CC BY
167
УДК 811.161.1.37 ФИЛАТОВА А.А.
аспирант, кафедра русского языка и истории литературы, Высшая школа печати и медиаиндустрии Московского политехнического университета E-mail: Rozantseva@inbox.ru МАРКЕЛОВА Т.В.
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка и литературы, первый проректор по учебной работе АНО ВО «Институт современного искусства» E-mail: tvmarkelova@mail.ru
UDC 811.161.1.37 FILATOVA A.A.
Graduate student, Department of the Russian language and history of literature Graduate School of Print and Media
Moscow Polytechnic University E-mail: Rozantseva@inbox.ru MARKELOVA T.V.
Doctor of Philology, Professor, Head of the Department of the Russian Language and Literature, First provost for academic work, Institute of Contemporary Art E-mail: tvmarkelova@mail.ru
УЧЕБНЫЕ ТЕКСТЫ Ф. И. БУСЛАЕВА И А. М. ПЕШКОВСКОГО: РАЦИОНАЛЬНОЕ И ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ EDUCATIONAL TEXTOF F. I. BUSLAEV AND A. M. PESHKOVSKY: RATIONALANDEMOTIONAL
Работа посвящена изучению факта оценочности в научно-учебных текстах, представлены специфические черты научной речи и их реализация в учебниках по русскому языку. На примерах трудов Ф.И. Буслаева и А.М. Пешковского в работе будут раскрыты основные языковые черты научного текста, выявлено, как реализуется потенциал субъективного фактора в научном лингвистическом дискурсе.
Ключевые слова: научный стиль, учебник для вузов, метафора, А.М. Пешковский, Ф.И. Буслаев.
The paper is devoted to the study of the fact of appraisal in scientific and educational texts, presents specific features of scientific speech and their implementation in textbooks on the Russian language. On the examples of the textbooks of F. I. Buslaev and A. M. Peshkovskii, the main linguistic features of the scientific text will be revealed and the potential of the subjective factor in scientific linguistic discourse is realized.
Keywords: scientific style, textbook for universities, metaphor, Peshkovsky, Buslaev.
Эмоциональное и рациональное представляют собой целостный процесс познания окружающего мира. Чтобы реализовывать основные функции научных текстов (эпи-стемическую - отражение действительности и знаний, когнитивную - получение нового знания, коммуникативную - передача знания), материал должен быть логически и системно выстроен, отражать актуальные знания. Из предназначения научных текстов передавать объективную информацию о мире следует отсутствие всякой субъективности и эмоциональности. Никакой объект не может быть представлен в личной оценке автора, задача которого состоит в беспристрастном подходе к описанию и объяснению особенностей изучаемого объекта, ведь «эмоциональность и оценочность не соответствуют самой природе научного общения, которое направлено не на чувства, а на ум, не на эмоционально-чувственное, а прежде всего на логическое восприятие» [7, с. 80].
История науки - борьба идей и смена стилей мышления, научных парадигм, что находит выражение в стиле научных текстов. Необходимость оценки существующего знания, необходимость преодоления барьера между старой и новой научными парадигмами, закономерно вызывали обращение автора научного текста к средствам убеждения, акцентирования наиболее значимых моментов содержания «и в целом - к экспликации в научном тексте диалогично-сти общения (как отражения диалогичности мышления и познания)» [10, с. 300].
В любом тексте выделяется не только семантический уровень (или когнитивный, заключающийся в обработке информации и выражении ее с помощью языковых средств), но и прагматический, из чего становится очевидным, что и в научном тексте есть оценочные коммуникативные ориентации.
Из всего вышесказанного очевидно, что научный текст не должен быть абсолютно безэмоциональным, иначе он не достигнет своей цели (передача научного знания в доступной форме), а его коммуникативные качества будут ослаблены. Особенно это важно для текстов учебных, в которых «диалог» автора и читателя ведётся на языке научном, но ясном и понятном для обучаемых. Реализация такого принципа формирует стилевые черты научно-учебного текста и его своеобразную речевую системность. Научный-учебный подстиль [6] ориентирован на выражение специфики научного знания и в целом коммуникативно-познавательной деятельности, а средством передачи информации в определенной, методически организованной последовательности, является язык.
Целью данного исследования является изучение факта оценочности в научно-учебных текстах. На примерах трудов Ф.И. Буслаева («Историческая грамматика русского языка», «Учебник русской грамматики, сближенной с церковнославянской») и А.М. Пешковского («Русский синтаксис в научном освещении») в работе будут раскрыты основные языковые черты научного текста, выяв-
© Филатова А. А., Маркелова Т.В. © Filatova A.A., Markelova T.V.
