CC BY
33
YAK 94(47).081 ББК 63.3(2)51
A.H. ХУДОДЕЕВ
ОБРАЗ П.Н. ТКАЧЕВА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ДИТЕРАТУРЕ ВТОРОЙ ПОДОВИНЫ XIX ВЕКА
A.N. KHUDOLEEV
THE IMAGE OF P.N. TKACHEV IN THE FICTION LITERATURE THE SECOND HALF NINETEENTH CENTURY
Статья посвящена литературным прототипам одного из теоретиков революционного народничества - П.Н. Ткачева. В ней прослеживается воплощение образа П.Н. Ткачева в героях романов Ф.М. Достоевского и Н.А. Арнольди. Это позволяет рассмотреть личность П.Н. Ткачева в другом, малоизвестном ракурсе.
The article is devoted literary prototypes of one of the theorists of the revolutionary nar-odnichestvo - P.N. Tkachev. In it the trace the embodiment of the image P.N. Tkachev heroes in the novels of F.M. Dostoevsky and N.A. Arnoldi. This allows us to consider the identity of P.N. Tkachev in the other, a little-known perspective.
Ключевые слова: П.Н. Ткачев, русское народничество, революционная эмиграция 1870-х годов.
Key words: P.N. Tkachev, Russian narodnichestvo, revolutionary emigration of 1870th years.
С 1 по 15 июля 1871 года в Санкт-Петербурге проходил знаменитый нечаевский процесс по делу о «Народной расправе». Судебное заседание проводилось в условиях широкой гласности, стенограммы печатал «Правительственный вестник». Среди тех, кто внимательно следил за ходом процесса, был Ф.М. Достоевский. Федор Михайлович знал о подробностях дела не только из газеты, но и из рассказов брата своей жены - Ивана Сниткина, студента Петровской академии, который лично был знаком, как с убитым Ивановым, так и с некоторыми из его убийц. Итогом интереса стал роман «Бесы», напечатанный в девяти номерах журнала М.Н. Каткова1 «Русский вестник»
1 Позже Михаил Никифорович Катков, получив от сотрудника «Московских ведомостей» Губарева программный выпуск «Набата», негодовал против бланкистской риторики журнала. Группу «Набата» и стоящие за ним силы, писал М.Н. Катков, «нельзя ни убедить, ни вразумить, ни образумить; их можно только лишить способов нанести вред. С ядовитыми гадами не вступают в словопрения <...>». Он сравнил набатчиков с хулиганствующими уличными «мальчишками», кидающими камни в «окна» русского государства. Отдельного внимания М.Н. Каткова удостоился Ткачев. Михаил Никифорович напомнил читателям о нечаевском процессе. И вот теперь этот «ангел», едко замечал М.Н. Катков, вознамерился устроить государственный заговор. (Катков М.Н. Революционная газета «Набат» // Московские ведомости. - 1876. - 27 апр.) Ткачев не оставил без внимания выпад М.Н. Каткова. Он «поблагодарил» издателя «Московских ведомостей» за то, что его газета процитировала выдержки из программного заявления «Набата», тем самым поспособствовав распространению бланкистской концепции в России. Но дальше углубляться в выяснение отношений Ткачев не стал, заметив, что
за 1871-1872 годы. Известно, что фигура С.Г. Нечаева была отображена писателем в образе Петра Верховенского. Однако менее известно, что в образе Шигалева показана личность будущего теоретика русского бланкизма Петра Никитича Ткачева. На момент выхода «Бесов» Ткачев находился в заключении за антиправительственную агитацию. Он был привлечен в качестве подозреваемого и к нечаевскому делу, так как следствие располагало сведениями о контактах Ткачева с С.Г. Нечаевым. Но доказать принадлежность Ткачева к «Народной расправе» не удалось.
Петр Никитич не оставил без внимания роман Ф.М. Достоевского. В опубликованной в 1873 г. рецензии, он обвинил Федора Михайловича «в ложном и вымышленном изображении больных людей молодого поколения <...> ложны их характеры, вымышлено содержание их бреда» [6, с. 375]. Ткачев сделал исключение только для Петра Верховенского, в образе которого Ф.М. Достоевский стремился раскрыть социально-психологическую сущность нечаевщины, обнажить условия общественной жизни, породившие этот тип. «Пункт „помешательства" Петра Верховенского - идея разрушения, - признавал Ткачев, - несколько более правдоподобен». Однако, в целом же, «в болезненных представлениях уродцев», созданных Ф.М. Достоевским, «очевидно нисколько не отражается миросозерцание той среды - среды лучшей образованной молодежи, из которой они вышли» [6, с. 368-369]. Образ же Шигалева анализу не подвергся. Видимо, Ткачев не узнал себя.
