CC BY
192
2009_ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА_Сер. 2 Вып. 4
УДК 94(37).08 Е. А. Пак
ТРАГЕДИЯ ЮЛИАНА ОТСТУПНИКА:
СТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ И ФОРМИРОВАНИЕ ВЗГЛЯДОВ РИМСКОГО АРИСТОКРАТА В УСЛОВИЯХ ДУХОВНОГО И ПОЛИТИЧЕСКОГО КРИЗИСА в середине IV в.
Император Юлиан Отступник, несмотря на весьма краткий период правления, оставил заметный след в римской истории. По версии церкви, Юлиан — исчадие ада на земле и гонитель христианской веры, тем не менее исследователи пришли к выводу, что Юлиан был человеком с широким кругозором и многочисленными талантами. Он успел проявить себя и как полководец, и как писатель, и как философ, и как политик и администратор. Юлиан правил империей лишь два года и умер, едва достигнув 32 лет, однако его жизнь и взгляды до сих пор привлекают внимание исследователей.
Особенно тщательно историки рассматривают попытку религиозной реакции, предпринятую Юлианом, и ее полный провал. Исследователи сходятся в мнении, что неудача постигла Юлиана потому, что предложенная им система уже не отвечала требованиям свого времени. Язычество отжило себя, поэтому императору просто нечего было противопоставить христианству [12. C. 178]. А. Б. Ранович называл Юлиана «посредственным писателем» и «заурядным политиком» [10] и полагал, что причина неудачи его религиозных мер состоит в том, что Юлиан руководствовался своими религиозно-философскими взглядами и совершенно не считался с реальным положением вещей
[10. С. 396-397].
По своей природе Юлиан был глубоко религиозным человеком. Н. Н. Розенталь утверждает, что «весь он, все особенности его характера — все развивалось только под влиянием религии» [11. C. 79]. Однако как же получилось, что Юлиан, племянник Константина Великого, перешел в ряды поклонников языческой религии? Т. Моммзен пишет, что исповедовать христианство в то время требовалось не от каждого человека в империи, но зато требовалось от всех представителей семьи Константина [9. C. 521]. По версии церкви, Юлиан был настоящим порождением ада, явившимся на землю «общим всем врагом и противником» [7. C. 78]. Интересна позиция христианского историка Сократа Схоластика, посвятившего времени Юлиана почти целую книгу своей «Церковной истории». Для него Юлиан — неопытный, бесхарактерный и увлекающийся юноша, попавший под влияние софиста Максима, причем Сократ замечает, что вначале Юлиан действительно был христианином (Socr. Hist. Eccl., III, 1). Многие историки придерживаются этой версии [2. Р. 45; 11. С. 47]. Н.Щеголев в своей статье «Юлиан и его отступничество от христианства» пишет, что мнение о случайном влиянии на юного императора софистов и языческих жрецов слишком поверхностно [13. C. 145]. Большинство ученых соглашается, что причина неприязни Юлиана к христианству кроется в его детских и юношеских впечатлениях от христианской религии, а
© Е. А. Пак, 2009
также в сильнейшем нервном потрясении, пережитом им в раннем детстве [8. С. 807; 3. Р. 51-52].
