CC BY
45
УДК 81:7.046.1
© Е.П. Березкина Трагедия невоплощенности в романе Н.А. Арнольди «Василиса»
(гендерный аспект)
В статье раскрывается традиционная тендерная модель слабой женщины, которая сделала попытку стать свободной, но конфликт иллюзий и действительности привел героиню романа «Василиса» Н.А. Арнольди к самоубийству. Утверждается, что поиск своего «Я» через мужчину, невозможность самореализации становятся гибельными, приводят к трагедии невоплощенности «новой женщины».
Ключевые слова: гендер, трагизм, самоубийство, русский роман второй половины XIX в., Н.А. Арнольди, «Василиса».
E.P. Beryozkina
The tragedy of non-incarnation in the novel "Vasilisa" by N.A. Arnoldi
(gender aspect)
The article reveals the traditional gender model of a weak woman who tried to become free, but the conflict of illusions and reality has led the heroine of the novel by N.A. Arnoldi "Vasilisa" to suicide. Finding oneself through a man, the impossibility of self-realization become disastrous, leading to the tragedy of non-incarnation of a "new woman".
Keywords: gender, tragedy, suicide, the Russian novel of the second half of the XIX century, N.A. Arnoldi, "Va-
silisa".
В современном литературоведении довольно часто обращается внимание на гендерный подход, позволяющий раскрыть новые аспекты в создании образной системы, трактовке героев и усилении конфликта произведения с учетом отражения символов женского опыта и их присутствия в тексте. Гендерная норма, принадлежащая прежде всего автору, становится основой для формирования гендерной поэтики.
Так, женщина-автор декларирует иное отношение к реальности в отличие от автора-мужчины, так как и она сама, и созданная ею героиня иначе переживают эту реальность в силу своих психологических различий, социальных статусов и культурных ролей. Во второй половине XIX века «изменились стереотипные представления о женственности, произошла глубинная трансформация женского образа, в частности, в творчестве таких писательниц, как Н.А. Арнольди, С.В. Ковалевская, С.И. Смирнова, Н.Д. Хвощинская, О.А. Шапир» [Березкина, 2011, с. 117].
В связи с этим обратимся к роману «Василиса» Н.А. Арнольди, опубликованному в 1879 г. в Берлине, в котором изображена трагедия молодой женщины, ищущей свое «Я», стремящейся к самореализации, но пришедшей к трагическому осознанию чуждости и невозможности самоосуществления.
Детство и юность героини Василисы Загорской изображены в ее воспоминаниях, как рефлексия на неприятное прошлое, в котором была холодность матери по отношению к дочери, жесткость и отчужденность гувернанток, стремящихся привить ей модель поведения в светском обществе. Религиозное воспитание Василисы - единственное, что позволяло ей чувствовать, сопереживать и мыслить: «Она начала рано думать о Боге и праведной жизни, о чем-то великом, о жертве или подвиге, которые она мечтала совершить. Вспомнилось, как, стоя на балконе, вечером, ей в первый раз пришла мысль о вечности» [Арнольди, с. 107]. Мысли юной героини о Боге возникают в связи с желанием обрести отца, защитника, направляющего на верный путь, а мысли о смерти и вечности указывают на ее противопоставленность светскому обществу, инаковость в чуждом мире.
Однако незрелая еще личность героини была сломлена, она пошла на самоотвержение, что приведет к трагическим последствиям: «Она (т.е. Василиса) сделала страшное усилие над своей природой, и весь пыл, вся молодая свежесть порывов стали мало-по-малу исчезать. Она утратила то, что невозвратимо - самобытность характера и цельность воли. В ней что-то надломилось, какая-то неведомая тонкая пружина лопнула, и весь процесс развития пошел по ложному направлению» [Арнольди, с. 107-108].
На данном этапе Василиса смирилась с существующим положением, почувствовала недостаточность собственных сил для продолжения сопротивления домашней и светской среде, в которой ценность жизни заключалась в соответствии заданной роли. Окружающий мир, в том числе и мужской, вселял в героиню страх, сковывал мысли, формировал социальный трафарет женской слабости, неразвитости, покорности судьбе. Немаловажную роль в этом сыграла мать Василисы, решившая как можно быстрее выдать дочь замуж. Брак оказался несчастным: героиня не испытала ни радостей семейной жизни, хотя и родила дочь, ни душевного удовлетворения от публичных светских визитов, хотя имела успех у мужчин.
