Научная статья на тему 'Ценностный аспект повседневности в творчестве И. А. Бунина'

Ценностный аспект повседневности в творчестве И. А. Бунина Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
378
81
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ / ТВОРЧЕСТВО И. А. БУНИНА / АКСИОЛОГИЯ / СМЫСЛ ЖИЗНИ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Пустовойтова Ольга Васильевна

В статье исследуется двойственная природа повседневности. С одной стороны, повседневный мир духовно мертв и убог (рассказы «Забота», «Будни», «Отто Штейн»), а с другой, наполнен смыслом и духом жизни (рассказы «Море богов», «Свет зодиака»). Тем не менее, повседневность была и остается единственной реальностью, которой человек дорожит в силу ее стабильности, крепости и основательности.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Ценностный аспект повседневности в творчестве И. А. Бунина»

Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 11 (226).

Филология. Искусствоведение. Вып. 53. С. 112-117.

О. В. Пустовойтова

ЦЕННОСТНЫЙ АСПЕКТ ПОВСЕДНЕВНОСТИ В ТВОРЧЕСТВЕ И. А. БУНИНА

В статье исследуется двойственная природа повседневности. С одной стороны, повседневный мир духовно мертв и убог (рассказы «Забота», «Будни», «Отто Штейн»), а с другой, наполнен смыслом и духом жизни (рассказы «Море богов», «Свет зодиака»). Тем не менее, повседневность была и остается единственной реальностью, которой человек дорожит в силу ее стабильности, крепости и основательности.

Ключевые слова: повседневность, творчество И. А. Бунина, аксиология, смысл жизни.

В рассказах И. А. Бунина 1907-1910-х годов внимание писателя обращено к проблемам повседневности, центральной становится проблема человека в повседневном мире. Художник воссоздает героев в обычной среде, поглощенных обыденными заботами и проблемами, утративших духовный и нравственный стержень. По мнению М. Хайдеггера1, забота является важнейшим экзистенциалом, характеризующим повседневность. Смыслом бытия сущего М. Хайдеггер назвал временность. Она отведена человеку для заботы, но не суетными мирскими делами, а заботе о душе. Поэтому смысл существования заключается в поиске блага не для тела, а для души, т. к. она бессмертна и наслаждаться приобретенным благом может вечно. Именно духовная составляющая человека определяет его земные поступки и жизнь по ту сторону бытия.

Герой рассказа «Забота» (1913), Авдей, болен, измучен обыденными заботами, утрачивает интерес ко всему, что его окружает. Неприглядная внешность героя: сумрачный и твердый взгляд, широкая сухая спина, портки, висевшие «по-стариковски - точно пустые»2. подтверждали мысль о том, что все радости жизни прошли мимо этого человека. Авдей, лишенный стремления постичь глубинный смысл бытия, утративший жажду жизни, разменял драгоценное время на мелочные, суетные проблемы.

Посвятив себя ведению домашних дел, служению и умножению своей собственности, герой проявлял небрежное отношение к жизни, пропускал ее незабываемые мгновения. Свадьба, любовь, рождение детей остались незамеченными, стали обыденными фактами его жизни, ничем особенным не отмеченными в сознании героя, приобрели характер «опо-вседневненных». Отсутствие духовной состав-

ляющей в повседневной жизни персонажа нагнетает атмосферу мрака и невежества, существование героя подобно «рассохшейся, растрепавшейся телеге», «разбитым, только что помазанным дегтем сапогам», оно ничтожно и опошлено, бессмысленно, а если жизнь «бессмысленна, то жить вовсе не стоит»3, - пишет И. А. Бунин в «Освобождении Толстого». Для писателя творчество и идеи Л. Н. Толстого во многом были близки и имели огромное значение. И. А. Бунин, как и великий мастер, посвятил свою жизнь поиску смысла человеческого существования, а также определению абсолютных ценностей бытия.

