CC BY
77
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви
2007. Вып.3 (24). С. 42-53
Учащиеся из духовного сословия в Московском университете. 1755-1825 годы
Феофанов A.m.
к.и.н., преподаватель ПСТГУ
Статья посвящена сословному вопросу в Московском университете.
В ней затрагиваются проблемы социального состава студенчества Московского университета. Читатель впервые сможет ознакомиться с данными о динамике численности учащихся из духовного сословия в Московском университете и их соотношением с другими социальными группами.
Выходцы из духовного сословия в Московском университете в период второй половины XVIII— первой четверти XIX в. всегда составляли особую и весьма весомую группу учащихся. Московский университет был создан в значительной степени для того, чтобы удовлетворить потребности общества в отечественных специалистах. Именно поэтому становление и развитие этого учебного заведения происходило при непосредственном участии и поддержке государства, которому требовались подготовленные кадры. Но университетское образование далеко не сразу приобрело значимость, ценность в глазах общества, особенно дворян.
Поэтому в первые годы существования Московского университета, когда ему не хватало студентов, практиковались прямые переводы учащихся, и, прежде всего, из духовных учебных заведений.
Так, самые первые студенты Московского университета были переведены сюда в соответствии с решением Святейшего Синода от 3 мая 1755 г. Всего тогда было решено перевести 30 человек, из которых уже в конце мая Московская академия прислала шестерых: Петра Дмитриевича Вениаминова, Семена Герасимовича Зыбелина, Петра Семеновича Семенова, Василия Алексеевича Троепольского, Данилу Яковлевича Ястребова, Ивана Алексеевича Алексеева. 26 мая прибыли воспитанники Крутицкой семинарии Илларион Мусатов (Садовский) и Иван Ильин. В итоге к концу августа из Московской академии, Крутицкой, Новгородской, Псковской, Нижегородской, Смоленской, Троицкой, Белгородской семинарий и Харьковского колле-
гиума было направлено 25 человек. К ним нужно добавить еще киевского семинариста Антона Любинского, присланного из Тверской семинарии Семена Лобанова, а также Матвея Елисеева, Ефима Орлова, Панкратия Полонского, Максима Тихомирова и Илью Семенова, относительно которых семинарии, откуда они прибыли, не указаны1.
Ученики различных духовных учебных заведений продолжали поступать в университет в 1756-1758 гг. А в 1759 г. на торжественном акте университета впервые были произведены в студенты выпускники университетской гимназии2, и с этого момента именно гимназия становится основным ресурсом, откуда университет черпал студентов.
Как социальная группа студенчество формировалось из представителей всех сословий русского общества, но выходцы из духовного звания составляли один из главных источников пополнения числа учащихся.
Невысокая численность студентов Московского университета во второй половине XVIII в. объяснялась, прежде всего, недостаточным притоком сюда из ведущего российского служилого сословия — дворянства. В глазах дворян того времени обучение в университете само по себе не являлось ценностью, изучение университетских наук считалось роскошью, ненужной для дальнейшей службы, да и «самое слово студент звучало чем-то не дворянским»3. Дворяне охотно учились в гимназии, но вместо продолжения учебы в университете предпочитали поступать в кадетские корпуса или сразу на военную службу. Разночинцы же также не могли образовать постоянный и полноводный поток студентов: чаще они поступали в духовные учебные заведения либо не имели средств для обучения в университете за свой счет (а сам университет не мог себе позволить увеличить численность студентов за счет обучающихся на казенном содержании).
Первоначально университет рассматривался государством почти исключительно как учебное заведение для подготовки чиновников, которых можно забирать по мере надобности, не дожидаясь даже, пока закончится период их обучения. Российские дворяне второй половины XVIII в. также рассматривали университет в качестве ступеньки для начала будущей служебной карьеры, причем использовали для этого в основном университетскую гимназию (где получали аттестаты, необходимые для производства в чин), а в студенты записывались редко. Поэтому изначально студенчество Московского университета,
1 РГАДА. Ф.1183. Ед. хр.103. Л.10-12.
2 См.: Московские ведомости. 1759. № 34.
3 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1868. С. 18.
действительно, имело разночинский характер, а выходцы из духовного сословия были одной из самых многочисленных социальных групп учащихся.