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - РИТШЬОИСЛЬ
лено, как реализуется потенциал субъективного фактора в научном лингвистическом дискурсе. Объектом анализа в данной работе также является метафора как ведущий способ усиления образности, как основное средство выражения ценностного отношения, а также метафорическое пространство «языковых личностей» Ф.И. Буслаева и А.М. Пешковского в научно-учебном тексте, которому в целом чужда образность.
В качестве материала для исследования перечисленные учебники были выбраны не случайно - это труды языковых личностей, совмещающих в себе языковедческие, методические и педагогические способности. «Учебник русской грамматики, сближенной с церковнославянской» Ф.И. Буслаева был рекомендован ученым комитетом Министерства народного просвещения в качестве руководства для изучения церковнославянского и русского языков в гимназиях, прогимназиях, реальных училищах, институтах и семинариях. «Русский синтаксис» А.М. Пешковского относится к числу классических работ по теории общей и русской грамматики, без него невозможно представить ни историю языкознания XX века, ни современное состояние грамматической науки. Этот учебник выдержал 10 переизданий - рекордное для языковедческого труда количество! Оба пособия до сих пор актуальны и являются лингвистическим наследием XIX и XX веков.
Употребление рациональных и эмоционально-экспрессивных элементов в научном тексте напрямую зависит от времени его создания и от индивидуальности автора. В данной работе эмоциональное и рациональное исследуются в тесной взаимосвязи: каждый ученый-лингвист представляет своё поколение носителей языка, является представителем определенного грамматического направления, и в то же время несет в себе языковые особенности. Ф.И. Буслаева и А.М. Пешковского можно по праву считать векторами отечественной грамматической и педагогической мысли XIX-XX веков. Это позволяет рассматривать их труды как совокупное отражение мысли целой лингвистической эпохи в исторически обусловленном развитии.
Ф.И. Буслаев является ярким представителем языковедов XIX столетия, столетия образовательных и просветительских реформ: формируется система национального образования, возникают новые университеты, в каждом уездном городе открываются гимназии, обучение родному языку выходит на передний план. Языковедческая проблематика отделяется от философских и логических рассуждений о языке, а лингвистика становится самостоятельной наукой [13, с. 9]. Ученый вошел в историю отечественного языкознания как крупнейший представитель логико-грамматического направления в компаративистике, как основоположник исторического изучения русского языка и создатель методики обучения русскому языку (книга «О преподавании отечественного языка») [4]. Каждый этап в жизни Ф.И. Буслаева повлиял на становление его как учёного и педагога. Преподаватели словесности в гимназии (В.Г. Белинский и др.) и университете (И.И. Давыдов и С.П. Шевырёв) вдохновляли Фёдора Ивановича к научным открытиям. Он учился в гимназии, когда русский язык был только введён в программу, а в годы его институтского обучения закладывались лишь основы классического образования, которое складывалось из изучения античной куль-
туры и латинского языка, а место литературы как учебного предмета занимали риторика и пиитика. Методика преподавания русского языка еще не сложилась, а учёные-педагоги полагались на самостоятельно выработанные курсы лекций.
Окончив в 1839 году словесное отделение философского факультета Московского университета, Ф.И. Буслаев стал работать учителем, а с 1847 года начал вести свой курс в Московском университете. Будучи в центре передовой педагогической мысли, Федор Иванович мог познавать систему изнутри, видеть слабости в методах обучения. Преподавание отечественного языка не удовлетворяло молодого педагога [4, с. 7-11]. Он создал собственный курс истории русского языка в университетах России, а написанное им руководство («Историческая грамматика русского языка») стало первым систематизированным учебным пособием для высших учебных заведений по данному курсу. По первоначальному замыслу эта книга предназначалась в качестве пособия для средних учебных заведений, но «как бы переросла эти рамки, положив начало учебнику вузовского типа, явилась новым этапом университетского преподавания курса русского языка» [4, с. 15].
«Историческая грамматика...» отличалась от всех изданных к тому времени русских грамматик: факты современного языка объяснялись с точки зрения действующих в языке закономерностей, соединялись филологический (язык как средство познания классической литературы) и лингвистический (язык как самостоятельный предмет изучения) способы изучения языков, аграмматика основывалась на сравнительно-историческом методе. Этот метод, по мнению Ф.И. Буслаева, был обусловлен и с педагогической точки зрения, признавая право разговорной речи и языка литературного. Исторический подход к языковым фактам позволил автору объяснить учащимся наличие в языке форм, которые с точки зрения современного состояния языка должны расцениваться как исключения. Так учёный пытался показать связь научных исканий в филологии с решением практических задач в преподавании филологических дисциплин [3, с. 11].
