CC BY
81
УДК 82.161.1.09"18"
Тезина Виктория Александровна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
У ИСТОКОВ ФОРМИРОВАНИЯ ДРАМАТУРГИЧЕСКОГО ТАЛАНТА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО И А.Н. ОСТРОВСКОГО
В статье выявляются генетические и типологические контакты А.Н. Островского с Ф.М. Достоевским в момент формирования их драматургического таланта.
Ключевые слова: натуральная школа, физиологический очерк, духовное становление, маленький человек, театральность, диалогичность, пушкинская традиция.
Незадолго до кончины, в декабре 1880 года, Ф.М. Достоевский в письме к неустановленному лицу (некому Николаю Александровичу) рекомендует необходимый список книг для библиотеки подростка: «Скажу лишь вообще: берите и давайте лишь то, что производит прекрасные впечатления и родит высокие мысли. Если ему минуло шестнадцать лет, то пусть прочтет Жуковского, Пушкина, Лермонтова. Если он любит поэзию - пусть читает Шиллера, Гете, Шекспира в переводах и изданиях Гербеля. Тургенева, Островского, Льва Толстого пусть читает непременно, особенно Льва Толстого. (Гоголя, без сомнения, надо дать всего.) Одним словом - всё русское классическое» [6, с. 237].
Воспитание юной души Достоевский доверяет художественному слову великих предшественников и своих современников, среди которых он указывает имя А.Н. Островского. Заметим, что в библиотеке Достоевского (аннотированный каталог библиотеки Достоевского научно реконструирован в 2005 году сотрудниками Пушкинского Дома) среди собраний сочинений современников: Н.А. Некрасова, Н.С. Лескова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева - также имелось 8 из 10 томов собрания сочинений Островского, выпущенных типографией А.А. Краевского в 1874 году.
Несмотря на противоречивые оценки Федором Михайловичем творчества драматурга, в сознании романиста имя Островского не раз оказывалось в одном ряду с Пушкиным и Гоголем. Так, в статье «"Свисток" и "Русский вестник"» в 3 выпуске журнала «Время» за 1861 год он пишет: «Мне кажется тоже, что литература наша, хоть и новая, хоть и недавняя, но вовсе уж не такая мизерная. Она совсем не скудная: у нас Пушкин, у нас Гоголь, у нас Островский, и это уже литература. Преемственность мысли видна уже в этих писателях, а мысль эта сильная, всенародная» [4, с. 112]. В этот ряд можно смело включить и имя самого Достоевского.
Генетически восприняв талант и наследие великих предшественников - Пушкина и Гоголя, Островский и Достоевский почти ровесниками пришли в русскую литературу. Их духовное становление пришлось на 1830-е - 1840-е годы, источник наблюдений писателей был один, и цель творческого
пути была общая - правдивое изображение жизни.
Им обоим многое пришлось претерпеть: Достоевский прошел испытание ссылкой и каторгой, Островский всю жизнь был связан каторгой цензурной. Оба знали, что такое нужда и страдание. Их связывали общие знакомые-литераторы, но развернутого межличностного творческого диалога, отраженного в письмах, дневниках, между Островским и Достоевским не было. Известны лишь пять писем Достоевского к Островскому и два письма Островского к Достоевскому. Переписка связана с двумя пьесами драматурга, напечатанными в журнале братьев Достоевских «Время», - «За чем пойдёшь, то и найдёшь» (1861) и «Грех да беда на кого не живет» (1862).
Нельзя не сказать о том, что писателей сближает разработка персонажей одного и того же типа: мечтателей, самодуров, людей «горячего сердца», праведников; рассмотрение сопряжённых тем и мотивов: тема «маленького человека», мотив трагической женской судьбы, мотив двойничества и т.д. Через проницательную наблюдательность Островского и Достоевского проходили истории их героев, «случайных семейств», истории целых городов - Скотопригоньевска, Петербурга, Бряхимова, Калинова. За злобой текущего дня сюжеты их произведений открывают нечто долговечное и типичное. При этом сопоставительный анализ творчества писателей не исчерпывается выявлением схожих особенностей на идейно-тематическом уровне.
