Е. Денисов,
политолог
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ
КАК РЕГИОН МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ
Центральная Азия (Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан, Киргизстан и Казахстан)1 на рубеже ХХ-ХХ1 вв. стала объектом повышенного внимания мировых экономических и политических центров. Такая тенденция обусловлена развертыванием активного соперничества между крупными региональными и глобальными державами за влияние в регионе; многочисленными трансграничными угрозами и вызовами, исходящими из него; разведанными запасами углеводородов. Будущее региона неопределенно. Оно зависит и от внешних причин, и от политической стабильности, и от степени внутренней интеграции.
Для мировой экономики Центральная Азия (ЦА) сегодня интересна в первую очередь как источник сырья. В политической сфере для международных игроков на повестке дня стоят вопросы исходящих оттуда таких угроз, как экспорт нестабильности, терроризм и религиозный экстремизм, наркотрафик, миграция и пр. В современной Центральной Азии борьба внешних сил принимает формы конкуренции различных интеграционных проектов, которые поддерживаются теми или иными нерегиональными силами. Важной составной частью этих проектов оказывается борьба за направления транспортных коммуникаций, и особенно трубопроводов.
Каждый международный регион характеризуется той или иной структурой формальных и неформальных институтов. К первым относятся международное право, уставы и решения ООН и других международных организаций, двусторонние и многосторонние договоры. Ко вторым можно отнести идентичность, куль-
1 В политическое употребление термин «Центральная Азия» был введен в январе 1993 г. по решению саммита пяти государств региона в Ташкенте. Прежде в отечественной литературе эта территория именовалась «Средней Азией и Казахстаном». Однако, с точки зрения географической науки, Центральная Азия -это гораздо более крупный регион, включающий, помимо Средней Азии и Казахстана, также Монголию и западную часть Китая; такого же мнения придерживается и ЮНЕСКО. В качестве членов Центрально-Азиатского-Каспийского региона могут рассматриваться также Азербайджан и пограничные с Казахстаном территории России - от Астраханской области на западе до Алтайского края на востоке.
турно-цивилизационные нормы и системы ценностей региона, традиции взаимодействия, выработанные в ходе исторического развития.
Что касается постсоветского пространства, то ряд западных и часть российских исследователей полагают, что оно распадается, а входящие в него государства «притягиваются» к другим международным регионам, которые, с точки зрения известного политолога из Московского центра Карнеги Дмитрия Тренина, обладают большими возможностями для поддержания стабильности и внутрирегионального сотрудничества, чем ведущий интегратор СНГ -Россия.
Чем выше степень институционализации международных отношений в том или ином регионе, тем значительнее роль формальных и неформальных институтов. Примером может служить современная Западная Европа. Там на первый план в 1990-е годы вышла идея взаимовыгодного сотрудничества. На фоне последствий распада СССР эффективно действовали в ЕС и многосторонние структуры, которые попытались заменить собой по ряду параметров функции отдельных государств. Благодаря тому, что регион, в котором взаимодействие между входящими в него странами происходило с минимальными транзакционными издержками, он стал притягательным и для восточноевропейских государств, стремившихся минимизировать издержки переходного периода, в том числе за счет западноевропейской поддержки.
Экономическая и политическая характеристика
Центрально-Азиатского региона (ЦАР)
Политическая ситуация в государствах региона чревата внутренней нестабильностью. Сложившиеся авторитарные политические режимы основаны на доминировании фигуры президента, использующего (в разных пропорциях в разных странах) для упрочения своей власти различного рода патронажно-клиентель-ные сети и силовые структуры. Для такого рода систем серьезными вызовами являются моменты смены лидеров. Чисто возрастной фактор указывает на возможность смены президента в пяти-семилетней перспективе в двух крупнейших странах региона - Казахстане и Узбекистане. Последующая борьба за власть может вызвать серьезную дестабилизацию в масштабах всего региона.
Граничащие в области Ферганской долины Узбекистан, Таджикистан и Киргизстан подвержены очень серьезным внутри-
политическим угрозам, связанным с деятельностью религиозно-экстремистских и террористических групп.
