CC BY
215
УДК 111.12 : 81'37
А. З. Черняк
Указание на «другого себя» как семантическая проблема
В статье идет речь о семантической проблеме, связанной с указаниями на себя в высказываниях. Показано, что эта проблема может возникнуть также и в ситуациях, когда для указания на себя используются обычные в этих случаях лингвистические средства. Рассматриваются некоторые варианты решения проблемы, связанные с анафорической интерпретацией значений местоимений, используемых в описаниях высказываний, делаемых говорящим о себе, которые, однако, не выглядят адекватными.
The paper is about a semantic problem which concerns references made by a speaker or a writer to him/herself, and is ordinarily left unspoken. It is shown that this problem may be actual also for the cases when quite usual linguistic means are used to refer by the subject to him/herself. Some variants of dealing with the problem are considered in the paper, and it is shown that they are not adequate.
Ключевые слова: значение, язык, высказывание, референция, истинность, интерпретация, анафора, дискурс.
Key words: Meaning, language, reference, utterance, interpretation, anaphora, discourse.
1. Контексты приписывания установки высказывания
Иногда люди говорят о себе в третьем лице. Например, так любил делать И. Сталин. Предположим, на встрече с избирателями И. Сталин сказал: (1) «Товарищ Сталин не подведет». Мы ожидаем, что (1) значит то же, что и (2) «Я не подведу», сказанное тем же человеком в тех же обстоятельствах. Но выражения типа «товарищ Сталин» имеют собственное дескриптивное содержание, и как следствие их значения зависят от того, как они использованы: а именно они могут быть использованы референциально, т. е. указывать на строго определенного индивида, независимо от того, имеет он или не имеет свойство, описываемое выражением, которое на него указывает, или атрибутивно, т. е. указывать на того и только того индивида, который имеет это свойство1. Так же точно обычные имена, фигурирующие в естественных языках, могут использоваться атрибутивно, т. е. указывать на свои объекты вследствие удовлетворения последними определенных дескрипций, которые говорящие или со-
© Черняк А. З., 2014
1 Это различие ввел философ языка К. Доннелан [1].
общество ассоциируют с данным именем. Любое имя может быть переформулировано дескриптивно как «тот, кого зовут Н» или «то, что называется Н». (1), соответственно, отличается от (2) тем, что в нем «товарищ Сталин» может быть использовано референциально или атрибутивно. Местоимения же, согласно распространенной точке зрения, лишены собственного дескриптивного содержания и поэтому обозначают индивидуальные объекты или обстоятельства непосредственно, независимо от дескрипций1.
Есть правила, которые могут говорить нам, какого вида значение, или по-другому, денотат, должно быть у данного местоимения, но эти правила не описывают сами денотаты, т. е. индивидуальные сущности, обозначаемые местоимениями в конкретных обстоятельствах их использования, обычно называемых контекстами.
Несмотря на атрибутивное использование, такое выражение, как «товарищ Сталин», может, тем не менее, быть референциально связано с единственным индивидом в конкретном контексте; и таковым может быть сам говорящий. Это характеризует ситуацию, в которой субъект указывает на себя, но иначе чем при использовании слова «Я» в прямой речи.
Часто контекст, в котором появляется выражение естественного языка, не позволяет трактовать его одним единственным способом, т. е. приписывать ему единственное значение из некоего множества значений, которое оно в принципе могло бы иметь как выражение данного языка, использованное в соответствии с грамматикой и, шире, по правилам этого языка. Очевидно, что значение такого, например, предложения, как «Тебе не следовало этого делать», явно зависит от контекста, поскольку обычно зависит от значений входящих в его состав выражений «тебе» и «этого», а последние изменчивы вместе с такими конкретными обстоятельствами, как к кому обращается субъект высказывания данного предложения, на что он имеет в виду указать с помощью «этого» и, соответственно, кто этот субъект . Но точно так же, несмотря на то, что имя «Наполеон» довольно жестко ассоциировано с конкретным человеком, предложение «Наполеон вчера хорошо погулял», высказанное не во время
1 В философии языка способность языкового выражения обозначать свой референт подобным образом часто называют прямой референцией. Д. Каплан [6] приписывает ее исключительно демонстративным и индексальным выражениям, к которым в основном принадлежат местоимения, тогда как, например, С. Крипке [7] наделял подобным свойством собственные имена и некоторые общие термины, которые он выделял как термины естественных видов.
