CC BY
162
Обидина Л. Б. Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении
ОТРЯСЯЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ нячки И ПРЯКТИКИ
УДК 343.164.5
Обидина Людмила Борисовна Obidina Lyudmila Borisovna
кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и процесса Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского (603950, Нижний Новгород, пр. Гагарина, 23)
candidate of sciences (law), associate professor of department criminal law and criminal procedure Lobachevsky state university of Nizhny Novgorod (23 Gagarina av., Nizhny Novgorod, 603950)
E-mail: [email protected]
Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении Interpreter participation in the verification of a crime report
В статье рассматриваются вопросы участия переводчика на этапе проверки сообщения о преступлении. Анализируются его правовое положение, порядок его вызова и механизм проверки компетентности, а также доказательственное значение материалов, полученных с его участием.
Ключевые слова: статус судебного переводчика, проверка сообщения о преступлении, органы предварительного расследования.
The article deals with interpreter participation at the stage of crime report verification. Analysis is presented of the interpreter legal status, procedures of his/her calling, the method of skills verification, and the evidential significance of materials obtained with his/her participation.
Keywords: court interpreter status, crime report verification, preliminary investigation authorities.
Об участии переводчика в уголовном судопроизводстве за последние десять лет написано немало научных трудов, в которых исследуется правовое положение переводчика на стадиях досудебного и судебного производства, высказываются предложения о совершенствовании его статуса, анализируются проблемы правоприменительной практики, связанные с переводом в уголовном деле и т. п. Однако, несмотря на весьма обширную характеристику различных аспектов участия переводчика в уголовном судопроизводстве, некоторые из них не получили должного внимания исследователей, а другие приобрели актуальность в связи с важными изменениями и дополнениями, внесенными в УПК РФ федеральными законами от 4 марта и 28 декабря 2013 года. Речь идет, в частности, о расширении прав потерпевших от преступления лиц, об укреплении гарантий прав несовершеннолетних участников процесса, об увеличении полномочий органов предварительного расследования на этапе проверки сообщения о преступлении и т. п. Напрямую эти новеллы не связаны с фигурой переводчика, но в том-то и дело, что любые изменения в статусе одних субъектов уголовно-процессуальных
правоотношений неизбежно влекут нарушения равенства и сбалансированности интересов других.
На некоторых актуальных вопросах, требующих нового осмысления, хотелось бы остановиться. Один из них — участие переводчика на этапе проверки сообщения о преступлении, то есть на этапе, предшествующем возбуждению уголовного дела.
Новые положения статьи 144 УПК РФ не только легализовали давно сложившуюся практику правоприменения по получению объяснений до возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 144 УПК РФ), но и фактически уравняли эти объяснения с доказательствами (ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ). Опытные практики-криминалисты достоверно знают, каково значение грамотного закрепления следов преступления с первых часов и минут его обнаружения, в том числе информации, полученной от заявителей и очевидцев. Нередко весь дальнейший ход расследования и судьбы людей, вовлекаемых в это дело, зависят напрямую от того, насколько качественно или некачественно собраны и процессуально оформлены сведения об обстоятельствах, имеющих отношение к преступле-
152
Юридическая наука и практика
ОТРЯСЛЕЙЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ НЯЧКИ И ПРЯКТИКИ
нию, в первые двое-трое суток после его совершения.
Следует отметить, что Нижегородский регион является весьма привлекательным для мигрантов и лиц, временно приезжающих в Россию на заработки из стран ближнего зарубежья (по данным Нижегородстата, в 2014 г. в Нижегородскую область прибыли 31 754 человека) [1]. В ряде вузов города Нижнего Новгорода: Архитектурно-строительной академии, Медицинской академии, ННГУ им. Н.И. Лобачевского и других — обучаются сотни студентов из стран Азии и Африки, а, по статистике УФМС, на территории нашей области постоянно проживают в значительном количестве не только граждане Армении, Азербайджана, Узбекистана, Молдовы, Грузии и других бывших союзных республик, но и граждане Израиля, Греции, США, Германии, Италии и многих других стран мира.
