CC BY
93
УРОВНИ ЯЗЫКА
СИНТАКСИС
2018.03.046-048. М.И. КИОСЕ. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И КОГНИТИВНЫЕ СИНТАКСИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ. (Обзор).
2018.03.046. ВИНОГРАДОВА С.В. Когнитивное варьирование при конструировании сложного предложения // Вопр. когнитивной лингвистики. - М.; Тамбов, 2017. - № 4. - С. 20-26.
2018.03.047. НАУМОВА Т.Н. Психологически ориентированные синтаксические теории в отечественной лингвистике: (XIX - первая треть XX века). - Изд. 2-е, доп. - М.: Ин-т языкознания РАН, 2016. - 252 с.
2018.03.048. ФУРС Л. А. Интерпретационное пространство синтаксиса // Интерпретация мира в языке: Коллект. монография. - Тамбов, 2017. - С. 328-370.
Ключевые слова: психологические и когнитивные концепции синтаксиса; порождение речевого высказывания; русский синтаксис; синтаксис русского и английского языков; интерпретация мира в языке; метакогниция; сложное предложение.
В формировании современных синтаксических концепций, в том числе, когнитивных, важную роль сыграли отечественные психологические теории предложения.
Монография Т.Н. Наумовой (047) посвящена историографическому анализу взглядов отечественных ученых, которые способствовали становлению психологизма и лингвопсихологической ин-тердисциплинарности в теории синтаксиса.
Автор отмечает, что установление преемственности научных взглядов и концепций позволяет осмыслить причины возникнове-
ния интегративных направлений в современной науке, одним из которых является психолингвистическая теория синтаксиса. Необходимость такого анализа обусловливается тем, что: 1) в отечественном языкознании история лингвистики создавалась «по принципу 'чистоты' своего предмета от привнесения в него всего инородного» (047, с. 4); 2) появилась необходимость избавиться от некоторых «предрассудков», или заблуждений лингвистики, в частности о невозможности научной интеграции психологического и логического коррелятов лингвистических явлений; 3) недостаточно оценен вклад в теорию синтаксиса психологически ориентированных (и поэтому, на первый взгляд, несовместимых с формально-синтаксическими теориями) концепций А. А. Потебни и его учеников, С.И. Бернштейна, Л.С. Выготского и др.
В главе первой «Язык и мышление. Языкознание и логика. На пути к психологии» анализируются истоки превалирующего в отечественной лингвистике логико-грамматического направления в изучении синтаксиса, которое доминировало вплоть до двух последних десятилетий XIX в. и оставалось ведущим на протяжении всего XX в. В становлении данной традиции решающую роль сыграл ряд факторов.
Во-первых, в науке главенствующей была ломоносовская теория предложения, связанная с логической теорией суждения, изложенная в «Кратком руководстве к красноречию», «Российской грамматике», «Риторике»1, которая постулировала двухступенча-тость процесса образования предложения: «сопряжение» идей разумом; 'словесное' или 'письменное' их выражение (047, с. 9). Во-вторых, сохранялся интерес к универсальной грамматике и аристотелевской логической мысли, в основе которой выступало логическое суждение (включающее субъект, предикат и связку), которое нашло отражение в трехчленной теории предложения и получило описание в концепциях начала XIX в. И. С. Рижского, И. Орнатов-ского. В рамках логической традиции в грамматической мысли начала XIX в. сформировались два ключевых направления: логическое (теории Н.И. Греча, И. И. Давыдова, П.М. Перевлесского) и сравнительно-историческое (теории А.Х. Востокова, Г.П. Павского,
1 См.: Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. - М.; Л., 1952. - Т. 7: Труды по филологии 1739-1758 гг. - 993 с.