Однако по широте, глубине и системе изложения материала «Историческая грамматика» оказалась сложной для использования в средних учебных заведениях, поэтому Ф.И. Буслаев создал на ее основе более краткий «Учебник русской грамматики, сближенной с церковнославянской, с приложением образцов грамматического разбора» [5]. По этой книге много лет велось преподавание в школе.
В содержание учебников Ф.И. Буслаева вошли следующие части: этимология (где рассмотрены звуки и буквы, образование и особенности изменения частей речи, сложные слова), синтаксис (виды и состав предложений, характер синтаксического употребления частей речи, простое и сложное предложение), прибавление (где рассматривался порядок слов, давались образцы грамматического разбора).
Грамматические взгляды Ф.И. Буслаева, положенные в основу учебников, представляли сочетание сравнительно-исторического метода рассмотрения языковых явлений с логическими началами. Особенность логического направления в языкознании заключалась в рассмотрении философии языка как проблемы логической. Центром грамматической системы Ф.И. Буслаев считал предложение, которым занимается синтаксис, этимологию (т.е. мор-
фологию) он считал частью синтаксиса (а слово - частью предложения) [17, с. 88]. Языковая семантика отождествлялась с логическими категориями, а языковые формы - с логическими формами мышления (так, слова есть не что иное, как названия общих представлений или понятий, а предложение есть суждение, выраженное словами; предмет, о котором рассуждают, называется подлежащим, а то, что думают о предмете, именуется сказуемым; присоединение сказуемого к подлежащему называется предложением), на передний план выдвигались исследования универсальных свойств языка [11, с. 87]. Однако язык в целом не подчинялся логической модели (субъект не всегда выражается подлежащим, а предложение может и не содержать суждения и умозаключения). Таким образом, задача грамматики - найти соответствие языковых форм логическим категориям - игнорировала своеобразие языкового мышления.
Несмотря на противоречие между богатым материалом из истории русского языка и общей логической теории, воззрения Ф. И. Буслаева долгое время оказывали воздействие на научную разработку русской грамматики и её преподавание. Критика грамматических взглядов Ф.И. Буслаева, содержавшаяся в трудах русских лингвистов (А.А. Потебни, Ф.Ф. Фортунатова, Д.Н. Овсянико-Куликовского и др.), мало проникала в среду учительства [1, с. 7]. Необходимо также отметить, что грамматическая теория развивалась в основном на материале памятников древнерусского языка, а сведения современного русского языка почти не привлекались. Такое положением в области грамматики также вызывало недовольство в кругах передового учительства.
Грамматическая система А.М. Пешковского явилась закономерным развитием предшествующих учений. Выпускник Московского университета, он был сторонником фортунатовской грамматической школы, однако вклад Александра Матвеевича заключается в том, что он не просто продвигал эти идеи, а развивал их. Например, он расширял понятие грамматической формы, разработал учение о форме словосочетания. Принимая во внимание утверждение Ф.Ф. Фортунатова: грамматика «есть учение о формах языка»[10, с. 9], А.М. Пешковский предпринял попытку обогатить формальный подход к языку синтаксическими идеями А.А. Потебни, что в итоге привело к формированию собственного видения синтаксического строя языка. Все вышеперечисленные идеи А.М. Пешковский отразил в учебнике «Русский синтаксис в научном освещении» - полном описании синтаксиса русского литературного языка, включая его разговорную разновидность.
Основные идеи Александра Матвеевича можно свести к трем основным: 1) грамматика трактовалась лингвистом как наука о формах языка, о строе слов, словосочетаний и предложений; 2) иллюстративный материал был представлен из современного русского языка; 3) на основе анализа современного русского языка А.М. Пешковскому удалось сделать научные обобщения и выводы, в которых грамматика рассматривалась в тесной связи с психологией, причем логическое содержание форм языка включалось в аспект грамматического анализа языкового материала.
«Русский синтаксис» был отражением борьбы лингвистических идей (столкновение школьной и научной грамматики, конфликт между историческим описанием языка
и потребностями практического преподавания, попытка объединить психологизм А. А. Потебни и формализм Ф.Ф. Фортунатова) и оказался в центре дискуссии, в которой участвовали выдающиеся деятели отечественной науки (В.В. Виноградов, А.А. Шахматов, Л.В. Щерба и др.). Одобряли пособие за преодоление недостатков школьной грамматики, за полноту и богатство материала, критиковали за эклектику и противоречивость [1].
