CC BY
112Мейер К.Э., Бризак Ш.Б.
ТУРНИР ТЕНЕЙ: БОЛЬШАЯ ИГРА И ГОНКА ЗА ИМПЕРИЮ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Meyer K.E., Brysac S.B.
Tournament of shadows: The Great Game and the race for empire in Central Asia. - N.Y.: Basic Books, 2006. - XXXX, 648 p.
Подъем в Пакистане в конце ХХ в. исламистов, которые вскоре обратили оружие против США, был продолжением Большой Игры, для которой есть другое название, придуманное министром иностранных дел Российской империи графом Нессельроде: «Турнир Теней».
В действительности в Большой Игре было мало победителей. Большинство русских и британских офицеров, которые боролись с разбойниками и эмирами и храбро пробирались по неизведанным землям, погибли насильственной смертью, добившись ничтожно мало. Сейчас все это грозит повториться. Трубопроводы, нефтяные консорциумы и контракты - это призы в новой Большой Игре, в которой Индия и Китай борются за доступ к нефти и газу Каспийского региона с русскими, европейцами и американцами, не говоря уже о Турции, Иране и Пакистане, у которых в бывших советских республиках есть собственные интересы. США включились в эту борьбу как наследники британцев.
В 1808 г. в Патну в качестве нового управляющего конными заводами Ост-Индской компании приехал Уильям Муркрофт (1767-1825). Он учился во Франции и стал первым англичанином, получившим профессию ветеринара. В Дели он услышал на базаре, что величайший лошадиный рынок в мире находится в Бухаре. Муркрофт нанял перса по имени Мир Иззатулла совершить тайную разведывательную поездку в Бухару, что тот и сделал. Сам он
вскоре посетил Хардвар, где узнал, что прекрасных лошадей можно найти в Тибете. Вместе с англо-индийцем капитаном Х. Хирси Муркрофт переоделся в индуистского паломника-торговца госаи-на и отправился с караваном в Тибет. Своей целью «паломники» объявили посещение двух священных озер и святой горы Кайлас.
В местечке Даба в Тибете Муркрофт увидел двух собак явно европейского происхождения - мопса и терьера. Они обрадовались чужеземцу и показали трюк, в котором тот усмотрел военную выучку. Муркрофт выяснил, что собак привезли урус - русские, и забеспокоился, что они уже проникли в Тибет - особенно учитывая союз с Россией Наполеона. Правда, то был уже июль 1812 г., и Великая армия перешла Неман. «Однако Муркрофт всегда опережал свое время, и один-единственный инцидент с собаками в Тибете стал провозвестником целого столетия одержимости британцев экспансией России на восток» (с. 20).
В Калькутте Муркрофта не похвалили за тибетскую экспедицию, из-за которой он пренебрег прямыми обязанностями. Это его не остановило, и он собрался в Бухару за знаменитыми туркменскими лошадьми, которых еще древние китайцы ценили как «небесных лошадей». В 1819 г. глава политического и секретного департамента Индии Чарлз Меткаф позволил Муркрофту отправиться в такую экспедицию.
Муркрофт отправился в путь во главе небольшой экспедиции и без верительных грамот. Его главным спутником стал молодой юрист Джордж Требек. Экспедиция насчитывала 300 человек, включая отряд из 12 гуркхов, 16 лошадей и мулов и товары на 4 тыс. фунтов стерлингов (с. 31). Однако универсальным паспортом Муркрофту послужил полевой госпиталь: экспедиция везла много медицинских материалов. Еще до пересечения Сатледжа репутация Муркрофта как лекаря шла впереди него. Проехав через долину Ку-лантхапитха (что значит «Конец обитаемого мира»), Муркрофт углубился в Ладакх. С караваном шли два индийца, которые считали шаги, чтобы мерить расстояние; Требек с помощью барометра и термометра измерял высоту перевалов.
На Каракоруме Муркрофт узнал о деятельности по соседству русского агента Мехти Рафаилова, который еще в 1808 г. побывал в Ладакхе, купил там шали и передал радже письмо царя. В апреле 1821 г. Рафаилов умер по пути в Кашмир. Вероятно, именно он подговорил китайские власти в Яркенде не пускать Муркрофта.
Прибыв в 1822 г. в Шринагар, Муркрофт и Требек оказались первыми европейцами, которые посетили город более чем за
40 лет. Сикхский наместник принял их хорошо, а Муркрофт развернул свой госпиталь и иногда принимал до 300 пациентов в день. В Кашмире он пробыл год и помимо прочего изучал производство шалей, обогатив Европу соответствующими знаниями.
Лошади пуштунской области Вазиристан разочаровали Муркрофта, и он отправился дальше. В июне 1824 г. экспедиция вступила в Кабул. Как раз в это время Дост Мухаммад-хан сверг своего племянника и сделался амиром Афганистана. Муркрофт преподнес ему в подарок двустволку, но в письме начальству высказался за помощь Ост-Индской компании его главному сопернику Шаху Шудже, прибавив, что для смены правителя «хватит одного британского полка». Целью такой «политики экспансии» («forwardpolicy») - термин Муркрофта, который позднее приобретет широкое хождение, - было держать на расстоянии русских. Алармист Муркрофт вновь предвосхищал будущее. Он стал классическим русофобом еще до того, как его соотечественники распознали саму возможность русской угрозы британским интересам в Азии.
В феврале 1825 г. Муркрофт и его спутники стояли перед воротами Бухары. Город был знаменит как древний центр учености, где находилась вторая после ширазской библиотека исламского мира, славился своими каналами, садами, коврами и шелками. Известна была Бухара и как крупнейший невольничий рынок региона. Муркрофта хорошо принял эмир Хайдар, но британец был разочарован спросом на британские товары на базарах, где предпочитали более дешевые русские товары. К тому времени к русским лицам в Бухаре так привыкли, что уличные мальчишки бежали рядом с Муркрофтом с криком «Урус, урус!». Считая, что опасения проникновения русских оправдались, Муркрофт наладил тайную сеть шпионов и наказал им следить за действиями России. Достичь главной цели поездки не удалось: британец не нашел подходящих коней.
В июле 1825 г. караван Муркрофта и Требека отправился в обратный путь. Не оказалось подходящих лошадей и в Балхе. Предприняв последнюю попытку, Муркрофт заехал в афганский городок Андхой. Там он заболел и 27 августа 1825 г. умер.
Став в 1836 г. генерал-губернатором Индии, лорд Окленд заверил своего исполнявшего обязанности предшественника Метка-фа, что ничто не было бы глупее, чем вмешиваться в дела сикхов или афганцев. И тем не менее вскоре британцы развязали войну с Афганистаном. Это было связано с Россией. «В 1830-е годы британские дипломаты и стратеги увидели нового глобального противника - Российскую империю, армии и агенты которой казались
почти столь же опасными, как таковые бывшего союзника царя, Наполеона. Завоевав Кавказ, русские армии продолжали натиск на восток, а русские разведчики исследовали степь от Оксианы (Ма-вераннахра. - Реф.) до Китайской Татарии. Конечной целью России британцы считали Индию, в которую можно было вторгнуться через Афганистан или Персию. Никто не воспринимал русскую угрозу серьезнее, чем министр иностранных дел в правительстве Мельбурна лорд Пальмерстон, который имел вкус к крестовым походам и чрезмерному раздуванию патриотизма. Афганистан и Персия в глазах Пальмерстона были оборонительными твердынями Индии. Он опасался, что слабая, коррумпированная Персия уже наполовину в кармане у царя» (с. 61-62). Министр обеспокоился, когда в 1837 г. иранская армия осадила Герат, который в прессе обыденно называли «воротами в Индию». В правительстве союзником Пальмерстона был председатель Контрольного совета по делам Индии Джон Кэм Хобхаус.
1 октября 1838 г. Окленд издал Шимлский манифест, который на деле приговорил десятки тысяч людей к гибели в бесчестной войне. К первой англо-афганской войне привели четыре допущения британцев: что воевать будут в основном сикхи; что Герат вот-вот попадет в руки персов; что Дост Мухаммад - отчасти зависимый от России правитель; что афганцы потерпят и даже поприветствуют британскую марионетку. Еще до вторжения в Афганистан стало ясно, что все эти допущения ошибочны. Ранджит Сингх не стал воевать за британские интересы, зато выговорил дань Шаха Шуджи Панджабу за помощь. В осажденном персами Герате оказался британский разведчик Элдред Поттинджер, который помог защитникам города чинить крепостные стены и обучил конницу тактике внезапных вылазок. Дост Мухаммад вовсе не был русской марионеткой, хотя в 1837 г в Кабуле действительно объявился посланец России.
Одним из видных шотландцев на службе Ост-Индской компании был сотрудник политического департамента Александр Бёрнс. Его первым важным заданием было привезти Ранджит Сингху по Инду подарок британского короля - пять лошадей и внушительный экипаж. Истинной целью миссии Бёрнса была разведка Синда. В 1832 г. Бёрнс вместе с врачом Дж. Джерардом съездил в Кабул с миссией к Дост Мухаммаду, после чего достиг Бухары и был принят здешним визирем. По возвращении Бёрнс издал первое описание Бухары, совершенное британцем со времен Тюдоров.