В высказываниях Достоевского о русской литературе на страницах «Дневника писателя» исследователи не раз замечали обращение писателя к творчеству Островского, отмечая внутреннее тяготение Достоевского к драматургии, обращая внимание на нарастающий драматизм сюжетных событий, построение сюжетного действия как лавины событий. Это объясняется тем, что Федор Михайлович - писатель, наделённый ярким театральным сознанием, его персонажи не столько впечатляют нас как личности, сколько кажутся актёрами, играющими доверенную им роль. Высказывания о драматургической структуре произведений Достоевского, о расширении жанра романа за счет усвоения элементов драматического произведения мы встречаем, например, в работах В.Я. Кирпотина,
146
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2014
© Тезина В.А., 2014
У истоков формирования драматургического таланта Ф.М. Достоевского и А.Н. Островского
М.М. Бахтина, Вяч. Иванова. Наконец, известно, что первые литературные опыты Достоевского предпринимались в драматическом роде, и среди них была незавершённая пьеса «Борис Годунов». И. Зохраб отмечает, что романы Достоевского накапливают в себе элементы драматического произведения благодаря широкому использованию в них приёмов, связанных с драматическим жанром: «К таким элементам, как "приём масок", "механизированный приём", можно добавить в равной степени театральные элементы, которые имеются в большинстве произведений Достоевского: кульминационные сцены скандала в присутствии всех действующих лиц, деление героев на пары, индивидуализация их речи, самовыражение через речь, драматургическая манера построения произведения и т. п.» [7, с. 107].
Не стоит забывать, что исток таланта драматурга Островского - это художественная проза. Свой творческий путь драматург начинает с очерков «Записки замоскворецкого жителя». Как замечает Ю.В. Лебедев, «генетически раннюю драматургию Островского принято связывать с прозой "натуральной школы", с физиологическим очерком в период кризиса этого жанра. К концу 1840-х гг. рассказчик в очерках и повестях "натуральной школы" решительно изменяется. Он не спешит высказать свою точку зрения на происходящие события, не вмешивается в живой поток жизни. Напротив, он предпочитает "стушеваться", превратиться в хроникёра, объективно и беспристрастно воссоздающего факты. Художественный мир реалистической прозы становится всё более и более драматизированным, изменяется соотношение между описанием и сценкой. "Сценки" входили и в традиционные физиологии, но там они играли подчинённую роль. Очеркист-физиолог иллюстрировал ими свои итоговые наблюдения над жизнью, свои типологические характеристики. К 1850-м годам ситуация изменяется. В повествовательных жанрах сокращается удельный вес эпизодов "от автора" и нарастает собственно художественный, изобразительный, сценический элемент» [8, с. 7].
Писательский талант Достоевского и Островского рождается в колыбели натуральной школы, «таившей в себе потенциальные драматические начала». Преемники традиций натуральной школы стремятся ухватить время, внести живую жизнь в рамки повествования, за счёт этого в художественных произведениях 1840-х - 1850-х годов усиливается драматический элемент. В.В. Виноградов замечал, что не только физиологический очерк, но и «вся новелла в 1840-е годы начинает, если можно так выразиться, драматизироваться. Она строилась как ряд драматических эпизодов, пёстрых диалогов между действующими лицами, с детальным воспроизведением (в форме ремарок) обстановки, поз, движений и портрета героев» [2, с. 316].
Проницательный взгляд на особый мир Замоскворечья - «Записки замоскворецкого жителя» (1847). Это первый шаг Островского на литературном пути. Когда-то он с упорством достиг истока Волги - небольшого ручейка, вытекавшего из-под упавшей берёзы. Так и в «Записках замоскворецкого жителя» - начало будущего драматургического таланта Островского. Как отмечает И.А. Овчи-нина, «уже в этих первых очерках видна природа дарования Островского: в самой действительности он видит элементы зрелищности, в людях - лицедеев, воспринимая жизнь театрально» [9, с. 170].
