CC BY
61
рамках Антитеррористических центров СНГ, ШОС, ОДКБ и оперативное информирование правительственных органов.
2. Выработать международные критерии и принципы, согласно которым будет даваться оценка деятельности религиозных организаций, чья программа содержит экстремистские лозунги.
3. Использовать имеющийся потенциал РАН. Анализ сложившейся практики и опыта Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов (EAWARN).
4. Выявлять источники социальной напряженности в регионе и обеспечивать их ранее предупреждение, в частности, наркотрафик - как главный источник финансирования экстремизма и терроризма.
5. Устранить основные причины социальной напряженности в обществе - бедность и безработицу на пути организованной миграции, создавать новые рабочие места, разрабатывать программы борьбы с бедностью, увеличивать помощь со стороны развитых стран.
6. Контролировать миссионерскую деятельность различных религиозных групп и сект - оценки и рекомендации экспертов. Разработать списки религиозных групп, запрещенных к деятельности (на примере списка организаций, признанных Верховным судом России террористическими).
«Социология власти», М., 2008 г., № 5, с. 107-113.
О. Зотов,
кандидат исторических наук СИНЬЦЗЯН-УЙГУРСКИЙ АВТОНОМНЫЙ РАЙОН КНР В СИСТЕМЕ АЗИАТСКИХ «ДУГ НЕСТАБИЛЬНОСТИ»
В геополитике современной Евразии «стратегический центр тяжести» - Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. Силовые линии современных конфликтов достаточно полно выявляют его роль и значение. В Азии существует целый ряд «дуг нестабильности»:
1) исламская от Алжира до Индонезии и Филиппин;
2) индоокеанская «дуга нестабильности» З. Бжезинского;
3) дуга соприкосновения Сердца Земли (Хартлэнда) с океанскими бассейнами;
4) нефтяная (Каспий-БСВ-ЮВА-Средняя Азия);
5) дуга американского военного вмешательства (Персидский залив-Ирак-Средняя Азия-Афганистан);
6) «Евразийские Балканы» (от Балкан до Китая).
Все они так или иначе находятся в исторической зоне Шелкового пути, привязаны к силовым центрам Евразии, источникам стратегического сырья и стратегическим коммуникациям. Соперничеством вокруг этих «яблок раздора» создаются силовые линии дуг нестабильности. Синьцзян важен тем, что именно там начинался и начинается Шелковый путь - зона старых и новых геополитических противоречий.
В XVIII - первой половине XIX в. Англия завладела Индией и задалась целью создать буферный пояс из Ирана, Афганистана, Тибета и, наконец, Синьцзяна. Не доверяя надежности ни Ирана, ни Афганистана, ни тем более геополитически слабосильного Тибета, Лондон старался нейтрализовать все возраставшее влияние России в Синьцзяне, поддержав там деградирующую империю Цин; Синьцзян в руках слабого Китая был англичанам предпочтительнее независимого государства Якуб-бека (Йеттишар; 1866-77), шедшего на сближение с Россией. В 1873 г. англичане отвергли предложение Якуб-бека гарантировать нейтралитет его государства, очевидно и потому, что Восточный Туркестан представлял собой базу для более прочного государства, чем Афганистан, и такое государство уже было создано. После установления британского протектората Афганистан утратил на время роль «эпицентра» 2-го Восточного вопроса; таким «эпицентром» становился Синьцзян. Вокруг него и развернулась так называемая Большая Игра великих держав по типу «холодной войны».
То, что отдаленный и весьма уединенный Синьцзян превратился в объект Большой Игры на «шахматной доске» Евразии, а Восточный вопрос на глазах превращался в Восточнотуркестан-ский вопрос, говорило и говорит о многом. В этой связи известное утверждение академика В.В. Бартольда о Синьцзяне как «стране прошлого без будущего» выглядит курьезом: оно сделано безотносительно к политическим реалиям XX в. Если 2-й Восточный вопрос был Восточнотуркестанским в значительной степени, то ныне 3-й Восточный вопрос таковым становится по существу: раньше речь шла о подступах к британской Индии как факторе сверхдержавной мощи Британии, теперь же речь идет о подступах к Синьцзяну - главной опоре КНР как сверхдержавы конца ХХ -
начала XXI в.; новейшая дислокация военных баз Центрального командования США в Средней Азии нацелена скорее на КНР и Синьцзян, чем на КНР и Афганистан.
