CC BY
108
Основной доклад беседы «Право, цифровизация и безопасность в преступностиведческом поле (возвращаясь к теме)» от 6 декабря 2019 года
УДК 343.9 ББК 67.51
С.Я. Лебедев
ЦИФРОВОЙ БЕЗОПАСНОСТИ -ЦИФРОВОЙ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ РЕСУРС
Аннотация: современные цифровые технологии закономерно меняют традиционные формы правового обеспечения любой сферы жизни человека, усиливая и ускоряя тенденцию его инновационно-технологического переустройства. Это касается всех регулятивных правовых сегментов, в том числе призванных охранять общественные отношения от разрушающего их нового социально опасного потенциала, также подверженного аналогичным цифровым модификациям. Как следствие, требуется целенаправленное и масштабное объединение профессиональных ресурсов юристов, экономистов и информационных технологов вокруг формирования адекватной современным цифровым угрозам безопасности и оптимальной по своим правовым, экономическим и информационно-технологическим ресурсам новой цифровой уголовно-правовой модели обеспечения безопасности личности, общества, государства.
Ключевые слова: кибербезопасность; киберпреступность; цифровое уголовное право; киберкримино-логия.
S.Y. Lebedev
DIGITAL CRIMINAL LAW RESOURCE FOR DIGITAL SECURITY
Summary: Modern digital technologies are changing the traditional forms of legal support of any sphere of human life, strengthening and accelerating the trend of its innovative and technological reorganization. This applies to all regulatory legal segments, including those designed to protect public relations from the new socially dangerous potential that destroys them, which is also subject to similar digital modifications. As a result, purposeful and large-scale integration of the professional resources of lawyers, economists, and information technologists is required to form a new digital criminal law model for ensuring the security of the individual, society, and the state. This model should be adequate to modern digital security threats and optimal in its legal, economic, information, and technological resources.
Keywords: cybersecurity; cybercrime; digital criminal law; cybercriminology.
С.Я. Лебедев. ЦИФРОВОЙ БЕЗОПАСНОСТИ - ЦИФРОВОЙ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ РЕСУРС 17
Мы живём в эпоху глобальных социальных трансформаций, вызванных инновационно-технологическими прорывами, затрагивающими и меняющими привычные форматы всех без исключения сфер человеческой деятельности: бытовой, профессиональной, социально-экономической, политической и др. Характерные для современного, 6-го технологического уклада цивилизационные отношения, связанные с активным развитием НБИК-тех-нологий (нано-, био-, информационных, когнитивных), сопровождаемые ставшими обычными для социальных практик цифровыми стандартами, неизбежно влекут за со-
бой не только положительные, но и серьёзные отрицательные последствия для жизни людей. Как водится, «многие знания - многие скорби», так как погружаясь в пучину цифровых соблазнов, человечество весьма запаздывает с осознанием (тем более, научным) их стремительно нарастающего угрожающего, порой разрушительного для традиционных коммуникативных связей, цифрового потенциала, а потому пока крайне мало делает для надёжного обеспечения от него своей безопасности.
Известно, что активно о так называемой кибербезопасности первым забеспокоилось европейское сообщество пару десятилетий
назад.1 Хотя, начав своё распространение по миру в 60-х годах прошлого столетия, преступность в киберпространстве тогда уже приобрела характер глобального сетевого конструкта [10]. При этом на момент обозначенной Советом Европы официальной озабоченности проблемой киберпреступности и необходимости обеспечения защиты от неё, активным научным осмыслением таковой криминологи занялись лишь спустя семь-де-сять лет, да и то буквально единицы (В.С. Ов-чинский, А.Л. Осипенко, В.А. Номоконов).
Обеспокоенный таким обстоятельством, несколько лет назад я предпринял попытку сформулировать теоретические основы концепции системного научного знания о технологических инновациях преступности и её предупреждения под общим термином киберкриминология.2 Впервые публично означенная концепция киберкриминологии,
1 См.: Конвенция о преступности в сфере компьютерной информации (ETS № 185) [рус., англ.] (Заключена в г. Будапеште 23.11.2001) (с изм. от 28.01.2003). URL: http://www.consultant. ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=INT &n=13526#09413357084792007 (дата обращения: 20.12.2019). По иронии судьбы, в прямом смысле, о кибербезопасности в этом документе не сказано ни слова. Хотя правоохранительный вектор, нацеленный на защиту от преступлений в сфере компьютерной информации, европейским сообществом в целом был задан правильный.
