CC BY
128
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 18 (309). История. Вып. 56. С. 93-99.
К. С. Козлов
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ ТРУДОВЫХ КОНФЛИКТОВ В ГОДЫ НЭПА
Статья подготовлена при поддержке гранта президента РФ (проект МК-1810.2013.6).
Рассматриваются основные подходы к изучению социально-трудовых конфликтов. Проводится анализ современной историографии по проблеме трудовых конфликтов в годы НЭПа. На основе архивных материалов и периодической печати 1920-х гг. делается вывод о том, что власть в это время не пыталась противодействовать мирному разрешению трудовых споров, а активно боролась лишь с протестным движением, принимавшим форму забастовок.
Ключевые слова: трудовые конфликты, забастовки, НЭП, государственная политика, конфликтный функционализм, трудовые ресурсы, рабочие, научные работники.
В настоящее время в отечественной историографии наблюдается значительный интерес к проблеме трудовых конфликтов в годы НЭПа. В научный оборот вводятся новые источники, затрагиваются ранее не освещенные сюжеты, расширяется география исследований1 . В то же время не наблюдается активных попыток уложить эмпирические наработки в некую стройную систему, основанную на апробированных социологических теориях. Представляется, что с помощью этого шага возможно гораздо глубже взглянуть на проблему трудовых споров в 1920-е гг. и обобщить частные выводы.
Цель данной статьи - с теоретических позиций осмыслить практический опыт, накопленный по проблеме трудовых конфликтов в годы НЭПа. Для этого нужно проанализировать достижения советской и современной историографии по выбранной тематике; охарактеризовать основные концепции, бытующие в социологии и конфликтологии; дать толкование историческим фактам с точки зрения данных теорий.
В советской исторической науке тематика трудовых конфликтов считалась неактуальной, так как предполагалось, что при социализме ликвидировались сами условия для их возникновения. В работах, посвященных истории рабочего класса, говорилось о сознательности советских трудящихся, которые боролись только против оставшихся капиталистов. Разумеется, в советской историографии конфликты рассматривались с отрицательной стороны, что соответствовало постулатам К. Маркса (подробнее об этом позже)2. Пожалуй, некоторым исключением являются
только 1920-е гг. Современники отмечали наличие конфликтов на государственных предприятиях, критиковали действия профсоюзов по отстаиванию интересов рабочего класса, подчеркивали недостатки в работе органов примирительно-третейского разбирательства, выявляли конфликты в среде других профессиональных групп, в частности, научных работников. Впрочем, называть эти работы научными нельзя, скорее, это публицистические статьи, авторы которых зачастую высказывали достаточно поверхностное и субъективное мнение о происходящих в стране процессах3.
Несмотря на плюрализм, характерный для современного этапа отечественной историографии, тезис о деструктивной роли трудовых конфликтов остался неизменным. В сущности, можно говорить о том, что сейчас большинство историков разделяют марксистское учение о конфликте, которое действительно сохраняет актуальность как в российской, так и в западной социологии. Американский социолог Дж. Тернер на основе работ К. Маркса сформулировал следующие основные положения марксистского учения о конфликтах:
1) несмотря на то, что социальные отношения проявляют свойства систем, они все же изобилуют конфликтными интересами;
2) это обстоятельство свидетельствует о том, что социальная система систематически порождает конфликты;
3) следовательно, конфликт является неизбежным и очень распространенным свойством социальных систем;
4) подобные конфликты имеют тенденцию проявляться в полярной противоположности интересов;
5) конфликты чаще всего происходят из-за недостаточности ресурсов, особенно власти;
6) конфликт - главный источник изменения социальных систем4.