Не только первые студенты были воспитанниками духовных учебных заведений, но и в последующие годы вклад этих училищ в формирование студенчества Московского университета продолжал оставаться весьма заметным. Сюда продолжали поступать из Московской и Киевской академий, Троице-Сергиевой, Крутицкой, Астраханской, Тверской, Вологодской, Калужской, Вятской, Нижегородской, Севской, Новгород-Северской, Суздальской, Владимирской, Переяславской и Воронежской семинарий, Харьковского коллегиума. Среди поступивших оттуда в студенты Московского университета были многие будущие профессора, такие как Иван Самойлович Андреевский, Фома Иванович Борсук-Мойза (Барсук-Моисеев), Антон Антонович Антонский-Прокопович, Алексей Павлович Данилевский — все они получили начальное образование в 1780— 1790-х гг. в Киевской духовной академии; Андрей Михайлович Брянцев, обучавшийся сначала в Вологодской семинарии, а потом в Московской Славяно-греко-латинской академии; Семен Ефимович Десницкий — в Троицкой семинарии, Иван Алексеевич Двигубский — в Харьковском коллегиуме, Семен Мартынович Ивашковский — в Смоленской семинарии, Феодосий Константинович Курика, один из первых профессоров медицины в Московском университете, — в Черниговской коллегии, Тимофей Иванович Перелогов — в Суздальской, а потом Владимирской семинарии; Герасим Федорович Покровский (в будущем профессор политики и философии в Ярославском Демидовском высших наук училище) — в Астраханской семинарии, Федор Герасимович Политковский — в Черниговской семинарии, Илья Федорович Тимковский — в Переяславской семинарии, Никифор Евтропи-евич Черепанов — в Вятской семинарии, Василий Матвеевич Черняев (профессор ботаники Харьковского университета) — в Воронежской семинарии.
Многие учащиеся духовных учебных заведений, переведенные в Московский университет, не сразу производились в студенты, но сначала зачислялись в университетскую гимназию. Основной задачей гимназического курса являлась подготовка будущих студентов к слушанию профессорских лекций. Необходимо отметить, что господствующим языком преподавания в университете была латынь, и без ее знания понимание лекций было бы невозможным.
Учитель высшего класса латинской школы носил звание ректора гимназии и входил в университетскую Конференцию. Именно он от-
вечал за преподавание латинского и греческого языков в университете (а в конце XVIII в. не только вел занятия с учениками гимназии, но и читал лекции студентам), фактически являясь «профессором классической филологии» еще до возникновения соответствующей кафедры.
Ректорский класс занимал в гимназии особое место. Юноши продолжали в нем учиться и после производства в студенты и лить только после окончания этого класса могли приступить к слушанию университетских лекций. Предназначение ректорского класса во второй половине XVIII в. поясняет выдержка из протокола Конференции от 22 августа 1758 г.: «Ввиду того, что многие наши ученики оказали весьма хорошие успехи в латинском языке, Конференция полагает, что следовало бы, ради поощрения, произвесть, по примеру других университетов, наилучших кандидатов в студенты в день тезоименитства Е.И.В.4 Они останутся, однако, в классе г[осподина] ректора и других, чтобы совершенствоваться до ближайшего экзамена»5. Таким образом, ректорский класс был необходим для того, чтобы вновь произведенные студенты могли совершенствовать свои познания в латинском языке, чтобы понимать профессорские лекции, а также в философии, программа которой в гимназии изучалась сокращенно, а для университета требовалась в более полном виде6.
Так, например, Матвей Яковлевич Мудров, будущий профессор и доктор медицины, до поступления в Московский университет учился в духовной семинарии и народном училище в Вологде, но при последующем зачислении в студенты в 1795 г. не был сразу допущен к слушанию лекций, а был принят в ректорский класс, «дабы выказать свои способности и благонравное поведение»7. П.И. Страхов говорит о подобных случаях как о правиле: «...Гимназии оказывали самому университету в успехе просвещения живейшее содействие тем, что никто не мог вступить в университет прямо без предварительного приготовления в гимназиях, даже полные кончалые студенты духовных академий и семинарий, желавшие усовершенствовать познания свои в университете, принимаемы были прежде в гимназию, записывались в соответственные их познаниям классы, и сообразно с оказанными здесь успехами в науках и поведении, сперва удостоивались звания студента, и награждались шпагами, а после того, еще по новом
4 Его Императорского Величества.