2 Частица «кибер» была положена в основу
заявленного термина не случайно. Она получила распространение ещё с середины прошлого столетия, благодаря инициативе американского учёного, математика и философа, основоположника кибернетики и теории искусственного интеллекта Норберта Винера. Изданная им в 1948 году книга «Кибернетика, или управление и связь в животном и машине» в СССР вышла в свет в 1958 г. Для названия своей книги он заимствовал из древнегреческого языка слово «кибер», означающее «правительство» или «управление». Н. Винер обозначал этим термином, по сути, самоуправляемую, на тот момент времени пока ещё не существующую, компьютерную систему с обратной связью (цит. по: https://tunnel.ru/post-viner-norbert). Что же до термина «киберпространство», считается, что его придумал живущий в Канаде американский писатель-фантаст Уильям Форд Гибсон, перу которого принадлежит трилогия о виртуальной реальности «Киберпространство» («Нейромант», «Граф Ноль», «Мона Лиза Овердрайв»).
как системы научного знания о киберпре-ступности, её детерминантах, личности киберпреступника и жертвы киберпресту-пления, киберсистеме криминологического предупреждения (киберпредупреждения) и традиционного криминологического предупреждения преступлений в современном и будущем киберпространстве, была обоснована мной на заседании Санкт-Петербургского международного криминологического клуба 28 февраля 2014 года [21, с. 72-73]. На тот момент в заявленной концепции были представлены все основные разделы современного теоретико-методологического фундамента отечественной криминологии, интерпретированные к системе познания современной и будущей преступности, а также процессов её предупреждения, связанных с инновационными технологиями, культивируемыми в виртуальном (цифровом) информационном пространстве.3
По авторскому замыслу киберкриминоло-гия должна стать самостоятельной отраслью криминологической науки, точнее, теоретической и прикладной отраслью криминологической науки и специальной инновационо-тех-нологической практики социально-правового контроля над киберпреступностью, в которой своё, безусловно, достойное правоохранительное место должен занять соответствующий уголовно-правовой ресурс.
Оценивая сегодня высказанные в недалёком прошлом собственные аргументы в защиту идеи формирования и развития системы нового криминологического знания об инно-
3 Далее позволю себе для краткости употреблять означенные феномены преступности и её предупреждения как «киберпреступность», либо «преступность в киберпространстве», а равно в качестве синонимов «цифровая преступность», либо «преступность в цифровом (виртуальном) пространстве» или «преступность, связанная с цифровыми технологиями», понимая при этом, что для чистоты терминологии, конечно же, требуется более чёткое определение и, возможно, терминологическое разделение всех этих понятий. Однако, учитывая поставленную перед настоящей статьёй цель, - обосновать, прежде всего, необходимость формирования и развития уникального для современных правоохранительных практик цифрового уголовно-правового ресурса обеспечения кибер-безопасности - смею пока оставить формулировку подобных терминов на будущее.
С.Я. Лебедев. ЦИФРОВОЙ БЕЗОПАСНОСТИ - ЦИФРОВОЙ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ РЕСУРС 19
вационно-технологической преступности настоящего и будущего, нельзя не отметить, что за прошедшие годы XXI столетия в юридической литературе накопился немалый научный опыт познания и инновационной преступности, и научно обоснованных подходов к обеспечению контроля над ней [1; 2; 3; 4; 5; 6; 8; 9; 10; 11; 12; 13; 14; 15; 16; 17; 18; 19; 20].4 Основываясь на таком серьёзном теоретико-методологическом и, отчасти, эмпирическом фундаменте, продолжая тему обеспечения безопасности от цифровой преступности в рамках позиционируемого Санкт-Петербургским международным криминологичес-ким клубом научного направления «Право, циф-ровизация и безопасность в преступностивед-ческом поле», позволю себе, в том числе в развитие ранее обозначенной мной концепции киберкриминологии, предложить профессиональному юридическому сообществу инновационную идею разработки самостоятельного цифрового уголовно-правового сегмента социально-правового контроля над преступностью в киберпространстве.
Авторское убеждение в необходимости и целесообразности такового сформировалось под влиянием не только личных многолетних наблюдений за развивающимися цифровыми технологиями, криминологического анализа исходящих от них криминогенных и собственно преступных киберугроз, но и периодического общения с представителями 1Т-сообщества, изучения существующих правовых документов, научных разработок и практик кибербезопасности, личного (своего, своих близких, знакомых, сослуживцев), зачастую, печального виктимологического опыта, связанного с ущербом от киберпреступных посягательств, главным образом, на финансо-
4 Отчасти приложил руку к этому научному опыту и автор. См.: Лебедев С.Я. Киберкрими-нология: к систематизации научного знания о технологических инновациях преступности и её предупреждения. Выступление на заседании Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, Санкт-Петербург, 28 февраля 2014 г.; его же: Право и безопасность в цифровом мире / Сборник статей по материалам IV Всероссийской научно-практической конференции «Уголовно-правовое воздействие и его роль в предупреждении преступности». Саратов: Саратовская государственная юридическая академия, 2019 и др.