И. И. Срезневского). В это время намечается переход от трехчленной концепции предложения к двухчленной, согласно которой предложение является двусоставным и состоит из подлежащего и сказуемого1. Однако в этот период появляются и концепции, которые не отождествляют предложение с суждением, разграничивают логические и грамматические категории предложения, определяют ведущую роль мыслительной деятельности в построении предложения. В первую очередь речь идет о теории грамматики Ф.И. Буслаева, сформировавшейся под воздействием взглядов Я. Гримма и В. фон Гумбольдта. Автор обнаруживает многие положения теории Ф.И. Буслаева, значимые для развития психологического направления в изучении грамматической традиции: 1) критику логической грамматики и философской грамматики за их «одностороннее освещение и обобщение явлений языка» (047, с. 19)2; 2) признание сложной связи между языком и мышлением, не ограничивающейся их параллельным формированием, а предполагающей совместную реализацию законов мысли и законов выражения в языке, или «законов художественного творчества»3; 3) утверждение возможности преобладания образных, этимологических или, наоборот, логических форм в разные периоды развития языка; 4) признание доминирующей роли сказуемого (и в целом, первичности глагольного строя по отношению к именному) в структуре предложения4. Основные принципы работ Ф.И. Буслаева получили развитие в концепциях К. С. Аксакова, Н.П. Некрасова,
1 Автор, ссылаясь на утверждение В.В. Виноградова, отмечает, что открытие двучленности предложения принадлежит А.Х. Востокову, на которое обратил внимание его современник П.С. Билярский. - См.: Виноградов В.В. История русских лингвистических учений. - М., 1978. - С. 53-54. - Прим. реф.
Автор апеллирует к работе: Буслаев Ф.И. О преподавании отечественного языка. - М., 1897. - 471 с.
Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. - М., 1881. - Ч. 2: Синтаксис. - С. 16.
4 Автор отмечает внешнее сходство концепции доминирования глагола в предложении у Ф.И. Буслаева и В. фон Гумбольдта, которые, однако, значительно различаются в том, что Ф.И. Буслаев связывает особую роль глагола с его исторической преемственностью, а В. фон Гумбольдт - с особенностями соединения мысли и звучания. - Прим. реф.
П. Глаголевского, В.П. Сланского1, которые подчеркивали недостаточность одних логических критериев при анализе предложения.
В главе второй «Общелингвистические взгляды А.А. Потеб-ни» рассматривается психологически ориентированная концепция ученого. Расхождения логики и языкознания А.А. Потебня усматривает в следующем: 1) логическая и грамматическая правильность совершенно различны: например, «простое предложение может соответствовать более чем одному логическому суждению»2; 2) логика анализирует готовое произведение человеческой мысли, в этом она статична, язык - это деятельность, т.е. сам процесс производства; логика не объясняет, каким путем мы дошли до данной мысли, этот вопрос решает психология. Развивая идеи В. фон Гумбольдта о языке как о духе народа (где под духом - в оригинале Geist - понимается как «дух, душа», так и «ум, мысль, образ мыслей»). Преображая их в учение о «внутренней форме языка», А. А. Потебня отмечает, что «психология народов должна показать возможность различия национальных особенностей и строения языков как следствие общих законов народной жизни»3. Заимствовав и переосмыслив термин В. фон Гумбольдта «внутренняя форма языка» в термин «внутренняя форма слова», или универсальный способ генезиса слова через некоторый мотивирующий признак, А.А. Потебня рассматривает именно «психологический аспект слова, т. е. сам способ, с помощью которого членораздельный звук приобретает характер языковой единицы, обозначающей мысленное содержание» (047, с. 44-45). Формирование характера языковой единицы, по А.А. Потебне, связано с соотношением «ближайшего» и «дальнейшего» значения слова, где ближайшее значение народно и обеспечивает понимание говорящего и слушающего, а дальнейшее - соотносимое с термином «понятие» в его современном понимании - объективно, имеет научный характер, социально, является «сгустком добытых в деятельности познания знаний о
1 См. работы: Аксаков К.С. Полное собрание сочинений. - М.: Москва, 1861. - 640 с.; Некрасов Н.П. О значении форм русского глагола. - СПб., 1865. -313 с.; Глаголевский П. Синтаксис языка русских пословиц. - СПб., 1973. - 48 с.; Сланский В. Грамматика как она есть и как должна бы быть: Пять научных бесед, предложенных в С.-Петербургском педагогическом музее. - СПб., 1886. - 143 с.
См.: Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. - М., 1958. - С. 70.
См.: Потебня А.А. Мысль и язык. - 2-е изд. - Харьков, 1892. - С. 71.
