CC BY
236
Феофанов А.М.
СТУДЕНЧЕСТВО МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII - ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВВ.:
ОКОНЧАНИЕ УЧЕБЫ
Feofanov A.M.
THE STUDENTS OF MOSCOW STATE UNIVERSITY
IN THE SECOND HALF OF XVIII - THE FIRST QUARTER OF XIX CENTURIES:
GRADUATION
Ключевые слова: История России во второй половине XVIII - первой четверти XIX века, Московский университет, студенчество, ученые степени, экзамены, дворяне, разночинцы.
Key words: History of Russia in the second half of XVIII- the first quarter of XIX centuries, Moscow State University, students, academic degrees, exams, nobles, commoner.
Аннотация
В статье освещаются следующие вопросы: продолжительность учебы студентов Московского университета во второй половине XVIII - первой четверти XIXв.; организация учебного процесса, такие его стадии как экзамены и получение ученой степени.
Abstract
The article deals with next issues: study duration of Moscow State University students in the second half of XVIII- the first quarter of XIX centuries; organization of educational process and its stages such as exams and graduation.
Московский университет был крупнейшим образовательным и культурным центром не только Москвы, но и всей России. Существующие тогда учебные заведения, в том числе и т. н. Академический университет в Петербурге, не могли в полной мере удовлетворить потребности общества в отечественных специалистах, в то время как эта потребность была весьма велика. Именно поэтому становление и развитие Московского университета происходило при непосредственном участии и поддержке государства. Государству требовались подготовленные кадры. Выпускники университета пополняли ряды чиновников, военных, становились литераторами, учеными и придворными, т. е. составляли элиту общества. Но университетское образование далеко не сразу приобрело значимость, ценность в глазах общества. А именно отношение общества к получению образования и определяло численность учащихся. Таким образом, большую роль в отношении к университету играла не только государственная власть, но и общество. Конечно, и взгляд общества на университет менялся в зависимости от политики, проводимой государством, и не только в области образования, но и социальной политики. Сам университет как научный и общественный центр в лице своих ректоров, кураторов или попечителей, профессоров и студентов оказывал влияние на общество, создавая вокруг себя особую социокультурную среду.
Студенчество нами рассматривается как особый социум, формирующийся вокруг данного учебного заведения и вносящий самостоятельный вклад в общественную жизнь (т.н. «студенческая корпорация»).
Студенчество, по определению Большой Советской Энциклопедии, обозначает «собственно студентов как социально-демографическую группу, характеризующуюся определённой численностью, половозрастной структурой, территориальным распределением и т. д.; определённое общественное положение, роль и статус; особую фазу, стадию социализации (студенческие годы), которую проходит значительная часть молодёжи и которая характеризуется определёнными социально-психологическими особенностями»190. При этом несмотря на различия своего социального происхождения и материальных возможностей, студенчест-
190 Большая Советская Энциклопедия. М., 1976. Т. 25. С. 19.
во связано общим видом деятельности образуя определённую социально-профессиональную группу, что порождает у него «общность интересов, групповое самосознание, специфическую субкультуру и образ жизни, причём это дополняется и усиливается возрастной однородностью, которой не имеют др. социально-профессиональные группы»191.
Как социальная группа студенчество формировалось из представителей всех сословий русского общества, впитывало в себя различные нормы поведения, к тому же насыщало их тем психологическим состоянием, который свойственен именно учащейся молодежи с ее осознанием общности решения предстоящих жизненных задач и в то же время желанием провести отрезок жизни, отведенный для учебы, так, чтобы его впечатления максимально обогатили последующую жизнь. Именно в таком ключе рассматривается студенчество в работах современных российских историков192.
Настоящая статья ставит перед собой задачи ответить на вопросы, которые до сих пор слабо изучены в историографии. Как долго учились студенты Московского университета во второй половине XVIII - первой четверти XIX в.? К какому результату они стремились, заканчивая учебу? Что из себя представляли такие стадии учебного процесса, как экзамены и получение ученой степени?
Каков был конечный рубеж, за которым должно было заканчиваться обучение студента в Московском университете? Как ни странно, но на этот простой вопрос для выбранного в статье хронологического периода не так легко дать однозначный ответ - студенты в процессе учебы стремились к различным целям, и, соответственно, проблема, кого именно можно считать «выпускником» Московского университета, требует внимательного рассмотрения на каждом из различных хронологических отрезков, с привлечением не только нормативных документов, но и складывавшихся в университете собственных не закрепленных законами традиций.
