CC BY
114
УДК 811.161.1.37
Метафора в учебном тексте А.М. Пешковского (на примере книги «Русский синтаксис в научном освещении»)
А. А. Розанцева
Московский государственный университет печати имени Ивана Федорова 127550, Москва, ул. Прянишникова, 2А e-mail: Rozantseva@inbox.ru
Статья посвящена исследованию метафорического пространства в «Русском синтаксисе в научном освещении» А.М. Пешковского. Метафора рассматривается как средство научного познания в учебном тексте, в котором слова активно взаимодействуют с коннотативными признаками: оценоч-ностью, экспрессией, эмоциональностью.
Ключевые слова: Пешковский, Русский синтаксис в научном освещении, метафора.
«Русский синтаксис в научном освещении» Александра Матвеевича Пешковского - огромный труд, полный глубоких наблюдений за языком, оказавший большое влияние на развитие российской грамматической мысли. Уникальное учебное пособие выдержало 10 переизданий - рекордное для языковедческого труда количество. Независимо от оценки, получаемой в разное время в критической литературе, это пособие по сей день остается рабочей книгой для языковедов (в то время как более «выдержанные» и «последовательные» труды имеют сейчас только исторический интерес).
Объектом анализа в статье является метафора как основное средство выражения ценностного отношения с помощью знаков-коннотаций и богатейшее метафорическое пространство «языковой лич-
335
ности» А.М. Пешковского в поле учебного текста, которому в принципе не свойственна образность, но здесь слова активно взаимодействуют с коннотативными признаками: оценочностью, экспрессией, эмоциональностью.
«Русский синтаксис» как объект изучения метафоры был выбран нами не случайно: внимание привлекли новизна и редкая для той эпохи ясность изложения в одном из первых полных описаний синтаксиса всего русского литературного языка, включая его разговорную разновидность.
В рамках нашего исследования нельзя не отметить, что это не просто учебник, посвященный русскому синтаксису, а труд, описывающий взаимоотношения школьной и научной грамматики, отвечающий «исторически назревшей потребности внести новизну в область науки и школы» [Белов 1958: 8]. Грамматическая система А.М. Пешковского характеризует собой определенный исторически обусловленный этап развития русской лингвистики и методики преподавания русского языка. Русская грамматика (в особенности школьная) в первые два десятилетия XX в. находилась под большим влиянием научных и методических взглядов академика Федора Ивановича Буслаева, стремившегося сочетать сравнительное и историческое рассмотрение языковых явлений с логическими началами. Характерной особенностью логического направления в языкознании являлось рассмотрение философии языка как проблемы логической. Языковая семантика отождествляется с логическими категориям, а языковые формы - с логическими формами мышления (так, слова есть не что иное, как названия общих представлений или понятий, а предложение есть суждение, выраженное словами), а на передний план выдвигаются исследования универсальных свойств языка [Кондрашов 1979: 87]. Таким образом, перед грамматикой ставилась задача найти соответствие языковых форм логическим категориям, которые исчисляемы. Несмотря на противоречие между богатым материалом из истории русского языка и общей логической теории грамматики, воззрения Ф.И. Буслаева долгое время оказывали воздействие на научную разработку русской грамматики и ее школьное преподавание. А критика грамматических взглядов Ф.И. Буслаева, содержавшаяся в трудах русских лингвистов конца XIX и начала XX в. (А.А. Потебни, Ф.Ф. Фортунатова, Д.Н. Овсянико-Куликовского и др.), мало проникала в среду учительства [Белов 1958: 7].
Большой интерес к трудам А.М. Пешковского был обусловлен тем, что они вводили читателя в круг новых мыслей и понятий. Основные идеи Александра Матвеевича можно свести к трем основным:
• грамматика трактовалась лингвистом как наука о формах языка, о строе слов, словосочетаний и предложений;
• богатейший иллюстративный материал был представлен ученым из современного русского языка (а не памятников
336
древнерусского языка, что обостряло недовольство в кругах передового учительства);
• на основе анализа современного русского языка А.М. Пеш-ковскому удалось сделать научные обобщения и выводы, в которых грамматика рассматривалась в тесной связи с психологией, причем логическое содержание форм языка А.М. Пешковским не отрицалось, а включалось в аспект грамматического анализа языкового материала. «Стремясь подчеркнуть самостоятельность языкознания и указывая на специфические особенности его, А.М. Пешковский всегда рассматривал лингвистику в тесной связи с другими гуманитарными науками, особенно логикой и психологией. При этом необходимость избегать логицизма подчеркивалась Пешковским всегда; психологизм же доминирует в его ранних работах, и остатки его можно найти и в трудах, относящихся к последнему периоду его деятельности» [Хухуни 1979: 130].