предмете, отраженных в слове» (047, с. 51). Общение как процесс понимания и сказывания - процесс творческий, «посредством слова нельзя передать другому своей мысли, а можно только пробудить в нем собственную»1. В связи с этим предложение рассматривается А.А. Потебней как: 1) «результат исторических преобразований как самого предложения, так и образующих его подвижных грамматических категорий» (047, с. 61); 2) форма осуществления акта мышления, где предложение интегрировано говорящим человеком в текст; 3) психологический процесс образования мысли, имеющей двучленное строение и состоящей из «объясняемого и объясняющего, т.е. из субъекта и предиката» (047, с. 63). Так, при анализе предложения Вода светла, А.А. Потебня отмечает, что исходно (в первообразе) части предложения сохраняют свойства составных единиц, но в употреблении «представляемое мною в слове вода действует на меня так или есть для меня то, что представляемое мною в слове светла»2. Предложение, таким образом, являет собой не формально-логическое суждение, а суждение психологическое, осуществляемое при помощи слова, при этом в его основании лежит именно предикативность как психологический, или смысловой принцип организации. Т.Н. Наумова отмечает, что психологические идеи А.А. Потебни о предикативном синтаксисе и деятельности мышления получили развитии в концепции Л. С. Выготского; о процессе общения - в концепции М.М. Бахтина; о внутренней форме - в концепции Г.Г. Шпета.
В главе третьей «Языкознание и психология (синтаксические концепции конца XIX - начала XX в.)» рассматривается содержание синтаксических концепций двух продолжателей учений А.А. Потебни - Д.Н. Овсянико-Куликовского и Д.Н. Кудрявского, -а также систематизируется вклад в развитие потебнианской традиции, сделанный Ф.Ф. Фортунатовым, А.М. Пешковским, А. А. Шахматовым.
В работе Д. Н. Овсянико-Куликовского развиваются идеи А. А. Потебни о главенствующей роли предицирования как об основном процессе грамматического мышления: идея о возникнове-
1 См.: Потебня А.А. Язык и народность // Потебня А.А. Записки по теории
словесности. - Харьков, 1905. - С. 181.
2
См.: Потебня А.А. Мысль и язык. - 2-е изд. - Харьков, 1892. - С. 158.
нии атрибутивности из предикативности через ослабление форм предиката, идея о возможном опущении глагола при его обязательном присутствии в мысли при построении предложения (в Мороз! или Вот так мороз!). Так, указывается, что «предикативность далеко выходит за пределы глагола, распространяясь не только на причастия, но и на имена»1. В то же самое время, в отличие от
A.А. Потебни Д.Н. Овсянико-Куликовский усматривает решающее значение логики в формировании грамматического мышления, а также подчеркивает важную роль слова как единицы речи и единицы мысли. Д.Н. Кудрявцев, напротив, разделяет позицию А.А. Потеб-ни по вопросу соотношения грамматики и логики, считая их совпадение случайным. Он так же, как и А.А. Потебня, полагает единственным объектом научной грамматики связную речь (не слово), однако считает необходимым поиск форм выражения мысли в предложении, а не его [предложения] психологическое или логическое содержание. В своих работах Д.Н. Кудрявский полемизирует с
B. Вундтом по поводу взглядов последнего на сущность предложения, а именно, по вопросу признания им целостности предложения как целого сложного представления; Д.Н. Кудрявский полагает, что «в человеческой речи мысль всегда разлагается на части, которые поставлены в известные отношения друг к другу»2.
Ф.Ф. Фортунатов, разделяя воззрения Г. Пауля на процесс мышления при конструировании предложения, трактует его [предложение] через понятие соединения представлений как воспроизведений ощущений, как «представлений того или другого предмета мысли»3. Т.Н. Наумова отмечает близость взглядов Ф.Ф. Фортунатова и И.М. Сеченова в отношении структуры и природы представлений, представления И.М. Сеченова коррелируют с выдвинутыми А.А. Потебней понятиями «ближайшего» и «дальнейшего» значения слова, а также оказываются вполне соотносимы с «житейскими» и «научными» понятиями Л.С. Выготского. К основным постулатам и элементам концепции предложения, по Ф.Ф. Фортунатову,
1 См.: Овсянико-Куликовский Д.Н. Синтаксис русского языка. - 2-е изд. -
СПб., 1912. - С. 25.
2
См.: Кудрявский Д.Н. Введение в языкознание. - 2-е изд. - Юрьев, 1912. -
С. 22.
3
См.: Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение: Общий курс // Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды. - М., 1956. - Т. 1. - С. 116.