вые интересы в киберпространстве и др. Всё это вызвало твёрдую уверенность в том, что адекватным противопоставлением цифровой преступности может быть только система цифровой безопасности, основанная на, опять-таки, адекватном цифровом уголовно-правовом ресурсе.
Вновь подчеркну, что вступление человечества в эру 6-го технологического уклада с каждым днём всё более видоизменяет привычные, в том числе, доселе весьма консервативные, стороны и объекты социальных практик, что закономерно сказывается не только собственно на человеческой деятельности, но и на её правилах и регуляторах. В результате цифровые технологии закономерно меняют традиционные формы правового обеспечения той или иной сферы жизни человека, усиливая и ускоряя тенденцию его инновационно-технологического переустройства. Отсюда инновационная модернизация права и соответствующая ей модернизация правоприменения становятся сегодня самостоятельным и значимым ресурсом нового технологического уклада.
В то же время, при всей насущной потребности в такой модернизации, нельзя не видеть явной неготовности нашего законодателя и, главное, правоприменителя адекватно реагировать на происходящие в мире технологические перемены. Тогда как в этих обстоятельствах как никогда требуется мобилизация, прежде всего, интеллектуального профессионального ресурса на серьёзную и, безусловно, масштабную работу, нацеленную на означенные инновационные изменения в праве, законодательстве и правоприменении. И это касается не только так называемых нормативно регулятивных правовых сегментов, но и, безусловно, тех, что призваны охранять общественные отношения от разрушающего их социально опасного потенциала, который, в свою очередь, также подвержен аналогичным цифровым модификациям. Потому, в условиях глобальной цифровизации речь должна идти об адекватном глобальном и всеобщем правовом технологическом переустройстве системы управления новыми цифровыми социально-правовыми отношениями, в котором уголовно-правовые, криминологические, криминалистические и уголовно-процессуальные инновации должны получить собственное оформление и развитие.
По сути, речь идёт о насущном социальном запросе на модернизацию общего антикриминогенного сегмента обеспечения криминологической безопасности от инновационной преступности. Тенденция подобной модернизации уже коснулась отечественного (и не только) права, права, по образному выражению председателя Конституционного Суда Российской Федерации профессора В.Д. Зорькина, «...второго модерна», регулирующего экономические, политические и социальные отношения в контексте мира цифр, больших данных, роботов, искусственного интеллекта [7]. Именно потому в условиях цифровой реальности «. прежнее нормативно-правовое регулирование различных сфер социальной жизни нуждается в существенной модернизации...» [7].
Суть проблемы заключается в том, что в существующем гибридном мире, как пространстве слияния реального и виртуального миров, отличающемся возможностью совершения любых потребных для человека действий, включая противоправные, преступные, происходит трансформация их привычных форм из реальных в виртуальные. В этом случае последние объективно выходят из-под реального контроля, а виртуального, как известно, для них пока не существует. Исключением является лишь техническая нейтрализация существующими структурами кибербезопас-ности (например, Лаборатория Касперского, Group-IB, Инфосекьюрити) так называемых DDos-атак, связанных с хакерским проникновением в интерактивные информационные ресурсы пользователей с целью блокирования их активных действий в интернет-сети.5
При этом и сами IT-специалисты и юридически оценивающие их кибербезопасную деятельность правоведы, безусловно, убеждены в явной противоправности какой-либо нейтрализующей акции в отношении тех или иных кибератак. Последние - суть преступление. Пресечение же преступлений и, более того, их расследование (кстати, именно такую свою деятельность открыто рекламирует компания Group-IB) - прерогатива правоохранительных
5 См. подробнее: Что такое DDoS-атака? URL: https://www.reg.ru/support/pochta_general/web-instrumenty/chto-takoe-ddos-ataka (дата обращения: 20.12.2019).
органов. И какой бы социально полезной по своему позиционируемому эффекту ни была деятельность негосударственных служб безопасности по пресечению и расследованию киберпреступлений, от этого она менее противоправной не становится. Вспоминаются в этом случае аналогии с «правоохранительной» деятельностью так называемых «санитаров общества», устраняющих из его жизни педофилов, незаконных мигрантов, коррупционеров и т.п.
