г. официально были отменены конфликтные комиссии при профсоюзах, хотя в сокращенном масштабе разбирательство велось вплоть до середины 20-х гг. В основе трудовых споров обычно лежали проблемы заработной платы, обеспечения производственной одеждой, размера отпуска, компенсаций при увольнении и за неиспользованный отпуск, отчислений на фабрично-заводские комитеты, культурно-просветительные нужды, медицинскую помощь26. Но все же приоритетными, как отмечают С.В. Журавлев и М.Ю. Мухин, в рассмотрении РКК были вопросы тарификации (повышения разряда и перемещения по тарифной сетке), непосредственно влиявшие на оклад27.
Обратимся к официальной статистике, представляющей эволюцию протестного активизма рабочих по годам (см. табл. 3).
Таблица 3
Забастовки в СССР в 1918-1925 гг.
(числитель - число забастовок; знаменатель - число участников)
1918 г.1 36/41781 1922 г. I 538/ 197022
1919 г.: 81/110673 1923 г. 516/170426
1920 г.3 146/ 135442 1924 г. 267/49572
1921 г.4 170 /86268 1925 г. 1 196/37600
1 Данные по Ленинградской и Тверской губ Данные по Ленинградской и 10 губерниям
' Данные по Московской и 16 губерниям.
4 Данные по Московской и 26 губерниям
Источник Наемный труд в России и на Западе за 1913-1925 гг. / Под общей ред. С.Г Струмилина. М., 1927 Ч I. Наемный труд в России С. 158-159
Как видно из табл. 3, число забастовок на предприятиях с 1918 г. постоянно увеличивалось вплоть до 1922 г., после чего наметилась тенденция к их снижению. Максимальное число участников забастовочного движения приходится на 1922 г., когда, по официальным данным, в нем приняло участие свыше 197 тыс. человек. Как отмечал Ю.И. Кирьянов, исследовавший данную проблему, приведенные цифры превышали показатели 1895-1904 гг. и 1908-191 1 гг.28 Если сравнивать положение по отраслям, то наибольшее количество забастовок приходилось на предприятия союзов металлистов, горнорабочих, текстильщиков, где наиболее остро стояли социально-бытовые проблемы.
Несмотря на наметившуюся тенденцию по превращению профсоюзных организаций в послушное орудие хозяйственных органов, их участие в разрешении конфликтных ситуаций на предприятиях в 1920-е гг., в условиях нэповского экономического плюрализма, давало возможность с большей или меньшей долей успеха отстаивать социальные права работников, занятых в различных сферах производства, благодаря чему удалось несколько увеличить число забастовок, закончившихся полностью в пользу участников: если в 1918 г. это было 40 % забастовок (частично - 15 %, не в пользу рабочих - 45 %), то в 1921 г. соответственно - 52,9 %, 23,1 % и 24 %. Важно также проследить распределение забастовок по роду затронутых предприятий и учреждений:
Таблица 4
Год Число забастовок в предпр и \чр. Число участников забастовок
госуд. коопер., общ и частных госуд. коопер.. обш и частных
1922 446 92 192190 4832
1923 381 135 165225 5201
1924 151 116 42798 6774
1925 99 97 34047 3563
Источник Наемный труд в России . С 167.
В течение 1926-1927 гг., по данным Ю.И. Кирьянова, вновь наблюдается рост протест-ного движения (с 202 до 238 - на государственных предприятиях, со 135 до 158 - на частных и кооперативных). Но уже к 1928 г. происходит заметное сокращение числа забастовок до 70 на государственных предприятиях и 20 - на частных с числом участников 8 тыс. и 800 чел. соответственно24. Представленные в табл. 4 данные свидетельствуют о том, что количество забастовок в государственных учреждениях всегда превышало аналогичное число конфликтов на кооперативных, общественных и частных предприятиях (хотя и там был заметен рост социальных выступлений): 446 против 92 в 1922 г. 381 против 135 в 1923 г., 151 против 116 в 1924 г., 99 против 97 в 1925 г.
