CC BY
96
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И ЗАКАВКАЗЬЕ
2012.04.011-012. БОЛЬШАЯ ИГРА В ПРОШЛОМ И НАСТОЯЩЕМ.
2012.04.011. MEYER K.E., BRYSAC S.B. Tournament of shadows: The Great Game and the race for empire in Central Asia. - N.Y.: Basic Books, 2006. - XL, 648 p.
2012.04.012. The new Great Game in Central Asia / Ed by Godement F., Doyon J., Cabestan J.-P., Schwoob M.-E., Bassan M. // China analysis. - 2011. - Sept. 7. - 13 p. - Mode of access: http://www.centreasia. eu/publication/china-analysis-september-2011-new-great-game-in-central-asia
Два американских специалиста по политическим отношениям в XX в. (011) дают широкую панораму геополитического противостояния держав в Центральной Азии (ЦА) в XIX - середине XX в., известного как Большая Игра.
Подъем в Пакистане в конце ХХ в. исламистов, которые вскоре обратили оружие против США, был продолжением Большой Игры, для которой есть другое название, придуманное министром иностранных дел Российской империи графом Нессельроде: Турнир Теней.
В действительности в Большой Игре было мало победителей. Большинство русских и британских офицеров, которые боролись с разбойниками и эмирами и храбро пробирались по неизведанным землям, погибли насильственной смертью, добившись ничтожно мало. Сейчас все это грозит повториться. Трубопроводы, нефтяные консорциумы и контракты - это призы в новой Большой Игре, в которой Индия и Китай борются за доступ к нефти и газу Каспийского региона с русскими, европейцами и американцами, не говоря о Турции, Иране и Пакистане, у которых в бывших советских республиках есть собственные интересы. США включились в эту борьбу как наследники британцев.
В 1825 г. разведывательную поездку в Бухару совершил управляющий конными заводами Ост-Индской компании Уильям Муркрофт (1767-1825), которого беспокоили перспективы проникновения России в ЦА и который стал классическим русофобом до того, как его соотечественники распознали саму возможность русской угрозы британским интересам в Азии.
«В 1830-е годы британские дипломаты и стратеги увидели нового глобального противника - Российскую империю, армии и агенты которой казались почти столь же опасными, как таковые бывшего союзника царя, Наполеона. Завоевав Кавказ, русские армии продолжали натиск на восток, а русские разведчики исследовали степь от Оксианы (Мавераннахра. - Реф.) до Китайской Татарии. Конечной целью России британцы считали Индию, в которую можно было вторгнуться через Афганистан или Персию. Никто не воспринимал русскую угрозу серьезнее, чем министр иностранных дел в правительстве Мельбурна лорд Пальмерстон, который имел вкус к крестовым походам и чрезмерному раздуванию патриотизма. Афганистан и Персия в глазах Пальмерстона были оборонительными твердынями Индии. Он опасался, что слабая, коррумпированная Персия уже наполовину в кармане у царя» (011, с. 61-62).
Результатом стала первая англо-афганская война 1839-1842 гг., когда британцы вторглись в Афганистан, чтобы посадить на престол в Кабуле сговорчивого правителя. Их ожидания успеха покоились на нескольких ошибочных допущениях, что и привело к разгрому экспедиционного корпуса в 1842 г. Что же заставило Британию ввязаться в афганскую авантюру? «Кажется справедливым сказать, что чашу весов склонили соображения британского престижа и внутренней политики. Пальмерстон и Хобхаус (председатель Контрольного совета по делам Индии. - Реф.) раздули русскую угрозу, недооценили боевые качества азиатских народов и требовали для Британии одностороннего права вмешательства» (011, с. 109).
XIX век был эпохой беспрецедентного по масштабам движения населения по суше и морю, обусловленного появлением пароходов и железных дорог. К 1900 г. большая часть населения и территории мира находилась под властью менее десятка стран. Одной из расширявшихся стран была Россия, которая за четыре столетия территориально росла со средней скоростью 54 кв. мили в день.
В Британии среди первых, кто забил в связи с этим тревогу, был сэр Роберт Уилсон (1777-1849), который своими глазами видел пожар Москвы 1812 г.
В середине XIX в. обе державы пережили травмы: Россия -Крымскую войну, а Британия - восстание в Индии. Крымская война привела к экспансии России в другом направлении - в Азии. Министр иностранных дел Горчаков объяснил Европе положение России в Средней Азии как положение цивилизованного государства, которое вынуждено контактировать с полудиким населением и расширяться по причине самообороны. Правда, князь не назвал экономической подоплеки экспансии - необходимости в хлопке.
В Британии в 1860-е годы по вопросу внешней политики в Азии сформировались две школы. Школу экспансии возглавлял военный, дипломат и отец ассириологии сэр Генри Роулинсон. Ему противостоял вице-король Индии сэр Джон Лоуренс, сторонник закрытых границ; критики назвали это направление школой «искусного бездействия». Лоуренс считал, что безопасность Индии заключается не в территориальных приобретениях или отправке посланцев в Афганистан, а в качестве британского правления в Индии.
Когда Россия в 1860-1870-е годы включила в свой состав Среднюю Азию, подчинив ханства, в Индии забеспокоились. В ответ на миссию (в ходе русско-османской войны 1877-1878 гг. и обострения англо-русских отношений) в Кабул генерал-майора Н. Столетова вице-король Индии лорд Литтон развязал вторую англо-афганскую войну 1878-1880 гг. Сначала британцам опять сопутствовал успех, но затем разместившуюся в Кабуле миссию перебили, и войска вновь вошли в страну. Война окончилась вступлением на престол Абд-ур-Рахман-хана, которому пришлось отказаться от самостоятельной внешней политики.