Выпускник Московского университета, А.М. Пешковский не мог не быть сторонником идей фортунатовской грамматической школы. Но вклад Александра Матвеевича заключается в том, что он не просто популяризовал эти идеи, но и развивал их. (Например, он расширял понятие грамматической формы, разрабатывал учение о форме словосочетания.) Принимая во внимание ключевой тезис Ф.Ф. Фортунатова (грамматика «есть учение о формах языка»), А.М. Пешковский предпринял попытку обогатить строгий формальный подход к языку синтаксическими идеями А.А. Потебни, что в итоге привело к формированию собственного видения синтаксического строя языка. «Свой «Синтаксис» А.М. Пешковский задумал как синтез учения А.А. Потебни, с его вниманием к семантической стороне языковых явлений, и учения Ф.Ф. Фортунатова, с его вниманием к формальным языковым средствам» [Апресян 2001: 14].
Новизна и редкая для той эпохи ясность изложения сразу привлекли всеобщее внимание. Книга оказалась в центре дискуссии, в которой прямо или косвенно участвовали выдающиеся деятели нашей науки (В.В. Виноградов, А.А. Шахматов, Л.В. Щерба и др.). Одобряли «Русский синтаксис в научном освещении» за преодоление недостатков школьной грамматики, за полноту и богатство материала; критиковали книгу за формализм, эклектику, противоречивость и многое другое. А.М. Пешковский с чем-то соглашался, а с чем-то нет: вышедшая впервые в 1914 году книга, образовавшаяся из «школьных записок» (в то время А.М. Пешковский преподавал в средних учебных заведениях), была кардинально переработана в период наиболее активной и плодотворной научной и методической деятельности ученого.
337
Из-за отношения А.М. Пешковского к языку как к величайшей ценности человечества «Русский синтаксис в научном освещении» стал обладателем несвойственного для научного труда «эффекта художественного произведения», который возникает из-за метафоричности в изложении учебного материала [Флоренская 2003]. Говоря о метафорическом пространстве языковой личности А.М. Пешковского, необходимо определить само понятие «языковая личность». Ю.Н. Караулов под языковой личностью понимает «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью» [Караулов 1987: 3]. Аксиология языковой личности лингвиста формируется отношением к языку как «объекту познания и одновременно средству описания этого объекта - лингвистическим единицам и категориям» [Маркелова 2012: 313]. Анализируя метафорическое пространство языковой личности А.М. Пешковского, мы опираемся на третью ступень модели языковой личности (предложенную Ю.Н. Карауловым) - прагматический уровень (прагматикон личности). Здесь оценка понимается как отражение эмоций с помощью выбора средств из лексико-грамматического фонда языка и с помощью тезауруса автора (слова, выражения, обороты, способствующие уникальности языковой личности) [Маркелова 2012: 10-11]. Прагматическая мотивация образности, которая имеет в основе метафорический перенос, выражается в стремлении говорящего повысить воздействие на адресата, усилить информативность, что особенно важно для учебного текста.
«Русский синтаксис» прежде всего текст обучающий, стимулирующий и мотивирующий деятельность учащихся, который, в конечном итоге, приводит к достижению целей, поставленных в процессе изучения предмета. Здесь необходимо отметить три важнейшие функции метафоры, которые существуют в полной взаимосвязи: информативная функция (образующая целостность и панорамность образа), мнемоническая и объяснительная. Эти функции мы отмечаем не случайно, ведь речь идет прежде всего об учебном тексте, где метафора призвана обучать: именно представления, возникающие с помощью метафор, лежат в основе мышления.
М.А. Никитина в статье «О когнитивном потенциале метафоры в научном тексте» справедливо отмечает, что метафора обладает когнитивным потенциалом, поскольку ее употребление позволяет:
• выразить новый опыт, для которого еще отсутствует соответствующее оформление в понятийных структурах;
• сформировать теоретические абстракции для описания объектов, которые эмпирически недоступны;
338
• репрезентировать знания путем их упорядочивания и объединения [Никитина 2010: 158].
Метафора как средство научного познания находит свое применение в учебном тексте, предназначение которого характеризуется тем, что он выступает как средство хранения, передачи и развития научных знаний. В учебном тексте при помощи метафоры выражаются новые значения. Так, бесхвостость ассоциируется у А.М. Пешкоского со словами, которые имеют нулевое окончание (например, дом, сад), а обрубок отождествляется с вещественной частью слова, которую без формальной части мы и словом назвать не можем. В данных примерах автор приписывает словам с нулевым окончанием и вещественным частям слов свои представления и оценки по ассоциации с другими предметами. Само обращение к метафоре объясняется тем, что она способна служить средством получения нового знания, «создавая мощное ассоциативное поле с помощью ограниченного диапазона средств выразительности, в частности, образов или символов» [Никитина 2010: 159].