Понятно, что в таких условиях возрастает роль перевода как вида языкового посредничества в обществе, в том числе между субъектами процессуальных правоотношений, не владеющими общим языком коммуникации. На этапе проверки сообщения о преступлении закон позволяет сегодня производить не только осмотр места происшествия, но и иные виды осмотра и освидетельствование, а также получать объяснения, образцы для сравнительного исследования, назначать судебную экспертизу и т. д. (ч. 1 ст. 144 УПК РФ). При участии в таких проверочных действиях лиц, не владеющих или недостаточно владеющих языком, на котором ведется судопроизводство, из-за языкового барьера ими не всегда может быть правильно оценено поведение должностных лиц, осуществляющих проверку, смысл и законность принятых решений. В свою очередь дознаватель или следователь могут неверно воспринять информацию, передаваемую такими лицами [2, с. 652].
Далее в цитируемой статье правильно обращено внимание на то, что положения статьи 18 УПК РФ «Язык уголовного судопроизводства» распространяются только на «производство по уголовному делу», что вытекает из части 2 этой нормы, и не охватывают всю сферу уголовного процесса. Иными словами, буквальное толкование закона не позволяет распространить действие этих предписаний на стадию возбуждения уголовного дела, то есть когда производство по уголовному делу еще не начато. Между тем на этом этапе может производиться значительный круг процессуальных и непроцессуальных действий, в том числе направленных на получение доказательств или сведений, которые таковыми
станут после принятия решения о возбуждении уголовного дела.
В этом случае возникает вопрос о статусе лица, вызванного органом дознания (дознавателем), следователем для оказания помощи лицам, не владеющим русским языком: является ли он переводчиком по смыслу статьи 59 УПК РФ. И самый важный в этой ситуации вопрос: должен ли переводчик предупреждаться об уголовной ответственности за заведомо неправильный перевод и разглашение данных предварительного расследования, если он осуществляет перевод на этапе, когда еще нет решения о возбуждении уголовного дела, в частности, при получении объяснений?
Приведем пример из практики Управления по международным делам государственного университета им. Н.И. Лобачевского, сотрудники которого нередко выступают в роли переводчиков, когда участниками правонарушений становятся прибывшие в ННГУ иностранные гости или обучающиеся иностранные студенты.
Представитель ННГУ был вызван в УВД Нижегородского района для участия в первоначальных следственных действиях по факту ограбления двух итальянских студентов, обучающихся в университете. Общение между сотрудником Управления по международным делам и студентами происходило на смешанном итальяно-английском языке. При этом никаких вопросов о том, владеет ли и какими именно иностранными языками, а также чем может подтвердить уровень своей квалификации, представителю университета задано не было, а из имеющихся документов был проверен только паспорт. Между тем названный сотрудник — по образованию действительно переводчик английского и немецкого языков, итальянский язык изучал самостоятельно и в ходе опросов студентов-потерпевших испытывал определенные затруднения в переводе, тогда как студенты-итальянцы, в свою очередь, не настолько хорошо знали английский, чтобы свободно изъясняться на нем [3, с. 187].
Приведенный случай из практики показывает, что на этапе первоначального контакта дознавателя (следователя) с заявителем (пострадавшим) непосредственно после совершения преступления в роли переводчика может выступать практически любое лицо — знакомый или родственник, сослуживец и т. п.
Возникает вопрос о доказательственном значении сведений, полученных в ходе проверки сообщения о преступлении с участием такого переводчика. Точно также вызывает сомнение
Вестник Нижегородской академии МВД России, 2015, № 4 (32)
153
Обидина Л. Б. Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении
Обидина Л. Б. Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении
ОТРЯСЯЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ нячки И ПРЯКТИКИ
доказательственное значение этих сведений, полученных от лиц, недостаточно владеющих языком судопроизводства — русским или государственным языком республики в составе Российской Федерации, — когда эти сведения были получены от них в отсутствии переводчика.
В данной ситуации мы сталкиваемся с другой проблемой: кто и какдолжен (и может!) оценить степень владения (невладения) языком судопроизводства. Об этом много написано в науч-ныхтрудах, авторы которых дружно подвергают критическому анализу содержащиеся в тексте статьи 18 УПК РФ такие оценочные понятия, как «невладеющие или недостаточно владеющие языком» [4, с. 15—19]. Так, Г.Я. Имамутдино-ва предложила заменить данное словосочетание на выражение «несвободно владеющий языком, на котором ведется судопроизводство по уголовному делу» [5, с. 11]. Не уклоняясь в интересный разговор о терминологии, обозначающей степень владения языком, вернемся к вопросу о статусе переводчика на этапе доследственной проверки.