Т. Н. Наумова относит следующие: 1) признание двусоставности предложения; 2) разработку теории полных и неполных предложений как включающих и не включающих словесные представления предметов мысли; 3) признание того, что одно предложение может выражать разные психологические суждения, например в предложении NN приехал из Москвы могут выражаться два психологических суждения с возможными сказуемыми приехал из Москвы и из Москвы; 4) разработку теории словосочетания (в общем плане).
А.М. Пешковский, в отличие от Ф.Ф. Фортунатова и А.А. Потебни, полагал, что «синтаксис исследует строение языковой мысли, а психология и логика - соответственно, доязыковой и надъязыковой [мысли], и взаимоотношения между этими тремя науками должны сохраняться» (047, с. 108). В разных изданиях «Русского синтаксиса в научном освещении»1 А.М. Пешковский трансформирует свою идею синтаксиса предложения от психологического суждения к явлению, базирующемуся на языковых наблюдениях. В этом отношении А.М. Пешковский вслед за В. фон Гумбольдтом, А.А. Потебней, Д.Н. Овсянико-Куликовским, Ф.Ф. Фортунатовым развивает идею отождествления глагольности и сказуемости, которая впоследствии подверглась критике в публикациях С.И. Бернштейна и А.А. Шахматова.
Важный вклад А.М. Пешковского в изучение синтаксиса, по мнению Т.Н. Наумовой, состоит в: 1) введении специального раздела грамматики - интонационной грамматики, который призван наблюдать «расхождения между фразной интонацией и синтаксическими признаками»2; 2) определении характеристик устной диалогической речи, например эллиптичности; 3) постановке задач синтаксического эксперимента.
А. А. Шахматов выстраивает учение о синтаксисе, начиная с синтаксиса предложения, переходя к синтаксису словосочетания, частей речи, учению о грамматических формах, словообразовании и звуках. Понятие психологического суждения А.А. Шахматов заменяет понятием коммуникации как акта мышления, соединяющим
1 Речь идет о переизданиях монографии: Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - 1-е изд. - М., 1914. - 440 с. и последующих изданиях: 1928 (3-е), 1938 (6-е). - Прим. реф.
2
См.: Пешковский А.М. Интонация и грамматика // Пешковский А.М. Избранные труды. - М., 1959. - С. 181.
представления на основе предикативной связи, устанавливаемой усилием воли говорящего. Коммуникация при этом не равна предложению, ведь «коммуникация, получая начало за пределами внутренней речи, завершается в процессе внутренней речи, откуда уже переходит во внешнюю речь» (047, с. 121). Коммуникация выступает как часть процесса речевого мышления, а предложение - как единица речи, соответствующая единице психологического мышления: в этом состоит идея А.А. Шахматова о двучленности порождения речи. Так, «предложению Испуганная нами ворона взлетела на высокую липу соответствует коммуникация, субъектом которой является испуганная нами ворона, а предикатом - взлетела на высокую липу»1. Психологизм в синтаксической концепции А.А. Шахматова отличен от психологизма Г. Пауля и Ф.Ф. Фортунатова тем, что он статичен и проявляется в языке в его словесных выражениях как «системе психических окаменелостей-шаблонов» (047, с. 124), т.е. тех внешних знаках, в которых застыли психические процессы.
В главе четвертой «Синтаксическая концепция С.И. Берн-штейна» определяются основные постулаты разработанной ученым теории высказывания как «коммуникативной, реальной единицы речевого общения» (047, с. 130). Высказывание не связывается С. И. Бернштейном с особенностями языкового строения предложения: оно расчленяется на ряд единиц, называемых фразами, при этом «нет таких формально-грамматических признаков, которые определяли бы границы фразы и указывали на то, что она закончена» (047, с. 132). В силу этого и предикативность рассматривается С.И. Бернштейном не только с позиции логики или грамматики, но и как выражение психологических аспектов в синтаксисе. С. И. Бернштейн рассматривает также разные виды предикативности в высказывании (перспективу, или степень предикативности) -эксплицитную и имплицитную. Так, он пишет, что «имплицитную предикативность можно найти в любом подчинительном словосочетании, где главный и зависимый члены связаны отношением предикативности: Белая бумага лежит на столе. В этом предложении, кроме основной, эксплицитной предикативности, есть еще и имплицитная предикативность: Бумага - белая; бумага, которая
1 См.: Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. - Л., 1925. - С. 28.