Согласно п.21 исходного «Проекта об учреждении Московского университета» конечной целью учебы студента является получение им аттестата от университетской Конференции. «Которые студенты в Университете науки свои порядочно окончали, и через свое искусство и прилежание заслужили себе порядочные награждения, а притом в своих поступках всегда были добропорядочны, оным давать от Университета аттестаты за подписанием директора и всех профессоров; по которым аттестатам определять желающих в гражданскую службу по приличеству их природы и знания, и делать им протекцию ко ободрению протчих учащихся»193. Таким образом, выданный студенту аттестат не просто являлся свидетельством приобретенных им знаний, но выполнял и определенную социальную функцию (чего, как правило, не было в западных университетах) - т.е. оказывал им «протекцию» при вступлении на гражданскую службу. Правда, как видно, в самом Проекте суть этой «протекции» не была сформулирована достаточно четко. Поэтому вслед за указом Елизаветы Петровны, утверждавшей Проект, последовали еще два указа, подготовленных И.И.Шуваловым, в которых «статус» университетского аттестата был сформулирован так, чтобы сделать его привлекательным прежде всего для детей дворянства. Согласно указу от 18 мая 1756 г. дворянский «недоросль», покидавший университет с аттестатом, мог сразу поступать на военную службу с обер-офицерским чином, а те, кто уже числились на службе и имели чины, получали право на отпуск во время учебы в университете. Указом от 20 марта 1758 г. «О подтверждении преимуществ обучающихся в Московском университете детей дворянских» было объявлено, что «все в Московском университете прилежно обучившиеся из шляхетства и добрые поступки оказавшие, по представлениям и аттестатам Московского университета произвож-даемы будут, чего ради и таковые, которые в Московский университет из записанных в воинской и гражданской службах обучаются и по командам к произвождению по старшинству
191 Там же. С. 20.
192 Иванов А.Е. Студенчество России конца XIX - начала XX в. Социально-историческая судьба. М., 1999; Он же, Студенческая корпорация России конца XIX - начала XX в. Опыт культурной и политической самоорганизации. М., 2004.
193 ПСЗ. Т.14. №10346.
удостоены будут, производиться имеют не прежде, как о их учении и состоянии из Москов-
194
ского университета надлежащее свидетельство получат» .
Поэтому с середины 1758 г. получение аттестата Московского университета становилось основанием для дворян, записанных с младенчества в полки, требовать себе производства в следующий чин. Неудивительно, что уже на следующий 1759 г. Конференция едва справлялась с потоком аттестуемых. Однако здесь вовсе не шла речь о «выпускниках» университета: напротив, профессора справедливо полагали, что в подавляющем большинстве случаев юноши записывались в университетскую гимназию лишь для того, чтобы, проведя в ней малое время, потребовать себе аттестата. В протоколе Конференции от 2 июля 1759 г. подчеркивалось, что «успехи такого рода лиц не могут быть очень значительными, коль скоро они поступают только с целью утаить свое нежелание служить, и поскольку же эти ученики по выходе из университета не могут принести ему ничего кроме бесчестия, вследствие своего глубого невежества, то было бы весьма желательно, чтоб университет мог принимать какие-либо меры против такого неподобающего положения»195 (стоит, однако, заметить, что во власти самой Конференции было отказать дворянам в выдаче аттестатов, чего профессора не делали).
О том, что ситуация принципиально не изменилась и через 15 лет после открытия университета, сообщает рапорт вице-директора И.И.Тейльса от 3 ноября 1770 г., где говорилось о том, что необходимо поощрять студентов именно в стремлении к окончанию полного курса Московского университета, поскольку «хотя из оного более трехсот студентов в штатскую и военную службу вышли, токмо то были почти все не окончавшие надлежащим образом ни одного факультета»196.
Почему студенты не кончали курс? Здесь могло быть множество причин. Значительное число студентов, не окончивших еще курса учения, определяли на службу в Сенат и командировали в другие государственные учреждения, назначали учителями в гимназии, забирали в Уложенную Комиссию. Так, например, в мае 1764 г. 25 студентов были взяты в медицинскую коллегию, несмотря на жалобы профессоров, а в 1767 г. в Уложенную Комиссию было взято 42 студента (после этого во всем университете осталось только 5 студентов: 4 на
197
юридическом и 1 на медицинском) .
Это нарушало нормальный ход обучения, так как после таких изъятий студентов, на «высших» факультетах (юридическом и медицинском) практически не оставалось студентов. «Конференция профессоров, - писал С.П.Шевырев, - неоднократно поднимала вопрос о том, чтобы студенты не менее трех лет, а уж по крайней мере не менее двух, оставались в философском факультете до перехода в юридический и медицинский; но к сожалению, это благое предположение почти никогда не исполнялись. Сами же профессоры жаловались на недостаток студентов у себя и просили ускорить перевод их из философского»198.
Исключали из числа студентов обычно «за неуспешность», за прогулы, за леность и дурное поведение. Так, например, за отлучку без позволения и нехождение на лекции, «также и за оказанное неповиновение г. директору» из студентов разжалован и «из университета ... исключен»199 23 марта 1769 г. Петр Преснухин.
Оставляли университет студенты по собственному желанию чаще всего для поступления на гражданскую или военную службу. В первую очередь это касалось дворян, естественным для которых являлось раннее поступление на службу. И. М. Долгоруков так описывает это в своих воспоминаниях: «Отец мой, видя, что мне уже исполняется 16 лет, начинал чувствовать необходимость записать меня в службу. Все молодые люди моего состояния обыкновенно с малолетства записывались в гвардию и дожидались офицерских чинов по домам. Средство общее с ними уже опоздано было для меня. Когда многие в мои годы уже вступили в офицеры, неприятно бы-
94 ПСЗ. Т.15. №10812.
95 Документы и материалы... Т.1. С. 151.
96 Там же. Т.3. С.397.
97 Документы и материалы...Т. 3. С. 86.
98 Шевырев С.П. Ук. соч. С. 165.
99 Документы и материалы...Т. 3. С. 187-188.
