CC BY-NC-ND
38
Психология творчества
В.Т. Кудрявцев
ТРИ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРИРОДЕ ТВОРЧЕСКОГО ДАРА
Три авторских размышления о природе творческого дара связаны единой линией. Во всех трех случаях в фокусе внимания оказывается феномен самоотношения творца, предстающий в различных формах. В нем - ключ к пониманию всего разнообразия творческих реализаций человека в мире.
Ключевые слова: творческий дар, одаренность, творчество, воображение, принятие, самопринятие, эйдос, достижения, креативное поле, интеллектуальная инициатива, деятельность, целеполагание.
Дар принять дар
Существует ли ограниченность в разработке методов анализа одаренности? Несомненно, существует, оставаясь предметом жарких споров. Но самое главное ограничение, которое стоит за этим, - само историческое ограничение одаренности: в разное время, на разных этапах исторического времени, в разных исторических условиях. Здесь - самая важная проблема: как мы понимаем одаренность на том или ином историческом отрезке в зависимости от того, что ожидает общество от одаренного человека, что «востребует» из его одаренности. Очевидно, что востребует не все!
Человека XXI в. на поводке водят нагишом по городским улицам, и это называется «искусством». А сам этот человек, который и затеял эту арт-акцию, - «художник». Не станем ничего оценивать (хотя в оригинальности подхода можно усомниться, вспомнив хотя бы футуристов). Просто подумаем, могло ли такое считаться «искусством» во времена Микеланджело и Рафаэля? В искусстве
© Кудрявцев В.Т., 2015
востребовалась «чистая форма» художественного произведения, по ней судили о художнике, еще по-библейски «узнавали его по плодам». А теперь узнают по поводку. Поводок - ведь тоже «плод», по которому можно что-то и кого-то узнать. Ныне считается - что и художника тоже. Поводок, а с ним и человек - востребованы. Кстати, этот человек - профессиональный художник. Но то, что и как он пишет - уже второстепенно, это «притягивается на поводке». У Сальвадора Дали тоже были свои «поводки», причем в изобилии, но они прилагались к гениальным художественным произведениям, помогая приоткрыть спрятанные в этих произведениях смыслы, в том числе (в первую очередь?) - и самому художнику.
Другой пример. Кинорежиссер Андрей Кончаловский не так давно написал на своей странице в Facebook: «В 1917 г. художник Марсель Дюшан купил писсуар и решил представить его в качестве экспоната на выставке в Нью-Йорке. Его "произведение" отклонили, но скандал "состоялся" и Дюшана заметили. Через много лет он напишет: "Я швырнул им в лицо писсуар, и теперь они восхищаются его эстетическим совершенством"».
В 2004 г. 500 самых влиятельных британских художников, дилеров, критиков и владельцев галерей сформировали Топ-5 произведений ХХ в., оказавших наибольшее влияние на дальнейшее развитие мирового искусства. На первом месте оказался «Фонтан» Дюшана. Вдумайтесь: пятьсот экспертов-профессионалов считают наиболее важным в искусстве огромного века то, что в основном имеет отношение не к искусству, а к эпатажу и эстетическому хулиганству!
Надо признаться, что кино не существует без зрителя. Литература не существует без читателя. Музыка - без слушателя. Потребность в классической музыке и в хорошей литературе у нас снизилась, - отсюда, на мой взгляд, и планка художника опустилась. Очень часто люди смотрят то, что модно смотреть или модно читать, или что уже оценено как «шедевр». Кем оценено? Кто решил? «Букер»! «Национальный бестселлер»! «Vanity Fair»? «Сноб»? Господи, шедевр - нечто уникальное, то, что прошло испытание временем и поколениями! Теперь же «мнение о шедеврах» создается узкой группой интеллектуалов и потом навязывается как общепринятое. Разве не так? Замаринованная акула Дэмиена Херста, о которой я уже как-то писал здесь, - наглядное тому подтверждение.
...Но я не устаю надеяться, что у нового поколения возродится интерес, потребность к размышлению, которая всегда появляется после соприкосновения с большим произведением искусства -будь то книга, фильм или картина.
Одна из многих копий «Фонтана» Дюшана. Оригинал пропал. Есть версия, что он был выброшен как мусор1.
Дело не в писсуаре, а в том, что Дюшан «швырнул» его в лицо. В первой трети XX в. все искусство «швыряло». Более или менее талантливо (искусно)/бездарно (безыскусно). Как Флоренский писал о футуристах: главное не в том, к чему они пришли, а как они шли...2 Это было (по-своему) даже очень «для зрителя». Может, не столько «для...», сколько «на...». А писсуар - немудрено, что его отправили на помойку. Кому он был тогда нужен, уже брошенный. Иное дело сейчас, если бы нашли: конечно, ушел бы по цене золотого. Не в силу эстетических достоинств, а как знак памяти о том броске, самом по себе знаковом.