5 Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII века. М., 1962. Т. 1. С. 128.
6 См.: Страхов П.И. Краткая история академической гимназии, бывшей при Императорском Московском университете. М., 2000. С. 4.
7 Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Московского университета. М., 1855. Т. 2. С. 118.
экзамене, и по одобрении поведения их, допускались уже к слушанию факультетских лекций у профессоров»8.
Некоторые из перешедших в студенты из духовных учебных заведений впоследствии, закончив слушать лекции в Московском университете, продолжали духовную карьеру и становились известными церковными деятелями (это явление встречается среди студентов Московского университета конца XVIII в., но полностью исчезает в первой четверти XIX в.). Среди них в списках студентов мы встречаем такие имена, как Павел Иванович Каменский (впоследствии архимандрит Петр, начальник десятой российской миссии в Пекине) — до поступления в 1791 г. Московский университет учился в Нижегородской семинарии; Степан Васильевич Глаголевский (впоследствии митрополит Санкт-Петербургский Серафим) учился в Калужской семинарии, откуда в 1782 г. зачислен в студенты на иждивении Дружеского ученого общества, в 1785 г. перешел в Троице-Сергиеву семинарию, в 1787 г. начал преподавать в Славяно-греко-латинской академии; вместе с ним в филологической семинарии Дружеского ученого общества занимался Матвей Михайлович Десницкий (в будущем митрополит Санкт-Петербургский Михаил), поступивший в Московский университет из Троице-Сергиевой семинарии9.
Начиная с 1813 г., сохранившийся архив Московского университета дает возможность оперировать массовыми систематическими данными об образовании студентов, поступающих в Московский университет. Так, соответствующие данные за 1813—1817 гг. представлены в следующей таблице.
Образование студента перед поступлением в университет К-во Доля, в % от общего числа
Благородный пансион при Московском университете 49 27%
Домашнее образование 44 24%
Губернские гимназии 32 18%
Академическая гимназия при Московском университете 25 14%
Духовные учебные заведения 17 9%
Частные пансионы 7 4%
Другие университеты 3 2%
Другие учебные заведения 4 2%
Общий итог 181 100%
8 Страхов П.И. Краткая история академической гимназии, бывшей при Императорском Московском университете. М., 2000. С. 3-4.
9 См.: Московские ведомости. 1782. 25 нояб. № 97.
Как видно из таблицы, разночинцы из духовного звания, поступившие в это время в университет, имели в основном семинарское образование. Эти студенты получили начальное образование во Владимирской, Воронежской, Калужской, Орловской, Рязанской, Тульской, Троице-Сергиевой семинариях, Киевской и Московской духовных академиях, а еще один человек учился еще до 1812 г. в Московской Славяно-греко-латинской академии (до ее преобразования в Московскую духовную академию)10.
Аналогичные данные об образовании студентов, поступивших в Московский университет в 1823 г., представлены во второй таблице.
Образование студента перед поступлением в университет К-во Доля, в % от общего числа
Домашнее образование 47 40,2%
Губернская гимназия 29 24,8%
Духовные учебные заведения 23 19,6%
Частные пансионы 7 6%
Другие университеты 3 2,6%
Благородный пансион при Московском университете 2 1,7%
Другие учебные заведения 6 5,1%
Общий итог 117 100%
Итак, в период 1818-1825 гг. в студенты поступали учившиеся в Владимирской, Воронежской, Перервинской, Тверской, Калужской, Московской семинариях и Санкт-Петербургской, Московской и Киевской духовных академиях. При этом доля получивших образование в духовных учебных заведениях, по сравнению с периодом 1813— 1817 гг., увеличилась более чем в два раза.
Можно выделить два периода увеличения численности студентов и числа дворян среди них. Этому соответствовало общее уменьшение численности разночинцев и, соответственно, выходцев из духовного звания. Первое заметное увеличение общей численности студентов связано с деятельностью в университете Дружеского ученого общества Н.И. Новикова и И.Г. Шварца в 1780—1784 гг., а второе — с преобразованиями начала XIX в. и новым обликом, который приобрел университет при попечителе М.Н. Муравьеве и его преемниках. Вследст-
10 См.: ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 109. Д. 282; Оп. 110. Д. 167, 187, 195, 199; Оп. 111. Д. 67, 72; Оп. 113. Д. 289, 308, 360.