Манной небесной для «военной партии» в Шимле стало прибытие в Кабул в 1837 г. русского офицера - капитана Яна Вит-кевича из Оренбурга, который привез письмо царя. Сначала Дост Мухаммад принял его прохладно, так как не терял надежды на урегулирование с британцами относительно отнятого у него сикхами Пешавара. В январе 1838 г. Окленд ответил амиру письмом, посоветовав оставить надежды на Пешавар, а в марте последовал ультиматум. Это письмо привело Дост Мухаммада в негодование, и он стал принимать Виткевича во дворце, а Бёрнс с пустыми руками покинул Кабул.
Англо-индийская армия вторжения прошла в Афганистан через Боланский проход, который является чудом природы, но стратегическим кошмаром: это 50-мильное ущелье, которое поднимается от 140 до 1700 м над уровнем моря и опаснее Хайберского прохода. Кандагар покорился Шаху Шудже без боя, правда, британцы заметили, что крики приветствия смолкли, когда горожане увидели под своими стенами войско «неверных». Все же британцы взяли неприступную крепость Газни, Дост Мухаммад бежал через Амударью, а Шах Шуджа вступил в утраченную когда-то столицу. Макнатен ликовал, что передавалось подчиненным. Как писал семье один молодой лейтенант: «Только взгляните на Кабул на карте. Взгляните на Герат. Я очень скоро ожидаю увидеть среди владений ее величества Китайскую Татарию и Сибирь» (с. 89). В Афганистане встали британские гарнизоны.
Хотя Бёрнс выступал против свержения Дост Мухаммада, при Шахе Шудже он стал британским резидентом. Утвердившись в Афганистане, британцы посчитали, что дело сделано. Правда, были и те, кто указывал на нарастающее недовольство оккупацией. Однако Макнатен презирал таких «пораженцев». Он хотел видеть лишь признаки «нормализации» Афганистана (как говорили во время советской войны в этой стране).
Летом 1841 г. Макнатен вполовину урезал оговоренную субсидию племенным вождям восточных гильзаев, которые, будучи сильнейшим пуштунским племенем, контролировали перевалы и ущелья по пути из Кабула в Джелалабад. Недовольство росло и в самом Кабуле и 1 ноября 1841 г. вылилось в штурм дома Бёрнса толпой и его убийство.
Макнатен и командующий британским гарнизоном генерал-майор У. Элфинстон повели себя нерешительно, и восстание разрослось. Элфинстон был стар и некомпетентен, его озадачили военные действия, которые очень отличались от Ватерлоо, он сбивал
с толку офицеров, выражая в одном предложении противоречивые мнения. В довершение всего афганцы оказались прекрасными снайперами, а их ружья (джезаили) били на 800 ярдов, тогда как британская Brown Bess - всего на 150 (с. 98). Неудивительно, что во время одной из вылазок британцы потерпели поражение, образовав каре, чтобы противостоять отдаленному ружейному огню, тогда как при Ватерлоо такие каре формировались для отпора кавалерии Наполеона.
Макнатен пытался расколоть афганских вождей подкупами, но его перехитрил сын Дост Мухаммада Акбар, убив во время встречи. Останки Макнатена повесили на крюке для мяса на кабульском базаре, что напоминает казнь талибами там же просоветского лидера Наджибуллы в 1996 г. Командование договорилось с афганцами об уходе из Кабула, но в ходе отступления англоиндийская колонна подверглась обстрелу и практически вся полегла. 13 января 1842 г. часовые в крепости Джелалабада заметили единственного уцелевшего - доктора Уильяма Брайдона.
Что же заставило Британию ввязаться в афганскую авантюру? «Кажется справедливым сказать, что чашу весов склонили соображения британского престижа и внутренней политики. Паль-мерстон и Хобхаус раздули русскую угрозу, недооценили боевые качества азиатских народов и требовали для Британии одностороннего права вмешательства» (с. 109).
XIX век был эпохой беспрецедентного по масштабам движения населения по суше и морю, обусловленного появлением пароходов и железных дорог. К 1900 г. большая часть населения и территории мира находилась под властью менее десятка стран. «Эту установку флагов по всему земному шару подтолкнула смесь импульсов - гордость, национальные интересы, зов прибыли, миссионерское рвение, стремление спровадить заключенных или амбициозных солдат» (с. 111). Одной из расширявшихся стран была Россия, которая за четыре столетия территориально росла со средней скоростью 54 кв. мили в день. В Британии среди первых, кто забил в связи с этим тревогу, был сэр Роберт Уилсон (1777-1849), который своими глазами видел пожар Москвы 1812 г.
В середине XIX в. обе державы пережили травмы: Россия -Крымскую войну, а Британия - восстание в Индии. Поражение России выровняло баланс сил в Европе и парадоксальным образом способствовало сохранению мира до 1914 г. Восстание увеличило
1Оставим такую интерпретацию событий на совести авторов. - Прим. реф.
97
страхи британцев перед мятежами, заговорами и иностранными провокациями. Крымская война привела к экспансии России в другом направлении - в Азии. Министр иностранных дел Горчаков объяснил Европе положение России в Средней Азии как положение цивилизованного государства, которое вынуждено контактировать с полудиким населением и расширяться по причине самообороны. Правда, князь не назвал экономической подоплеки экспансии - необходимости в хлопке. До гражданской войны в США главным поставщиком в Россию хлопка был американский Юг, а с блокадой портов Конфедерации Россия стала искать альтернативные источники в Средней Азии. Если в 1860 г. на регион приходилось всего 6% российского импорта хлопка, то в 1862 г. -40%, а к 1867 г. импорт вырос втрое (с. 153).
В Британии в 1860-е годы по вопросу внешней политики в Азии сформировались две школы. Школу экспансии возглавлял военный, дипломат и отец ассириологии сэр Генри Роулинсон. По возвращении в 1856 г. в Англию он получил баронетство, председательство Королевского географического и Азиатского обществ, место в парламенте и пожизненное место в Совете по делам Индии. В течение 30 лет Роулинсон в своих речах, статьях и меморандумах проводил одну и ту же мысль: Россия враждебна и имеет виды на Индию.
Роулинсону противостоял вице-король Индии сэр Джон Ло-уренс, сторонник Закрытых Границ; критики назвали это направление школой «искусного бездействия». Лоуренс считал, что безопасность Индии заключается не в территориальных приобретениях или отправке посланцев в Афганистан, а в качестве британского правления в Индии. «Афганец вынесет бедность и небезопасность жизни, но не потерпит чужеземного правления», - предостерегал он. В случае экспансии России это могло ударить и по ней.
Масштабное завоевание Средней Азии Россией началось в 1865 г., когда генерал-майор Черняев взял принадлежавший Ко-канду Ташкент. Его дело продолжил военный губернатор Туркестана генерал-майор Д.И. Романовский, которому в инструкциях напомнили, что поскольку азиаты уважают только силу, малейшее колебание и нерешительность будут восприняты как знак слабости. Завершил завоевание ханств следующий военный губернатор - К.П. Кауфман (1867-1882). В 1868 г. он сделал протекторатом Бухару, а в 1873 г. - Хиву.
В обстановке активизации России один из сторонников «школы экспансии» бывший губернатор Бомбея сэр Бартл Фрэр
рекомендовал разместить гарнизон в Кветте, довести железную дорогу до Хайберского прохода и отправить британских агентов в Кабул, Кандагар и Герат, а также предъявить афганскому амиру Шер Али-хану ультиматум, чтоб не контактировал с русскими. Взгляды Фрэра разделял новый вице-король лорд Литтон.
Во время русско-османской войны 1877-1878 гг. и обострения англо-русских отношений в Кабул прибыла миссия генерал-майора Николая Столетова, который обнадежил амира. Литтон назвал Шер Али-хана «не просто дикарем, но дикарем на грани безумия» и собрался преподать ему урок. Из Лондона вице-королю дали инструкцию повременить с любыми действиями, пока русские не дадут официального ответа на британский запрос относительно Столетова. Однако по неясным причинам (путаница в телеграммах, начало выполнения мобилизационного плана или простое неподчинение) вице-король начал войну. Премьер-министр Дизраэли выразил мнение, что когда наместники игнорируют приказы, «им следует быть уверенными в успехе своего мятежа» (с. 186). Литтон был уверен.
Оказавшись перед угрозой войны, Шер Али обратился к России за помощью, но Кауфман отговорился плохой погодой и советовал амиру помириться с британцами. Шер Али направил им соответствующее письмо, но опоздал: 21 ноября 1878 г. три англоиндийских армии вступили в Афганистан.