Обсуждая со мной эту тему, музыкальный критик и радиоведущий Андрей Евдокимов привел афоризм М.М. Жванецкого: «А вы пробовали когда-нибудь зашвырнуть комара? Далеко-далеко. Он не летит. То есть он летит - но сам по себе и плюет на вас. Поэтому надо быть легким и независимым». И сделал иронический вывод: у комара летные качества есть, у писсуара - нет.
Тут, кстати, открывается простое отличие искусства от того, что только хочет быть им. Подлинной завершенности, как и комару, в некотором смысле «плевать» на каждого из нас, хотя мы воспринимаем ее как личное послание. А «писсуар» надо «подать», чтобы с ним (в нем) «подать» себя... «Самовыразиться» - это тоже «плевать», но в каких муках приходится рождать свои «плевки»! Которые никогда не станут «легкими и независимыми»...
Все это и значит, что феномен одаренности, как любой культурный, человеческий феномен, историчен. XX век прошел путь от затухающего классицизма («академизма») к пику модернизма, который по мере своего скатывания вниз в виде пыльного шлейфа породил постмодернизм. Это не могло не повлиять на судьбы таких понятий, как «талант», «одаренность», «творчество», «креативность», - в том виде, в каком их вобрала культура в целом, а не сама по себе наука. Без понимания этого все разговоры про «одаренность» - абстрактная риторика. Например, во времена Штерна и Выготского в одаренности усматривали просто высокий уровень умственных способностей - любых. Сегодня - усматривают высокий уровень творческих достижений. В свою очередь, меняется само представление об уровне творческих достижений. Тут мало констатировать, тут нужно понимать. Хочется верить, что когда-нибудь появится такое историко-психологическое, а одновременно психоисторическое и где-то кросскультурное исследование, которое даст нам это понимание.
Это - первая проблема, проблема принятия творческого дара культурой.
Занимаясь проблематикой психологии творчества, я специально не выделял такой аспект, как «одаренность», психология креативности, воображения, мышления и т. д., покуда Диана Борисовна Богоявленская не пригласила меня несколько лет назад к его обсуждению. Конечно, я понимал, что есть психология различий, различий - всяческих, не только индивидуальных. Но теперь мне представляется, что сводить проблематику одаренности только к сфере дифференциальной психологии творчества было бы просто, но, увы, не «гениально».
И вот тут возникает вторая проблема, проблема самопринятия одаренности, фундаментальная трудность которой состоит в необходимости поиска и различения специфического и неспецифического в одаренности. Ее мне уже доводилось подробно обсуждать в дискуссии с Ю.Д. Бабаевой3.
Главный «дар», которым наделен одаренный человек, - это высокоразвитое воображение. А воображение - если не редуцировать его к производству фантазмов - это способность видеть мир, себя, то, что и как ты делаешь в мире, бесконечно многими парами глаз. Не меняя каждый раз эти пары, как очки, - видеть интегрально, глазами всего человечества, по словам Э.В. Ильенкова. Это - универсальная способность и одновременно специфически творческая. Глазами всего человечества можно увидеть то, что порознь не увидишь. А творческий, в пределе одаренный человек - видит. Это и есть предельно объективный взгляд на вещи. Бесконечно «многоглазые» художники раньше психотерапевтов начали помогать человечеству, миллионам людей на протяжении веков осмысливать и решать их психологические проблемы и теперь это делают порой лучше (да простят меня мастера психотерапевтического ремесла). Содействовать их освобождению от не самого высокого в душе в пользу более высокого, как утверждал в «Поэтике» Аристотель, передавший эстафету Выготскому («Психология искусства»). Тогда почему же их собственные жизни наполнены драматизмом, одиночеством, разного рода аддикциями? «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт», - Высоцкий это пел с иронией. Но с грустной и правдивой иронией. Почему одаренные дети с развитым воображением демонстрируют порой крайне аутистические проявления? Почему картина их развития иногда напоминает клиническую? Я высказывал предположение, что одаренность может принимать даже вид девиации в развитии самой креативности4.
Одаренные дети, одаренные люди сами для себя становятся неподъемными камнями или создают такие камни, которые не в силах поднять.
Быть талантливым просто. Чуть сложнее сделать так, чтобы ваш талант был принят другими. Но самое сложное - принять свой талант самому. Судьба таланта предрешается именно на этой инстанции. Специфическое в одаренности, на мой взгляд, - это проблема принятия и самопринятия человека с высоким творческим потенциалом. А не сам по себе этот потенциал и его масштаб.