вие того стимула к учебе, которым для большинства дворян стал указ об экзаменах на чин от 6 августа 1809 г., начиная с рубежа 1800— 1810-х гг., количество студентов начинает расти ускоренными темпами. К началу 1820-х гг. количество ежегодно поступавших в студенты составило 140—160 человек (не считая тех, кого тогда же принимали в вольные слушатели), а общая численность студентов достигла 800 человек.
Постепенно изменялся и социальный состав студентов в пользу все большей доли в нем дворян, что говорило об укреплении общественного признания университета и его роли для получения образования служилым сословием. Динамика увеличения числа дворян среди студентов также имеет два периода: первый начался на рубеже 70-80-х годов XVIII в. и связан с созданием Благородного пансиона, а второй — с начала XIX в., когда реформы М.Н. Муравьева постарались придать университету привлекательность в глазах дворянского общества. Поэтому если в XVIII в. разночинцы еще составляли большинство студентов, то с начала XIX в. преобладание перешло к дворянским юношам, которые теперь составляли не меньше половины общей численности студентов, а часто — больше, особенно в период с 1813-го по 1818 г. Таким образом, с начала XIX в. формируется устойчивая тенденция, по которой дворяне составляли не менее половины от поступавших, и особенно это стало заметно после проведения университетских реформ. Это означает, что характер университетского студенчества поменялся на обратный и из разночинского стал дворянским. После 1819 г., в связи с некоторым оттоком дворян в Благородный пансион и другие привилегированные заведения для высшего сословия, а также ужесточением условий приема и выдачи ученых степеней, численность студентов-дворян и разночинцев становится примерно одинаковой, и последующее влияние на ее характер окажут уже университетские реформы 1830-х годов.
Что касается увеличения числа студентов, то с 1780 г. в динамике численности студентов Московского университета ощущаются результаты воздействия начавшегося в 1779 г. «новиковского десятилетия» (так этот период именуется в историографии, поскольку в 1779—1789 гг. Н.И. Новиков арендовал типографию Московского университета, но точнее, что подтверждает и наша таблица, было бы говорить о пятилетии, поскольку в 1785 г. руководимое кругом Н.И. Новикова и М.М. Хераскова Дружеское ученое общество закрывается, и начинаются гонения на «московских мартинистов»). В 1780—1784 гг. количество поступающих в студенты резко возросло и колебалось от 17-ти до 54 человек при среднем числе в 37 человек.
Значительное число студентов, и прежде всего из духовного сословия, в эти годы были приняты на содержание Дружеского ученого общества. Так, в 1782 г. из 54 произведенных в студенты 20 было из состоящих на иждивении Дружеского ученого общества (из них из Московской духовной академии и других духовных учебных заведений (семинарий) — 14), а в 1783 г. на иждивении Общества находилось 10 человек из 36 поступивших11. В 1784 г. уже нет ни одного из произведенных в студенты на содержании Дружеского ученого общества12. Правда, в гимназии еще в 1785 г. обучались студенты, состоящие на иждивении Дружеского ученого общества. Они были произведены в студенты в 1782—1783 гг., но продолжали обучаться в высших (синтаксических) французских и немецких классах.
Как упоминалось выше, первые студенты были взяты из духовных академий и семинарий и являлись детьми духовенства или церковнослужителей. Только в 1759 г. первые дворяне были произведены в студенты из гимназистов. Но и среди гимназистов, поступавших в университет, преобладали разночинцы. К разночинцам относились дети солдат, мещан, купцов, мелких чиновников (канцеляристов, копиистов, приказнослужителей), реже дети секретарей (правлений, департаментов и духовных консисторий), врачей (штаб-лекарей, лекарей и подлекарей), аптекарей, учителей (в семинариях и училищах). Основную же часть разночинцев составляли дети духовенства, в основном сельских священников, реже диаконов, а также пономарей, псаломщиков и других причетников.