С экономической точки зрения сырьевые экономики региона очень слабы и зависимы от перемен в конъюнктуре мировых рынков. В советский период центральноазиатские республики политически и экономически были отделены от внешнего мира «железным занавесом» и преимущественно связаны с другими бывшими советскими республиками. Степень их внутренней экономической кооперации также была достаточно высокой - межреспубликанская торговля составляла от 57 до 78% их валового производства. После распада СССР достаточно быстро восстановилась традиционная пестрота и многовекторность внешнеэкономических интересов региона. Другим внешнеэкономическим показателем стало ослабление торговых связей внутри региона. Объясняется это, во-первых, тем, что все они производят различные виды сырья (часто сходного) и, следовательно, нуждаются в рынках промышленно развитых стран. Во-вторых, между государствами региона отсутствует эффективная внутрирегиональная интеграция, а для торгового взаимодействия нет необходимого институционального базиса, поскольку никто в регионе не готов поступаться своими краткосрочными интересами ради его создания. Так, доля других стран Центральной Азии во внешнем товарообороте Казахстана, имеющего крупнейшую в регионе экономику, даже в лучшие годы не превышала 3%, а с учетом нелегальной торговли и контрабанды (включая наркотики) - 5-6%.
Кризис развивающихся рынков 1997-1998 гг., резко усиленный российским дефолтом в августе 1998 г., привел к таможенной войне между центральноазиатскими странами, формально являвшимися членами такой интеграционной структуры, как «Центральноазиатское экономическое сообщество». Узбекистан периодически перекрывал поставки газа в Киргизстан, а Казахстан отключал Узбекистану международные телефонные связи. Поезда из Туркменистана и вовсе грабили на узбекской границе. Характерной чертой является также непрочность внешнеэкономических связей стран региона. Иерархия основных торговых и инвестиционных партнеров постоянно меняется. В нижеследующей таблице представлены основные внешнеэкономические партнеры государств Центральной Азии в середине прошлого десятилетия.
Таблица 1
Основные внешнеэкономические партнеры стран Центрально-Азиатского региона в 2004-2006 гг.
Страна Место / доля в торговле Импорт (страна и доля в торговле), %
Доля пяти основ- 63
к й н ных партнеров
1 Россия - 96,4
2 Китай - 19,3
« 3 Германия - 7,4
4
5
к Доля пяти основных партнеров 69,9
н 1 Россия - 38,1
2 Китай - 14,4
& 3 Казахстан - 11,7
« 4 США - 11,7
5
к й н Доля пяти основных партнеров 87,3 62,2
1 Нидерланды - 40,7 Россия - 24,6
к и к й « й 2 Турция - 31,7 Казахстан - 10,8
3 Иран - 5,4 Узбекистан - 10,2
4 Узбекистан - 4,8 Китай - 8,6
н 5 Россия - 4,7 Азербайджан - 8
к Доля пяти основных партнеров 59,2 68
н о 1 Россия - 23,7 Россия - 27,6
К и и ю п 2 Польша - 11,6 Южная Корея - 15,1
3 Китай - 10,4 Китай - 10,3
^ 4 Турция - 7,6 Германия - 7,8
5 Казахстан - 5,9 Казахстан - 7,2
к Й Доля пяти основных партнеров 69,4 52,5
о К 1 Украина - 47,7 ОАЭ - 15,5
к и 2 Иран - 16,4 Турция - 11,1
3 Азербайджан - 5,3 Украина - 9,1
н 4 Россия - 9
5 Германия - 7,8
Источник: [Казанцев, 2008, с. 111-112].
Начиная с 1991 г. и по настоящее время в странах региона в различных сочетаниях наблюдается комплексная демодернизация в целом ряде сфер. Это снижение доли и городского населения (дезурбанизация), и промышленного производства относительно сельскохозяйственного, и / или конечного продукта внутри промышленного производства; резкое падение уровня жизни и стандартов образования и здравоохранения; отток трудовых ресурсов. Государства ЦАР практически не используют существующий в их экономиках потенциал сотрудничества, заложенный еще в советское время. В частности, структура распределения ресурсов в регионе могла бы позволить организовать эффективный обмен гидроэнергии из лежащих выше по течению рек Киргизстана и Таджикистана на углеводороды из лежащих ниже, а нефтью и газом - Казахстана, Узбекистана и особенно Туркменистана.
Серьезные разногласия не позволяют оптимизировать выработку электроэнергии в Киргизстане и Таджикистане, а также наладить орошение полей в Узбекистане и облегчить экологические проблемы Аральского моря. Узбекистан препятствует строительству новых гидроэлектростанций у северных соседей, обеспечивает им сброс воды в периоды максимумов потребления электроэнергии, обосновывая это необходимостью обеспечения водного баланса региона.