В Викторианскую эпоху самыми почитаемыми героями были путешественники-исследователи. Величайшим русским путешественником был Н.М. Пржевальский (1839-1888). Ни один исследователь Азии не покрыл больше территории, чем он в ходе своих четырех экспедиций. Хотя он был офицером, связанным с военной разведкой, его экспедиции финансировало Императорское географическое общество. Как выразился он сам: «Научные исследования будут маскировать политические цели экспедиции и призваны отбить охоту у наших противников вмешиваться» (011, с. 228).
Еще в 1869 г. Императорское Географическое общество и Генеральный штаб пытались создать среди бурят и калмыков русский эквивалент индийских пандитов1. Самым важным из проводников русского влияния стал лама Агван Доржиев; он, правда, считал себя не русским агентом, а наоборот, эмиссаром Тибета к белому царю. Его целью было создать тибето-монгольскую федерацию в сотрудничестве с Россией. Доржиев продолжал свою деятельность и при большевиках до своей смерти в ГУЛАГе. Учёный монах и наставник далай-ламы, Доржиев был одним из первых, кто познакомил Запад с традициями тибетского буддизма. Посредником между Доржиевым и двором в Петербурге выступал князь Э.Э. Ухтомский, интересовавшийся оккультизмом и эзотерическим буддизмом. С ним был связан другой бурят - Жамсаран (Пётр Александрович) Бадмаев (1851-1919), который стоял за развитие Сибири и при содействии Витте основал компанию для строительства железной дороги от Иркутска к Ланьчжоу через Гоби. Дорога должна была содействовать русской торговле в ЦА, а попутно служить коммерческим прикрытием для агентов-бурят, которые могли поднять прорусское восстание против маньчжурской династии.
Если Доржиеву и не удалось добиться от России полной поддержки Тибета, его поездки оправдали худшие опасения вице-короля Индии лорда Кёрзона, считавшего Британскую империю «величайшим инструментом достижения блага, который видел мир». Результатом стала военная экспедиция в Тибет 1904 г. под началом Фрэнсиса Янгхазбенда (1863-1942). Несмотря на тщательные поиски, британцы не обнаружили признаков русского присутствия в Лхасе.
Интерес Кёрзона к ЦА привел к его покровительству шведскому картографу и путешественнику Свену Гедину, который был крупнейшим исследователем региона своего времени. Хотя за достижения на поприще географии Гедина осыпали в Британии почестями, после 1910 г. он рассорился с британцами. Более того, хотя прадед Гедина был раввином, сам он сделался поклонником нацистов, своей речью открыл Олимпийские игры 1936 г., а позднее дал свое имя этнографическому институту СС в Мюнхене. Другим из-
1 Пандиты - разведчики-индийцы, работавшие на британцев в ЦА во второй половине XIX в. - Прим. реф.
вестным исследователем ЦА был археолог сэр Аурел Стайн, который изучал Азию с 1890-х годов до самой смерти в 1943 г. Его четыре экспедиции по Шёлковому пути заполнили целые комнаты в Британском музее и Музее центральноазиатских древностей в Нью-Дели.
Еще с экспедиции Бонапарта в Египет 1798 г., когда генерал взял с собой 170 ученых, европейская археология переплеталась с имперскими предприятиями. «Начиная с 1870-х годов, когда общественность дивилась открытиям Шлимана на месте древней Трои в турецкой Малой Азии, правительства и их спецслужбы увидели в археологии дополнительную выгоду. Те, кто проводят раскопки, задерживаются в отдаленных районах, начинают бегло говорить на местных языках, фотографируют и составляют карты - идеальное "прикрытие" для шпионажа» (011, с. 375).
Из кинематографа можно заключить, будто первым пожившим в Тибете европейцем был австрийский альпинист Генрих Харрер. В действительности ему предшествовали около сотни британцев и 30 американцев, начиная с исследователя и дипломата Уильяма Рокхилла (1854-1914). Рокхилл был главным разработчиком и проводником американской политики «открытых дверей» в Китае. Он стал первым американцем, который сдружился с правителем Тибета (в начале XX в. в Пекине).
«С 1904 по 1947 г. Британия была единственной западной державой, представленной в этом гималайском королевстве согласно договору, по которому правительство Индии разместило в стране, официально являвшейся частью Китая, трех торговых агентов, в реальности бывших политическими офицерами. Тем не менее в течение всего этого периода британцы были не в состоянии разрешить вопросы границ и юридического статуса Тибета. Главной целью тибетской политики Британии было не пускать держав-соперниц в Лхасу и на северо-восточную границу Индии. Однако что делать с Тибетом - теократическим королевством, которое было больше Западной Европы и формально являлось частью Китая?» (011, с. 429). Если бы Тибет был меньше, в Лхасе можно было разместить резидента и Тибет стал бы еще одним имперским протекторатом.
Политические офицеры в Сиккиме (Ч. Белл, Ф.М. Бэйли) наладили хорошие отношения с далай-ламами. В 1913 г. правитель-
ство под влиянием Белла целый год пыталось усадить новый республиканский режим Китая за стол переговоров о Тибете. Секретарь по иностранным делам правительства Индии сэр Генри Мак-Магон предложил разделить Тибет на внутреннюю и внешнюю зоны по образцу соглашения России и Китая насчет Монголии. «Внутренний Тибет» включил бы спорные восточные районы, которые попали бы под управление Китая; «Внешний Тибет» с Лхасой находился бы под верховной властью Китая, но пользовался бы полной автономией. Мак-Магон организовал в 1913 г. в Шимле конференцию, но чтобы тибетцы согласились на проведение новой границы, сильно давил на них; закулисные махинации Мак-Магона осудили вице-король и Лондон, а также китайцы. Тибетцы настаивали, что их подпись зависит от согласия Китая на требования Лхасы, а когда Пекин отказался дать согласие, новые границы были аннулированы. Таковы истоки знаменитой «линии Мак-Магона».