Как известно, этот этап может длиться в случаях, предусмотренных законом, до 30 суток. Исходя из новеллы части 1.1 статьи 144 УПК РФ лица, участвующие при производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, имеют определенные права, в том числе они вправе пользоваться услугами адвоката. Потребность в услугах переводчика объективно может возникнуть у этого адвоката, поскольку к нему может обратиться за юридической помощью любое из участвующих лиц: заявитель, лицо, написавшее явку с повинной; пострадавший от преступления, который пока еще не признан потерпевшим; очевидец, который еще не обрел статуса свидетеля. Адвокат, в свою очередь, вправе производить опрос лиц с их согласия и документировать полученную таким образом информацию. При этом он также вправе сам пригласить переводчика из любой переводческой организации либо иное лицо, владеющее языком общения с его клиентом. Таким лицом могут быть член семьи обратившегося за юридической помощью лица, преподаватель лингвистического вуза и т. д.
Будут ли иметь доказательственное значение материалы, собранные адвокатом в интересах своего клиента, содержащие перевод на русский язык с иного языка? Примет ли эти материалы орган расследования (суд) без проверки правильности перевода? Возможно, нотариально заверенные материалы перевода будут
внушать доверие суду, исходя из общепринятой практики, а если адвокат произвел опрос лица с участием переводчика, но без нотариуса? Однозначного ответа нет.
Проверка сообщения о преступлении не всегда завершается решением о возбуждении уголовного дела, — это может быть также постановление об отказе в возбуждении дела. В свою очередь данное решение может быть обжаловано и отменено уполномоченными на это прокурором или судом (ст. 148 УПК РФ). Иногда материалов так называемой доследственной проверки образуется довольно много; они, в случае обжалования, являются предметом внимательного рассмотрения прокурора, руководителя следственного органа либо судьи. Будет ли при этом у проверяющего должностного лица доверие к тем материалам перевода, которые получены с участием переводчика, привлеченного не следователем (дознавателем), а адвокатом или иным участником доследственной проверки?
Например, как в случае загадочной смерти студента из США, найденного мертвым в своей комнате в общежитии одного из вузов Нижнего Новгорода некоторое время назад. Прибывшие из-за океана родители погибшего, не владеющие русским языком, контактировали с сотрудниками правоохранительных органов только с помощью переводчиков английского языка. Проверка заняла длительное время. Производились осмотры, опросы многих лиц, в первую очередь иностранных студентов, проживавших в одном общежитии с умершим и обучавшихся с ним. Назначались и проводились экспертные исследования. События преступления выявлены не были, и в возбуждении уголовного дела было отказано.
Родители студента, не будучи де-юре потерпевшими, никаким определенным статусом не обладали, разве что общегражданским статусом близких родственников. Соответственно никаких процессуальных прав в ходе проверки факта гибели их сына у них не было, даже права обжаловать решение об отказе в возбуждении дела, которое предоставлено только заявителю [6, с. 13]. Любые контакты с нашей правовой системой для них были затруднены из-за языкового барьера. В качестве переводчиков привлекались разные лица, — как сотрудники вуза, так и переводчики из частной переводческой организации. Из неофициальных источников автору известно, с каким чувством недоверия к результатам проведенной проверки американцы покидали нашу страну.
154
Юридическая наука и практика
ОТРЯСЛЕЙЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ НЯЧКИ И ПРЯКТИКИ
По нашему мнению, в УПК РФ необходимо конкретизировать лица, участвующие в проверке сообщения о преступлении, тем самым определить более четко их права и обязанности. Положение части 1.2 статьи 144 УПК РФ о том, что лицам, участвующим в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, разъясняются их права и обязанности, предусмотренные настоящим Кодексом, звучит абсолютно декларативно, так как непонятен статус этих лиц: чьи права и чьи обязанности им должен разъяснять дознаватель (следователь). Имеются кое-какие положения, определяющие права и обязанности только одного заявителя (ст. 141 УПК РФ), однако перечень их практически сводится к обязанностям, определяющим требования по форме заявления, и ответственности за заведомо ложный донос, которая разъясняется заявителю. Из прав презюмируется разве что право на обращение с заявлением о преступлении.
Если же исходить из совокупности конституционных прав человека и гражданина в РФ, то заявитель имеет первоочередное право подать заявление о преступлении на родном языке либо на ином выбранном им языке общения (ст. 26 Конституции РФ), имеет право на ознакомление с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы (ст. 24 Конституции РФ), а в статье 62 Основного закона говорится о том, что иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в России правами наравне с гражданами России. При этом важно, где и как выбрать переводчика для участия в судопроизводстве, особенно если иметь в виду специфику юридического перевода с углублением в уголовно-правовую терминологию. Сложность юридического перевода заключается в том, что он изобилует большим объемом терминов, ононимичных общеупотребительным словам, но принципиально отличающихся по своей семантике. При переводе важно, чтобы каждый используемый термин на языке перевода по своим морфосинтаксическим и лексико-семантическим характеристикам соответствовал контексту и был адекватен конкретной речевой ситуации. Абстрактность, отвлеченность некоторых юридических понятий и категорий могут повлечь их неоднозначный перевод.