В 1879 г. Шер Али умер, и его сын Якуб-хан согласился на все условия британцев. В Кабуле появился резидент сэр Луи Ка-ваньяри. Бывший вице-король Лоуренс, узнав об отправке миссии, предсказал, что ее всю истребят. Новый посланник на это пожал плечами: «Если моя смерть приведет к проведению красной линии (границы Британской империи. - Реф.) по Гиндукушу, я не против» (с. 189). Один из сослуживцев Каваньяри отозвался о нем как о человеке, который подходит для решений чрезвычайных ситуаций, а не для занятия поста, требующего деликатности и спокойных суждений. Вскоре в Кабул из Герата прибыли 6 полков амира, которым месяцами не платили жалованья. Они напали на резиденцию и всех перебили.
Литтон направил в Афганистан карательную армию генерала Робертса, тот вошел в Кабул и провел казни. Хотя по масштабам и длительности афганский конфликт едва ли сравним с вьетнамской войной, он расколол британское общество. По случайности он совпал по времени с зулусской войной в Южной Африке. Ее вызвало предложение сэра Бартла Фрэра, который к тому времени
стал там британским комиссаром, разместить резидента в Зулу-ленде. Многие британцы не понимали, какой высший интерес оправдывает британские потери в Афганистане и последовавшие за этим кровавые ответные действия.
Вскоре в страну приехал живший на русскую пенсию внук Дост Мухаммада Абдур-Рахман, но британцы признали его ами-ром и замирили страну, разбив перед уходом оттуда правителя Герата Аюб-хана. Робертс выразил уверенность, что чем меньше афганцы будут видеть британцев, тем меньше они будут их не любить, а если Россия когда-нибудь попытается завоевать Афганистан или вторгнуться через него в Индию, у британцев будет больше шансов сделать афганцев союзниками. Оставленный на троне Абдур-Рахман получил известность как Железный эмир, жестоко подавив два крупных восстания. В Лондоне новый премьер-министр У.Ю. Гладстон разрывался между желанием осудить империализм и сохранять его: хотя он выступал против афганской войны, он не был готов отказаться от всех ее плодов, поэтому Хайбер и долина Куррам остались под британской властью, а в 1885 г. его кабинет оказался на грани войны с Россией, когда та претендовала на кусочек Афганистана.
В викторианскую эпоху самыми почитаемыми героями были путешественники-исследователи. Величайшим русским путешественником был Николай Михайлович Пржевальский (1839-1888). Ни один исследователь Азии не покрыл больше территории, чем он в ходе своих четырех экспедиций. Пржевальский был первым в гонке за Лхасу. Он окончил Академию генерального штаба в Петербурге, где «глотал» книги по географии и зоологии, мечтал изучать Африку и написал диссертацию с предложением топографической съемки региона Амура. Перейдя от слов к делу, Пржевальский с двумя помощниками нанес на карту территорию площадью больше Великобритании, обеспечив Генеральный штаб надежными данными о новой границе России с Китаем. Хотя он был офицером, связанным с военной разведкой, его экспедиции с готовностью финансировало Императорское географическое общество. Как выразился он сам: «Научные исследования будут маскировать политические цели экспедиции и призваны отбить охоту у наших противников вмешиваться» (с. 228).
Первая экспедиция Пржевальского (1870-1873) имела целью картографировать плато Ордос и изучить Южную Монголию. Он намеревался достичь Лхасы, но от истоков Янцзы был вынужден повернуть назад, потеряв 45 верблюдов и 24 лошади, не говоря о
припасах. Эта поездка снабдила штаб сведениями о мусульманском восстании во главе с Якуб-бегом в Западном Китае. Вторая экспедиция (1876-1878) была совершена в Кашгарию, где (уже подполковник) Пржевальский должен был провести переговоры с Якуб-бегом, а также «научить китайские власти и население иметь сношения с иностранцами и тем самым открыть путь торговле». В эту поездку Пржевальский установил местонахождение блуждающего озера Лобнор, а встреча с Якуб-бегом его не впечатлила.
В сентябре 1877 г. караван Пржевальского отправился в Лхасу; среди провизии было 70 фунтов рахат-лукума (Пржевальский был сластеной). Однако и на этот раз припасы кончились прежде, чем караван добрался до цели. В 1879 г. он опять выехал в Лхасу, везя собственноручно приготовленное им для далай-ламы клубничное варенье.
В 40 лет Пржевальский был знаменит; его называли величайшим европейским исследователем Центральной Азии со времен Марко Поло. После длительного путешествия к северным границам Тибета тибетское ополчение заставило экспедицию повернуть назад в местечке Нагчу в 145 милях от Лхасы. Там опасались, что русские - миссионеры-проповедники; некоторые даже боялись, что цель Пржевальского - похитить далай-ламу. Вернувшись в Россию, он по приглашению царицы Марии Фёдоровны посетил Гатчину, где очень понравился будущему Николаю II. Их разговоры заронили в царевиче интерес к Центральной Азии.
Четвертая экспедиция Пржевальского состоялась в 18831885 гг., а его помощником был Петр Козлов, который стал следующим великим русским путешественником по Центральной Азии. Пржевальский изучал гористую местность между Монголией и Тибетом, истоки озер, из которых вытекает Хуанхэ, но попасть в Лхасу вновь не удалось. На обратном пути он пересек пустыню Такла-Макан в меридиональном направлении из Хотана в Аксу. Вернувшись в Петербург и сделавшись советником военного министерства в звании генерал-майора, Пржевальский составил тайный меморандум «О возможной войне с Китаем», в котором высказался за присоединение Западного Китая, Монголии и Тибета и их колонизацию казаками. В 1888 г. Пржевальский выехал в пятую экспедицию, но умер в пути близ озера Иссык-Куль.
Как выяснил петербургский ученый Александр Андреев, еще в 1869 г. Императорское географическое общество и Гене-
ральный штаб пытались создать русский эквивалент индийских пандитов1 среди бурят и калмыков. Штабной офицер предложил отправить бурята Найдака Гомбоева в составе миссии паломников, которые собирались в 1873 г. в Тибет. Похоже, что среди паломников в Лхасу был Агван Доржиев, так что связь с Генеральным штабом правдоподобна. Тем не менее сам Доржиев считал себя не русским агентом, а наоборот, эмиссаром Тибета к белому царю. Его целью было создать тибето-монгольскую федерацию в сотрудничестве с Россией. Доржиев продолжал свою деятельность и при большевиках до своей смерти в ГУЛАГе. Ученый-монах и государственный деятель, наставник далай-ламы, Доржиев был одним из первых, кто познакомил Запад с богатыми традициями тибетского буддизма.
Посредником между Доржиевым и двором в Петербурге выступил князь Ухтомский, сам интересовавшийся оккультизмом и эзотерическим буддизмом. В 1895 г. он стал редактором «Санкт-Петербургских ведомостей», где опубликовал фразу, за которую позднее всегда хватались русофобы: «В Азии для нас в сущности нет и не может быть границ, кроме необузданного, как и дух Русского народа, свободно плещущего у ее берегов необъятного синего моря». По мнению Ухтомского, Россия предлагала Азии противоядие от западного империализма: чем больше эксплуатируется Восток, тем ярче становится имя белого царя.
С Ухтомским был связан Жамсаран (Пётр Александрович) Бадмаев (1851-1919). Модный практик тибетской медицины и советник министерства иностранных дел по Монголии, он был также самым влиятельным бурятом в Петербурге (доступ ко двору Романовых ему принесла медицина: он лечил гемофилию у царевича Алексея). Бадмаев стоял за развитие Сибири, и в 1893 г. правительство под влиянием Витте ссудило 2 млн. руб. компании Бад-маева на строительство железной дороги от Иркутска к китайскому городу Ланьчжоу через Гоби. Дорога должна была содействовать русской торговле в Центральной Азии, а попутно служить коммерческим прикрытием для агентов-бурят, которые могли поднять прорусское восстание против маньчжурской династии. Витте поддержал план Бадмаева. Тот отправил в Лхасу агентов, которым содействовал Доржиев. Самым успешным из таких агентов был Гомбожаб Цыбиков (1873-1930), видный представитель бурятской
1 Пандиты - разведчики-индийцы, работавшие на британцев в Центральной Азии во второй половине XIX в. - Прим. реф.
интеллигенции и преподаватель Восточного института во Владивостоке (в советское время он, будучи националистом, вступил в конфликт с властями). В 1900-1901 гг. Цыбиков побывал в Лхасе и ряде монастырей Тибета, тайком фотографировал и привез в Россию тибетские тексты и сведения о правительстве и населении страны, численности армии и китайском гарнизоне, обычаях полигинии и полиандрии.
Витте потерял власть в 1906 г. после поражения России в войне с Японией. С ним потерял влияние Ухтомский. Однако если Доржиеву и не удалось добиться от России полной поддержки Тибету, его поездки оправдали худшие опасения вице-короля Индии лорда Кёрзона. Когда Джордж Кёрзон был назначен в 1898 г. вице-королем Индии, ему не было и сорока. Ни один вице-король так не добивался этого поста, не был так хорошо подготовлен к нему и не повидал больше Востока, чем Кёрзон. Его двухтомник «Персия и персидский вопрос» (1892) сразу стала стандартной работой по этой проблеме, а «Памир и истоки Оксуса1» (1896) получила золотую медаль Королевского географического общества. Как вспоминал Черчилль, уже в Оксфорде Кёрзону предрекали славу. Вместе с тем отмечали его склонность скорее продавливать свое мнение, чем убеждать. Британскую империю Кёрзон считал «величайшим инструментом достижения блага, который видел мир».
