CC BY
72
А. Д. Даугавет
УДАРНЫЕ СЛОГИ С КРАТКИМИ ГЛАСНЫМИ В ЛИТОВСКОМ И ЛАТЫШСКОМ ЯЗЫКАХ
Судьба кратких гласных ударного слога в балтийских языках складывается по-разному. В литовском языке они продлеваются, давая так называемые позиционно долгие гласные (в отличие от исторически долгих, восходящих к сочетаниям кратких гласных с носовыми), напр., *lapas > lapas ‘лист’, * labas > labas ‘добрый, хороший’, *namas > namas ‘дом’. (В литовском языкознании значок грависа используется для передачи ударения на кратком слоге.) В латышском языке краткий ударный гласный сохраняется без изменений или же вместо гласного продлевается следующий за ним согласный, напр., laba ‘хорошая’, nami ‘дома’, lapa [lappa] ‘лист’. (Здесь и далее начальное ударение в латышском специально не обозначается.)
Принято считать, что в литературном литовском позиционно долгие гласные совпали с исторически долгими и произносятся с циркумфлексной интонацией, так что rastas ‘найденый’ [ra-stas] (< * rastas) не отличается по звучанию от rqstas ‘бревно’ [ra-stas] (< *ranstas). (Точка в верхней части строки означает долготу предшествующего гласного.) Однако в диалектах позиционно долгие гласные реализуются как полудолгие, т. е. lci.pas, lci.bas, nOi.mas, ra.stas (где точка в нижней части строки передает полудолготу, а символ s — т. н. среднюю интонацию, автоматически сопровождающую произнесение полудолгого гласного под ударением). Полудолгие гласные образуют оппозицию, с одной стороны, долгим (rastas ‘найденный’ — ra stas ‘бревно’), а с другой стороны, кратким гласным, которые также встречаются в ударных слогах (mei.no• ‘думает’ — mano^ ‘мой’) '.
В литературном литовском языке и части диалектов продлению подвергаются только гласные нижнего подъема: ср. labas ‘хороший, добрый’ и lubos ‘потолок’, gerq ‘хорошую’ girq ‘квас’. В диалектах (восточноаукштайтские, часть западноаукштайтских и жемайтских говоров) данное явление распространяется и на гласные верхнего подъема: ср. литер. miskas ‘лес’, buvo ‘был’ и диал. mi.skas, bU.va.
В латышском языке согласный, следующий за ударным гласным, продлевается, если является глухим, напр., lapa [lappa] ‘лист’. Звонкие согласные и сонанты не продлеваются, однако ударный гласный перед ними произносится несколько дольше, нежели перед глухим согласным, напр., laba [la:ba] ‘хорошая’, nami [na:mi] ‘дома’. Впрочем, в литературном языке их длительность настолько незначительна, что обыкновенно не обозначается в транскрипции и не сопоставляется с длительностью исторически долгих гласных.
Продление глухих согласных в латышском языкознании трактуются как аллофо-ническое варьирование, поскольку появляется автоматически в положении между двумя краткими гласными, первый из которых ударный. (По этой причине данное явление не отражается в орфографии.) Если гласный заударного слога является долгим, согласный остается кратким, напр., lapa ‘на листе (LSg)’2. Однако при этом не учитывается, что долгие согласные звучания, как глухие, так и звонкие, в латышском языке возможны в любом окружении, поскольку регулярно возникают на морфемных границах, напр..
© А. Д. Даугавет, 2008
apjpit ‘обвить’, apbert [abjbert] ‘осыпать’, svess [svesjs] ‘чужой’, viss [vis|s] ‘весь’, acs [ac|c] ‘глаз’3. Из-за наличия морфемной границы такие звучания должны считаться бифонем-ными сочетаниями, и долгие глухие, возникающие в пределах одной морфемы, следует трактовать аналогичным образом, т. е. lapa /lappa/, vasara /vassara/ ‘лето’, gataviba /gatta-viba/ ‘готовность’.
Интересно, что литовском языке долгие согласные в принципе отсутствуют, и, если два одинаковых согласных сталкиваются на границах морфем или слов, один из них выпадает, напр., issoko [iso-ko-] ‘выпрыгнул’, is sono [i so-no-] ‘сбоку’4. В заимствованных словах в литовском происходит дегеминация, ср. лит. kasos и лтш. kassas ‘кассы’, а также омонимы galas ‘галл’ и galas ‘конец’, которые в латышском образуют минимальную пару galli ‘галлы’ — gali ‘концы’.