В основе образования метафорических терминов лежат образность, экспрессивность и эмоциональность, которые возникают при переносе понятий из одной области употребления в другую. Метафора может возникнуть на основе признаков, самому предмету иногда совсем несвойственных, но приписываемых ему по ассоциации с другими предметами, чтобы повысить воздействие речи на адресата. Не случайно образный компонент значений часто бывает связан с оценочным компонентом. «Именно переносное значение с яркой образностью, то есть подкрепленной категорией новизны, обладает большой экспрессией, усиливающей эмоционально-оценочную, эстетическую и другие виды языковой информации» [Харченко 2009: 14].
Лев Владимирович Щерба называл «Русский синтаксис в научном освещении» «сокровищницей тончайших наблюдений над русским языком» [Апресян 2001: 7], что лишний раз убеждает нас в образности исследуемого учебно-научного текста.
Благодаря обилию и точности метафорических вкраплений перед читателем за научным изложением предмета встает художественный образ родного языка как некоего сообщества, в котором постоянно происходит нечто безумно любопытное. При этом каждая языковая единица предстает живым существом со своим лицом и характером. В настоящем тексте лингвистические наблюдения показывают, что особая образность связана с разделами грамматики (морфологией и синтаксисом) и с такими категориями, как форма слова, форма словосочетания, предложение и др.
Объясняя понятие форма слова А.М. Пешковский сравнивает вещественную часть слова с бесформенным обрубком: главная часть (стекл-) все же не слово, а какой-то обрубок и из одного такого бес-
339
форменного обрубка с помощью разных частичек (-о) можно сделать много разных слов (стекла, стеклу, стеклянный). Сравнение с обрубленной частью дерева здесь совершенно не случайно, ведь именно с помощью флексий слова обретают форму. Продолжая говорить о словоформах, автор сравнивает основу слова с куском бронзы, окончания - с формами для отливки статуэток, а само слово - с разными статуэтками, отлитыми из этого куска. Подобно тому, как с помощью разных формальных частей образуются разные формы слова (дома, дому, домом).
Словосочетание - это не всякие два слова, прозвучавшие в нашей речи в непосредственном соседстве, а только такие, которые соединены в речку мысли, т.е. в непрерывный стремительный поток, в котором объединяются главное и зависимое слово и в речи и в мысли, где главное слово порождает зависимое. Продолжая рассуждать о форме словосочетания, А.М. Пешковский уподобляет формы слов (входящих в словосочетание) тканям (т е. собраниям однородных клеток), а форму словосочетания - органам в человеческом организме, которые складываются из этих тканей. Это служит объяснением тому, что словосочетание есть не просто сочетание слов, имеющих свою форму, а особая форма с внутренним и внешним строением (связанных и в речи и в мысли). Далее представляется форма словосочетания как жидкость в сосуде, а формы слов (входящие в это словосочетания) - частицы этой жидкости: как в сосуде с жидкостью каждая частица давит на все частицы и испытывает на себе давление всех частиц. Благодаря такому примеру мы можем проследить зависимость формы словосочетания от форм слов, его образующих.
Поясняя, что такое существительное, автор говорит о словах кто и что, которые он уподобляет стеклянному сосуду, который гораздо лучше обнаруживает свою форму, чем наполненный. Данная метафора позволяет А.М. Пешковскому объяснить, почему слова кто и что выражают общее для всех существительных понятие предметности. Именно эти слова в вопросе не называют никакого предмета, а только указывают на то, что представляется как предмет, а не как качество или действие.
В некоторых частях речи А.М. Пешковский находит идеальные слова. Прилагательное идеальный имеет значение «совершенное воплощение чего-н.» [Ожегов 1990: 236]. Слова кто и что ученый называет идеальными существительными, так как вещественное значение в них настолько общее, что остается только одно совершенное воплощение значения предметности, а слово какой - идеальное прилагательное, т.е. совершенное воплощение значения качества.
Говоря о таких глаголах, как ленится, сидит, лежит, А.М. Пе шковский упоминает противоречие движения и покоя. В таких словах
340
ученый подчеркивает силу вещественного значения, которое подобно течению реки, увлекающей какой-нибудь предмет, а формальное значение он отождествляет с ветром, который дует против этого течения и предмет в реке удерживает. Тем самым ученый дает понять, что вещественное значение для определения глагольности вторично, существует оно уже внутри категории (ведь глагол в первую очередь обозначает действие предмета, а различия, связанные с вещественной частью, сказываются уже на формах словосочетаний).
