CC BY
103
Уголовно-процессуальная деятельность
Ю. В. Астафьев
УЧАСТИЕ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНЫХ ОРГАНОВ В РАССЛЕДОВАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ: ЗАБЫТЫЙ ОПЫТ ПРОШЛОГО
Рассматриваются вопросы сотрудничества полиции с органами расследования при производстве предварительного следствия. Дается исторический анализ деятельности полиции по участию в расследовании на основе Устава уголовного судопроизводства 1864 г. Приводится сравнительный анализ с действующим законодательством. Рассматриваются недостатки УПК РФ в части использования результатов оперативнорозыскной деятельности. Высказаны предложения по изменению законодательства.
К л ю ч е в ы е с л о в а: расследование, оперативно-розыскная деятельность, возбуждение уголовного дела, полиция, дознание, розыск.
The article presents the questions of cooperation of police with investigative bodies on preliminary investigation. The author gives the historical analysis of police activities on participation in crime investigation according to the Statute of criminal procedure of 1864 in comparison with the current legislation. The article is concerned with the imperfections of the Criminal Procedural Code germane to the usage of results of operational and search activity. In conclusion some changes in legislation are proposed.
K e y w o r d s: investigation, operational and search activity, institution of criminal proceeding, police, inquiry, detection.
Расследование любого уголовного дела - это всегда сложный процесс, с многообразием составляющих его элементов. Он не может быть реализован в полном объеме без использования всего арсенала правовых средств различного характера. Нельзя представить себе деятельность следователя в изоляции от оперативно-розыскных мероприятий, психологических рекомендаций и установок, криминалистических методик.
Вместе с тем ценность и значимость именно следственной деятельности состоит в том, что только она является в российском уголовном процессе единственным способом получения доказательств, служит гарантией их допустимости, создает условия для перспектив использования информации в обосновании процессуальных выводов по уголовному делу.
Такая модель уголовного процесса сложилась в России не сразу. Исторически первыми органами, осуществляющими расследование, были органы сыска. Даже орган, ведавший этими вопросами, носил специфическое наименование - розыскная изба, а позднее - розыскной приказ. На смену им приходят Преображенский приказ, канцелярия тайных розыскных дел, а в более поздний период - полиция. Однако потребность в узкоспециализированной деятельности по расследованию преступлений постепенно приводит к появлению чиновников юстиции, задача которых состояла в специфическом исследовании обстоятельств совершенного преступления по определенным правилам и в определенных формах, создании гарантий законности установления истинных обстоятельств дела. С 1860 г. на арену борьбы с преступностью вступает процессуальная фигура следователя, действующего в тесной связи с органами полиции, однако выполняющего свои функции в значительной степени автономно.
© Астафьев Ю. В., 2014
180
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
Ю. В. Астафьев
Такое положение четко обосновывал Устав уголовного судопроизводства 1864 г.1 (далее - УУС). Его характерной особенностью применительно к процессу расследования преступлений было четкое определение границ между следственной и дознавательно-розыскной деятельностью (раздел 2 книги 2 УУС). Знаковым было выделение специальных институтов: «Участие полиции в производстве предварительного следствия» (ст. 250-261 УУС), «Об ответственности полицейских чинов... по следственным делам» (ст. 483-487 УУС), а также специальной части раздела 4 УУС, регулирующей вопросы организации расследования отдельных категорий дел, возникновению которых предшествовали розыскные действия уполномоченных должностных лиц в сфере административного управления (таможня, лесное хозяйство, здравоохранение и др.).
Роль следователя как единственного процессуального участника, проводящего расследование в его формализованных условиях, оставалась во всех случаях непререкаемой.
Определенным исключением являлось расследование, проводимое непосредственно прокурорами судебных палат по делам о государственных преступлениях («Извлечение из общего порядка уголовного судопроизводства» - книга 3, раздел 2, отделение 2, ст. 1034-1043 УУС). Законодатель отмечал особую сложность и общественную значимость такого расследования, специфику доказательственного материала. Следует отметить, что даже в этих случаях недостаточная степень достоверности первоначальных сведений о государственных преступлениях могла приводить к тому, что прокурор назначал следователя для процессуальной проверки, а иногда поручал проведение розыскных мероприятий полиции (ст. 1036 УУС).