Напряженность вокруг и внутри ЦАР усиливается и тем, что территории, на которых расположены значительные месторождения углеводородов, - предмет разногласий с соседями. Наиболее существенный конфликт такого рода - спор Туркменистана и Азербайджана по поводу месторождений Каспийского моря. Серьезные претензии на тот же сектор выдвигает и Иран. Центральноазиатские государства в немалой степени зависят от внешних инвесторов, получения новых технологий добычи природных ресурсов, развития системы трубопроводов. Геополитическая конкуренция внешних игроков за ресурсы региона и противоречия между ними сдерживают развитие экономики и даже в краткосрочной перспективе создают неопределенность в сфере направления экспортных потоков региона. Так, США препятствуют транспортировке нефти и газа через Иран в Европу. В результате этот маршрут пока используется лишь европейскими компаниями, работающими на Каспии в рамках «своповых» соглашений с Ираном. Позиции Ирана и России служат препятствием для строительства трубопроводов через Каспийское море в Азербайджан. Пока по этому маршруту танкерами экспортируется казах-
станская нефть, в частности через модернизированный порт Актау. Продолжающийся конфликт в Афганистане, а также разногласия между Индией и Пакистаном полностью блокируют строительство газопровода из Туркменистана по южному маршруту.
Основные векторы внешней политики ЦАР.
Возможности и реальность
Первый вектор - Россия и ее стратегические партнеры на постсоветском пространстве (Белоруссия, Армения). Ориентация ЦАР на Центральную Евразию - макрорегион, единство которого с ЦА обусловлено исторически. Интеграцию усилила советская модернизация. В настоящее время Россия предпринимает активные шаги по реинтеграции постсоветского пространства, действуя в рамках таких организаций, как ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС, продолжая играть роль основного гаранта военной стабильности в регионе. Она является важнейшим торговым партнером ЦА, а также ежегодно импортирует большое количество рабочей силы из региона. Кроме того, «постимперская идеология» опирается на уважительное отношение к той роли, которую Россия и СССР, русская культура и русский язык сыграли в модернизации региона. Причем в либерально-модернизаторском варианте эта идеология практически не отличается от прозападного выбора. Ведь на протяжении ХУШ-ХХ вв. Россия служила историческим посредником, хотя и специфическим, в усвоении Центральной Азией западной культуры и технологий. В социально-культурной области произошел очень серьезный синтез культур коренных и некоренных народов региона. Развитию этого направления препятствуют националистические и экстремистские настроения, отсутствие со стороны России стратегии трансформации и развития потенциала прошлого.
Если ЦАР выберет Россию с сопутствующим усилением антизападнических установок, то неизбежен рост соперничества между Россией и Китаем, с одной стороны, и западными странами -с другой. Так или иначе, но у всех пророссийских идеологий в ЦА есть «слабые места». Они ориентируют регион в сторону пространства, которое еще само недостаточно восстановилось от последствий кризиса, связанного с распадом СССР, что вызывает у политических элит ЦА общее ощущение разочарования в России. Кроме того, Россия, контролируя газо- и нефтетранспортные системы региона, сохраняет в своих руках рычаги контроля доходов
от углеводородного сырья Туркменистана и, в меньшей степени, Казахстана и Узбекистана. Углеводороды из этих стран в основном попадали на рынки стран СНГ, которые не имели возможности платить за них по мировым ценам. При этом российские нефть и газ «высвобождались» для экспорта в Европу.
Второй вектор внешнеполитической ориентации региона -это США и ЕС, т.е. западный мир. Влияние европейской культуры и идентичности на регион в прошлом было невелико и шло опосредованно через российское влияние. Этому способствовали также миграционные волны из Восточной Европы в XIX - первой половине XX в., которые включали в себя, помимо прочего, переселение в Центральную Азию немцев. В настоящее время культурное влияние Запада быстро растет благодаря включению Центральной Азии в процессы глобализации. В период, последовавший за распадом СССР, в регионе неуклонно росло экономическое влияние ЕС. Его страны вышли на первые позиции в торговле с Центральной Азией, в финансово-инвестиционной деятельности в регионе, в оказании многих других видов помощи. Сотрудничество с США с момента распада СССР было сосредоточено в основном в военно-политической сфере в рамках программы НАТО «Партнерство ради мира» и достигло апогея в период антитеррористической операции в Афганистане, начавшейся в 2001 г. Здесь важно отметить, что подобное было бы невозможно без согласия российского руководства предоставить авиации стран коалиции военные воздушные коридоры. У Вашингтона нет прямых возможностей для поддержания и усиления своего влияния в регионе, несмотря на сотрудничество в военной сфере, в рамках которого была построена военная база в Атырау. При этом важную роль в ЦА играют негосударственные субъекты, опирающиеся на мощь США, такие как транснациональные корпорации (ТНК). Возможно, именно американское нефтяное лобби сыграло существенную роль в усилении интереса США к Центральной Азии с середины 1990-х годов. Это проявилось, в частности, в активизации деятельности западных нефтяных компаний на Каспии после подписания в 2004 г. «контракта века» с Азербайджаном, в проектах прокладки новых трубопроводных маршрутов (Транскаспийский, Трансафганский).