Флавий Клавдий Юлиан родился в ноябре или декабре 331 г. в Константинополе. Его отцом был сводный брат Константина Великого Юлий Констанций (Socrates, Hist. Eccl., III, 1). Базилина, мать Юлиана, происходила из знатной вифинской семьи и умерла, когда мальчику не было и года. Судя по всему, она была христианкой и перед смертью завещала свои поместья церкви [3. P. 50]. После смерти Константина Великого в 337 г. наследниками остались его трое сыновей от Фаусты: Констанций, Константин и Констант. Однако лишь 9 сентября 337 г. сыновья Константина объявили себя августами, поэтому до этого дня в империи продолжал царствовать «мертвый Константин Великий» [9. C. 509]. И в этот же день произошло печальное событие, вошедшее в историю под названием «Резня принцев», перевернувшее жизнь Юлиана и, несомненно, повлиявшее на формирование его личности. В ходе возникшего солдатского мятежа были убиты два сводных брата Константина Великого, в том числе и Юлий Констанций, отец Юлиана, семь двоюродных братьев Юлиана, а также два знатных приближенных ко двору: Флавий Оптат и Аблавий (Zos., II, 40). Шестилетний Юлиан и его брат, 12-летний Галл, избежали смерти, поскольку Юлиан был еще ребенком, а Галл страдал врожденной болезнью (Sozom. Hist. Eccl., V, 2). Юлиан считал, что август Констанций был организатором этого мятежа, о чем и упоминает в своих письмах к афинянам и сенату (Julianus. Ad Athenienses, 3), тем не менее историк Евтропий пишет, что кровавые события 9 сентября произошли «скорее по поощрению Констанция, чем по его прямому приказу» (Eutr., X, 9.1). Т. Моммзен придерживается мнения, что солдатский мятеж и участие в нем Констанция были спровоцированы тем, что сыновья Фаусты могли быть обделены властью и во главе этого заговора мог стоять племянник Константина Великого Далмаций [9. C. 512].
Но, даже избежав смерти, братья не могли чувствовать себя в безопасности. Констанций II, полагая, что дети могут вырасти и отомстить ему за гибель близких, постарался окружить их самой мелочной опекой и удалить от императорского двора. Воспитателем Юлиана стал Евсевий Никомидийский, видный церковный деятель того времени, выдвинувшийся еще при Константине Великом (Amm. Marc., XXII, 9), также ярый арианин Георгий, впоследствии епископ Александрийский. Но Евсевий был больше занят придворными интригами, чем своим учеником, хотя Констанций II желал, чтобы из Юлиана подготовили духовное лицо. Ведь Констанций II был весьма деспотичным человеком и не потерпел бы никаких претендентов на трон (Soz. Hist. Eccl., IV, 6). Поэтому Юлиан и Галл были отправлены в замок Мацеллум (Macellum) в Каппадокии (Soz. Hist. Eccl., V, 2; Theod. Hist. Eccl., III; Socrates. Hist. Eccl., III, 1). Здесь они провели долгих шесть лет, и здесь началось их образование. Это время показалось Юлиану невыносимым: его окружали христиане, они же были надсмотрщиками, присланными Констанцием наблюдать за ним. Ему преподавались учение и вера христианской церкви, но Юлиан помнил и верил в то, что христианами были и те, кто убил его близких, и те, кто сейчас держал его взаперти.
В это же время между арианами и православными шла ожесточенная борьба, поддерживаемая императором. Начавшиеся еще при Константине Великом теологические споры продолжились и еще более усилились при Констанции II. Положение усугубилось после того, как Констанций провел несколько мер, направленных против православных (Soz. Hist. Eccl., II, 7). Таким образом, пишет Феодорит Киррский, создалось такое положение, что «каждый христианский город оказался разделен на два противоборствующих лагеря» (Theod. Hist. Eccl., III, 4). К тому же среди христиан, обратившихся
при Константине Великом, было много тех, кто сделал это из корыстных побуждений. Ведь смена вероисповедания открывала дорогу к легкой наживе или быстрому карьерному росту (Euseb. Hist. Eccl., X, 7). Столь неблагоприятные симптомы могли навести на мысль о том, что христианство не так сильно, и его можно сокрушить. Между тем язычество, утратив положение официальной религии, потеряло внешние преимущества, но продолжало прочно удерживать позиции внутри римского общества, тем более, что Константин Великий был лоялен по отношению к язычникам.
