CC BY
287
УДК 159.222.7 - 053.2
Д. Ю. Шигашов
Условия семейного воспитания в развитии и коррекции виктимного поведения у детей и подростков
В статье рассматриваются особенности воспитания детей в семье, выявляются факторы, детерминирующие формирование виктимного поведения. Анализируются случаи виктимности подростков в связи с сексуальным насилием. Приводятся результаты собственных исследований семейных отношений и их влияние на развитие характерологических особенностей подростков, анализируются виктимологические свойства личности потерпевших детей от насилия.
In article considers the peculiarities of education in the family, identifies the factors determining the formation of victimization behavior. The cases of victimization adolescents with sexual violence. Are the results of own researches of family relations and their influence on the development of character peculiarities of teenagers are analyzed виктимологические properties of the personality of the child victims of violence.
Ключевые слова: семейное воспитание, виктимное поведение, сексуальное насилие, характеристики личности.
Key words: education in the family, victimization behavior, sexual violence, personality characteristics.
Семейное воспитание - один из важных социальных институтов, где проходят апробацию многие из рекомендации педагогов образовательных учреждений для родителей и их детей. Консультации и рекомендации по воспитанию ребенка в семье затрагивают различные аспекты психолого-педагогического сопровождения семьи и касаются также вопросов «неправильных», отклоняющихся, с точки зрения педагогики, методов воздействия на психическую сферу подрастающего человека. Воспитание ребенка в семье нередко сопряжено с признаками дидактогении, когда отклонения в обучении и воспитании ведут к развитию у детей невротических состояний [5]. Иными словами, признаки насилия, которые могут иметь место в системе семейного воспитания в качестве наказания, могут рассматриваться в аспекте формирующегося рейпирентного поведения в детском возрасте.
© Шигашов Д. Ю., 2014
Выявление и анализ семейных факторов формирования вик-тимности подростков, систематизация психосоциальных и объективно-психологических характеристик семей детей и подростков, подвергающихся насилию, становится предметом специальных ис-ледований в области психологии и психиатрии, юриспруденци [1; 3; 4; 7; 9 и др.]. При этом внимание обращают главным образом на насилие и жертвы сексуальных преступлений, где несовершеннолетние-потерпевшие оказываются объектом виктимной ситуации [6]. Так, А. Ве^омт [9] отмечает, что в семьях, имеющих высокие показатели жестокости над детьми, наблюдается дефицит нравственности отношений между полами и высока вероятность сексуального насилия. Э. Бенаму [1] указывает на то, что дети, воспитывающиеся в подобных семьях, часто становятся жертвами сексуальных преступлений. В качестве причины возникновения насилия автор выделяют не только безнравственность и асоциальность родителей, но и клинически выраженные личностные «аномалии» в виде высоких показателей жестокости, гнева, раздражительности, прослеживающихся в одной семье на протяжении нескольких поколений.
Изучение семейных отношений подростков показало влияние нарушений в воспитании на формирование виктимных качеств. Н.В. Вострокнутов [2] считает, что особенности взаимоотношений в асоциальных семьях создают особую «виктимологическую ситуацию», при которой подростки оказываются в группе риска по претерпеванию насилия. Наши исследования показали влияние нарушений семейного воспитания на формирование виктимных качеств подростков, пострадавших от внесемейного насилия [7].
С помошью опросника Э.Г. Эйдемиллер и В.В. Юстицкий «Анализ семейных взаимоотношений» [8] нами изучались типы нарушений воспитания и виктимологические характеристики поведения подростков. За период с 1996 по 2001 гг. было обследовано 175 семей девушек в возрасте 16 ± 4,3 лет, подвергшихся внесемейному сексуальному насилию. Контрольная группа составила 60 семей девушек подросткового возраста (15 ± 5,1 лет).