Нам неизвестна точная доля выходцев из духовного звания, но, исходя из анализа студенческих и гимназических списков, помещенных в газете «Московские ведомости», можно сделать некоторые выводы.
Всего за период от основания Московского университета до начала Отечественной войны 1812 г. нами выявлено по различным данным (указанию сословия при зачислении в университетскую гимназию, титулу, биографическим данным) около 400 дворян и примерно такое же количество разночинцев, из общей численности около 1400 человек учившихся в Московском университете данного времени. Всего данные о родителях имеются у 126 разночинцев. Из них происходят из духовного звания 58 человек, т. е. 46 %. Кроме того, четверо священников были дворянского рода. Отсюда можно заключить, что число выходцев из духовного сословия составляло около половины от общего числа студентов-разночинцев второй половины XVIII — начала XIX в. и около трети общего состава учащихся.
11 См.: Московские ведомости. 1782, № 97; 1783. № 55.
12 См.: Там же. 1785. № 58.
Сколько поступало студентов из разночинцев в Московский университет в разные годы, дают представление следующие цифры. Например, из 18 человек, произведенных в студенты в 1759 г., 13 были разночинцами и только 5 дворянами. В 1760 г. это соотношение составляло 10 дворян и 10 разночинцев, в 1761 г. 2 дворянина и 6 разночинцев.
На основе списков гимназистов, напечатанных в «Московских ведомостях», мы заключаем, что в 1766 г. из 17 поступивших насчитывалось 8 дворян и 9 разночинцев, в 1767 г. из такого же количества было только 7 дворян. Из 36 человек, принятых в 1768 г. было 14 дворян и 16 разночинцев, о 6 нет сведений (один из них, возможно, был из московских купцов). Как исключение, в 1771 г. из пяти поступивших четверо (!) были дворянами.
Анализ сословного состава Московского университета на 1764 г.13 показывает следующую картину. Всего в звании студента в университете обучалось 33 разночинца, 9 дворян, 2 иностранца и 4 из казацкой старшины Малороссии и Слободской Украины. Из общего числа разночинцев сведения о родителях имеются у 23 человек, из которых пятеро были из духовного сословия (священников и причетников).
Иногда выходцы из духовного сословия могли иметь тесную связь с другими социальными группами: это были дети священников, чьи предки были дворянами, но по каким-то причинам приняли сан. Например, отец Федора Петровича Лубяновского был из дворянского рода, происходящего от польского выходца Андрея Лаврентьевича Лубяновского, но сам служил священником; предки будущего профессора Московского университета Петра Ивановича Страхова были из дворян г. Шуи, а дед перешел в духовное звание. Из дворянского рода был и Антон Антонович Прокопович-Антонский, отец которого стал священником в Черниговской губернии.
Студент-поэт Ермил Иванович Костров был сыном дьячка, но после смерти отца (еще до поступления Ермила в университет), вся его семья была переписана в экономические крестьяне. Крестьяне же в Московском университете в этот период практически не учились (хотя такую возможность им давал «Проект об учреждении Московского университета» 1755 г.): известен лишь пример Гаврилы Журавлева, крепостного бывшего университетского директора князя М.И. Аргамакова. Он был определен в Московский университет по данному ему вечно на волю отпускному письму, в 1756 г. поступил в гимназию и принят в студенты 30 июня 1763 г.14
13 См.: РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 41. Л. 2-15.
14 См.: Там же. Л. 13.
Начиная с 1813 г., архивные источники предоставляют нам уже более полные сведения о социальном составе студентов. Из 314 студентов, поступивших в Московский университет с 1813-го по 1817 гг., известно происхождение 222 человек, из которых 153 дворянина, 7 иностранцев и 62 разночинца. Наиболее полные данные о социальном составе представлены за 1814 и 1815 гг., где известно сословие у 137 человек, т. е. 86 % от числа всех поступивших за эти годы. Дворян из них 63,5 % (87 человек, что составляет 54 % от общего числа); разночинцев — 32 % (43 человека, или 27 % от общего числа соответственно), остальные — иностранцы (около 5 %). А если взять отдельно данные за 1815 год, то для него социальное положение известно у 90% принятых в студенты, из которых число дворян составило 76 % (54 человека, или 68 % от общего числа за этот год). Таким образом, данные свидетельствуют, что дворяне составляли за 1814-1817 гг. гораздо более половины студентов, а вероятнее всего, около 65-70 % от общего числа поступавших студентов. Доля же выходцев из духовного сословия соответственно уменьшилась.