ло бы батюшке заставить меня служить унтер-офицером и несколько лет ждать одинаких преимуществ с людьми, мне по всем отношениям равными. Оставался один способ быть тотчас, хотя не в гвардии, но офицером, и сим способом обязан я Университету. При учреждении его, во времена императрицы Елизаветы, Шувалов, сильный того века вельможа, установил с высочайшей конфирмации, чтоб всякий студент, изучивший латинский язык, выпускаем был по окончании наук из Университета обер-офицером, и на основании сего узаконения я выпущен 3 июля в прапорщики. Военная коллегия выдала мне патент и записала меня в список Первого Московского пехотного полка, и так я, вопреки обычаю общему того времени, вступил в службу полевым офицером и стал между своей братьи дворянами нечто необыкновенное, потому, как выше сказано, что все с малым достатком благородные люди, все почти без изъятия, наполняли гвардейские полки»200. Впрочем, бывали и другие причины ухода из университета. Например, Михаил Никитич Муравьев, в связи с назначением отца на службу в Архангельск, в феврале 1770 г. прекратил учебу. Карл-Людвиг Габлицль, по предложению академика С. Г. Гмелина, в марте 1769 г. покинул Москву и в качестве студента участвовал в ученой экспедиции в южную Россию и Персию, Павел Каменский поехал в 8-ю китайскую миссию в качестве студента.
Когда же появились первые подлинные выпускники Московского университета? Главными «положительными героями» цитированного рапорта И.И. Тейльса были уже упоминавшиеся выше студенты А. Артемьев и И. Борзов: после шести лет, проведенных ими в звании студентов они по собственному прошению были проэкзаменованы профессорами юридического факультета, снабжены от факультета требуемым аттестатом и представлены от имени университетской Конференции к «награждению». Об этом награждении должен быть особо позаботиться куратор В.Е. Адодуров, поскольку на них как на разночинцев действие указа 1758 г. о внеочередном присвоении им чина не распространялось. В результате Артемьев был удостоен золотой медали и чина надворного советника, а Борзов - серебряной медали (о его производстве в чин сведений нет)201. Тейльс придавал большое значение производству в чины этих «первых выпускников»: по его мнению, «мере награждения их соответствовать будет как в своекоштных, так и особливо казенного содержания, в прочих студентах желание и ревность, чтоб в котором-нибудь факультете оканчивать все предлагаемые в оном науки... с действительною надеждою на протекцию университета».
К сожалению, из-за отсутствия протоколов Конференции после 1770 г. мы не может проверить, встречались ли в дальнейшем такие же награждения выпускников. Но нельзя не
заметить: даже они не гарантировали дальнейшей быстрой служебной карьеры (которая в
202
результате ни у Артемьева, ни у Борзова не сложилась ). К тому же для ее начала вовсе и не обязательно было слушать лекции все шесть лет ради получения аттестата: так, товарищи Артемьева, начавшие с ним вместе учебу на юридическом факультете и взятые затем в Уложенную Комиссию, как сообщает сам Тейльс, ко времени окончания первым своей учебы уже «все там пережалованы регистраторами, а иные секретарями коллежскими» (т.е. получили чины вплоть до 10 класса).
Это значило, что с точки зрения тех ожиданий, которые предъявляли студенты к университету в отношении своей будущей службы, аттестат должен был бы давать какие-либо реальные преимущества, которые бы превосходили «утрату в зачет службы» стольких лет, проведенных на студенческих скамьях. Эту проблему смог решить только Устав 1804 г.
Частично во второй половине XVIII в. эти недостатки «статуса» выпускника пытался решить и сам Московский университет, но только в отношении тех из его студентов, кто после окончания стремился продолжить ученую карьеру в университете. Речь идет о «спонтанном», т.е. не обеспеченном законодательством возникновении ученых степеней в Москов-
200 Долгоруков И.М. Ук. соч. С. 49.
201 Документы и материалы...Т.3. С.444, 447.
202 Об Артемьеве известно, что впоследствии он служил «экзекутором» при Московском университете, т.е. занимался в нем хозяйственными вопросами, и в 1806 г. находился все еще в прежнем чине надворного советника - Томсинов В.А. Алексей Артемьевич Артемьев // Зерцало. Журнал юридической библиографии. Вып. 2. М., 1997. С. 20-22.
ском университете. Эти ученые степени присваивались его собственными решениями (по ордеру куратора и решением Конференции) и употреблялись только внутри университета, так как государственного статуса не имели.
В Европе XVIII в. окончание учебы в университете однозначно связано с получением в нем какой-либо ученой степени, которых по средневековым традициям насчитывалось пять: кандидат, бакалавр, магистр, лиценциат, доктор. Присвоение выпускнику той или иной степени зависело от того факультета, на котором он учился: например, степень магистра употреблялась только на философском факультете, где являлась высшей и звучала как «магистр философии и свободных художеств». Напротив, степень лиценциата была характерна для высших факультет (в основном, юридического и богословского) и выступала там подготовительной перед защитой диссертации на степень доктора.