Таким образом, инновационная преступность, проявляющая себя в киберпростран-стве, большей своей частью не попадает в зону влияния правоохранительной практики как раз из-за отсутствия таковой в этом виртуальном пространстве. Грешный же человек, сосредоточенный на совершении преступлений, находит для себя в современном гибридном мире гораздо больше возможностей для криминальной самореализации, нежели в реальном, пока ещё традиционно подконтрольном существующему уголовному закону и практике его применения.
1Т-специалистам, да, видимо, и любому более-менее продвинутому пользователю, хорошо известно, что вполне удобное и относительно безопасное существование человека в рассматриваемом гибридном мире обеспечивается: более высокой, по сравнению с реальными возможностями, результативностью (эффективностью) достижения цели какой-либо деятельности; низкой (часто, бесплатной) стоимостью привлекаемых для этого технологий (ИКТ); доступностью цифровой инфраструктуры и, главное, - анонимностью источника (субъекта) инициации действия (деяния), а следовательно, - относительной защищённостью от любого внешнего воздействия, исходящего от реального источника правоохранения.
По-человечески, понимая преимущества гибридного мира для любого индивида, стремящегося к безграничной свободе, всё же не стоит забывать, что исходящий от такового и от его поведения в гибридном пространстве вред (общественная опасность), безусловно, должен быть предотвращён. Во всяком случае, ориентация общества и государства на предупреждение, нейтрализацию такой общественной опасности преступлений, совершаемых в киберпространстве, либо на ликвидацию (компенсацию) их общественно опасных
ь РИМИНОАОГИЯ
ВЧЕРА СЕГОДНЯ ЗАВТРА
С.Я. Лебедев. ЦИФРОВОЙ БЕЗОПАСНОСТИ - ЦИФРОВОЙ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ РЕСУРС 21
последствий, в том числе обеспечиваемой уголовной ответственностью и связанным с ней уголовным наказанием, должна целиком и полностью соответствовать нарастающим криминальным киберугрозам.
Потому специалисты, некоторые научные труды которых в области уголовного права и криминологии уже упоминались в статье, вполне обоснованно рассматривают обеспечение кибербезопасности от преступлений, совершаемых, опять-таки, в виртуальном пространстве, в качестве перспективного уголовно-политического приоритета. Важно заметить, что при этом в основном демонстрируют себя размышления по поводу необходимости трансформации уголовно-правовых признаков преступлений, приобретающих в кибер-пространстве соответствующие инновационно-технологические формы, не изменяющие в целом традиционной содержательной стороны таких уголовно наказуемых деяний.
То есть, цифровое преступление большей частью сохраняет в себе привычные для человека стандарты его традиционных пороков, облачённых в мотивационные стимулы удовлетворения своих паразитических потребностей (алчность - воровство, жестокость - насилие, хитроумность - обман, извращённость - сексуальная распущенность, гедонизм - алкоголизация, наркомания и др.). Цифровой ресурс здесь, как уже констатировалось ранее, выступает для «злодея» исключительно более приемлемым, зачастую, более надёжным и, что важно, безопасным средством достижения криминального успеха. Уголовный же закон, нацеленный на традиционные форматы общественно опасного деяния, просто не «дотягивается» своим «ручным» ресурсом до цифрового преступления и, тем более, цифрового преступника. И думается, что сколь бы активнее он (закон) не стремился с помощью специалистов в области уголовного права отформатировать в этом своём доселе обычном качестве новые цифровые образы уголовно наказуемых деяний, всё равно реально настигнуть их таковой будет не в состоянии. Потому представляется, что единственно приемлемым способом достижения целей уголовного права в условиях цифровизации преступности должна стать цифровизация уголовного закона, то есть, включение его самого в информационно-технологические механизмы пространства виртуального мира.
Предлагаемый новый информационно-технологический концепт модернизации уголовно-правового ресурса, превентивно нацеленного на инновационную преступность, должен, на мой взгляд, включать в себя модернизацию (реконструкцию, переформатирование) под цифровые стандарты существующих уголовно-правовых форм воздействия на преступления (преступность), оставляя в них, большей частью, классическое уголовно-правовое и криминологическое содержание, адаптированное к уже существующей цифровой реальности. Предполагается, что концентрация осуществляемого в мониторинговом режиме цифрового уголовно-правового контроля над преступностью, включённого в общую систему обеспечения кибербезопасно-сти, способна не только максимально фиксировать преступления, совершаемые в кибер-пространстве, но одновременно создавать информационную базу для формирования инновационно-технологической системы криминологической кибербезопасности, а вместе с ней, - инновационно-технологической системы цифрового правосудия, то есть - ки-берправосудия.