Будничная работа стала для Авдея одним из самых тяжких наказаний, «заботы всю жизнь поедом ели его», но в то же время он не мог без них обходиться, он принимал их как единственный и незыблемый вариант жизни. Повседневность для героя более привлекательна, так как дарует спокойствие, чувство защищенности, уверенности, стабильности, порядка, освобождает от тревог, в этом и заключается ценность «оповседневненного» мира: «Вот семой десяток живу, а благодарю бога, интересного ничего не было», - говорит Авдей4. Перемены, происходившие вокруг, представляли для него угрозу, так как разрушали привычное устойство мира. Вестником надвигающегося нового порядка в рассказе является поезд, пробуждающий в герое чувство неприязни и ужаса: «Раз в жизни ехал <.. .> по железной дороге. И закаялся: все время кружится голова, все время страшно»5. Разрушение привычного уклада жизни воспринимается героем как гибель, поэтому он тщательно оберегает то, что было создано в начале жизненного пути и что сопровождало его много лет.

Уникальность И. А. Бунина как художника состоит в том, что он находил «красоту в пе-

чали и счастие - в печальной красоте». Бунин, обладающий «повышенным чувством жизни», ценил и боготворил женскую красоту, данную природой, испытывал жалость, тоску и разочарование, когда видел, как она меркла, утрачивалась в безликой массе житейских проблем. Героиня, жена Авдея, имеет обезображенный, старческий вид: ее жалостные глаза, морщинистое и зубастое лицо, длинные ноги, похожие на палки, ступни, потрескавшиеся от грязи, холода и цыпок, свидетельствуют о том, что ее жизнь -череда страданий и забот. Женский образ лишен привлекательности, шарма, очарования: «Живот её выдается, а спина горбится от трудных родов, от тяжелых чугунов. В разрез рубахи, темной от золы, видны тощие, повисшие, как у старой собаки, груди, а меж ними - большой медный крест на засаленном гайтане»6. Героиня в повседневном круговороте, в суете мирских страстей забыла о том, что она женщина, объект созерцания, любования и восхищения.

В рассказе «Будни» (1913) герои угнетены своими житейскими проблемами, горестями, разочарованиями. Знаками повседневности отмечены вечные «.. .бледно-синеющие тучки», долгий «июньский день без солнца», «серые соломенные крыши», «высохшая дегтярка», «скучно синеющее <...> низкое облачное небо», «дохлый цыпленок-пугало». Поп и его сын заняты привычным делом: возят навоз на «испачканной коричневой жижей телеге», им кажется, что другой жизни не существует, их представление о мире и собственном предназначении ограничено пределами повседневного быта. Привычным делом стали для дьячка страдания по поводу безвременной утраты сына. Горе и печаль, ставшие смыслом жизни героя, превратили его в создание, похожее на «старуху-пьяницу», с крупным носом в рытвинах, гноящимися глазами.

Другой персонаж рассказа, сиделец, утративший чувство реальности и способность жить в обычном мире, погрузился в мир, описанный на страницах журнала «Вокруг света». Острова Тихого океана, Южный Крест, Гренландия, Бразилия стали для него родными. Герой дезориентирован в мире реальном, он не понимал, что происходит вокруг него, кто он и для чего живет, что является одним из синдромов психологического расстройства и наступления шизофрении. Жизнь героя Десятского «перевернута вверх дном», вывернута наизнанку, как и его «полурассыпавшаяся изба», заросший травой двор, находящийся в крайнем

запущении. Десятский ничего не хочет менять, он привык к такому существованию и спокойно плывет по течению повседневной жизни.

Знаковым образом в рассказе является семинарист, гордый отчужденностью от жалкого деревенского быта, мечтающий о Москве и консерватории, о выступлениях в столичном театре. В его понимании, театральная жизнь увлекательна, каждый день эмоционально насыщен и не похож на предыдущий. Знаменательна встреча с мужиком, который развенчивает представления героя о новой жизни, которая должна быть лучше и интересней прежней, не опошленной повседневностью. Мужик говорит семинаристу, что эта театральная жизнь ничем не привлекательней настоящей, «это совсем никуда, совсем скверно», «.в театре петь

- это уж самое последнее дело», «там вы добра не приобретете»7.