А.М. Пешковский с чем-то соглашался, а с чем-то нет: вышедшая впервые в 1914 году книга, образовавшаяся из «школьных записок» (в то время автор преподавал в средних учебных заведениях), была переработана в период наиболее активной научной и методической деятельности ученого, когда он был профессором Первого Московского государственного университета, Высшего литературно-художественного института, преподавал на педагогическом факультете Второго Московского государственного университета, был председателем Московской постоянной комиссии преподавателей русского языка [1, с. 5].
Несмотря на то, что Ф.И. Буслаев и А.М. Пешковский принадлежали к различным грамматическим направлениям (Ф.И. Буслаев был представителем логико-грамматического направления и сторонником сравнительно-исторического метода; А.М. Пешковский - последователь формального и психологического направлений), в создании учебников и в отношении к родному языку у них есть много общего. Оба ученых внесли неизмеримый вклад в развитие науки, а новые подходы к формированию содержания образования диктовали им необходимость создавать пособия, новые по своему целевому назначению, отбору и организации информации. «Историческая грамматика...», «Учебник русской грамматики...» и «Русский синтаксис.» создавались во времена формирования и развития научного подхода к описанию русской грамматики и по характеру информации близки к жанру научной монографии, отличаясь от нее наличием апробированного и дидактически обработанного материала [16, с. 13]. Это позволяет отнести данные пособия к жанру учебной монографии [6, с. 74], которому в целом присуще логическое, а не эмоционально-чувственное восприятие. Все это, безусловно, находит отражение в языке исследуемых учебников. Будучи доступными в своем изложении, учебники Ф. И. Буслаева и А. М. Пешковского обнаруживают все стилевые черты научного текста.
Научный стиль «представляет научную сферу общения в речевой деятельности», «отражает теоретическое мышление в понятийно-логической форме» [10, с. 289]. Логическое выражается в объективности как основе научного познания, в установлении научной истины, неся в себе воплощение рационального. Языковая реализация динамики мышления осуществляется в суждениях и умозаключениях, следующих друг за другом последовательно. Мысль здесь строго обоснована, а ход логических рассуждений подчёркивается. Отсюда обобщенный и абстрагированный характер мышления, определяющий своеобразие научной речи: ее отвлеченность, обобщенность и логическую доказательность. Реализация этих принципов формирует основные черты научного функционального стиля: отвлечённо-обобщённость и подчеркнутую логичность [10, с. 289-292] как коды языковых личностей лингвистов.
Отвлеченно-обобщённость в учебниках Ф.И. Буслаева
и А.М. Пешковского реализуется на всех уровнях языковой системы.
На лексико-семантическом уровне:
- выражается в широком употреблении абстрактной лексики (сюда же входит и терминологическая лексика), почти каждое слово здесь выступает как обозначение общего понятия или абстрактного предмета: Лингвист будет сознавать в слове шёпотом существительное... («Русский синтаксис», с. 145); Язык служит нам для взаимной передачи мыслей. («Историческая грамматика», с. 4), то есть лингвист вообще, всякий лингвист; язык вообще, любой язык. Даже там, где есть некоторая видовая конкретизация (имя существительное, имя прилагательное, глаголи т.д.), словосочетание все же выражает весьма абстрактное понятие:.прилагательное и глагол обозначают то, что мы приписываем предметам («Русский синтаксис», с. 75); Содержание предложения выражается отдельными словами, означающими или предмет (имя существительное), или действие (глагол). («Учебник русской грамматики», с.113);
- подчеркивается специальными лексическими единицами: Обычно этот перенос значения идет и еще дальше («Русский синтаксис», с. 13); всякий возвратный глагол первоначально мог употребляться без местоимения «-ся» («Историческая грамматика», с. 98); в слоге всегда бывает гласный звук («Учебник русской грамматики», с. 1);
- подчеркивается грамматическими средствами
(неопределенно-личными предложениями и пассивными конструкциями): Говорили вчерашнего дня, прошлого года... («Русский синтаксис», с. 299); ...так ошибочно пишут козак вм. казак («Учебник русской грамматики», с. 4); в начале каждого стиха употребляли строчную букву ; прописная буква ставится в начале каждого предложения («Историческая грамматика», с. 92); слог называется ударяемым («Учебник русской грамматики», с. 1).