Между тем, до сих пор наше традиционное материальное право, обозначающее, что есть правонарушение и преступление, и вместе с ним процессуальное право, регламентирующее правовые механизмы воздействия на правонарушителей (преступников), демонстрируют себя в «аналоговом режиме».6 В то время как в противовес существующему правовому «аналоговому устройству» система правоохранительного контроля всё более демонстрирует стремление к цифровому формату. Известно, что правоохранительная практика сегодня пытается задействовать для целей оперативной и объективной фиксации правонарушений и адекватного реагирования на них современные технические и технологические ресурсы, минимизировать в этом деле стандартный человеческий ресурс. В ре-
6 Приведённое определение скорее тянет на аллегорию, так как не вполне адекватно, опять-таки, с точки зрения технической и технологической материи отражает истинную суть означенного физического феномена, однако позволю предположить, что большинству специалистов суть подобного сравнения, обозначаемого автором в контексте обсуждаемой проблемы, будет понятна.
зультате подобной модернизации обеспечивается не только адекватность и оптимальность общего правоохранительного реагирования на правонарушения, но и нивелируется известная коррупционная составляющая любого правоохранительного процесса с «человеческим» лицом.
Примером такой правоохранительной инновации, отчасти, могут служить цифровые технологии, применяемые в контроле над участниками дорожного движения, когда нацеленные на них камеры видеонаблюдения, фиксируя факт дорожного правонарушения, мгновенно цифровизируют санкцию за его совершение, направляя в цифровом формате (смс на мобильный телефон, сообщение на адрес электронной почты) нарушителю юридический вердикт о мере его правовой ответственности.
Возникает вполне резонный вопрос: почему то же самое не может быть реализовано в уголовно-правовом формате? То есть, при обнаружении с помощью специально созданного цифрового уголовно-правового контроля в киберпространстве какой-либо криминальной угрозы (например, распространяемой в интернет-сети рекламной информации о продаже наркотиков, организации сексуальных услуг с предложением в качестве объекта для осуществления таковых подростков, материалов экстремистского или, ещё серьезнее, террористического характера, вовлечения несовершеннолетних в суицидальное поведение и т.д., и т.п.), антикриминогенная цифровая система моментально блокирует такую угрозу сформированными под нормы уголовного закона соответствующими 1Т-механизмами.
Конечно, учитывая отмеченный ранее непреложный факт анонимности источника криминогенной угрозы, трудно будет мгновенно отправить такому субъекту вердикт о его уголовной ответственности. Однако думается, что это уже «другая история», а именно уголовно-процессуальная со своими цифровыми механизмами реализации. Важно в этом случае одно - в результате предлагаемого цифрового пресечения киберпреступления, правовую основу которого составит цифровой уголовный закон, его общественная опасность будет технологически нивелирована мгновенно. То есть, криминальная (точнее, уголовно наказуемая) киберугроза в этом случае, безусловно, оперативно блокируется, причём также
эффективно, как технологически блокировалась бы выявленная специалистами кибербез-опасности любая информационная угроза, обнаружившая себя в киберпространстве.
Сейчас же существует весьма противоречивая система правового обеспечения ограничения доступа к какой-либо криминогенной киберинформации, действие которой растягивается во времени на долгий срок, в течение которого угроза продолжает себя активно позиционировать и, следовательно, достигать своего общественно опасного эффекта.
Так, в соответствии со ст. 15.3 (Порядок ограничения доступа к информации, распространяемой с нарушением закона) Федерального закона от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», «...в случае обнаружения в информационно-телекоммуникационных сетях. информации.., которая создаёт угрозу причинения вреда жизни и (или) здоровью граждан, имуществу, угрозу массового нарушения общественного порядка и (или) общественной безопасности. Генеральный прокурор Российской Федерации или его заместители обращаются в федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации. с требованием о принятии мер по ограничению доступа к информационным ресурсам, распространяющим такую информацию.». Федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации. на основании обращения. незамедлительно уведомляет редакцию сетевого издания о необходимости удаления указанной информации. Незамедлительно с момента получения от федерального органа исполнительной власти. уведомления. редакция сетевого издания обязана удалить информацию.».7
Сложно представить себе факт подобной правоохранительной реакции на какое-либо правонарушение в реальном пространстве. По меньшей мере, он выглядел бы весьма анек-
7 Федеральный закон от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_61798/345 47c9b6ddb60cebd0a67593943fd9ef64ebdd0/ (дата обращения: 10.04.2020).