Нарушения в воспитании не определялись в 83,3 % в контрольной группе и в 48 % - в основной, то есть нарушения в воспитания в основной группе определяются более чем у половины пострадавших (52 %). Потворствующая гиперпротекция в семьях подвергшихся насилию подростков, почти в три раза превышает таковую в семьях контрольной группы (28 % и 6,67 % соответственно). Про-
центные показатели доминирующей гиперпротекции в основной группе более чем в два с половиной раза превышают аналогичные показатели в контрольной группе. Гипопротекция в основной группе также превышает аналогичные показатели в контрольной группе (6,67 % к 3,33 % соответственно).
Социальный профиль семей основной группы характеризовался тем, что 25,7 % семей оказались неполными (из них в 32 семьях отсутствовал отец, в восьми семьях - мать, в остальных случаях отсутствовали оба родителя). В 6,8 % семей воспитание осуществлялось кем-то из близких родственников (тетя, бабушка). Около 40 % семей основной группы существовали в условиях хронического семейного конфликта. В них (восемь семей) отмечалась отягощенность бытовым пьянством и криминальным опытом одного или обоих родителей или наследственная отягощенность по психоневрологическим заболеваниям. В этих семьях чаще всего выявлялись нарушенные типы воспитания.
Примечательно, что среди пострадавших от внесемейного сексуального насилия не встречалось нарушений воспитания по типу повышенной моральной ответственности и жестокого обращения. По-видимому, для подростков из семей с жестоким обращением возможные агрессивные намерения становятся легко осознаваемыми. Эти подростки быстро распознают угрозу насилия и своевременно предпринимают попытки по ее предотвращению. Повышенная моральная ответственность также практически не встречается в группе сексуально виктимизированных подростков. Вероятно, в результате этого типа воспитания агрессия и принуждение воспринимается подростками негативно потому, что они имеют четкие представления об обстоятельствах насилия и его последствиях.
Рассмотрим особенности взаимоотношений в семьях подростков - жертв внесемейного насилия (по данным опросника «Анализа семейных взаимоотношений»). Отмечено, что комплексы и психологические защиты родителей при реализации хронического семейного конфликта имеют специфическое сочетание при отдельных видах нарушенного воспитания. На диаграмме (рис. 1) указаны количественные показатели психологических проблем родителей (по соответствующим шкалам опросника «Анализа семейных взаимоотношений»), решаемых за счет ребенка.
Рис. 1. Количественные показатели психологических проблем родителей (по соответствующим шкалам опросника «Анализ семейных взаимоотношений»), решаемых за счет ребенка
Как видим, на диаграмме отмечены показатели типов нарушенного воспитания в семьях; в порядке от 1 до 11 указана очередность психологических проблем родителей:
1. Чрезмерность требований-запретов.
2. Проекция на подростка собственных нежелательных ка-
честв.
3. Неразвитость родительских чувств.
4. Фобия утраты ребенка.
5. Воспитательная неуверенность родителя.
6. Расширение сферы родительских чувств.
7. Минимальность санкций.
8. Чрезмерность санкций.
9. Предпочтение в подростке мужских качеств.
10. Предпочтение в подростке детских качеств.
11. Чрезмерность требований-обязанностей.
Выявлено, что при потворствующей гиперпротекции наиболее частыми психологическими проблемами являются: фобия утраты ребенка (4) и минимальность санкций (9). При доминирующей гиперпротекции наиболее частыми психологическими проблемами являются: чрезмерность требований-запретов (1); расширение сферы родительских чувств (6); предпочтение в подростке детских качеств (10). При гипопротекции: проекция на подростка собственных нежелательных качеств (2); неразвитость родительских чувств (3); воспитательная неуверенность родителя (5); минимальность санкций (7).
Остановимся вкратце на механизмах «виктимизирущего» воспитания. Одним из самых значимых является вопрос, насколько родительское принуждение и другие методы воспитания могут отра-отражаться на развитии специфических черт характера подростков, впоследствии подвергшихся насилию. В какой степени и какая неадекватность воспитания влияет на предрасположенность к насилию, а не на развитие девиантного поведения или, скажем, на предрасположенность к злоупотреблению наркотиками? Заметим, что в работе с отдельными пострадавшими мы наблюдали весь спектр поведенческих нарушений, и в основе их лежали не только семейные проблемы, но средовые факторы и индивидуальнобиологические особенности.