На существование ученых степеней в Московском университете второй половины
XVIII в. впервые обратил внимание А.Е. Иванов. Он подчеркнул, что «данные “Биографического словаря профессоров и преподавателей Московского университета” свидетельствуют, что в XVIII в. в его академический быт постепенно входит ученая степень “магистр филосо-
203
фии и свободных наук”» . Эта и другие ученые степени никак не фигурировали в «Проекте об учреждении Московского университета», хотя, как показал А.Ю. Андреев, они планировались в первоначальной редакции «Проекта», где речь шла о доходах, «которые должны в казну платить новопроизведенные Докторы, Лиценциаты и Магистры за даемые им грамоты»204. По предположению Андреева предложение ввести степени в Московском университете исходило от М.В. Ломоносова, но И.И. Шувалов воспротивился этой идее.
Тем не менее первые употребления ученых степеней внутри Московского университета встречаются именно в период кураторства Шувалова, и здесь мы можем опереться не только, как А.Е. Иванов, на данные «Биографического словаря», но и на прямой анализ источников - «Объявлений о лекциях» и протоколов университетской Конференции. Во-первых, в составе Московского университета тогда уже находились несколько преподавателей, которым ученые степени были присвоены вне стен университета, например, А.А. Барсов и Н.Н. Поповский - магистры, получившие свое звание в Петербургской Академии наук, или Д.В. Савич - магистр Виттенбергского университета, что и указывалось в «Объявлениях». Но, во-вторых, со второй половины 1758 г. в «Объявлениях» среди читающих лекции появились и собственно «магистры Императорского Московского университета». Этого звания были удостоены четыре лектора иностранных языков: Н. Папафило, В. Рауль, И.Г. Рейхель и Х.Г. Кельнер. Поскольку в протоколах Конференции какие-либо сведения об этом отсутствуют, то очевидно, что степень магистра была присвоена всем четверым по прямому распоряжением куратора И.И.Шувалова, хотя, к сожалению, его ордеров за 1758 г. не сохранилось, и проверить, был ли такой приказ Шувалова в действительности, не удается.
Итак, с конца 1750-х гг. в Московском университете появилась «собственная» степень магистра, которую присваивали молодым ученым, начинавшим преподавание на философском факультете. Однако, по мере подготовки студентов, как показал наш анализ, такая степень начинает употребляться и в отношении студентов, оканчивающих учебу с отличными результатами. Первое такое упоминание находится в ордере куратора Ф.П. Веселовского от 6 мая 1762 г., которым со ссылкой на распоряжение Шувалова о присылке из Московского университета в Петербург четырех студентов для преподавания в кадетском корпусе предписано Ивану Алексееву, который «в бытность свою при университете оказался в науках знающим и достойным, как аттестатом конференции гг. профессоров засвидетельствовано, того ради тому студенту Алексееву по ево наукам при отпуске дать от университета чин ма-
205
гистра» . Между маем и августом 1762 г. степень магистра получил другой студент философского факультета (в будущем - профессор) Дмитрий Аничков, который в этом году начал
203 Иванов А. Е. Ученые степени в Российской империи. XVIII в. - 1917 г. М., 1994. С. 33-34.
204 Андреев А.Ю. Лекции по истории Московского университета. С.60
205 Документы и материалы... Т.1. С.247.
преподавание математики в университетской гимназии206. Спустя год последовала просьба о присвоения степени магистра, на этот раз от студента Ефима Орлова, который, преподавая уже некоторое время в гимназии, «просил, чтоб его исключили из числа студентов и дали звание магистра свободных художеств»207.
Если первоначально присвоении степени магистра было просто отличием, фиксировавшим успехи студента и переводившем его как бы на новую «ступеньку» вверх в университетской иерархии, то в дальнейшем получение этой степени в Московском университете стало более формализованным и рассматривалось как условие допуска молодого преподавателя к чтению самостоятельного курса лекций на философском факультете. Для утверждения будущего ученого в этом качестве требовалось не только сдать экзамен, но и сочинить диссертацию . Так, даже Д.С. Аничков, получил свое звание еще без всякой диссертации, в 1769 г. все-таки должен был представить такую диссертацию, претендуя на должность профессора. В 1780-е гг. оканчивающие учебу на философском факультете А.М. Брянцев и М.И. Панкевич получили степень магистра одновременно с правом чтения университетских лекций после защиты в Конференции потребованной от них диссертации.
Таким образом, в последней трети XVIII в. студент, оканчивающий учебу и желавший продолжать ученую деятельность в Московском университете, должен был выдержать подробный экзамен, а зачастую и сразу представить диссертацию, дающую право на присвоение ему ученой степени. О том, что так обстояло дело не только с выпускниками философского факультета, показывает пример И.А. Сибирского. Летом 1770 г., после шести лет пребывания в университете он еще значился в университетских документах студентом, хотя в том же году по распоряжению куратора объявил курс лекций по теоретической медицине, а потому встал вопрос о его испытании в ученую степень 24 сентября 1770 г. он подвергся в конференции строгому экзамену, который по мысли куратора В.Е. Адодурова открывал Сибирскому путь к получению степени доктора медицины (для чего требовалось также защитить диссертацию). Но Медицинская коллегия не разрешила Московскому университету производить в степень доктора медицины, которое согласно положению от 1764 г. было закреплено лишь за этой коллегией как государственным органом, поэтому Сибирский именовался в дальнейшем кандидатом медицины, хотя диссертацию все же защитил в 1778 г. перед получением им звания профессора209. Кандидатом медицины в 1797 г. стал будущий профессор анатомии И.Ф. Венсович, проведя до этого в университете десять лет.