Но при этом, что характерно, на 100 обследований инспекций труда за 1927-1929 гг. по количеству привлечений к ответственности за нарушения на первом месте стояли именно
мастные предприятия в соотношении: 118,6 против 22,5 государственных и кооперативных в 1927/28 гг. и 165,9 против 30,1 в 1928/29 гг. Как отмечалось в официальной статистике, привлечение к ответственности на 100 обследований по частным предприятиям было выше 100 в связи с тем, что в это число включались, помимо нарушений, выявленных непосредственно при обследовании, привлечения к ответственности за нарушения закона по заявлениям отдельных лиц и учреждений. В соответствии с опубликованными отчетами наиболее часто встречались обвинения в нарушениях по таким разделам как: «соцстрах» (40-50 %), «рабочее время и отдых» (20-27 %), «зарплата» (12-14 %), далее шли вопросы «прием и увольнение», «нарушение закона о подростках и малолетних», «несчастные случаи», «санитарные условия», «женский труд» и проч.30
Если вплоть до окончания гражданской войны официальная советская статистика фиксировала забастовки экономического и политического характера (хотя последние заметно уступали первым: 83,3 % против 17,6 % в 1918 г., 87,3 % против 12,7 % - в 1920 г.), то после 1920 г. в официальных отчетах фиксируются только социально-экономические требования рабочих и служащих (см. табл. 5).
Таблица 5
Причины забастовок
Голы, отрасли труда и союзы Число забастовок со сведениями j о причинах Процентное распределение забастовок по причинам
Заработная плата ве с<3 со G-С. С О аз со О £ 5 0 ^ е с; =; о с * * 2 « к = S 1 Я о 3" =; к, ^ * О Я с г- 3 о сх г' О ТО — * CJ с і S Рабочее время Прочие условия быта и труда
| Всего В 1 ч. на поч Всего В т ч. на почве
Задержки в выплате заработка | 1 Недовольство размером | заработка Прочих причин Приема, увольнения работающих Недовольство администрацией и грубым обращением Прочих причин
1922 528 89,2 58,2 24,2 6,8 4,5 - 6,3 1,9 0,8 3,6
1923 514 76,5 50,6 2Цр 4,1 16,7 0,4 6,4 2,5 - 3,9
1924 267 61,8 33,3 27,0 1,5 24,0 - 14,2 2,6 и 10,5
1925 196 58,7 12,2 37,8 8,7 34,2 - 7,1 2,0 - 5,1
Источник Наемный труд в России. . С. 169
На первом месте среди причин забастовочного движения стояли вопросы заработной платы (60-90 %), при этом основной до 1925 г. была задержка в выплате заработка (66 % стачечников), лишь затем следовал размер заработка (22 % стачечников)31. К графе «недовольство размером заработка» относились такие случаи, как требование повышения денежной ставки, увеличения натурального пайка, понижения норм выработки, повышения сдельных расценок, изменения сроков исчисления и уплаты заработка (в 1923 г. это сводилось к повышению заработка) и т.п. В графе «прочие причины на почве заработной платы» располагались случаи, связанные с недовольством способом расплаты как-то: требования денег вместо натуры, протесты против отмены пайка, протесты против оплаты денежными суррогатами и др.
Далее следовали споры по вопросам заключения коллективных договоров, которые пришли на смену государственному нормированию труда. Системой коллективных договоров было охвачено к середине 20-х гг. 85 % всех работающих, особенно в промышленности и на транспорте. Охват рабочих колдоговорами в промышленности по отраслям колебался в пределах от 72 до 99 % всех рабочих данной отрасли. Среди причин конфликта назывались нарушения условий заключенных договоров, в части приема или увольнения работающих,
пересмотра трудовых норм в сторону их повышения, недовольства администрацией или г рубым обращением и т.д.
К 1928 г. количество выступлений на предприятиях стало заметно сокращаться, и в первую очередь благодаря вмешательству государства в стабилизацию протестного движения путем достижения компромиссных договоренностей, уступок, принятия специальных решений в сфере социальной политики, включая введение денежной формы оплаты и ее повышение в различных отраслях, разработку сдельной оплаты труда в зависимости от выработки, борьбу с безработицей и другие меры. Так, в сентябре 1926 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) была создана специальная комиссия, призванная рассмотреть вопросы повышения заработной платы рабочим каменноугольной, рудной, металлической, текстильной и химической промышленности, а также железнодорожникам32, т.е. именно в тех отраслях, где наблюдался пик протестной активности. В сентябре 1927 г. было издано Постановление ЦИК и СНК СССР «О мерах обеспечения правильной выплаты заработной платы рабочим, служащим и крестьянам, занятым на работе у частных лиц и предприятий по исполнению подрядов и поставок», которым устанавливалось, что заказчики (государство, кооперативы, учреждения и предприятия) не должны производить платежей подрядчикам до предоставления последними доказательств производственного расчета за истекшее время с занятой у них рабочей силой33.