Представления И. А. Бунина о театре созвучны с христианским пониманием данного феномена. В христианском мире сложилось отношение к театру как к месту греха, где властвует дьявол, разжигая в людях сладострастие, извращая их нравственную природу. В дневнике Иоанна Кронштадтского (1829-1908, священник Российской православной церкви, митрофорный протоирей, а также проповедник и духовный писатель) есть запись, посвященная театру. В разделе «О посте и воздержании» священник называет театр «порождением духа мира сего, а не Духа Божия». Театр он ставит в один ряд с такими человеческими пороками, как чревоугодие, жажда денег, предметов роскоши, скупость, блуд. Он полагал, что «Театр <... > погашает веру и христианскую жизнь, научая рассеянности, лукавству <...> смехотвор-ству; он воспитывает ловких сынов века сего, но не сынов света. Театр - противник христианской жизни... Истинные чада Церкви не посещают его»8.

Художественный руководитель театра русской драмы «Камерная сцена» М. Г. Щепенко в статье «Грех лицедейства», опубликованной в журнале «Москва», главными «бедами» лицедейства назвал: амбивалентность, раздвоенность личности; деформацию личности актера, особенно перевоплощение в отрицательный образ; страстную природу светского искусства, и в особенности театра; существование в вымышленном мире, подменяющем реальную жизнь; вовлечение зрителей в подложный мир, уводящий от главной реальности - бытия души и проблемы согласия ее с Богом.

По мнению М. Г. Щепенко, раздвоение личности ведет к утрате целомудрия, одной из духовных добродетелей: «Целомудрие, целостность, единство личности - это созвучие Богу, который Един. Отсутствие целостности ведет к распаду и хаосу, к исчезновению личности и даже смерти. Потеря целостности личности, без всяких преувеличений, есть смерть души»9. Также грехом автор считает страсть, овладевающую душой: «.служение похоти плоти, похоти очес и гордости житейской». Стирание границ между миром реальным и вымышленным, принятие на себя различных ролей от юродивого до палача в иллюзорном мире равносильно лжи: «...ложь всегда наказуема, потому что Господь есть Истина. Живя в иллюзорном мире, человек перестает быть каким-либо гражданином - мира, Отечества, рода, семьи»10.

Театр - это место, где сосредоточено все человеческое зло, для мужика театр - это место разврата, где человек теряет душу и тело, где «живут черти», где над всем властвует водка и бабье. На сцене талант растрачивается, опошляется, а человек становится «сам не свой, когда душу свою наспиртует». Искусство утрачивает эстетическую функцию, теряет свое предназначение - служить прекрасному, приобщать человека к красоте и гармонии. Единственный путь спасения - это церковь, где в спокойствии и единении проходят дни служителей, «весь век в том и протекает».

Рассказ заканчивается мыслями героя

об убийстве, о неспокойном времени, когда «. без револьвера, собственно, и выходить бы не следовало»11. Такой финал закономерен, предчувствие надвигающихся перемен и невозможность героя адаптироваться и найти себя в новых условиях жизни, приводят к единственному решению - самоубийству.

Персонажи оказываются в безысходной жизненной ситуации, обусловленной примитивностью, узостью мировоззрения. Одни герои рассказов И. А. Бунина (Авдей, его жена, поп, его сын, дьячок, Десятский) не подвергают сомнению собственный уклад жизни, полагая, что повседневная реальность является единственной, безальтернативной. Другие герои (сиделец, семинарист), наоборот, находятся в поисках другой жизни, неповседневной, более яркой, насыщенной, колоритной. Итогом их поисков становятся психоневрологическое расстройство сидельца и разочарование в новой жизни семинариста, приведшее к мысли о самоубийстве.