Далее Дж. Тернер отмечает, что, по К. Марксу, общество разделено на «господствующих» и «подчиненных». Очевидно, что в системе трудовых отношений 1920-х гг. в роли первых выступали большевистская партия, руководство государственными предприятиями, а последними являлись рабочие. В крупнейших работах современных российских историков показывается, что власть стремилась подавлять рабочее движение и пресекать любые формы трудовых конфликтов. Это довольно логично, так как по п. 6 они угрожали существованию режима. Крайне важно отметить, что исследователи при характеристике протестного движения учитывают все формы конфликтов - от забастовок до мелких трудовых споров в органах примирительно-третейского разбирательства. Например, в фундаментальной работе Л. В. Борисовой «Трудовые отношения в Советской России» приводится следующая таблица (табл. 1):
Таблица 1
Количество трудовых конфликтов на предприятиях г. Москвы в феврале-мае 1924 г.
Месяц Забастов- ки «Итальян- ки»5 Всего конфликтов
Февраль 1 - 307
Март 1 1 203
Апрель 2 - 239
Май 1 2 291
Далее автор комментирует эти цифры. «Как показывают данные таблицы, наибольшее количество конфликтов произошло в феврале 1924 г. Однако, исходя из количества рабочих, принимавших в них участие, пик рабочей активности пришелся на март. В марте недовольства рабочих наблюдались, прежде всего, на крупных предприятиях. По данным ГПУ, недовольством были охвачены 50287 рабочих (в феврале 17828 чел.)»6. Л. В. Борисова не объясняет, но очевидно, что трехзначные цифры в последней колонке свидетельствуют о распространенности мелких трудовых конфликтов, раз забастовки и «итальянки» выделены отдельно. В то же
время вывод о размахе протестного движения делается на основе суммарных показателей. Иными словами, в рамках этого подхода автор описывает уровень социальной напряженности, опираясь преимущественно на абсолютные цифры. Соответственно, по мнению автора, власть стремилась к сокращению числа конфликтов, чтобы этот уровень снизить, а в идеале вообще устранить противоречия между рабочими и хозяйственниками. Не случайно один из параграфов указанной книги называется «Механизмы ликвидации трудовых конфликтов»7.
Также обратимся к диссертации «Трудовые конфликты в Советской России в 1921-
1925 гг. (по материалам Петрограда-Ленин-града)»8. Отметим, что название второй главы исследования звучит как «Средства противодействия трудовым конфликтам»9, а вот небольшая выдержка из данной работы: «.. .Система контроля над поведением масс не была лишь только совокупностью мероприятий на осведомление вышестоящих инстанций о позиции рабочих. Обладая информацией о поведении населения, власти могли умело сочетать различные инструменты воздействия на рабочих, не «перегибая палку» в одних случаях и угрожая жесткими наказаниями в других»10. Таким образом, и в данной работе проповедуется тезис, что большевики стремились всеми силами снизить размах про-тестного движения, предотвращая трудовые конфликты.
Итак, краткий анализ современной историографии позволяет утверждать, что по основным пунктам авторы рассматриваемых работ сходятся с теорией конфликта К. Маркса, хотя при изложении своей методологии прямо они об этом не пишут. Сейчас снова обратимся к труду Дж. Тернера, который выводит ряд тезисов из концепции К. Маркса. Проанализируем их в рамках проблемы трудовых конфликтов в годы НЭПа.
«Чем больше члены подчиненных сегментов смогут жаловаться друг другу, тем более вероятно, что они начнут осознавать свои истинные коллективные интересы»11.
Этот пункт распадается на два подпункта:
1) «Чем больше экологическая концентрация членов подчиненных групп, тем более вероятно, что они сообщают друг другу свои жалобы»12.
Профсоюзные организации и местные органы наркомата труда огромное внимание
уделяли созданию и развитию рабочих клубов, понимая, что это способствует консолидации трудящихся. Вот выдержка из периодической печати того времени. «Прошло лето. Наступают длинные зимние вечера. Свет дорог - долго не засидишься. А отдохнуть и
о новостях поговорить хочется. Интересно перекинуться живым словом с товарищем и обменяться подчас мнениями необходимо и так далее. А где это все можно сделать? Ясно - только в своем рабочем клубе»13. Подобные практики характерны и для других социальных групп. К примеру, в 1920-х гг. особой популярностью пользовались журфиксы, научные собрания, созданные еще в дореволюционную эпоху, но в раннесоветский период ставшие «своего рода стратегией выживания» ученой корпорации14.