Объявляя христианство государственной религией, Константин все же не решался открыто выступить против традиционной религии. Возможно, он осознавал значение язычества для общества [1. P. 54]. Судя по его эдиктам, были запрещены лишь самые безнравственные ритуалы и жестокие жертвоприношения, а также гадания частного рода. Язычникам запрещалось приносить жертвы, и некоторые языческие храмы были закрыты (Euseb. VC, III, 54). Особенности старой религии сохранились в официальных церемониях, например, Константин Великий до самой смерти оставался верховным понтификом, что предполагалось его статусом.
Сыновья императора старались придерживаться той же толерантной политики, хотя среди частных лиц возникали идеи об искоренении язычества. В частности, между 340 и 350 гг. появилось сочинение Юлия Фирмика Матерна «Об ошибках языческой религии» («De errore profanarum religionum»). В 341 г. Констанций и Констант подтверждают эдикт отца о запрещении практики гадателей и ночных жертвоприношений (Cod. Theod., XVI). Поэтому язычество если и потеряло статус официальной религии, как идеология общества оно оставалось все еще очень сильным, поскольку было теснейшим образом связано с самим римским государством, с его законами, бытом и культурой. И римская аристократия была неприятно удивлена тем, что статус религии их государства и предков понижен и что это место занято какой-то маргинальной верой с Востока [4. C. 58].
На стороне язычества оставалось и великое культурное наследие — литература, образование, искусство, философия. Языческие школы в Эфесе, Милете, Каппадокии, Никомидии, Александрии, и особенно в Афинах, привлекали учеников со всей империи. Преподавали в них софисты, посвящавшие слушателей в тайны риторики и красноречия. Даже такие известные церковные деятели, как Григорий Богослов и Василий Великий, посещали афинскую школу. Важную роль также играла и философия неоплатонизма. Эта философская система вобрала в себя все знание философских учений древности и установила связь между религией и философией. Целью неоплатоников было соединение эллинского политеизма и восточных мистических учений, создание нового принципа духовной и нравственной жизни. Наиболее известными представителями неоплатонизма в это время были Евстафий Каппадокийский, Максим Эфесский, Приск, Саллюстий, Хрисанфий, Эдесий. На волне интереса к этому философскому учению в обществе распространились гадания, суеверия, астрология, и интерес к язычеству не снижался. Параллельно старая религия продолжала воздействовать на умы посредством литературы, изобразительного искусства, театра.
Поэтому впечатлительному Юлиану, проводившему свои дни в отдаленном замке среди чужих ему людей, испытывавшему постоянный страх за свою жизнь, христианство должно было представляться ненастоящей религией. Оно было для него абсолютно непривлекательным, настолько отрицательными были его детские впечатления от этой религии и ее представителей. Тем не менее подозрительность научила его быть осторожным и хитрым, поэтому Юлиан продолжал прилежно изучать священные книги и усердно молиться. В свободное время он с наслаждением погружался в загадочный,
таинственный и увлекательный мир греческих мифов, в который ввел его старый евнух Мардоний (Socr. Hist. Eccl., III, 1). В частности, Мардоний познакомил своего подопечного с поэмами Гомера, и этот древнегреческий поэт стал любимым писателем Юлиана (Julian. Misopogon). Именно гомеровские поэмы обратили восприимчивого подростка к язычеству [4. C. 76]. Целыми днями он предавался чтению древних авторов, восхищаясь подвигами героев, и благоговел перед человеческим гением Гомера. Остальными учителями Юлиана были христиане: грамматику он изучал у лакедемонянина Никокла, риторику — у Экиволия (Socr. Ibid.). По стечению обстоятельств или согласно с духом времени они были людьми весьма невысоких моральных качеств. Особенно это касается Экиволия. Сократ сообщает, что Экиволий был константинопольским ритором, который при Констанции показывал себя пламенным христианином, при Юлиане — страстным язычником, а после Юлиана опять хотел стать христианином (Socr. Hist Eccl., III, 13). Н. Н. Розенталь считает, что Юлиан не воспринял учение христианской церкви потому, что вокруг него не было действительно сильных в вере и духе людей [11. C. 68]. Его экзальтированная по природе натура не видела смысла в сухом и механическом изучении Писания и во внешнем благочестии, зато стремилась к запретной языческой вере.