Беременность, роды, первые месяцы заботы о дочери отдалили супругов, более того, Василиса все еще не может понять, любит ли она своего мужа. Как нечувствительный человек, он, в свою очередь, не может понять ее переживания за младенца, немотивированные страхи и сомнения, которые оказались предвестником преобразований в ее жизни. Произошло привычное для светских салонов событие - ее муж увлекся другой дамой - это еще больше усложнило и привело к кризису их семейную жизнь. Безразличное отношение мужа к Василисе Загорской, отсутствие довлеющей роли матери позволили ей в уединении вернуться к мыслям о самостоятельной жизни, укрепили ее в решении быть не такой, как все. В результате чего, она разошлась с мужем, или, как объясняла она сама: «купила у мужа свободу и право оставить у себя дочь ценою своего состояния» [Арнольди, с. 10]. Таким образом, можно считать, что второй этап самореализации имел у Василисы успех, она порвала с привычным светским обществом и переехала жить за границу.
В Европе героиня решила вести затворнический образ жизни, занялась воспитанием дочери и домашним хозяйством. Василиса стала воплощением всего высокого, духовного, святого: для нее важны идея долга и самоотречения во имя дочери. Но постепенно героиня начинает понимать, что замкнутость в сфере семейных интересов не приносит полного удовлетворения, возникают мысли о недовольстве столь узким жизненным пространством, раздумья о будущем, о смысле существования: «Иногда это однообразие жизни наводило на нее тоскливую скуку. «Зато я свободна!» - мелькнет у нее в голове. «Но на что мне эта свобода?» - опять задумается Василиса Николаевна. «Я веду жизнь затворницы: с утра до вечера все те же мелкие заботы, однообразные занятия. /.../ И так сегодня... завтра... каждый день... месяцы... годы!.. Какая цель всего этого? Какой смысл этой жизни? Наконец, жизнь сама, в чем она выражается? Где ее интересы и задачи?. Какое мое место? /.../ А все-таки как-то хочется жить, что-нибудь делать - подняться на ноги, не лежать беспомощно под давящим гнетом обстоятельств. Но как? За что ухватиться? Как взяться за жизнь, чтобы заставить ее быть полезной и счастливой?» [Арнольди, с. 14-15].
Общение Василисы Загорской с новым знакомым Борисовым приводит к внутреннему противоречию между сформированными у нее и неизжитыми до конца предрассудками дворянского общества и идеями о праве женщины на выбор и участии ее в общественной жизни, о праве на свободную любовь. Героиня посчитала новые идеи грехоподобными, пагубными, но как все новое, они были притягательны своим основанием - утверждением женской свободы.
Борисову Загорская представляется воплощением не только женственности, но и телесности: «во всякой жилке страсть бьет ключом. Такие женщины - сила. эти царицы красоты и наслаждения! А они умеют любить. Все их существо проникнуто огнем, в их глазах пьешь какое-то страшное счастье.» [Арнольди, с. 70-71].
В вопросе понимания любви и сексуальности задана гендерная оппозиция. В женском представлении вопросы любви и брака гипотетически могли быть свободными, но, как только эти вопросы коснулись сферы личных чувств и переживаний героини, она оказалась не готова к свободе их реализации. Для нее характерен поиск идеала, мечтательность, возвышенный строй души: «верила в способность души подниматься над всем земным и страстным и, одним взмахом крыла, достигать тех лазурных высот, где светит вечное солнце идеального счастья» [Арнольди, с. 80].
В мужском представлении нет разграничения на гипотетическое и практическое. В отношении свободы личных чувств Борисову рассуждения Загорской кажутся немотивированными, он видит в них только болезненную чувственность и рабскую приверженность прежним стереотипам, осознает отвлеченность стремлений Василисы, на что и указывает героине: «Вы относитесь ко всем почти вопросам довольно непрактично, то есть, с слишком идеальной точки зрения» [Арнольди, с. 42]. Для него характерна практичность, данность: «Борисов не верил в заоблачные
пространства и потому считал икаровы крылья, которые люди любят привязывать к своим плечам, одним из злых и вредных обманов человеческой природы» [Арнольди, с. 80].