Пик мощной лоббистской кампании американских нефтяных ТНК в этом направлении пришелся на 1997 г. Целью ее было заставить администрацию Клинтона активизировать свою центральноазиатскую политику, сделав продвижение интересов
американских нефтяных компаний основной ее целью. Именно в 1997 г. регион Каспия был объявлен «зоной национальных интересов США». Повышенный интерес к Каспийскому региону в 1990-е годы был проявлен и экспертным сообществом. Здесь следует отметить деятельность фонда «Наследие», Института Центральной Азии при Университете Джонса Хопкинса и др. Экспертное сообщество, как и ТНК, оказывает существенное влияние на формулирование и структурирование политических приоритетов стран Запада в Центральной Азии. В стороне от данной проблематики не оказался и английский бизнес - корпорация «British Petroleum» (BP), которая стала одним из главных инициаторов политического продвижения Запада в этот регион постсоветского пространства. Запад с США в роли лидера выступает здесь как сложная и многоуровневая структура, в которой основные интересы в целом согласованы, что не исключает определенных расхождений во взглядах и приоритетах. Так, именно США блокируют сотрудничество европейских энергетических компаний с Ираном на Каспии.
Отметим, однако, что по мере снижения прогнозных оценок запасов нефти на Каспии уменьшался и американский интерес к региону. Причем именно сами энергетические компании - как американские, так и британские, - сначала «разогрев» интерес к углеводородным перспективам региона, впоследствии стали одними из главных инициаторов серьезной переоценки размеров запасов Каспия. Некоторые российские эксперты полагают, что причинно-следственная связь в данном случае была иной: оценка извлекаемых запасов была завышена в политических целях.
После распада СССР лидеры Центральной Азии декларативно были готовы поддержать западный глобалистский проект с его приоритетом прав индивида над обществом, конкурентной политической системой со свободными выборами как единственной легитимной формой политического правления, свободным внутренним рынком, а также приоритетом перечисленных принципов по отношению к национальным законодательствам государств. Однако специфические социально-политические системы Центральной Азии трудно адаптируются под эти принципы. Индивидуализм противоречит традиционной клановости. Конкурентная демократия повышает политические шансы исламских радикалов (такие угрозы имели место в Узбекистане) и может спровоцировать гражданский конфликт (война в Таджикистане). Рыночная экономика плохо уживается с политическими системами, основанными
на авторитарном правлении. Приоритет международного права входит в конфликт с «национализмами» молодых наций. Страны ЦАР не могут не обращать внимание и на альтерглобалистскую критику, которая подчеркивает, что глобализация в ее современном виде консервирует деление мира на «золотой миллиард» и эксплуатируемую периферию, в которую неизбежно попадает регион.
Иной вариант прозападного выбора предполагает курс на экономическую и политическую интеграцию с Западной Европой и США. Начиная с 1991 г. все центральноазиатские государства, особенно политические элиты Казахстана и Киргизстана, сотрудничают с НАТО, США и ЕС. Интересно отметить, что в Казахстане и Киргизстане отмечается и более высокая поддержка пророс-сийских идеологий. Это связано с исторической ролью России в модернизации и вестернизации региона.
Цели центральноазиатской политики Евросоюза часто оказывались иерархически подчиненными целям российской политики ЕС. Даже проекты «альтернативной транспортировки», являющиеся основным предметом разногласий с Россией, часто использовались как инструмент давления на нее. Например, европейская политика «энергетической диверсификации» по отношению к ЦА частично является ответом на нежелание России следовать принципам европейской Энергетической хартии. С формальной точки зрения Россия к середине 2006 г. выиграла в политической борьбе за ЦА, которую она вела с США с середины 1990-х годов. Четыре из пяти центральноазиатских государств стали одновременно членами всех поддерживаемых Россией интеграционных проектов (СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС).