Тем временем подозрительный Констанций успокоился, и в 349 г. по его приказу Галла отправили в Эфес, а Юлиана — в Константинополь (Soz. Hist. Eccl., V, 2; Socr. Hist. Eccl., III, 1). Там он продолжал усердно учиться, посещая школу под присмотром Мардония. В это время Юлиан еще был христианином (Socr. Hist. Eccl., III, 1). Тем временем успехи Юлиана в учебе и его прилежность и сосредоточенность обратили на него внимание общества. Многие решили, что такой добросовестный человек будет хорошим правителем. Это серьезно обеспокоило правителя Констанция. Поэтому через шесть месяцев после приезда в Константинополь император отправляет Юлиана в Малую Азию, в частности в Никомидию, однако запрещает слушать софиста Либания, изгнанного за приверженность к язычеству из Константинополя и открывшего школу в Никомидии (Ibid.). Но Юлиан сумел обойти этот запрет: он нанял человека, который ходил и слушал Либания, а потом пересказывал услышанное Юлиану. Впоследствии Либаний говорил, что Юлиан запомнил его учение гораздо лучше тех, кто посещал его школу.
В Никомидии Юлиан также познакомился со знаменитым софистом Максимом Эфесским. Сократ Схоластик считает, что именно Максим Эфесский обратил Юлиана от христианства к язычеству и даже возбудил в нем желание к единоличному правлению (Socr. Hist. Eccl., III, 1). В.В.Болотов пишет, что отправка Юлиана в Ни-комидию была огромной ошибкой Констанция, ведь в Константинополе ему было бы несравненно легче оградить Юлиана от пагубного влияния язычества [5. C. 194]. Во время своего пребывания в Никомидии и Малой Азии Юлиан установил отношения со многими представителями языческой интеллигенции, о чем свидетельствует его переписка. Следует упомянуть некоторых адресатов его писем в это время: ритор Евагрий (1-е письмо), Приск (5-е, 6-е и 7-е), Максим (13-е), философ Евстафий (20-е, 21-е и 22-е). В письме к верховному жрецу Феодору Юлиан пишет, что его посвятил в языческие мистерии тот же человек, который посвятил и Феодора (Julian. Ep. 44, Ad Theod., 452).
Когда слухи о том, что Юлиан слишком увлекся философией, дошли до Констанция II, Юлиан, боясь за свою жизнь, что называется усилил маскировку под благочестивого христианина и стал вести почти монашескую жизнь. «Он остригся наголо, показывал вид, будто ведет жизнь монашескую, и, тайно занимаясь философией, явно читал Священное Писание христиан, был даже поставлен чтецом никомидийской Церк-
ви и, посредством такого притворства, спасся от гнева царского» (Socr. Ibid.). Однако у императора в это время появились и другие заботы. В 350 г. в результате военного переворота в Галлии был свергнут и убит его брат Констант, и 18 января 350 г. власть в Галлии захватил узурпатор Франк Флавий Магненций (Zos. II, 42; Aur. Vict. Epit. 42, 12). Констанций в это время продолжал войну с персами, начатую еще Константином Великим. Поэтому в 351 г. Галл был назначен цезарем, и ему Констанций поручил вести военные действия на Востоке (Amm. Marc., XIV, 11). Сам Констанций выступил против Магненция и разбил его в сражении у Мурсы (Amm. Marc., XV, 5; Aur. Vict. Epit., 42, 15). В 353 г. Магненций, оставленный своими сторонниками, покончил жизнь самоубийством (Eutr., X, 12; Aur. Vict. Epit., 42).