лежит на столе, бела. Место, на котором лежит белая бумага, есть стол» (047, с. 141). Таким образом, разграничивается предикативность реальная и формальная, а грамматические способы выражения реальной предикативности могут быть формальными, позиционными, интонационными, а также выражаться их сочетаниями. Помимо описанных выше видов предикативности предлагается выделять предикативность интегрально-субъективную (отношение между фразой и говорящим лицом), интегрально-реальную (отношение между содержанием фразы и отраженным в ней отрезком действительности) и общеграмматическую (предикативность между субъектом и предикатом мысли).
В главе пятой «Л. С. Выготский и лингвистика XIX - начала XX вв.» рассматриваются взгляды Л.С. Выготского на слово в генетическом и функциональном планах. При анализе слова как единицы речевой деятельности и единицы мышления Л.С. Выготский исходил из того, что значение слова не постоянно, оно не есть некая психическая данность, поэтому значение изменяется как в процессе развития ребенка, так и при различных способах мышления. В качестве этапов развития связи между словом и его значением Л.С. Выготский приводит следующие: 1) «неоформленное синкретическое сцепление отдельных предметов», в результате которого происходит соединение субъективных образов предметов в единое целое; 2) «формирование мышления в комплексах», или обобщение связей предметов по самым различным фактическим, случайным, конкретным основаниям. Результатом такого процесса становится наглядно-образное обобщение, или псевдопонятие (например, у ребенка), которое отличается от понятия (например, у взрослого) тем, что «в понятии предметы обобщены по одному признаку, в комплексе - по самым разным»1; ученый обобщает различные виды и этапы данного процесса2. Следуя постулатам А.М. Пешковского и Г. Пауля, Л. С. Выготский развивает концепцию психологически ориентированного синтаксиса, ориентируясь на двухчленность высказывания, при которой в акте мышления происходит соединение объясняемого (психологический субъект) и объясняющего (психо-
1 См.: Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6 т. - М., 1982. - Т. 2: Проблемы общей психологии. - С. 140-147.
2
Подробнее эти положения изложены в: Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности. - М.: Наука, 1965. - 245 с.
логический предикат). Фраза Часы упали может иметь психологическим сказуемым упали (в этом случае грамматическое и психологическое членение фразы совпадает), но может иметь в качестве психологического сказуемого и часы (например, будучи ответом на вопрос: Что упало?)1. Л.С. Выготский исследует проявления предикативности в устной, письменной и внутренней речи и обнаруживает, что именно для внутренней речи она в наибольшей степени характерна. С психологической точки зрения внутренняя речь состоит из одних сказуемых, являясь «абсолютной предикативно-стью»2. В то же время, если для устной речи предикативность достаточно типична, для письменной речи она не характерна.
В главе шестой «Теория речевого общения в трудах М. М. Бахтина» Т. Н. Наумова показывает, как, выделив два основных направления в анализе языка, «индивидуалистический субъективизм» (вслед за В. фон Гумбольдтом, А.А. Потебней и Х. Штейнталем) и «абстрактный объективизм» (вслед за Ф. де Сос-сюром)3, М.М. Бахтин в большей степени развивает первое, рассматривая язык как одновременно деятельность и готовый продукт, а языковое творчество - как индивидуально-психологический феномен и осмысленную деятельность. Задача понимания, как указывает М.М. Бахтин, сводится к: 1) пониманию языковой формы и ее значения в конкретном контексте, а не к узнаванию самой формы; 2) пониманию не только самого языка, но и жизненного и идеологического опыта; 3) участию в социальном событии речевого взаимодействия, осуществляемым высказыванием. М.М. Бахтин определяет социальный характер высказывания как его важнейшую характеристику, которая проявляется в ориентированности на слушателя, в отражении социальных взаимоотношений говорящего и слушателя, а также «внесловесной ситуации, ближайшей и более
1 См.: Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6 т. - М., 1982. - Т. 2: Проблемы общей психологии. - С. 140-147; Выготский Л.С. Психология искусства. - 2-е изд. - М., 1968. - С. 189.
2
См.: Выготский Л. С. Мышление и речь // Выготский Л. С. Собрание сочинений в 6 т. - М., 1982. - Т. 2: Проблемы общей психологии. - С. 341.