Идея высокого предназначения британского народа, обусловленного провидением, была связана с учением Платона, которое в Бэллиол колледже Оксфорда преподавал богослов и профессор греческого языка Бенджамин Джоуэтт. Однажды он признался, что хотел бы через своих учеников править миром. В самом деле, из 2200 выпускников Бэллиола в 1875-1914 гг. 600 - заняли должности в Британской империи, из них половина - в Индии, а в Британии - более 40 мест в палате общин (с. 287). Как и Платон, Джоуэтт фокусировал внимание не на самоуправлении, а на хорошем управлении. Неслучайно его ученик Кёрзон не был готов примирить административную эффективность с демократией, что проявилось в последней авантюре классического империализма -британском вторжении в Тибет.
Кёрзона подстегивало давнее убеждение, что конечная цель России - владычество в Азии. Его опасения, казалось, подтверждались событиями в Китае: русское проникновение в Монголию и Маньчжурию, вероятность поглощения Россией Китайского
1 Амударьи. - Прим. реф.
Туркестана. Главную роль в предприятии сыграл Фрэнсис Янгхаз-бенд (1863-1942). В 1903 г. британская делегация потерпела неудачу в попытке переговоров с Тибетом. Кёрзон решил навязать эти переговоры силой, и в Тибет была отправлена военная экспедиция (официально отряд был лишь эскортом посланника) во главе с Янгхазбендом. Тибет «был последней значимой обитаемой страной, которая закрыла свои границы от европейцев. Взломав его ворота, миссия Янгхазбенда написала эпилог пятисотлетних исследований Западом мира» (с. 299). В ходе экспедиции Янгхазбенд и командующий войсками бригадный генерал Дж. Макдоналд не раз имели разногласия по вопросу о том, что важнее: безопасность войск или необходимость не отталкивать от себя население. Первый вооруженный конфликт с тибетцами произошел у деревни Гуру, где те потеряли 628 человек убитыми (британцы - ни одного) (с. 300). В августе 1904 г. британская миссия увидела позолоченную крышу дворца Потала. Далай-лама бежал вместе с Доржие-вым в Монголию. Несмотря на тщательные поиски, британцы не обнаружили признаков русского присутствия в Лхасе.
Жесткость внешнеполитического курса Кёрзона нашла мало сторонников в британском парламенте. Организовав в сентябре 1904 г. подписание англо-тибетской конвенции из 9 пунктов, Янг-хазбенд покинул страну. Главными пунктами были уважение Тибетом границ Британской Индии в ее толковании, учреждение трёх рынков, оплата Тибетом расходов на экспедицию, срытие всех укреплений между Лхасой и индийской границей и отсутствие сношений Тибета с иностранными державами без британского согласия. Правда, Уайтхолл велел смягчить условия конвенции; в частности, Калькутта втрое сократила контрибуцию (ее тут же выплатили китайцы, подтверждая свои притязания на верховную власть над Тибетом). Козлом отпущения вместо Кёрзона сделали Янгхазбенда. Если за несколько десятилетий до этого его инициатива сделала бы из него героя, обеспечить своей стране лучшие условия, чем того хотело правительство, теперь считалось бесчестным.
Интерес Кёрзона к Центральной Азии привел к его покровительству шведскому картографу и путешественнику Свену Гедину, который был крупнейшим исследователем региона своего времени. Хотя за достижения на поприще географии Гедина осыпали в Британии почестями, после 1910 г. он рассорился с британцами. Более того, хотя прадед Гедина был раввином, сам он сделался поклонником нацистов, своей речью открыл Олимпийские игры
1936 г., а позднее дал свое имя этнографическому институту СС в Мюнхене.
Гедин стал первым европейцем, попытавшимся пересечь пустыню Такла-Макан с запада на восток. Вернувшись в Кашгар, он организовал новый караван и обнаружил в песках масштабные развалины древних городов, которые подстегнули интерес археологов. В 1899-1902 гг. Гедин совершил кружное путешествие по бассейну Тарима.
В 1909 г. после очередного выступления Гедина в Королевском географическом обществе в Лондоне его компетенцию картографа неожиданно оспорили. Главным антагонистом стал полковник сэр Томас Холдич, который в сотрудничестве с русскими проводил топографическую съемку Памира, а позднее стал председателем Общества. Сомнения Холдича разделяли альпинист доктор Т. Лонгстафф и капитан С. Роулинг, который дважды пересек границы Тибета и нанес на карту 38 тыс. кв. миль. Последний заявил, что Гедин не был первопроходцем: пальма первенства принадлежала топографам Харгривзу, Райдеру и самому Роулингу. Гедина атаковали в журнале Общества, ставя под сомнение его методы географа и настаивая, что научное картографирование может быть основано только на триангуляции и топографии - а этим занималась только Топографическая служба Индии. Британцев раздражали не столько притязания Гедина на первенство, сколько его отказ признавать достижения предшественников и отсутствие скромности. «Недаром британцы называли свою борьбу за Центральную Азию Большой Игрой, в которой имели значение манеры и правила; Гедин просто оказался неотесанным хамом. Несмотря на всё его восхищение Англией, существовало нечто, чего ему не было дано понять. Своего унижения он не простил и не забыл, направляясь через еще одну реку, Рейн, чтобы обнять своего безоговорочного защитника - Германию кайзера Вильгельма» (с. 340).
Другим известным исследователем Центральной Азии был археолог сэр Аурел Стайн, который изучал Азию с 1890-х годов до самой смерти в 1943 г. Его четыре экспедиции по Шелковому пути заполнили целые комнаты в Британском музее и Музее централь-ноазиатских древностей в Нью-Дели. Свой регион Стайн предпочитал называть Сериндия от греческого названия Китая - Серес, что означает шелковичный червь. Среди важнейших найденных Стайном артефактов была старейшая в мире печатная книга (868) -китайская копия буддийской Алмазной сутры.
Еще с экспедиции Бонапарта в Египет 1798 г., когда генерал взял с собой 170 ученых, европейская археология переплеталась с имперскими предприятиями. «Начиная с 1870-х годов, когда общественность дивилась открытиям Шлиманна на месте Древней Трои, в турецкой Малой Азии, правительства и их спецслужбы увидели в археологии дополнительную выгоду. Те, кто проводит раскопки, задерживаются в отдаленных районах, начинают бегло говорить на местных языках, фотографируют и составляют карты - идеальное "прикрытие" для шпионажа» (с. 375). С открытием в 1869 г. Суэцкого канала охрана этого пути в Индию стала для британцев приоритетом, что добавило научному и духовному интересу к «Святой земле» новое измерение. Так, основание в 1865 г. Фонда исследования Палестины поддержали не только Англиканская церковь и Королевское географическое общество, но и министр иностранных дел граф Расселл. Именно поездка в Палестину от Иордана до Галилеи была первой миссией молодого лейтенанта индийской армии Китченера, который проводил там топографическую съемку. Уже в 1915 г. лорд Китченер, будучи военным министром, санкционировал учреждение в Каире Арабского бюро - ведомства-ширмы во главе с оксфордским археологом Д. Хогартом. Результатом деятельности бюро стало поднятое Лоуренсом Аравийским восстание арабов.
Из кинематографа можно заключить, будто первым пожившим в Тибете европейцем был австрийский альпинист Генрих Харрер. В действительности ему предшествовали около сотни британцев и тридцати американцев, начиная с исследователя и дипломата Уильяма Рокхилла (1854-1914). Рокхилл был главным разработчиком и проводником американской политики «открытых дверей» в Китае. Он стал первым американцем, который сдружился с далай-ламой и давал ему советы.
Рокхилл с отличием окончил Французскую военную академию Сен-Сир, в Коллеж де Франс проникся интересом к Азии. Служил в Иностранном легионе, вернулся в США и купил ранчо в Нью-Мексико. На досуге переводил тибетские буддийские тексты. В 1884 г. он был назначен вторым секретарем американской дипломатической миссии в Пекине.
Горя желанием совершить путешествие по отдаленным районам Китая и попасть в Тибет, Рокхилл отказался от места в посольстве и получил стипендию от Смитсоновского института на изучение Центральной Азии. Заветной мечтой Рокхилла была Лхаса: он знал, что там не бывал ни один представитель Запада с визита
аббата Юка в 1840-е годы. В 1888 г. Рокхилл попытался добраться до тибетской столицы, но ему не хватило средств, и он повернул назад, останавливаясь в монастырях и часто беседуя с ламами. В 1892 г. он попытался достичь Лхасы с севера через Кукунор, но тибетцы остановили его на расстоянии всего 110 миль от столицы.