Новейшая Большая Игра
Дж. Шоберлейн считает, что регион представлял определенный интерес и привлекал внимание лишь в период Большой Игры -англо-русского имперского соперничества XIX в.; теперь же, когда США стали «единственной сверхдержавой», центральноазиатские исследования начинают якобы выглядеть анахронизмом. Согласиться с выводом Шоберлейна невозможно: новая Большая Игра XXI в. в Азии с выдвижением Китая в ранг сверхдержав лишь начинает развертываться. А.Е. Снесарев еще в начале ХХ в. сформулировал понятие «Большой Срединной Азии», включающей Казахстан, Среднюю, Центральную и Южную Азию, Средний Восток; сюда же им включен и Синьцзян - страна с большим, хотя и не вполне ясным в тот момент будущим. Он же предвидел если не замену 2-го Восточного вопроса (афгано-индийского), то его дополнение 3-м Восточным вопросом - синьцзяно-китайским (растущий интерес США к Синьцзяну вновь тому свидетельство).
Безопасность и развитие Китая в XXI в. напрямую зависят от экономических связей с Центральной Азией (прежде всего от поставок углеводородного сырья - через Синьцзян); Китай неслучайно проявляет заботу о политической стабильности региона. Внутриполитическая стабильность Китая также зависит от положения в центральноазиатской части СНГ. Синьцзян - краеугольный камень Китая как сверхдержавы - обеспечивает КНР доступ к Индийскому океану и Каспию. Но позиции КНР в Синьцзяне уязвимы: там активны уйгурские повстанцы, исламские экстремисты; в Средней Азии и Синьцзяне их поддерживают афганские талибы. КНР постаралась в кратчайшие сроки нормализовать свои отношения с Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном; при участии России и Китая сформировалась «Шанхайская пятерка», с участием Узбекистана - Шанхайский форум.
Примечательно пересечение линий и дуг нестабильности в Азии. Наиболее заметен их перехлест - военная линия проникновения США поперек исламской дуги нестабильности. При ближайшем рассмотрении все важнейшие линии геополитического соприкосновения внутри Евразии и дуги нестабильности включа-
ют на важнейших участках Синьцзян либо в него упираются; здесь сходятся дуги Маккиндера и Бжезинского, о него «спотыкаются» исламский экстремизм и экспансия США. Значение Синьцзяна в глобальной геополитике оценивается однобоко и недостаточно, так как сам Китай на Западе называют всего лишь «региональной сверхдержавой». Это было бы верно, не владей Китай Синьцзяном и не будь он благодаря Синьцзяну державой четырех регионов Азии - Восточной, Южной, Центральной и Западной. Предвидя глобальную роль Китая, ген. Снесарев 100 лет назад отвел Синь-цзяну роль «ключа к мировой политике».
Нынешняя Россия граничит с Синьцзяном лишь в одной точке Алтая - на стыке границ РФ, КНР, Монголии и Казахстана, - но и для нее геополитическое значение Синьцзяна ничуть не меньше, чем для Российской империи и СССР (чья территория наполовину его охватывала). Глобальная роль Синьцзяна с его сложнейшим внутриполитическим положением делает его общей ахиллесовой пятой всех граничащих с ним государств. Нельзя смотреть на Синьцзян и его историю узкопровинциально - как когда-то на весь Китай смотрели через «кяхтинскую щель» (А.Е. Вандам, Кяхта -городок в южной Сибири, первоначально единственный разрешенный пункт приграничной торговли России со старым Китаем); «с Синьцзяном нельзя обращаться как с Сычуанью» (рядовой провинцией Китая, в которую был включен в свое время восточный Тибет).
Синьцзян - древнейшее связующее звено Евразии. И в то же время - ареал столкновения исламской и дальневосточной цивилизаций. В этнокультурном плане он - часть Средней Азии, населенная теми же иранскими и тюркскими народами. Неразвитость экономики Синьцзяна и неравноправие его народов с китайцами порождают серьезные конфликты вплоть до массовых беспорядков, инсургенции и терроризма. Бжезинский назвал центр Азии «черной дырой»; это неверно. По определению Назарбаева, здесь находится «полюс выживания вокруг срединного меридиана Евразии» (90-й град. в.д. проходит на востоке Синьцзяна). В регионе бытует «театр теней» китайской геополитики. КНР давно выдвинула формулу из шести принципов взаимовыгодного общения со всеми государствами региона в рамках ШОС и вне их. Без Синьцзяна была бы невозможна ни сама организация ШОС, ни образованный этой организацией южный пояс безопасности России восточнее Каспия. Триединая проблема тюркского и мусульманского ренессансов,
исламского экстремизма угрожает позициям Китая в Синьцзяне и стабильности других членов ШОС. Власти КНР ведут себя гибко во внешней политике, не навязывая партнерам по ШОС жестко союзнических отношений и обязательств, но при этом однозначно против активного присутствия в центре Азии внерегиональных субъектов, прежде всего США (на вступление США в ШОС наложен однозначный запрет). Китайская геополитика - высшая стратегия «управления и помощи» - отработана веками и отличается изощренностью. Эту стратегию китайские специалисты вуалируют неоднозначным понятием «расширенного стратегического соседства».
