CC BY
73
Сер. 9. 2009. Вып. 1. Ч. II
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Ю. Ю. Крылов
ТИП ПИСЬМЕННОСТИ И «ФОНОЛОГИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ»
В наших работах по разным поводам отмечалось, что вследствие использования иероглифики в Китае, а ранее — также и во Вьетнаме, фонемная структура слогов в этих двух языках долго оставалась скрытой1, что «иероглифы препятствовали членению китайского текста на сегменты, меньшие, чем слоги»2, если не принимать во внимание методику фаньце, о которой будет сказано ниже.
Попытаемся установить, является ли « фонологическое сознание» носителей разных типов письменности определяющим в фонологическом анализе соответствующих языков и зависит ли возможность фонемной сегментации текста от типа письменности.
Для наших целей необходимо и достаточно рассмотреть 3 типа письма, имеющих отношение к языкам ЮВА: буквенное, буквенно-слоговое (письменности индийского происхождения) и иероглифическое (китайское). В отдельных случаях, если имеются достаточно яркие аналогии, можно привлечь материал по письменностям других ареалов.
Как пишет И. Гельб, «если алфавит определять как систему знаков, передающих отдельные звуки речи, то первой системой, которую можно так назвать с полным правом, является греческий алфавит»3. В отличие от финикийского письма, которое греки заимствовали в IX в. до н. э., здесь мы находим «полностью сложившуюся систему передачи гласных». «С самого древнего периода все гласные пишутся повсюду, где их следует ожидать»4. Таким образом, древнегреческий алфавит стал первым известным видом письма, изначально располагающим к позвуковой сегментации текста. То, что в дальнейшем развитии этого языка отдельные звуки стали изображаться диграфами, уже не имеет отношения к рассматриваемой теме. Главное, что каждый грамотный носитель древнегреческого языка, благодаря буквенной системе письма, был психологически готов членить речь на отдельные звуки.
Так же легко, если оставить в стороне проблемы диграфов, дифтонгов и аффрикат, членят свою устную или письменную речь и все современные носители европейских систем письма, в основе которых лежит греческий алфавит (в форме кириллицы или латиницы). То же самое можно сказать об армянском или грузинском письме. Закрепленность, по крайней мере, большинства письменных знаков за определенными звуками и, наоборот, большинства звуков за определенными буквами или их сочетаниями — даже и в таких "тяжелых" случаях, какие мы наблюдаем в английском и французском языках с их изощреннейшими соответствиями между письменным и устным текстом, — позволяет европейцам подходить к членению слов своих родных языков на слоги или отдельные звуки без комплексов (им, правда, гораздо труднее членить предложения на слова, чем, например, китайцам, но это уже проблема, выходящая за пределы рассматриваемой темы).
В связи со сказанным представляется вполне естественным, что фонология зародилась именно в Европе и что именно здесь и именно на материале индоевропейских языков она за кратчайший срок достигла вершин, которых не достигала до нее ни одна лингвистическая наука.
© Ю. Ю. Крылов, 2009
Разумеется, далеко не каждый, даже лингвистически подготовленный, европеец может выполнить безупречный с фонологической точки зрения анализ родного языка, однако он психологически находится в более выгодном положении, чем, например, китаец: в его сознании звук речи, как и звук языка (фонема) — вполне автономная лингвистическая единица, никак не связанная со структурой слога и слова. Кроме того, над ним не довлеет никакая сковывающая традиция (например, традиция членить слог на начальный согласный и остальную часть).
Представляется, что и рядовой обыватель, понятия не имеющий о фонологии, если его научить знакам транскрипции, сумеет удовлетворительно проанализировать произнесенное им самим слово, предложение или более крупный текст. Как нет пропасти в этом отношении между ним и дипломированным филологом, так, по-видимому, нет пропасти между ними обоими и специалистом-фонологом, в особенности, работающим в индоевропейской традиции. Психологически они находятся в более или менее равных условиях. У фонолога есть единственное преимущество: он знает разницу между звуком речи и фонемой и владеет техникой отождествления аллофонов, принадлежащих одной фонеме.