Отвечая на поставленные вопросы, остановимся на том, что на формирование виктимологических черт характера должны влиять специфические особенности родительского воспитания в рамках хронического семейного конфликта. Показательным в данном случае является неадекватное родительское принуждение при доминирующей гиперпротекции. Родители в данном случае необоснованно используют принуждение для реализации собственных директив ребенку. Они принуждают его к тем обязательствам, которые ребенок способен выполнять самостоятельно.
Одна из пострадавших так характеризовала материнское воспитание: «Она постоянно заставляет меня... Не успела застелить постель, она кричит - почему не умываешься. Только пришла со школы, еще не разделась - иди делай уроки». Наряду с этим ребенок лишается действительно необходимого внимания и заботы. Он невольно стремится воспользоваться достаточно редко возникающей свободой для реализации собственных актуальных на настоящий момент времени задач. В эти периоды он способен совершить ряд необдуманных поступков и ошибок, которые впоследствии часто становятся поводом для повышения авторитарности со стороны родителей.
Психологическое воздействие родительского принуждения часто реализуется через повторные упреки, особенно когда авторитарный родитель, чувствуя, что подросток взрослеет и становится независимым, умышленно ослабляет над ним контроль, чтобы потом использовать в качестве упреков подростку его незрелые поступки. Таким образом, авторитарный родитель возвращает себе позицию доминирования и лидерства, вызывая у подростка чувство несостоятельности и подчиненности.
Как показано выше, наибольшее значение имеют следующие факторы: а) чрезмерность требований - запретов, б) расширение сферы родительских чувств, в) предпочтение в подростке инфантильных качеств.
Использование принципа принуждения в сочетании с отдельными проявлениями попустительства и игнорирования воспитывает у подростка низкую способность к адекватной оценке принуждения и агрессии со стороны окружающих. Лица, способные вызывать у подростка эмоциональное напряжение, неосознанно идеализируются и идентифицируются с родителями. Императивные вмешательства посторонних воспринимаются подростками без критики и сопротивления, что и характеризует их способность становиться жертвами преступления.
В результате родительского принуждения у подростка формируются такие виктимные свойства, как:
• фрустрированность в стремлении к личностному самоопределению и социальному росту (возможность критически оценить особенности контакта с родителями и выработать независимый стиль самостоятельного поведения подавляется с помощью родительских санкций. Подросток чувствует неспособность к развитию собственной личности);
• инфантильные эмоциональные реакции. Фрустрация, связанная не только с прямой или косвенной угрозой подавления насущных интересов подростка. Ситуация, близкая к возникновению угрозы извне, характеризуется появлением регрессивных реакций обиды, испуга, подчиненности;
• реакция эмансипации с возникновением необоснованного доверия посторонним лицам. Способность подростков к освобождению от родительской опеки сопровождается идеализацией личностей с агрессивными наклонностями и императивными чертами характера;
Приводим следующее клиническое наблюдение.
Ира С., 15 лет, подверглась нападению на улице. «Не знаю, как мне с этим справиться. Родителям рассказать не могу. Они меня убьют... Мне приходится многое скрывать, хотя это сложно, без их ведома я не могу и шага ступить. Представляю, что скажет отец, если узнает. Скажу своему другу, он может запросто убить этого подонка. Когда он (посягатель) на меня напал, я дико испугалась. Он делал со мной все, что хотел, я оказалась полностью в его власти...».
В данном случае нельзя исключить, что родительское принуждение вызвало у девушки трансферентную подчиненность действиям посягателя. Она осознавала неприемлемость ситуации, но не могла оказать какое-либо сопротивление.