Наряду со степенями магистра философии и кандидата медицины, обозначавшими выпускников университета, которые начинали самостоятельное преподавание, в 1780-90-е гг. в Московском университете употреблялась и другая степень для выпускников - бакалавр. Кроме Ильи Федоровича Яковлева, являвшегося младшим преподавателем в гимназии и получившего в 1764 г. звание бакалавра философии, все остальные известные нам студенты получили эту степень после 1779 г., т.е. года открытия при университете на средства Дружеского Ученого общества Педагогической (Учительской) семинарии. Это поэт Ермил Иванович Костров, Василий Осипович Шишатский, будущие профессора Алексей Федорович Мерзляков, Лев Алексеевич Цветаев и Антон Антонович Антонский (Прокопович), будущий ректор Московского университета и директор благородного пансиона. Степень бакалавра присваивалась по решению университетской Конференции, и чтобы получить степень бакалавра, учились не менее трех лет210. Особенностью выпуска студента со степенью бакалавра являлось то, что выпускник фактически оставался учиться в университете, причем продолжал получать казенное содержание (даже увеличенное), поскольку готовился к будущей преподавательской деятельности, так что то, что из бакалавров в последующем выходили будущие профессора университета, не случайно. Университетскими занятиями с бакалаврами руководили инспектора Педаго-
206 Там же. Т.1. С.245, 253.
207 Там же. Т.1. С.269.
208 Иванов А.Е. Ук. соч. С.32.
209 Документы и материалы... Т.3. С.381.
210 Петров Ф. А. Формирование системы. Т. 1. М., 2002. С. 351.
гической семинарии, должность которых в 1780-90-е гг. занимали профессора И.Г. Шварц,
211
Х.А. Чеботарев, Ф.Г. Баузе, П.А. Сохацкий . Бакалавры также входили в состав Общества университетских питомцев и участвовали в его заседаниях. Существование «бакалаврии» как успешно действовавшего в конце XVIII в. института в рамках Московского университета, который готовил будущих преподавателей и профессоров, повлияло на проекты университетских реформ и был законодательно оформлен в Уставе 1804 г. под именем Педагогического института, состоящего из казеннокоштных кандидатов (первое предложение о включении такого института в Устав Московского университета было сделано Комитетом от 18 марта 1802 г. под руководством будущего попечителя М.Н. Муравьева)212. Можно сказать, что сама степень кандидата в Уставе 1804 г. была преемственной от степени бакалавра, самостоятельно сложившейся в Московском университете последней трети XVIII в.
Устав 1804 г. внес два существенных изменения в статус выпускника Московского университета. Во-первых, отныне любой студент, покидающий университет с аттестатом (а не только дворянин, как раньше), мог записываться в любой род службы с чином 14 класса. Для получения университетского аттестата в Уставе даже не был прописан обязательный экзамен, а требовалось только указать, «коликое время пользовался он Университетскими постановлениями», а также «свидетельства Профессоров, у коих слушал лекции, и свидетельство Ректора о его поведении» (п.113), что, впрочем, соответствовало практике европейских университетов (где, однако, этот аттестат не был напрямую связан с получением чина!). Введение этой нормы значительно повысило приток студентов в Московский университет, стимулировало интерес к нему со стороны общества, в то же время нельзя не видеть и его негативные стороны: выше уже цитировалось мнение отца С.П. Жихарева, который, обрадовавшись получению сыном классного чина, торопил со вступлением в службу, совсем не думая о его занятиях.
Впрочем, второе важное нововведение Устава 1804 г. заключалось в том, что он давал возможности ускоренного продвижения по лестнице чинов и только лишь за счет успехов студента в учебе, а именно, вводя иерархию ученых степеней, каждая из которых соответствовала более глубокому усвоению наук и, одновременно, давала права на все более высокий чин: кандидат - 12 класса, магистр - 9 класса, доктор - 8 класса (потомственное дворянство).
Младшая из них - ученая степень кандидата - была первой в университете, для которой по Уставу были предусмотрены экзамены. П.99 гласил: «Студент, требующий степени Кандидата, является к Декану, которой известив Отделение, назначает день, в которой должен он предстать Собранию. Отделение чрез своего Декана предлагает испытуемому задачи, касающиеся до Наук, к отделению принадлежащих, которые он должен объяснить письменно. Потом производится изустное испытание, состоящее в двух вопросах, относящихся до главной Науки, в которой Студент упражнялся, и выбранных по жребию. Сии вопросы решит он словесно. После чего присутствующие делают произвольное словесное испытание, не исключая и Наук вспомогательных».
С одной стороны, готовность студента начала XIX в. выдержать экзамены на степень кандидата означала, что он действительно глубоко вникал в содержание лекций и занимался науками. С другой стороны, «легкость» процедуры несложного письменного и устного экзамена зачастую приводила к тому, что высшее московское дворянство таким способом «добывало» чин 12 класса для своих сыновей. Так, А.С. Грибоедов, по-видимому, получил степень кандидата в 13 лет, причем его более старший товарищ В.И. Лыкошин подчеркивает, то если он перед экзаменом усиленно занимался, готовил выпускное сочинение (за которое получил от университета серебряную медаль), то Грибоедов «учился посредственно», но в итоге оба в 1808 г. получили искомую степень . В Московском университете оба товарища к тому моменту проучились лишь два года, т.е. на год меньше предписанного Уставом срока, но из
211 Шевырев С.П. История императорского Московского университета. С.335.