Результатом происходивших изменений в условиях труда и повседневной жизни людей можно считать и улучшение биологического статуса городского населения. В сводках ЦСУ на основании обследований уровня питания рабочих на примере Москвы сообщалось об изменении физического типа рабочего: увеличении роста, объема груди и веса подрастающего поколения, а также роста продолжительности жизни. Так, к 1928 г. по сравнению с дореволюционными показателями
рост промышленного рабочего'.
у 14-летних был выше на 9 'А см, у 15-летних - на 7 'Л см,.
16-летних - 5 'Л см,
17-летних - на 4 см.
23-летних - на 2 см,
окружность груди'.
в 14 и 15 лет была больше на 5 /2 см,
16-25 лет - в среднем на 4 см,
26-30 лет - в среднем на 3 'Л см. вес:
в возрасте 14-16 лет-больше на 10 фунтов, в 17-29 лет - на 6 фунтов, в 30-44 года - на 4 фунта34.
В обнаруженных нами публицистических материалах 1928 г. среди причин антропологических изменений граждан наряду с изменениями в питании, занятиями спортом, называлось сокращение рабочего дня рабочих. Как пишет Б.Н. Миронов, изучавший жизненный уровень советских рабочих по антропологическим данным, у граждан с 1923 г. по 1957 гг. рождения действительно отмечается «повышательная тенденция» (то есть изменение длины, веса тела), хотя, как пишет историк, «нельзя говорить и об устойчивом непрерывном улучшении биологического статуса городского населения 1916 -1955 годов рождения, поскольку длина тела и при повышательной тенденции отдельные годы понижалась35. В качестве главной причины антропологических улучшений автором называются изменение характера воспроизводства населения, а также выравнивание доходов на некоторый средний прожиточный минимум (сокращение неравенства в доходах на 10 % привело к росту длины тела на 14 мм)36. Свою роль сыграли также социальные изменения, связанные с введением
ежегодных отпусков, дополнительного отпуска при рождении ребенка, а также некоторое ослабление жилищной проблемы, увеличение медицинской помощи.
В условиях индустриализирующейся России социальная сфера предприятия становилась фактором прикрепления рабочих к этому предприятию и поддержания стабильности трудовых отношений37, что явилось одним из рычагов сдерживания, а затем и окончательного свертывания протестного движения в промышленности. Но одновременно оценивая шаги, предпринятые властью, можно говорить и об обратном процессе влияния цеховых волнений и политического «активизма» на эволюцию партийной политики в годы нэпа. Но, конечно, в условиях становления жесткой централизованной системы управления начала 1930-х гг., помимо производственных мер социально-экономического характера, свою роль в сокращении протестного движения сыграли меры административного порядка. «Ужесточение принудительных мер по отношению к гегемону» проводилось «как с целью налаживания индустриального производства, так и для решительной борьбы с резко усилившимися негативными явлениями, грозившими срывом планов пятилеток, в первую очередь - с существенным падением трудовой дисциплины и массовой текучестью кадров», для чего были задействованы «не только юридические (ужесточение трудового законодательства) и партийнопропагандистские структуры, но и, чего ранее не было, - профсоюзы»38. Все это в комплексе позволило власти окончательно поставить ситуацию с «рабочей демократией» под свой контроль. В целом, представленный материал служит ценной иллюстрацией положения в сфере груда и быта рабочих в 1920-е гг. как фактора протестного движения и одновременно является косвенным отражением общеэкономической сигуации в стране в переходную эпоху.
ПРИМЕЧАНИЯ
' Дмитриев П П., Куликов К.И. Мятеж в Ижевско-Воткинском районе. Ижевск, 1992; Трудовые конфликты в Советской России 1918-1929 гг. М., 1998; Прошина Н М. Советское трудовое законодательство 20-х годов и профсоюзы (на примере конфликтных ситуаций в уральской металлпромышленности) // Проблемы истории России. Вып. 2. Опыт государственного строительства. XV-XX вв Екатеринбург, 1998. Орлов И.Б. Новая экономическая политика: государственное управление и социально-экономические проблемы (1921-1927 годы). Дисс. ... д.и.н. М., 1999; Журавлев С В «Маленькие люди» и «большая история»; иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930- гг. М., 2000; Журавлев С.В., Мухин М.10. «Крепость социализма». Повседневность и мотивация груда на советском предприятии. 1928 - 1938 гг М., 2004, Ярон С.В. Источники по истории политическою протеста в Советском России в 1918-1923 гг СПб , 2001. Тяжельникова B.C. Повседневная жизнь московских рабочих в начале 1920-х гг. // Россия в XX веке. Люди, идеи власть М.. 2002. Она же. Заводское жилье в 1935 - первой половине 1960-\ гг по материалам завода «Серп и молот» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «История России». 2003. № 2 С 98-115; Смирнова Г.М Жилищная политика Советской власти в годы НОПа (По материалам демуниципализации в Москве и Московской |убернии) // Ежегодник историко-антропологических исследований. 2001/2002. М., 2002 С.276-288; Чураков Д О. Революция, государство, рабочий протест: динамика и природа массовых выступлений рабочих в Советской России. 1917-1918 гг. М., 2004; и др
Розенберг В. Формы и способы рабочею протеста в России // Трудовые конфликты в Советской России. 1918 1929 и М., 1998. С. 12, 15.