Достоевский годом ранее очерков Островского публикует роман «Бедные люди», принёсший ему шумный успех и получивший высокую оценку Белинского. В центре романа - образ «маленького человека» Макара Девушкина, говорящего от своего лица в письмах к Вареньке Добросёловой. Островский наверняка был знаком с этим романом, так как в первом из замоскворецких очерков - «Иван Ерофеич» - заметна сходная психологическая мотивировка в изображении подобного героя. Чуткое восприятие общественного состояния, ощущение духовного разлада в душах людей, стремление обнажить внутренний мир героя его же устами, достижение полного правдоподобия происходящих событий (так, автор-издатель в «Записках» замечает, что «это сущая правда») - общие черты ранней прозы Островского и Достоевского.
В голосе Ивана Ерофеича, который уничижительно заявляет о себе («человек-то я маленький, и ходу мне никакого нет»), мы узнаём Макара Де-вушкина - героя романа Достоевского. Житель Замоскворечья сам «просится в свет» и «неотступно молит» рассказать о нём читателям. А перед этим обитатель петербургского угла Макар Девушкин в письмах к Вареньке Добросёловой открывает свою живую, страдающую, но при этом не лишённую гордости душу («гордость унижения, гордость мученика», - как скажет автор-повествователь об Иване Ерофеиче в «Записках замоскворецкого жителя»).
Возникает также общая символичная деталь, связанная с литературной традицией XIX века, -«странная шинель», в которой ходит по Замоскворечью Иван Ерофеич. Макар Девушкин также не лишен этого атрибута: «Дождь был такой, слякоть такая была сегодня! Я, ясочка моя, в шинель-то закутался, иду-иду да всё думаю: "Господи! прости, дескать, мои согрешения и пошли исполнение желаний"» [3, с. 77].
В очерке об Иване Ерофеиче и в романе Достоевского нет подробного описания внешности героев. Автор-повествователь в «Записках» так заявляет, отказывая в описании «физиономии» героя: «Ах, Иван Ерофеич! Иван Ерофеич! Не хорошо, братец, так запускать себя! Хоть бы ты шинель-то переменил, а то ведь срам сказать, ходишь ты зиму и лето в своей допотопной шинели. Ну, погляди ты
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2014
147
на себя хорошенько: бархатный воротник у твоей шинели сложен совершенно как хомут, капюшон у тебя со складками и всегда как-то раздут, так что сверху он шире, чем внизу. А ещё как увидит тебя какой-нибудь юмористический писатель, да опишет тебя всего, и физиономию твою опишет, и вицмундир твой, и походку твою, и табакерку твою опишет, да ещё и нарисуют тебя в твоей шинели в разных положениях, тогда уж вовсе беда - засмеют тебя совсем. Уж я, право, не знаю, что мне с тобой делать. Нет, уж как ты ни проси, а я тебя не покажу. Мне на первых-то порах не хочется, чтоб меня обвинили в незнании приличий. А лучше я выпишу целиком из рукописи, что рассказывал о тебе сослуживец твой, Иван Яковлич, неизвестному автору "Записок о Замоскворечье". И тебе не обидно, и моё дело сторона» [10, с. 35]. В приведённой цитате присутствует отголосок романа Достоевского «Бедные люди»: «И они ходят, пасквилянты неприличные, да смотрят, что, дескать, всей ли ногой на камень ступаешь али носочком одним; что-де вот у такого-то чиновника, такого-то ведомства, титулярного советника, из сапога голые пальцы торчат, что вот у него локти продраны - и потом там себе это всё и описывают и дрянь такую печатают» [3, с. 69].