3
См.: Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - 2-е изд. - М., 1963. -
С. 58.
широкой»1. Таким образом, речевое общение всегда связано с социальными актами неречевого характера. С внешней социальностью высказывания сопряжено и его внутреннее содержание, отражающее сложные взаимодействия языка и мышления (сознания). Сознание М.М. Бахтин рассматривает как феномен, имеющий социальный и знаковый характер, указывая, что «действительность внутренней психики - знаковая действительность, но бытие не просто отражено в знаке, но преломлено в нем; для индивидуального сознания значение прежде всего определяется в контексте ее [данной особи] жизни» (047, с. 204). Особое внимание Бахтин уделяет разграничению внешней и внутренней речи (вслед за Л. С. Выготским), определяя в качестве основных особенностей последней: 1) ее специфический характер, выражающийся в использовании особого кода, отличающегося от кода языкового; 2) целостность «тотальных импрессий», или «сгустков», «пучков мысли»2; 3) особую связь ее единиц, которая обеспечивается не законами грамматики или логики, а законами «диалогического нанизыва-ния»3 как в плане открытого диалога, так и в форме внутреннего диалога человека. В связи с этим невозможен продуктивный синтаксический анализ высказывания как оторванного от социальной ситуации общения и внесловесной ситуации в целом: необходим новый диалогический подход, который смог бы преодолеть ограниченность анализа изолированного монологического высказывания.
В заключении Т. Н. Наумова указывает, что интердисциплинарный союз языкознания с психологией «образовался вполне закономерно, поскольку лингвистику интересовала такая проблема, как 'язык и мышление', решение которой невозможно без обращения к смежным наукам - логике и психологии» (047, с. 220).
В работах Л.А. Фурс (048) и С.В. Виноградовой (046) развивается когнитивный подход к синтаксису как одно из наиболее ак-
1 Бахтин М. М., Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. - Л., 1929. - С. 88. Автор указывает, что данная работа, как и некоторые другие из изданных под именем ученика Бахтина Волошинова, принадлежат именно Бахтину. - Прим. реф.
Бахтин М. М., Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка: Основные
проблемы социологического метода в науке о языке. - Л., 1929. - С. 49.
3
См. в Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - 2-е изд. - М., 1963. - С. 359-360.
туальных современных направлений дальнейшего развития психологических концепций, исследующих возможности интерпретации мира в языке.
Глава Л.А. Фурс в коллективной монографии «Интерпретационное пространство синтаксиса» посвящена описанию когнитивных и интерпретационных оснований синтаксических факторов и механизмов. Интерпретация мира в языке, или вторичная интерпретация (по Н.Н. Болдыреву, Л.В. Бабиной1), рассматривается автором с учетом ряда критериев разграничения вторичных и первичных функций в сфере синтаксиса. К ним относятся: 1) наличие ментально-образного прототипа события (как прототипа события в виде схемы логически организованных отношений); 2) соблюдение принципа конгруэнтности как согласованности отношений на уровне онтологии говорящего, мира и языка; 3) однородность отношений по линии категориальных оснований (в плане оппозитив-ности, например, «активность / неактивность», «намеренность / ненамеренность», «личность / безличность» и др.); 4) независимость синтаксической структуры от дискурса.
Вторичная интерпретация при этом проявляется в: 1) трансформации исходного ментально-образного прототипа события, например в абсолютивных конструкциях типа Does he drive? «Он водит?»2 с опущенным объектом, на который направлено действие; 2) появлении неконгруэнтных синтаксических структур, например, при опущении непосредственного исполнителя действия в The letter was faxed in the morning «Письмо отправили по факсу вчера утром»; 3) появлении неоппозитивных отношений, когда происходят отклонения от единых оснований членения категории и пересечения классов, как, например, в предложении He could not catch his balance «Он не мог сдерживаться», где при метафоризации теряется характеристика «направленность действия одного объекта на другой» оппозиции «направленность / ненаправленность действия»; 4) действии «дискурсивной доминанты» (048, с. 333), которая
1 См. подробнее: Болдырев Н. Н., Бабина Л. В. Вторичная репрезентация как особый тип представления знаний в языке // Филол. науки. - М., 2001. - № 4. -С. 79-86; Болдырев Н.Н. Интерпретирующая функция языка // Вестн. Челяб. гос. ун-та. Философия. Искусствоведение. - Челябинск, 2011. - Вып. 60, № 33 (248). -С. 11-16. - Прим. реф.