Китай не любит радикализма и резких движений ни во внутренней, ни во внешней политике (в китайском языке омонимы торопливости - слепота, хаос, потеря самостоятельности и затем гибель). В центре Азии Китай поддерживает взаимовыгодные отношения во всех сферах наравне с Россией. Не устраняя нестабильности полностью, Китаю удается как бы ее «зацементировать», а именно блокировать экспансию США и международного терроризма, связав их клинки (взаимопересекающиеся дуги нестабильности) в подобие «арки». В любой «арке» есть замковый камень: суть китайской геополитики состоит в локализации нестабильности и ее максимально возможном «связывании».
Современный Синьцзян очень много значит для КНР. Внут-риконтинентальные коммуникации Синьцзяна способны составить мощную конкуренцию морским путям транспортировки нефти и нефтепродуктов: там, где морской путь занимает два месяца, континентальный - только два дня. Здесь добываются 30% китайской нефти, 36 - газа и 40% - угля. Но в дальнейших планах руководства КНР преобразование отсталой синьцзянской окраины выглядит более чем скромно: СУАР и далее видится как нефтебаза, центр нефтехимии и хлопководства, отчасти центр континентальной торговли (Кашгар - исторический центр Восточного Туркестана - является центром Старого Света и перекрестком континентальных путей, важнейшей опорой «континентального моста» Восток-Запад). Уделом коренного населения при этом остается традиционное сельское хозяйство (земледелие уйгуров и скотоводство кочевых народов - казахов, киргизов, ойрат-монголов). Хроническая отсталость, неразвитость экономики Синьцзяна (зоны бедности Синьцзяна находятся на уйгурском юге провинции; несмотря на все свои природные богатства, СУАР живет в долг),
извлечение ресурсов ради развития восточных районов КНР и отсутствие зримых перспектив провоцируют социальную напряженность и политический сепаратизм, который находит поддержку на Западе, особенно в США.
В Синьцзяне и за рубежом действуют до 27 радикальных националистических организаций, включая вооруженные: численность боевиков только организации «Дом молодежи Восточного Туркестана» достигает 2 тыс. человек, число объектов боевой подготовки Объединенного национально-революционного фронта доходит до 90. Уйгурские боевики действуют как внутри Синьцзяна, так и за рубежом - прежде всего в Афганистане и Кашмире; за 90-е годы они совершили более 200 терактов и боевых операций в СУАР, Казахстане, Киргизии и даже Турции. Но в тот же период они лишились легальных опорных пунктов в Казахстане: под давлением Пекина Астана допустила работу спецслужб КНР на своей территории; в результате уйгурская радикальная эмиграция ушла здесь в подполье. Создание ШОС позволяет Китаю жестко ставить вопрос о «борьбе с терроризмом» даже на территории среднеазиатских союзников. Однако никаких радикальных мер борьбы с «терроризмом» в Синьцзяне будет недостаточно без признания законности прав народов Синьцзяна на широкую автономию, адекватное экономическое развитие и равноправный доступ к результатам экономических реформ последних десятилетий; для предотвращения терроризма нужны именно эти меры.
Уйгуры сами по себе далеко не воинственный и не фанатичный народ. Но во время восстаний они, по наблюдению Ч. Валиханова и его афганских собеседников (очевидно, офицеров-разведчиков), пассионарно преображаются и для противника становятся чрезвычайно опасны. Их особенные боевые возможности и способы формирования последних имеют глубокие корни в суфийских течениях ислама. Китайская сторона трезво и вполне адекватно оценивает проблемы центра Евразии: хотя «три силы» (сепаратизм, экстремизм и терроризм) и понесли здесь немалый ущерб, до их нейтрализации еще далеко. После того как ШОС недвусмысленно поставил перед США и НАТО вопрос об уходе из Средней Азии, этот блок вынужден искать более скрытые формы и средства давления на КНР - основного глобального конкурента. Если учесть, что после многолетних американо-китайских переговоров США согласились признать «террористической» лишь одну из почти трех десятков радикальных организаций уйгурских эмигран-
тов, становится ясно, что роль исламистов в Синьцзяне лишь возрастает, их деятельность в подполье становится все опаснее, их зарубежные базы в Афганистане и Пакистане (у границ Синьцзяна) по-прежнему практически неуязвимы.