Шигалев - малопривлекательный персонаж, всегда мрачный, нахмуренный, пасмурный, который «смотрел так, как будто ждал разрушения мира <...> так-этак послезавтра утром, ровно в двадцать пять минут одиннадцатого» [3, с. 122]. Негативное восприятие усиливается автором в сцене изложения Шигалевым на собрании кружка Петра Верховенского положений своей рукописной книги. По мнению Шигалева, он изобрел абсолютную формулу социального прогресса, но она может быть доступна и понятна только для одной десятой человечества и поэтому «одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми» [3, с. 363]. Абсурдность идей «шигалевщины», воспевавших земной рай для ничтожного меньшинства, казалась ясна и практически нереализуема. Однако в 1917 году Н.А. Бердяев вынужден был признать, что «вся торжествующая идеология русской революции есть идеология щигалевщины» [2].
Кроме Шигалева, Ткачев стал прототипом еще одного литературного героя - революционера-заговорщика, издателя журнала «Тревога» Сергея Андреевича Борисова в романе Н.А. Арнольди «Василиса», изданным в 1879 году в Берлине. Нина Александровна Арнольди хорошо знала русскую революционную эмиграцию, была близко знакома с Ткачевым и, по сведениям III Отделения, в первое время финансировала издание «Набата». Ее роман ценен тем, что он, пусть в художественной форме, в какой-то степени проливает свет на эмигрантский, точнее, женевский период жизни Ткачева, о котором известно очень мало.
Борисов, в отличие от Шигалева, показан в более выгодном свете. Это был «молодой человек высокого роста, с энергичным, несколько худощавым и красивым лицом» [1, с. 4]. О политических взглядах Борисова можно судить по его многочисленным беседам с главной героиней романа Василисой Николаевной Загорской. Свою цель он видел в уничтожении старых порядков посредством насильственного переворота и замене их новыми, соответствующими представлениям о справедливом общественном строе, где была бы установлена соразмерность потребностей и средств к их удовлетворению. В нем должны жить воспитанные специальным образом одинаково мыслящие люди, привыкшие относиться реально кок всякому явлению, «как к материальному, так и психическому <...>» [1, с. 48]. Этот идеал можно
не собирается «метать бисер перед свиньями». От редакции. Господин Губарев и «Московские ведомости» // Набат. - 1875. - № 6. - С. 16.
назвать анархическим, с той лишь оговоркой, что достичь его можно через переходный этап, базирующийся на строгой дисциплине, иерархии и централизации.
Борисов старался внушить Василисе Николаевне особые этические принципы «людей будущего». Так, гендерный вопрос в его представлении выглядел следующим образом: «Мы, реалисты, безнравственные люди, иначе понимаем честность женщины. По-нашему, предавайся она или не предавайся своим страстям, это не составляет для нее ни особого бесчестия, ни добродетели; но раз она полюбила и допустила, чтобы ее полюбили, будь пряма, иди до конца. Вот чего мы вправе от нее требовать, как от мыслящего существа! А не хочет она или не может, так сумей скрыть свою любовь так, чтобы никто и не догадался, чтобы стены про это не знали» [1, с. 126]. «Люди будущего» обладают особой утилитарной моралью, своим «кодексом чести». «У меня есть в жизни цель, к которой я иду - объяснял Борисов Загорской, -все, что попадается на дороге должно так или иначе способствовать этой цели <...> Вы, может быть, скажите, что такой образ действий не согласен с правилами строгой морали, но мы ведь и не претендуем на звание добродетельных людей. У нас своя нравственность: полезно и нужно какое-нибудь дело - мы его делаем, не заботясь о том, как оно отзовется на нашем нравственном индивидууме1; удовлетворит ли оно или нет каким-то личным потребностям душевного изящества» [1, с. 348].
Эти мысли Борисова перекликаются с восторженной реакцией Ткачева на роман немецкого писателя Фридриха Шпильгагена «In Reih und Glied» («Один в поле не воин»). Петр Никитич восхищался главным героем произведения - молодым аристократом Лео, желавшим облагодетельствовать народную массу и одновременно презиравшим ее, не гнушавшимся для достижения «святой» для него цели интригами, ложью, подкупом и подлогом. Для Ткачева Лео - символ молодого поколения, человек «нового типа», привыкший «жертвовать всем в жизни, для достижения своих целей», тот, о котором все близко знавшие его единогласно говорили бы, что «для него нет ничего святого кроме его принципов <...>» [5, с. 131].
