CC BY
45
провинциального городка: «То вот Иван Иваныч идет к Петру Петровичу... Там проскакал сломя голову жандарм. Если, наконец, встретятся незнакомые, они остановятся и оборотятся раза два» [Гончаров, с. 65]. И, наоборот, писатель часто использует настоящее время, чтобы конкретизировать, проиллюстрировать или детализировать факт или процесс отвлеченного свойства: «Зато со своим приятелем Костяковым он виделся каждый день. То старик сидит у него целый день, то зазовет к себе Александра на щи. [Гончаров, с. 258]. Или: «Адуева просидела целый день молча, не обедала и не ужинала. Зато говорил, обедал и ужинал Антон Иваныч. - Где-то он теперь, мой голубчик? - скажет только она иногда. - Уж теперь должен быть в Неплюеве, - отвечает Антон Иваныч» [Гончаров, с. 54]. Иногда настоящее используется для изображения замедленного времени: «Гребцы машут веслами.Пот градом льет.- «Живее!» - сказал он. Как они принялись махать! Весла так и затрепетали по воде.» [Гончаров, с. 114]. Можно предположить, что использование грамматической формы настоящего времени связано с семантической выразительностью глаголов несовершенного вида.
Таким образом, пространственные и временные планы изображения, или точки зрения, в «Обыкновенной истории» характеризуются разнообразием, вариативностью, множественностью соотношений, что образует сложную многомерную структуру и определяет композицию произведения. Как специфически «гончаровский» прием выделяем частую и гармоничную смену пространственных точек зрения, функциональную роль которой полагаем в увеличении числа ракурсов видения и достижения тем самым объемности изображения. Временные позиции отличаются усложненностью в силу имплицитной формы проявления точки зрения автора и эксплицитной - героев.
Литература
1. Гончаров И.А. Обыкновенная история // Гончаров И.А. Собр. соч.: в 8 т. - М., 1977. - Т. 1.
2. Успенский Б.А. Поэтика композиции // Успенский Б.А. Семиотика искусства. - М., 1995.
3. Тамарченко Н.Д. Точка зрения // Введение в литературоведение. - М., 1999.
Гузь Наталия Александровна, профессор кафедры русского языка и литературы Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина, доктор филологических наук.
Тел. +7-9833566973; e-mail: gna@city.biisk.ru
Guz Natalia Alexandrovna, professor, department of Russian language and literature, Shukshin Altai State Academy of Education, doctor of philological sciences.
УДК 81:7.046.1
© Е. П. Березкина
МОТИВ СМЕРТИ В РОМАНЕ О.А. ШАПИР «ОДНА ИЗ МНОГИХ»
Рассматривается трагический исход героини романа О.А. Шапир «Одна из многих» - женщины второй половины XIX в., утратившей восторженные представления о новой жизни и не реализовавшей идеи эмансипации в семейном быту.
Ключевые слова: мотив, сюжет, трагизм, духовная гибель, самоубийство, русский роман второй половины XIX в.
E. P. Beryozkina
THE MOTIVE OF DEATH IN THE NOVEL "ONE OF THE MANY" BY O.A. SHAPIR
The article reviews the tragic outcome of the heroine in the novel by O.A Shapir "One of the Many"- a woman of the second half of the XIX century who committed suicide as a result of the loss of enthusiastic ideas about new life and unrealized ideas of emancipation in the family life.
Keywords: motive, plot, tragic element, spiritual death, suicide, the Russian novel of the second half of the XIX century.
В такой крупной эпической форме, как роман, может быть выявлено множество различных мотивов, представляющих структурно-семантические единицы произведения, позволяющие глубже раскрыть его проблематику, систему образов, композиционную структуру. Мотивы встречи - разлуки,
пути - дороги, сна - пробуждения, жизни - смерти чаще бывают представлены в своей бинарной оппозиции и служат выявлению авторской концепции и изображению внутренней духовной жизни героев. Мотив смерти является одним из смыслообразующих, философских, аксиологических и одновременно выполняет важную композиционную функцию романа. Чаще всего мотив смерти завершает произведение, усиливая его финал, что не позволяет разночтений, замыкает сюжет, придавая ему острый драматизм и даже трагизм.