Таким образом, Констанций II снова сделался единоличным правителем империи. Галл ему уже не был нужен, да он и изначально был ни на что не годен [9. C. 516]. Как свидетельствуют Евтропий и Аммиан Марцеллин, Галл был человек жестокий, свирепый и грубый, и что если бы ему предоставили возможность править, он продемонстрировал бы в своем правлении все эти низкие качества (Eutr., X, 13; Amm. Marc., XIV, 1). Пороки развились в нем под влиянием удивительного переворота, с ним случившегося: вначале он был просто заложником, опасавшимся за свою жизнь, а потом вдруг стал цезарем. Также его супруга Констанция, сестра императора (Aur. Vict. Epit., 42), чрезвычайно гордившаяся своим происхождением, поощряла стремление Галла обрести влияние (Amm. Marc., Ibid.). Супруги пользовались донесениями целой сети агентов, выведывавших сплетни о знатных людях, для вынесения смертных приговоров. Даже Юлиан пишет, что в характере его брата присутствовали «черты дикости и резкости», но объясняет это тем, что Галл воспитывался в глуши (Julian. Ad Athenienses, 4). В 354 г. Констанций II под разными предлогами выманил Галла ко двору, лишив его поддержки собственных отрядов, и казнил его в Поле (Amm. Marc., XIV, 11).
После казни Галла Юлиана тоже вызвали ко двору. Его обвиняли в том, что он якобы участвовал в интригах Галла, а также в том, что, путешествуя по Малой Азии, он чересчур увлекся наукой. По приказу Констанция Юлиана поселили в местечке Комум, недалеко от Медиолана (Amm. Marc., XIV, 2). Он жил в постоянном страхе за свою жизнь, уповая лишь на милость богов и на благосклонность императрицы Евсевии. Она даже разрешила Юлиану обращаться к ней с просьбами, если он будет в чем-нибудь нуждаться (Julian. Ad Athenienses, 6). Евсевия имела существенное влияние на Констанция, поэтому вскоре убедила императора послать Юлиана учиться в Афины. Григорий Богослов пишет, что официальной причиной пребывания Юлиана в Афинах было посещение святилищ и памятников эллинской культуры, а на самом деле Юлиан собирался продолжить общение с языческими жрецами [7. C. 125].
Несмотря на то, что и в Греции за ним следили и пробыл он там недолго (шесть месяцев), Юлиан, несомненно, был счастлив находиться на эллинской земле и собственными глазами увидеть все великие достижения греков. Его заинтересованность в греческой культуре доходила до того, что на латыни он писал удовлетворительно, зато на греческом, по свидетельству Аммиана Марцеллина, как один из лучших писателей своего времени (Amm. Marc., XVI, 4). Он любил греческую историю настолько, что ни одно событие не выпадало из его памяти. Сравнивая язычество и христианство, Юлиан подчеркивал, что язычество расцвело в великой Греции, а христианство вышло из темной и необразованной Палестины, а значит, эллинская религия была, несомненно, выше [6. C. 103].
Тем временем Констанций, недолюбливавший Юлиана и опасавшийся его, принял
решение назначить Юлиана цезарем. Немалую роль в назначении Юлиана сыграла императрица Евсевия: она намекнула мужу, что необходимо на таком посту иметь родственника (Amm. Marc., XV, 8). В Галлии в это время усилились набеги франков и аламанов, магистр пехоты Сильван, посланный туда Констанцием, был устранен по сфабрикованному доносу (Amm. Marc., XV, 5). Сарматы угрожали дунайским рубежам империи, а на востоке продолжались персидские войны. Поэтому в 355 г. Констанций вызвал Юлиана ко двору и 6 ноября назначил его цезарем, выдав за него замуж свою сестру Елену, и затем отправил его в Галлию для отражения набегов франков и ала-манов (Socr. Hist. Eccl., III, 1).