Необходима новая расстановка приоритетов в поддержке одаренности. Развивающих образовательных программ сейчас много, но само по себе их введение не снимает главной проблемы. Той проблемы, которую обозначил В.А. Петровский5, - содействия в построении нового образа себя и своих возможностей. Понять и принять собственный «дар» - вот та задача, осознание и решение которой в первую очередь требует активного участия психолога в жизни одаренного ребенка.
Приведу пример. Лично мне известны два случая, один из которых произошел на Кавказе, а другой - в Средней Азии. Они почти идентичны. Два аульских мальчика учились в специальной математической школе, но в разное время - в 1960-е и в 1970-е гг. Расскажу про одного: пятнадцатилетний мальчик - совершенно обычный, но решал задачки по математике совершенно каким-то особым образом, хитроумным способом. Слава богу, учительница оказалась опытной и мудрой и не бросилась его переучивать. Просто сообщила - не могла не сообщить - «куда следует»: в РОНО. Представители РОНО поднялись в горы, но ни в чем разобраться не смогли. Тогда «дело передали» в республиканское министерство. А уж оно - «переделегировало» его в Москву. Оттуда, из математической школы при МГУ, приехали представители и «забрали» мальчика. Позднее выяснилось, что он решал математические задачи с отцом, колхозником, который не знал о том, что требует программа, и, видимо, тоже имея какие-то задатки математических способностей, поощрял сына, когда тот решал их своими «методами». Впоследствии мальчик закончил и математическую школу, и мехмат МГУ. В итоге стал доктором физико-математических наук. Вполне успешный, состоявшийся в жизни человек, с судьбой без каких-либо особых коллизий.
Мальчику повезло. Из него не сделали ни гения, ни идиота. До 15 лет никто не подозревал о его «одаренности». Один из многочисленной семьи, он успел прожить и пережить нормальное аульское детство с играми, развлечениями, джигитовкой, сельскохо-
зяйственным трудом... Правда, все доброжелательно относились к его математическим интересам. Простая, но мудрая семья, умная учительница. Его приняли, и он себя принял - безусловно, по Роджерсу. Представьте себе, если бы это был не сельский, а городской ребенок. Все могло сложиться иначе при «константе» в виде его математических способностей.
Дар принять дар - свой или чужой - особый.
К этой теме мы еще вернемся.
Эйдосы и творчество
Идеи очень часто вынашиваются удивительно легко. Да и рождаются, не причиняя особой боли их автору, порой - как бы сами собой. Исключая незначительные ушибы в тех случаях, когда озарение сваливается на голову в виде яблока. Иное дело - воплощение. С ним-то, как писал Л.С. Выготский, и связано то, что в обиходе именуется «муками творчества»6.
Но так было не всегда. Судя по всему, древние греки не особо озадачивались по поводу столь болезненной для современного человека проблемы материализации идей. Ведь идеи для них имели живую, чувственную, изначально материализованную форму эйдо-сов, которые резво носились или величественно парили в воздухе. Об эйдосах говорят античные писатели и мыслители, «материалисты» и «идеалисты» - Гомер, Аристотель, Платон, Парменид, Демокрит и другие.
Эйдосы, древних греков традиции, - это наружные оболочки вещей, которые отщепляются от них и начинают перемещаться в воздушном пространстве, в итоге попадая в чувствилище (в глаз) человека. Но это - не шкурки вещей. Для большинства представителей античной мысли вполне зримые эйдосы несут в себе нечто абстрактное, выражая незримую сущность вещей. Они скорее напоминают их летающие схемы (роль схем в познании много позднее блестяще раскроет Кант). Кстати, любая схема, начертанная на листке бумаги, - фактически эйдос. Для пущей убедительности листок можно пустить по ветру, и мы получим внешнюю, конечно, аналогию того, что имели в виду древние греки. Именно в качестве носителей и переносчиков сущностей эйдосы поставляют человеку материал для создания не только образов, но и понятий о вещах.
Летящая паутина - тоже своего рода «эйдос». Инженер-мостовик Броун усмотрел в ней конструкцию своего будущего моста, о чем повествует в своей книге Сэмюэл Смайлс: «Он увидел в небе
чертеж, ясно вычерченный серебряными нитями по голубому. Бро-ун невольно прочел его так, как читают чертежи: маленький мост сиял в ветвях, удивительно легкий, простой и смелый»7.
А вот - некоторые ходячие современные метафоры... Идеи носятся в воздухе. Схватывать на лету. Полет мысли (фантазии). Идейная атмосфера. Не имели ли когда-то эти выражения или их прототипы буквальный смысл?