В 1905 г. президент Т. Рузвельт назначил Рокхилла посланником в Китае. В это время далай-лама XIII находился в Монголии, бежав туда после вторжения Янгхазбенда в Тибет. Рокхилл съездил в провинцию Шаньси и встретился с далай-ламой, убедив его искать мира с Китаем. То была первая встреча далай-ламы с западным послом и начало вовлеченности США в «тибетский вопрос». Далай-лама вместе с Доржиевым прибыл на специальном поезде в Пекин. Правда, императорский указ 1908 г. прояснил подчиненный статус далай-ламы. Вскоре он отбыл в Лхасу, но почти сразу вслед за ним в 1910 г. туда ворвалась китайская кавалерия с приказом казнить его министров, а его арестовать. Далай-лама пустился во второе изгнание, на сей раз в Индию.
С 1904 по 1947 г. Британия была единственной западной державой, представленной в этом гималайском королевстве, согласно любопытному договору, по которому правительство Индии разместило в стране, официально являвшейся частью Китая, трех торговых агентов, в действительности - политических офицеров. Тем не менее в течение всего этого периода британцы были не в состоянии разрешить досадные вопросы границ и юридического статуса Тибета. Главной целью тибетской политики Британии было не пускать держав-соперниц в Лхасу и на северо-восточную границу Индии. Однако что делать с Тибетом - теократическим королевством, которое было больше Западной Европы и формально являлось частью Китая? Если бы Тибет был меньше, в Лхасе можно было разместить резидента и Тибет стал бы еще одним имперским протекторатом.
Одним вариантом было расчленить Тибет надвое и забрать сопредельную половину; другим - вступить в сделку с Пекином и создать в Тибете две зоны, из которых та, что вокруг Лхасы, получила бы фактическую автономию (а попутно добавить куски Тибета к Британской Индии). Третьей версией было - признать Тибет частью Китая, но обучить его армию по западному образцу, чтобы тибетцы могли защищаться от китайцев. Все эти стратегии были мертворожденными, и аномалии Тибета продолжают создавать проблемы и сегодня. Однако на границе с Тибетом британцы воспитали блестящие кадры чиновников.
Одним из них был Фредерик Маршмэн Бэйли (1882-1967). Он родился в Лахоре, окончил Сэндхарст, выучил разговорный тибетский, участвовал в экспедиции Янгхазбенда, в 1911-1913 гг. дважды изучал границу с Тибетом, нанеся на карту течение Цангпо. В Первой мировой войне Бэйли получил раны на Западном фронте и в Галлиполи. После этого он был отправлен разведчиком в Иран и в Русский Туркестан. В 1922 г. майор Бэйли был назначен политическим офицером в княжестве Сикким, сменив там Чарлза Белла (1891-1945). Именно Белл контактировал с далай-ламой в его изгнании в Индии; его задачей было разубедить далай-ламу обратиться за помощью к России.
Тибет доставил британцам немало хлопот, так как был мешаниной враждующих знатных семей, монастырей и областей. Бэйли жаловался, что с Тибетом очень трудно вести дела, потому что там никто не считает себя ответственным за что-либо. Ждать решения важных вопросов можно было годами. Одни британские пограничные чиновники (Дж. Уайт) открыто насмехались над ламаистской системой, другие (майор Ф. О'Коннор) считали, что ситуацию изменит поддержка британцами панчен-ламы IX. Почему бы не поспособствовать рождению второго тибетского государства (под его властью) со столицей в Шигацзе?
Бэйли был протеже О' Коннора, восхищался панчен-ламой и поддерживал стратегию двух Тибетов, тогда как Белл считал, что британским интересам отвечает единый Тибет под властью далай-ламы. Он настойчиво советовал правительству продавать тибетцам оружие. В 1913 г. правительство под влиянием Белла целый год пыталось усадить новый республиканский режим Китая за стол переговоров о Тибете. Новая власть в Пекине нуждалась в международном признании, а британцы грозили повременить с этим, пока китайцы не встретятся в Шимле с делегатами из Лхасы, что будет означать равенство статусов двух стран. Секретарь по иностранным делам правительства Индии сэр Генри Мак-Магон предложил разделить Тибет на внутреннюю и внешнюю зоны по образцу недавнего соглашения России и Китая насчет Монголии. «Внутренний Тибет» включил бы спорные восточные районы, которые попали бы под управление Китая; «Внешний Тибет» с Лхасой находился бы под верховной властью Китая, но пользовался бы полной автономией. Мак-Магон организовал в 1913 г. в Шимле соответствующую конференцию, но чтобы тибетцы согласились на проведение новой границы, сильно давил на них; закулисные махинации Мак-Магона осудили вице-король и Лондон, а также
китайцы. Тибетцы настаивали, что их подпись зависит от согласия Китая на требования Лхасы, а когда Пекин отказался дать согласие, новые границы были аннулированы. Таковы истоки знаменитой «линии Мак-Магона».
Тем не менее конференция в Шимле была успехом Белла, который стал для правительства первым авторитетом по тибетским делам. Когда в 1914 г. далай-лама вызвался помочь Антанте, правительство Индии в ответ снабдило Тибет 5 тыс. ружей. В 1920 г. Белл стал первым европейцем, который приехал в Лхасу по приглашению далай-ламы. В 1922 г. Лхасу, Гьянцзе и Сикким соединила телеграфная линия. В 1924 г. в Гьянцзе открылась английская школа, куда поступили несколько десятков отпрысков знатных семей. Что касается панчен-ламы, в 1923 г. он, обвинив советников далай-ламы в недобрых намерениях, бежал в Монголию и больше не вернулся.
В 1924 г. в Тибете повздорили полиция и армия, в результате чего был смещен пробритански настроенный командующий армией Царонг Шапе, а власть взял в свои руки вельможа Лунгшар, закрывший через два года английскую школу. «И все же тибетцы не были полностью ответственны за свои беды. Около полувека важнейшими иностранными партнерами Тибета были британцы. В течение всего этого времени они, к сожалению для Тибета, были не способны удовлетворительно решить вопрос статуса Тибета -нация ли это или провинция - или добиться соглашения по восточным и западным границам страны. Неудача стоила дорого» (с. 447).
В России в начале ХХ в. новым культом интеллигенции стала теософия. К ней и к оккультизму тянулись А. Белый, Б. Пастернак, З. Гиппиус, Н. Бердяев, М. Чехов, А. Скрябин, В. Кандинский и даже М. Горький. Доржиев возглавил кампанию по строительству в Петербурге буддийского храма. Первая служба прошла там в феврале 1913 г., во время празднования 300-летия дома Романовых, что подчеркнуло роль белого царя как защитника буддизма. Среди видных интеллектуалов Петербурга, входивших в комитет строительства дацана, был приверженец Блаватской художник, исследователь и этнограф Николай Константинович Рерих. Он происходил из скандинавов, окончил гимназию Карла Мая, Императорскую академию искусств и юридический факультет университета, учился живописи в Париже, быстро выработав свой стиль, сложившийся под влиянием Гогена. К 1903 г. Рерих уже был директором школы искусств в Петербурге, сотрудничал с журналом «Мир искусства». От Доржиева Рерих узнал об идее объединить рус-
ских буддистов, Монголию и Тибет в «буддийскую конфедерацию». Доржиев настаивал, что в России, к северу от Тибета, расположен скрытый буддийский рай Шамбала. Рерих заинтересовался ею.
После Октябрьской революции Рерихи уехали в Лондон, где вступили в ложу Теософского общества. Супруги вместе со своими сыновьями Юрием (1902-1960) и Святославом (1904-1993) оказались вовлечены в эмигрантскую политику. Рерих писал статьи в журналы, поддерживавшие белое дело, а его брат Владимир воевал в Белой армии. В Лондоне он сдружился с Владимиром Шибаевым, который стал его секретарем и следовал за ним повсюду. По мнению российского автора Олега Шишкина, Шибаев был агентом Коминтерна с задачей проникать в масонские ложи и мистические общества. В 1920 г. Рерих приехал в Нью-Йорк по приглашению Чикагского института искусств, чтобы провести выставку своих картин. В Америке Рерих имел успех и продемонстрировал умение приобретать покровителей. Его меценатом стал состоятельный брокер с Уолл-стрит Луис Хорч.
В 1923 г. Рерихи начали поездку в Индию и Гималаи. За 300 тыс. долл. на научную экспедицию, или «миссию западных буддистов», Хорч получал права на картины, написанные Рерихом во время путешествия. Рерих учредил Pan Cosmos Corporation -торговое агентство, имевшее дела с Советской Россией. Похоже, Рерих собирался помириться с большевиками и вернуться в надежде получить назад свои конфискованные после революции полотна и археологические коллекции. В Индии Рерих снял дом в Дарджи-линге и встретился с тибетскими монахами, которые благодаря семи родинкам на шее в виде созвездия Большой Медведицы признали в нем реинкарнацию далай-ламы V.