2) «Чем выше возможности членов подчиненных групп получить образование, чем разнообразнее используемые ими средства коммуникации, тем более вероятно, что они должны будут обмениваться жалобами»15.
В начале 1920-х гг. на Урале наметилось снижение удельного веса квалифицированных рабочих. В частности, в горной и горнозаводской промышленности на 1 октября 1921 г. этот показатель составлял 48,1 %, а к 1923 г. сократился до 44,1 %16, что вынудило властей к формированию системы профессиональной подготовки рабочих кадров (про-фтехнические школы, профтехнические курсы, школы рабочих подростков и так далее). Эта работа принесла свои плоды. По данным обследования, проведенного в 1926 г., из 8900 подростков до 18 лет, работавших на уральских предприятиях, в различных системах повышения квалификации обучались 7588 человек, или 83 %17. По материалам переписи 1926 г., в Уральской области число квалифицированных рабочих цензовой металлической промышленности доходил до 67,6 % от всех рабочих кадров.
Чем больше подчиненные сегменты системы сознают свои коллективные интересы, чем больше они сомневаются в законности распределения дефицитных ресурсов, тем более вероятно, что они должны будут сообща вступить в открытый конфликт с доминирующими сегментами системы15.
По замыслу большевиков, система коллективных трудовых договоров должна была охватить все предприятия страны - от крупных заводов до мелких мастерских. Достаточно
быстро этот процесс проходил на Урале: «. процент охвата колдоговорами за 1924 г. возрос с 71,3 % до 85,2 % в январе 1925 г.»18.
Это не все тезисы, приводимые в работе Тернера. Их подробный разбор занял бы слишком много места, а нам важно лишь понять следующее противоречие. Если рассматривать систему трудовых отношений 1920ых гг. в духе концепции Маркса, то станет очевидным - «господствующие сегменты» приложили максимум усилий, чтобы «подчиненные» сумели изменить систему, причем насильственным путем, так как за годы НЭПа произошло значительное увеличение численности рабочего класса. При этом еще больше возросло количество трудовых конфликтов. Например, к началу НЭПа на Урале в цензовой промышленности (свыше 90 % от всех предприятий края) было сосредоточено 87 569 рабочих, а к 1928 г. их стало 171 458 человек19. В 1923 г. в этом регионе было зафиксировано 283 трудовых конфликта с количеством участников 30.33120, в 1925/26 операционном году 1824 спора с числом участников 46 4 3 6721, а к 1927/28 количество конфликтующих рабочих достигло отметки 1 540 99822. Удивительно, но слома системы не произошло. Да, в СССР сменился экономический курс, но, в отличие от перехода к НЭПу, большевики решились на этот шаг не под давлением бунтующих масс. Таким образом, теория конфликта Маркса не объясняет данный парадокс - количество трудовых конфликтов росло в геометрической прогрессии, а социальное напряжение спадало. Как правило, современные исследователи оправдывают это усилением карательной по-
23
литики или идеологическим воздействием23. Учитывая приведенные цифры по трудовым конфликтам, СССР уже к середине 1920-х гг. должен был превратиться в «полицейское» государство, чтобы противодействовать нарастающему рабочему движению, но НЭП в историографии считается одним из самых либеральных периодов советской истории.
Тем не менее, факты - вещь упрямая, и действительно нужно разобраться с двумя главными: громадный рост трудовых конфликтов и репрессивные меры в отношении протестующих рабочих.
В этом нам способна помочь теория американского социолога Льюиса Козера, получившая название «конфликтный функционализм». В своих работах он оттолкнулся от
тезиса немецкого социолога Георга Зиммеля: «Конфликт - это форма социализации»24. Л. Козер считает, что «некоторая конфликтность не всегда разрушительна и даже может быть необходима в формировании группы и ее жизни»24. Он доказывает, что отсутствие конфликтов вовсе не свидетельствует о прочности и стабильности системы. Для этого он приводит пример: «.было бы неосмотрительно выводить из отсутствия конфликта в отношениях между расами существование взаимопонимания между ними. Редкие столкновения между неграми и белыми на юге США в противопоставлении с частыми стычками во многих городах на севере страны часто рассматривались как показатель большей стабильности между ними на юге. Такое заключение представляется неосновательным. Отсутствие конфликта само по себе не доказывает враждебных чувств и антагонизма и, следовательно, элементов напряженности и разъединенности»25. Впрочем, нельзя заявлять, что теория Л. Козера полностью расходится с постулатами К. Маркса. Он также считает, что конфликты являются неизбежным атрибутом социальных систем, а причины их кроются в недостатке ресурсов.