Отвлечённо-обобщённость на грамматическом уровне выражается:
- при употреблении глаголов:
в форме настоящего времени в значении постоянного действия, вневременного (это настоящее абстрактное время, которое позволяет назвать постоянные свойства языковых понятий и явлений): Слово состоит из одного или из нескольких слогов («Учебник русской грамматики», с. 1); Постоянные эпитеты восстановляют в воображении то живое представление, которое лежит в названии самого предмета («Историческая грамматика», с. 41); Это просто уже сложные слова, а не словосочетания, так как они склоняются слитно и не допускают разделения. («Русский синтаксис», с. 331);
в форме будущего времени синонимичного настоящему вневременному: «. »живот вертит» сказать можно, но «живот»будет здесь винительным падежом, а не именительным («Русский синтаксис», с.348); учение о синтаксическом употреблении глагола будет синтаксисом сказуемого («Историческая грамматика», с. 94). Так «будет» употребляется в значении «является» и синонимично настоящему вневременному;
в роли компонентов глагольно-именных сочетаний, в которых основная смысловая нагрузка выражается существительными: ... интонация привлекается к анализу
синтаксической структуры предложения постоянно; ... что дает возможность провести аналогию между подчинением предложений и подчинением членов внутри предложения («Русский синтаксис», с. 27, 465); этот глагол по своему значению называется существительным...; предложение именуется безличным («Учебник русской грамматики», с. 116, 117);
- при употреблении существительных среднего рода, которым свойственно общее, отвлеченное значение (среди них много абстрактных слов: свойство, значение, определение, влияние, явление и т. д.), и кратких прилагательных для выражения постоянного свойства предмета: .поэтому термин «побудительное наклонение» был бы гораздо более точен («Русский синтаксис», с. 207); наше правописание весьма погрешительно... («Историческая грамматика», с. 47).
Отвлечённо-обобщённость на синтаксическом уровне наиболее ярко характеризуется исключением из структуры предложения личного субъекта действия (В спряжении и склонении надобно отличать корень слова от основы, или темы - «Учебник русской грамматики», с. 34; Для примера предлагается здесь несколько слов - «Историческая грамматика», с. 51; Вслушавшись внимательно в чтение этого отрывка, нетрудно заметить, что весь он ритмически разбивается на две неравные по объему, но в чем-то равносильные между собой части - «Русский синтаксис», с. 457), употреблением номинализованных структур, в которых глагол является формально-грамматическим центром предложения (Эти слова всегда вызывают согласование глагола в лице и числе - «Русский синтаксис», с. 239; к придаточным же предложениям обстоятельственным принадлежат те, которые выражают условие, предположение и желание - «Учебник русской грамматики», с. 121), и вневременным значением глаголов-сказуемых (в модально-временном плане предложения).
Логичность как отражение рациональности в учебниках Ф.И. Буслаева и А.М. Пешковского на синтаксическом уровне характеризуется полнооформленностью высказывания (преобладание союзных предложений над бессоюзными; наличие оборотов с подчинительной связью, вводных слов и словосочетаний: во-первых, следовательно, итак, таким образом, с одной стороны, с другой стороны и т.п.): Таким образом, корень слова может осложняться несколькими приставками и окончаниями («Историческая грамматика», с. 93); Чтобы сократит ь предложение в отдельный член его, язык пользуется тем же средством, которое было употреблено... («Учебник русской грамматики», с. 125); С одной стороны, эта категория обычно рассматривается как категория согласования глагола с именительным падежом существительного, к которому этот глагол относится. С этой точки зрения... («Русский синтаксис», с. 90).
Подчёркнутая логичность на текстовом уровне отличается повторами (лексическими, синонимическими, местоименными) между самостоятельными предложениями (В них действующее лицо далеко не так ясно, как в предыдущих, и эта неясность как раз очень важна для них - «Русский синтаксис», с. 371); рассуждениями и доказательствами; строгим оформлением композиции текста; использованием средств проспекции и ретроспекции (От бесформенных сказуемых перейдем к бесформенным под-
лежащим; Мы уже знаем, что ...; Мы уже говорили...
(«Русский синтаксис», с. 200, 213); Из предыдущего явствует... («Историческая грамматика, с. 30»),
Однако обобщенность, отвлеченность и научная абстракция в учебниках А. М. Пешковского и Ф. И. Буслаева вовсе не означают, что их текстам противопоказана образность, несущая в себе оценку языковых явлений. Эмоционально-экспрессивные элементы, безусловно, присутствуют, однако они специфичны, а их использование максимально разумно. В рамках исследования было выявлено, что наиболее часто привлекаются в качестве средств усиления выразительности:
1. ограничительные и усилительные частицы, количественные наречия: их можно было бы умножить во много и много раз, так как число таких двойственных слов огромно; объясняется это исключительно своеобразной природой «ни», которое никогда не является по значению только отрицанием («Русский синтаксис», с. 65, 389, ); способ же сочетания имен и глаголов в предложении означается или окончаниями этих слов, или же такими отдельными словами... («Учебник русской грамматики», с. 113); глагольные корни могут состоять только из одного слога; есть несколько существительных и прилагательных имен первообразных («Историческая грамматика», с. 101);
2. эмоционально-экспрессивные прилагательные: колоссальное психологическое значение («Русский синтаксис», с. 386); превратное понятие об истории языка («Историческая грамматика», с. 30); значительное количество, нарушение стройной системы («Учебник русской грамматики», с. 61, 77);
3. прилагательные в превосходной степени: позднейшие изменения; древнейшее наречие («Историческая грамматика», с. 29); теснейшим образом связана («Русский синтаксис», с. 392); точнейшего объяснения; наибольшей краткости ответ («Учебник русской грамматики», с. 127);
4. средства словесной образности: язык есть не случайное изобретение; связали слова в стройное целое для выражения мысли («Историческая грамматика», с. 21);
5. проблемные вопросы и вопросно- ответные комплексы: Категория залога: форма или категория? Почему он так близок к глаголу? На что все это указывает? («Русский синтаксис», с. 113, 131, 464).
