CC BY
96
УДК 821.111
ТРАНСДИСКУРСИВНЫЕ СВЯЗИ ЮРИДИЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ТЕРМИНОВ ПРАВА АНГЛИЙСКОГО И ТАТАРСКОГО ЯЗЫКОВ)
© Г. Х. Шамсеева
Казанский национально-исследовательский технологический университет Россия, Республика Татарстан, 420015 г. Казань, ул. К. Маркса, 68.
Тел.: +7 (917) 227 38 43.
E-mail: gulnarashamseeva@mail.ru
В статье изучена проблема функционирования юридических терминов татарского и английского языков в тексте художественного произведения. Особое внимание уделяется анализу юридических терминов, которые используются в несвойственном им контексте. Детально рассматриваются разные жанры художественной литературы, где функционирует язык права.
Ключевые слова: юридическая терминосистема, юридический термин в тексте художественного произведения, криминальный роман.
Художественная литература - это особый вид искусства, занимающийся изображением действительности и использующий в качестве единственного материала слова и конструкции естественного языка. Однако анализ юридической терминологии в английском и татарском языках показал, что элементы языка права, элементы юридической терминологии активно применяются в разных жанрах художественной литературы и создают не свойственную ему коннотацию. Например, в английском языке: роман С. Шелдона - «Rage of Angels» («Гнев Ангелов»), «The Other Side Of Midnight» («Обратная сторона полуночи»); криминальный детектив М. Пьюзо «The Godfather» («Крестный отец»), повесть А. Кристи «Why did not they ask Evans» («Ответ знает Эванс»), повесть-сказка Л. Кэролла «Alice in Wonderland» («Алиса в стране чудес»); в татарском языке: романы З. Би-гиева «Мецнэр, яки ^зэл кыз Хэдичэ», («Тысячи или красавица Хадича»), М. Акъегета «Хисаметдин Менла»; Р. К. Карамиева «Каргышлы этаплар» («Проклятые этапы»), повесть Ф. Галиева «Урман еенец сере» («Тайна дома в лесу»); роман-трилогия Т. Галиуллина «Сает Сокманов», роман-хатира (воспоминания) А. Гилязова «Йэгез, бер дога!» («Давайте помолимся!») и многие другие.
Проведенное исследование показало, что в тексте художественного произведения юридические термины выполняют не свойственную им функцию - они наполняются новым, идейным, этическим и эстетическим содержанием. Анализ материала позволил сделать вывод о том, что в тексте художественного произведения юридические термины используются для создания необходимого колорита - изображения обстановки действия и речевой характеристики персонажей. Так, для создания соответствующей атмосферы, криминальный детектив М. Пьюзо «The Godfather» («Крестный отец») начинается с судебного процесса дела о попытке изнасилования. Отец потерпевшей, разочаровавшись в справедливости Закона понимает, что ему не стоит рассчитывать на коррумпированных судейских чиновников, покрывающих влиятельных
преступников: «Amerigo Bonasera sat in New York Criminal Court Number 3 and waited for justice; vengeance on the men who had so cruelly hurt his daughter, who had tried to dishonor her. The judge, a formidably heavy-featured man, rolled up the sleeves of his black robe as if to physically chastise the two young men standing before the bench. His face was cold with majestic contempt. But there was something false in all this that Amerigo Bonasera sensed but did not yet understand» [5, с. 3].
В рамках «своего» функционального стиля, юридический язык выполняет свойственную ему функцию - отправления правосудия, однако в «чужом» функционально-стилевом контексте он ярко проявляет себя и становится значимым. Писатели используют рассматриваемое свойство словесных знаков для изображения обстановки действия и речевой характеристики персонажей. Эти «инородные вкрапления», а точнее разнородные взаимодействующие друг с другом элементы в составе текста называются «культурными кодами» [1, с. 108]. «Всякий текст сплетен из необозримого числа кодов», которые представляют собой «перспективу множества цитаций, мираж, сотканный из множества структур» в рамках феномена интертекстуальности [2, с. 39].