Л. Козер выделяет ряд позитивных функций конфликта: способность разрядить и снять напряженность между антагонистами; укрепить внутреннее единство в группе; сдержать дальнейшее обострение противоречий, если в ходе его развития стороны могут оценить как свои силы, так и силы про-тивника26. Впрочем, по мнению Л. Козера, не все конфликты положительно влияют на стабильность системы, а лишь те, которые не
27
затрагивают принципиальных вопросов27.
Каким образом данная теория применима к проблеме трудовых конфликтов в годы НЭПа? В рамках этой концепции вполне логично утверждать, что в 1920-е гг. советская власть способствовала увеличению трудовых споров, а не стремились их «ликвидировать» или «противодействовать» им. Ранее уже шла речь о широкой социальной политике, которая способствовала консолидации рабочего класса. Кроме того, власти стремились к тому, чтобы каждый трудящийся знал свои права и понимал, когда работодатель пытается их ущемить. Специально для этого при рабочих клубах и предприятиях создавались пункты юридической консультации. «.В настоящее время мы с удовлетворением можем
отметить, что юридическая помощь оказывается при всех ГСПС. В то же время значение юридпомощи все больше начинает усваиваться рабочими. <...> Число обращений в юридконсультацию в Челябинске до августа было - 110 в месяц. В августе оно повысилось до 135, в октябре до 160. <...> В Екатеринбурге с 15 сентября по 20 октября было 102 посещения. С 20 сентября по 1 ноября число посещений повысилось до 245»28.
Впрочем, мало знать свои права - должны существовать механизмы, с помощью которых их можно реализовать. Такими институтами выступали расценочно-конфликтные комиссии, примирительные камеры и третейские суды. Именно в них решалось подавляющее большинство трудовых конфликтов. Благодаря этим учреждениям рабочий протест мог быть обличен в правовую форму. Конечно, в первое время их деятельность вызывала массу нареканий как со стороны рабочих, так и со стороны хозяйственников. «Разговаривают о премии с ноября прошлого года, а теперь уже март 1925 г., а премии все нет. Охота отпадает у всех рабочих работать, когда обма-нывают»29. Высок был процент отменяемых решений30. В то же время проблемы в работе примирительных органов не оставались без внимания НКТ. Например, 18 февраля 1925 г. на совещании заведующих отделами Нарком-труда слушался доклад о работе Уральского областного отдела труда, по итогам которого было постановлено «усилить наблюдение Уральского ООТ за правильностью решений РКК в порядке надзора»31. Оценка эффективности этих институтов не входит в задачи данной статьи. Важно подчеркнуть, что властями на второй план ставился сам факт увеличения трудовых конфликтов. Главной целью было наладить грамотную работу органов примирительно-третейского разбирательства. Местные отделения НКТ и ВЦСПС должны были заботиться, чтобы РКК, примкамеры и третсуды занимались только делами, входящими в их компетенцию32, чтобы разбор дел в этих учреждениях не затягивался33, чтобы они принимали обоснованные решения34. Таким образом, советская власть стремилась к тому, чтобы каждый рабочий мог сформулировать суть своих претензий, подкрепить их правовыми актами и решить проблему в законном порядке. Практика показывает, что в большинстве случаев решения органов примирительно-третейского разбирательства
принимались в пользу рабочих. Например, в первой половине 1926/27 операционного года
50.8 % приговоров были в пользу рабочих,
16.8 % компромиссных и 32,4 % в пользу хозяйственников35 .