Между тем в доказывании происходит преобразование текстовых фактов в юридические факты, о чем писал в одной из своих работ А.А. Александров: «В ходедоказывания... факты реальной действительности вначале пре-
вращаются в знаки, а потом включаются в систему аргументации, связанную с идеологией и риторикой. Двойной процесс, составляющий такого рода трансформацию, по своей природе един. Это деконструкция (курсив автора) реальности в судоговорении. Деконструкция значит не отражение, а препарирование действительности в языке; направленное преобразование. Помимо деконструкции естественным языком, в правовой сфере деконструирование катализируется юридическим языком» [7, с. 466—467]. Приведенные слова, по нашему мнению, подтверждают значимость и сложность доказательственного значения юридического перевода, что усиливает необходимость более тщательного отбора лиц, привлекаемых для судебного перевода.
И здесь встает проблема, которую пока что не в состоянии решить все вместе взятые научные труды: механизм проверки компетентности переводчика. Статья 169 УПК РФ предписывает, что следователь перед началом следственного действия удостоверяется в компетентности переводчика, однако каким образом это происходит, закон не разъясняет.
Изучение практики показывает, что в лучшем случае производится удостоверение личности переводчика, но не его компетентности. Так происходило во всех известных нам случаях привлечения сотрудников Управления по международным делам ННГУ, лишь иногда должностные лица правоохранительных структур просили предъявить паспорт. Также происходит в случаях, когда в качестве переводчика неоднократно привлекается одно и то же лицо, уже знакомое дознавателям и следователям как переводчик. Как правило, участвующий на предварительном расследовании переводчик вызывается в качестве такового и в суд, и судьи ограничиваются лишь проверкой его личности. У них уже не возникает сомнений в компетентности данного специалиста, так как предполагается, что эта компетентность ранее была проверена.
Сказанное еще раз подтверждает то обстоятельство, что возложение на следователя и судью обязанности проверять компетентность переводчика лишено смысла и в реальности невыполнимо.
В связи с этим в литературе были высказаны различные предложения. Одно из самых, на наш взгляд, абсурдных звучит следующим образом: предлагается допросить лицо, являющееся кандидатом в переводчики, в качестве свидетеля в целях установления его личности,
Вестник Нижегородской академии МВД России, 2015, № 4 (32)
155
Обидина Л. Б. Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении
Обидина Л. Б. Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении
ОТРЯСЯЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ нячки И ПРЯКТИКИ
компетентности, отсутствия обстоятельств для отвода. Оставим его без комментария.
По мнению А.В. Винникова, гарантией участия компетентного переводчика будет являться сотрудничество судов и правоохранительных органов с крупными коммерческими судебнопереводческими организациями [8]. Аргументируя свою позицию, автор считает нецелесообразным создание государственных моделей организаций переводчиков [9].
Между тем другие авторы отстаивают необходимость введения в России института присяжных (судебных) переводчиков, приводя в пример практику других государств [10, с. 55— 56; 11, с. 5—6]. Предполагается, что присяжный (судебный) переводчик после успешной сдачи квалификационного экзамена включается в реестр Министерства юстиции, принимает присягу, получает свидетельство, в котором указаны языки, с которых он может осуществлять перевод.
Такая или подобная практика действует во многих странах дальнего зарубежья, однако что касается стран — бывших союзных республик СССР, лишь в двух из них — в Латвии и Эстонии. В Эстонии в 2001 году принят закон о присяжном переводчике, в соответствии с положениями которого экзамен присяжного переводчика состоит из трех частей: теста на знание основ права, проверки лингвистических знаний и беседы на профпригодность — а результат экзамена действителен в течение пяти лет. Министр юстиции Эстонии назначает лицо, успешно сдавшее экзамен, на должность присяжного переводчика. Надзор за служебной деятельностью присяжных переводчиков также осуществляют органы юстиции. У присяжного переводчика имеются профессиональное удостоверение, официальная печать, а на сайте Министерства юстиции публикуются имя, адрес бюро, время приема и контактные данные переводчика.