Таким образом, носитель письменности буквенного типа с самого начала сознательной жизни психологически готов к восприятию и вычленению отдельных звуков речи: он от рождения предрасположен к этому в силу своего «фонологического сознания», общего для всех носителей европейских языков и латиницы, на каком бы континенте они ни жили.
Стоят ли здесь особняком носители алфавитов буквенного типа (латиницы), приспособленных для языков ЮВА, в особенности, вьетнамского — нам предстоит выяснить несколько ниже, поскольку «фонологическое сознание» вьетнамцев, возможно, все еще (на генетическом уровне?) сковано «иероглифическим панцирем»5 китайского письма, которым они пользовались до 1910 г. Впрочем, дело может оказаться и не в «иероглифическом панцире» или его психологическом наследии, а просто в слоговом характере вьетнамского языка.
Другая ветвь семитского (арамейского) письма развивалась в ином направлении и в иной форме, а именно в форме буквенно-слогового письма брахми, лежащего в основе современных письменностей Индии и Индокитая, исключая Вьетнам и Малайзию. Можно отметить как казус, что «индийское письмо оказало обратное влияние на семитское в том смысле, что эфиопское письмо, имея внешне семитскую форму, в обозначении гласных полностью следует индийскому принципу»6.
Иногда эти письменности называют слоговыми7. На наш взгляд, такое определение можно принять лишь отчасти и с большой натяжкой.
Чтобы объяснить, почему, необходимо сказать несколько слов об устройстве этих алфавитов. Они распадаются на несколько блоков (или подсистем): основной блок и блок гласных в сочетании с так называемым опорным согласным. Этот последний блок в разных языках, а часто и в пределах одного языка, располагают либо перед, либо после основного блока. Кроме того, в некоторых языках Индокитая, пользующихся письмом индийского происхождения, имеются также блок знаков самостоятельных гласных, использующихся весьма ограниченно, и блок так называемых подписных (подстрочных) согласных, используемых для написания вторых (или даже третьих) согласных в консонантных группах в начале слога или в середине неодносложных слов (в бирманском, кхмерском и монском), реже — в конце слога с целью отразить этимологическую орфографию слов, заимствованных из пали или санскрита. Но, например, в тайском алфавите два
последних блока не представлены вовсе, а в лаосском имеется лишь весьма сокращенный блок подписных.
Во всех языках можно выделить также блок довольно развитой диакритики разнообразного назначения — от обозначения отдельных согласных в особых позициях (особенно в кхмерском и монском) до обозначения тонов (в бирманском, лаосском и тайском).
Действительно, каждый отдельно взятый знак из основного блока обозначает не отдельный звук, а слог, состоящий из согласного и так называемого присущего гласного — как правило, [a], но во многих языках — другого тембра в диапазоне от [a] до [O]8. Тем не менее, во всех языках, пользующихся индийскими системами письма, присутствуют те или иные, часто — многие, отступления от чисто слогового принципа.
Во-первых, здесь используются отдельные строчные, надстрочные и подстрочные знаки гласных, которые при соединении со знаком основного блока «вытесняют» присущий гласный, и тогда этот основной знак обозначает уже не слог, а только согласный. При этом часто образуются лигатуры, но это уже не существенно с точки зрения психологической членимости слога.
Во-вторых, в языках, где допускаются хоть какие-нибудь стечения согласных, пусть даже только на уровне графики, основной знак, как и вспомогательный, символизирующий второй элемент консонантной группы, опять-таки будет обозначать только согласные, а не слоги.