Следующий существенный вектор возможного развития -это Китай и Азиатско-Тихоокеанский регион. Азиатизм (или пан-азиатизм) - достаточно сложный комплекс идеологий, распространенных в современном Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) и Индии. Единство этих народов образовалось благодаря становлению гигантской торговой зоны, связывавшей все страны региона (испытавшие влияние китайской конфуцианской культуры, индийских буддизма и индуизма, а также ислама). Зарождение идеологии началось после победы Японии над Россией в войне 19051907 гг. В ходе Второй мировой войны японцы совершили много преступлений, настроив против себя другие азиатские народы. Тем не менее экономический подъем Японии после войны постепенно смягчил их отношение и способствовал тому, что азиатизм наряду
с антиколониальными и антипостколониальными настроениями включил представления о социально-экономической модернизации с опорой на традиционные ценности и структуры в торгово-инвестиционном взаимодействии с Западом. В АТР возникла привлекательная для многих незападных обществ модель развития, сочетающая успешное развитие рыночной экономики с сохранением национальных социально-политических институтов. Вслед за Японией возникли новые азиатские «тигры»: Сингапур, Гонконг, Тайвань, Южная Корея. После реформ Дэн Сяопина процесс бурного экономического роста охватил и Китай. Сейчас многие эксперты говорят уже о переносе центра тяжести мировой экономики с Североатлантического в Азиатско-Тихоокеанский регион. Здесь преобладают авторитарные, полуавторитарные или коммунистические режимы. В регионе мало «демократий». При этом одни очень молоды (Южная Корея, Тайвань), а другие отличаются специфическими «азиатскими» особенностями, как, например, доминирование одной партии в Японии.
Принятие «азиатской» идентичности могло бы решить многие проблемы развития ЦАР. В частности, оно сняло бы дилемму «ислам или развитие». Ведь среди успешно развивающихся народов тихоокеанского бассейна есть и исповедующие ислам малазийцы. Однако на этом пути неизбежны внешнеполитические и внутриполитические препятствия. ЦА может «подключиться» к АТР только через Китай, что активизирует широко распространенный в регионе страх подпасть под контроль восточного соседа и подвергнутся китаизации. С внутриполитической точки зрения, членство в АТР требует высокой экономической динамики и ограничения опеки государства над экономикой. Элементы контроля могут сохраняться, но не в их нынешнем виде, когда обладание властью дает возможность контроля над частной собственностью.
На уровне деклараций Туркменистан и Узбекистан в начале 1990-х годов выражали симпатии по отношению к «китайскому пути». На деле ни открытости экономики по образцу АТР, ни бурного притока иностранных инвестиций политические элиты Узбекистана и Туркменистана обеспечить не смогли.
Казахстан в настоящее время приближается к идеологии азиатизма по двум причинам. С одной стороны, благодаря удачному распоряжению природными ресурсами, страна, единственная в регионе, продемонстрировала высокие темпы экономического роста. В настоящее время создаются программы индустриального и даже постиндустриального развития страны. С другой стороны,
Казахстан постепенно отходит от европейских представлений о демократии. Это подтверждается продлением полномочий президента, управляющего страной с 1990 г., и доминированием в парламенте пропрезидентской партии «Нур Отан».
Четвертый вектор возможного движения региона - исламский мир. Сторонники такой парадигмы развития ЦАР опираются на историю. И в наши дни ислам в ЦА воспринимается многими как компонент культуры, идентичности. С исламским миром центральноазиатские государства связывают и экономические контакты. Исламский выбор может рассматриваться в какой-то мере как альтернатива западной либерально-демократической модели. Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива проявляют особую заинтересованность в укреплении позиций ислама в ЦА. Одновременно они выступают противниками сохранения в регионе российско-советской культурной традиции. Не поддерживают консервативные круги ряда мусульманских стран ни вестернизацию ЦАР, ни тем более его «азиатизацию».
Однако даже в Узбекистане и Таджикистане, где до 1917 г. позиции ислама были наиболее сильны, полному принятию распространенных в исламских странах идеологий препятствуют советское наследие и приверженность правящих элит секуляризму. Кроме того, и внутри самого мусульманского мира, например в ОИК, не удается наладить эффективного взаимодействия даже по таким ключевым вопросам политики и международных отношений, как арабо-израильский конфликт или отношения с Западом. Что касается Исламского банка развития, то он не играет сколько-нибудь значимой роли в интеграционных процессах.