2 Здесь и далее перевод референта. - Прим. реф.
обусловливает семантико-синтаксическую структуру предложения, например: His stick struck the ground less emphatically «Его трость постукивала о землю менее энергично», где семантическая роль инструмента представлена позицией синтаксического субъекта.
Вслед за Л. Талми1 автор рассматривает организующие факторы, которые обеспечивают формирование вторичной интерпретации мира. К ним Л. Талми относит факторы конститутивные и операционные. Далее автор подробно останавливается на конститутивных факторах, способствующих интерпретации мира в синтаксисе. Так, фактор конфигурации лежит в основе разнообразных модификаций, например, глагольно-актантной структуры. Фактор прототипа может быть решающим при выборе говорящим синтаксической конструкции. Фактор градуирования лежит в основании профилирования степени проявления признака, а фактор спецификации проявляется в расширении способов номинации различных деталей ситуации. Данные факторы могут активизироваться как в отдельности, так и в комплексе.
Л.А. Фурс изучает действие названных факторов на метаког-нитивном уровне применительно к анализу предложения и словосочетания.
Проявления метакогнитивного знания демонстрируются на примере исследования синтаксических средств представления каузации равновесия на прототипической основе. Так, хотя прототи-пическая каузативная конструкция представлена элементами «кау-затор», «акт каузации», «объект каузации», «результат каузации», определяются и непрототипические конструкции. К ним автор относит конструкции со смещенным фокусом агентивности, рефлексивные, фактитивные, инструментальные, неагентивные конструкции, а также конструкции с фокусом на потенциальную результативность. Каузация со смещенным фокусом агентивности проявляется, например, при смещении фокуса агентивности с результата на действие-причину этого результата: When Mrs. Watson released the rucksack, it felt better balanced, though no lighter «Когда миссис Уот-сон спустила с плеч рюкзак, он утрясся, но от этого легче не стал», так как здесь воздействие на объект (рюкзак) трансформируется в
1 См.: Talmy L. Relating language to other cognitive systems: An overview // Cognitive semantics. - Leiden, 2015. - Vol. 1, N 1. - P. 1-64.
принуждение его к самостоятельному выполнению действия и изменение своего состояния. Каузативная схема меняется на «агенс как каузатор нового состояния у объекта - действие, приводящее к новому состоянию - объект каузации - результат каузации» (048, с. 340). Фактитивная каузация проявляется в тех случаях, когда синтаксическая конструкция репрезентирует только объект каузации и результат, например, в одноактантной конструкции Sentences became balanced «Предложения стали более содержательными», которая может быть трансформирована в прототипическую каузативную конструкцию We made sentences balanced «Мы переформулировали предложения». Каузация с фокусом на потенциальную результативность проявляется в тех случаях, когда каузация профилируется деонтическим маркером, выраженным, например, модальным глаголом: We need to balance our budget «Нам необходимо пересмотреть наш бюджет».
Применительно к словосочетанию метакогнитивное знание демонстрируется в аспекте «метапамяти» как «способности человека к рефлексии и ее мониторингу» (048, с. 345). Л. А. Фурс, вслед за Дж. Флавеллом1, разграничивает два компонента метапамяти: 1) декларативное знание, или знание «что»; 2) процедурное знание, или знание «как». Они участвуют в удерживании в памяти содержания и контекстов его применения и отбора и выдвижения релевантной информации. Например, реализация функций метапамяти в The overall mood was decidedly «up» «Общее настроение было на высоте» обеспечивается активизацией опытного знания о вместимости содержимого в пределах пространства (в прилагательном overall «общее») и конструированием оценочного смысла на основе принципов ассоциации и аналогии (в сочетании прилагательного с существительным mood «настроение»).
Автор заключает, что перечисленные факторы, типы когнитивных процессов и типы знания формируют когнитивную основу интерпретации мира в синтаксисе.
В статье «Когнитивное варьирование при конструировании сложного предложения» С.Г. Виноградова (046) рассматривает возможности конфигурации знаний о мире и о себе как его части,
1 Cm.: Flavell J.H. Metacognition and cognitive monitoring: A new era of cognitive developmental inquiry // Amer. psychologist. - Illinois, 1979. - Vol. 34. - P. 906911.