В-третьих, в языках, где допускаются закрытые слоги, обычно имеются способы отдельного обозначения конечного согласного — без присущего. Например, в монско-бирманском письме для этих целей используется знак вирама (санскр. «killer»» — «убийца»), указывающий на консонантное завершение слога. В кхмерском, лаосском и тайском конец закрытого слога не отмечается эксплицитно, хотя нередко его можно определить по косвенным признакам. Обычно же слогоделение происходит по смыслу. Но и здесь знак основного блока, завершающий слог, обозначает именно отдельный согласный, а не слог.
Что можно сказать о «фонологическом сознании» народов, пользующихся письменностями индийского происхождения? Может быть, для европейцев, не знакомых с данными системами письма, это прозвучит полной неожиданностью, но народы, пользующиеся таким письмом, просто обязаны быть фонологами.
Самым удивительным для европейца, в родном алфавите которого буквы располагаются безо всякой системы, здесь будет то, что знаки гласных отделены от знаков согласных в особый блок, и, что еще поразительнее, основные блоки алфавитов представляют собой фонологически упорядоченные таблицы согласных. Горизонтальные строки этих таблиц (так называемые варги) объединяют знаки согласных (отвлечемся здесь от факта, что им сопутствуют присущие гласные) с общим местом или способом образования: заднеязычные, среднеязычные, церебральные, переднеязычные и губные. Еще две строки объединяют неносовые сонанты и спиранты. Четыре вертикальных столбца, в свою очередь, классифицируют согласные по глухости / звонкости и аспирированности / неаспирирован-ности, а пятый объединяет носовые сонанты соответствующего места образования.
Следует уточнить, что в некоторых языках эта система значительно упрощена. Так, в современном лаосском алфавите полностью упразднены третья варга («церебральные» переднеязычные) и четвертый столбец (исторически звонкие придыхательные). Современный тамильский алфавит исключил знаки всех аспирированных, а также всех звонких смычных. Такую экономность можно объяснить лишь приведением системы письма в соответствие с современной фонологической системой. Впрочем, и раньше сфера применения
исключенных знаков была, скорее всего, чрезвычайно узкой и ограничивалась транскрибированием заимствований из пали и санскрита, хотя, возможно, и целых палийских религиозных трактатов. По крайней мере, в кхмерской графике такие транскрибированные тексты существуют в большом количестве.
Теперь об иероглифическом письме.
Действительно, «иероглифический панцирь» служит своего рода средством «фонологической безопасности» китайского слога, закрепляя за определенным иероглифом соответствующее означаемое и означающее, которое остается не подверженным каким-либо фонологическим изменениям (оставим в стороне вопросы, относящиеся к диахронии), в том числе не допускает ресиллабации и образования частичных повторов — словообразовательного приема, основанного на чередовании инициалей или финалей, который широко распространен в языках ЮВА. Тот же «иероглифический панцирь» в течение весьма длительного времени препятствовал, даже чисто психологически, анализу звуковой структуры слога.
А. А. Драгунов в свое время писал: «С морфофонологической неделимостью китайского слога связано наличие иероглифического письма (силлабо-морфемного). И, наоборот, на двучленной фонологической делимости китайского слога построено... современное слоговое письмо, равно как и системы передачи китайских слов буквами латинского алфавита — романизация и латинизация»9. Здесь упомянуты все три типа китайской письменности. Под «современным слоговым письмом» понимается система чжуинь-цзыму, созданная в 1913 г. «Принцип его тот же: слоговой, с разделением слова на начальную и конечную части, и начертания знаков тоже похожи на упрощенные начертания обычной иероглифики»10.