Таким образом, Устав уголовного судопроизводства никоим образом не смешивал две правовые сферы - дознание в форме непроцессуального сыска и предварительное следствие как деятельность сугубо процессуальную. Место и функции каждой из них закреплялись достаточно четко.
Постреволюционная модель расследования в качестве своих форм включала и включает дознание и предварительное следствие. Создатели советского уголовнопроцессуального законодательства превратили дознание в сокращенное расследование. Логику такого подхода можно объяснить только одним - стремлением тоталитарного государства максимально ускорить производство по подавляющему большинству уголовных дел, создав видимость законности правоприменения. Следствие же носило и несет на себе значительный ведомственный отпечаток и испытывает соответствующее влияние ведомственных оперативно-розыскных структур. Определенным исключением являются следователи Следственного комитета РФ, работающие по особо значимым, сложным делам, но составляющим лишь малую долю из всех, проходящих этап расследования. Если прибавить к этому то обстоятельство, что современные органы дознания активно занимаются оперативно-розыскной деятельностью (далее - ОРД), то получается весьма своеобразная картина российской системы расследования, где смешались функции, задачи и специфические направления деятельности различных структур.
Уголовный процесс, возникший в России после реформы 1864 г., закреплял нормативное положение, в соответствии с которым дознание и его составляющая - розыск - имели целью реагирование на первоначальную информацию о совер-
1 Цитируется по: Российское законодательство X-XIX веков : в 9 т. М., 1991. T. 8 : Судебная реформа / под ред. Б. В. Виленского.
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
181
Уголовно-процессуальная деятельность
шении преступления с целью проверки достоверности поступивших сведений и закрепления следов преступления. Средствами этого были полномочия полиции, включающие розыск, словесные расспросы и негласное наблюдение. Следственные действия проводились полицией лишь в том случае, если вызывались неотложностью либо по прямому поручению следователя (ст. 258 УУС). Сроки такого рода полицейского дознания при задержании подозреваемого ограничивались 24 часами, а в иных случаях, хотя и не имели четких границ, фактически носили характер работы по «горячим следам» в форме неотложных следственных действий. Нельзя не отметить, что процессуалисты того времени стремились дать ясную дефиницию розыска и дознания, оценивая первый не только как составляющую часть второго, но и признавая за собственно розыском более широкие задачи, выходящие за рамки дознания, сходные с современным пониманием оперативно-розыскной деятельности2. Однако применительно к производству по уголовному делу в обоих случаях речь шла только о подготовке необходимых условий для начала непосредственно расследования. С. И. Викторский в 1912 г. отмечал: «Дознание, имея с предварительным следствием одну и ту же цель в установлении признаков преступления и по возможности в открытии виновника преступного деяния, сильно рознится от него в других отношениях, являясь лишь подготовкой почвы для деятельности следователя... оно не обставлено никакими формальностями, не имеет судебного характера и всегда должно быть производством тайным. Быстрота действий, негласность и способность к обнаружению признаков преступного деяния - вот качества, которые требуются от органов дознания»3.
Процессуальные последствия реализации полицией своих полномочий были весьма ограничены. Так, словесные расспросы не предполагали какой-либо формы фиксации, причем категорически не допускалось проведение их в форме допросов. С. М. Казанцев в комментарии к соответствующему разделу УУС приводит ряд документов Сената, а также мнений видных процессуалистов, прямо указывающих на противопоставление словесных расспросов и допросов в их процессуальном смысле, частую негативную реакцию следствия и суда на полицейские «протоколы». Ярким примером такого отношения является высказывание П. В. Макалинского: «Притом полиция, считая подписи расспрошенных ею лиц и посторонних свидетелей достаточною для себя гарантией, не особенно и заботится о правильном изложении дознания, а какому же практику неизвестно, что неграмотные или малограмотные люди, с которыми большею частью и приходится полиции иметь дело в уголовных преступлениях, не только не всегда в состоянии понять при беглом чтении бумагу, написанную дурным канцелярским языком, -коим до сих пор пишутся постоянно полицейские протоколы, - но и весьма редко этим интересуются и никогда не откажутся от приглашения полиции подписать ее, хотя бы и не отдавая себе ясного отчета в ее содержании»4.