С.Я. Лебедев. ЦИФРОВОЙ БЕЗОПАСНОСТИ - ЦИФРОВОЙ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ РЕСУРС 23
дотично: полицейский, заметив факт совершения преступления (например, разбойное нападение), докладывает о нём по инстанции Генеральному прокурору, а тот, изучив ситуацию, выносит мотивированное обращение в МВД, а оно... - и так далее, по аналогии с пресечением криминогенной информации в киберпространстве.
Представляется, что в сфере цифрового обеспечения безопасности от различного рода криминальных угроз, особенно активно позиционирующих себя в киберпространстве, технологии их цифровой правоохранительной фиксации станут со временем более результативными. В данном случае технологический контроль над нормативно обусловленным, а потому «правопослушным» поведением, способен автоматически выявлять любые несанкционированные (нештатные) внешние и внутренние угрозы безопасности. Правоохранителям останется лишь фиксировать факт правонарушения и установить его источник для определения меры юридической ответственности и организации соответствующего судопроизводства. Помимо всего прочего, в этом случае одновременно будет срабатывать превентивный эффект цифрового правоохранительного (вместе с технологическим) контроля, так как совершение какого-либо правонарушения в киберпространстве станет рискованным для замыслившего его субъекта и потому просто невыгодным, а по сути, - бессмысленным. Разумеется, подобная технология безопасности потребует создания собственного правового (и, безусловно, цифрового) механизма её обеспечения. Однако это всего лишь дело времени, причём, судя по
интенсивности развития цифровых технологий, весьма непродолжительного.
Футурологически оценивая перспективы будущего уголовного закона и уголовно-процессуальные практики его применения в цифровых условиях, можно уверенно прогнозировать, что и те, и другие будут напрямую связаны с новыми информационными технологиями, развитие которых, в свою очередь, представляет собой единственно верную идеологическую, а вместе с ней и информационно-технологическую направленность достижения цели обеспечения безопасности личности, общества и государства уголовно-правовыми и криминологическими средствами.
В заключение выскажу убеждение в том, что при всей очевидности цифровой перспективы развития уголовно-правовых и уголовно-процессуальных институтов и механизмов обеспечения общественной, экономической и национальной безопасности гораздо более эффективным направлением в достижении успеха совершенствования систем безопасности в условиях глобальной цифровизации должно стать целенаправленное и масштабное объединение профессиональных научно-аналитических потенциалов экономистов, юристов и информационных технологов вокруг формирования адекватной современным цифровым угрозам безопасности и оптимальной по своим экономическим, правовым и информационно-технологическим ресурсам новой цифровой уголовно-правовой модели обеспечения безопасности личности, общества, государства.
ПРИСТАТЕЙНЫЙ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аликперов Х.Д. Глобальный дистанционный контроль над преступностью: допустимость, возможности, издержки // Криминология, вчера, сегодня, завтра. 2016. № 3 (42). С. 26-33.
2. Аликперов Х.Д. Электронная система определения оптимальной меры наказания (постановка проблемы) // Криминология, вчера, сегодня, завтра. 2018. № 4 (51). С. 13-22.
3. Бертовский Л.В. Технология блокчейна в уголовном процессе как элемент цифрового судопроизводства // Проблемы экономики и юридической практики. 2017. № 6. С. 226-230.
4. Гаврилин Ю.В., Победкин А.В. Модернизация уголовно-процессуальной формы в условиях информационного общества // Труды Академии управления МВД России. 2019. № 3 (51). С. 27-38.
5. Джафарли В.Ф. Личность преступника в механизме преступлений, совершаемых в сфере информационных технологий / под ред. С.Я. Лебедева. М.: КноРус, 2017.
6. Долгиева М.М. Цифровые активы и уголовное законодательство России // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2019. № 1 (45). С. 108-113.
7. Зорькин В.Д. Право в цифровом мире. Размышление на полях Петербургского международного юридического форума // Российская газета. - 2018. - № 7578 (115).
8. Зуев С.В. Цифровая среда уголовного судопроизводства: проблемы и перспективы // Сибирский юридический вестник. 2018. № 4 (83). С. 118-123.
9. Максимов С.В., Васин Ю.Г., Валуйсков Н.В., Утаров К.А. Цифровизация уголовной политики как инструмент преодоления её асистемности // Всероссийский криминологический журнал. 2019. Т. 13. № 3. С. 395-407.