Жиромская ВД. Социальные процессы в советском городе в первой половине 1920-х гг. // Историческое значение нэпа: Сб. науч. тр. М., 1990. С.89.
4 Обзор деятельности НКТ СССР за 1927-1928 гг. Отчет к VIII Всесоюзному съезду профсоюзов. М., 1928. С. 57.
" Журавлев С В., Мухин М.Ю. «Крепость социализма»... С.205.
11 Жиромская В Б. Социальные процессы... С 89-90.
Вопросы труда в цифрах Статистический справочник за 1927 -1930 гг. М., 1930. С 6.
ь Сгрумилин С П Проблемы экономики труда М., 1957. С. 70.
I Наемный труд в России и на Западе за 1913 -1925 ir. / Под общей ред С Г Струмилина М, 1927. Ч I Наем-
ный труд в России. С. 184. 186.
II Орлов И.Б. Новая экономическая политика... С 42.
!1 Груд в СССР Статистический справочник. / Под ред. А С. Попова. М , 1936. С.96
IJ Гам же. С. 95-96.
11 Струмидин С.Г Проблемы экономики труда С.498.
14 Гам же. С. 500, 505.
” Жига И Думы рабочих, заботы, дела Записки рабкора / Изд. 4-е. М., 1931 С 226.
"'Орлов И Б Новая экономическая политика. . С. 41-42.
1 Введенский Д.С. Жилищное положение фабрично-заводского пролетариата СССР M.-JL. 1932. С 32.
!Я Иван Жша. Думы рабочих... С 19. 24-30.
1' Гам же. С 30.
Там же С 78
п Чураков Д О. Революция, юсударство. рабочий nporeci... С 353 ” Соколов А.К. Курс советской истории. 1917-1940. М.. 1999. С, I 16.
Введенский А С Жилищное положение... С 57.
24 Семенов Н Лицо фабричных рабочих проживающих в деревнях и политпросветработа среди них По материалам обследования рабочих текстильной промышленности I Антрально-Промышленной области М.-Л.. 1929. С 48-49. Прошина Н М. Советское трудовое законодательство 20-х годов и профсоюзы... С 260.
Наемный труд в России и на 'Западе за 1913-1925 гг " Журавлев С. В , Мухин М К). «Kpenocib социализма» С 214 й [рудовые конфликты в Советской России 1918-1929 п. М., 1998.С.23.
' Кирьянов К) И Литература о трудовых конфликтах // Трудовые конфликты в Советской России... С. 23.
11 Вопросы труда в цифрах. . С.74-75.
11 Кирьянов Ю.И. Литература о трудовых конфликтах С. 24.
'■ Орлов И Б. Новая жономическая политика. С 33
” Обзор деятельности НКТ СССР за 1927-1928 гг.. С.87
14 Ларин F . Ларин Ю Вопросы рабочей жизни. М.-Л.. 1928 С. 60-61.
" Миронов Б Н Жизненный уровень в Советской России при Сталине по антропологическим данным // Экономическая история. Ежегодник. 2004. М.. 2(104 С 572-573 ' Гам же С 583
’ Тяжельникова B.C. 'Заводское жилье в 1935 первой половине 1960-х и по материалам завода «Серп и молот» // Вестник Российского университета дружбы народов Серия «История России». 2003 № 2. С 98.
* Журавлев С В , Мухин М 10 «Крепость социализма» С. 205
WORKING AND LIFE CONDITIONS AS A FACTOR OF THE PROTEST MOVEMENT OF RSFSR EMPLOYEES WITHIN NEP
M.N. MOSEYK1NA
Department of Russian History Peoples Friendship University of Russia !()-! Mikhlukho-Maklay Str.. Moscow, 117198 Russia
In this article, the history of work and the history' of employees protest in the beginning of the soviet period are analyzed Working conditions and social being of RSFSR employers in 20th years was the subject of studying. Their influence on growth of the state, cooperative and private enterprises protest movement is shown. The social, economic and administrative measures of authorities, which focused on struggle against working «activism» are analyzed