которые лежат в основе распределения информации в сложном предложении. В основе возможных конфигураций знаний лежат принципы апперцепции и иконичности, рассмотренные в работах А.А. Потебни, Дж. Миллера, Р.О. Якобсона1.
Сложное предложение представлено в статье как «специфический формат языкового знания, включающий сведения о категориях языковых средств, о когнитивных схемах и механизмах конструирования сложного предложения, активируемых или конфигурируемых человеком в ходе коммуникации с целью передачи информации о гиперсобытии» (046, с. 20). В качестве показателей когнитивного варьирования выступают: 1) характер развития информации; 2) когнитивная схема конструирования данного / нового; 3) представленность концептов относительно доступности референтов; 4) когнитивные механизмы передачи данного / нового; 5) характер связи компонентов; 6) разновидности интерпретирующей функции языка; 7) роль концептуально-тематических областей.
На материале двухсобытийных сложных предложений современного английского языка автор демонстрирует различные схемы концептуализации событий с учетом их связей, таких как причинная, условная, корректирующая, уточняющая, предупредительная и др. Так, причинные отношения двух событий могут реа-лизовываться на языковом уровне бессоюзием или союзами or «иначе» или for «поэтому»: It was not yet daylight; for the candle was still burning «Еще не было светло, поэтому свеча все горела». Корректирующие отношения событий реализуются, например, с помощью сложных предложений с присоединенными придаточными, как в предложении Tell them to send me to hospital; anyway I shan't be able to keep up «Скажи им, чтобы меня отправили в больницу, в любом случае я уже не встану на ноги». Предупредительные отношения обнаруживаются, например, в предложениях с паратактической структурой, завершающая часть которых содержит глаголы, передающие ментальные процессы, возможно, в сочетании с модальными глаголами и местоимением второго лица you «ты», вы), например: We were so excited to meet you can imagine «Было здорово встретиться, можешь [можно] себе представить».
1 См.: Потебня А.А. Мысль и язык. - Киев, 1993. - 192 с.; Миллер Дж. Образы и модели, уподобления и метафоры / Пер. с англ. // Теория метафоры. - М., 1990. - С. 236-283; Jakobson R. Implications of language universals for linguistics // Universals of language. - Cambridge (Mass.), 1966. - P. 263-278.
С. Г. Виноградова отмечает, что все перечисленные (и некоторые другие) типы отношений событий в структуре синтаксического целого объединяет характер развития информации от нового к данному, или от неактивных концептов к активным. При этом осуществляющие этот переход механизмы могут различаться. Автор приводит примеры реализации механизмов концептуального свертывания, логического следования, конкретизации, генерализации, вероятностного прогнозирования, сравнения, перспективиза-ции и др. Так, механизм конкретизации реализуется в His heart began to make a terrible noise, or so it seemed to him «В сердце начались какие-то шумы, или, по меньшей мере, ему они почудились». Механизм перспективизации отмечается при поступательном развертывании содержания компонентов события, например: It was in May 1977 that a Boeing 707/300freighter... crashed during an approach to land in Lusaka, Zambia «В мае 1977 года грузовой самолет Боинг 707/300 потерпел аварию при приземлении в Лусаке, в Замбии».
Таким образом, заключает автор, конструирование сложного предложения сопровождается когнитивным варьированием, ограниченным определенным набором показателей.
В целом, рассмотренные психологические и когнитивные концепции предложения демонстрируют значительное сходство, так как в их основании находятся не положения логики, нацеленные на поиск формальных отношений компонентов синтаксических структур, а положения теории познания и интерпретации мира в языке.
ЛЕКСИКОЛОГИЯ. ЛЕКСИКОГРАФИЯ. ФРАЗЕОЛОГИЯ. ОНОМАСТИКА
2018.03.049. НИКОЛАШВИЛИ М.Н. КРАСНЫЙ КАМЕНЬ В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА. - М.: Изд-во «Спутник», 2017. - 111 с.
Ключевые слова: семантика; лексикология; терминология; культурология.
Монография состоит из введения, трех глав (глава 1 «Красота внешних признаков минералов в лингвистическом аспекте», глава 2