Промежуточное положение между литовским и латышским занимают верхнелатышские говоры, в которых интервокальные звонкие и глухие согласные ведут себя одинаково, напр., lopa ‘лист’ и loba ‘хорошая’, где согласные остаются краткими5. Кроме того, было замечено, что в так называемых селонских говорах, также входящих в состав верхнелатышского диалекта, в формах с глухими согласными вместо согласного, как в литературном латышском языке, продлевается предшествующий ему ударный гласный, как в литовском: lo:pa6. Обыкновенно продленные гласные не совпадают по длительности с исторически долгими, хотя такое развитие, по крайней мере, в отдельных словах, тоже встречается7. Продленным гласным нередко приписывается восходящая слоговая интонация (lo:pa), которая в селонских говорах встречается и в слогах с долгими монофтонгами (а также в других типах долгих слогов, содержащих дифтонги и дифтонгические сочетания краткого гласного с сонантом). В отличие от литовского литературного языка, продление ударных гласных здесь не имеет ограничений со стороны подъема.
Нам кажется, что с отсутствием долгих глухих согласных в составе одной морфемы может быть связано и упрощение геминат, также имеющее место в некоторых верхнелатышских (неселонских) говорах. Это касается долгих сонантов в составе заимствований вроде лтш. литер. kanna ‘бидон’, kemmes ‘расческа’, elle ‘ад’, nerruot ‘дурачить’, которые также не разделяется морфемной границей. В части верхнелатышского диалекта эти слова имеют вид kona, cemis, elne, narvot. При этом геминаты на стыке двух морфем в верхнелатышском диалекте встречаются даже чаще, чем в литературном языке — ср. образование форм будущего времени nessu ‘буду нести’, nessi ‘будешь нести’ вместо литер. nesisu, nesisi8.
По мнению А. Абеле, формы с продленным ударным гласным в селонских говорах развились из форм с продленным интервокальным согласным. Сам переход трактовался ею как изменение способа примыкания гласного и согласного и перемещение слоговой границы (lap-pa > lo:-pa). В качестве подтверждения А. Абеле указывала односложные слова, неизменяемые или обладающие нестандартной парадигмой, где продление ударного гласного отсутствует, так как отсутствует следующий слог: as ‘я’, tys ‘тот’, kas ‘кто’, cyk ‘сколько’, tyk ‘только’, ap ‘вокруг’. (Продленный гласный в словах типаpo:ts ‘сам’ исследовательница объясняла аналогией с такими двусложными формами какpo:sa ‘сама’)9.
Более поздние исследования селонских говоров10 показали, что наряду с продлением гласного в тех же самых формах возможно и удвоение интервокального согласного, подобное наблюдаемому в нижнелатышских говорах и литературном языке, т. е. loppa наряду с lo:pa. Оба варианта находятся в отношениях свободного варьирования. Кроме того, продление гласного или последующего согласного здесь относится и к сочетаниям
со звонкими, включая сонанты: lo:-ba ~ lob-ba ‘хорошая’, vi:ni ~ vinni ‘они’. Интересно, что формы типа pilla ‘полная’, villa ‘шерсть’ в селонских говорах могут произноситься и как pi:la, vi:la. Это означает, что новые геминаты не отличаются от старых, возникших путем ассимиляции (pilla, villa < pilna, vilna).