Проблемы жизни и смерти, смерти и бессмертия, постижения смысла жизни были представлены в творчестве всех русских писателей как наиболее важные и мучительные. В русских романах второй половины XIX в. мотив смерти героя не был исключением. К нему неоднократно обращались Ф.М. Достоевский, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Н.С. Лесков, М.Е. Салтыков-Щедрин, С.М. Степняк-Кравчинский и др. Л. Шестов в книге «На весах Иова» писал о том, что Гоголь, Достоевский и Л. Толстой через осознание и изображение смерти подошли к раскрытию всех нравственных проблем современности [Шестов]. Именно проблема смерти выводила писателей к трагизму человеческого существования, обнаруживающего подлинные ценности бытия и открывающего путь к свободе нравственного выбора личности.
В женской беллетристике 1870-1880-х гг. обращение к мотиву смерти позволило писательницам усилить трагическое мироощущение коренных изменений в жизни общества. Н.А. Арнольди, С.И. Смирнова, О.А. Шапир обратились к рассмотрению женских характеров в пореформенное время и исследовали такие черты поведения героинь, которые, вместо естественного проявления своей сущности - рождения жизни, утверждения ее, пришли к противоестественному собственному разрушению - самоубийству.
Романы 1870-1880-х гг. «Василиса» Н.А. Арнольди, «Огонек» С.И. Смирновой, «Одна из многих» О.А. Шапир отразили сложные внутренние переживания героинь, метания между старым дворянским укладом и образом жизни и новыми демократическими стратегиями поведения. Мотив смерти, а, точнее, самоубийства представлен во всех трех романах, подробнее остановимся на произведении О.А. Шапир «Одна из многих». Можно предположить, что полное самоотречение женщины от собственных интересов, растворение ее в делах семьи, отказ от реализации в общественной деятельности привел героиню к принятию решения о самоубийстве. Однако это не совсем так: главная героиня романа Ева Симборская пыталась изменить свою жизнь и стать полезной в общественно-политической деятельности.
Именно с такой многообещающей завязки начинается роман: главная героиня, потомственная дворянка, знакомится с политическим деятелем, инженером Алексеем Нежинским, занимающимся просвещением и агитацией крестьян. Ева Симборская в начале романа изображена в полном соответствии со стереотипом женственности, сложившимся в обществе второй половины XIX в., включающим такие черты, как слабость героини (худая, бледная, томная), чувствительность, зависимость от мужчины-опекуна и т.п. Встречи с демократически настроенной молодежью потрясают сознание девушки и дают возможность понять несоответствие ее образа жизни и представлений существующей реальной действительности.
Душевное смятение героини от чтения новых книг, общения с новыми людьми выражено писательницей предельно точно: «Она ужаснулась того, что было в открывшемся перед нею новом -серьезного и строгого» [Шапир, с. 131. Далее ссылки на страницы этого издания будут даны в тексте в круглых скобках]. Получив светское воспитание и образование, девушка поражается отсутствию представлений о жизни и быте крестьян, у нее возникает естественное желание все принципиально изменить и столь же естественный страх перед необходимостью перемен. Только благодаря новому другу Михаилу Нежинскому она начинает преобразования в имении. Как натура страстная, эмоциональная Ева Симборская испытывала разные чувства: «Ева возмущалась, негодовала. ...Ева еще не сознавала, что власть этого нового заключалась в том, что оно связывалось неразрывно с личностью человека, которого она начинала любить» (с. 131).
Противоречивый внутренний мир героини начинал раздваиваться: часть ее представлений продолжала оставаться в кругу аристократических идеалов, а новые взгляды, соответствующие демократическим убеждениям, формировались медленно. Шапир сумела показать изменения в Симборской, которая совершила ряд решительных поступков: освободилась от помощи опекуна, вступила во владение имением, занялась благотворительной деятельностью, наполнила свою жизнь новым смыслом: «... она чувствовала себя неизмеримо счастливее, чем несколько недель тому назад. Томительная пус-
тота ее жизни разом наполнилась» (с. 106). Теперь героиня не удовлетворяется отведенными ей в обществе ролями красавицы, эгоистичной аристократки, эстетки, а стремится делать то, что соответствовало мужскому миру - принимать самостоятельные решения и нести за них ответственность, так, она организует для крестьян школу, читальню, больницу.