В 1924 г. в Тибете повздорили полиция и армия, в результате чего был смещен пробритански настроенный командующий армией Царонг Шапе. «И все же тибетцы не были полностью ответственны за свои беды. Около полувека важнейшими иностранными партнерами Тибета были британцы. В течение всего этого времени они, к сожалению для Тибета, были не способны удовлетворительно решить вопрос статуса Тибета - нация ли это или провинция -или добиться соглашения по восточным и западным границам страны. Неудача стоила дорого» (011, с. 447).
В России в начале ХХ в. новым культом интеллигенции стала теософия. Одним из тех, кто проявлял к ней интерес, был художник Н. К. Рерих, который эмигрировал после революции, заручился поддержкой спонсоров в США и в 1923 г. с семьей начал поездку в Индию и ЦА. Похоже, Рерих собирался помириться с большевиками и вернуться в СССР в надежде получить назад свои конфискованные полотна и археологические коллекции. В 1926 г. Рерихи приехали из Урумчи в Москву. Большевики никак не могли взять в толк, кем же на самом деле является Рерих, этот «полубуддист-полукоммунист». После какого-то совещания на Лубянке Луначарский посоветовал Рериху покинуть Советский Союз. Однако британцы предположили, что Рерих возглавит экспедицию Коминтерна в Тибет. Первая большевистская миссия прибыла в Лхасу еще в 1922 г.
«Рерих неоднократно отрицал, что его экспедиция была советской, но без молчаливого благословения Москвы он не смог бы ни проехать из Сибири через Монголию и Тибет, ни получить пять автомашин, которые одолжила ему советская торговая миссия во Внешней Монголии для осуществления "проекта Шамбалы". Из замечаний Рериха Быстрову (консулу в Урумчи. - Реф.) очевидно, что художник собирался встретиться во Внутренней Монголии с панчен-ламой и сопровождать его в ходе возвращения в Тибет» (011, с. 467). Русские были заинтересованы в возвращении панчен-ламы, опасаясь, что иначе он попадет в руки японцев, которые воспользовались гражданской войной в России, чтобы продвигать свой вариант панбуддизма.
Британцы забеспокоились. Посол в Пекине М. Лэмпсон доносил, что панчен-лама собирается с советской помощью набрать монгольское войско и свергнуть далай-ламу. В 1927 г. Рерихи пересекли Гоби. Погубил «проект Шамбалы» Бэйли в Сиккиме: тибетские солдаты остановили Рерихов южнее перевала Камронг, и после пятимесячного стояния власти позволили каравану проследовать в Сикким.
В 1930-е годы Рерих вновь разочаровался в большевиках и решил объединиться с их противниками - японцами и белоэмигрантами в Маньчжурии. Заручившись поддержкой будущего вице-президента США Г. Уоллеса, он отправился по Маньчжурии, Внутренней Монголии и Китаю якобы с целью искать засухоустойчивые культуры, которые можно было бы пересадить на Великие равнины США. В СССР стали подозревать, что Рерих готовит во Внешней Монголии буддийскую священную войну против коммунистов. Уоллес перестал поддерживать Рериха, получив телеграмму посла США в Москве, который докладывал, что экспедиция Рериха движется к границе Советского Союза с настоящей целью объединить белые элементы и недовольных монголов. В США Рерихи уже не вернулись и поселились в Индии. Во время Второй мировой войны Рерих поддержал Советский Союз и выставлял свои картины на аукцион ради военных пожертвований.
«Несомненно, Рерих колебался в своих чувствах к Советскому Союзу. Однако он был стоек в своих симпатиях к народам и религиям Азии, а также в своей вере в то, что паломники там могут когда-нибудь узреть Высшую Истину. Был ли он шпионом? Его
поездки в Советский Союз и обратно были бы невозможны, если бы он не снабжал коммунистов информацией. Тем не менее остается гадать, к каким выводам пришли в Москве относительно его разговоров о Шамбале и послании от махатм. В целом Рерих был не только мистиком и художником, но и актером и хорошо понимал силу иллюзии. Трудно строго судить эту выдающуюся фигуру, которая заводила дружбу с американскими миллионерами и сбивала их с толку не меньше, чем большевистских комиссаров» (011, с. 491).
В ЦА дважды совершили путешествие сыновья Теодора Рузвельта Кермит и Теодор, искавшие на Памире рогатую овцу, а в Тибете - гигантскую панду. Их компаньоном был их гарвардский товарищ, чемпион США по теннису Сидэм Каттинг, который сделался неофициальным посредником между администрацией Ф. Рузвельта и Тибетом. В Первую мировую войну Каттинг служил разведчиком в американской армии, сдружился с отвечавшими за отношения с Тибетом британскими чиновниками. В 1948 г. он организовал приезд первой тибетской торговой делегации в США.
В 1927 г. Каттинг вместе с сыновьями Т. Рузвельта и Винсентом Астором организовал неформальную группу «Комната», которая ежемесячно встречалась на Манхеттене по адресу Восточная 66-я улица, 34. «Комната» была неофициальной разведывательной службой, пользовавшейся информацией и контактами своих состоятельных членов с хорошими связями. Почти все они через семью, школу или военную службу были связаны с Британией. Астор в возрасте 20 лет унаследовал 70 млн. долл. после гибели отца на «Титанике». Другими членами «Комнаты» были будущие послы в Британии Д. Брюс и У. Олдрич, а также чикагский миллионер Маршалл Филд III. Среди британских контактов группы был баронет Уильям Уайзмен, бывший глава британской разведки в Нью-Йорке.