Из всех образных средств языка наиболее созвучным исследуемым текстам оказывается метафора (как форма логического мышления), которая используется для пояснения характеризуемых явлений, не преследуя специально экспрессивных целей (чаще метафоры выступают в пояснительной функции и в функции сравнения), при этом не теряя образность и наглядность. Ценностное отношение отличается широким метафорическим пространством, в котором используются оценочные знаки-коннотации [12]. Например, идея «живого» организма реализуется оценочными метафорами с семами язык как человек и язык как животное: корень слова сравнивается у Ф.И. Буслаева с туловищем, которое изменяется одеваясь приставками и окончаниями («Историческая грамматика», с. 93), а слова, которые имеют нулевое окончание, ассоциируются А.М. Пешковского с бесхвостостью («Русский синтаксис», с. 16).
Анализируя метафорическое пространство языковых личностей А.М. Пешковского и Ф.И. Буслаева, опираемся на третий уровень модели языковой личности (предложенный Ю.Н. Карауловым [8]) - прагматический (прагматикон личности). Здесь оценка понимается как отражение эмоций с помощью выбора средств из лексико-грамматического фонда языка и с помощью тезауруса автора (слова, выражения, обороты, способствующие уникальности языковой личности) [12, с. 10-11]. Прагматическая мотивация образности, которая имеет в основе метафорический перенос, выражается в стремлении говорящего повысить воздействие на адресата, усилить информативность. Обучающий текст должен стимулировать и мотивировать деятельность учащихся, приводить к достижению целей, поставленных в процессе изучения предмета.
Метафора в учебных текстах Ф.И. Буслаева и А. М. Пешковского отличается от аналогичной в текстах других стилей: здесь она имеет узкоконтекстное значение и призвана обучать. Представления, возникающие с помощью метафор, лежат в основе мышления, что доказывают три важнейшие функции метафоры: информативная, мнемоническая и объяснительная. Само обращение к метафоре объясняется тем, что она способна служить средством получения нового знания, «создавая мощное ассоциативное поле с помощью ограниченного диапазона средств выразительности, в частности, образов или символов» [14, с. 159].
Благодаря точности метафорических замен за научным повествованием проявляется художественный образ родного языка, который предстает живым. Так, Ф. И. Буслаев определяет язык как живой организм, в котором словасуть не что иное, как живые члены целого живого состава, именуемого предложением («Исторической грамматике», с. 21). А.М. Пешковский также «наделяет жизнью» слова в языке, когда рассуждает о роли слов, не имеющих формы, но входящих в словосочетание: слова, не имеющие формы, не живут в языке отдельной жизнью, а тесно переплетаются со словами, имеющими форму, Категориям языка также приписываются признаки и действия человека, что создает динамикув изложении научного текста: суффиксы облекаются флексиями, слова одеваются приставками и окончаниями, звуки могут подать повод к недоразумению, бывают несамостоятельными, а окончания иметь силу, корень может развиваться при помощи суффикса, русский язык может позабыть, удержать, пользоваться, употреблять (Ф.И. Буслаев), подлежащее может иметь бытийное своеобразие, глаголы мы можем примыслить к именительным, сказуемое может быть самостоятельным; вещественную часть в слове не всегда можно схватить руками (А. М. Пешковский).