В представлениях об эйдосах мы находим первую попытку разъять материальное и идеальное, абстрагировать одно от другого, противопоставить и .заново сблизить, даже отождествить их друг с другом. Силы абстракции античного мифопоэтического мышления хватало на то, чтобы отщепить от материального лишь кусочек материального же (оболочку, эйдос) и, подняв этот кусочек над землей, наделить его свойствами идеального. Ведь даже у Платона мир бестелесных сущностей - идей способен отбрасывать тень в виде совокупности материальных предметов (мир теней). Тень идеи дерева - это все деревья мира: от первой оливы до последнего баобаба, которые могут предоставить вполне реальное укрытие в своей тени изнеможенному путнику. Но только за счет того, что они отвечают идее дерева. Идеи для Платона - не фантомы, не химеры, они обладают высшим индексом реальности. Призрачны как раз вещи. Этот ход Платона в дальнейшем разовьет Гегель.
Но так уж ли неправ был Платон, заметив, что идея «лошадно-сти» значительно более реальна, чем отдельная лошадь, эту идею воплощающая? Ведь даже если от всех лошадей, которые обитают на нашей планете, останется лишь одна, то она будет не просто последним олицетворением идеи «лошадности», а сама обретет статус этой идеи, статус «эйдоса». Статус «схемы» (по Канту) ржущего парнокопытного с гривой. Пусть только она одна будет попадать под эту «схему» - это не принципиально. Принципиально, что в эту «схему» вписывается любая лошадь: будь то пони или владимирский тяжеловоз. Единичное и всеобщее, материальное и идеальное совпадают.
Покуда существует последний из могикан, существует и «мо-гиканство». Но, с другой стороны, сам этот могиканин существует лишь потому, что в нем сохраняется «могиканство», которое не им создано и перешло к нему по наследству от предков. А среди предков был и первый могиканин. Прообраз и первоэйдос всех могикан.
Могикане живы, покуда дышит последний из могикан. Могикане - призраки, если среди них нет последнего из могикан. По сути - первого, а иногда и единственного. Последний из могикан, одиноко взирающий на воды октябрьского Гудзона, совсем не оди-
нок, как не одинок тибетский монах в высокогорной пещере, старец-отшельник в лесной землянке или акын в степи. С ним - все могикане, точнее, все, что дает право называть их могиканами.
Ведь творчество - еще и форма «обращения» (Ф.Т. Михайлов) к людям, одновременно - ко всем и индивидуально к каждому. Этим измеряется ее полезность, которая вовсе не является безличным, сугубо «объектным» критерием продукта творчества. Одно дело - когда нужно просто выполнить «техническое задание», другое дело - когда на это подвигают еще и мотивы отношения к людям. Иной раз, глядя на объект, изготовленный «в соответствии с требованиями ГОСТа», думается: а для кого его изготовили, кто им может пользоваться - его носить, водить, жить в нем и т. п., и рискнули бы это сделать сами производители. Представим себе внешне добротно сработанный стул, из хорошего дерева, гладкий, прочный, покрытый дорогим лаком, вот только сидеть на нем невозможно. Хотя все его предназначение (польза) и состоит в том, чтобы человек на нем сидел. И для чего, спрашивается, тогда все эти достоинства - прочность, гладкость и т. п.? Это просто бесполезная деревяшка, а не стул. А в промышленности принято «разводить» технические, эргономические и эстетические параметры изделия, но человек-то их воспринимает едино, в данном случае, извините, пятой точкой...
Стул отвечает всем техническим параметрам. Но для сидения не предназначен. По большому счету, для человека он бесполезен. С другой стороны, если бы параметры не соблюдались, на стуле тоже нельзя было бы сидеть. Конечно, параметры разрабатываются тоже с учетом особенностей пользователя, однако - в «усредненном», «стандартизированном» виде. А люди - бесконечно разные. На каждого индивидуальным стулом не напасешься. Значит, нужно спроектировать и сработать такой стул, на котором будет удобно сидеть всем и каждому, определив для этого оптимальные технические параметры, может быть, даже внеся коррективы в стандарт. Очень сложная задача, требующая своего рода таланта, но решаемая: в каждом доме имеется хотя бы один такой стул (всеми любимое кресло, диван и т. п.). Это и есть конкретная «человеческая», а не абстрактная «техническая» польза.