«В те годы англо-американские "особые отношения" не были пустой банальностью. Для американцев, принадлежавших к касте Каттинга, чувство общей судьбы было реальным и имело глубокие корни. Было аксиомой, что англосаксы несли семена демократии из мрачных лесов Германии на Британские острова, а затем в Америку. Сидэм Каттинг был пропитан этим этосом. Он был по сути Англоязычным союзом в одном лице, а также членом Королевско-
го географического общества и Королевского центрально-азиатского общества и Гималайского клуба, а также почетным кавалером Ордена Британской империи» (011, с. 500).
Интерес к Тибету проявляли не только американцы, но и немцы - еще с основателя современной географической науки Александра фон Гумбольдта. За ним последовали географы и исследователи К. Риттер, Ф. фон Рихтхофен и В. Фильхнер, который между 1903 и 1937 гг. побывал в Тибете трижды, а также геополитик Карл Хаусхофер, считавший, что будущее Германии лежит на Востоке. В 1939 г. в Тибете побывала подготовленная Институтом Аненэрбе экспедиция СС во главе с Эрнстом Шефером. Кроме арийской теории интерес Гиммлера к Тибету подогревался слухами о крупных месторождениях золота. К тому же Шефер привез карты, имевшие военную ценность, если бы Тибет стал базой партизанских операций против Британской Индии. К 1942 г. 32-летний майор Шефер возглавил Институт Райха по изучению ЦА в Мюнхене. Дать свое имя институту попросили Гедина. Последний во время обеих мировых войн помогал немецкому Генеральному штабу своими советами и картами региона. Не случайно американская военная разведка в 1945 г. искала эти карты. Наиболее подробные в конце концов попали в штаб-квартиру НАСА. Позднее снимки со спутников подтвердили их точность. Составленные Гедином карты Гималаев использовались в 1962 г. китайскими войсками, которые оккупировали спорную с Индией высокогорную территорию Аксай Чин. Кроме Тибета спецслужбы и армия нацистской Германии проявляли интерес к Афганистану, где попытались разжечь племенные восстания на северо-западной границе Индии (операции «Тигр» и «Пожиратель огня»), но неудачно.
В 1942-1943 гг. Тибет посетили два американца - майор Илья Андреевич Толстой (внук Л.Н. Толстого) и капитан Брук До-лан. Идея отправить в Лхасу миссию Управления стратегических служб, вероятно, принадлежала Толстому; миссия везла письма Рузвельта далай-ламе. Целью миссии было добиться сотрудничества тибетцев в тыловом обеспечении из Индии армий Гоминьдана, отбивавшихся от японцев.
В 1912 г. Тибет добился фактической автономии, которую его правители отождествляли с независимостью. Однако Китай никогда не отказывался от притязаний на Тибет, а западные державы
не признавали суверенности Тибета. В течение 30 лет Британия служила для Лхасы связью с Западом, и тибетское руководство, очевидно, решило, что в случае вторжения китайцев британцы и мир придут на помощь. Толстой и Долан, исходя из лучших намерений, лишь усилили эту иллюзию. Они провели в Лхасе 14 недель, покинув ее в марте 1943 г. с подарками для «короля Америки». Правда, с практической точки зрения миссия не была успешной.
Одной из видных фигур заключительного этапа Большой Игры был последний британский губернатор Северо-Западной пограничной провинции сэр Олаф Кэроу. Вместе с геополитиками Ма-киндером и Бёрнхэмом он - одна из тех полузабытых фигур, взгляды которых сформировали связь между Большой Игрой и «холодной войной». Кэроу призывал США принять от Британии ее стратегическую роль в Персидском заливе и на границе с Афганистаном. Вернувшись на родину, он продолжал свою пропаганду, был энтузиастом партнерства США с Пакистаном в рамках Багдадского пакта, смоделированного по НАТО.
В конце 1990-х годов авторы книги встретились в Лондоне с 90-летним Гарри Ходсоном, который посвятил полжизни служению и изучению Британской империи (был редактором влиятельного имперского журнала «Круглый стол», помощником вице-короля Индии во время Второй мировой войны). В разговоре с авторами он назвал Большую Игру действительно игрой с ведением счета, но без значительных выигрышей.
После обретения независимости Индия продолжала держать в Лхасе дипломата - британца Хью Ричардсона, который несколько лет просто оставался там, хотя, как и Британия, не признавала тибетской независимости. Индия загнала себя в странную ситуацию: одновременно признавала Тибет частью Китая, сожалела о вторжении коммунистов и называла «линию Мак-Магона» своим наследием по праву. Почему убежденный антиимпериалист Неру так держался за спорную территорию? Возможно, он понимал, что когда держава идет на территориальные уступки, это могут счесть знаком слабости, что побудит других выдвинуть свои претензии -как произошло с Цинской империей в XIX в.