Лингвистические наблюдения показывают, что в текстах Ф.И. Буслаева и А.М. Пешковского особая образность связана с разделами грамматики (морфологией и синтаксисом), с языком и языковыми категориями. В качестве лексических средств выражения оценочного значения особенно отмечаются глаголы и прилагательные. Характеристики языка наделяются свойствами живых организмов, отражают признаки и действия людей, а идея «динамичного» реализуется у авторов оценочными метафорами:
- с семами подчинения и ограничения:
грамматика подчиняет на письме современный вы-
говор правилам языка книжного; русский язык значительно ограничил употребление звуков ъ и ь (Ф.И. Буслаев); внутри категории наречия можно, наметить две подчиненные категории; Поэтому только глаголы, причастия, деепричастия и инфинитивы способны выстраивать подчиняемые ими слова в длинную шеренгу последовательно подчиненных друг другу звеньев... (А.М. Пешковский);
- с семами утраты и сокращения:
русский язык, прежде других звуков, утратил носовые; многие существительные теряют оттенок первоначального значения; буква ь после шипящих отметается, перед суффиксами: нож-ка... (Ф.И. Буслаев); например, наречие молча, потерявшее уже свое деепричастное управление; глагол теряет нередко в таких случаях долю своего вещественного значения (А.М. Пешковский);
- с семами присовокупления и объединения:
к гласному присовокупляют согласный; первообразные глаголы приставляют знак неопределенного наклонения к корню глагола; с помощью соединительных гласных к теме слова можно присовокупить значение уменьшения предмета (Ф.И. Буслаев); разные численные наречия разного способа образования, разных значений и разной распространенности, но объединяемые именно своим прикреплением к числам (А.М. Пешковский);
- с семами оценивания и материального достатка: по флексиям ныне употребляемый русский язык беднее церковнославянского; русский язык беднее церковнославянского формами степеней сравнения (Ф.И. Буслаев); в области залоговой причастия (а отчасти и деепричастия) оказываются даже богаче самих глаголов (А.М. Пешковский);
- с семами изменения и движения: плавные заступают на место твердых; следующие согласные звуки изменяются и выпадают (например, зубные д, т , з переходят в с); усиливая гласный или плавный звук, грамматическая форма изменяет и само значение своё: ... или переходит из одного вида глагола в другой, или же изменяет свой смысл вообще (Ф.И. Буслаев); аффиксы, свободно передвигающиеся по поверхности языка; Именно этот вин. пад. и переходит при возвратности глагола в «страдающее» подлежащее; Точно так же в поговорке «метил в ворону, попал в корову» слова «метил» и «попал» ни в коей мере не заменяют существительных (А.М. Пешковский).
Итак, в отборе языковых средств для создания учебно-научных текстов Ф.И. Буслаев и А.М. Пешковский исхо-
дили из своего огромного педагогического опыта. Ученые старались отразить новые веяния современной лингвистики в доступной для учащихся форме, что обусловливает обращение авторов к образным средствам и смысловым ак-центуаторам, поэтому и пособия их характеризуются чрезвычайно внимательным отношением к своему читателю.
В исследуемых текстах объективная реальность раскрывается во взаимосвязи рационального и чувственного. Эмоциональное начало находит свое воплощение в различных оценочных отношениях, так как нельзя изучать действительное, не квалифицируя и не оценивая его [16, с. 28-29]. Любая оценка как умственный акт основана на логических суждениях субъекта об объективно присущих референту качествах (когнитивный уровень языковой личности) и на эмоциях, которые вызывает у субъекта объект оценки (прагматический уровень).
Аксиология языковой личности лингвистов формируется отношением к языку как «объекту познания и одновременно средству описания этого объекта - лингвистическим единицам и категориям» [12, с. 313]. Анализируя метафорическое пространство языковых личностей А.М. Пешковского и Ф.И. Буслаева, мы опираемся на третью ступень модели языковой личности [8] (прагматический уровень), где оценка понимается как отражение эмоций с помощью выбора средств из лексико-грамматического фонда языка и с помощью тезауруса автора. Прагматическая мотивация образности, имеющая в основе метафорический перенос, выражается в стремлении авторов повысить воздействие, информативность, что особенно важно для учебного текста.
Лингвистический анализ исследуемых учебных текстов свидетельствует об их богатом метафорическом пространстве: им свойственна выразительность, использование образных средств. Благодаря обилию и точности метафорических вкраплений перед читателем за научным изложением предмета встает художественный образ родного языка, где каждая единица олицетворяется и предстает живой.
При этом все стилевые черты научной речи здесь налицо, так как именно они составляют специфику данной функционально-стилевой разновидности. Учебный текст учёных-преподавателей сохраняет строгую научность, достоверное знание в объёме учебных программ того времени, при этом оставаясь доступным в своём изложении.
Библиографический список
1. Белов А. И. A. M. Пешковский как лингвист и методист. М.: Учпедгиз. 1958. 233с.
2. Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка: Синтаксис. М.: URSS. 2016. 344с.
3. Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка: Этомология. М.: URSS. 2016. 288 с.
4. Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка/ Вступ.ст. И. Ф. Протченко, Л. А. Ходяковой. М.: Просвещение. 1992. 512 с.