Однако отказаться от привычного образа жизни, преодолеть те стереотипы поведения, которые были сформированы в течение восемнадцати лет, героиня Шапир не может окончательно. Она осознает результативность идей эмансипации вообще, но ее собственные представления во многом остаются архаичными. Например, отношение героини к любви: «В том мире, где жила она до сих пор, женскую любовь вымаливали, как милость, хотя и бросали ее потом, как игрушку» (с. 145), - в этих словах звучит отражение традиционного, привычного взгляда мужчин. «Теперь только она узнала, что любовь можно взвешивать и оценивать, как серьезный житейский вопрос, что от нее можно отказываться, нанося раны собственному сердцу» (с. 260), - обретение героиней нового представления, в котором может преобладать не только чувственное начало, но и рациональное. Однако в дальнейшем становится видно, что применить такое правило в своей жизни Симборская не сможет.
С другой стороны, Шапир изображает и непоследовательность во взглядах и убеждениях мужчин. Так, Нежинский, будучи мужем героини, категорично заявляет: «Женщины всегда считают, что их мало любят, если человек не теряет окончательно головы. Такой любви я действительно не могу дать никому. .Я не аскет, я не считаю наслаждения грехом! Не вижу никакого геройства в отречении от счастья, на которое каждый имеет право. Но мне нужно спокойное, разумное счастье, а не душевные бури, отнимающие силы и время!» (с. 263-264). Его взгляды на любовь четко сформулированы, рациональное мужское начало не допускают возражений, и демократические убеждения о свободе женщины как человека не входят у него в противоречие с патриархатностью взглядов на чувство.
В соответствии с темпераментом Симборская считает, что любовь должна быть чувством страстным, лихорадочным, всепоглащающим. По ее мнению, работа, карьера или общественная деятельность не могут быть выше любви: «А я никогда ни для кого не согласилась бы быть номером вторым - никогда!» (с. 3). В этом столкновении позиций заложен конфликт романа, корни которого уходят в традиционные гендерные установки: диктат мужского начала и подчинение женского, что не вполне соотносится со взглядами новых людей на женскую эмансипацию. Цель жизни Нежинского связана с общественными интересами, и в этом герой проявляет себя как новый человек, но в кругу семейных и личных интересов остается в традиционных рамках.
Симборская также не может перейти границы заданного женского стереотипа: терзается долгим отсутствием мужа, ревностно думает о сопернице, считает себя неудачницей, никчемной женщиной. Внутренние монологи героини позволяют понять усиливающееся непонимание: она живет властью чувства и представлением о полной свободе, он - долгом общественного служения и представлением о строгом семейном порядке, при котором он принимает все решения.
Высокие мечты героини оказываются слишком оторванными от действительности. Столкнувшись с неудачами, она не только не смогла им противостоять, но вновь ощутила душевную тоску и одиночество. Симборская начинает погружаться в себя, активизируется ее рефлексия, с помощью которой она пытается идентифицировать свою женскую сущность, признаваясь в слабости, несамостоятельности, глубоком внутреннем подчинении мужской воле, т.е. традиционной модели поведения женщины в светском обществе. Шапир в данном романе отказывается от изображения исключительной, сильной женщины, способной полностью измениться, скорее, в образе Евы Симборской она рисует судьбу обыкновенной женщины, увлекшейся новыми идеями, но не сумевшей в них найти себя, что приводит ее к трагедии.
В героине были воплощены черты «искренней силы, отваги и восторженности», которые, по словам автора, придали «тягостному в сущности процессу нравственного перерождения блеск и пафос самозабвенных жертв» (с. 277). Сложность ее характера состояла в том, что «Ева умела принимать жертвы, но не приносить их» (с. 131), поэтому, осознав, что она принесла себя в жертву любимому человеку, она и от него требует жертв, на которые он не способен. Утратив прежние иллюзии, неоправдавшиеся надежды на семейное счастье, героиня Шапир, обреченная на одиночество, задумывается о гибели.