2 Под значением предложения в изъявительном наклонении в философии языка, как она сформировалась в ХХ в., чаще всего понимают его истинностное значение.
жизни великого полководца и политика, скорее всего, будет пониматься как не относящееся к нему, если использовано в здравом уме и твердой памяти, а истинное или ложное в зависимости от того, кого конкретно означает «Наполеон» в данном случае, и хорошо ли он погулял в день, предшествующий дню высказывания.
Распространенное различие между альтернативными способами интерпретации или, иначе, прочтения предложений, описывающих чьи-либо психологические установки (к каковым обычно относят и высказывания, поскольку это сознательные или, во всяком случае, подчиняющиеся разуму действия, использующие языковые выражения), проводится с помощью латинских терминов de re (касательно вещи) и de dicto (касательно сказанного)1. В предложении «Петя верит, что гуси спасли Рим» можно приписывать Пете как минимум две разные установки (отношения к фактам): в одном случае предложение следует трактовать как говорящее о конкретных гусях (Петя верит, что они спасли Рим (de re относительно гусей)), тогда как в другом - как говорящее о любых гусях, которых Петя имеет в виду, что они спасли Рим (de dicto относительно гусей) . В обоих случаях слово «гуси» может указывать на определенных гусей, но в одной ситуации существование референта этого термина не зависит, а в другом зависит от приписываемой субъекту установки (в данном случае от того, во что верит Петя). В формальной семантике это различие, как правило, фиксируют, выводя переменную для денотата соответствующего выражения за сферу действия термина установки (в начало предложения, представляющего логический парафраз интерпретируемого предложения естественного языка) и связывая его квантором существования в одном случае и оставляя его внутри сферы действия термина установки (связывая им) - в другом.
Помимо указанных двух принято особо выделять также прочтение, в котором объектом установки и, соответственно, указания внутри сферы действия термина установки является сам субъект высказывания: такие интерпретации называют de se прочтениями . Так как субъектом высказывания обычно является конкретный ин-
1 См., например [10].
2 То же самое, в принципе, относится и к выражению «Рим»: любое выражение, появляющееся внутри сферы действия термина психологической установки и не являющееся так называемым жестким десигнатором, т. е. термином, денотат которого строго задан и не меняется в зависимости от контекста, может иметь оба указанных прочтения.
3 Ср. [8].
дивид, реже - группа или организация, есть искушение трактовать de se как подвид de г^ . Но эта редукция подходит далеко не для всех случаев. В некоторых ситуациях субъект может указывать на себя, но таким способом, что выполнение этого указания (и, соответственно, значение высказывания) определяется удовлетворением субъектом определенной дескрипции. Так, предложение (3) «Товарищ Сталин сказал, что он не подведет», описывающее высказывание (1), имеет явное de se прочтение: это описание высказывания о себе самом. Таким образом, если (1) было высказано, то (3), высказанное относительно (1), должно быть истинно.
2. Проблема
Но если Сталин в соответствующем контексте использовал выражение «товарищ Сталин» атрибутивно - чтобы обозначить связь индивида, которого должно выделять для слушающих данное выражение с определенными свойствами, носителем которых он себя считает или предполагает, что слушатели считают его , (1) было высказано о Сталине как носителе определенных свойств, ассоциированных с данным атрибутивным использованием соответствующего составного имени. Так, как оно в этой ситуации использовано, «товарищ Сталин» может читаться как «тот, кого вы считаете Сталиным», или «тот, кого я считаю Сталиным», т. е. не обозначать ни какого-то другого человека, строго отличного от Сталина, или же образ, абстрактную идею Сталина (или что-то подобное), ни просто говорящего (1) здесь и сейчас - так называемый центр контекста высказывания рассматриваемого предложения. Быть центром контекста установки - значит в случае высказывания только быть тем, кто произвел это высказывание (максимум - носителем соответствующей интенции или целеполагания). Но бытие тем, кто высказывает предложение здесь и теперь, может не входить и обычно не входит в число свойств, приписываемых референту такого выражения, как «товарищ Сталин» в контекстах рассматриваемого вида: производство высказывания обещания, иначе говоря, не является необходимым условием выполнения соответствующего обещания, и для того, чтобы не подвести аудиторию, не требуется быть агентом
1 См., например [9].