Не случайно Британская империя никогда не поступалась территориями. Так, в 1815 г. британцы приобрели Ионические острова; один министр иностранных дел за другим понимали, что вла-
дение архипелагом не приносит пользы, но ни одно британское правительство не пошло на риск политического позора путем возвращения островов Греции, пока в 1864 г. греки не избрали королем датского шурина принца Уэльского. Той же политики придерживался Сталин. Через его внешнюю политику протягивается суровая нить последовательности: Сталин терпеливо собирал отколовшиеся от Российской империи страны - государства Балтии, Польшу, части Финляндии, Курилы, Кавказ плюс контроль над Внешней Монголией и Северной Кореей. О внешней политике Сталина можно сказать, что он с помощью большевистских средств стремился к царским целям. Недавно израильский историк Г. Городецкий обнаружил в архивах, что во время действия советско-германского договора 1939 г. Сталин добивался для СССР места в Дунайской комиссии, чтобы исправить последствия Крымской войны. Кроме того, он пытался получить контроль над Дарданеллами, чтобы нейтрализовать неудачи России после войны с Османами 1877-1878 гг. Городецкий даже нашел собственноручно написанное Сталиным словосочетание «Большая Игра». Сталин был одержим картами - как Черчилль и Ф. Рузвельт. Из этих карт возникло простое и непреодолимое видение мира как арены борьбы. В центре этого видения лежала убежденность в том, что ключом к господству выступает контроль над евразийским Хартлендом. Идея принадлежит сэру Хэлфорду Макиндеру.
Макиндер был однокурсником Кёрзона и одним из тех, кто по его возвращении из Средней Азии зачарованно слушал его лекцию о развитии железнодорожных дорог в России. Став самым влиятельным британским географом своего времени, он основал Оксфордскую школу географии, в 1910-е годы был членом парламента от консерваторов, а в 1919-1920 гг. служил британским верховным комиссаром в Южной России. Более всего Макиндер известен своей лекцией 1904 г. «Географическая ось истории», которая утвердила новое значение геополитики. Он привлек внимание к развитию трансконтинентальных железных дорог как фактору смещения геополитического баланса в сторону сухопутных держав. Рассуждая об обширных пространствах Евразии, которые недоступны для кораблей, в прошлом были открыты перед ордами кочевников, а в его время вот-вот должны были покрыться сетью железных дорог, Макиндер заявил: Россия заменила собой Мон-
гольскую империю. Баварский геополитик Карл Хаусхофер заимствовал у Макиндера эту идею для оправдания германо-русского союза. Другим теоретиком, на кого оказал влияние Макиндер, стал американец Джеймс Бёрнхэм.
Дж. Бёрнхэм родился в 1905 г. в семье британских эмигрантов, с отличием окончил Принстон, продолжил образование в Бэл-лиол-колледже в Оксфорде, преподавал философию в Нью-Йоркском университете. В 1930-е годы стал троцкистом, будучи редактором журнала «Новый Интернационал». Порвав с Троцким в 1940-е годы, Бёрнхэм стал всемирно известен благодаря книге «Революция менеджеров»; в годы Второй мировой войны работал в Управлении стратегических служб. В 1945 г. в Partisan Review он опубликовал вызвавшую большой резонанс статью «Наследник Ленина», проводя мысль о Сталине как преемнике персидских царей, ханов Золотой Орды и российских императоров. Источником советской мощи Бёрнхэм назвал «магнетическое ядро евразийского Хартленда». Это ядро расширяется благодаря сферам Поглощения, Господства и Ориентирующего Влияния, рассеиваясь за пределами Евразии в зонах «преходящего Умиротворения и Проникновения (Англии, США)».
Чтобы справиться с этим евразийским драконом, американцы, по мысли Бёрнхэма, должны были принять на себя глобальную роль Британии. «Не только понятия, но и фразы Бёрнхэма предвосхищали речь Уинстона Черчилля о "железном занавесе" в Фултоне, штат Миссури, март 1946 г. По совпадению в следующем году ставшая набатным колоколом влиятельная работа Бёрнхэма "Борьба за мир" вышла на той же неделе, когда президент Трумэн призвал Конгресс заменить нерешительных британцев и оказать военную помощь Греции и Турции» (011, с. 569). Конечно, Бёрнхэм был всего одним голосом среди многих, но его анализ будущего в 1947 г. был весьма точен. Он предвидел план Маршалла и НАТО, Кубинский кризис, Берлинскую стену, вторжение США во Вьетнам, а СССР - в Венгрию, Чехословакию и Афганистан. ЦРУ охотно искало у Бёрнхэма советов. Правда, ни он, ни его ученики не предвидели распада Советского Союза. Например, аналитик ЦРУ Дэйвид Салливан в сборнике «Книга предсказаний» (1980) выразил мнение, что к 1983 г. СССР достигнет безусловного ядерного превосходства над США, а через 10 лет США утратят статус великой
державы и будут заняты борьбой за выживание, тогда как Советский Союз достигнет гегемонии над большей частью мира. Правда, католический священник Эндрю Грили, напротив, предсказал в той же книге, что к 1990 г. советский коммунизм по внутренним причинам падет.
«С учетом этого можно оглянуться на "реализм" Сталина и Большую Игру с новой точки зрения. Сталин в самом деле завещал своим преемникам могущественную империю, а те, чтобы сохранить советскую гегемонию, вторглись в Венгрию, Чехословакию и Афганистан, а также вооружали левых по всему миру - в Кубе и Никарагуа, Анголе и Эфиопии, Ираке и Сирии. Сам Советский Союз занимал "социалистическую шестую часть" поверхности Земли, а если добавить сателлитов Кремля и его клиентов в Третьем мире, то красной была четверть мира. Вот полностью реализованный кошмар Макиндера - империя от Восточного Берлина до Северной Кореи, охватывающая большую часть предполагаемого Хартленда. Не однажды, а дважды в этом веке Россия располагала обширной евразийской империей, на которую ее противники взирали со страхом и подозрением. И дважды в этом веке империя России рухнула по внутренним причинам.