Межправительственная Организация экономического сотрудничества (ЭКО) была учреждена Ираном, Пакистаном и Турцией как региональная интеграционная структура в 1985 г. После распада СССР в нее вошли пять центральноазиатских стран и Азербайджан, и была сделана попытка воссоздать культурное и экономическое единство восточноисламского мира. Между странами, входящими в ЭКО, существуют очень большие различия в уровнях и темпах экономического развития и хозяйственной мощи. На объективные экономические причины, препятствующие интеграции, накладываются и политические разногласия. Куда более интенсивные экономические связи складываются между странами ЭКО и промышленно развитыми странами - потребителями их сырья.
В странах исламской традиции сложилось мнение о возможности изменения геополитической ориентации ЦА. Для этого маршруты транспортировки нефти и газа из этого региона должны пойти по южным направлениям. В этом случае неизбежным становится конфликт интересов, с одной стороны, с Россией, отдающей, естественно, предпочтение северным маршрутам, а с другой -со странами АТР, и прежде всего с Китаем, которому выгодна ориентация на восток. Однако и внутри «исламского сообщества» нет единства относительно географии прокладки энергетических маршрутов из ЦА. Так, Пакистан проявляет заинтересованность в транспортировке центральноазиатских нефти и газа в юго-восточном направлении, с тем чтобы стать получателем части сырья (прежде всего туркменского газа) и одновременно транзитной страной, через которую пойдут энергетические и товарные потоки в сторону Индийского океана. Соперником Пакистана выступает Иран, который нуждается в некотором количестве казахстанской нефти и туркменского газа для покрытия энергодефицита, существующего в северной части Исламской Республики, с тем чтобы в качестве замещения направлять собственное углеводородное сырье западной части страны на запад - в Европу и Турцию. По политическим причинам турецко-иранское сотрудничество в этой сфере заблокировано, и на передний план выдвигается проект Транскаспийского газопровода. Его, при активном содействии Запада, намеревались запустить в рамках программы ТРАСЕКА «Великий шелковый путь». Однако благодаря договоренностям между Россией, Казахстаном и Туркменистаном, достигнутым в 2007 г., реализация этого проекта в ближайшее время не просматривается. Вышеописанные обстоятельства позволяют сделать вывод, что «мир ислама» слабо влияет в наше время на современные политические процессы в Центральной Азии и на ее развитие в сфере энергетики.
С началом нового тысячелетия стали складываться внешнеполитические приоритеты центральноазиатских государств, их приверженность тем или иным моделям развития.
Казахстан и Киргизстан идут по пути синтеза разных идеологий - либерально-евразийской, либерально-исламской и модер-низаторской. Они учитывают объективные особенности региона, которые не позволяют ему стать полностью похожим ни на Европу, ни на Азию. При этом обращает на себя внимание то обстоятельство, что сочетание модернизации с местными традициями вполне соответствует духу «азиатизма».
В Туркменистане и Узбекистане, где особенно сильна роль государства и президентской власти, верх взяла изоляционистская тенденция. Попытки воспроизвести ее в условиях современного Таджикистана не дали особых результатов, и Таджикистан, остающийся стратегическим партнером России, не вышел в своих внешнеполитических предпочтениях за рамки многовекторной политики.
Итак, если Казахстан и Киргизстан идеологически равно приближены ко всем четырем возможным векторам развития, то Узбекистан и Туркменистан скорее равно удалены от них. Это видно по проводимым двумя группами стран курсам внешней политики. Казахстан и Киргизстан охотно принимают участие во всех возможных интеграционных объединениях как внутри СНГ, так и за его пределами. Напротив, Узбекистан и особенно Туркменистан избегают участия в каких-либо региональных и международных организациях. Туркменистан, ссылаясь на свой официально признанный ООН статус нейтрального государства, объявил несколько лет назад о прекращении своего членства в СНГ, оставаясь в этом международном объединении постсоветских государств только в качестве ассоциированного члена. Узбекистан, формально оставаясь в СНГ и ОДКБ, уклоняется от участия в большинстве их мероприятий. Таджикистан в силу сложного экономического и политического положения, приближенности к зоне афганского конфликта, угрожающего безопасности этой централь-ноазиатской республики, вынужден балансировать между различными региональными и нерегиональными игроками, не определившись окончательно с приоритетным вектором своей внешней политики.
Таблица 2 демонстрирует внешнеполитические приоритеты стран региона Центральной Азии во второй половине прошлого десятилетия. Исходя из этих данных, можно сделать следующие выводы:
1) внешнеполитические интересы и приоритеты стран Центральной Азии весьма неопределенны как в плане выбора ключевых внешних партнеров, так и в плане определения региона мира, на который они ориентируются;
2) эти приоритеты и интересы чрезвычайно нестабильны и подвержены конъюнктурным изменениям.