2 Значение (1) в этом случае будет прямо зависеть от значения, имплицированного в предложении местоимения «вы» или «я», или от замещающей его переменной, т. е. от того, чей образ Сталина имеется в виду.
такого высказывания1. Все это не мешает (3) быть высказыванием о высказывании товарища Сталина о себе, так как оно предполагает, что тот, кем является товарищ Сталин, на которого указывает (1) в основных чертах, совпадает с тем, кем является товарищ Сталин, на которого эксплицитно (т. е. через использование соответствующего выражения) указывает (3).
Такую ситуацию можно назвать указанием на другого себя. Ее отличает то, что субъект указывает в определенном смысле на своего двойника - индивида, который является носителем определенных выделенных, но не всех качеств этого субъекта (и, возможно, некоторых не характеризующих его качеств), и «размещается» в других обстоятельствах, т. е. не является агентом данного высказывания здесь и теперь2. Но он, тем не менее, не указывает на этого индивида как на своего двойника, в отличие от аналогичного указания в высказывании о возможной или вымышленной ситуации, относительно которого уместно предположить, что индивид, которого оно вводит, также возможный или вымышленный и как таковой лишь подобен субъекту указания по ряду выделенных параметров. Говоря, что он не подведет, товарищ Сталин в рассматриваемом значении высказывания говорит о себе самом в том смысле, что тот, кто должен не подвести, является агентом в ситуации, представляющей наиболее вероятное будущее самого говорящего, т. е. является проекцией его самого на наиболее вероятное будущее .
1 Если только речь не идет специально о том, чтобы не подвести кого-то в качестве именно агента данного обещания, а точнее - описывающего его высказывания.
2 Так же точно такое указание можно трактовать как de re или de dicto: в одном случае существование индивида, воплощающего некоторые черты субъекта, не будучи тождественным ему, предполагается независимым образом, тогда как в другом оно зависит от выполнения соответствующего условия (а именно есть ли в обстоятельствах, соответствующих предполагаемым, кто-то, обладающий предполагаемыми чертами). Уместно предположить, что при de dicto прочтении атрибуция установки модуса de se будет тем менее оправдана, чем меньше реальных черт субъекта или чем больше черт, которые он не может иметь в предусмотренных обстоятельствах, приписывается объекту такого указания. Тем не менее я не берусь провести четкую грань, отделяющую условие, делающее приписываемую установку не de se, от того, которое позволяет еще трактовать ее как de se. В рамках данного рассмотрения достаточно принять, что при de re прочтении такого указания содержащее его высказывание сохраняет свой de se формат, поскольку оно делается о субъекте, изъятом из контекста высказывания и помещенного в другие обстоятельства, включая иногда некоторые изменения свойств его личности или характера.
3 Или, по-другому, можно сказать - на ближайшую к действительности возможность.
Если представить (1) как
(4) Зх [[товарищ Сталин(х)] л [не подведет(х)]],
и записать de ге интерпретацию (3) как
(5а) Зу [[товарищ Сталин(у)] л [у сказал, что [у не подведет]]]
или
(5б) Зу [[товарищ Сталин(у)] л [у сказал, что Зх [не подве-дет(х)]]].
Но (5а) будет подразумевать, что в (3) речь идет строго о том субъекте, который говорит, что не подведет. А (5б) будет приписывать товарищу Сталину высказывание о ком-то другом, что он не подведет. Предсказанное de se прочтение отсюда не следует.