212 Андреев А.Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. С.264.
213 Лыкошин В.И. Ук. соч. С.36.
анализа списков произведенных в кандидаты, публиковавшихся ежегодно в «Московских ведомостях», выявляется даже несколько случаев (Василий Иванович Соц, Семен Алексеевич
214
Смирнов), когда получившие степень кандидата учились всего год . Как правило же, экзамен на кандидата сдавали по истечении 3-4 лет учебы. Наконец, среди архивных дел нам встретилось и производство в кандидаты «из уважения к заслугам родителя» - правда речь шла о Никите Михайловиче Муравьеве, сыне попечителя М.Н. Муравьева, просившего о возведении в степень (и горевшего желанием скорей начать военную службу) в ноябре 1812 г., когда правильные экзамены все устроить было невозможно215.
Чтобы получить степень магистра, в начале XIX в. учились с момента поступления в университет 5-8 лет (хотя бывали и длительные сроки - Илья Климов учился целых 14 лет). Немногие студенты успели до начала Отечественной войны пройти всю лестницу ученых степеней, получив последовательно кандидата, магистра и доктора. С одной стороны, это могло свидетельствовать и о действительных талантах выпускника. Так, будущий профессор латинской и греческой словесности Р.Ф.Тимковский, поступив в студенты в 1800 г., в 1804 г. стал кандидатом, в 1805 - магистром, а в 1806 - доктором (после чего был отправлен продолжать учебу за границей). Его товарищ А.Ф. Мерзляков был переведен из бакалавров в казеннокоштные кандидаты в 1803 г., степени магистра удостоился в 1804 г., а доктора - в 1805 г. Д.А. Облеухов, которого за его успехи удостоил особого внимания попечитель М.Н.Муравьев и перевел в студенты из Благородного пансиона летом 1805 г., получил степень кандидата по словесному отделению уже через полгода, в январе 1806 г., степень магистра по тому же отделению в 1807 г., а в 1811 г., выдержав все необходимые испытания и представив диссертацию - степень доктора по физико-математическому отделению.
С другой стороны, и в присуждении высших ученых степеней выпускникам Московского университета в начале XIX в. учитывались «особые обстоятельства»: так из ряда вон выходящий случай связан Алексеем Алексеевичем Перовским, внебрачным сыном графа А.К. Разумовского, известного вельможи, президента открытого при университете Общества испытателей природы, а позднее - министра народного просвещения. Поступивший студентом в Московский университет 16 августа 1805 г., в возрасте 18-ти лет, Перовский всего через два года и два месяца (16 октября 1807 г.) получил сразу высшую степень доктора философии и словесных наук, минуя все промежуточные. Ученую деятельность он, однако, продолжать не стал, а тут же поступил на службу, сначала гражданскую, а затем военную, хотя просвещенное воспитание, полученное им, и университетские знания, конечно, сказались в бытность Перовского во второй половине 1820 -начале 1830-х гг. попечителем Харьковского учебного округа216.
Постепенно либеральное отношение к выпуску студентов из Московского университета, характерное для 1800-х гг., начало ужесточаться. Прежде всего это коснулось казеннокоштных студентов, не кончавших курса. Если они в отведенных срок (т.е. три года) не сумели сдать выпускные экзамены на ученые степени, позволявшие дальше оставаться в университете, то их отправляли на службу учителями в уездные училища, выдав им лишь свидетельство о прослушанных курсах с отметкой о поведении, которое не давало никаких прав и преимуществ, что оговаривалось в тексте свидетельства. Если же и к их поведению возникали нарекания, то согласно постановлению министерства от 21 апреля 1811 г. их разрешалось отсылать на военную службу
217
солдатами . Угроза «солдатчины» в Московском университете в первые десятилетия практически не применяла, но в начале 1830-х гг. была действенным средством воздействовать на студентов, поведение которых не одобрялось университетским начальством (достаточно вспомнить, какое впечатление эта угроза произвела на В.Г. Белинского).
Точное количество студентов, окончивших или не окончивших курс в 1804-1812 гг. при отсутствии архивных данных подсчитать не удается, можно только заметить, что нормальный ход учебы многих из них прервала Отечественная война 1812 г., в период которой
214 Биографический словарь. С. 418.
215 ЦИАМ. Ф.418. Оп.109. Ед.хр.328. Л.2
216 Кирпичников А. Антоний Погорельский // Исторический вестник. 1890. Т. 42. С. 45-82;
217 Сб. постановлений по МНП. Т. 1. СПб., 1864. С. 628-629.
многие студенты бросали учебу, вступали в ополчение или шли оказывать медицинскую помощь в армию.