Таблица 2
Внешнеполитические интересы и приоритеты стран Центральной Азии в 2007-2008 гг.
Страна Сферы интересов Внешнеполитические интересы Тип внешней
и партнеры и приоритеты политики
1 2 3 4
Экономическая 1. Многовекторная политика. Открытая
сфера - Россия, 2. Общие интеграционные проек- внешняя по-
Китай, постсовет- ты с Россией. литика. Курс
я « ские государства, США, ЕС. Военно- 3. Общие инвестиционные проекты с Китаем. на интеграцию.
н о 3 а и политическая сфе- 4. Сотрудничество с американ-
ра - Россия, Китай, скими и европейскими нефтега-
США. зовыми и другими крупными сырьевыми компаниями. 5. Военное сотрудничество с НАТО и США (строительство военно-морской базы в Атырау).
Экономическая 1. Трения с США и ЕС. Игра на Элементы
сфера - Россия, их геополитической конкуренции изоляцио-
Китай, страны АТР. в регионе с Россией и Китаем. низма. Курс
Военно-политиче- 2. Заинтересованность во внеш- на развитие
н а т о ская сфера - Россия них инвестициях, особенно из двусторон-
и Китай. АТР, Китая и России. них отноше-
я и ^ ю 3. Интерес к Китаю и России как ний.
к странам, выдвигающим мини-
^ мальные требования к соблюдению прав человека и демократическим стандартам. 4. Военная база НАТО (Германия) в Термезе.
Экономическая 1. Многовекторная политика. Открытая
сфера - ЕС, Россия, 2. Заинтересованность в инвести- внешняя по-
н а т Китай, США, Ка- циях со стороны всех возможных литика. Курс
о я захстан. Военно-по- внешних партнеров. на интегра-
и р я И литическая сфера -Россия, Китай, 3. Большие миграционные потоки в Казахстан и Россию. цию.
США. 4. Военные базы НАТО (США) и России.
Экономическая 1. Заинтересованность в инвести- Умеренный
сфера - ЕС, Россия, циях со стороны всех возможных курс на инте-
н а Китай, США, Ка- внешних партнеров. грацию.
о я захстан, Иран. 2. Большие миграционные потоки Соединение
И я Военно-политиче- в Казахстан и Россию. элементов
N « ская сфера - Рос- 3. Военные базы России, НАТО открытой и
а н сия, Китай, ЕС, (Франция), есть информация о закрытой
США. неформальном интересе Индии к открытию военной базы в Айни. внешней политики.
1 2 3 4
Экономическая 1. Зависимость в экспорте газа от Жесткий
сфера - Россия, ЕС, российской инфраструктуры. изоляцио-
США, Китай, Ук- 2. Многовекторность газово- низм. Курс
н раина, Иран, Афга- экспортной политики. на развитие
о я нистан, Индия, 3. Поиск альтернативных мар- двусторон-
я ^ Пакистан, Турция. шрутов экспорта газа. Основные них отноше-
Военно-политиче- потенциальные партнеры - Ки- ний.
>у н ская сфера - офи- тай, ЕС и США, Турция, Индия,
циально признан- Пакистан, Иран.
ный ООН нейтраль-
ный статус.
Источник: [Казанцев, 2008, с. 111-112].
Справедливости ради следует отметить, что геополитическая неопределенность была характерна для ЦА на протяжении всего периода существования региона, который исторически представал как «перекресток», связывавший цивилизации окраин Евразии. Это проявлялось в древности и в Средневековье, прежде всего, в форме этнических миграций, шедших из Центральной Азии во многих направлениях. В результате ЦА оказалась связана этническими узами практически со всеми регионами Евразии. Кроме того, и в советский, и постсоветский периоды в регионе наблюдался отток трудоспособного населения в Россию, что способствовало укреплению связей народов Центральной Азии и Восточной Европы.
ЦА постоянно подвергалась политическим влияниям разнообразных внешних сил, связанных с исламским миром, Китаем, Россией, Индией и Западной Европой, и сама оказывала на них немалое влияние. Все приведенные факторы вместе приводят к тому, что расплывчатость очертаний модели развития и расхождения при выборе внешних партнеров для стран региона неизбежны. В настоящее время имеются равные основания как принять, так и отвергнуть любую из описанных выше четырех «внешних» политических ориентаций. Правящие в государствах Центральной Азии политические элиты опасаются, что принятие любого из этих векторов может подорвать их позиции, а вместе с этим и стабильность государств. Поэтому наиболее выгодным для нынешних централь-ноазиатских властей вариантом являются такая модель политического развития и такая расплывчатая идеология, которая бы не накладывала серьезных обязательств и не угрожала направляемым «сверху» политическим процессам.