В произведении Н.А. Арнольди описывалась бытовая сторона жизни Борисова. С большой долей уверенности можно предположить, что здесь нет художественного вымысла, автор обрисовал настоящую обстановку в комнате, которую снимал в Женеве Ткачев. Помещение напоминало кабинет с двумя кроватями вдоль стен, повсеместно заваленный книгами, журналами, письмами, несброшюрованными печатными листами «Тревоги», на столе стояла стеклянная чернильница с воткнутым в нее пером, рядом лежали спичечница и окурки папирос [1, с. 237]. К сожалению, в романе нет описания типографии «Набата», однако есть рассказ о библиотеке журнала, что также соответствовало действительности2. Библиотека находилась в магазине и состояла из одной комнаты, разделенной перегородкой. В первой половине помещались книжные полки, вторая служила читальным залом.
Романы «Бесы» и «Василиса» показывают образы революционеров. В первом случае в абсолютно негативном свете, во втором - по большей степени в позитивном. Однако при всей разности в типажах, Шигалева и Борисова объединяет цинизм и аморализм их программы по облагодетельство-ванию, усовершенствованию человечества и установлению рая на земле.
1 Г.А. Лопатин вспоминал реакцию Ткачева на свой рассказ о том, что он не смог сбежать из тюрьмы при удобном случае, будучи связанным честным словом с караульным офицером. «Что за архаические предрассудки? - передавал слова Ткачева Г.А. Лопатин. - По-моему, честное слово только и годно для того, чтобы добиться какой-нибудь крупной выгоды путем его нарушения». Лопатин Г.А. К рассказам о П.Л. Лаврове // Са-жин М.П. Воспоминания 1860-1880-х гг. - М., 1925. - С. 129.
2 В программном выпуске «Набата» декларировалось создание при редакции специальной социалистической библиотеки, состоящей из периодической печати на разных языках и книжной продукции. См. От редакции // Набат. - 1875. - Нояб. - С. 8.
В этой связи символично выглядит тезис отечественного философа С.Л. Франка, который подчеркивал, что «все горе и зло, царящее на земле, все потоки пролитой крови и слез, все бедствия, унижения, страдания, по меньшей мере, на 99% суть результат воли к осуществлению добра, фанатической веры в какие-либо священные принципы, которые надлежит немедленно насадить на земле, и воли к беспощадному истреблению зла <...>» [7, с. 147]. Прислушаемся также и к Л.А. Тихомирову, человеку совершившему эволюцию от радикала до монархиста, пересмотревшему жизненные ценности, и проделавшему путь, аналогов которому сложно найти: «Со стороны этих людей можно услышать множество фраз о „возвращении власти народу". Но это не более как пустые слова. Ведь народ об этом нисколько не просит, а, напротив, обнаруживает постоянно готовность проломить за это голову „освободителям"» [4, с. 42].
Литература
1. Арнольди, Н.А. Василиса [Текст] / Н.А. Арнольди. - Берлин : Б.и., 1879. -456 с.
2. Бердяев, Н.А. Духи русской революции [Электронный ресурс] / Н.А. Бердяев // Из глубины : сборник статей о русской революции. - М. : Изд-во МГУ, 1990. - 298 с. // URL: http:// www.vehi.net./berdyaev/html (дата обращения: 12.03.2015).
3. Достоевский, Ф.М. Бесы [Текст] / Ф.М. Достоевский. - СПб. : СПИКС, 1993. -640 с.
4. Тихомиров, Л.А. Почему я перестал быть революционером [Текст] / Л.А. Тихомиров. - М. : Типография Вильде, 1895. - 127 с.
5. Ткачев, П.Н. Люди будущего и герои мещанства [Текст] / П.Н. Ткачев // Ткачев, П.Н. Люди будущего и герои мещанства. - М. : Современник, 1986. -С. 114-159.
6. Ткачев, П.Н. Больные люди [Текст] / П.Н. Ткачев // Дело. - 1873. - № 4. -С. 359-381.
7. Франк, С.Л. Крушение кумиров [Текст] / С.Л. Франк // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей Русского Зарубежья : в 2 т. / сост. В.М. Пискунов. - М. : Искусство, 1994. - Т. 1. - С. 133-202.