В рассказе «Отто Штейн» (1916) главный герой отправляется в путешествие на Синай, чтобы «познать единосущное во всем своем многообразии мирового бытия», открыть новую, истинную и незыблемую религию. Ученик и последователь Э. Геккеля, полагающего, что только тонко чувствующие люди наделены миксотеизмом (смешение религиозных представлений различного рода, часто противоречащих друг другу), Отто Штейн предпринимает попытку постичь ветхозаветные традиции, сохранившиеся в арабских и египетских землях.

Герой выбирает этот путь не случайно, а осознанно. С детства Синай будил в его душе «отзвук какого-то священного тайно сохранившегося чувства»12, давал ему надежду на освобождение духа и обретение гармонии. Отто Штейн вырос в буржуазной среде Берлина с его косным и меркантильным повседневным укладом, в котором жизнь, казалось бы, остановилась. Герой в Берлине чувствует дыхание смерти, которая накрыла город, ее атрибуты ощущаются повсюду. Повествование рассказа начинается осенью, это время года ассоциируется во всех мифах и сказах с гибелью и замиранием жизни, в противоположность весне, пробуждающей все сущее. Повседневность Берлина полна скорби, печали и траура, европейский центр окрашен черными красками: «мокрый асфальт точно черное зеркало», «черные деревья»; холод, мрак и туманы укутали его своей пеленой, а снежные и туманные Альпы, оградили его от тепла и жизни.

Отто Штейн мечтает поскорее покинуть привычный берлинский мир, где властвовали самоуверенность и гордость, чтобы вдохнуть глоток жизни, которым наполнен Восток. Европа начала ХХ века, особенно Германия, была насквозь пропитана духом нацизма, это чувство не было чуждо и герою. Ощущая в себе арийскую кровь, считая себя человеком высшей расы, он испытывал чувство превосходства над другими народами. Атрибутами повседневности и жизненного достатка считались «тропические костюмы», «охотничья обувь», «дорогое английское ружье», «револьверы», «дорогие грубые башмаки», «принадлежности для фотографирования», т. е. мир вещей, которым служили люди. Именно это составляло атмосферу, в которой существовал главный герой. Путешествие героя не просто научная экспедиция, имеющая рациональное значение, а побег из страшной повседневности, окружающей его и лишающей полноценной жизни.

Отдаляясь от Берлина, Отто Штейн тактильно ощущал, как изменялся мир, как преображалась действительность, освещенная лучами солнца. Генуя встретила его мягким морским воздухом, но все же ощущение холода и сырости было намного сильнее, сумрачные облака, буйный ветер и снег давлели над всем. В Неаполе герой почувствовал некоторые перемены: «сумерки <.> были еще мягче», повеяло вольным ветром. В Сицилии, Мессине уже чувствовалось дыхание весны, пробуждение жизни.

Для героя повседневный уклад Европы, где царят власть и деспотизм, символами которой являются император и страшный в своей апоплексической крепости генерал, где витают гордость и надменность, неприемлем. Отто Штейну были близки древние аравийские земли, восточная ночь с ее молчаливой печалью, глухая, дикая, первобытная, ветхозаветная жизнь, протекающая здесь. Ветхозаветность, первобытность, по мнению исследователя Г. Ю. Карпенко, «не просто экзотическая подробность <.> Она есть прежде всего изначальная мера правильного, не искаженного “дурной социальностью” мироощущения человека, в ком еще не угасла связь с духовным Всецелым, с “управляющим и дающим безопасную стезю

13

в волнах »13.

Героя привлекала повседневная жизнь семитов, их движения, не скованные европейской одеждой, пленяли босоногие феллахи, доверившие свою жизнь и судьбу стихии, а их простота и наивность трогали до глубины души. Так тиха, спокойна и умиротворенна была их обыденность, так прекрасны были дни, проведенные на этой благословенной земле, среди ила, аравийских и египетских песков, под звездным небом. В герое сочетается трагическое восприятие бытия и надежда на духовное обновление, прозрение человека, источником которого являются культура и традиции Востока. В противоположность Западу Восток является воплощением спокойствия, непротивления. Человек восточной культуры боится разрушить гармонию мира, предпочитает не вмешиваться в его развитие, выбирая роль пассивного созерцателя течения жизни и бытия.