Это позволило части экспертов определить сложившуюся в странах ЦА ситуацию с внешнеполитическим выбором как «отложенный нейтралитет». Его разновидностями можно посчитать казахстанскую доктрину «евразийства», трактуемого как «ориентация» одновременно на Россию, Евросоюз, США и Китай. Близки к ней другие внешнеполитические идеологии, такие как «многовекторная политика» и политика «открытых дверей» в Таджикистане, концепция «дипломатии Шёлкового пути» и региональной безъядерной зоны в Киргизии. Особый случай - нейтралитет Туркменистана, в то время как придерживающийся курса «свободы рук и союзов» Узбекистан фактически руководствуется в своем внешнеполитическом поведении идеями «потенциального нейтрализма».
Государства ЦА в своей внешней политике стараются избегать перегибов. Они, с одной стороны, дистанцируются от России и образов «частей бывшего СССР», а с другой - им удается избежать соблазна провозгласить себя «частью Запада». Однако считать внешнюю политику центральноазиатских государств «нейтралитетом» было бы ошибочно. Такая политика не имеет ничего общего не только с классическим нейтралитетом Швейцарии и Швеции, но и с нейтралитетом государств АСЕАН. Она продиктована внутренними и внешними угрозами (нестабильностью в Ферганской долине, приближенностью ЦАР к неспокойным Афганистану и китайскому Синьцзяну).
Отсутствие в ЦА в целом четко ориентированной модели развития сближает этот регион с Африкой южнее Сахары, где наблюдается сходная ситуация неопределенности цивилизацион-ного выбора. Поэтому в долгосрочной перспективе следование подобному политическому курсу может привести центрально-азиатские государства к тем же результатам - к превращению в несостоявшиеся государства (failed states). Следует отметить и еще одну внешнеполитическую тенденцию, характерную для региона. Сегодня государства ЦАР активно стремятся вовлечь сюда внешние силы, которые позволили бы им решить комплексные задачи выживания и развития. Российский эксперт Е. Яценко справедливо замечает в связи с этим, что основной интерес центральноазиат-ских стран - «получение предложения, решающего весь комплекс имеющихся проблем - от экономических до цивилизационных. В свое время принадлежность к Советскому Союзу предполагала именно такое решение: защиту от внешних угроз и подавление экстремизма, доступ к технологиям и инфраструктуре, интеграцию
в союзные и международные хозяйственные связи, гарантии соблюдения интересов местных элит, гуманитарное развитие. Сегодня национальное руководство стран Центральной Азии ищет новый вариант комплексного решения, иной по сравнению с временами СССР». С одной стороны, центральноазиатские государства нуждаются во внешнем партнере, который сможет решать в комплексе проблемы региона, как это делал союзный «центр» в бытность пребывания республик Средней Азии и Казахстана в составе СССР. С другой стороны, по совокупности внешне- и внутриполитических причин новые независимые государства ЦА не готовы сделать выбор в пользу какого-то одного мирового и регионального партнера.
В ситуации преобладания в Центральной Азии центробежных сил возникает конструирование ее как международного региона внешними силами. При этом каждая из них стремится сформировать регион в соответствии с собственными интересами, т.е. прежде всего создать в нем такие институты, которые способствовали бы долгосрочному вовлечению ЦА в сферу влияния соответствующей державы. Поскольку разные вовлеченные во взаимодействие страны представляют различные регионы с разнообразными порядками, то они стремятся «подключить» ЦА к соответствующей части мира, что способствует размыванию региональной идентичности в центральноазиатских государствах. Парадокс при этом заключается в том, что сохраняющееся единство региона достигается не за счет работы центростремительных сил, а благодаря равновесию центробежных. Центральная Азия в настоящее время существует как отдельный международно-политический регион потому, что разнонаправленные внешние силы не дают друг другу окончательно растворить этот регион в других прилегающих регионах мира.
Итак, проведенный анализ различных аспектов международного и регионального взаимодействия показывает: государства ЦА приближены скорее к полюсу минимальной институционализации. Они стараются не связывать себя слишком обременительными обязательствами, не особо строго следуют каким-то общепринятым в международной практике ценностям и принципам. Все это чревато серьезными последствиями для развития парадигм международного взаимодействия в данном регионе мира.
«Восток-Опвт», М, 2012 г., № 2, с. 74-85.