Мотив одиночества, являясь одним из основных в романе, связан вначале с отсутствием у Евы Симборской родителей, затем отсутствием близких родственников и друзей и, наконец, с ее противопоставленностью окружающим. Даже став женой демократа-пропагандиста Нежинского, Ева про-
должала испытывать чувство разъединенности с простыми людьми. Обострение чувства одиночества происходит после смерти сына, когда «много бессонных и бессознательных ночей провела она в жутком одиночестве, доходящем до сумасшествия, и пустоте, как будто рядом вообще не было людей» (с. 274). Психологическая травма от потери ребенка оказывается настолько сильна, что героиня теряет смысл жизни, многое ей представляется не таким, как было на самом деле. Шапир усиливает мотив одиночества в финальных главах романа: «В Утюжине ее стерегло одиночество» (с. 277), вокализует его во внутренних монологах Евы. «Одна, одна!..», - констатирует героиня, ощущая трагизм своего положения, состоящего в катастрофической разъединенности с миром.
Мотив одиночества героини сопровождается мотивом невидимости, приравнивание ее к миру неодушевленных вещей: «Наталья Ивановна прошла мимо нее в свою комнату. Не в первый раз с нею не поздоровались - как будто не видят» (с. 328). Сама Симборская «чувствует себя в этом доме как в номере гостиницы», ощущает, что «как вырванное с корнем молодое дерево, не может приняться на чужой почве» (с. 278). Таким образом, мотив одиночества героини перерастает в трагедию человека, пытавшегося разорвать привычный круг, но оказавшегося не на своем месте.
Сопутствующими мотиву невидимости становятся мотивы сиротства и отверженности. По мнению одного из исследователей, «героиня ощущает, душевно и телесно, свое одинокое дискомфортное состояние, сознает, что она лишняя, для нее нет места, ее существование противоестественно. Рефлексия одиночества оборачивается трагическим осознанием экзистенционального разъединения со всем миром, которое разрушает самую жизнь, отравляет каждую минуту существования» [Березкина, с. 129].
Мотив одиночества гиперболизируется в финале романа, Еве Симборской не хочется общения, она отвергает даже мужа: «Ей вдруг захотелось, чтобы он ушел.» (с. 290). Решившись на самоубийство, героиня испытывает душевное и физическое удовлетворение от одиночества. Страх одиночества преодолевается тем, что Ева чувствует душевное облегчение, позволяющее на время забыть о лжи, фальши, мучительных объяснениях и истериках. Одиночество начинает расцениваться ею как благо и милость.
Судьба Симборской показывает сложность и даже невозможность женщины обрести собственное «я» в патриархарном мире, начиная с ее детства, в котором не было матери, чтобы указать путь дочери как женщины. Любовь Евы к Нежинскому, ее замужество оказываются неудачными попытками обрести свое «я» мужчине. Ранняя смерть матери и отца, которая делает героиню беззащитной, усиливает мотив сиротства, неприятие героини светским обществом, обвиняющим ее в излишнем уме и гордости, усиливает мотив одиночества, самопожертвование ради любимого человека формирует мотив неоправдавшихся надежд на семейное счастье. На протяжении всего романа складывается постоянное ощущение личностной нереализованности Евы Симборской.
Начиная с детства, Шапир изображала свою героиню как жертву определенных обстоятельств, кодируя ее судьбу в этом аспекте, отсюда эмоциональная отзывчивость, страстная увлеченность, непонимание себя, внутренние метания и, как следствие, жалость к себе и чувство несчастья.
Запрограммированность на несчастье обостряет у героини предощущение неминуемой гибели, приводит Еву к мысли о смерти: «Быть готовой каждую минуту безропотно и безбольно потерять его - свою жизнь! Жизнь отдать, не жертвуя ею, как он: - отдать и жить. Зачем?.. к чему жить без него? Нет, столько и он знает, должен знать: у кого отняли жизнь - тот может только умереть. Умереть.» (с. 346). В связи с этим в окружающем мире ей видятся некие знаки разрушения, мертвенности: день воспринимается как «мертвый», «страшный», его сменяет «ночь-пытка», и «сутки прошли как в могиле». Так через категорию времени начинает отражаться зыбкость границы между жизнью и смертью. К мотиву одиночества добавляется мотив страха, отражающийся в раздвоенности сознания, непонимании героиней себя, невозможности упорядочить свой эмоциональный мир.