Как тут не обратиться к практике современного производства по уголовному делу, когда объяснения, полученные до возбуждения уголовного дела и начала расследования, не только активно используются на следствии, но и в соответствии с ч. 1 ст. 144 УПК РФ прямо вводятся в процесс доказывания.
2 См. подробнее: Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства : в 2 т. СПб., 1996. Т. 2. С. 373-374.
3 Викторский С. И. Русский уголовный процесс. М., 1997. С. 347.
4 Макалинский П. В. Практическое руководство для судебных следователей. СПб., 1907. С. 34 (цит. по: Российское законодательство X-XIX веков. Т. 8 : Судебная реформа / под ред. Б. В. Виленского. С. 288).
182
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
Ю. В. Астафьев
Действующее российское уголовно-процессуальное законодательство в своем развитии обнаруживает явный крен в сторону упрощенчества, присущего западным моделям производства по уголовному делу. Пример тому последовательное, не всегда явное, введение в процесс расследования результатов оперативно-розыскной деятельности, своего рода скрытая «контрреволюция». За основу берется убогая модель процесса, где понятие «следствие» отсутствует как таковое, а собственно уголовный процесс начинается с открытия обвинения прокурором. Традиционное для России отграничение оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности стирается. Понятие процессуальных гарантий допустимости доказательств нивелируется. Абсолютно прав А. В. Победкин, жестко критикующий нигилистическое отношение к различию оперативно-розыскных и уголовно-процессуальных нормативных предписаний, попытки привнести в уголовное судопроизводство элементы оперативно-розыскной деятельности по примеру американского уголовного процесса. «Некоторая конвергенция уголовно-процессуального и оперативно-розыскного законодательства если и допустима, то только в странах с высочайшим уровнем нравственности и правовой культуры». При этом автор не считает, что такой культурой обладают США и Украина, приравнявшие результаты ОРД к доказательствам5.
Оперативно-розыскная деятельность вполне легально начинает входить в систему уголовно-процессуального познания. Особенно это заметно на его первоначальном этапе, когда следователь имеет право даже продлить до 30 суток срок принятия решения о возбуждении дела при необходимости производства ОРД и выполнения оперативниками его поручений (ч. 3 ст. 144 УПК РФ). Результаты таких оперативно-розыскных мероприятий разрешено использовать в доказывании при соблюдении требований ст. 75 и 89 УПК РФ (ч. 1(2) ст. 144 УПК РФ).
Результаты ОРД по своей правовой природе, способам получения и закрепления никогда не могут и не должны превращаться в доказательства. Их задача в другом - быть основой для формирования доказательств, их базой. На это обстоятельство неоднократно указывалось в юридической литературе6. Статья 89 УПК РФ вообще является правовым недоразумением, поскольку содержит запрет использовать результаты ОРД в доказывании, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам. Естественный вопрос, возникающий при этом: могут ли вообще эти сведения отвечать требованиям, предъявляемым к доказательствам? Полагаем, что не могут и не должны мочь. В противном случае оперативно-розыскные мероприятия должны стать частью уголовного процесса, а оперативники превратиться в следователей. Опыт подобных нововведений предложили украинские законодатели, отличающиеся высокой степенью радикализма в реформировании своего уголовного процесса.
Полагаем, что движение по этому пути - это движение в направлении разрушения уголовного процесса как системы. Это касается и прав личности в уголовном процессе, и соблюдения процессуальных гарантий, и следования принципам уголовного процесса, а в результате - эффективности уголовного судопроизводства.