Приведем диалог из повести А. Кристи «Ответ знает Эванс», в котором переплетены бытовой и юридический коды, каждый из которых способствует речевой характеризации персонажей:
Meanwhile, Amelia Cayman...was giving evidence. Deceased was her only brother, Alexander Pritchard...
«Did he seem in a happy and normal state of mind?»
«Oh, quite! Alex was always cheerful».
«So far as you know he had nothing on his mind?»
«There have been no money troubles of any kind, in his life recently?»
«Well, really, I couldn't say as to that» said Mrs.Cayman. «You see, he'd only just come back...»
«You know of no reason which might cause him to take his own life?»
«Oh, no, and I can't believe that he did such a thing. It must have been an accident...» [4, с. 26].
Повесть выдержана в разговорном стиле с широким использованием просторечия, и на этом фоне официальная речь коронера звучит очень серьезно, контрастируя с бытовой эмоциональной речью свидетельницы. Хотя в речи юриста не так уж много терминов, книжные обороты, обычно используемые в суде (a normal state of mind, other troubles of any kind, reason which might cause him to take his own life) вместе с бесстрастным тоном, выраженным литературно-правильными синтаксическими конструкциями, наглядно подчеркивают социальный статус и личностные свойства говорящего, а также создают торжественную атмосферу судебного процесса, в особенности на фоне реплик собеседницы. Атмосферу суда создают и слова автора, следующие за диалогом и содержащие судебные формулировки:
«The coroner.dismissed her. Then he addressed to the jury. Their task was to state how this man came by his death...The jury's verdict was prompt. We find that the deceased came to his death by misadventure... The coroner nodded approval. The inquest was over».
В произведениях А. Кристи, несмотря на детективный жанр, очень редко изображаются судебные заседания, и вышеприведенные эпизоды резко выделяются в контексте. Судебные коннотации несут высокую функциональную нагрузку. Например, в романе Сидни Шелдона «Гнев ангела», героиней которого является блестящий молодой адвокат Дженифер Паркер, описанию судебных заседаний уделяется большое внимание. Ловко жонглируя юридической терминологией, казалось бы даже в самых «бесперспективных» делах, она умело направляет исход судебного дела в нужное ей русло. Здесь особенно наглядно демонстрируется «сила слова», его способность воздействовать на присяжных заседателей, судью, общественность. «Jenifer took a deep, grateful breath. «Thank you, Your Honor». She picked up the covered box, held it up in her hands and turned to face to jury. «Ladies and gentleman, in his final summation the District Attorney is going to tell you that what you are about to see in this box is not direct evidence. He will be correct. He is going to tell you that there is nothing to link any of these weapons to the deceased. He will be be correct. I am introducing this exhibit for another reason. For days now, you have been hearing how the ruthless, trouble-making defendant, who stands six feet four inches tall, wantonly attacked Raymond Thorpe, who stood only five feet four inches tall. The picture that has been so carefully, and falsely, painted for you by the prosecution is that of sa-daistic, murdering bully who killed another inmate for no reason. But ask yourself this: Isn't there is always a motive? Greed hate, lust something? I believe - and I am staking my client's life on that belief - that there was
a motive for that killing. The only motive, as the District Attorney himself told you, that justifies killing someone: self-defense» [7, с. 106].
Таким образом, даже в рамках одного жанра функциональная значимость введения элементов юридического языка различна, не говоря уже о жанрах, далеких от юридической тематики. Юридическая терминология вскрывает не юридическую, а философскую, психологическую, культурную, духовно-нравственную сущность происходящего, осмысливаемую сквозь призму эстетических категорий. Фактография событий в художественном произведении - не самоцель, а средство осмысления бытия с позиций человеческих ценностей. Как сами художественные образы, так и слова, с помощью которых они создаются, содержательно и функционально не тождественны прототипам. Это относится, в частности, и к юридической терминологии, вовлеченной в художественный процесс.
При использовании статей закона в художественном тексте, они создают вокруг себя поле идейных и духовно-нравственных интерпретаций, обретая символический характер. В художественном тексте они претерпевают смысловой сдвиг от собственно юридического к философскому содержанию. Элементы правового языка предстают не в той ипостаси, в какой они предстают в юридических документах. Например, в «Проклятых этапах» Р. К. Карамиева: «НКВД “вчлеге”нец 1937 ел 31 декабрь карары белэн сез 58 статья буенча ун елга ирегездэн мэхрYм ителэсез» [13, с. 60].