5. Буслаев Ф. И. Учебник русской грамматики, сближенной с церковнославянской: с приложением образцов грамматического разбора. М.: URSS. 2016. 240 с.
6. Гречихин А. А. Вузовская учебная книга: Типология, стандартизация, компьютеризация / А. А. Гречихин, Ю. Г. Древс. М.:Логос: МГУП имени Ивана Федорова. 2000.255 с.
7. ИоноваС. В. Эмотивность текстов научного стиля // Лингвистическая мозаика. Наблюдения, поиски, открытия. Волгоград: Изд-во Волгоградского гос. ун-та. 2001. Вып. 3. С. 80—92.
8. КарауловЮ. Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука. 1987.
9. КлобуковЕ. В. Руссский синтаксис в освещении А. М. Пешковского // Русский синтаксис в научном освещении / А. М. Пешковский. 10-е изд. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ». 2013. С.7—19.
10. КожинаМ. Н. Стилистика русского языка / М. Н. Кожина, Л. Р. Дускаева, В. А. Салимовский. 4-е изд. М.: Флинта : Наука. 2008. 464 с.
11. КондрашовН. А. История лингвистических учений. М.: Просвещение. 1979. 224с.
12. МаркеловаТ. В. Рациональное и эмоциональное в языковом пространстве учебно-научного текста П. А. Леконта/Т. В. Маркелова, М. В. Петрушина // Рациональное и эмоциональное в русском языке. М.: МГОУ. 2012. 608с.
13. МасловаВ. А. Когнитивная лингвистика. Минск: ТетраСистемс. 2008. 272с.
14. НикитинаМ. А. О когнитивном потенциале метафоры в научном тексте //Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. 2010. № 3. С. 157-161.
15. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. 8-е изд. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ». 2001.544с.
16. СенкевичМ. П. Стилистика научной речи и литературное редактирование научных произведений. М.: Высшая школа.1976. 263 с.
17. Шулежкова С. Г. История лингвистических учений. М.: Флинта: Наука. 2004. 400с.
References
1. BelovA. I. A. M. Peshkovsky as a linguist and methodologist. Moscow: Uchpedgiz. 1958. 233p.
2. BuslaevF. I. Historical grammar of the Russian language: Syntax. Moscow: URSS. 2016. 344p.
3. BuslaevF. I. Historical grammar of the Russian language: Etymology. Moscow: URSS. 2016. 288p.
4. BuslaevF. I. On the teaching of the native language / Introd. article by I. F.Protchenko, L. A. Khodyakova. Moscow: Education. 1992. 512 p.
5. Buslaev F. I. A textbook of Russian grammar, similar to Church Slavonic: with the application of samples of grammatical analysis. Moscow: URSS. 2016.
6. Grechikhin A. A. Educational book: Typology, standardization, computerization / A. A. Grechikhin, Y. G. Drews. M.: Logos: MGUP n.a. Ivan Fedorov. 2000. 255 p.
7. Ionova S. V. Emotion of scientific style texts // Linguistic mosaic. Observations, searches, discoveries. Volgograd: Publishing house of Volgograd State University. 2001. Issue 3. Pp. 80—92.
8. Karaulov Y. N. Russian language and language personality. Moscow: Science. 1987.
9. KlobukovE.V. The Russian syntax in the coverage of A.M. Peshkovsky //Russian Syntax in Scientific Lighting/A. M. Peshkovsky. 10th ed. Moscow: The book house «LIBROKOM». 2013. Pp.7—19.
10. KozhinaM. N. Stylistics of the Russian language / M. N. Kozhina, L. R.Duskayeva, V. A. Salimovsky. 4th ed. M.: Flinta: Science. 2008. 464 p.
11. KondrashovN. A. History of Linguistic Studies. Moscow: Education. 1979.
12. Markelova T. V. Rational and emotional in the language space of the academic text of P. A. Lecont / T. V. Markelova, M. V. Petrushina // Rational and emotional in the Russian language. Moscow: MGOU. 2012. 608 p.
13. Maslova V. A. Cognitive Linguistics. Minsk: TetraSystems. 2008. 272 p.
14. NikitinaM. A. On the cognitive potential of the metaphor in the scientific text // Vestnik of the Irkutsk State Linguistic University. 2010. № 3. P. 157-161
15. Peshkovsky A. M. Russian Syntax in Scientific Lighting. 8th ed. Moscow:The book house "LIBROKOM". 2001. 544p.
16. SenkevichM. P. Stylistics of scientific speech and literary editing of scientific works. Moscow: Higher School. 1976. 263 p.
17. Shulezhkova S. G. History of linguistic teachings / S. G. Shulezhkova. Moscow: Flinta: Science. 2004. 400p.