Утрата такой конкретной пользы - следствие урбанизации, в условиях которой радикально изменился способ представления результатов технического труда. Деревенский умелец мог себе позволить не «халтурить» - он делал штучный товар, который успевал еще и превращать в произведение декоративного искусства. Городской - работал на массовый поток со всеми вытекающими отсюда
издержками. Деревенский умелец, трудясь, священнодействовал, «шаманил» (не отсюда ли выражение?), городской - занимался поденной рутиной.
Там, где ориентация на «массовое» воплощение технической идеи отсутствовала, изобретения, как уже говорилось, часто становились произведениями искусства или демонстрировали близость к ним. Таковы, к примеру, паровая турбина Герона Александрийского, римские акведуки или газопровод, который был построен еще в XV в. в одном из городов Китая. Все это были уникальные, индивидуализированные конструкции, не рассчитанные на воспроизводство в поточных технологиях. Они не подлежали широкому тиражированию, но несли в себе нечто большее - материализованные в отдельных технических объектах общие принципы конструирования всего множества объектов того или иного класса. Эти принципы нередко обретают полноценную перспективу в ближайшем и более отдаленном будущем.
Герона с его «модельной» турбиной и де Лаваля с его конкретным, хотя и «опытным» образцом разделяют тысячелетия. Но это нормально. Не стоит форсировать историю технических идей. Многое в ней должно было устояться, обрести технологическую базу для материализации и т. д. Да и генератор идеи не всегда обязан заниматься ее претворением. Мы живем в мире разделенного труда - нравится нам это или нет. Если кому-то удается преодолеть грань между тем и другим - прекрасно. Но это бывает не столь часто. К тому же у генератора идеи не всегда под рукой средства, которые позволяют преодолеть эту грань. Академик В.В. Парин, автор идеи системы жизнеобеспечения человека в условиях космоса, вынашивал ее с единомышленниками-сокамерниками в сталинских лагерях. Чертежи буквально наносились на тюремную стенку. А идея все же была реализована...
Другой пример. Принцип работы современного компьютера (PC) иногда сопоставляют с принципом работы арифмометра. По большому счету, там можно найти нечто общее. Однако здесь, как и везде, корректнее сопоставлять принципы функционирования однородных вещей, в данном случае принцип работы PC с принципом работы другого, более раннего компьютера - в виде так называемой «архитектуры фон Неймана» (IAS). В общих чертах принцип IAS, сформулированный Джоном фон Нейманом еще в 1940-е гг., воспроизводится в современных компьютерах. Но для того, чтобы он был полноценно реализован, потребовалось радикально изменить, с одной стороны, конструкцию самого компьютера, с другой - механизм переработки информации. Второе, в свою очередь, обостри-
ло необходимость в разработке программного обеспечения (софта) нового типа, особых носителей информации, технологий ее фиксаций и т. п.
В истории дистанция между техническим замыслом и его реализацией не всегда была марафонской. Лишь эпоха Нового времени «развела по разным углам» культуры духовное и материальное производство. Интенсивному промышленному росту, которым была отмечена эта эпоха, мы обязаны сведением объективности к утилитарной полезности. Между тем на Востоке техника понималась как таинство, а не как рутинное ремесло. Древние греки сближали «техне» с «поэйсисом» (со сферой искусства), а в лице Платона - и с «эпистеме» (со сферой познания)8. Что естественно для «эйдетической» картины мира.
Между прочим, то, что идеи имеют «вес» и даже «цену», было заново осознано в XX в. - но не философами или инженерами, а бизнесменами.
Психология достижений за гранью достигнутого
В 2013 г. АНО «ЦНПРО» издало книгу Д.Б. Богоявленской и М.Е. Богоявленской «Одаренность: природа и диагностика»9. В 2014 г. издание было удостоено премии «Золотая Психея» за 2013 г. Мой отклик на нее опубликован в «Психологической газе-те»10. Это размышление - в продолжение начатого диалога.
Может возникнуть вопрос: а нуждается ли в рецензии книга, уже принятая психологическим сообществом, уже признанная им событием в собственной жизни? Мне кажется, что именно это придает актуальность отклику на труд, значимость результатов которого для многих представляется бесспорной. Ведь даже рецензии пишутся не столько для авторов, сколько для читателей. А рецензент является лишь «соучастником» читательской рефлексии. И в этом смысле рецензия адресована ему самому, пытающемуся понять, что же именно изменила книга в его профессиональном сознании. Здесь я попытаюсь сделать то, чему препятствовала форма краткой рецензии: взглянуть на саму книгу как на развивающийся феномен творчества. Тем более что именно в таком качестве он и предстает в книге.