В это время началась борьба за влияние в Тибете между большевиками и британцами. В 1924 г. в Лхасе побывала большевистская миссия, искавшая сближения с далай-ламой. В 1925 г. Рерих с женой, одним сыном и Шибаевым приехали в Южную Индию, в Адьяр, чтобы передать Теософскому обществу его картину «Вестник». Затем Рерихи проследовали в Кашмир и Ладакх. Экспедиция прибыла в Хотан, где у художника, похоже, появилась новая миссия - собирать предметы искусства и искать перспективы торговли для определенных американских фирм. В апреле 1926 г. Рерихи достигли Урумчи, откуда внезапно поехали не в Пекин, а в Москву. Советскому консулу в Урумчи А. Быстрову Рерих заявил, что собрал в ходе поездок обширные материалы, которые весьма пригодятся в СССР, и что имеет письма от махатм
к Чичерину и Сталину (целью махатм якобы было объединить буддизм с коммунизмом и создать Восточную федерацию).
В Москве Рерихи имели встречи с Н. Крупской, К. Станиславским, А. Луначарским, Чичериным и (возможно) Доржиевым. Художник передал Чичерину шкатулку со священной землей Гималаев для усыпальницы Ленина, а также послание махатм. Большевики никак не могли взять в толк, кем же на самом деле является Рерих, этот «полубуддист-полукоммунист». После какого-то совещания на Лубянке Луначарский посоветовал Рериху покинуть Советский Союз. Британцы предположили, что Рерих возглавит экспедицию Коминтерна в Тибет.
Еще в 1919 г. калмыки Араши Чапчаев и Антон Амур-Санан подали Ленину и Чичерину предложение отправить миссию Коминтерна на северо-восточную границу Индии, чтобы снабжать племена оружием. Доржиев после революции организовал в Петрограде Бурятско-калмыцкий комитет, целью которого было добиться для этих народов национальной автономии. В 1922 г. в Лхасу прибыла первая большевистская миссия, во главе которой стояли кавалерийский командир калмык Василий Хомутников и бурятский лама Дава Ямпилон. Они привезли далай-ламе письмо Доржиева, где восхвалялось обращение коммунистического режима с буддистами. Далай-лама заверил их, что хочет улучшения отношений с Россией, так как Англия фактически собирается покорить Тибет. Вторая большевистская миссия состоялась в 1924 г., ее начальником был чиновник Наркоминдела алтайский ойрат С. С. Борисов (Церинг Дорджи). Цели миссии были сорваны случайным прибытием в Лхасу полковника Бэйли, который предостерег далай-ламу относительно антибуддийского рвения «красных русских», как называли тибетцы большевиков.
«Рерих неоднократно отрицал, что его экспедиция была советской, но без молчаливого благословения Москвы он не смог бы ни проехать из Сибири через Монголию и Тибет, ни получить пять автомашин, которые одолжила ему советская торговая миссия во Внешней Монголии для осуществления "проекта Шамбалы". Из замечаний Рериха Быстрову очевидно, что художник собирался встретиться во Внутренней Монголии с панчен-ламой и сопровождать его в ходе возвращения в Тибет» (с. 467). Русские были заинтересованы в возвращении панчен-ламы, опасаясь, что иначе он попадет в руки японцев, которые воспользовались гражданской войной в России, чтобы продвигать свой вариант панбуддизма.
Британцы забеспокоились. Посол в Пекине Майлз Лэмпсон доносил, что панчен-лама собирается с советской помощью набрать монгольское войско и свергнуть далай-ламу. Рерихи вернулись по Транссибирской магистрали в Сибирь, проехали через Монголию. В мае 1927 г. Рерихи пересекли Гоби. Погубил «проект Шамбалы» Бэйли в Сиккиме. Узнав, что Рерихи в Урге, он телеграфировал в Лхасу предостеречь тибетское правительство, и в октябре 1927 г. тибетские солдаты остановили Рерихов южнее перевала Камронг. Разрешения ехать в Лхасу не последовало, и пять месяцев экспедиция провела в одном из самых холодных мест в Азии - на плато Чангтанг, после чего тибетские власти позволили каравану проследовать в Сикким. Хотя вице-король в Шимле пригласил Рерихов на обед, художник остался в списке подозреваемых.
После неудачной экспедиции Рерих вновь приехал в США. В 1929 г. на открытии организованного им музея в Нью-Йорке он встретился с будущим вице-президентом (1941-45) Генри Уоллесом. В 1935 г. тот обеспечил поддержку разработанного Рерихом международного договора, который должен был защитить произведения искусства в военное время. Влияние Рериха, возможно, проявилось и в другой инициативе Уоллеса - украшении 1-долларовой банкноты пирамидой со всевидящим оком. Уоллес указал недоверчивому секретарю казначейства Г. Моргентау, что под пирамидой стоят слова Novus Ordo Seclorum (два первых слова можно перевести как «Новый курс»), что было политически актуальным. Уоллеса с Рерихом сближал и интерес к буддизму и другими восточным религиям.
После открытия американского музея Рерих на средства Хорча приобрел имение Нагар в долине Кулу в Индии. Британские власти считали его отчасти, если не полностью, большевиком, но Госдепартамент США заявил, что поддерживает право американской корпорации приобретать недвижимость в Индии, и британцы отступили.
К 1933 г. Рерих вновь разочаровался в большевиках и решил объединиться с их противниками - японцами и белоэмигрантами в Маньчжурии. В 1934 г. он приехал в США на встречу с Уоллесом для разработки плана экспедиции в Маньчжурию, Внутреннюю Монголию и Китай, которую финансировал Департамент сельского хозяйства США (Уоллес тогда возглавлял это ведомство). Декларированной целью одобренной Уоллесом поездки было искать засухоустойчивые культуры, которые можно было бы пересадить на Великие равнины США. Однако истинной целью было основать
где-нибудь в Северной Азии кооперативное хозяйство под духовным лидерством панчен-ламы.
Между тем хаос в Центральной Азии усиливался. Япония захватила Маньчжурию, коммунисты во Внешней Монголии отказались от терпимости к буддизму, Чан Кайши порвал с коммунистами, в 1933 г. умер далай-лама XIII. Рерих и его сын Юрий прибыли в Токио и проследовали в оккупированную японцами Маньчжурию. Однако власти пожаловались американскому консулу в Харбине, что экспедиция имеет целью не сельскохозяйственные работы, и не позволили ей двигаться дальше. Рерихам пришлось переехать в Китай. Узнав, что они собираются перезимовать в монастыре, переводя старые тибетские травники, Рузвельт написал карандашом на поданном ему отчете: «Я бы тоже хотел перезимовать в монастыре» (с. 487). Рерихи отправились по Внутренней Монголии с вооруженным эскортом из четырех белоэмигрантов. Это внушило СССР подозрения, что Рерих готовит во Внешней Монголии буддийскую священную войну против коммунистов.
Меценат Рериха Хорч в Нью-Йорке начал сомневаться в истинных целях профессора. Он приобрел контроль над музеем Рериха на законном основании и выставил художнику счет в 200 тыс. долл. долга (с. 488). Уоллес продолжал верить Рериху, но его доверие поколебала телеграмма от посла США в Москве, который докладывал, что экспедиция Рериха движется к границе Советского Союза с настоящей целью объединить белые элементы и недовольных монголов.
В США Рерихи уже не вернулись и поселились в Индии. Во время Второй мировой войны Рерих поддержал Советский Союз и выставлял свои картины на аукцион ради военных пожертвований. Что касается Пакта Рериха, то этот документ не смог защитить сокровища культуры от бомб или грабежей военного времени. После смерти Рериха в 1947 г. его дом в Кулу стал святыней для индийских националистов.
«Несомненно, Рерих колебался в своих чувствах к Советскому Союзу. Однако он был стоек в своих симпатиях к народам и религиям Азии, а также в своей вере в то, что паломники там могут когда-нибудь узреть Высшую Истину. Был ли он шпионом? Его поездки в Советский Союз и обратно были бы невозможны, если бы он не снабжал коммунистов информацией. Тем не менее остается гадать, к каким выводам пришли в Москве относительно его разговоров о Шамбале и послании от махатм. В целом Рерих
был не только мистиком и художником, но и актером и хорошо понимал силу иллюзии. Трудно строго судить эту выдающуюся фигуру, которая заводила дружбу с американскими миллионерами и сбивала их с толку не меньше, чем большевистских комиссаров» (с. 491). После 1953 г. Рериха в СССР постепенно реабилитировали. В 1957 г. на родину пригласили Юрия, и до своей смерти в 1960 г. он работал в Институте востоковедения в Москве.
В Центральную Азию дважды совершили путешествие сыновья Теодора Рузвельта Кермит и Теодор, искавшие на Памире рогатую овцу, а в Тибете - гигантскую панду. Экспедиции финансировал Полевой музей естественной истории в Чикаго, но двигала путешественниками скорее романтика. Компаньоном Рузвельтов был их гарвардский товарищ, чемпион США по теннису Сидэм Каттинг. Как признавал он сам, поездки по диким землям освобождают разум от бремени рутины и заорганизованности. В Яркенде местные беги решили, что видят перед собой четырех сыновей короля Америки (четвертым членом экспедиции был натуралист Дж. Черри).