Между тем, акценты в замечании А. А. Драгунова, расставлены, по-видимому, не совсем точно: если чжуинь-цзыму и разные системы латинизации «подстраивались» под китайскую фонологию, так или иначе учитывали ее, то этого нельзя сказать об иероглифическом письме. Оно никак не учитывало структуру слога и его звуковой состав. Оно просто соотносило иероглиф со слогом, наделенным определенным значением, разным для каждого иероглифа. Именно поэтому, в принципе, можно читать китайский текст, не зная произношения слогов, обозначенных иероглифами. При этом даже не имеет значения, обозначает ли данный иероглиф один слог или сразу несколько. Свидетельством этому является иероглифическое написание многосложных слов в японском языке, таких как 8акапа — «рыба», Ьа1аке — «поле», ктоко — «гриб» и т. п. Последний пример, вообще говоря, представляет собой сочетание трех односложных слов, дословно — «дерево» + род. п. + «дитя», то есть «дитя дерева», однако записывается это слово-словосочетание одним иероглифом.
С У-У1 до конца XIX вв. единственным способом членения слога для китайцев оставался их традиционный метод фаньце («рассечение»), позволявший делить слог на 2 части: инициаль (начальный согласный) и финаль (остальную часть слога).
Психологически такая операция стала возможной, несомненно, благодаря стихосложению. Не случайно синонимом термина «финаль» является предпочитаемый некоторыми учеными термин «рифма» (он не вполне удобен только тем, что в этом случае «финалью» именуют конечный согласный слога — терминаль, что, конечно, создает определенную двусмысленность).
Метод фаньце находил применение в транскрипции редких китайских иероглифов с помощью двух других, более простых по начертанию и более известных, причем
от первого иероглифа брали инициаль соответствующего слога, а от второго — финаль. В сравнительно редких случаях такой способ мог привести к собственно звуковой сегментации — когда речь шла о слогах простейшей структуры (CV), но и тогда по-китайски невозможно было бы записать инициаль и финаль, то есть согласный и гласный, отдельно.
Таким образом, в Китае не было ни традиции, ни возможности, ни, в общем, даже и необходимости членить слог на более мелкие элементы, чем инициаль и финаль. Необходимость в позвуковом транскрибировании китайских слогов появляется лишь с началом изучения китайского языка в Европе, включая Россию, а в самом Китае — с началом разработки письма на латинской основе для китайского языка (которое, впрочем, так и не заменило собой иероглифики, хотя и взяло на себя некоторые вспомогательные функции) и проникновением западных фонологических учений.
Но как, все-таки, обстоит дело с «фонологическим сознанием» современных вьетнамцев? Несмотря на то, что китайская иероглифика давно вышла из употребления (если не считать вывесок на улицах), вьетнамский язык в фонологическом плане, безусловно, слоговой, как и китайский. Насколько для современного вьетнамца слог остается неделимой единицей?
Иногда говорят, ссылаясь на «языковое сознание» носителей языка, что конечный согласный во вьетнамском слоге не мыслится вне финали (очевидно, гласный в таких слогах также не мыслится без конечного согласного). Однако следует признать, что это « сознание», хотя и достаточно консервативное, все-таки претерпевает определенные изменения.
Выделение терминалей на функциональных основаниях считается труднейшей, почти неосуществимой операцией, поскольку между централью и терминалью морфологическая граница невозможна (ср.: «Конечный согласный должен оцениваться не как самостоятельная единица, а как особый способ завершения гласного»11). Примеры повторов с чередованиями терминалей не вполне убедительны, поскольку допускают альтернативную трактовку — как чередований финалей целиком. О чем идет речь в действительности — о чередовании терминалей или финалей — установить невозможно, любая трактовка небесспорна.
Н. А. Слюсарева как-то отметила: «Одним из удивительных свойств единиц языка является то, что они легко выделяются носителями языка и с трудом определяются учеными»12. Сказано это было по поводу определения слова, но вполне может быть отнесено и к интересующему нас случаю.
Как ни парадоксально, продемонстрировать это можно именно на материале вьетнамского языка, где неотделимость терминалей стала одним из основных фонологических постулатов.