Данные о выпускниках Московского университета за 1813-1825 гг. приведены в следующей таблице:_____________________________________________________________________________
Кол-во Доля, в %
Получили степени 600 83%
В том числе 1 -го отделения лекарь 56 8%
2-го отделения лекарь 29 4%
3-го отделения лекарь 2 0,3%
Действительный студент 421 58%
Доктор медицины 3 0,4%
Кандидат 89 12%
Окончили полный курс без получения степени 11 1,5%
Не окончили курс 70 10%
В том числе Определены учителями 21 3%
Исключены 12 1,7%
Другое 37 5%
Общий итог 722 100%
Среди причин увольнения студентов в этот период встречается уже и желание продолжить образование в других учебных заведениях. Например, Василий Матвеевич Черняев в 1812 г. перешел на медицинский факультет Харьковского университета, а Сергей Подши-валов - в Горное училище218. Ефим Петрович Люценко перевелся в Школу практического земледелия в Царском селе, Иван Дмитриевич Книгин в медико-хирургическое училище при
219
Московском генеральном сухопутном госпитале . А Франц Вейсгербер продолжил свое учение в московском отделении Императорской медико-хирургической Академии.
20 января 1819 г. было утверждено «Положение о производстве в ученые степени» -первый в истории России устав, регулирующий процесс научной аттестации и закреплявший роспись ученых степеней и соответствующих им разрядов наук (вводилось 14 разрядов в соответствии со специализациями университетских кафедр), требования, предъявлявшиеся к соискателям, правила сдачи экзаменов и защиты диссертаций220. Он естественным образом восполнял лакуны или недостаточно формализованные процедуры возведения в степени, прописанные в Уставе 1804 г.
Согласно Положению 1819 г. студенты-медики получали по окончании университета звание лекарей 1-го, 2-го и 3-го класса. Присвоению лекарского звания должна была предшествовать медицинская практика. Они должны были пройти практику в городской больнице ил военном госпитале, показав умение совершать операции и «анатомо-физиологические демонстрации»221. 27 мая 1815 г. было запрещено производить выпускников медицинских факультетов прямо в высшую медицинскую степень доктора медицины и хирургии, минуя звание лекаря, что обеспечивало необходимую медицинскую практику для ученых-врачей. Однако производство студентов в степень доктора медицины (не медицины и хирурги) хоть и редко, но происходило. Так, получили эту степень студенты Александр Алексеевич Иовский (будущий профессор Московского университета) и Иван Дмитриевич Виноградов. А студент Илья Васильевич Протасов в 1827 г. выдержал экзамен на степень доктора медицины, в 1831 г. же был
222
утвержден в этой степени .
Чтобы получить степень действительного студента, по Положению полагалось пройти полный курс в три года, причем многие учились 4-5 лет, а некоторые и больше, до 8 лет.
218 Документы и материалы... Т. 3. С. 467.
219 Змеев Л. Ф. Указ. соч. С. 147.
220 Сб. пост. по МНП. Т.1. СПб. Ст. 1135-1136.
221 Сб. пост. по МНП. Т.1. Ст.533, 545, 616-618.
222 Московские ведомости. 1831. № 57.
Такой долгий срок объяснялся тем, что студенты не всегда являлись на экзамены или же увольнялись из университета и поступали снова.
По Положению 1819 г. производство в кандидаты должно было строго следовать за получением степени действительного студента, хотя на деле часто практиковалось награждение кандидатской степенью «трехгодичных студентов», т. е. окончивших курс, но еще не удостоенных звания действительного студента «за отличные успехи и примерное поведение». Среди студентов, произведенных сразу в кандидаты до окончания трехгодичного срока известен Ф.И. Тютчев, который, как уже говорилось, в 1821 г. подал прошение на допуск к экзамену на степень действительного студента. После экзамена, состоявшегося 8 октября 1821 г., профессор А.Ф. Мерзляков писал, что Тютчев известен не только как студент успевающий, но «сверх того отличившийся своими упражнениями в сочинении», а потому «достоин степени кандидата». Случай Тютчева действительно исключительный, но не единственный: известны и другие примеры получения степени кандидата до окончания полного срока учебы, за 1813-1825 гг., кроме Тютчева, таких известно еще 8 человек, правда, 6 из них получили эту степень до 1819 г. После же выхода "Положения о производстве в ученые степени" известны только два подобных случая - с будущими профессорами Московского университета Николаем Ефимовичем Зерновым (который, правда, еще за год до поступления в Московский университет учился в звании студента в Ярославском Демидовском Вышних наук училище) и Михаилом Петровичем Погодиным.
Те из студентов, которые не окончили курса, оставили учебу в основном по тем же причинам, что и студенты, учившиеся в Московском университете до 1812 г. Это, во-первых, желание поступить на службу, часть студентов была исключена за непосещение лекций или дурное поведение; другие увольнялись сами по причине болезней. Некоторые из студентов умерли, не дожив до конца своего обучения. Были и такие студенты, которые перешли из Московского университета в другие учебные заведения. Так, Александр Овер, бывший вольный слушатель в Московской медико-хирургической академии, в 16 лет перешел студентом в Московский университет, где слушал лекции М. Я. Мудрова на медицинском факультете. Но в 1823 г. перешел назад в Академию, где в том же году, в возрасте 20 лет получил степень доктор медицины. А Михаил Павлович Вронченко, будущий военный геодезист, генерал-майор, проучившись в университете менее одного года, поступил в Московскую Школу колонновожатых.
Проведенный в статье анализ позволяет сделать следующие выводы.