Каттинг был не просто путешественником, а неофициальным посредником между администрацией Ф. Рузвельта и Тибетом, а также выступал не получавшим жалованья агентом Тибета по сбыту шерсти. В Первую мировую войну Каттинг служил разведчиком в американской армии, сдружился с отвечавшими за отношения с Тибетом британскими чиновниками. В 1948 г. он организовал приезд первой тибетской торговой делегации в США. В 1930 г. Каттинг получил разрешение посетить Гьянцзе, откуда отправил две таксы в подарок далай-ламе. Поняв, что он может выступить полезным посредником с США, далай-лама осведомился, существует ли в Америке рынок для тибетской шерсти (ее стали использовать при изготовлении автомобильных ковров).
Каттинг был членом влиятельной сети. В 1927 г. он вместе с сыновьями Т. Рузвельта и Винсентом Астором организовал неформальную группу, известную как «Комната», которая ежемесячно встречалась на Манхеттене по адресу Восточная 66-я улица, 34. «Комната» была неофициальной разведывательной службой, пользовавшаяся информацией и контактами своих состоятельных членов с хорошими связями. Почти все они через семью, школу или военную службу были связаны с Британией. Астор в возрасте 20 лет унаследовал 70 млн. долл. после гибели отца на «Титанике». Другими членами «Комнаты» были будущие послы в Британии Дэйвид Брюс и Уинтроп Олдрич, а также чикагский миллионер Маршалл Филд III. Среди британских контактов группы был
баронет Уильям Уайзмен, бывший глава британской разведки в Нью-Йорке.
«В те годы англо-американские "особые отношения" не были пустой банальностью. Для американцев, принадлежавших к касте Каттинга, чувство общей судьбы было реальным и имело глубокие корни. Было аксиомой, что англосаксы несли семена демократии из мрачных лесов Германии на Британские острова, а затем в Америку. Сидэм Каттинг был пропитан этим этосом. Он был по сути Англоязычным союзом в одном лице, а также членом Королевского географического общества и Королевского центрально-азиатского общества и Гималайского клуба, а также почетным кавалером Ордена Британской империи» (с. 500).
Интерес к Тибету проявляли не только американцы, но и немцы - еще с основателя современной географической науки Александра фон Гумбольдта. За ним последовали географы и исследователи Карл Риттер, Фердинанд фон Рихтхофен и Вильгельм Фильхнер, который между 1903 и 1937 гг. побывал в Тибете трижды, а также геополитик Карл Хаусхофер, считавший, что будущее Германии лежит на Востоке. Однако среди нацистов очарованность Тибетом касалась не только стратегии и географии, но и расы.
Давний германофил Гедин разделял с нацистами очарованность Тибетом - предполагаемой колыбелью арийской расы. В 1936 г. он вернулся в Берлин, чтобы произнести речь на открытии Олимпийских игр. В 1940 г. его пригласил к себе райхсфюрер Г. Гиммлер, сообщив о недавней поездке в Тибет своего протеже доктора Эрнста Шефера из Института Аненербе. Шефер получил образование зоолога в Геттингене и дважды ездил в Тибет с американским натуралистом Бруком Доланом, экспедиции которого финансировала Академия наук в Филадельфии. Оккультизмом Шефер не увлекался, но был не прочь побывать в Тибете еще раз и в 1938 г. с помощью Гиммлера добился у Лондона разрешения посетить Тибет.
Поездка обошлась не без приключений: когда эсэсовцы стали фотографировать в Лхасе сборище на молитву, монахи забросали их камнями, попав Шеферу в голову и разбив фотоаппарат и бинокль. Однако к неудовольствию британцев тибетские власти увеличили время пребывания экспедиции с двух недель до двух месяцев: регент Ретинг продолжал курс далай-ламы XIII на поиски союзников везде, где можно. Шефер убедил его вступить в переписку с Гитлером. Однако завершенная накануне войны экспедиция Шефера стала единственной успешной экспедицией Аненербе.
Шефер вернулся в Германию героем, и Гедин намекнул, что именно он должен быть его преемником в исследованиях. Кроме арийской теории интерес Гиммлера к Тибету подогревался слухами о крупных месторождениях золота. К тому же Шефер привез карты, имевшие военную ценность, если бы Тибет стал базой партизанских операций против Британской Индии.
Тибет был не единственным фокусом немецкого внимания к Центральной Азии. Военные и дипломатические советники Гитлера взвешивали возможность возродить классическую Большую Игру, используя Афганистан для разжигания племенных восстаний на северо-западной границе Индии. Немцы уже опробовали эту стратегию в партнерстве с османской Турцией в Первую мировую войну. СС и Абвер увидели возможных партнеров в свергнутом афганском правителе Аманулле и исламистском лидере свирепых вазиров Мирзе Али-хане, известном как Факир из Ипи. План «Окружение и покорение мирового врага Англии Германией, Италией, Россией, Ираном и Японией» представил бывший спутник Гедина по экспедиции Люфтганзы в 1920-е годы майор Циммерман. В начале войны в Берлине объявился бывший председатель Индийского национального конгресса Субхас Чандра Бос, искавший помощи Гитлера в создании «Свободного индийского правительства» под эгидой держав оси. Правда, Гитлер не поощрил Боса, а в конце 1930 г. отменил план «Аманулла». Вскоре в беседе с Гедином он объяснил, что в интересах Германии - сохранить Британскую империю: идея движения «Свободной Индии» была для него анафемой.
Тем не менее помощники Гитлера знали его импульсивность и слабость к радикальным планам. Однако у разных ведомств Германии не было единой линии (тем более что фюрер сам их стравливал); СС, Абвер, министерства иностранных дел и снабжения выдвигали конкурирующие проекты экспансионистской политики в Афганистане. Люди Гиммлера отправили в Кабул офицера Курта Бринкманна, который открыл зубную клинику и пытался выяснить, кто среди элиты поддержит возвращение Амануллы. Абвер завязал связи с Факиром из Ипи с целью поднять восстание на границе (операция «Тигр») и послал специалиста обучать пуштунов подрывной деятельности (операция «Пожиратель огня»). Агентами Абвера были врач Манфред Обердорффер и энтомолог Фред Брандт. Однако после вторжения Гитлера в Россию Афганистан потерял свое стержневое значение, Британия и СССР совместно
оккупировали Иран, после чего правительство Афганистана по требованию британцев выслало 204 гражданина стран оси.
Шефер в 1940 г. встретился с Гиммлером и предложил смелый план отправить через советскую Среднюю Азию группу спецназа с оружием и подарками для тибетцев. В духе Лоуренса Аравийского он собирался поощрять тибетцев разжигать восстания и нарушать коммуникации в Британской Индии. Германия получила предварительное одобрение советского Министерства иностранных дел, но вскоре напала на СССР. Еще Шефер проявлял активность в кавказском вопросе. Когда немцы захватили нефтяные месторождения Майкопа, Гитлер велел Аненербе провести «полное исследование» Кавказа. В августе 1942 г. Шефер планировал туда экспедицию с целью склонить горские народы на сторону немцев, но после капитуляции корпуса под Сталинградом Гиммлер и Ше-фер свернули эти проекты. К 1942 г. 32-летний майор Шефер возглавил Институт райха по изучению Центральной Азии в Мюнхене. Дать свое имя институту попросили Гедина.
Гедин во время обеих мировых войн помогал немецкому Генеральному штабу своими советами и картами Центральной Азии. Неслучайно американская военная разведка в 1945 г. искала эти карты. Наиболее подробные в конце концов попали в штаб-квартиру НАСА. Позднее снимки со спутников подтвердили их точность. Составленные Гедином карты Гималаев использовались в 1962 г. китайскими войсками, которые оккупировали спорную с Индией высокогорную территорию Аксай Чин.
В 1942-1943 гг. Тибет посетили два американца - майор Илья Андреевич Толстой и капитан Брук Долан. Отец Ильи Андрей Львович Толстой, девятый из детей писателя, окончил Московскую сельскохозяйственную академию, ездил в Монголию, Афганистан и Северную Индию в поисках породистых лошадей для Туркестана. Он воевал в Белой армии, затем пытался организовать в Ясной Поляне советскую лошадиную ферму, поехал по студенческой визе в США и там остался. У Долана дед был крупным предпринимателем, который начал электрификацию Филадельфии, возглавлял газовую компанию и банки. В 1930-е годы Долан совершил поездку по Тибету вместе с Шефером. Идея отправить в Лхасу миссию Управления стратегических служб, вероятно, принадлежала Толстому; миссия везла письма Рузвельта далай-ламе. Целью миссии было добиться сотрудничества тибетцев в тыловом обеспечении из Индии армий Гоминьдана, отбивавшихся от японцев.