В целом современные исследователи положительно оценивают роль органов примирительно-третейского разбирательства. «Работники РКК занимались не столько произнесением агитационных речей с антиста-чечными призывами, сколько скрупулезной проверкой тарифных расценок и норм выработки - тем самым их позиция становилась более аргументированной в дискуссиях с забастовщиками. С образованием РКК в урегулировании конфликтов стал очевиден переход, правда, не очень быстрый, от импровизации к ритуалу, обусловленному более жесткими правилами и предполагавшему обязательность выполнения решений, хотя это и не фиксировалось в законах»36.
Непримиримую борьбу власть вела только с теми рабочими, которые отказывались от такого способа защиты своих интересов, а предпочитали радикальные методы решения пробоем - забастовки и «итальянки». Стачки были признаны вредным оружием в руках рабочих, так как нарушали нормальное функционирование народного хозяйства, но официально не были запрещены. В резолюции «Роль и задачи профсоюзов в условиях новой экономической политики» отмечалось, что возникновение забастовок возможно, когда налицо «неправильные действия хозяйственных органов, отсталость известных рабочих групп, провокационная работа контрреволюционных элементов или, наконец, непредусмотрительность самих профорганизаций»37. Наверное, во многих случаях забастовка была оправданной мерой - тем крайним шагом, на который рабочие решались ради выживания. В то же время анализ забастовок, происходивших на Урале с 1923 г. по 1928 г., показывает, что если раньше их толкала к этому шагу только крайняя нужда, то затем рабочие стремились отстаивать свои права в полном объеме. Например, 26 июня 1924 г. одиннадцать рабочих динамитного завода в Екатеринбурге подняли забастовку с требованием выдать 2 пары резиновых перчаток38. В сентябре 1928 г. начались волнения на разработках торфа в Челябинске, когда 64 рабочих остановили производство и потребовали выдать им спецодежду39. 27 ноября 1928 г. на заводе
Колющенко бастовало наждачное отделение механического цеха. Рабочие потребовали отапливать цех и вставить разбитое стекло40.
Нам важно уяснить главный посыл властей. Конфликтное движение со стороны рабочих признавалось нормальным явлением, вызванным тяжелыми экономическими условиями. Однако забастовка как форма трудового конфликта признавалась недопустимой, потому что разрушала всю систему. У советской экономики того времени попросту не было запаса прочности, который позволил бы такую форму протеста. Примечательно, что почти все исследователи сходятся на том, что чаще всего в забастовках «участвовали неквалифицированные и малоквалифицированные рабочие, которые первыми увольнялись из предприятия в случае сокращения штатов, с которыми мало считались вследствие избытка предложения над спросом на рынке труда»10. На Урале это были сезонные рабочие, приезжавшие на заработки из сельской местности и часто остававшиеся жить в городах. «В предстоящий летний сезон на Урале будет занято на временных и сезонных работах около 100 000 рабочих. Часто меняя место работы, нередко попадая в лапы жесткого капитала, сезонник не считает своим то предприятие, где работает»41. Суть в том, что эта категория рабочих попросту не хотела считаться с правовыми институтами, получавшими распространение в системе трудовых отношений, а быстро привить им эту культуру у властей не получалось ввиду столь массового наплыва крестьян в города.
Концепция Л. Козера вполне применима не только при изучении трудовых конфликтов на промышленных предприятиях, но и при анализе трудовых споров в ученой среде. Конечно, здесь в первую очередь требуется учитывать различия между пролетариатом и научными работниками. У последних изначально был гораздо более высокий уровень образования, коммуникаций, сплоченности. Кроме того, ученые не стремились к радикальным формам разрешения трудовых конфликтов. Они готовы были решать свои вопросы в законном порядке. С другой стороны, ученые особенно остро ощущали ущемление своих прав при распределении материальных ресурсов. Для понимания этого тезиса процитируем Л. Козера. «Приводит ли враждебность к конфликтному поведению, частично зависит от того, насколько легитим-
ным считается неравное распределение прав. В классической индийской кастовой системе межкастовый конфликт был редкостью, потому что низшие и высшие одинаково воспринимали кастовые особенности»42.