А уникальна она во многих отношениях. Хотя бы в том, что в ней продолжено исследование, которое Д.Б. Богоявленская начала четыре десятилетия назад. В своих завершенных моментах - это
современная психологическая классика. Результаты этого исследования излагаются в учебниках, метод креативного поля объединил вокруг себя научную школу, которая, помимо всего прочего, пополнила психологию самобытной фактологией. И не только психологию - без нее и ее осмысления сегодня непредставим полидисциплинарный корпус знаний о творчестве.
Впрочем, как показало время, в это исследование заложена куда более мощная «развивающая интрига» (Н.Н. Поддьяков), чем это могло показаться вначале - на рубеже 60-70-х гг. XX в. Рискну предположить, что и его зачинательнице - Диане Борисовне Богоявленской.
Оказалось, что модель Д.Б. Богоявленской релевантна значительно более широкому кругу явлений, чем это изначально предполагала она сама. По сути, автор явила пример того, что она изучала все эти годы. Подтвердив правомерность трактовки творческой, в ее терминологии, интеллектуальной инициативы как стремления и способности к выходу за пределы не только исходных требований задачи, но и самостоятельно очерченного самим человеком горизонта целей. Показала она и то, что масштаб этого горизонта хоть и трудно, но можно оценить при помощи специально разработанного, «сверхтонкого» метода.
Метод креативного поля, разработанный Д.Б. Богоявленской, уже изначально представлял собой не просто попытку усовершенствования, повышения валидности инструментария исследования творчества. В нем автор выразила свое принципиально иное - по сравнению с традиционным - понимание творчества. Поэтому речь справедливо шла об именно методе, а не методике, о понятии «в действии», которое задает и способ воссоздания своего содержания в эксперименте. Развивающееся научное понятие, как известно, тяготеет к тому, чтобы стать теорией. Свою теорию в систематическом виде Д.Б. Богоявленская впервые развернула 30 лет назад -в монографии «Интеллектуальная активность как проблема творчества»11. Тогда казалось: тема если не исчерпана, то раскрыта настолько, что остается заниматься лишь «приложениями». Но последующие годы - заметим, в полное подтверждение концепции Дианы Борисовны - показали, что все зависит от того, какую позицию по отношению к своему открытию займет сам открыватель.
Вроде бы очевидно: творчество - всегда выход за рамки наличной ситуации и способов действия в ней. Вопрос: где искать эти рамки? Принято считать, что они «оговорены» в условиях или требованиях задачи. Даже если ее поставил перед собой сам решающий. Сам поставил, сам «оговорил», сам решил. Исполнил и ис-
полнился. Что может быть лучше? Но это - скорее, позиция «демиурга», нежели творца. Н.А. Бердяеву (в «Смысле творчества»12), философия которого во многом построена на преодолении догматов ветхозаветного православия, недаром понадобился «восьмой день творения», вобравший в себя человеческую историю. День, когда в сотворчество с Богом вступает человек (сюжет старый - от Августина Блаженного, подхваченный затем Пико делла Мирандо-лой, а после него Декартом), внося свою «интригу» в исполнение замысла Творца, хотя и не в противоречие ему. Метафора «восьмого дня» по-своему передает и суть того, что открыла Д.Б. Богоявленская, и того, как она это сделала.
Ведь творчество с психологической точки зрения, как оно трактуется Д.Б. Богоявленской, это продолжение деятельности после того, как она в определенных границах успешно выполнена, со значительной долей риска не повторить успех. Или точнее -инициативное развитие деятельности: и «вглубь» и, в силу этого, «вширь».
Так и авторский метод креативного поля оказался не только удачной «эвристикой» для психолога, изучающего творчество. Он и свою «эвристическую» функцию полноценно выполняет лишь в том случае, если в методе, вслед за его создателем, будет усмотрено нечто большее - объяснительный принцип подхода к анализу творческой одаренности. Единицей анализа при этом выступает «интеллектуальная активность», феномен, который как раз был выявлен более 40 лет назад методом креативного поля.
Попутно выяснилось, что в рамках его подхода получают новое содержательное толкование феномены, которые и ранее исследовались в психологии: мыслительное обобщение, целеполагание, мотивация поискового действия. К этим феноменам принадлежит и одаренность, систематического изучения которой, насколько я понимаю, Д.Б. Богоявленская не планировала, приступая к анализу интеллектуальной инициативы четыре с лишним десятилетия назад. Творить и инициировать (самоинициировать) творчество -это разные вещи! Первое - способность, второе - дар. До работ Д.Б. Богоявленской психология одаренности являлась «психологией достижений», в них и благодаря им - стала «психологией постижения за гранью достигнутого».
И вот эта «вторая психология» и есть собственно психология одаренности. Тогда как творчество можно изучать и как процесс достижения.