10. Николаева А.Б., Тумбинская М.В. Киберпреступность: история развития, проблемы практики расследования. URL: https://computer-museum.ru/articles/materialy-mezhdunarodnoy-konferentsii-sorucom -2014/629/ (дата обращения: 20.12.2019).
11. Номоконов В.А., Тропина Т.Л. Киберпреступность как новая криминальная угроза // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2012. № 1 (24). С. 45-55.
12. Овчинский А.С. Информационные воздействия и организованная преступность. М.: ИНФРА-М, 2007.
13. Овчинский В.С. Криминология цифрового мира. М.: Норма, ИНФРА-М, 2018.
14. Овчинский В.С., Ларина Е.С. Искусственный интеллект. Большие данные. Преступность. М.: Книжный мир, 2018.
15. Осипенко А.Л. Сетевая компьютерная преступность: теория и практика борьбы. Омск: Омская академия МВД России, 2009.
16. Попова Е.С. Проблемы и перспективы развития электронного правосудия // Актуальные вопросы юридических наук: материалы V Международной научной конференции (г. Краснодар, июнь 2019 г.). Краснодар: Новация, 2019. С. 12-14.
17. Русскевич Е.А. Уголовное право и «цифровая преступность». Проблемы и решения. М.: ИНФРА-М, 2019.
18. Русскевич Е.А. Уголовно-правовое противодействие преступлениям, совершаемым с использованием информационно-коммуникационных технологий. М.: ИНФРА-М, 2019.
19. Филимонов С.А. Уголовная политика борьбы с киберпреступностью // Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2014. Т. 20. С. 166-170.
20. Шестаков Д.А. Электронные весы правосудия в свете общей преступностиведческой теории // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2019. № 1 (52). С. 13-15.
21. Шестаков Д.А., Дикаев С.У., Данилов А.П. Летопись Санкт-Петербургского международного криминологического клуба. Год 2014 // Криминология: вчера, сегодня, завтра. 2015. № 1 (36). С. 72-95.
REFERENCES
1. Alikperov H.D. Globalniy distantsionniy kontrol nad prestupnostyu: dopustimost, vozmozhnosti, izderzhki. [Global distant control over crime: availability, opportunities, costs]. Kriminologiya: vchera, segodnya, zavtra -Criminology: Yesterday, Today, Tomorrow. 2016, no. 3 (42), pp. 26-33.
2. Alikperov H.D. Elektronnaya sistema opredeleniya optimalnoy mery nakazaniya (postanovka problemy). [Electronic system for determining the optimal punishment (formulation of the problem)]. Kriminologiya: vchera, segodnya, zavtra - Criminology: Yesterday, Today, Tomorrow. 2018, no. 4 (51), pp. 13-22.
3. Bertovskiy L.V Tekhnologiya blokcheyna v ugolovnom protsesse kak element tsifrovogo sudoproizvodstva. [Blockchain technology in the criminal process as an element of digital justice]. Problemy ekonomiki i yuridicheskoy praktiki - Problems of Economics and Legal Practice. 2017, no. 6, pp. 226-230.
4. Gavrilin Y.V., PobedkinA.V. Modernizatsiya ugolovno-protsessualnoy formy v usloviyakh informatsionnogo obshchestva. [Modernization of the criminal procedure form in the information society]. Trudy Akademii upravleniya MVD Rossii - Works of the Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2019, no. 3 (51), pp. 27-38.
5. Dzhafarli V.F. Lichnost prestupnika v mekhanizme prestupleniy, sovershaemykh v sfere informatsionnykh tekhnologiy. [The identity of the offender in the mechanism of crimes committed in IT sphere]. Pod red. S.Y. Lebedeva. M.: KnoRus, 2017.
6. Dolgieva M.M. Tsifrovye aktivy i ugolovnoe zakonodatelstvo Rossii. [Digital assets and criminal law of Russia]. Yuridicheskaya nauka i praktika: Vestnik Nizhegorodskoy akademii MVD Rossii - Legal Science and Practice: Bulletin of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2019, no. 1 (45), pp. 108-113.
7. Zorkin V.D. Pravo v tsifrovom mire. Razmyshlenie na polyakh Peterburgskogo mezhdunarodnogo yuridicheskogo foruma. [Law in the digital world. Thinking on the sidelines of the St. Petersburg International Legal Forum]. Rossiyskaya gazeta. 2018, no. 7578 (115).
8. Zuev S.V Tsifrovaya sreda ugolovnogo sudoproizvodstva: problem i perspektivy. [The digital environment of criminal proceedings: problems and prospects]. Sibirskiy yuridicheskiy vestnik - Siberian Law Journal. 2018, no. 4 (83), pp. 118-123.