В случае с ученой корпорацией на особенности протекания конфликтов влияло противостояние между традиционными местами знания - университетами - и поддерживаемыми новой властью прикладными институтами и курсами. Здесь уместно упомянуть конфликт между МГУ и Лесотехническим институтом43. Преподаватели и студенты факультета общественных наук Московского университета обратились к руководству учебного заведения по поводу плохого отопления и освещения аудиторий, шума, скудного пайка. В то же время для работников и студентов Лесотехнического института были созданы гораздо лучшие условия. На это письмо администрация МГУ ответила, что «.обещает устроить так, чтобы в распоряжении Исторического отделения было 4 аудитории»44. Также руководители курсов извинились за пользование одной из аудиторий в вечернее время и впредь обещали заниматься только до 3 часов. Впрочем, часть вопросов осталась нерешенной.
Какие сведения дает нам этот источник? Налицо тяжелое материальное положение работников вуза и студентов и неудовлетворительные условия труда. Однако на этом примере можно выделить и положительные функции трудового конфликта. Некоторые требования были удовлетворены. Трудовой спор способствовал укреплению внутреннего единства, так как под данным обращением подписались многие преподаватели и студенты. Кроме того, администрация МГУ лучше узнала положение работников факультета общественных наук, а те смогли представить, чего стоит ожидать в будущем, какими ресурсами располагает руководство вуза. Возможно, данный конфликт помог предотвратить полное прекращение работы преподавателей, если бы они решились заявить о своих требованиях позже, когда условия труда стали бы совсем невыносимыми.
Итак, проведенное исследование дает основания утверждать, что для современной историографии характерен единообразный взгляд на проблему трудовых конфликтов в годы НЭПа, который не до конца объясняет некоторые социально-экономические про-
цессы, проходившие в то время. Описанные парадоксы способна сгладить теория «конфликтного функционализма», которая до настоящего времени почти не использовалась российскими историками. С ее помощью возможно не только анализировать трудовые конфликты на промышленных предприятиях, но и, к примеру, в учебных заведениях. Концепция Л. Козера позволяет разграничить конфликты по степени их воздействия на общественную стабильность и выделить положительное влияние трудовых споров на обстановку в коллективе, предприятии или даже регионе. Представляется, что дальнейшее применение данной теории к исторической реальности может натолкнуть исследователей на новую трактовку ранее полученных результатов.
Примечания
1 Трудовые конфликты в советской России 1918-1929 гг. : сб. ст. и докладов. М., 1998 ; Чолахян, В. А. Производственные и трудовые отношения на промышленных предприятиях Нижнего Поволжья в 1920-е гг. // Проблемы истории российской цивилизации : сб. науч. ст. Саратов, 2007. Вып. III. ; Камардин, И. Н. Стачечная борьба рабочих частных предприятий в период нэпа: на материалах Среднего Поволжья // Изв. Самар. науч. центра РАН. 2008. Т. 10, № 4 ; Борисова, Л. В. «Таракан во щах»: профсоюзы и забастовки в период нэпа в документах российских архивов [Электронный ресурс] // Русский исторический сборник. Вып. III. иЯЬ: http://moscowia.su/images/ ris3/9.htm.
2 Трифонов, И. Я. Очерки классовой борьбы в СССР в годы НЭПа 1921-1937 гг. М., 1960 ; Матюгин, А. А. Рабочий класс СССР в годы восстановления народного хозяйства. 19211925. М., 1962 ; Плотичкин, В. А. Уральская партийная организация в период перехода на мирную работу по восстановлению народного хозяйства (1921-1925 гг.). Свердловск, 1953 ; Иванов, В. П. Профсоюзы Урала в восстановительный период (1921-1925 гг.). М., 1962.
3 Ватолин, Н. Практика тарифно-конфликтной работы в органах НКТ на Урале // Вопр. труда. 1926. № 11 ; Герцык, Е. Итоги конфликтной практики на Урале // Вопр. труда. 1927. № 1 ; Иозефович, С. Трудовые конфликты в первой половине 1923 г. // Вестн.