В других случаях негативной особенностью родительского воспитания являются необоснованное потворство подростку. Проанализируем данный фактор на примере стиля воспитания по типу потворствующей гиперпротекции. Родители активно вмешиваются в намерения дочери или сына, не позволяя ему в полной мере сформировать более зрелый в психологическом отношении стиль поведения. Своими действиями они предваряют получение подростком намеченных результатов, предоставляя их без достаточного использования подростком произвольных затрат к их достижению. Родители в зависимости от их материальных и физических возможностей быстро и точно определяют запросы сына или дочери и без какой-либо критической оценки стремятся реализовать их. Причем масштабы родительского потворства зачастую распространяется на весь спектр требований подростка. С другой стороны, родители используют собственные представления о субъективных целях подростка. Они, игнорируя его индивидуальность, предоставляют уже готовые стереотипы поступков и суждений, обеспечивают его материальными благами и ценностями, значимость которых подросток не может оценить в силу возраста. Таким образом, наибольшую значимость в формировании виктимологических качеств имеют следующие индивидуально-поведенческие особенности родителей: а) фобия утраты ребенка и б) минимальность родительских санкций.
Сформированное в данных условиях представление собственной исключительности и легкой доступности желаемого побуждает взрослеющего подростка к вынесению требований и запросов за пределы семьи. Поведение в ситуации насилия в целом выражает его отношение к референтной группе. Развитое на примере родительского воспитания чувство вседозволенности проецируется на других актуальных членов социума. Контакты с посторонними лицами, интересующими подростка, инфантильно идеализируются. Создается неправильное представление о попустительствующем поведении со стороны окружающих. Подросток надеется на достижение поставленных задач не по средствам собственных произвольных действий, а за счет попустительства окружающих. Он рассчитывает, что, привлекая внимание к собственной личности, добьется расположения окружающих и получит необходимые поблажки. В данном контексте его ожидания и требования к окружающим не позволяют ему адекватно оценивать первоначальные преступные намерения посягателя. На этапе знакомства с преступником подросток не удивляется тем «подаркам», которые получает от него, а саму личность преступника воспринимает без критики (по аналогии с родительской).
В результате формируются следующие виктимологические характеристики поведения подростков:
• реакция эмансипации с характерным для этих подростков нарастанием эгоцентрической требовательности к референтной подростковой группе;
• низкая толерантность к фрустрирующим факторам. Подростки демонстрируют максимальные эгоцентрические устремления, в свете которых любые применяемые к ним санкции воспринимаются ими как неприемлемые;
• демонстративность в поведении и склонность к недооценке возможной опасности со стороны незнакомых лиц. Возникает при социализации подростка и обусловливает широкое привлечение внимания со стороны окружающих лиц (преимущественно материально обеспеченных) для привычного удовлетворения эгоцентрических устремлений.
В этой связи приводим следующее клиническое наблюдение.
Ира П., 14 лет, подверглась насилию с применением физической жестокости знакомым взрослым мужчиной, предварительную однократную встречу с которым восприняла как серьезное знакомство. «Я росла в полной уверенности, что мне все позволено. Родители мне всегда говорили «да». Отец, мать и бабушка и две тети «всегда стремились меня во всем баловать, материально и морально...». «Я была настолько наивной, что ото всех чего-то ждала, за меня везде платили». «Я встретила мужчину, красивого и богатого, ради которого бросила все, а он меня просто растоптал».
Данный клинический пример демонстрирует, как родительское попустительство повлияло на появление неадекватных притязаний окружающим. В результате девушка познакомилась с мужчиной, способным на сексуальную агрессию, и не смогла вовремя ее распознать и предотвратить.
Еще одним отрицательным фактором воспитания является игнорирование подростка. В родительском воспитании по типу гипопротекции игнорирование складывается из демонстративного отказа во внимании с предпочтением подростку другого ребенка данной семьи (в редких случаях взрослого) и равнодушным пренебрежением самого существования подростка (ребенка).
Демонстративный отказ во внимании базируется на стремлении родителей отказаться от собственных нежелательных качеств. Неосознанно родители наделяют подростка негативными чертами, свойственными их собственной личности. В этом случае сущность родительского поведения приближается к таковой при использовании принуждения, которое также лишает подростка действительно
необходимой заботы, однако стиль родительского поведения при демонстративном отказе во внимании заключается в полном игнорировании запросов и интересов подростка.
Равнодушие и пренебрежение как составляющие черты игнорирования часто являются следствием неразвитости или деградации родительских чувств по отношению к подростку. Лишь иногда родители обращают внимание на его потребности, применяя к нему неадекватную физическую жестокость или оскорбления.