Распад Британской империи был менее драматичным, более изящным, но таким же окончательным. Даже самые дикие правые консерваторы не произносили банальных фраз столетней давности -что англосаксы являются естественными правителями мира, что все британское - лучшее, а империя имеет благословение свыше. На аспекты Pax Britanica можно по праву оглянуться с одобрением: это ее приверженность свободе слова, верховенства закона и парламентским выборам, а также продвижение ею английского языка. Тем не менее для империи в целом самая счастливая эпитафия -это пожелание лорда Маколея Индии: "Что бы ни случилось, самопознание приведет к самоуправлению, и это будет день, которым британская история сможет гордиться более всего". Также мы можем с искренним восхищением оглянуться на мужество, энергию и ум всех конкурентов в Большой Игре, как азиатов, так и европейцев, несмотря на самонадеянность и путаницу имперской политики. И все же, кажется, Гарри Ходсон был прав. "Большая Игра действительно была игрой с ведением счета, но без значительных выигрышей"» (011, с. 572-573).
Французские аналитики из европейского «Азиатского центра» (015) рассматривают мнения китайских экспертов о перспективах межгосударственных политических и экономических отношений в ЦА в контексте интересов Китая.
Для Европейского союза политика Китая в ЦА важна по двум причинам. Первая - экономическая. Европа долго была крупнейшим торговым партнером независимых стран ЦА, пока в 2010 г. на первое место не вышел Китай (21 млрд. и 23 млрд. евро товарооборота соответственно) (012, с. 1). До последних лет Китай импортировал из ЦА менее 5% потребляемой им нефти, но к настоящему времени доля ввозимых Китаем нефти и газа из ЦА превысила 10% (015, с. 2). Это имеет стратегическое значение, так как уменьшает зависимость Китая от морских путей. Конкуренция за доступ к ресурсам ЦА вероятнее со стороны Европы, чем России, нужды которой удовлетворяет Туркменистан. ЦА также служит рынком сбыта европейского оборудования. Шёлковый путь продолжает функционировать.
Вторая причина, по которой ЕС следует наблюдать за активностью Китая в ЦА, - стратегическая: этот регион является почти лабораторией китайской внешней политики. Западные аналитики видели в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) международный институт нового типа, который будет отличаться от западных аналогов вроде НАТО. Однако, похоже, ШОС также станет полувоенным союзом, который будет способен мешать интервенции ООН в регионе и выполнять собственные операции. Китай укрепляет экономические и политические связи с ЦА, стал главным торговым партнером стран региона и главным источником иностранных инвестиций. Однако китайские аналитики озабочены степенью влияния своей страны в регионе. Интересы в ЦА имеют и США и Россия: конкурируют трубопроводы и военные базы. Наращивает инвестиции и ЕС. Индия приняла стратегию «похода на север», в рамках которой в 2010 г. начала участвовать в строительстве трубопровода TAPI (Туркменистан, Афганистан, Пакистан, Индия). В том же году Япония учредила форум для развития диалога со странами региона. По мнению эксперта Сунь Чжуанчжи, все это заставляет Китай защищать свои интересы в ЦА.
Китай позиционирует себя в регионе как «доброго соседа». Безопасность границы - больше не единственный фокус отноше-
ний Китая со своими соседями в сфере безопасности: стране нужно защищать свои источники энергии, а также свои инвестиции в регионе, которые превысили 10 млрд. долл. (012, с. 3). Главную заботу КНР составляют Синьцзян и борьба с «тремя злами» - сепаратизмом, религиозным экстремизмом и терроризмом.
Несмотря на значительное экономическое влияние в регионе, кризис в Кыргызстане 2010 г. показал ограниченность его политического влияния. По мнению Сунь Чжуанчжи, недостаток этого влияния коренится в «теории китайской угрозы», которую продвигают Запад вместе с Россией, Японией и Индией. Так, 69% жителей Казахстана считают Китай страной, от которой исходит главная экономическая угроза (012, с. 4). Сражение за «мягкую силу» в ЦА Китаю еще предстоит выиграть.
«Поскольку против Китая настроено общественное мнение, по мнению Суня, в среднесрочной перспективе он не будет в состоянии обойти Россию и стать лидером в регионе... Россия обеспечивает Центральную Азию необходимым путем транзита их экспортных товаров на европейские рынки и сама является важным рынком сбыта сельскохозяйственных и промышленных товаров» (012, с. 4). Китаю следует принимать во внимание и США. Хотя они планируют сократить военное присутствие в ЦА, они не намерены покидать регион вовсе и будут сопротивляться попыткам Китая или России занять здесь преобладающее положение. США зависят от России в сдерживании китайского влияния, а от Китая - в ослаблении позиций России. Правда, Ян Шу высказывает мнение, что Китаю надо отказаться от идеи, согласно которой источник всех его проблем в ЦА - США; в энергетической безопасности, сфере инвестиций и борьбе с терроризмом интересы двух держав совпадают.
У России и Китая стратегии в отношении ЦА совершенно разные. Главным инструментом расширения влияния Китая в регионе служит ШОС. По мнению Чжао Хуашэна, она отличается от других организаций в ЦА своей открытостью, что придает ей больше веса на международной арене. В отличие от СНГ или ОДКБ ШОС не смоделирована по границам бывшего СССР. Однако в глазах России это делает ШОС «иностранной» организацией, и Россия остерегается тесного сотрудничества. В экономике она предпочитает действовать через структуры, которые создала сама.
В рамках ШОС Россия в экономических вопросах относительно пассивна, зато активна в вопросах безопасности. Правда, здесь она больше заинтересована в борьбе с наркоторговлей, чем с сепаратистскими и террористическими группами, которые беспокоят Китай. Различие приоритетов затрудняет Китаю и России задачу найти общий язык.
