CC BY
47
Сегодня трудно спорить с тем, что для правового развития России на данном этапе характерны противоречивые тенденции. С одной стороны, политические и экономические преобразования в обществе привели к бурному разрастанию правового массива, с другой - накопление нормативноправового материала сопровождается ухудшением его качества и ослаблением эффективности действия законов. В этом плане теоретические исследования законодательства, связанные с поиском путей его совершенствования, имеют особую актуальность.
Значение фикций состоит в том, что они выявляют противоречия или степень несоответствия между общественными отношениями как содержанием таковых и правом, являющимся формой их опосредования. Право, обладая известной стабильностью, постоянно отстает от динамичных общественных отношений. Постоянное развитие и специфика процесса правового регулирования общественных отношений ведут к тому, что право никогда не может абсолютно точно отражать их состояние. Следовательно, многие правовые нормы, начиная действовать, уже не отражают точно, во всех деталях состояние регулируемых ими общественных отношений, и намечающиеся между ними противоречия вызывают необходимость применения фикций. Представляется, что в современных условиях научный анализ проблемы, определение роли фикций в праве имеют принципиальное значение.
Использование понятия юридической фикции обусловлено потребностью разработки мер совершенствования механизмов правоприменительной и правотворческой практики. Однако юридическая фикция пока не получила статуса «полновесного» юридического термина и занимает весьма неопределенное место в силу своих логико-семантических особенностей, ассоциативно сопряженных с юридическим вымыслом.
Поскольку в российской традиции исследование юридической фикции попадает в контекст различных отраслей права без разъяснения ее смысла и значения, проведение комплексного теоретико-правового анализа этого понятия сегодня приобретает особую актуальность. Необходимо отметить, что отечественными теоретиками права уделялось недостаточно внимания его концептуализации, хотя отдельные аспекты юридических фикций в рамках тех или иных отраслей права представлены работами исследователей XIX в. (Д.И. Мейер, Г.Ф. Дормидонтов, Г.С. Мэн) и постсоветского периода (И.В. Филимонова, К.К. Панько, О.А. Курсова, Н.А. Никиташина, О.В. Танимова и др.).
В зарубежной теории природа юридической фикции рассматривалась такими классиками правовой мысли, как Лон Фуллер, Кьеран Долин, Ханс Кельсен и Вейхингер. В настоящее время она стала предметом теоретико-методологического познания у представителей юридической школы университета Вирджинии (США), в частности, эта тема наиболее полно освещается в работах Фридерика Шоера. К сожалению, ни один из упомянутых авторов не является достаточно популярным среди российских специалистов в силу того, что их публикации не переведены на русский язык. Поэтому мы провели анализ концепции Ф. Шоера на основе самостоятельного перевода его программной работы по данной проблеме «И вновь о юридических фикциях» [1].
В центре внимания автора находятся логико-семантические особенности понятия юридической фикции, которая характеризует более широкую проблему правового познания, связанную с критериями различия юридической правды и лжи, высказанными на естественном языке. Шоер вскрывает смысловую парадоксальность фикции как заведомо ложного утверждения, исходя из которого правдивое высказывание строится и нередко получает закрепление в форме юридической нормы. Таким образом, юридическая фикция, понимаемая в естественном языке как неправда, обман, в отдельных случаях становится юридической нормой, выраженной правовым языком, и в силу этого она с необходимостью должна быть истиной, т.е. соответствовать некоему правдивому положению дел. Чтобы разобраться с противоречиями в словоупотреблении юридической фикции, Ф. Шоер разделяет ее на три формы - как предположение, предложение (или языковая конструкция) и отклонение от нормы.
Следует отметить, что юридическая фикция как особого рода предположение именуется Ф. Шоером «метафорой». Он утверждает, что мы прибегаем к юридической фикции, когда желаем предположить о чем-либо с точки зрения допустимого, «как если бы». Юридическая фикция как метафора есть высказывание ложное по своей логической форме, которое может и не соответствовать фактической правде, но при этом будет выступать в качестве юридической нормы. По замечанию
Шоера, «иногда важно действовать и говорить, как если бы что-то было правдой» [1]. В этой связи он обращается к работе Г. Кельзена «Основная норма», в которой объясняется, почему юридическая фикция является метафоричным высказыванием. Обычно, утверждает автор, мы понимаем фикцию как утверждение, близкое ко лжи, т.е. преднамеренное ошибочное заявление, однако она лишается компонента фактической лжи. Итак, юридическая фикция как предположение является утверждением лжи: это условная реальность и даже чаще всего несоответствие фактической правде.