труда. 1923. № 9 ; Деев-Хомяковский, Г. Безработица среди научных работников // Науч. работник. 1928.№ 10. С. 53-57.
4 Тернер, Дж. Структура социологической теории. М., 1985. С. 128.
5 Это форма протеста наряду с забастовкой и саботажем, заключающаяся в предельно строгом исполнении сотрудниками предприятия своих должностных обязанностей и правил.
6 Борисова, Л. В. Трудовые отношения в советской России (1918-1924 гг.) / РАН ; Институт российской истории. М., 2006. С. 210.
7 Там же. С. 227.
8 Зайцева, О. О. Трудовые конфликты в Советской России в 1921-1925 гг. (по материалам Петрограда-Ленинграда) : автореф. ... канд. ист. наук. СПб., 2012.
9 Там же. С. 18.
10 Там же. С. 22.
11 Тернер, Дж. Структура социологической теории. С. 129.
12 Там же. С. 130.
13 Рабочий журнал. 1923. № 15. С. 8.
14 См., например: Готье, Ю. В. Мои заметки. М., 1997. С. 404 ; Гришина, Н. В. «Школа
В. О. Ключевского» в исторической науке и российской культуре. Челябинск, 2010. С. 25.
15 Тернер, Дж. Структура социологической теории. С. 130.
16 Фельдман, М. А. 1) Численность, состав, социальный облик рабочих цензовой промышленности Урала в 1921-1926 гг. // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2001. № 1. С. 68 ; 2) Восстановление промышленности Урала (1921-
1926 гг.). Свердловск, 1989. С. 112.
17 Фельдман, В. В. Восстановление промышленности... С. 116.
18 Профсоюзы Урала в 1926-28 гг. Свердловск, 1928.С. 109.
19 Овсянников, В. А. Положение труда на Урале в 1923 г. // Труды Урал. Обл. Стат. Бюро. Сер. 3. Т. 2. Екатеринбург, 1924. С. 10-
11 ; Труд на Урале в 1927-28 гг. Свердловск, 1927.
20 Овсянников В.А. Положение труда... С. 123.
21 Труд на Урале в 1924/25 и 1925/26 гг. Свердловск, 1926. С. 236-237.
22 Труд на Урале в 1927-28 гг. Свердловск, 1927.С. 166.
23 Зайцева, О. О. Трудовые конфликты... С. 18-20.
24 Козер, Л. Функции социального конфликта. М., 2000. С. 25.
25 Там же. С. 81.
26 Там же. С. 41-42.
27 Там же. С. 73.
28 Рабочий журнал. 1924. № 1. С. 12.
29 ГАРФ. Ф. Р-5451. Оп. 9. Д. 269. Л. 225.
30 ГАСО. Ф. Р-277. Оп. 1. Д. 96. Л. 315.
31 ОГАЧО. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 10. Л. 233.
32 ГАРФ. Ф. Р-5451. Оп. 9. Д. 269. Л. 20.
33 ОГАЧО. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 62. Л. 33.
34 Профсоюзы Урала : отчет Уралпрофсове-та III обл. съезду Союзов. Свердловск, 1925.
С. 111.
35 ГАСО. Ф. Р-277. Оп. 1. Д. 96. Л. 315.
36 Яров, С. В. Предпосылки конформизма: прекращение забастовок в Петрограде в 19171925 гг. // Социол. журн. 2007. № 2. С. 124.
37 Протоколы одиннадцатого съезда РКП (б). М., 1936. С. 558-559.
38 ГАРФ. Ф. 5515. Оп. 26. Д. 10. Л. 441.
39 ГАРФ. Ф. 5515. Оп. 26. Д. 86. Л. 343.
40 Там же. Л. 150.
41 Рабочий журнал. 1926. № 13. С. 1.
42 Козер, Л. Функции социального... С. 31.
43 ЦГА г. Москвы. ЦХД после 1917 г. Ф. 1609. Оп. 6. Д. 15. Л. 27.
44 Там же. Л. 27об.