Сходство селонских говоров с литовским языком не ограничивается фактом продления кратких гласных под ударением. Как уже упоминалось, изменение не затронуло односложные формы. Точно также в литовском языке ему подчинялся не всякий ударный гласный, однако список исключений здесь более широк в силу подвижного характера литовского ударения. (В латышском ударение почти всегда падает на начальный слог.) Во-первых, краткий гласный, как и в латышском, не продлевается в односложных словах (as ‘я’, ras ‘найдет’) и конечных слогах многосложных слов (gera ‘хорошая’, namё ‘в доме ), т. е. в позиции, где за ним не может следовать слоговая граница, поскольку отсутствует следующий слог как таковой. Во-вторых, продление отсутствует в ряде морфологических образований, в частности, в глагольных формах, образованных от основы инфинитива (rasti ‘найти’, rasty ‘(он) нашел бы’, rasiu ‘найду’, rasdavo ‘(он) обыкновенно находил’), у местоимений mano ‘мой’, tavo ‘твой’ и т. д.11
По-видимому, в истории литовского языка был период, когда продление ударных гласных подчинялось исключительно фонетическим условиям, и единственной позицией, где оно отсутствовало, были конечные слоги и односложные слова. Однако в ряде форм ударение передвинулось, и на новом месте его реализация больше не сопровождалось продлением гласного: rasti < *rasti, rasiu < *rasiU, mano < *mano. Кроме того, краткий гласный появлялся по аналогии с другими формами, напр., в rasdavo (ср. с появлением продленного гласного в односложной селонской формеpo:ts по аналогии сpo:sa). Все это сделало возможным существование минимальных пар вроде mano ‘мой’ — mano (или mil. no ) ‘думает’. Однако наличие таких фонетических условий как отсутствие следующего слога и, соответственно, слоговой границы, на наш взгляд, позволяет предположить, что объяснение, выдвинутое А. Абеле для селонских говоров латышского языка, действительно и для литовского. Иными словами, мы полагаем, что продление ударных гласных в литовском языке, точно также как аналогичное изменение в селонских говорах, знаменовало собой передвижение слоговой границы.
Место слоговой границы тесно связано с существующей в языке моделью слога, которая задает комбинации звуков, возможные в его начале и исходе. А. Абеле понимала переход lap-pa > lo:-pa как смену двух постулируемых ею типов слога—вытеснение дифтонгического типа монофтонгическим. Ср. цитату: «...Расположение неслоговых элементов около слоговых и свойственные отдельным языкам типичные приемы слогоделения зависят, по-видимому, в значительной степени от свойственных тому или иному языку привычных способов образования слогового центра. Чем больше какой-либо группе языков свойственно стремление к дифтонгизации слогового центра (напр., языкам германским), тем больше неслоговых элементов присоединяется к концу слога, а чем строже в каком-нибудь языке или группе языков соблюдается монофтонгический слоговой тип (напр., в языках романских), тем тщательнее избегается скопление неслоговых элементов после слогового»12.
Таким образом, геминацию глухих согласных в литературном латышском и нижнелатышских говорах следует понимать как стремление языка превратить все слоги в закрытые, тогда как продление гласных в литовском, напротив, демонстрирует тенденцию к открытости слога. Другое проявление той же тенденции в литовском — упрощение геминат на стыках морфем и в составе заимствований (issoko [iso-ko-] ‘выпрыгнул’, galas ‘галл’).
Вообще-то подобное утверждение не согласуется с принятой в литовском языковедении теорией слога, которая допускает в конце слога до двух шумных согласных, не считая находящегося перед ними сонорного13. Порядок следования смычных и щелевых представляет собой зеркальное отражение начала слога (STRVRTS). Данная теория замечательно подтверждается метатезой, имеющей место в таких формах как drik-sti ‘царапать’ — dri-ske ‘(он) царапал’, reik-sti ‘означать’ — rei-ske ‘(он) означал’14, а также оформлением заимствований типаMak-sva <Maskva или at-kocius ‘ткач’15. Тем не менее, литовские исследователи (видимо, руководствуясь интуицией носителей языка) признают, что в словах типа raktas, где в соответствии со схемой слоговая граница должна проходить между двумя смычными (rak-tas), первый слог, на самом деле, является открытым (ra-ktas). Противоречие разрешается за счет того, что слоговые границы, полученные при членении по схеме rak-tas, объявляются ими фонологическими, а в слоги в ra-ktas — фонетическими16.
Хотим обратить внимание, что, по мнению А. Г ирдяниса, фонологические и фонетические границы слога не совпадают и в лтш. mati ‘волосы’, upe ‘река’, т. е. [mat-ti], [up-pe], но /ma-ti/, /u-pe/17. При всем несходстве «фонетической» слоговой границы в лит. ra-ktas и лтш. [mat-ti], оба случая нарушают схему А. Гирдяниса, так как собственные свойства звуков (какими звуки обладают вне контексте) в них игнорируются, и предпочтение отдается тому, что А. Абеле называет приемами слогообразования. Ср. «фонемы с их физикоакустическими свойствами служат при слогообразовании не более как строительными материалом, со свойствами и особенностями которого хотя и приходится считаться при расположении его, но которые сами по себе еще не могут определить окончательного характера фонетического целого», а также «при делении. на слоги мы будем сообразоваться не только с расположением в данном ряду вершин относительной природной сонорности, но произведем слогоделение, руководствуясь имеющимися в нашем сознании приемами слогообразования, т. е. произведем слогообразование и слогоделение по определенному привычному нам слоговому типу» 18.