Похожая система учета лиц, имеющих право выступать в суде в качестве переводчика, давно сложилась в странах, традиционно созданных мигрантами, таких как Австралия, США. Европа следует их примеру. Так, в Германии имеются составленные органами юстиции списки переводчиков, по которым служащие полиции и судебной канцелярии производят вызов переводчика для участия его как на этапе полицейского расследования, так и в суде. Опыт Германии автору особенно интересен и знаком в связи с неоднократными научными стажировками в этой стране и возможностью лично ознакомиться с особенностями судебной системы
ФРГ. Поэтому хотелось бы отметить внимание немецких законодателей к рассматриваемой проблеме: за последние несколько лет внесены некоторые изменения, касающиеся принципа языка судопроизводства и статуса переводчика в суде.
Аналогично статье 18 УПК РФ § 184 Закона о судоустройстве (Gerichtsverfassungsgesetz) [12] предусматривает немецкий язык в качестве языка судопроизводства. Однако в новейшей редакции эта норма предусматривает также право сорбов использовать сорбский язык в суде в местах проживания сорбского населения. Сорбы — это православная славянская народность, исторически проживающая в Саксонии, на юго-востоке Германии, сохранившая свою самобытность.
Еще одно изменение, заслуживающее, на наш взгляд, внимания, касается права глухонемых участников уголовного процесса на помощь сурдопереводчика. Прежде всего, законодатель усовершенствовал терминологию и заменил слова «глухие, немые» (taub, stumm) на более корректное выражение «лица с недостатками слуха или речи» (Hor- und Sprachbehinderten Person), что нашло отражение в нескольких нормах. Кроме того, принята новая норма — § 186.1 Закона о судоустройстве, предусматривающая право этих лиц использовать помощь сурдопереводчика, а также право на выбор способа общения — устного, письменного или с использованием доступных им технических средств.
Нельзя не отметить еще одну новеллу в этом же Законе — § 191а, предусматривающий право слепых и слабовидящих лиц требовать предоставления им судебных документов в доступной для них форме и в той мере, в какой это необходимо для реализации прав этих лиц в процессе.
Возвращаясь к положениям УПК РФ в контексте поставленной задачи, можно сделать следующие выводы.
Для совершенствования статуса переводчика как участника уголовного судопроизводства требуется, в первую очередь, редакция статьи 18 УПК РФ. Прежде всего, следует поддержать много раз звучавшие предложения об исключении из части 2 этой статьи слов «производство по уголовному делу». Вместо них можно использовать выражение «на всех этапах уголовного судопроизводства» или просто «уголовное судопроизводство», что позволит конкретизировать статус переводчика, равно как и других лиц, на этапе, предшествующим возбуждению уголовного дела.
156
Юридическая наука и практика
ОТРЯСЛЕЙЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ НЯЧКИ И ПРЯКТИКИ
Далее, по нашему мнению, в статье 18 УПК РФ необходимо добавить указание на право участников уголовного судопроизводства пользоваться помощью сурдопереводчика, а также право слепых или слабовидящих участников использовать доступные им технические средства в случае необходимости вручения им копий письменных процессуальных документов. Здесь же стоит указать на обязанность органов судопроизводства предоставить данным лицам имеющиеся технические средства или специалиста. Важно отметить, что Пленум Верховного Суда РФ обратил внимание на этот пробел, указав в своем недавнем постановлении, что «в целях создания необходимых условий для реализации такими лицами процессуальных прав и при наличии оснований суду следует обсуждать вопрос о необходимости привлечения к участию в деле соответствующих специалистов (владеющих навыками сурдоперевода, применения системы Брайля и т. п.)» [13, п. 15].
Одновременно в Законе следует конкретизировать права таких участников проверки сообщения о преступлении, как заявитель, очевидец, адвокат, в том числе предусмотреть их право пользоваться помощью переводчика (сурдопереводчика), что позволит усовершенствовать процессуальное положение и самого переводчика.
Доказательственное значение сведений, собранных на этапе до возбуждения уголовного дела с участием переводчика (сурдопереводчика), будет проверяться и оцениваться по общим правилам оценки доказательств (ст. 17, 75, 88 УПК РФ).
Что касается проблемы проверки компетентности переводчика и правильности перевода, то этот вопрос выходит за рамки уголовно-процессуального законодательства и должен быть решен путем принятия на федеральном уровне нормативного акта о статусе судебного переводчика.
Примечания
1. Нижегородские новости. 2015. 11 марта.