Так, одна из пострадавших от группового насилия девушек (Виктория П., 19 лет) характеризует материнское воспитание и рассказывает о наказании в возрасте 13 лет. «Матери было всегда на меня наплевать, она мной не занималась, не водила ни в какие кружки, не помогала в учебе. Однажды, когда меня провожал парень (молодому человеку было 19 лет), она выскочила из дома и избила меня прямо при нем».
Одна из типичных черт поведения подростка, воспитывающегося в семье по принципу игнорирования, - это трансферентный поиск знакомств с лицами, пренебрегающими его интересами, способными держать подростка в положении подчинения, жестокости, повышенной вероятности насилия. Формируется виктимное качество личности - чувство принадлежности какому-либо лицу, как правило, асоциальному.
Стремление подростка восполнить недостаток родительского внимания часто оборачивается неосознанным желанием реализовать себя в референтной группе. Отметим, что неискушенность в межличностных отношениях, готовность к претерпеванию эмоционального отвержения, равнодушия обусловливают тот факт, что подростки данной группы оказываются частым объектом внимания лиц, обладающих агрессивными или асоциальными наклонностями.
У подростков с данными особенностями воспитания определяются следующие поведенческие черты:
• повышенная конформность с игнорированием собственных интересов;
• стремление подростка восполнить дефицит родительского внимания характеризуется возникновением привязанности к лицам циничным и равнодушным;
• общение с этими лицами оказывается приемлемым, субъективно идентифицируется с отношением к нему игнорирующих родителей.
Подчиняемость мнению внесемейной референтной группы. Субъективная идентификация семейного микросоциума с поведением асоциальных лиц - лидеров внесемейной референтной группы не позволяет подросткам критически относится к их негативному влиянию.
Приводим следующее клиническое наблюдение.
Алена Т., 17 лет, подверглась групповому насилию. «Я всегда находила себе каких-то садистов. Первый парень сильно пил, бил меня, второй употреблял наркотики и меня чуть к этому не приучил. Третий, который это сделал, был просто ненормальный - избил меня и отдал своим друзьям попользоваться. Я пришла домой в синяках, а папаше с мамашей, как всегда, на все наплевать». Игнорирование со стороны родителей привело у этой девушки к появлению трансферентного поиска равнодушных и жестоких по отношению к ней лиц. Насилие над Аленой Т. возникло на фоне пренебрежительного к ней отношения.
Приведенные наблюдения указывают на целый ряд социальных факторов, обусловливающих особенности формирования психологических свойств личности, которые в дальнейшем оказывают свое влияние в ситуациях возникшего над ней насилием.
Остановимся на описании виктимологических особенностей внутрисемейного насилия.
Анамнестические исследования насилия в семье показали зависимость сексуальных посягательств от степени родства с пострадавшей. Почти половина случаев сексуального насилия в форме коитуса обнаруживается со стороны отца, реже отчима; другим родственником или близким знакомым совершается еще реже. Что касается развратных действий, то они примерно в одинаковых соотношениях и чаще, чем родным отцом, совершаются отчимом, дальним родственником или близким знакомым родителей.
В динамике семейного насилия выделены два этапа: доделикт-ный (латентная стадия) и деликтный (педофильная и стадия пролонгированного деликта).
Доделиктный этап характеризуется тем, что педофильное влечение посягателя подавляется. На этой латентной стадии педо-фильные побуждения реализуются через оскорбления или неадекватные, необоснованные поведением подростка (ребенка) физические наказания. Физические меры, применяемые к ребенку, в данном случае являются следствием реализации эксплозивного или дисфорического аффекта посягателя. В раннем препубертате (реже в детском возрасте) посягатель (чаще, отец, отчим, дядя) многократно заставляет испытывать будущую жертву чувство вины и униженность.
Посягатель устанавливает атмосферу систематического наказания или демонстративного игнорирования ребенка, выделяя или поощряя других членов семьи (например, падчерица лишается без причины угощения при поощрении лакомствами других детей данной семьи). Необоснованное систематическое наказание и условия, при которых ребенок вынужден признать несуществующую вину,
вызывает у него тревожное напряжение страх. В ситуации беспричинного наказания посягатель находит возможность компенсировать неотреагированные педофильные побуждения.