В Иване Ерофеиче, как и в Макаре Девушкине, на первый план вынесено конфликтное отношение героя к действительности. В отличие от гоголевского Башмачкина, в котором личность стёрта, «маленькие люди» ранних произведений писателей смело заявляют о себе. Тут обнаруживается традиция, восходящая к Пушкину, слышатся нотки трагические, развернувшиеся впоследствии в драмах Островского и романах Достоевского. Перенося в ткань повествования трагический конфликт, найденный ещё Пушкиным, Островский вслед за Достоевским отыскивает в герое униженную, но активную и деятельную, готовую к бунту душу.
Подобно героям Достоевского, голос Ивана Ерофеича прорывается у Островского длинным монологом в финале рассказа: «Я не крепостной какой-нибудь, кажется. <...> Я благородный человек!» [10, с. 41]. Эта исповедь напоминает рассказ о загубленной жизни отставного чиновника Мармела-дова, героя романа «Преступление и наказание»: «Для чего я не служу, милостивый государь, - подхватил Мармеладов, исключительно обращаясь к Раскольникову, как будто это он ему задал вопрос, -для чего я не служу? А разве сердце у меня не болит о том, что я пресмыкаюсь втуне?» [5, с. 14].
За внешней комичностью героев Достоевского и Островского скрывается глубокий внутренний драматизм, повреждённая гордыней душа «маленького человека», обреченного на одиночество из-за своей социальной придавленности и духовной «вялости».
Форма повествования Достоевского и Островского в этих ранних произведениях также заслу-
живает особого внимания. Роман «Бедные люди» представляет собой переписку двух лиц, где отсутствуют авторские наблюдения со стороны. Авторский голос в «Записках замоскворецкого жителя» тоже заретуширован и скрывается за повествованием издателя, а тот, в свою очередь, «передаёт» слово сослуживцу Ивана Ерофеича - Ивану Яковлевичу. Таким образом, возникает многоголосие, составляющее особенность жанровой структуры «Записок». На эту особенность ранней прозы Островского обращает внимание и А.В. Павлов: «В жанровом отношении многоголосие временами создает эффект сценичности, который особым образом организует текст, придаёт событиям динамику драматического действия. Это было характерной чертой прозы 40-х годов XIX века» [11, с. 47].
Разными путями Островский и Достоевский шли к единой художественной цели. Так, уже на раннем этапе творчества оба писателя стремятся объективно отразить реальность, обнажая душу героя - вместилище противоречий, где низкое сочетается с высоким, «святость» соседствует с «грехом». У Островского, как и у Достоевского, нет «однотонной человеческой значимости» [1, с. 201]. Это специфическое свойство их творческого метода особенно ярко обнаружится в поздних произведениях.
Библиографический список
1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Сов. писатель, 1963. - 362 с.
2. Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. - М.: Наука, 1976. - 512 с.
3. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 1. - Л.: Наука, 1972. - 520 с.
4. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 19. - Л.: Наука, 1979. - 355 с.
5. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 6. - Л.: Наука, 1973. - 421 с.
6. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 30, кн. 1. - Л.: Наука, 1988. - 456 с.
7. Зохраб И. Ф.М. Достоевский и А.Н. Островский (в свете редакторской деятельности Достоевского в «Гражданине»») // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 8. - Л.: Наука, 1988. -С. 107-125.
8. Лебедев Ю.В. А.Н. Островский и русская литература // Литература в школе. - 2013. - № 4. - С. 7-11.
9. Овчинина И.А. «Записки замоскворецкого жителя» // А.Н. Островский. Энциклопедия. - Кострома; Шуя, 2012. - С. 170.
10. Островский А.Н. Полн. собр. соч.: в 12 т. Т. 1. - М.: Искусство, 1973. - 476 с.
11. ПавловА.В. О жанровых особенностях «Записок замоскворецкого жителя» А.Н. Островского // А.Н. Островский в новом тысячелетии. - Кострома, 2003. - С. 44-48.
148
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2014