США лихорадочно ищут способы максимального ослабления КНР - своего главного конкурента в ближайшем будущем (около 2020 г.), для чего уже сейчас стремятся увести казахстанскую нефть прочь от ее главного потребителя - Китая. Эти попытки вписываются в принципиальное стремление США контролировать ключевые районы мира, ресурсы и коммуникации; США упорно и последовательно стремятся контролировать «нефтегазовые реки» Евразии: Африка и Латинская Америка несопоставимы с Евразией по запасам углеводородов. (Беспосадочный доступ к этим районам по воздуху планируется в авиабазы близ румынской Констанцы.) А поскольку Синьцзян является для КНР в равной мере важнейшим и опаснейшим фактором, его дестабилизация объективно выгодна США в борьбе с Китаем за ведущие позиции в мире.
Территорию Киргизии, непосредственно прилегающую к Восточному Туркестану, Петр Великий недаром определил как «ключ и врата Азии». Это действительно так, поскольку с аэродрома Кант одинаково легко достичь Анкары и Пекина; та же точка обозначает центр империи Тимура (включая сферу влияния в Восточном Туркестане). В наше время термин «ключ и врата Азии» означает куда большее - снесаревский ключ к Синьцзяну и всей мировой политике.
* * *
ШОС дает Китаю шанс надеяться на многостороннее сотрудничество вокруг триады острейших современных проблем - тюрко-исламского ренессанса, исламского единства и экстремизма. Однако интересы и возможности всех членов ШОС в плане решения данных проблем неодинаковы, а разделить три перечисленные группы проблем и вовсе нелегко. Поскольку ШОС не привержен жестким схемам союзнических отношений, его оперативные возможности в борьбе с экстремизмом и терроризмом ограничены. В то же время нельзя не учитывать, что противники светских режимов Средней Азии намерены, по определению Н. Злобина, стремиться «не столько к военной победе, сколько к изменению политического режима и его политики». Вряд ли уйгурские инсургенты собираются бороться за военную победу над сильнейшей китай-
ской армией, наращивающей свои силы в Синьцзяне. Скорее всего они и их зарубежные партнеры стремятся поставить КНР «шах в сердце Азии», так или иначе блокируя Китай и его развитие.
В этой борьбе ни у КНР, ни у ШОС в целом не просматривается перспектива простого и быстрого разрубания синьцзянского «гордиева узла». Наоборот, Синьцзян способен стать капсюлем-детонатором геополитических катаклизмов в Азии, ибо в данном качестве формировался исторически длительное время и потому вряд ли устраним в сколько-нибудь обозримом будущем. Нестабильность в Синьцзяне чревата осложнениями для всех членов и наблюдателей ШОС, прежде всего Пакистана, Ирана и Афганистана. Лидеры КНР правы, когда стремятся применять в центре Азии прежде всего невоенные средства и методы геополитики:
1. Синьцзян (Восточный Туркестан, официально СУАР) является крупнейшей провинцией и крупнейшей проблемой Китая: ведь именно Синьцзян обеспечивает доступ Китая в иные регионы Азии по трассам исторического Шелкового пути.
2. Геостратегические «нефтяные реки», текущие через Синь-цзян и призванные питать Китай дефицитными углеводородами Казахстана и Туркмении, на которые претендуют США (не столько ради своих потребностей, сколько для нанесения вреда Китаю).
3. Сам Синьцзян для Китая - наиболее перспективный и наименее географически уязвимый (внутриконтинентальный) источник нефти.
4. Кризисогенность Синьцзяна объясняется ходом его истории, резко отличной истории Китая.
5. Поскольку власти КНР не намерены признавать равноправия «нацменьшинств» Синьцзяна и прежде всего уйгуров, нестабильность Синьцзяна и КНР вряд ли уменьшится.
6. В данном качестве Синьцзян - «ахиллесова пята» не только Китая, но и России, государств Средней Азии, Шанхайской организации сотрудничества в целом.
7. Синьцзян как новый «ключ к мировой политике» требует внимания и осторожности.
«Востоковеды о международных проблемах Востока», М., 2007 г., с. 257-276.