Деликтный этап характеризуется инициацией инцеста (педо-фильная стадия) или насилия отчимом, другим родственником. Как правило, деликт провоцируется влиянием алкогольного опьянения или состоянием физиологического (эксплозивного) аффекта посягателя. Страх перед последствиями совершенного деликта сменяется гневом на подростка. Посягатель испытывает интенсивное раздражение к жертве насилия вменяя ей в вину малозначительные проступки. Указывая в качестве причины своих действий свое эмоциональное состояние, переносит на жертву чувство вины («если бы ты меня не разозлила, ничего бы и не было») за совершенное насилие.
На этой стадии посягатель старается как можно больше находится с ребенком, мотивируя необходимостью его «воспитывать». В этой ситуации насилие становится регулярным. «Сценарий» насилия приобретает ритуальные черты (заставляет ребенка закрыть глаза, после насилия или перед ним «воспитывает» нравоучениями). Систематическое насилие снижает интенсивность раздражения и агрессии. Возникает чувство удовлетворения, стремление показать отношения семейного согласия.
Следующая стадия, стадия пролонгированной педофилии, характеризуется, во-первых, постепенным снижением напряженности педофильного компонента влечения и, во-вторых, как следствие, редукцией агрессивного поведения. На данной стадии поведение посягателя часто принимает характер псевдозаботы, когда в силу чувства вины и страха перед подростком посягатель показывает ему свою привязанность (делает подарки, забирает из школы и т. п.). На этой стадии насилие все реже выражается в коитальной форме.
Общая особенность поведения посягателей выражена в склонности к чрезмерной злопамятности по отношению к жертвам насилия. Жестокость при насилии сочетается с подобострастным заискиванием перед жертвой, вызванным страхом перед возможным наказанием. Вместе с тем они остаются равнодушными к судьбе пострадавших, стремятся оправдывать собственные действия.
Поведение членов семьи, потворствующих насилию в семье. Роль непричастных к семейному насилию членов семьи более неоднозначна, чем роль самого посягателя. Возникает закономерный вопрос, в таком ли уж неведении находится ближайший родственник, чтобы не заметить насилия над кем-либо из самых близких ему людей? Мы умышленно опускаем дискуссию о достаточно известных медицинской (и в особенности экспертной) общественности вырожденцах, активно способствующих насилию внутри
семьи. В данном случае их роль полностью совпадает с ролью самого посягателя, однако в случае насилия над ребенком (здесь мы имеем в виду не только насильственный коитус, но другие развратные действия, такие как прикосновения, сообщение информации сексуального характера, не соответствующей возрасту ребенка, и т. п.) их пагубное единодушие лишает ребенка всякой надежды на защиту и справедливость. Последствия такого «двойного» семейного насилия, необратимо влияют на незрелую психику ребенка, вызывая в дальнейшем тяжелые личностные нарушения.
Характерные особенности непричастных и долго оказывающихся в неведении о насилии в семье ее членов семьи - это, во-первых, пониженная ответственность за ребенка и неспособность его защитить и, во-вторых, тенденция к непреднамеренному сокрытию или приуменьшению масштабов жестокости. В первую очередь, это касается интактных в отношении семейного насилия матерей, которые находят подтверждение комплексам собственной несостоятельности («masochistic needs» - J. E. Snell at all [10]). Такие матери подчас интуитивно чувствуют необходимость защитить страдающего от насилия ребенка, однако их потребность в «сильном» члене семьи, способном решить материальные и эмоциональные проблемы императивным поведением, оставляет их в бездействии. В большинстве случаев ребенок пытается сообщить не посягающей на сексуальное насилие матери о совершающемся. Однако в ответ на жалобы дочери или сына она проявляет или циничное равнодушие, или раздраженное недоверие и гнев. При попытке ребенка найти у матери поддержку, та обычно демонстрирует излишнюю осторожность в поведении в одних случаях, в других - подвергает ребенка физическому наказанию «за ложь». Следует отметить, что свою пассивность такие члены семьи чаще всего объясняют несостоятельностью по болезни, нахождением в момент насилия в другом месте и невозможностью проследить за событиями.