Свое путешествие герой совершает на огромном корабле «Лютцов». На борту величественного и массивного лайнера протекает такая же повседневная жизнь, которую ведут обыватели в различных уголках Европы: праздная толпа также жаждет развлечений, мужчины и женщины, облаченные в наряд-

ные одежды, вкушают дорогие блюда, утопая в мире роскоши. Пассажиры «Лютцова», к их числу принадлежит главный герой, имеют искаженное представление о смысле жизни и предназначении человека. Гордыня, желание властвовать, чувство величия и превосходства затмили такие человеческие качества, как целомудрие, духовное равенство, доброта в широком христианском понимании. Герой из одной повседневности переходит в другую, не отличающуюся от предыдущей. Стереотипы и атрибуты бытийности, которые окружали его в Берлине, присутствуют и на корабле, который, как казалось герою, несет его к новой жизни, свободной, одухотворенной, где высшей ценностью является человек и его духовный нрав.

Пересекая мутные воды, «Лютцов» «зорко озирал все, что было на его пути», но в отличие от «Атлантиды» («Господин из Сан-Франциско»), казалось бы, он приближался не к гибели, а к спасению. Однако финал рассказа пессимистичен, герой, находящийся на пути к заветной цели, ее не достигает. Он оказывается далек от мироощущения жителей Востока, у которых чувственное доминирует над рациональным. Чувство гордости, вспыхнувшее с новой силой, уверенность в себе и своем уме, а также «надменные германские глаза» свидетельствуют о том, что это человек с европейским менталитетом, изменить который невозможно. Философ Н. А. Бердяев отмечал, что обыденным, рациональным сознанием, прикованным к обыденной действительности, невозможно постигнуть иную действительность, направить себя к иному миру14.

В творчестве И. А. Бунина прослеживается оппозиция таких категорий, как ‘жизнь

- смерть’, ‘тепло - холод’, ‘свет - мрак’, ‘любовь - ненависть’, ‘добро - зло’, ‘рациональное

- чувственное’. Европа, утратившая чувство духовности, гармонии, первозданности бытия, покрытая тьмой, рассматривается как источник и средоточие зла, где человек обречен на гибель. Со времен Античности лишение света считалось высшей мукой, наказанием, поэтому эллины служили и поклонялись Солнцу, как источнику жизни, света, тепла. Местом, где сосредоточено добро, считался Восток, Африка, Греция, сохранившие первобытную культуру, где повседневность складывалась из иных норм, традиций, правил.

В рассказе «Море богов» (1907) утверждается ценность жизни, любви и солнца, согревающего людей своим теплом. Душа героя раство-

ряется в пространстве, наполненном красотой и миром, ниспосланными свыше. Греция, Сирия, Александрия, Египет, насквозь пронизанные светом, приводят героя в восторг, вызывают чувство душевного подъема, бесконечной свободы и простора.

Сюжетообразующим стержнем рассказа являются мысли и чувства главного персонажа, переживаемые во время путешествия по древним местам. Рациональное мышление оказывается вытесненным интуитивным, чувственным, эмоциональным восприятием действительности. Герой восхищается великолепием Средиземного моря, похожего на «горячее», «густое сине-лиловое масло», «фиолетовыми силуэтами Архипелага», таящими в светлой дымке, красотой «зелено-сиреневых гор Эвбея». Над Грецией витает дух певца-аэда Гомера, кажется, что воздух наполнен сладкими звуками лиры, которые извлекал древнейший из поэтов Амфион.

Заканчивается рассказ описанием неба, нависшим над Грецией. Это не черное небо Берлина, а небосвод, освещенный звездами, спутниками мечтателей, влюбленных и поэтов: «На северо-востоке широко раскинулась Большая медведица, любимое созвездие Гомера. На юго-западе низко, но ярче и великолепнее всех сверкала розово-серебристая Венера. Темносиняя глубь была переполнена повисшими в Млечном пути алмазами. И отовсюду лились в море нити тонкого, дивного света. Но свет моря был еще прекраснее»15.