Вначале Борисов пытается перевоспитать молодую женщину, старается направить ее помыслы и стремления в прагматическое русло, но, чувствуя ее внутреннее сопротивление, понимает всю бессмысленность своих усилий: «Как не расширяй перед вами горизонты, а ваша нравственная печень и селезенка все будут продолжать себе вырабатывать крохотные идеальчики по привычным шаблонам, все будет выходить та же старая песенка, только на новый лад» [Арнольди, с. 339]. Василиса не научилась воспринимать жизнь такой, какая она есть, не смогла стать вполне самостоятельной, поэтому ей была недоступна сфера социальной или политической реализации. Ее внутреннее «Я» было расколото, оно не нашло себя ни в муже, ни в Борисове, как и многие женщины, она создала для себя миф об идеальном мужчине и идеальных отношениях с ним. И этот миф находился в полном противоречии с действительностью, был не воплотим. Образ героини лишен однолинейности: жизнь Василисы в Европе представлена свободной от мужа, свободной в принятии решений и праве на выбор, однако внутренне она полна гендерных стереотипных страхов, которые не позволяют реализовать свои личные желания.
Конфликт между идеалом и действительностью, заложенный в романе, имеет трагическое разрешение, поскольку героиня не смогла выйти за рамки мифа и принять жизнь: «С детства усвоенные понятия о нравственности и добродетели были сильнее всех стремлений и логичных доводов. Они отделяли ее от любимого ею человека, не только материально, но и нравственно: целая бездна лежала между им и ею, и в этом она была последовательна» [Арнольди, с. 111]. Василиса Загорская прошла свой путь поиска, реализации самоидентичности, которые завершились трагедией невоплощенности - самоубийством героини.
К концу романа женщина остается совсем одна: дочка умирает от болезни, Борисов увлекается молодой девушкой Верочкой, которую она учила музыке и пыталась о ней заботиться, как о близком и родном человеке, возвращение на родину бессмысленно. Она остается наедине со своими мыслями, чувствами, переживаниями, вернее, она наедине с природой, огромным живым миром, полным звуков, запахов, движений. «Василиса подошла к краю воды. Полуночная тишина лежала на гладкой поверхности озера, как заколдованный сон; небесный свод подымался высоко усеянный бесчисленными мирами.
Она опустилась на колени.
- Господи!... Творец!... ежели не все немо и глухо в созданной тобою вселенной, ежели горе людей доходит до тебя. внемли!.. услышь меня! Я погибаю.
Далекие звезды мерцали тихо и мирно; вода слабо плескалась о берег; в воздухе пахло распускавшеюся сиренью. Василиса стояла перед великою разгадкою жизни. Ее смущенная душа не ощущала ужаса смерти; боль, от которой она рвалась, была мучительнее смерти» [Арнольди, с. 368].
Психологизм предсмертного состояния Василисы усилен обращением к Богу, отцу, в ней еще живет надежда получить знак свыше, мысленный ответ. У одного из исследователей в интерпретации финала романа «Василиса» Н.А. Арнольди обращено внимание именно на онтологическую связь: «Единственной спутницей Василисы становится природа, начинающая олицетворяться в ее сознании с космосом, Вселенной. Автором, на наш взгляд, намеренно подчеркивается покой и тишина, разлитые в природе. Страждущая и болящая душа героини должна прийти к успокоению, которое она усматривает в смерти. Душевное состояние Василисы определено автором: в нем не осталось места для страха перед физической смертью, а была лишь только боль. Все совпало: тишина природы, тупая боль души, переход из жизни в небытие» [Березкина, 2004, с. 114].
Мысли о смерти появлялись у главной героини романа задолго до ее осуществления: замужество в его неприглядной форме воспринималось ею как смерть, скука заграничной жизни была в ее представлении не лучше смерти, приезд в Женеву к Борисову по своему резкому контрасту показался ей смертью. Все эти случаи явились показателями сильных эмоциональных потрясений Василисы. Затем образ смерти непосредственно посетил дом Загорской, когда умерла от болезни ее маленькая дочь. В следующий раз, за три дня до самоубийства, героиня восприняла упавшую в воду шаль символическим знаком. Произошло взаимозамещение: ненужная вещь - шаль - не нашедшая себя в этой жизни Василиса Загорская - ненужная жизнь.