Но в том и проблема, что в психологии творческая одаренность изучалась преимущественно по «факту достижений» - вне каче-
ственного анализа динамики процесса творчества, которая в этом случае приобретает особенности, которыми нельзя пренебречь. И с точки зрения исследования одаренности, и с точки зрения исследования творчества. Ведь и специалисты в области изучения творчества рассматривали одаренность лишь как «особый случай», а не как «развитую форму» изучаемого, обращение к которой приближает к постижению главного в творчестве.
Отделение «творчества» от «нетворчества» - лишь «первое приближение», навскидку (само по себе порой - непростая задача для психолога). Лишь исходя из неоднородности спектра явлений творчества, которые имеют свою типологию, соответствующую уровням интеллектуальной активности (ИА), в тенденции стремящейся к своей вершинной - инициативной форме, можно исследовать творчество «изнутри».
Кстати, тот факт, что общепсихологическое понятие интеллектуальной инициативы позволяет раскрыть природу одаренности, свидетельствует о том, что сама она является столь же исключительным, сколь и универсальным, «общечеловеческим» феноменом. Это, с одной стороны, определяет весьма специфические требования к его анализу, с другой - задает особые приоритеты психолого-педагогического сопровождения одаренности в разных сферах социальной практики. С этих позиций в книге впервые представлен механизм становления одаренности в онтогенетической развертке. Д.Б. Богоявленская, ее ученики и последователи давно изучали интеллектуальную инициативу на материале разных возрастных срезов. Теперь проведено полноценное генетическое исследование (с элементами лонгитюда), итогом которого стало создание периодизации развития творческих способностей и одаренности. Основной вклад в это внесла соавтор Дианы Борисовны - Мария Евгеньевна Богоявленская.
Подъем по «ступенькам творчества» предполагает «прираста-ние субъектности». Казалось бы, уже по определению творчества не бывает без субъекта. Более того, именно в творчестве человеческая субъектность по-настоящему обнаруживается и раскрывается. Тем не менее факты «бессубъектного» решения творческих задач или «ограниченного включения» субъекта в процесс их решения встречаются сплошь и рядом далеко не только в стенах психологической лаборатории.
Человек, пусть даже «неординарным» способом, решил задачу и «закрыл тему». Необходимость исчезла, интерес пропал. Человек проявил себя в качестве «решателя», solver (термин, которым психология обязана А. Ньюэллу, Дж.С. Шоу и Г.А. Саймону - разра-
ботчикам «General Problem Solver», одной из первых эвристических программ для электронно-вычислительных устройств в 1950-е гг.), в лучшем случае - «актора» (говоря языком современной западной философии и социологии), но не субъекта. Деятельность сама его захватила и сама его отпустила.
Совсем другое дело, когда человек, решая задачу (подчас вполне успешно), прерывает процесс решения, поскольку неожиданно сталкивается с новой проблемой, которую он формулирует как «сверхзадачу» с требованиями, никак не укладывающимися в те, что ему предъявили (он предъявил себе сам) поначалу.
Проблематизация содержания исходной частной задачи, которая «внепланово» преобразуется в общую, характеризует «стиль» мышления творчески одаренных людей. И... обычную субъектную позицию в деятельности, к пониманию сути которой подводит анализ случаев одаренности. Ведь так формируется образ новой деятельности, не отменяющей необходимости завершить прежнюю и получить результат. Но лишь заодно - наряду с исходной сразу решив целый класс частных задач. «Обобщение с места» - феномен, зафиксированный еще в экспериментах гештальтистов, а задолго до них под разными именами известный философам (включая и такое неблагозвучное для обыденного уха, как «спекулятивное мышление» у Гегеля). Но если раньше с этим идентифицировалась важная интеллектуальная трансформация, то для авторов в ней проступает механизм порождения деятельности, который связан с коренным изменением типа целеполагания.
Приведу хорошо известный пример. Разработки, которые велись в советском ВПК, дали старт целому ряду прорывных фундаментальных исследований, которые, в свою очередь, предопределяли реальные, в буквальном смысле слова - космические прорывы страны и человечества в целом. М.В. Келдыш, Президент АН СССР, сочетал в одном лице «публичного ученого-фундаментальщика» и глубоко «засекреченного прикладника». И он, и знаменитые «главные конструкторы» никогда не зарекались от возможности «смены типа целеполагания» внутри своих проектов, мудро и гибко подходя к организации условий работы реализующих их коллективов. И это далеко не единственный пример «из жизни».