«.О!.. разве страшно умереть, для того, чтобы никогда не мог повториться тот разговор?
Одного только вопроса она не задала ему: «хочешь ли ты, чтобы я умерла?»
.Этого ей не надо! - нет, нет - не надо - ни на один час!..
.Разве она хотела быть сентиментальной и романтичной? Он так и не понял, какая ее любовь ! Он не может понять, что ее любовь - это вся ее душа. Разве можно жить без души??..
.Наталья Ивановна за границей выдерживает свои экзамены, такой же румянец на щеках! - вот это он понимает.
.Вот женщины для жизни .
.. .Середины нет: рабство или свобода...
...Для рабы вы, Ева Аркадьевна, чересчур сложны!..» ( с. 380-381).
Рассуждения Симборской становятся хаотичными и бессвязными, они направлены на оправдание принятого решения уйти из жизни. Но вопросно-ответная форма все же указывает на ее сомнения. Она еще раз задумывается о жертвенности своего чувства и не находит в нем жизнеутверждающего начала, не может смириться с ситуацией одиночества, непонятости и отчуждения. Она не «женщина для жизни», т.е., по ее представлениям, не создана для земного существования, прозябания, и она не раба, то есть достойна свободного волеизъявления. Следовательно, жизнь на земле в неволе и полном подчинении мужскому диктату не для нее.
Так, мотив смерти из разряда возможности переходит в категорию необходимости, потому что «отвратительной жизни не нужно». Предельная степень выражения трагизма передается через путан-ность сознания и телесную боль: «ничего толком не понимаю»; «в голове все перемешалось»; «все куда-то несется, исчезает, не задерживается»; «хоть бы за что-нибудь уцепиться»; «все ноет, ноет, откуда эта боль внутри?».
Черты трагической личности, такие как одиночество, непонимание, страдание, расколотость внутреннего мира, четко выписаны автором в героине романа. Трагическая личность Евы Симборской оказалась шире тех стереотипов, которые существовали в русском обществе второй половины XIX века.
В.И. Тюпа, рассуждая о трагическом пафосе, писал: «В мире трагической художественности гибель никогда не бывает случайной. Это восстановление распавшейся целостности ценой свободного отказа либо от мира (уход из жизни), либо от себя» [Тюпа, с. 160]. Утрата героиней вначале родителей, затем привычных условий дворянского существования, затем ребенка и мужа, семьи, любви ближних привела ее к осознанию смерти как единственной возможности преодолеть полное разочарование жизнью.
Таким образом, мотив смерти героини реализовался в романе через совокупность мотивов одиночества, ненужности, жертвенности, обреченности. О.А. Шапир удалось показать мотив смерти главной героини как иллюзорность идей женской эмансипации: декларируя принцип равенства среди новых людей, мужчина все же оставлял свою позицию в семье доминирующей, не позволяющей свободы, отводя жене демократа все ту же роль «птицы в клетке». Возможность самореализации предоставлялась только женщине, не состоящей в законном браке, т.е. свободной от семейных уз. Замужество и утрата Евой Симборской свободы привели ее к духовной гибели и самоубийству.
Литература
1. Шестов Л.И. На весах Иова. - М.: АСТ, Фолио, 2001.
2. Шапир О.А. Одна из многих. Роман // Отечественные записки. - 1873. - № 2; № 11.
3. Березкина Е.П. Типология женских образов в народническом романе (на материале творчества Н.А. Арнольди, С.И. Смирновой, Н.Д. Хвощинской, О.А. Шапир): дис. ... канд. филол. наук. - Улан-Удэ, 2004.
4. Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). - М.: Лабиринт. РГГУ, 2001.
Березкина Елена Петровна, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Бурятского государственного университета, кандидат филологических наук.
Тел.: (3012) 412559, +79503870931; e-mail: beryozkina-lena@yandex.ru
Beryozkina Elena Petrovna, assistant professor, department of Russian literature, Buryat State University, candidate of philological sciences.