При образовании сложносокращенных слов во вьетнамском языке сокращение производится именно за счет терминалей. Проанализируем несколько таких сложносокращенных слов -названий вьетнамских фирм:
Dutaco Duy Tân hùu han công ty (ООО «Зюи Тэн»); Holico Công ty hùu han nông sán Hong Lïnh (ООО «Сельхозпродукты Хонг Линь»); Sakyda Saigon ky nghê san dâu («Сайгонские масляные краски»)13.
Как видно из этих примеров, по крайней мере, полугласные и носовые терминали закрытых слогов при необходимости отделяются от централей. При этом вьетнамцы с готовностью жертвуют не только тоном, но и тембром предшествующего гласного: все слоги сложносокращенных слов произносятся в первом (высоком) тоне, а гласные,
в частности такие, которые возможны только в закрытом слоге (например, а [С]), реинтер-претируются в соответствии с новой фонологической позицией.
Обращение к так называемому «фонологическому сознанию» носителей соответствующих языков обычно не только не эффективно, но и может ввести в заблуждение. Приведем такой пример из собственной практики. Однажды на вопрос, может ли в его языке слово начинаться непосредственно с гласного, аспирант из одной арабской страны, не филолог, но человек довольно эрудированный, так что, например, даже имя Ф. де Сос-сюра было ему знакомо, ответил вполне уверенно: «В нашем языке гласных нет». На уточнение, что речь идет не о буквах, а о звуках, последовал точно тот же ответ.
1 Krylov Yu. Yu. On phonological status of the glottal stop (GS) in syllabic languages (SL): Onset position // Северо-Запад — Юго-Восток = North-West — South-East: Северо-Зап. междунар. науч. сессия по Юго-Вост. Азии 16-18 июня 1998: шз. и мат-лы докл. рос. участников. СПб., 1998. С. 89.
2 Krylov Yu. Yu. Syllabeme and syllabomorpheme // 5th International conference on the languages of Far East, South-East Asia and West Africa (September 8-10, 1999). St.-Petersburg, 1999. P. 75-79.
3 ГельбИ. Е. Опыт изучения письма. М., 1982. С. 162.
4 Гельб И. Е. Опыт изучения письма. М., 1982. С. 175.
5 Солнцев В. М. Введение в теорию изолирующих языков. М., 1995. С. 10.
6 Фридрих И. История письма. М., 2001. С. 153.
7 Ср.: Фридрих И. История письма. М., 2001; Golqb Z., Heinz A., Polanski K. Slownik terminologii j^zykoznawczej. Warszawa, 1968. S. 551.
8 В. Б. Касевич усматривает здесь аналогию бинарному—инициально-финальному—членению слога в слоговых языках: «Знаки для определенного согласного с любым гласным представляют собой, в сущности, знаки инициалей, а отдельные графемы гласных — обозначения финалей» (Касевич В. Б. Труды по языкознанию. Т. 1. СПб., 2006. Т. 1. С. 144). Эта аналогия, однако, не совсем точна: при отсутствии специального значка гласного и инициаль и финаль, то есть весь слог целиком, выражены единственным знаком начального согласного. Ср. бирм. ka <k (a)> «танцевать», kha <kh (a)> «уважать» и т. п. Кроме того, существуют и закрытые слоги без значка гласного, в которых наиболее логично членение графического слога на терминаль и остальную часть: taN <tan> «стоить».
9 Драгунов А. А. Фонологическая система современного китайского языка // Разыскания по общему и китайскому языкознанию. М., 1980. С. 9.
10 Фридрих И. История письма. М., 2001. С. 176.
11 Гордина М. В. К вопросу о фонеме во вьетнамском языке // Вопросы языкознания. 1959. № 6. С. 106.
12 Слюсарева Н. А. Теория Ф. де Соссюра в свете современной лингвистики. М., 2004. С. 38.
13 Ten viet tat cac to chuc kinh te xa hoi Viet Nam = Abbreviation of Vietnamese economic and social organizations. Ha Noi: Van hoa, 1993.