А «креативное поле» жизни действительно нельзя перейти. Хотя бы потому, что «та сторона» все время отодвигается вперед, а «эта» меняется вместе с идущим. Эту метафору вполне предметно наполняет содержание книги. Особенно там, где авторы рассматривают творческую одаренность в широком жизненном контексте, включая возрастную перспективу человека. И это рассмотрение
приводит к разрушению стереотипа, согласно которому одаренность «работает на опережение» возраста. Такой сценарий возможен и довольно част. Но это искусственный сценарий ускорения развития, который за ребенка своими требованиями, ожиданиями, притязаниями и оценками создают взрослые. Итог, как правило, один: все будущее одаренного ребенка остается в его прошлом (Л.С. Выготский). Или точнее - в прошлом взрослых, в их «про-лепсисах» (упреждающем взрослом понимании детской перспективы), как сказал бы Майкл Коул.
Талант - это магнит внутри, который притягивает великие подсказки. Но талант - еще внутренний реактор, который работает на пределе. А если еще не научился, если еще слишком молод, чтобы уметь им управлять. Ну, а когда талант сверхмощен, то ни годы, ни опыт, ни даже мудрость не уберегут от взрыва. Толстой «взорвался» перед самой смертью, не найдя лада с самим собой - пошел искать его по окрестностям. Надеясь не повторить судьбу своего героя Ивана Ильича, который умер в разладе. Что говорить о юных гениях? Для неокрепших духовных сил - собственный гений часто неподъемен. И взрывоопасен. Вундеркиндская планида - часто планида взрыва. Дух не поспевает за ростом таланта.
А, например, художница, Надежда Рушева, которую все так и запомнили девочкой, не успела «взорваться». Просто не дожила до «взрыва». И, похоже, ее дух и дарование были ровесниками. То, до чего дошел великий Хоукасай в рефлексиях преклонных лет, для Надежды было данностью впечатлений: «Я живу жизнью тех, кого рисую. Я их заранее вижу. Они проступают на бумаге, как водяные знаки, и мне остается их чем-нибудь обвести... » В школе она не нуждалась, а потому и не получала ее. Она с самого начала непринужденно играла в рисование, как играли великие мастера, правда, прежде пройдя многолетние штудии. А тяга к иллюстрированию высокой, сложнейшей литературы (от «Войны и мира» до «Мастера и Маргариты») тоже характерна для зрелого духа. Большие художники, и не все, к этому приходят далеко не сразу.
Она была в ладу с собой. И работала не «на взрыв». На разрыв, на разрыв аорты. Он и произошел, когда 17-летняя десятиклассница, мечтавшая не о «большом искусстве» (как многие вундеркинды) - всего лишь о мультипликации, которую обожала, собиралась в школу. Фантазировать о том, что могла бы создать Надежда Ру-шева, доживи она до своего седьмого десятка, бессмысленно. Это можно было бы увидеть только ее глазами. Как водяные знаки, которые проступают на чистом листе бумаге.
Отсюда - принципиален вывод авторов. Сформулирую его своими словами, но без ущерба для авторского смысла. Нормальный сценарий становления творческой одаренности - полноценное проживание возрастных периодов и эпох, соотнесенность творческих задач с «задачей возраста» (Э. Эриксон), с задачами ведущего типа деятельности, при условии, что ребенок занимает в ней субъектную позицию, участвует в ее развитии (самыми разными способами, которые описаны в детской психологии).
В развитии - с тенденцией превращения пространства этой деятельности в креативное поле.
Примечания
1 Личная страница Андрея Кончаловского [Электронный ресурс] // Facebook. URL: https://www.facebook.eom/a.konchalovsky (дата обращения: 08.01.2015).
2 Флоренский П.А. У водоразделов мысли. М., 1990. Т. 2. С. 171-173.
3 Кудрявцев В.Т. Рецензия на статью Ю.Д. Бабаевой «Роль эмоционально личностных факторов в диагностике и развитии одаренности детей и подростков» // Одаренный ребенок. 2004. № 5.
4 Там же.
5 Петровский В.А. Человек над ситуацией. М., 2010.
6 Выготский Л.С. Воображение и творчество в детском возрасте. 2-е изд. М., 1991.
7 Смайлс С. Саморазвитие умственное, нравственное и практическое. Минск, 2000.
8 Хайдеггер М. Вопрос о технике // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986.
9 Богоявленская Д.Б., Богоявленская М.Е. Одаренность: природа и диагностика. М., 2013.
10 Отзыв профессора В.Т. Кудрявцева на книгу «Одаренность: природа и диагностика» [Электронный ресурс] // Психологическая газета. URL: http://www.psy. su/feed/2679 (дата обращения: 17.01.2015).
11 Богоявленская Д.Б. Интеллектуальная активность как проблема творчества. Ростов на/Д, 1983.
12 Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989.