Можно с помощью дополнительных условий сделать так, чтобы х в (5б) было связано выражением «товарищ Сталин»1. Но это не решит основную проблему. «Товарищ Сталин» в (3) может обозначать либо говорящего (1), либо того, кого имел в виду говорящий (1), т. е. другого Я Сталина; и если переменная, представляющая местоимение в логическом парафразе (3), связана этой референци-ально использованной дескрипцией, она будет двусмысленна в том же самом отношении. Это предписывает местоимению «он» автоматически принимать то же значение, которое выбирается для выражения «товарищ Сталин» в (3). Но если выбирается говорящий (1), то (3) в описанном случае будет ложно, потому что (1) не говорит, что говорящий (1) не подведет. А если выбирается другое Я Сталина, то (3) ложно, потому что не другое Я Сталина высказало (1): эта сущность не характеризуется бытием агентом (1). Таким образом, вопреки обычным ожиданиям (3) не может быть истинно, если описывает de se установку . De se прочтение (3) должно быть истинно
1 Например, так: ЗхЗу [[товарищ Сталин(у)] л [х есть у] л [у сказал, что [х не подведет]]].
2 Разумеется, (3) может быть истинно при de ге прочтении, в котором «он» указывает на конкретного выделенного заранее индивида. Однако в описанной ситуации нет свидетельств в пользу такой трактовки данного высказывания. Сходный пример приводит Д. Каплан [6]: некто, думающий, что он видит себя в зеркале, говорит «Мои штаны горят», но он не знает, что это не зеркало, и он видит своего двойника. Отчет о его высказывании «х сказал, что его штаны горят», будет тогда двусмысленным, так как «его» может указывать или на х или на его двойника. Различие между этим примером и приведенным выше, однако, состоит в том, что товарищ Сталин говорит о себе осознанно в третьем лице, и о нем уместно сказать, что он, указывая на себя, не имеет в виду себя как субъекта этого указания. Это, на мой взгляд, свидетельствует о том, что ситуация указания на другого себя имеет куда более широкое распространение и поддержана куда большим числом свидетельств, чем это может показаться, если образцом проблемной ситуации являются только случаи вроде описан-описанного Капланом, которые в самом деле представляют собой этнографическую редкость.
относительно (1); но если «товарищ Сталин» указывает на другого себя, оно не может быть истинно.
На мой взгляд, эта проблема затрагивает не только случаи использования для указания на себя определенных дескрипций или выражений с явным дескриптивным содержанием, ассоциированным с ними, но и случаи аналогичного использования местоимений. Так, даже если (3) высказано о ситуации, в которой вместо (1) товарищ Сталин говорит (2), указанная проблема может иметь место.
Относительно личных местоимений существует убеждение, что уж они то, в отличие от имен или определенных дескрипций, которые могут относиться к разным индивидам за счет ассоциированного с ними дескриптивного содержания, однозначно выделяют индивида, на которого указывают, среди всех остальных в соответствии с контекстом. Если «я» использовано в прямой речи, как в (2), то считается, что оно указывает на того, кто говорит или пишет (2) в момент его говорения или писания1. Но представим себе ситуацию, в которой человек всерьез и искренне говорит: (6) «Я этого не делал» о действии, которое он только что совершил и понимает это. Он не обязательно высказывает нечто однозначно ложное, так как «я» в (6) может указывать на говорящего (6), не указывая на агента действия, которое, согласно сценарию, произошло до момента высказывания. В обычном смысле (6) может подразумевать, что субъект произвел данное действие, но не желал этого, не предполагал, действовал неосознанно, или что-то в этом роде. С одной стороны, (6) может говорить о говорящем, что не он действовал в другом контексте - контексте описываемого действия.
Но, с другой стороны, обычно говорящий (6) осознает свою причастность совершенному действию и подразумевает, что он не участвовал в его совершении или не был причиной его производства своими существенными чертами. В этом случае «я» в (6), так же как и «товарищ Сталин» в (1) в описанном выше сценарии, будет указывать на своего рода другого себя говорящего, а именно на набор черт, которые субъект выделяет как существенным образом его характеризующие и которые, как и в предыдущей ситуации, не включают бытие говорящим (6): «я» указывает на того, кто наличествовал на момент совершения действия, но не был его агентом; т. е. эта референция «я» не затрагивает текущий контекст, не включает субъекта как говорящего (6).
1 См. [6].