В рассказе «Свет зодиака» (1907) герой попадает в повседневный мир Каира, прекрасный в своей дикости и первозданности. Дикий мир Африки представляется «эдемом, заповедным приютом блаженства и «незнания». Все в этом мире прекрасно, гармонично и просто: Нил, пальмы, золотые пески, бедуины «с грозными лицами», «худые и огнеглазые», ослы, верблюды, мечети, минареты, абаи, жирафы, газели, антилопы, розовые фламинго, крокодилы, страусы, попугаи. Герой восхищается великолепием египетских пирамид. Ступенчатая пирамида Аписов Ко-Комех, Хуфу, Хафри, Менкера («таинственное святилище мира») поражают героя колоссальностью творения, созданного, казалось, не человеческими руками, а какой-то неведомой силой, а также строгостью очертаний и пропорций.

Отголоском сохранившегося прошлого является мумия в золотой броне, осыпанная драгоценными камнями, с золотым мечом у бедра,

с красным карбункулом на лбу, заключенная в саркофаг. Герой воспринимает реалии повседневного мира как уникальные, редкие, единичные в своем роде. Исследователь Н. Н. Козлова в работе «Повседневность и социальное изменение» рассматривает такие процессы, как «распредмечивание» и «опредмечивание»16. Под «распредмечиванием» понимается процесс перевода функции назначения определенного предмета во внутренний мир человека, под «опредмечиванием» - перевод знания предмета, полученного в результате «распредмечивания» в материальный объект. Обыденная жизнь Африки, протекающая среди древних руин, окутанная памятью веков, «распред-мечена» сознанием героя. Дикость, наивность, девственность этих мест заставляют персонаж вернуться в глубь веков, совершить путешествие во времени, окунуться в повседневность египетских фаранов и простого народа. В сознании героя наступает перелом, впервые он открывает для себя истину, что красота мироздания, гармония складывается из обычных реалий, которые рассеяны по всему миру, что человек не властелин мира, а лишь его гость, которому дано свыше узреть все великолепие земного бытия.

Таким образом, повседневный мир оказывается значимым и ценным для героев, именно в нем совершается истинная жизнь, переживается боль утрат, наступают минуты прозрения. Повседневность мыслится неоднозначно: с одной стороны, она мертва и убога (рассказы «Забота», «Будни», «Отто Штейн»), с другой, наполнена смыслом и духом жизни (рассказы «Море богов», «Свет зодиака»). Тем не менее, повседневность была и остается для человека единственной реальностью, которой он дорожит в силу ее стабильности, крепости и основательности.

Примечания

1 См.: Хайдеггер, М. Бытие и время. М., 1990.

2 Бунин, И. А. Собр. соч. : в 9 т. Т. 4. М., 1967. С. 83.

3 Бунин, И. А. Собр. соч. : в 9 т. Т. 9. М., 1966. С.127.

4 Бунин, И. А. Собр. соч. : в 9 т. Т. 4. С. 83.

5 Там же. С. 85.

6 Там же. С. 83.

7 Там же. С. 91.

8 Кронштадский, И. О посте и воздержании // Из дневника И. Кронштадского : о посте и воздержании. М., 2009. С. 14.

9 Щепенко, М. Г. Грех лицедейства // Москва. 2002. № 8. С. 193.

10 Там же. С. 194.

11 Бунин, И. А. Собр. соч. : в 9 т. Т. 4. С. 93.

12 Там же. С. 410.

13 Карпенко, Г. Ю. Творчество И. А. Бунина и религиозное сознание рубежа веков. Самара, 2005. С. 38.

14 См.: Бердяев, Н. А. Метафизика пола и любви // Русский Эрос, или Философия любви в России / сост. В. П. Шестаков. М., 1991.

15 Бунин, И. А. Собр. соч. : в 9 т. Т. 3. М., 1967. С. 340.

16 См.: Козлова, Н. Н. Повседневность и социальное изменение. М., 1992.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.