В тексте художественного произведения юридическая терминология выступает в качестве характеристики явления и служит одним из средств создания необходимого колорита. Так, для создания соответствующей атмосферы в произведении М. Акъегета «Хисаметдин Менла» используются термины права, дающие самое общее представление о фактах жизни героев, которые описывается художником. Эти термины не являются результатом логических, следующих друг за другом доказательств. Они выступают здесь лишь в качестве фона. Следует отметить, что правовые понятия в произведении «Хисаметдин Менла» выражаются в основном арабскими лексемами с небольшим вкраплением русских заимствований, которые применяются в соответствии с нормами татарского языка, например, «Соцра бу ике дус “угырлый йери” диеп, щлисэя, Мохтардан шикэят иттелэр вэ, ялган шаЫтлык итеп, Мохтарны щлисэ хэбесханэсенэ яптырдылар» [8, с. 368], в то время как автор произведений «вЛYф яки ^зэл кыз Хэдичэ» и «ГенаЬ кэбаир» Захира Бигиева передает многие юридические понятия русскими лексемами, причем использует их в той форме, которая присуща фонетико-морфологическим нормам русского языка, например: «Кэлучелэр полиция илэ судебный следователь иде» или «Господин Андреев
окружной судта адвокатыцыз булыр» или «Олуг юрист Ибраhим бу повесткалы солдатныц кэлдекене белдеге кеби городовой вэ картчыкныц сейлэдеке CYЗлэрене hэм ишетте» [9, с. 45].
Проанализированные нами произведения татарских писателей (А. Гилазов, И. Салахов, Р. К. Карамиев) отличаются характерной особенностью - они описывают одну из самых зловещих страниц нашей истории - период репрессий. Лагерная жизнь, воспоминания репрессированных, череда бесконечных допросов - все это не возможно было бы описать без юридических терминов. Элементы языка права в данном случае являются не только характерным фоном произведений, но и составляют определенный стержень, насаживаемых на них событий.
Таким образом, если юридические термины в научной литературе являются наиболее распространенным средством выражения научных понятий и несут научно-познавательную функцию, то в художественной прозе они несут особую функцию, стилистическую. Иногда термины в художественных произведениях используются и в качестве средств речевой характеристики героев. В этом случае термины выступают как условные приемы косвенного описания среды, обстановки, интересов персонажей произведения. Знаменательно то, что читателю для понимания текста даже не обязательно точное знание содержания этих терминов. В некоторых случаях специальная юридическая терминология в прямой речи героев создает не столько речевой портрет, сколько сатирический эффект. Это можно наблюдать в тех случаях, когда юридический язык создает и усиливает комический эффект ситуации. В тематической области права, тесно вплетенной в общественную жизнь, имеется предостаточно коллизий, способных служить материалом и поводом для смеха. Юридические термины в таких контекстах обретают речевые смыслы и коннотации, в норме им не присущие, и выполняют не свойственные им речевые функции. Например,
Judge: Have you ever been up before me ?
Defendant: I don't know, Your Honor. What time are you up ?
Юридический термин to be up (before the court) «предстать перед судом» контаминирован здесь с бытовым выражением to be up («встать с постели»), а пространственное значение before заменено временным. Сценарий «Суд» подменен сценарием «Утренний подъем», и их существенное различие вкупе с несуществующим сходством наименований создает комический эффект. Этот прием называется «игрой слов». На нем же основан другой юмористический текст:
Judge: Have you ever appeared in court before ?
Witness: Yes, Your Honor.
Judge: In what suit?
Witness: My blue suit [6, с. 34].
Юридический термин suit «иск, судебное дело» омонимичен слову suit «костюм», на чем и основан комический эффект.
В отличие от английского языка, в татарской художественной литературе нами было выявлено незначительное количество примеров использования юридического дискурса в комическом жанре: «Шулай итеп, сайлаучым, сезнец тзкдим беренче укуда парламент аша узмады. Талашу мвмкинлеге квн тзртибеннзн алынмады...» [11, с. 6].