В 1912 г. Тибет добился фактической автономии, которую его правители отождествляли с независимостью. Однако Китай никогда не отказывался от притязаний на Тибет, а западные державы не признавали суверенности Тибета. В течение 30 лет Британия служила для Лхасы связью с Западом, и тибетское руководство, очевидно, решило, что в случае вторжения китайцев британцы и мир придут на помощь. Толстой и Долан исходя из лучших намерений лишь усилили эту иллюзию. Они провели в Лхасе 14 недель, покинув ее в марте 1943 г. с подарками для «короля Америки». Правда, с практической точки зрения миссия не была успешной.
Одной из видных фигур заключительного этапа Большой Игры был последний британский губернатор Северо-Западной пограничной провинции сэр Олаф Кэроу. Вместе с геополитиками Макиндером и Бёрнхэмом он - одна из тех полузабытых фигур, взгляды которых сформировали связь между Большой Игрой и Холодной войной. Кэроу призывал США принять от Британии ее стратегическую роль в Персидском заливе и на границе с Афганистаном. Вернувшись на родину, он продолжал свою пропаганду, был энтузиастом партнерства США с Пакистаном в рамках Багдадского пакта, смоделированного по НАТО.
В конце 1990-х годов авторы книги встретились в Лондоне с 90-летним Гарри Ходсоном, который посвятил полжизни служению и изучению Британской империи (был редактором влиятельного имперского журнала «Круглый стол», помощником вице-короля Индии во время Второй мировой войны). В разговоре с авторами он назвал Большую Игру действительно игрой с ведением счета, но без значительных выигрышей.
После обретения независимости Индия продолжала держать в Лхасе дипломата - британца Хью Ричардсона, который несколько лет просто оставался там, хотя, как и Британия, не признавала тибетской независимости. Индия загнала себя в странную ситуацию: одновременно признавала Тибет частью Китая, сожалела о вторжении коммунистов и называла «линию Мак-Магона» своим наследием по праву. Почему убежденный антиимпериалист Неру так держался за спорную территорию? Возможно, он понимал, что, когда держава идет на территориальные уступки, это могут счесть знаком слабости, что побудит других выдвинуть свои претензии -как произошло с Цинской империей в XIX в.
Не случайно Британская империя никогда не поступалась территориями. Так, в 1815 г. британцы приобрели Ионические острова; один министр иностранных дел за другим понимал, что
владение архипелагом не приносит пользы, но ни одно британское правительство не пошло на риск политического позора путем возвращения островов Греции, пока в 1864 г. греки не избрали королем датского шурина принца Уэльского. Той же политики придерживался Сталин. Через его внешнюю политику протягивается суровая нить последовательности: Сталин терпеливо собирал отколовшиеся от Российской империи страны - государства Балтии, Польшу, части Финляндии, Курилы, Кавказ плюс контроль над Внешней Монголией и Северной Кореей. О внешней политике Сталина можно сказать, что он с помощью большевистских средств стремился к царским целям. Недавно израильский историк Г. Городецкий обнаружил в архивах, что во время действия советско-германского договора 1939 г. Сталин добивался для СССР места в комиссии по Дунаю, чтобы исправить последствия Крымской войны. Кроме того, он пытался получить контроль над Дарданеллами, чтобы нейтрализовать неудачи России после войны с османами 1877-1878 гг. Городецкий даже нашел собственноручно написанное Сталиным словосочетание «Большая Игра». Сталин был одержим картами, как Черчилль и Ф. Рузвельт. Из этих карт возникло простое и непреодолимое видение мира как арены борьбы. В центре этого видения лежала убежденность, что ключом к господству выступает контроль над евразийским Хартлендом. Идея принадлежит сэру Хэлфорду Макиндеру.
Макиндер был однокурсником Кёрзона и одним из тех, кто по возвращении из Средней Азии зачарованно слушал его лекцию о развитии железнодорожных дорог в России. Став самым влиятельным британским географом своего времени, он основал Оксфордскую школу географии, в 1910-е годы был членом парламента от консерваторов, а в 1919-1920 гг. служил британским Верховным комиссаром в Южной России. Более всего Макиндер известен своей лекцией 1904 г. «Географическая ось истории», которая утвердила новое значение геополитики. Он привлек внимание к развитию трансконтинентальных железных дорог как фактору смещения геополитического баланса в сторону сухопутных держав. Рассуждая об обширных пространствах Евразии, которые не доступны для кораблей, в прошлом были открыты ордам кочевников, а в его время вот-вот должны были покрыться сетью железных дорог, Макиндер заявил: Россия заменила собой Монгольскую империю. Баварский геополитик Карл Хаусхофер заимствовал у Макиндера эту идею для оправдания германо-русского союза. Другим теоретиком, на кого оказал влияние Макиндер, стал американец Джеймс Бёрнхэм.
Бёрнхэм родился в 1905 г. в семье британских эмигрантов, с отличием окончил Принстон, продолжил образование в Бэллиол колледже в Оксфорде, преподавал философию в Нью-Йоркском университете. В 1930-е годы стал троцкистом, будучи редактором журнала «Новый Интернационал». Порвав с Троцким в 1940-е годы, Бёрнхэм стал всемирно известен благодаря книге «Революция менеджеров»; в годы Второй мировой войны работал в Управлении стратегических служб. В 1945 г. в Partisan Review он опубликовал вызвавшую большой резонанс статью «Наследник Ленина», проводя мысль о Сталине как преемнике персидских царей, ханов Золотой Орды и российских императоров. Источником советской мощи Бёрнхэм назвал «магнетическое ядро евразийского Хартлен-да». Это ядро расширяется благодаря сферам Поглощения, Господства и Ориентирующего Влияния, рассеиваясь за пределами Евразии в зонах «преходящего Умиротворения и Проникновения (Англии, США)».
Чтобы справиться с этим евразийским драконом, американцы, по мысли Бёрнхэма, должны были принять на себя глобальную роль Британии. «Не только понятия, но и фразы Бёрнхэма предвосхищали речь Уинстона Черчилля о "железном занавесе" в Фул-тоне, штат Миссури, март 1946 г. По совпадению, в следующем году ставшая набатным колоколом влиятельная работа Бёрнхэма "Борьба за мир" вышла на той же неделе, когда президент Трумэн призвал конгресс заменить нерешительных британцев и оказать военную помощь Греции и Турции» (с. 569). Конечно, Бёрнхэм был всего одним голосом среди многих, но его анализ будущего в 1947 г. был весьма точен. Он предвидел план Маршалла и НАТО, Кубинский кризис, Берлинскую стену, вторжение США во Вьетнам, а СССР - в Венгрию, Чехословакию и Афганистан. ЦРУ охотно искало у Бёрнхэма советов. Правда, ни он, ни его ученики не предвидели распада Советского Союза. Например, аналитик ЦРУ Дэйвид Салливан в сборнике «Книга предсказаний» (1980 г.) выразил мнение, что к 1983 г. СССР достигнет безусловного ядерного превосходства над США, а через 10 лет США утратят статус великой державы и будут заняты борьбой за выживание - тогда как Советский Союз достигнет гегемонии над большей частью мира. Правда, католический священник Эндрю Грили, напротив, предсказал в той же книге, что к 1990 г. советский коммунизм падет по внутренних причинам.
«С учетом этого можно оглянуться на "реализм" Сталина и Большую Игру с новой точки зрения. Сталин в самом деле завещал
своим преемникам могущественную империю, а те, чтобы сохранить советскую гегемонию, вторглись в Венгрию, Чехословакию и Афганистан, а также вооружали левых по всему миру - в Кубе и Никарагуа, Анголе и Эфиопии, Ираке и Сирии. Сам Советский Союз занимал "социалистическую шестую часть" поверхности Земли, а если добавить сателлитов Кремля и его клиентов в Третьем мире, то красной была четверть мира. Вот полностью реализованный кошмар Макиндера - империя от Восточного Берлина до Северной Кореи, охватывающая большую часть предполагаемого Хартленда. Не однажды, а дважды в этом веке Россия располагала обширной евразийской империей, на которую ее противники взирали со страхом и подозрением.
И дважды в этом веке империя России рухнула по внутренним причинам.
Распад Британской империи был менее драматичным, более изящным, но таким же окончательным. Даже самые дикие правые консерваторы не произносили банальных фраз столетней давности - что англосаксы являются естественными правителями мира, что все британское - лучшее, а империя имеет благословение свыше. На аспекты Pax Britanica можно по праву оглянуться с одобрением: это ее приверженность свободе слова, верховенства закона и парламентским выборам, а также продвижение ею английского языка. Тем не менее для империи в целом самая счастливая эпитафия - это пожелание лорда Маколея Индии: "Что бы ни случилось, самопознание приведет к самоуправлению, и это будет день, которым британская история сможет гордиться более всего".
Также мы можем с искренним восхищением оглянуться на мужество, энергию и ум всех конкурентов в Большой Игре, как азиатов, так и европейцев, несмотря на самонадеянность и путаницу имперской политики. И все же, кажется, Гарри Ходсон был прав. "Большая Игра действительно была игрой с ведением счета, но без значительных выигрышей"».
К.А. Фурсов