По мнению многих китайских аналитиков, Китай и Россия могут лучше всего обеспечить свои интересы в ЦА путем обеспечения конкуренции между разными акторами. Чжао Хуашэн считает, что Россия заинтересована во включении в ШОС Туркменистана, Монголии и особенно Индии: вступление Индии укрепило бы значение организации и обеспечило бы противовес внутри нее Китаю. По мнению Пэн Пэя, вступление Индии - вопрос времени, но ему мешают три обстоятельства: пограничный спор с Китаем, вопрос Тибета и тибетских беженцев в Индии и индо-пакистанский антагонизм. Другие аналитики считают, что среднесрочным решением было бы вступление в ШОС и Индии и Пакистана. Пакистан важен из-за своей центральной роли в борьбе с терроризмом и урегулировании афганского кризиса; также он дал бы выход экспорту из ЦА к Индийскому океану и был бы крупным покупателем энергоносителей из региона. Однако вступлению Пакистана мешает его внутренняя нестабильность.
По мнению Ван Хайюня, ШОС следует не отвлекаться на расширение своих рядов, а сосредоточиться на текущих проблемах. Организация, похоже, не справляется с заявленной целью - гарантировать стабильность в регионе. Она должна учредить ведомство, которое следило бы за соблюдением правил внутри организации, чтобы государства-члены делились друг с другом разведданными и вырабатывали общие планы действия, а со временем выделили бы войска для операций быстрого реагирования. Ван считает необходимым создать механизмы разрешения кризисов, когда страны приглашали бы ШОС вмешиваться в свои внутренние дела; для этого ШОС должна быть готова взять на себя ответственность «отчуждать» в моменты кризиса часть суверенитета своих членов.
Китай собирается углублять энергетическое сотрудничество с ЦА и странами Каспийского региона. Как отмечает Лань Пэн, взаимодействие Китая с другими нефте- и газоносными регионами мира рискованно: Ближний Восток (61% нефтяных запасов и 41%
газовых) политически нестабилен; в Африке социальная нестабильность, риск терроризма, к тому же континент удален от Китая; Латинская Америка геополитически и географически слишком близка к США. ЦА близка к Китаю, и он имеет там геополитические преимущества. К тому же укрепление сотрудничества со странами региона способно подтолкнуть экономическое развитие Западного Китая. На ЦА приходится 8% мировых запасов нефти и 4,3% мировых запасов газа (012, с. 6).
Цян Сяоюнь акцентирует роль ШОС в многостороннем энергетическом сотрудничестве и строительстве газопровода Туркменистан - Синьцзян, который вступил в действие в декабре 2009 г. Если в 2008 г. Китай добыл 76 млрд. м3 газа и потребил 80,7 млрд., то в 2020 г., по прогнозам, доля импортного газа вырастет до 8090 млрд. (012, с. 6). Импорт из ЦА уже помогает Китаю уменьшить зависимость от сжиженного природного газа, который импортируется морскими путями, где есть угроза терроризма и пиратства. По мнению Цяна, от газопровода выиграют все. Он укрепляет сделочную позицию Туркменистана, увеличивая число потребителей его газа, стимулирует узбекскую и казахскую экономики, создает модель многостороннего сотрудничества внутри ШОС.
По мнению Си Вэнсиня, энергетическая ситуация в регионе -сложная и неопределенная. В районе Каспийского моря запасы нефти оценивают в 12-15 млрд. т, а газа - 11-12 трлн. м3; данные по ЦА - 2 млрд. и 3 трлн. соответственно (012, с. 7). Однако внутренняя экономическая ситуация стран ЦА остается хрупкой, и они по-прежнему сильно зависят от экспорта энергоносителей. Доминируют в регионе американские компании, контролируя 75% новых нефтяных месторождений и вложив в них 30 млрд. долл. (это 30-40% иностранных инвестиций в Казахстане и Азербайджане) (012, с. 7). Центральноазиатские страны выигрывают от конкуренции между энергетическими компаниями США, Британии, Франции, Турции, Ирана и Японии. По техническим и финансовым причинам государства ЦА сейчас пересматривают сотрудничество с западными фирмами, и Китаю следует воспользоваться этим. Си считает, что Китай должен использовать свое геополитическое положение, чтобы сделать Россию противовесом США и Японии; надо мобилизовать свои крупные нефтяные компании для расширения сотрудничества с центральноазиатскими государствами; надо
задействовать для финансирования энергетического сотрудничества свои резервы иностранной валюты.
Су Сяотянь и Ван Кон отмечают, что энергетическая ситуация в ЦА постоянно меняется и Китаю следует быть настороже. Соглашение по газопроводу TAPI декабря 2010 г. поддерживают США, рассчитывая блокировать этим экспорт иранского газа, увеличить доходы Афганистана с помощью транзитных пошлин и стабилизировать политические отношения Афганистана, Пакистана и Индии; TAPI укрепляет влияние США за счет такового России и Китая. Правда, Афганистан остается нестабильным, и неясно, хватит ли у Туркменистана возможностей удовлетворять потребности нынешних и потенциальных покупателей. «Этот вопрос выдвигает на первый план новые ставки и неопределенности "большой игры" в энергетическом секторе в Центральной Азии. Конечно, энергетическое сотрудничество Китая с Центральной Азией развивается быстро; оно представляет собой один из краеугольных камней партнерства как побочного продукта ШОС, а не партнерства в рамках самой организации. Однако китайские эксперты и правительство сознают, что ситуация сложна и изменчива и что в этой большой игре определенно лишь изменение» (012, с. 8).