Первоначальный срок учебы согласно «Проекту об учреждении Московского университета» составлял три года, причем учеба на всех факультетах университета была по проекту равнозначной. Однако с конца 1760-х гг. сложилась новая система, согласно которой минимальный срок, необходимый для окончания университета, составил шесть лет, из которых три должны были проводить на философском факультете - подготовительном и обязательном для всех студентов, а три или четыре года на одном из высших факультетов - юридическом или медицинском. В соответствии с этим в 1770-80-е гг. формируются трехлетние циклы лекций, рассчитанные на то, что зачисление и выпуск студентов происходит раз в три года. Ни о какой «свободе обучения» для студентов в эти годы речи не шло. Однако и выпускников университета, т.е. студентов, способных выполнить все эти требования и прослушать полный курс предмет, было крайне мало. Лишь один из шести студентов смог доучиться в университете в течение шести и более лет, а за всю вторую половину XVIII в. их количество вряд ли превысило полсотни человек.
Поэтому с принятием Устава 1804 г. было восстановлено равноправие факультетов (хотя одновременно и сохранилось понятие о курсе «приуготовительных наук»). Студенты начала XIX в. проводили в университете в среднем от 2 до 4 лет, многие из них спешили выйти на действительную службу с классным чином, права на который предоставлял Устав. В 1800-е гг. в ходе учебы они сами могли выбирать себе профессоров, а для получения аттестата при выходе не существовало никаких формальных требований, кроме свидетельства профессоров, о том, что студент действительно слушал его лекции. В 1810-е гг. «свобода обучения» ограничивается, а профессора и предметы для изучения предписывались студентам с помощью специальных табелей. С 1819 г. прохождение полного курса в три (а у медиков - в четыре года) стало обязательным для получения классного чина. Соответственно
увеличилась и средняя продолжительность учебы, а для контроля за студентами введены публичные экзамены в конце года, что впоследствии завершилось в виде складывания в Московском университете курсовой системы.
Заканчивая учебу, студенты-дворяне в XVIII в. стремились получить аттестат, дававший по одному из указов, подготовленных И.И. Шуваловым, право на внеочередное производство в следующий чин (желание получить его поскорее приводила к тому, что мало кто из студентов-дворян тогда задерживался в университете на несколько лет). Для выпускни-ков-разночинцев университет должен был особо «ходатайствовать» об их чинопроизводстве в соответствии с успехами, как это произошло в случае первых выпускников, Алексея Артемьева и Ивана Борзова. Проблема единого стимула к учебе в виде назначаемого всем студентам университета классного чина была решена Уставом 1804 г.: согласно нему звание студента соответствовало 14 классу в Табели о рангах. Однако эта же мера привела и к злоупотреблениям, когда в университет записывались исключительно ради чина и стремились затем его быстро покинуть и перейти на службу. Поэтому следующий шаг в нормализации законодательства был вполне закономерен: по «Положению о производстве в ученые степени» от 1819 г. чин 14 класса присваивался лишь с получением звания «действительного студента», которое было возможно по окончании полного курса учебы и сдачи экзаменов.
Средством стимулировать успешную учебу являлось и утвержденная в ходе реформ начала XIX в. связь между классными чинами и учеными степенями в университете. Тем не менее, как показал анализ, первые ученые степени зародились в Московском университете второй половины XVIII в. без всякого законодательного обоснования, в силу традиции: здесь употреблялись степени магистра для обозначения молодого ученого, выпускника университета, переходящего к самостоятельному лекций, и бакалавра - для выпускника, еще только готовящегося к преподаванию в составе т.н. Педагогической семинарии. Степень бакалавра непосредственно предшествовала введению в 1803 г. ученой степени кандидата. Лестница ученых степеней открывала идущим по ней путь к быстрому получению чинов, чем в начале
XIX в. зачастую пользовались дворяне, благодаря своим связям добивавшиеся для отпрысков получения высоких степеней. Но возможность злоупотреблений, опять-таки, прекратило введение «Положения» 1819г., после которого, правда, количество выпускников, получающих степени кандидата и выше упало, а большинство из окончивших курс выходили действительными студентами. Заметное число студентов и в 1810-20-х гг. (хотя уже не большинство, как и в прежние эпохи) по различным причинам вообще не заканчивали курса, но получили теперь возможность продолжать учебу, перейдя из Московского университета в другие учебные заведения.
Организация учебного процесса в Московском университете значительно изменилась за рассматриваемый период. В 1760-х гг. она претерпела изменения по сравнению с исходным «Проектом об учреждении», ориентируя студентов к длительному слушанию наук. В то же время готовых к этому студентов насчитывались единицы, и соответственно «выпускников», т.е. молодых людей, прослушавших полный курс лекций и удостоенных от университета определенных отличий (в частности, первых ученых степеней для будущих преподавателей) в XVIII веке все же было очень мало. В начале XIX в. слушание университетских лекций стало рассматриваться как один из элементов дворянского воспитания, но и в это время сложно говорить о потоке выпускников, т.к. молодые дворяне проводили в университете лишь 2-3 года и спешили поступить на службу с чином 14 класса. Правильный ход учебы в университете был налажен только в 1810-е гг., чему в значительной степени способствовало установление в 1819 г. обязательного условия к получению чина прослушать полный курс лекций.