С.Я. Лебедев. ЦИФРОВОЙ БЕЗОПАСНОСТИ - ЦИФРОВОЙ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ РЕСУРС 25
9. Maksimov S.V., Vasin Y.G., Valuyskov N.V., Utarov K.A. Tsifrovizatsiya ugolovnoy politiki kak instrument preodoleniya ee asistemnosti. [Digitalization of criminal policy as a tool to overcome its inconsistency]. Vserossiyskiy kriminologicheskiy zhurnal - Russian Journal of Criminology. 2019, vol. 13, no. 3, pp. 395-407.
10. NikolaevaA.B., TumbinskayaM.V. Kiberprestupnost: istoriya razvitiya, problemy praktiki rassledovaniya. [Cybercrime: history of development, problems of investigation]. URL: https://computer-museum.ru/articles/ materialy-mezhdunarodnoy-konferentsii-sorucom-2014/629/ (date of submission: 20.12.2019).
11. Nomokonov V.A., Tropina T.L. Kiberprestupnost kak novaya kriminalnaya ugroza. [Cybercrime as a new criminal threat]. Kriminologiya: vchera, segodnya, zavtra - Criminology: Yesterday, Today, Tomorrow. 2012, no. 1 (24), pp. 45-55.
12. OvchinskiyA.S. Informatsionnye vozdeystviya i organizovannaya prestupnost. [Information impacts and organized crime]. M.: INFRA-M, 2007.
13. Ovchinskiy VS. Kriminologiya tsifrovogo mira. [Criminology of the digital world]. M.: Norma, INFRA-M, 2018.
14. Ovchinskiy VS., Larina E.S. Iskusstvenniy intellekt. Bolshie dannye. Prestupnost. [Artificial intelligence. Bigdata. Crime]. M.: Knizhniy mir, 2018.
15. OsipenkoA.L. Setevaya kompyuternaya prestupnost: teoriya i praktika borby. [Network computer crime: theory and practice of counteraction]. Omsk: Omskaya akademiya MVD Rossii, 2009.
16. Popova E.S. Problemy i perspektivy razvitiya elektronnogo pravosudiya. [Problems and prospects for the development of e-justice]. Aktualnye voprosy yuridicheskikh nauk: materialy V Mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii (g. Krasnodar, iyun 2019 g.). Krasnodar: Novatsiya, 2019, pp. 12-14.
17. Russkevich E.A. Ugolovnoe pravo i «tsifrovaya prestupnost». Problemy i resheniya. [Criminal law and «digital crime». Problems and solutions]. M.: INFRA-M, 2019.
18. Russkevich E.A. Ugolovno-pravovoe protivodeystvie prestupleniyam, sovershaemym s ispolzovaniem informatsionno-kommunikatsionnykh tekhnologiy. [Counteraction to crimes committed with the use of information and communication technologies]. M.: INFRA-M, 2019.
19. Filimonov S.A. Ugolovnaya politika borby s kiberprestupnostyu. [The criminal policy of cybercrime counteraction]. Nauchno-metodicheskiy elektronniy zhurnal «Kontsept» - Scientific and Methodological Electronic Journal «Concept». 2014, vol. 20, pp. 166-170.
20. Shestakov D.A. Elektronnye vesy pravosudiya v svete obshchey prestupnostivedcheskoy teorii. [Electronic scales of justice in the light of general criminological theory]. Kriminologiya: vchera, segodnya, zavtra - Criminology: Yesterday, Today, Tomorrow. 2019, no. 1 (52), pp. 13-15.
21. Shestakov D.A., Dikaev S.U., Danilov A.P. Letopis Sankt-Peterburgskogo mezhdunarodnogo kriminologicheskogo kluba. God 2014. [The chronicle of the St.-Petersburg International Criminology Club. The year 2014]. Kriminologiya: vchera, segodnya, zavtra - Criminology: Yesterday, Today, Tomorrow. 2015, no. 1 (36), pp. 72-95.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Семён Яковлевич Лебедев - доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, почётный профессор Санкт-Петербургского международного криминологического клуба, заведующий кафедрой экономической безопасности, аудита и контроллинга Российского государственного университета имени А.Н. Косыгина (Москва, Россия); e-mail: [email protected]
INFORMATION ABOUT AUTHOR
Semyon Yakovlevich Lebedev - Doctor of Laws, professor, honored lawyer of the Russian Federation, honorary professor of the St. Petersburg International Criminology Club, head of the department of economic security, audit and controlling of the Kosygin Russian State University (Moscow, Russia); e-mail: lebesem@ yandex.ru