Юридическая фикция как предложение, или языковая конструкция, включенная в норму права, представляет собой высказывание, одновременно истинное и ложное, что, естественно, недопустимо с точки зрения принципов правового мышления.
Именно такая форма фикции наиболее полно анализируется Ф. Шоером на конкретных примерах. Допустим, размышляет он, некто утверждает: «Автомобили “вольво” надежны» [1], - можно ли считать это высказывание фикцией? Вероятнее всего, да, поскольку данное утверждение о надежности «вольво» характеризует весь класс автомобилей этой марки, однако в действительности объективно существуют некоторые автомобили «вольво», которые не могут быть названы надежными в силу некоторых обстоятельств. Отсюда утверждение, что «автомобили “вольво” надежны», может рассматриваться как фикция, поскольку объем класса характеризуемых предметов четко не выделен. Иначе говоря, чтобы данное утверждение было достоверно истинным, надежными необходимо признать 100 % автомобилей «вольво». Фактическая правда иная: некоторый процент Вольво объективно ненадежен. Что это означает? Высказывание: «“вольво” надежны»,- фикция, или допущение истины при недостоверности фактической правды.
Иллюстрируя различные примеры из повсед- невной жизни, Ф. Шоер приходит к выводу о том, что всякое высказывание, полученное в результате логической операции обобщения, можно признать фикцией. Далее в качестве примера юридической фикции он приводит юридическую норму «отцовства». Отцовство, с его точки зрения, выступает признаком мужчины, который имеет юридический статус мужа матери (ребенка) в браке, поэтому он потенциально является отцом любого ребенка, зачатого и рожденного в браке с женщиной, имеющей, таким образом, статус матери. В реальности женщина-мать может, состоя в браке с одним мужчиной, зачать и родить от другого, при этом биологический «отец» не получает одновременно с фактом зачатия и родов юридического статуса отцовства. Фактически и юридически признаком отцовства наделяется тот мужчина, который состоит в браке с женщиной, именуемой матерью. Тем самым отцовство мужчины, не являющегося биологическим отцом ребенка, зачатого в браке с женщиной, его супругой, следует признать юридической фикцией, т.е. высказыванием одновременно истинным и ложным: истинным, поскольку оно отвечает юридической норме, и ложным, потому что, возможно, это не соответствует фактической правде.
Такая ситуация, по мнению Ф. Шоера, была широко распространена в те времена, когда общество побуждало мужчин, состоящих в браке, брать на себя обязанности по заботе о детях, рожденных в браке, независимо от реального положения «отцовства». Поэтому юридическая норма, будучи «правилом предельно общего содержания», оказывается, по сути, фикцией, поскольку она не адресует к конкретному действию и не описывает поведение конкретного субъекта в конкретной ситуации. В итоге Шоер приходит к заключению о том, что юридическая фикция должна быть исследована в целях преодоления дистанции или даже снятия противоречия между юридической правдой и действительностью, фактической правдой на уровне соответствия частного случая определенной юридической норме.
Юридической фикцией, согласно Ф. Шоеру, является вообще какая-либо попытка подведения каждого конкретного случая или правового события под действие определенной юридической нормы. В этом случае фикция становится следствием экстраполяции, т.е. переноса общего знания (общей нормы) на объяснение частного случая. Недооценка логического противоречия природы фикций, а также несоответствие частного случая общей норме могут, по мнению Шоера, привести к судебной ошибке.
Далее автор обращается к анализу фикции в связи с понятием юридического лица, которое мыслится им исходя из понимания того, кем является человек; таким образом, термины «юридическое лицо» и «физическое лицо» превращаются в фикцию.
Следует отметить, что данный аспект темы считается одним из разработанных и в отечественных исследованиях. Например, рассмотрим признаки юридического лица в российском законодательстве с точки зрения теории фикции. Имущественная обособленность юридического лица четко отграничивает его от всех прочих субъектов гражданских отношений, указывая на юридическое лицо как на самостоятельного субъекта. В данном случае уже нельзя сказать, что существует некая самостоятельная личность, отличная от самого юридического лица, которое может каким-либо образом распоряжаться его имуществом. Все возможные действия с имуществом могут осуществляться только самим юридическим лицом от своего имени в силу наделяемой ст. 49 ГК РФ правоспособностью.