2. Обидин Е.А. Проблемные вопросы допуска переводчика к участию в деле // Инновации в государстве и праве России: материалы международной научно-практической конференции. Н. Новгород, 2008.
3. Обидин Е.А. Переводчик в суде первой инстанции (по материалам практики рассмотрения уголовных дел судами Нижегородской области) // «Черные дыры» в Российском Законодательстве. 2009. № 1.
4. Марфицин П.Г., Безруков С.С. Относительная определенность вуголовно-процессуальном праве и пределы усмотрения следователя. Омск, 2001.
5. Имамутдинова Г.Я. Актуальные вопросы участия переводчика в уголовном процессе России: ав-тореф. дис. ... канд. юрид. наук. Челябинск, 2011.
6. Марфицин П.Г. Внесены изменения в Уголовнопроцессуальный закон: оправдаются ли надежды потерпевших? // Российский следователь. 2014. № 10.
7. Александров А.С. Техники доказывания в русском уголовно-процессуальном дискурсе // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование. Н. Новгород. 2001. Т.
2.
8. Винников А.В. Судебный перевод и судебно-переводческие организации // Российский юридический журнал. 2012. № 2.
9. ВинниковА.В. Мифы о «присяжных переводчиках», или снова о вреде низкопоклонства перед Западом // Право и жизнь. 2012. № 170.
10. Ларин А.А. Институт присяжных переводчиков: зарубежный опыт и перспективы введения в России // Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода: сборник научных статей. Н. Новгород, 2011. Вып. 2.
11. Гуревич Л.О. Искусство перевода — национальное достояние // Мир перевода. Журнал Союза переводчиков России. 2015. № 1 (33).
12. Strafprozessordnung. Gerichtsverfassungsgesetz, Nebengesetze und erganzende Bestimmungen. Erlautert von Dr. Lutz Meyer-Gossner, Dr. Bertram Schmitt.56.,neu bearbeitete Auflage // Verlag C.H. Beck MQnchen. 2013.
13. О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 г. № 29.
Notes
1. Nizhegorodskiye novosty. March 11. 2015.
2. Obidin E.A. Problematic issues on interpreters admission to participation in the case // Innovations in the state and Legislation of Russia: materials of the international scientific and practical conference. Nizhny Novgorod, 2008.
3. Obidin E.A. The Interpreter at the first instance court (on the basis of Nyzhniy Novgorod Region courts criminal case examination practice) // «Black holes» of the Russian Legislation. 2009. № 1.
4. Marfitsin PG., Bezrukov S.S. Relative legal certainty in criminal procedure law and investigator's margin of appriciation. Omsk, 2001.
5. Imamutdinova G.Y. Topical issues of interpreter participation in russia criminal proceedings: author's abstract... candidate of legal sciences. Chelyabinsk, 2011.
6. Marfitsin PG. The changes to a Criminal-procedure law have been introduced: Will expectations of complainants be met? // Russian inverstigator. 2014. № 10.
7. Alexandrov A.S. Methods of evidence in russian criminal procedure discourse: Lawmaking methods in
Вестник Нижегородской академии МВД России, 2015, № 4 (32)
157
Обидина Л. Б. Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении
Обидина Л. Б. Участие переводчика в проверке сообщения о преступлении
ОТРЯСЯЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ нячки И ПРЯКТИКИ
modern Russia: condition, issues, improvement. Nizhny Novgorod, 2001. Vol. 2.
8. Vinnikov A.V. Translation in court and forensic/trans-lation organizations // Russian law journal. 2012. № 2.
9. Vinnikov A.V. Myths about «Jury Translators», or again about horm of servility before the West // Legislation and life. 2012. № 170.
10. Larin A.A. Court translators and interpreters institute: foreign experience and opportunities of implementation in Russia // Topical issues of translation and practice of translation. Nizhny Novgorod. 2011. Vol. 2.
11. Gurevich L.O. The Art of translation is a national endow // Translation world. Russian Union of Translators Magazine. 2015. № 1 (33).
12. The Criminal procedure code. Judicature Act, special legal acts and additional regulations. Explained (commented) by Dr. Lutz Meyer-Gossner, Dr. Bertram. 56, Revised edition // Verlag C.H.Beck Munich. 2013.
13. On practice of application by courts of the legislation, ensuring right to judicial protection in criminal judicial proceedings: resolution of Plenum of Supreme Court of the Russian Federation. № 29 dated June 30, 2015.
158
Юридическая наука и практика