Теперь Юлиану надлежало попробовать себя на новом поприще — полководца и администратора. Удивительно, но этот философ, романтик, прилежный ученик, любящий книги и философские беседы, весьма удачно перевоплотился в хорошего солдата. Сам он с негодованием пишет, что его ограничивали во всем и продолжали следить за каждым шагом: «двери на засовах, стража у ворот, руки моих рабов под строгим надзором, как бы ко мне не проскочила записочка от моих друзей. . . прислужники все чужие» (Julian. Ad Athenienses, 7). Несмотря на излишнюю экзальтированность и кажущуюся неприспособленность, Юлиан сумел за короткое время изучить военное дело с самых азов. Положение ухудшалось подозрительностью Констанция, он приставил к Юлиану охрану в 300 человек, которые на самом деле не должны были позволять молодому цезарю реально управлять делами. Начальник войск Марцелл был откровенно враждебен по отношению к Юлиану. Тем не менее Юлиану удалось добиться того, чтобы следующей зимой (356-357 гг.) Марцелл был заменен на более дружелюбного Севера. В 357 г. Юлиан одержал крупную победу у Аргентората (Страсбург), где наголову разбил превосходящие силы аламанов (Julian. Ad Athenienses, 8; Amm. Marc., XVI; Aur. Vict. Epit., 42, 12). Затем Юлиан навел порядок на Нижнем Рейне. Река и судоходство на ней находились в руках франков, и наместник Галлии Флоренций хотел выкупить это право, но Юлиан попросту напал на франков и, разбив их, восстановил судоходство, что было весьма важно для провинции (Amm. Marc., XVII). В Галлии наступил относительный мир, были восстановлены старые пограничные укрепления. Также он уменьшил налоговый гнет на провинцию, и популярность Юлиана возросла уже не только в войсках, но и среди населения. Аммиан Марцеллин упоминает, что после битвы при Аргенторате войска попытались провозгласить Юлиана императором, и ему еле удалось их успокоить (Amm. Mrc., XVI).
Военные успехи Юлиана и его удачные административные начинания, снискавшие ему популярность среди населения, раздражали Констанция. Но в 359 г. возобновились военные действия на востоке, и император не мог разбрасывать свои войска. Царь Сапор с крупными силами перешел Тигр и напал на римские владения. Констанций был вынужден отправиться на Восток. Тогда он потребовал, чтобы Юлиан передал ему вспомогательные отряды из галльских легионов. Однако в войске вспыхнул мятеж, поскольку варваров по договору не имели права отправлять из Галлии (Amm. Marc., XX, 8; Socr. Hist. Eccl., III, 1; Zos., III). 18 января 360 г. в г. Люцерна (Париж) солдаты провозгласили Юлиана императором Запада. Юлиан утверждает, что вовсе не хотел этого, но покорился воле богов (Julian. Ad Athenienses, 11). Однако Т. Моммзен называет это чистым лукавством: «... У того, кто так ответственно относится к своей задаче, как Юлиан в Галлии, у того, кто организует такой персидский поход, какой организовал он, у того есть честолюбие» [9. C. 526].
Став августом Запада, Юлиан обратился к императору с требованием признать его и очистить Запад от своих войск. Констанций, занятый войной с Сапором, не отреа-
гировал. Тогда Юлиан двинулся на Балканский полуостров (Amm. Marc., XX, XXI). Констанций выступил ему навстречу, но 5 октября 361 г. умер от лихорадки близ города Мопсокрены в Малой Азии (Aur. Vict. Epit., 42, 17). Здесь же 5 ноября 361 г. Юлиан был провозглашен императором.
Так в жизни Юлиана произошел еще один, решающий поворот, когда затворник из каппадокийского замка, чудом уцелевший в страшной резне, стал править огромной Римской империей. Аммиан пишет, что «какая-то счастливая звезда сопровождала этого молодого человека от его благородной колыбели до последнего его вздоха» (Amm. Marc., XVI, 1).