Кроме того, отсутствие какого-либо реального имущества у юридического лица на праве собственности, оперативного управления или хозяйственного ведения (ч. 1 ст. 48 ГК РФ) не означает, что оно не может быть признано юридическим лицом. Обладание имуществом на одном из трех названных вещных прав - достаточный, но не необходимый признак имущественного обособления юридического лица. Он может отсутствовать при наличии другого признака - обособления имущества посредством иных правовых форм.
Второй существенный признак юридического лица - самостоятельная имущественная ответственность, возможность выступать в качестве истца и ответчика в арбитражных судах и судах общей юрисдикции также свидетельствует в пользу самостоятельности юридического лица и независимости его воли от прочих субъектов. Как учредители юридического лица не отвечают по обязательствам, возникающим из деятельности юридических лиц, так и юридическое лицо не отвечает по обязательствам его учредителей.
Так называемое «организационное единство» юридического лица подразумевает наличие самостоятельной структуры, формирующей целостную «личность» юридического лица. «Личность» юридического лица, по мнению Е.Ю. Марохина, складывается из определенного законодательством набора органов, которые осуществляют управление юридическим лицом, выражают вовне его волю и реализуют интересы данного конкретного юридического лица. Физические лица - работники организации, предприятия, учреждения, олицетворяющие органы юридического лица, при этом они являются выразителями воли и интересов юридического лица [2, с. 47].
О.А. Курсова указывает, что под влиянием теории «фикции юридического лица» сформировалось представление о том, что юридическое лицо, будучи приемом юридической техники (законодательной конструкцией), само по себе не способно к гражданской деятельности, ибо действия лиц, входящих в состав юридического лица, не могут быть, безусловно, признаны действиями самого юридического лица. Юридическое лицо не обладает волей - этот тезис стал основным «камнем преткновения» в разрешении проблемы его возможной уголовной ответственности [3, с. 99]. И тем не менее, отмечает исследователь, законодатель сознательно идет на создание фикции - нового участника гражданско-правовых отношений, обладающего самостоятельными целями и интересами, наделяет его волей, направленной вовне, и возможностью деятельности на правовом поле. В этой ситуации, как правило, возникают вопросы вокруг ответственности юридических лиц, невозможности привлечения их к уголовной ответственности, фиктивности понятия вины, отождествления свойств физической и юридической личности, которые требуют комплексной оценки и поиска решений, способных снять возникающие противоречия. Пока же юридическое лицо существует в сфере правовой реальности и подчиняется собственным законам развития.
Современные российские исследователи, предметом познания которых является природа юридических фикций в различных отраслях права, приходят, в общем, к выводу о том, что она «представляет собой универсальный технико-юридический прием разработки и реализации норм права, состоящий в признании несуществующего положения существующим и наоборот» [4, с. 8]. В этом плане юридическая фикция получает особое целевое назначение в механизме правового регулирования общественных отношений и становится одним из способов преодоления состояния неопределенности в правовом регулировании.
К тому же в исследовании О.В. Танимова обосновывается универсальность юридической фикции, которая проявляется, во-первых, в ее представленности на всех этапах развития права, во-вторых -присутствии не только в национальном праве отдельного государства, но и современного международного права в целом, в-третьих - применении во всех отраслях права.
Очевидно, что использование юридической фикции как особой и универсальной техники обусловлено фундаментальными свойствами права, выступающего результатом осознания разнообразных форм социальных отношений. Универсальность фикциям придает мышление, особый логический строй правового сознания, доказательства чего содержит работа Ф. Шоера. Однако при всей этой универсальности и очевидности логики фикций возникает когнитивный парадокс, выявляющий несоответствие юридического и фактического измерений действительности.
Таким образом, использование юридической фикции как законодательной техники неизбежно, поскольку это отражает внутренние свойства, присущие правовым нормам. На фоне многообразия толкований данного термина необходимо признать его парадоксальность, т.к. юридическая фикция сводится к объявлению существующего несуществующим и наоборот. Фикции играют значительную роль в праве и правовой науке. Они представляют собой движущую силу в процессе участия права в регулировании общественных отношений и регуляции поведения человека.
Литература
1. Schauer F. University of Virginia School of Law //Virginia Public Law and Legal Theory Research Paper No. 2011-29 //papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1923314
2. Марохин Е.Ю. Юридическая фикция в современном российском законодательстве: Дис. ... канд. юрид. наук. Ставрополь, 2004.
3. Курсова О.А. Фикции в российском праве: Дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2001.
4. Танимов О.В. Юридические фикции и проблемы их применения в информационном праве: Автореф. дис. . канд. юрид. наук. Саранск, 2004.