Если «я» тоже может указывать на другого себя говорящего, мы получаем аналогичную проблему с описанием de se высказывания (3), сделанного относительно высказывания (2): если «Я» в (2) указывает на другого себя Сталина, (3) не может быть истинно вопреки ожиданиям.
3. Гипотеза
Достаточно очевидное решение проблемы состоит в том, чтобы позволить референции «он» в (3) заимствовать свой денотат непосредственно от появления именного выражения «товарищ Сталин» в (1) вместо того, чтобы быть детерминированной другими элементами предложения (3) и контекстом его высказывания. Такой шаг требует пренебречь обычным порядком приписывания значений соответствующим чувствительным к контекстам выражениям в зависимости от значений других выражений. Интуиция, согласно которой «он» в (3) должно означать в обычной ситуации то же, что и «товарищ Сталин» в том же предложении, базируется на презумпции, что данное использование местоимения является анафорическим, т. е. таким, при котором его референция должна быть позаимствована у какого-то другого выражения. И поскольку в том же или соседнем предложении нет другого подходящего выражения, то утверждение, что «он» значит то же, что и «товарищ Сталин», выглядит лучшим объяснением.
Анафорическая зависимость интерпретации одних языковых выражений от интерпретации других может иметь место не только внутри одного предложения (как в случае (3)), но и между предложениями. Так, предложение (7) «У фермера есть осел, и он его бьет» можно разбить на два: (8) «У фермера есть осел. Он его бьет». Если высказано (8) вместо (7), очевидно, что местоимения во втором предложении должны принимать значения в зависимости от значений слов «фермер» и «осел» в первом.
Но, как правило, анафорические связи легко установить, когда предложения идут непосредственно друг за другом в речи или на письме. Когда это условие не выполняется, подобные интерпретации давать труднее. Отчеты о высказываниях далеко не всегда следуют непосредственно за описываемыми в них высказываниями. (3) может отделять от (1) целая эпоха и множество промежуточных высказываний. Их можно представить как конъюнкцию, но высказывание этого сложносочиненного предложения будет иметь совсем другой контекст, не состоящий из соединения контекстов (1) и (3): у последних разные субъекты, место и время высказывания, тогда как у конъюнкции (1) и (3) эти параметры должны, если не полностью, то в значи-
тельной мере совпадать1. Поэтому не ясно, на каких основаниях можно позволить «он» в (3) заимствовать референцию от появления выражения «товарищ Сталин» в (1), а не от его появления в (3).
Между тем случаи, когда соседнее выражение может не иметь отношения к интерпретации данного, также хорошо известны: если, например, некто говорит первое предложение из (8), а затем, отвлекшись, здоровается с прохожим, называя того по имени, после чего завершает высказывание (8), формально это имя должно восприниматься как определяющее референцию для «он» или «его» в последнем предложении. Но нормальный участник коммуникации обычно игнорирует подобные формальности в столь очевидных ситуациях и не воспринимает вклинившееся приветствие как часть того же дискурса, что и составляющие (8). Таким образом, мы на практике используем интуицию, согласно которой интерпретация конкретного выражения с изменчивым значением может зависеть от параметров дискурса, который, в свою очередь, сформирован по другому принципу, нежели близость его составляющих в пространстве и времени.
Однако в общем трудно сформулировать четкое правило, по которому высказывания следует или хотя бы не следует объединять в единый дискурс. Два очевидных кандидата на роль объединяющего принципа: тематическое единство и логическая совместимость. Интуитивно понятно, что если два высказывания говорят об одном и том же, у нас есть основания для их объединения в некое смысловое целое. Также легко согласиться, что если высказывается предложение, из которого очевидно следует другое предложение, которое, однако, не высказывается, то это следствие уместно считать в каком-то смысле частью содержания данного предложения в данном контексте, хотя и не высказанного прямо. Но в некоторых случаях эти два критерия не совместимы. Так, строго следуя формальной логике, если высказывается противоречие, с ним следует объединить в единый дискурс высказывания всех вообще предложений; такое объединение, однако, проблематично считать тематическим.