Со стороны может показаться, что Юлиан, ставший императором в 30 лет, получивший отличное образование, встречавшийся с самыми известными философами своего времени, человек, одинаково популярный и среди населения, и среди войск, действительно баловень судьбы. Однако на самом деле Юлиан заплатил высокую цену за то, чтобы стать императором — он стал отступником, и под этим именем остался в веках. Многие забыли, каким талантливым писателем он был, каким храбрым военным и предприимчивым политиком, он запомнился людям лишь как последний император-язычник. У Юлиана были все задатки для того, чтобы стать не менее выдающимся христианским императором, чем его дядя, Константин Великий. Одаренный от природы и впечатлительный по натуре, он был необычайно восприимчив и гибок — христианская вера могла пустить корни в его душе. Он быстро учился, и при этом обладал необычайно глубокой силой веры и набожностью. В детстве такой человек представлял собой податливый материал, из которого можно было вылепить что угодно.
Однако Юлиан как будто родился не в свое время. В самом раннем детстве он пережил величайшую трагедию, наложившую отпечаток на формирование его личности. И немалая вина за это лежит на Констанции II, допустившем кровавую расправу над членами своей семьи. Констанций был христианином, и те, кто его окружал, тоже были христианами. Юлиан же был слишком мал, чтобы разбираться в догматических спорах внутри церкви. Поэтому он перенес свою ненависть на всю христианскую религию. Положение мог бы выправить человек истинной веры, хорошо образованный и преданный делу церкви, наставник, который сумел бы залечить раны в душе Юлиана. Но волею случая воспитателями Юлиана стали люди, далекие от какой-либо веры вообще, это были или политические интриганы, подобно Евсевию Никомидийскому, или корыстные карьеристы, подобные Экиволию. К тому же они воспринимали Юлиана как досадную помеху или как ценную вещь, которую требовалось охранять. Меньше всего воспитателей Юлиана волновало, каким растет их подопечный, что на самом деле привлекает его. Они обучали его, но не заботились о его духовном развитии. Об этом заботился евнух Мардоний, воспитатель матери Юлиана Базилины, перенесший свою любовь к ней на ее сына. Мардоний был язычником, как были язычниками и Либаний, и Максим Эфесский, представители языческой интеллигенции, разглядевшие в Юлиане необычайно одаренную в духовном плане натуру. Они приложили все силы, чтобы развить этот талант, и среди них Юлиан чувствовал себя своим.
По стечению обстоятельств Юлиану удалось побывать в местах, где зародилось и расцвело античное язычество,—в Греции, Малой Азии. На его глазах оживали гомеровские поэмы и античные мифы. Христианство не могло соперничать с язычеством по богатству интеллектуального и культурного наследия. Однако истинная причина того, что Юлиан стал отступником, — это глубокий духовный кризис империи, сопровождавшийся кризисом политическим.
Используемая литература
1. Chastel E. Histoire de la destruction du paganisme dans l'Empire d'Orient. Paris, 1850.
2. Naville H.-A. Julien l'Apostat et la philosophie du polytheisme. Neuchatel; Geneve, 1847.
3. Vogt J. Pagans and Christians in the Family of Constantine the Great // The Conflict between Paganism and Christianity in the Fourth Century / Ed. A. Momigliano. Oxford, 1953. P. 38-56.
4. Алфионов Я. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877.
5. Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. [Репринт]. М., 1997.
6. Буассье Г. Падение язычества. Исследование последней религиозной борьбы на западе в IV в. СПб., 1994.
7. Григорий Богослов. Первое обличительное слово на царя Юлиана / Григорий Богослов. Собр. творений: В 2 т. Т. 1. М., 2000.
8. Ковалев С. И. История Рима / Под ред. Э. Д. Фролова. М., 2006.
9. Моммзен Т. Римские императоры / Пер. с нем. Т. А. Орестовой. Отв. ред. Э. Д. Фролов. СПб., 2002.
10. Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. М., 1990.
11. Розенталь Н. Н. Юлиан Отступник. Трагедия религиозной личности. Пг., 1923.
12. Свенцицкая И. С. Раннее христианство: страницы истории. М., 1989.
13. Щеголев Н. Юлиан и его отступничество от христианства // Труды Киевской духовной семинарии. Т. 2. Киев, 1861. С. 146-159.