Экономическое сотрудничество Китая с пятью странами ЦА неуклонно растет. За последние годы объем торговли рос на 40% в год, достигнув в 2010 г. 18-20 млрд. долл. По прогнозу Юсуфу Абулайти, в 2010-2020 гг. доля импортных энергоносителей Китая вырастет с 50 до 80% (012, с. 8). При этом энергетические ресурсы Китая и ЦА взаимодополняемы: вторая обладает большими запасами нефти и гидроэлектрическим потенциалом, а первый - немалыми запасами угля, которым, в свою очередь, может снабжать соседей. В Китае сознают и большой потенциал ЦА (с общим населением в 60 млн. человек) как потребительского рынка. Поскольку с распадом СССР страны региона не могут обеспечить себя промышленными товарами и в ряде случаев более 70% их приходится импортировать, Абулайти видит в этом ценный шанс для обрабатывающей промышленности Китая.
Если добавить к оси Китай - ЦА Россию, получится рынок, охватывающий более 1,5 млрд. потенциальных потребителей (012, с. 9). К тому же Россия играет ключевую роль в определении структуры региональных отношений. ШОС создала институцио-
нальные механизмы сотрудничества Китая с центральноазиатскими странами. Учреждение этой организации означает, что Китай и Россия признали интересы друг друга в регионе и заключили компромисс между своими стратегиями.
Хотя политические отношения стабилизировались, экономический климат менее определен. Чжоу Лихуа сомневается в безопасности китайских вложений в ЦА. У этих стран серьезные проблемы с долгом, а также с обменным курсом и ставкой процента. Религиозный экстремизм, этнический сепаратизм и терроризм способны поставить под угрозу экономическое сотрудничество. По мнению Лина Цзи, Китаю следует увеличивать вложения в транспортную инфраструктуру, добычу энергоресурсов и другие секторы экономики ЦА, что будет способствовать социальной стабильности. После финансового кризиса Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан просили у Китая кредитов для финансирования 56 приоритетных инфраструктурных проектов общей стоимостью 16 млрд. долл. (012, с. 9). Следует изучить возможность создания фонда ШОС. Консолидируя роль ШОС в привлечении средств международных финансовых институтов и укрепляя коммерческие банки, возможно создать региональную систему для финансирования развития. По мнению Ли Синя, чтобы покончить с зависимостью от западных финансов, компаниям из стран - членов ШОС следует зарегистрироваться на китайском финансовом рынке (регистрировать компании на рынке Гонконга уже начала Россия). С помощью двусторонних соглашений Москва и Шанхай могут стать международными финансовыми центрами. Создание региональной финансовой системы может стать решающим фактором в достижении региональной стабильности и международного признания стран ЦА.
Большинство китайских аналитиков считают, что кыргызская революция 2010 г. была вызвана не только внутренними факторами (неравенство, экономическая стагнация, коррупция и др.), но и внешними. Из-за своего географического положения территория Кыргызстана еще с ханьского времени имеет большое стратегическое значение для Китая. По словам Цзя Лихона, эта небольшая страна важна для Китая как стратегические ворота в Синьцзян, «и поэтому Китай должен защищать эту страну при любой попытке другой страны оккупировать или подчинить ее» (012, с. 11). В Китае обеспокоены существованием в Кыргызстане военных баз и
США, и России. По мнению Лю Гана, если ШОС при вмешательстве внешних держав в дела Кыргызстана отказывается действовать, это нанесет урон престижу организации в регионе. Пань Гуан считает, что в случае ухудшения ситуации в Кыргызстане вмешаться имеет право лишь ООН, но трактует «Совместную декларацию сотрудничества секретариатов ООН и ШОС» 2010 г. в том смысле, что любые действия ООН в ЦА должны одобряться ШОС. Китай должен быть готов защищать свое привилегированное положение в регионе и не может позволять России и США осуществлять там значительное влияние.
Цзя Лихон указывает, что война США с терроризмом и афганскими талибами - лишь предлог для американского присутствия в Кыргызстане; действительное намерение - сдерживать Китай. Такова же, по его мнению, и цель существования российской военной базы в Кыргызстане, хотя, по мнению Чжао Хуйжона, цель базы скромнее - помочь России сохранить преобладающее влияние на постсоветском пространстве. Китайские эксперты считают, что влияние США и России в Кыргызстане «представляет собой исключительно серьезную угрозу безопасности китайского Синьцзя-на» (012, с. 12).
К.А. Фурсов
2012.04.013. ВИКТОР-МАХ Д. О СЕКУЛЯРИЗАЦИИ, СОВРЕМЕННОСТИ И ИСЛАМСКОМ ВОЗРОЖДЕНИИ В ПОСТСОВЕТСКОМ КОНТЕКСТЕ.
WIKTOR-MACH D. On secularization, modernity and islamic revival in the post-soviet context // Polish sociological review. - Warszawa, 2011. - N 3. (175). - P. 393-409.
Доброслава Виктор-Мах - социолог, работает в Ягеллонском университете (Краков, Польша), автор статей об исламе и книги о повседневной жизни Баку, в настоящей статье полемизирует с некоторыми положениями работы Эрнеста Гельнера (Ernest Gellner «Postmodernism, Reason and Religion», L., N.Y., 1992, Routledge). Согласно Гельнеру, в исламе есть некоторые «сущностные» моменты, которые упорно противостоят изменениям. Именно эти положения Гельнера не выдерживают сопоставления с результатами конкретных полевых обследований этнографов и социологов на материале посткоммунистических стран Центральной Азии и Кавказа.