Таким образом, ценностные признаки, приписанные автором языковым единицам, категориям и значениям, свидетельствуют об образности мышления языковой личности А.М. Пешковского, для которого характеристики языка отражают признаки и действия человека, а идея «динамичного» и «живого» организма реализуется оценочными метафорами:
с семами признаков и действий, которые принадлежат человеку: подлежащее может иметь бытийное своеобразие, глаголы мы можем примыслить к именительным, слова, не имеющие формы, не живут в языке отдельной жизнью, сказуемое может быть самостоятельным; вещественную часть в слове не всегда можно схватить руками;
с семами динамичного движения: слова могут распадаться на часть, слова без формы могут вступать в постоянную связь, сочетания слов живут и текут в языке, предлоги и частицы - это как бы оторвавшиеся от основ аффиксы, свободно передвигающиеся по поверхности языка; подлежащее может отпасть, превратиться, переноситься мыслью из предложения в предложение, безличная форма глагола может быть оторвана от личных форм, значение качества у прилагательных может побеждать и быть побеждаемым;
с семами связи и механизмами крепления: слова, не имеющие формы, могут быть пристегнуты и сцеплены, интонация целого целой фразы может быть стянута в одном слове;
с семами процессов, происходящих в природе: значения слова можно анатомировать, рассекая его на корень и аффиксы, слова без формы в словосочетании срастаются и тесно переплетаются со словами, которые форму имеют, а вещественная часть в слове домой все-таки просвечивает.
Лингвистический анализ «Русского синтаксиса в научном освещении» свидетельствует о его богатом и выразительном метафорическом пространстве. Практически любую языковую категорию, термин, правило А.М. Пешкоский определяет с помощью метафоры, что реализует ее основные функции учебного текста. Функции мнемотическая и объяснительная реализуются через ассоциативные образы. Эмоциональная насыщенность метафорических средств языка А.М. Пешковского способствует лучшему усвоению научных идей автора.
341
«Русский синтаксис в научном освещении» - книга, которая и сейчас остается в числе наиболее детальных и содержательных исследований русского синтаксиса и русской грамматики в целом. От первой до последней страницы можем наблюдать так называемую «открытость» текста, которая делает книгу ценной в «человеческом» смысле, «ведь лучше всего удается общаться тому, кто о сложных вещах может говорить просто и ясно» [Клобуков 2013: 8]. Такое изложение основ грамматики является одной из причин долгой жизни «Русского синтаксиса» в науке, обусловливает интерес к изучению языковой личности А. М. Пеш-ковского, а каждое новое прочтение «Русского синтаксиса» позволяет обнаруживать знакомые идеи, которые начинают играть новыми гранями, новыми образами.
Библиографический список
1. АпресянЮ.Д. «Русский синтаксис в научном освещении» в контексте современной лингвистики/ Ю.Д. Апресян // Русский синтаксис в научном освещении. — 8-е изд., доп. — М.: Языки славянской культуры, 2001. — С. 3-33.
2. Белов А.И. A.M. Пешковский как лингвист и методист / А.И. Белов. — М.: Учпедгиз, 1958. — 233 с.
3. ГолубИ.Б. Стилистика русского языка / И.Б. Голуб. — М.: Айрис-Пресс, 2010. — 448 с.
4. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность/ Ю.Н. Караулов. — М.: Наука, 1987.
5. Клобуков Е.В. Руссский синтаксис в освещении А.М. Пеш-ковского (О непереходящей актуальности грамматической классики / Е.В. Клобуков // Русский синтаксис в научном освещении: учеб. пособие — Изд.10-е. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013. — С. 7-19.
6. Кондрашов Н.А. История лингвистических учений: учеб. пособие / Н.А. Кондрашов. — М.: Просвещение, 1979. — 224 с.
7. Маркелова Т.В. Языковая личность профессора Ирины Борисовны Голуб./ Т.В Маркелова // Вопросы стилистики, риторики и культуры речи в современном русском языке. Юбилейный сборник статей, посвященный 80-летию И.Б. Голуб. — М. : МГУП имени Ивана Федорова, 2012. — С. 10-15.
8. Маркелова Т.В. Рациональное и эмоциональное в языковом пространстве учебно-научного текста П.А. Леконта / Т.В. Маркелова, М.В. Петрушина // Рациональное и эмоциональное в русском языке. — М.: МГОУ, 2012. — 608 с.
9. Никитина М.А. О когнитивном потенциале метафоры в научном тексте / М.А. Никитина // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. — 2010. — № 3. — С. 157-161.
342
10. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении: учеб. пособие / А.М. Пешковский. - Изд.10-е. - М.: ЛИБРОКОМ, 2013. - 434с.
11. Флоренская Э. О стиле ученого: Размышления над «Синтаксисом» А.М. Пешковского / Э. Флоренская // Русский язык. - 2003. -№ 32.
12. Харченко В.К. Переносные значения слов / В.К. Харченко. - М.: ЛИБРОКОМ, 2009. - 200 с.
13. Хухуни ГТ. Принципы описательного анализа в трудах А.М. Пешковского / Г.Т. Хухуни. - Тбилиси: Мецниереба, 1979. - 134 с.
343