Остается выяснить, какой цели служат обнаруженные нами приемы. Скорее всего, и в литовском lapas, и в латышском lapa [lappa] нужно усматривать тенденцию к превращению всех ударных слогов в долгие. Различие между языками проявляется в том, что за эталон долгого слога, своеобразный «образец для подражания», в литовском берутся слоги с долгими монофтонгами (долгие и полудолгие ударные гласные не всегда последовательно различаются), а в латышском — закрытые слоги. (В селонских говорах верхнелатышского диалекта оба приема конкурируют между собой.)
Нетрудно заметить, что эта тенденция реализуется не полностью, и не только потому что соответствующие изменения (продление гласного или интервокального согласного) имеют место не во всех случаях. Дело в том, что в обоих языках они дают слоги, которые имеют нечто общее с традиционными долгими слогами в балтийских языках, однако не обладают некоторыми важными для них свойствами. Как известно, долгота ударного слога в литовском и латышском сопровождается наличием одной из двух (трех в латышском) слоговых интонаций, обладающих смыслоразличительной функцией (ср. минимальные пары лит. kose ‘(он) цедил’ — kose ‘каша’, austa ‘остывает’ — austa ‘рассветает’, kaltas ‘стамеска’ — kaltas ‘виноватый’). Возможная интерпретация литовских продленных гласных как полудолгих выводит их из сферы действия данной супрасегментной оппозиции, поскольку их произношение автоматически сопровождается уже упоминавшейся средней интонацией, которую литовские фонологи понимаю как реализацию «чистого» ударения, функционально не отличающегося от ударения на кратких монофтонгах.
В латышском языке слоги, включающие сочетания краткого гласного с последующим шумным, точно так же не относятся к сфере действия интонаций — в отличие, скажем, от слогов, где за кратким гласным следует тавтосиллабический сонант. Близость закрытых слогов с глухими шумными долгим слогам в латышском проявляется лишь в правилах, которым подчиняется второстепенное ударение. То, что при превращение краткого ударного слога в долгий здесь было использовано продление именно шумного согласного, объясняется влиянием прибалтийско-финских языков, ливского и эстонского, где геминаты в пределах одной фонемы представляют собой обычное явление.
1 GirdenisA. Del kirciuoty pusilgi^ balsi^ prozodijos // Baltistica 37(2). 2002. S. 211-213.
2 LauaA. Latviesu literaras valodas fonetika. Riga, 1997. S. 63-65.
3 Laua A. Latviesu literaras valodas fonetika. Riga, 1997. S. 83-84.
4 PakerysA. Lietuvi^ bendrines kalbos prozodija. Vilnius, 1982. S. 233.
5 Rudzite M. Latviesu dialektologija. Riga, 1964. S. 262.
6 AbeleA. Iso patskanu pagarinajumi nebalsigu lidzskanu prieksa // FBR VII (1930). S. 110-111.
7 PoisaM. Vidzemes seliskas izloksnes II. Riga, 1999. S. 19-20.
8 Rudzite M. Latviesu dialektologija. Riga, 1964. S. 295-296.
9 Abele A. Iso patskanu pagarinajumi nebalsigu lidzskanu prieksa // FBR VII (1930). S. 110-111.
10 Poisa M. Vidzemes seliskas izloksnes II. Riga, 1999. S. 19-20.
11 См.: ZinkeviciusZ. Lietuvi^ kalbos istorine gramatika. I. Jvadas. Istorine fonetika. Daiktavardzi^ linksniavimas. Vilnius, 1980. S. 98-99.
12 Абеле A. К вопросу о слоге // Slavia III (1924). S. 33.
13 Girdenis A. Teoriniai lietuvi^ fonologijos pagrindai. Vilnius, 2003. S. 121-141.
14 Pakerys A. Lietuvi^ bendrines kalbos prozodija. Vilnius, 1982. S. 287.
15 Zinkevicius Z. Lietuvi^ dialektologija. Vilnius, 1966. S. 135, 174.
16 Dabartines lietuvi^ kalbos gramatika // Redaktorius V. Ambrazas. Vilnius, 1997. S. 36.
17 Girdenis A. Teoriniai lietuvi^ fonologijos pagrindai. Vilnius, 2003. S. 136.
18 Абеле A. К вопросу о слоге // Slavia III (1924). S. 19, 18.