Последнее объяснение героини с Борисовым воспринимается ею как крайняя степень, способная разрешить жизненные проблемы: «Ей представилось, что перед ней внезапно раскрылась черная, огромная бездна, и ее тянуло подойти к самому краю и смотреть в нее» [Арнольди,
с. 360]. Никакие новые принципы, рассуждения о свободном выборе жизненного пути не могли убедить ее в очевидном: «.она понимала, что все было кончено! /.../ .возможно ли теперь жить? /./ .его простое отрицание было для нее смертным приговором. Стало быть, все, на что она полагалась, утрачивало смысл, обращалось в ничто! /./ Что же теперь делать?.. И Василиса стала думать о смерти, о смерти добровольной, как о единственном выходе. Она испытывала потребность сбросить с себя непосильную ношу, укрыться в темноту бессознания и небытия» [Арнольди, с. 365-366].
Самоубийство героини разрешило конфликт между Василисой и Борисовым, между гипотетическими представлениями о свободной жизни и ее реальной зависимостью от мужчины, между созданным ею мифом и далекой от него действительностью.
Усиление трагизма в романе происходит за счет противопоставления смерти и жизни. Автором описана прекрасная весенняя ночь с ее звуками, красками, запахами, описана не менее прекрасная музыка, доносящаяся из дома, и великое желание любящих людей жить.
«И в эти чудные мгновенья
Ни разу мне не довелось .
Кончила Вера романс. Нежные, страстные звуки наполняли чуткую тишину ночи и неслись над поверхностью озера. Голос Веры умолк и послышалось восклицание Борисова:
- Ночь-то богатая какая! Жить бы да жить. и умирать не надо.
Василиса скользнула с последней ступеньки и погрузилась в воду. Черная, тихая гладь чуть колыхнулась» [Арнольди, с. 368-369]. Последний поиск самой себя оказался связан у героини с миром природы - мудрой, вечной, бесконечной в своих проявлениях и единой для всех веков, поколений, мировоззрений. Кризис всех взглядов и представлений Загорской, утрата смысла жизни, который она видела по-прежнему в мужчине, смерть собственных желаний не могли привести к другому решению, только самоубийству.
На следующее утро, когда безжизненное тело было поднято со дна пруда, Борисов прочитал над ним своеобразную эпитафию: «Это была чуткая и нежная натура; задатки были богатые, но надломленность характера мешала идти с уверенностью по избранному пути и привела в конце концов все силы к нулю. Этот хороший человек был вполне непригоден к самостоятельной, нравственной жизни; его заедал и заел до конца внутренний анализ. Современная жизнь создала новые стремления, выработала новые идеалы: .действительность со своими требованиями втягивает их в общий водоворот и рано или поздно, окончательно сломив их, выбрасывает как ненужных на берег. Мир их праху» [Арнольди, с. 376]. Как изменился его взгляд на женщину, которой он когда-то любовался, теперь он говорит не конкретно о Василисе, а о людях ее типа. В его речи присутствует четкость, логичность, можно сказать, научность, стремление к терминоло-гичности, нет ничего личного, показывающего его чувственный эмоциональный мир, что в целом свойственно сугубо мужской гендерной позиции.
Гендерно маркированная слабость главной героини, заданная практически с первых страниц романа, не претерпевает существенных изменений в дальнейшем. Таким образом, Н.А. Ар-нольди при создании образа главной героини продолжает сложившуюся в русской литературе традицию изображения женщины как жертвы, слабой и беззащитной, нуждающейся в постоянном сильном мужчине. Изменение гендерной оппозиции, по мнению писательницы, могло привести к трагической развязке, подобной самоубийству.
Литература
1. Березкина Е.П. Художественное воплощение гендерной оппозиции феминность / маскулинность в русской литературе второй половины XIX в. (на материале романа Н.Д. Хвощинская «Большая Медведица») // Вестник Бурятского государственного ун-та. Филология. - 2011. - Вып. 10.
2. Арнольди Н.А. Василиса: роман: в 4 ч. 2-е изд. - СПб., 1909.
3. Березкина Е.П. Типология женских образов в народническом романе (на материале творчества Н.А. Арнольди, С.И. Смирновой, Н.Д. Хвощинской, О. А. Шапир): дис. ... канд. филол. наук. - Улан-Удэ, 2004.
Березкина Елена Петровна, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Бурятского государственного университета, кандидат филологических наук. Тел.: (3012) 412559, +7-9503870931; e-mail: beryozkina-lena@yandex.ru
Beryozkina Elena Petrovna, assistant professor, department of Russian literature, Buryat State University, candidate of philological sciences.