Весьма затрудняет понимание вопросов использования результатов ОРД в доказывании, особенно в начале производства по делу, неудачная формулировка са-
5 См.: Победкин А. В. Уголовный процесс : состояние вне права. М., 2013. С. 165-166.
6 См., например: Доля Е. А. Использование в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности. М., 1996. С. 77-103 ; Теория оперативно-розыскной деятельности / под ред. К. К. Горяйнова, В. С. Овчинского, Г. К. Синилова. М., 2007. С. 554.
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
183
Уголовно-процессуальная деятельность
мого понятия «доказательства». Законодатель признаете качестве таковых любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке, определенном УПК РФ, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела (ст. 74 УПК РФ). Термин «любые» неизбежно приводит к расширительному пониманию как самих доказательств, так и их источников. Целесообразнее было бы рассматривать в качестве доказательств лишь сведения, полученные в соответствии с процессуальными правилами собирания и закрепления информации, с последующей их проверкой и оценкой на предмет допустимости.
В связи с этим в существенной коррекции нуждается и ст. 75 УПК РФ. Речь в ней должна идти о требованиях, предъявляемых к допустимости использования информации в качестве доказательства в уголовном процессе. В настоящее время сложилась странная ситуация, когда законодатель говорит, во-первых, о недопустимости уже имеющихся доказательств; во-вторых, формулирует норму по принципу «от противного», путем запрета.
По логике вещей допустимость доказательств, наряду с требованиями достоверности и относимости, должна законодательно закрепляться в статье, определяющей понятие доказательства.
Необходимо подчеркнуть тот факт, что безусловным плюсом изменений действующего законодательства является само закрепление правового характера взаимодействия субъектов уголовного процесса и оперативных работников для решения задач первоначального этапа производства по уголовному делу, нормативное определение процессуальных перспектив этого взаимодействия. Однако небрежность разработки вносимых в законодательство изменений, позволяющая толковать их различным образом, недопустима. Это уже прямой путь к злоупотреблению правом, к подмене доказательственной информации неким ее суррогатом. Нельзя не согласиться с О. Я. Баевым и М. О. Баевым, отмечающими: «Иногда сами... необдуманные уголовно-процессуальные нормы просто провоцируют на правовое поведение, которое во многих случаях нельзя расценить иначе, как злоупотребление правом»7.
Было бы неверным идеализировать дореволюционное законодательство. Оно так же, как и современные нормы, не могло претендовать на полномасштабное регулирование всех коллизионных и проблемных вопросов правоприменения. На протяжении последующих лет после принятия Устава уголовного судопроизводства и Установления Уложений судебных ряд содержащихся в них положений корректировался, а некоторые ограничивались в своем действии. Неизменным оставалось одно: принципиальный подход к системе уголовного судопроизводства с детальным распределением функций субъектов применения права в сочетании с жестко формализованной системой получения доказательств по уголовному делу, их всесторонней проверкой и оценкой на различных этапах производства по делу. Исключалась сама возможность «несущественных», допустимых отклонений от процедуры доказывания. Следственно-судейское усмотрение было сбалансировано рамками правил оценки доказательств. Такой исторический опыт - бесспорная правовая ценность. Его забвение является отказом от исторической самобытности российского уголовного процесса, возникшего на своей национальной почве,
7 Баев О. Я., Баев М. О. Злоупотребление правом в досудебном производстве по уголовным делам. М., 2014. С. 15.
184
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
Ю. В. Астафьев
с учетом социальных, психологических, общественно-политических российских условий. Развитие современного процессуального законодательства должно ориентироваться не на модные веяния западничества, а на мощную базу, созданную предшествующими поколениями юристов, среди которых первостепенное положение занимают авторы судебной реформы 1864 г.
Астафьев Юрий Васильевич,
кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса Воронежского государственного университета E-mail: astafiev@law.vsu.ru Тел.: 8(473) 220-84-02
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
185