«... встэл, урындык, карават - hэммэсе бар. Кыскасы, Муса эфэнде асылзатлар камерасына урнаштырылган иде» [9, с. 35].
Большое количество комических текстов, связанных с правовой тематикой доказывает, что она предоставляет широкие возможности для юмора.
Очень частотен коммуникативный подход, названный переадресацией. Например, Reporter: I say, Judge you certainly have a tough-looking bunch of jailbirds and scoundrels to try this morning, haven't you?
Judge (grumbles): Not so bad. You're just looking at the wrong bunch-those are lawyers.
Репортер: Послушайте, Судья! Я вижу Вам нынче предстоит судить крутую шайку мерзавцев.
Судья (ворчливо): Да нет, все не так плохо. Вы не на ту шайку смотрите, это - юристы.
Многие судебные шутки основаны на том, что подсудимый извращенно толкует слова судьи. Это, наряду с подменой тезиса и переадресацией одна из стандартных схем создания комического в области «судебного юмора». Например: Judge (rapping his gavel): Order, please, order!
Defendant (in a grand-style manner): I'll have lobsters, caviar and Champaign in an ice-bucket.
Призыв судьи (Order - «соблюдайте порядок!»), обращенный к публике, подсудимый толкует как предложение сделать ресторанный заказ (Order! -«заказывайте!»), обращенный к нему. Тем самым он приписывает судье унизительную роль официанта. Несмотря на наличие насмешки, это все же не сатира, а юмор, поскольку коммуникативной целью этой шутки является увеселение слушателей, а не критика судопроизводства.
Зачастую критикуется судебная волокита, коррупция судейских чиновников, крючкотворство (бюрократизм) в ведении дел, беспринципность и пронырливость адвокатов, лжесвидетельство, несправедливость судебных решений, судебный произвол и многое другое.
Приведем ряд примеров сатирических текстов, относящихся к законодательству и правосудию.
«Please, Dad, tell me the story about the Forty Thieves».
«No, son; may be when you are older. You are too young to understand legislation».
Члены законодательного органа уподоблены сорока разбойникам «1001 ночи».
Таким образом, в рамках комического дискурса, как в рамках всякого «чужого» дискурса, юри-
дические термины приобретают свойства и функции, не присущие им в «своем» дискурсе. Они становятся амбивалентными, у них появляется фигуральный смысл, они обрастают коннотациями, у них смещается номинальная сфера, они начинают обозначать нечто иное, чем им «положено» [1, с. 122]. Они способствуют созданию юмористического и сатирического эффекта, раскрытию жизненных несообразностей, выработке «смехового» взгляда на вещи.
ЛИТЕРАТУРА
1. Пыж А. М. Функционально-прагматические и дискурсивные
аспекты использования английской юридической терминологии: Дис. ...канд.филол.наук. Самара, 2005. 187 с.
2. Косиков Г. К. Идеология, коннотация, текст. М: Прогресс,
1994. 302с.
3. Carrol L. Alice in Wonderland, 1999. М.: Manager, 1999. 160 p.
4. Christie A. Why didn't they ask Evans. M.: Manager, 2004. 288p.
5. Puzo M. The Godfather. URL: http://www.litru.ru/?
book=740&description=1
6. The book of American humour. N.Y.: Panther,1972. 197 p.
7. Sheldon S. Rage of angels, N.Y., G.C.P., 504 p.
8. Акъегет М. Хисаметдин Менла. Казан, 1968. 456 с.
9. Бигиев З. Зур генаЬлар. Казан: Татар. кит. нэшр., 1991. 382 б.
10. Галиев Ф. YтеpYче якында гына йери. Казан: Татар.кит.нэшр., 1994. 255 б.
11. Галиуллин Т. Сэет Сокманов. Казан: Татар.кит.нэшр., 2005. 656 б.
12. Гыйлажев А. Йэгез, бер дога! Казан: Татар.кит. нэшр.,1997. 448 б.
13. Кэрамиев Р. К. Каргышлы этаплар. Казан: татар.кит.нэшр.,
1995. 264 б.
Поступила в редакцию 21.02.2012 г.