1 Я здесь использую распространенное понимание контекста как совокупности конкретных обстоятельств или параметров высказывания, включающих обычно агента, время, место и некоторые другие (ср. [6]). Я допускаю, что, произнося длинную фразу, субъект может двигаться в пространстве и даже меняться во времени, но вряд ли существенным образом. Таким образом, время, место и субъект высказывания не обязаны сводиться к конкретному моменту, определенным пространственным координатам или даже строго определенным личностным характеристикам, но эти параметры, как правило, представляют собой ближайшие окрестности соответствующих начальных координат (в случае с личностью это предполагает минимальность изменений).
И если из р следует q, но никто из участников коммуникации, включающей данное высказывание р, не способен вывести это следствие и не подозревает о его существовании, то, о чем говорит q, не может быть темой этой конкретной коммуникации1.
Тем не менее, если есть основания считать высказывания частью единого дискурса, их лингвистические элементы можно анализировать в терминах их дискурсивного, а не только синтаксического окружения. Такой подход характерен, прежде всего, для прагма-тистского направления в философии языка2, но он также развивается и в ряде формально-семантических теорий3.
Если два высказывания являются разделенными во времени составляющими единого дискурса, как это имеет место в ситуациях высказывания (1) и (3); и (1), и (2), понимание второго (приписывание значений его составляющим) можно описывать как результат добавления некоего нового содержания к тому, которое уже было высказано первым. Так, высказывания предложения (1) нормальным рациональным агентом явно подразумевает, что есть некто, кому приписывается свойство быть товарищем Сталиным и о ком говорится, что он не подведет, а высказывание предложения (3) также подразумевает, что есть некто, кто сказал, что он не подведет. В рамках дискурсивного анализа семантики высказываний такие подразумевания принято называть дискурсивными референтами и условиями4. При этом высказывание, приписываемое агенту в (3), имеет и свою собственную пресуппозицию (то, что подразумевает его высказывание рациональным коммуникатором), а именно, что есть некто, о ком он говорит, что он не подведет5. В обычном случае ее нет нужды особо выделять, поскольку «он» имеет ту же референцию, что и термин, обозначающий агента описываемого высказывания; но в рассматриваемом сценарии это может быть не так, поэто-
1 Также можно было бы упомянуть такой принцип, как каузальная зависимость эле-
ментов дискурса друг от друга, согласно которому дискурс составляют только те высказывания, которые связаны отношением порождения и порожденности. Но в конечном счете достаточно очевидно, что одно высказывание порождает другое обычно именно в силу логического следования содержания второго из первого или наличия концептуальной, тематической связи между ними. См., прежде всего, [4].
3 Например, в динамической семантике, базирующейся на дискурсивно-репрезентативной теории интерпретации высказываний (первоначальный вариант которой был предложен в [5]).
4 См. [5].
5 Концепция семантической пресуппозиция была сформулирована еще Г. Фреге [2], а Р. Сталнейкер [11] ввел понятие прагматической пресуппозиции. Ср. также понятие импликатуры, введенное П. Грайсом [4, сЬ 5, 6, 14].
му игнорировать собственную пресуппозицию агента в рамках приписывания установки высказывания было бы некорректно.
Таким образом, можно представить интерпретацию (3) как результат слияния в рамках единого дискурса двух дискурсивно-репрезентативных структур1, вводящих дискурсивные референты х и у, z, и условия, соответствующие предикатам. Предположим, (1) и (3) высказаны последовательно; информация о дискурсе, поставляемая предложением (1), дает репрезентацию [х: товарищ Сталин(х), не подведет(х)],
а информация, поставляемая предложением (3), соответственно: [у: товарищ Сталин(у), сказал(у), [ъ: не подведет(ъ)]. Местоимение здесь замещено дополнительным дискурсивным референтом, а подчеркивание выражающей его переменной ъ показывает, что она должна интерпретироваться в терминах антецедентного предложения. Поскольку (1) - единственный подходящий кандидат, постольку можно соединить обе репрезентации в одну структуру, в которой местоимение получает анафорическую интерпретацию:
[х, у, ъ: х = ъ, товарищ Сталин(х), не подведет(х), товарищ Ста-лин(у), сказал(у), [не подведет(ъ)]].