Более подробная картина социального состава студентов Московского университета 1813-1817 гг. видна из таблицы.
Социальное происхождение К-во Доля, в % от общего числа
Из дворян 153 69%
Из иностранцев 7 3%
Из разночинцев 61 28%
В том числе Из духовного звания 18 8%
Из обер-офицерских детей 24 11%
Другое 19 9%
Общий итог 221 100%
Среди дворян было примерно одинаковое количество детей офицеров и чиновников. Кроме того, среди дворян был один сын священника (по-видимому, из дворянского рода). Речь идет о Степане Бардовском, сыне священника Иова, происходил из дворян «Новго-род-Северской губернии» и остался записанным в это сословие15. Воспитывался и обучался он до университета в доме родителя, что характерно именно для представителей дворянских фамилий, с 1814 го-
15 Так в деле. В действительности Новгород-Северской губернии не существовало. Новгород-Северский являлся в 1782-1796 гг. центром одноименного наместничества, а с 1797 г. был уездным городом Малороссийской, с 1802 г. Черниговской губернии.
да слушал университетские лекции, а в июне 1815 года был включен в состав своекоштных студентов словесного отделения.
Примерно поровну было детей чиновников, чин которых не давал потомственного дворянства («обер-офицерских детей»), и выходцев из духовного звания, детей священников и церковнослужителей.
Таким образом, проанализированные нами данные за 1810-е годы продемонстрировали явное преобладание, в целом, среди студентов Московского университета учащихся из потомственного дворянства, а среди разночинцев выходцы из духовного звания стоят на втором месте по численности после детей личных дворян и примерно равны им по численности. В то же время именно к этим годам относится наибольшее разнообразие в происхождении студентов Московского университета, вплоть до вольноотпущенников и государственных крестьян.
Спустя десять лет картина несколько изменилась. По архивным делам нам удалось выявить социальное положение 153 студентов, поступивших в Московский университет в течение 1823 года. Дворян из них 79 человек (52 %), разночинцев — 66 (43 %), 6 иностранцев и два человека — воспитанники Московского воспитательного дома.
Социальное происхождение К-во Доля, в % от общего числа
Из дворян 79 52%
Из разночинцев 66 43%
В том числе Из духовного звания 28 18%
Из обер-офицерских детей 34 22%
Другое 4 3%
Остальные 8 5%
Общий итог 153 100%
Таким образом, среди разночинцев по-прежнему первое место по численности заняли «обер-офицерские дети», а второе — выходцы из духовного звания. Но практически исчезли лица других категорий разночинцев. Это связано с тем, что все лица податного состояния в обязательном порядке были отнесены к званию вольнослушателей и могли получить степень кандидата или действительного студента только после завершения ими полного курса обучения и увольнения их Синодом или Сенатом из оклада.
Таким образом, из соотнесения социального состава и динамики численности студентов за 1813-1825 гг. видно, что увеличение численности учащихся из духовного сословия связано с некоторым при-
током в университет с 1820 г. разночинцев, который, однако, еще не переломил установившегося с начала XIX в. общего «дворянского» характера студенчества Московского университета. Итак, за период с 1755-го по 1825 г. доля учащихся из духовного звания в университете совершила некоторую эволюцию в отношении общей численности учащихся, но осталась практически на прежнем уровне по сравнению с другими группами разночинцев. Увеличение или уменьшение доли выходцев из духовного сословия среди студентов зависело от притока в университет дворян и, соответственно, от общего уменьшения или увеличения численности разночинцев; по сравнению же с другими группами доля разночинцев была примерно одинаковой и составляла от трети до половины.
Students from families of the clergy STUDYING AT MOSCOW UNIVERSITY IN 1755-1825
A.Feofanov
The article is devoted to social class questions observed at Moscow University, namely the social makeup of the students studying at the University. Readers will be able to familiarize themselves with the information about changes in the number of students from the clerical families and the ratio of these students to other social groups.