Как правило, эти лица долгое время находятся в полном неведении, отрицая или не замечая факты, явно свидетельствующие о насилии в семье. На раскрытие ситуации они обычно реагируют чувством негодования. Однако в дальнейшем достаточно быстро истощаются, демонстрируют растерянность и бессилие. Обычно возникающая подавленность характеризует оценку собственной роли в ситуации насилия. При разрешении последствий, которые обычно характеризуются разрывом отношений с посягателем, выявляется их астеническая неспособность к принятию мер по его наказанию.
В других случаях непосягающие на насилие лица были частично посвящены в ситуацию насилия в семье. Неспособность разрешить ситуацию оправдывалась ими предъявлением преувеличенной
несостоятельности по болезни или необходимостью выполнять другие, якобы важные обязанности. Субъективное чувство отчаяния и драматизация, преувеличенное бессилие (при самоустранении от ситуации) у этих лиц также сочеталась с равнодушием и чрезмерным спокойствием в домашней обстановке. Практически во всех случаях имела место преднамеренная недооценка ситуации, за которой стоял страх перед посягающей стороной или рентная установка (нежелание лишиться финансового или другого материального источника при раскрытии действительной картины деликтных деяний).
Таким образом, данные экспериментально-психологического исследования семейных отношений подростков показывают достоверные различия нарушений воспитания в семьях подростков, оказавшихся жертвой внесемейного насилия и в семьях контрольной группы. В результате нарушений воспитания в обследованных семьях подростков - жертв внесемейного насилия, у них формируется дисбаланс межличностной коммуникации. Акцент на трансферент-ную предрасположенность к принуждению при вхождении подростка в социум, обусловливает у него виктимные особенности поведения. Внутрисемейное сексуальное насилие имеет динамику с формированием двух этапов, доделиктного (латентная стадия), деликтного (педофильная стадия и стадия пролонгированной педофилии).
Список литературы
1. Бенаму Э. Жестокое обращение с ребенком и родительская психопатология // Дети России: насилие и защита: материалы Всерос. науч.-практ. конф., 1-3 окт. 1997. - М., 1997. - С. 33-37.
2. Вострокнутов Н. В. Социально-психиатрические аспекты насилия к детям // Соц. и клинич. психиатрия. - 1994. - №2. - C. 57-61.
3. Голик А. Н. Насилие над ребенком и коморбидные психические расстройства (социально-психиатрический анализ) // Дети России: насилие и защита: Материалы Всерос. науч.-практ. конф., 1-3 окт. 1997. - М., 1997. - С. 37-39.
4. Ривман Д. В. Криминальная виктимология. - СПб.: Питер, 2002. - С. 42.
5. Худик В. А., Тельнюк И. В. К вопросу о генезисе и профилактике дидак-тогении в условиях образовательной среды школы // Вестн. Ленингр. гос. ун-та. Науч. журн. - 2012. - № 4. - Т. 5. Психология. - С. 48-53.
6. Шаихова Б. З. Судебно-психиатрическое освидетельствование малолетних потерпевших по делам о половых преступлениях // Проблема расстройств влечений в судебно-психиатрической практике. - М: Изд-во ВНИИ ОиСП им. Сербского, 1991. - С. 37-41.
7. Шигашов Д. Ю. Психические нарушения у девочек-подростков, пострадавших от сексуального насилия: дис. ... канд. мед. наук. - СПб., 1999. - 164 с.
8. Эйдемиллер Э. Г., Юстицкий В. В. Семейная психотерапия. - Л.: Медицина, 1990. - 192 с.
9. Bentovim A. Child abuse // Med. int. - 1987. - V. 2. - № 45. - P. 1851-1857.
10. Snell J. L., Rosenwald R. J., Robey A., The Beaters Wife // Archives of General Psychiatry. - 1964. - № 11. - P. 107-112.