Условие «х = ъ» позволяет исключить третью переменную и представить дискурс как:
[х, у: товарищ Сталин(х), не подведет(х), товарищ Сталин(у), сказал(у), [не подведет(х)]].
Такое слияние будет соответствовать сценарию указания субъектом на другого себя, но в таком виде (3) выглядит говорящим о ком-то, кто может вообще не иметь никакого отношения к субъекту (1) и, соответственно, агенту приписываемой установки, что он (этот кто-то, обозначаемый тем же выражением) говорит о субъекте (1), что тот не подведет. Иначе говоря, в таком виде содержание (3) трудно трактовать как приписывающее высказывание с1г Бв. Можно, конечно, ввести дополнительное условие: у = х; но такое прочтение (3) не будет отражать специфику указания субъектом на другого себя.
Тем не менее говорящий (3) может предполагать, что поскольку в (1) использовано обращение к себе в третьем лице, денотат этого выражения может не совпадать полностью с денотатом того же выражения, использованного им самим для обозначения агента (1). Можно, таким образом, представить местоимение в (3) как вводя-
1 Согласно наиболее популярной версии дискурсивной семантики - дискурсивно-репрезентативной теории (см. [5]). Я использовал для удобства упрощенный вариант линейной записи.
щее дискурсивный референт (1), не прибегая к нежелательному тождеству, а именно как использованное с пресуппозицией указывать на того, о ком идет речь в другой части дискурса (в данном случае в высказывании (1). Вместо этого можно использовать индексы высказываний или уровней дискурса, относительно которых следует оценивать данное появление выражения.
В такой интерпретации (3) будет подразумевать, что есть два индивида, один из которых высказывает (1), а о другом (1) высказывается, и утверждать, что первый сказал о втором, что тот не подве-дет1. Но и в этом случае (3) не выглядит описанием de se установки. Проблема, таким образом, не устраняется.
Список литературы
1. Donnellan K.S. Reference and Definite Descriptions // Philosophical Review. 1966. - № 75. - Р. 281-304.
2. Frege G. On Sense and Meaning / Translations from the Philosophical Writings of Gottlob Frege // trans. and ed. P.T. Geach and M. Black. - Oxford: Blackwell, 3rd edn, 1980.
3. Geurts B. & Maier E. Layered DRT. - University of Nijmegen, 2003.
4. Grice H.P. Studies in the Ways of Words. - Cambridge, MA: Harvard University Press, 1989.
5. Kamp H. A theory of truth and semantic representation / J.A. Groenendijketal. (Eds.) // Formal methods in the study of language. - Dordrecht: Foris, 1981.
6. Kaplan D. Demonstratives: An Essay on the Semantics, Logic, Metaphysics, and Epistemology of Demonstratives and Other Indexicals / J. Almog, J. Perry and H. Wettstein (eds) // Themes from Kaplan - New York: Oxford University Press, 1989.
7. Kripke S.A. Naming and Necessity. - Cambridge, MA: Harvard University Press, 1980.
8. Lewis D. Attitudes de dicto and de se // The Philosophical Review. -1979. - № 88. - Р. 513-543.
9. Maier E. Presupposing acquaintance: a unified semantics for de dicto, de re and de se belief reports // Linguistics and Philosophy. - 2010. - № 32.
10. Quine W.V. Quantifiers and Propositional Attitudes / Ways of Paradox and Other Essays. - Cambridge: Cambridge University Press, 1976. - Р. 185-196.
11. Stalnaker R.C. Pragmatic Presupposition /Semantics and Philosophy // Milton K. Munitz and Peter Unger, eds. - New York: New York University Press, 1974.
1 Репрезентацию (3) тогда можно записать как: [х, у: товарищ_Сталин3(х), това-рищ_Сталин1(у)рг, сказал(х), [не подведет(у)]]. Индексы "1" и "3" здесь означают, соответственно, "упомянутый в (1)" и "упомянутый в (3)", а "рг" указывает на отношение данного фрагмента информации к пресуппозиции высказывания; версию ДРТ, в которой вводятся различия между уровнями репрезентируемой семантической информации см. в [3]. Аналогичное прочтение для (2): [х, у: товарищ_Сталин3(х), Я^у)^, сказал(х), [не подведет(у)]].
